355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Виктор Смоктий » Свадебный рэп » Текст книги (страница 8)
Свадебный рэп
  • Текст добавлен: 15 октября 2016, 00:24

Текст книги "Свадебный рэп"


Автор книги: Виктор Смоктий



сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

...человек на сундук мертвеца

Рядом стоят две машины с государственными флажками СШАи России. Около машин молча курили два шофера. Невдалеке совершали верховую прогулку двое мужчин. У одного из них на груди была приколота Золотая Звезда Героя Советского Союза.

– Господин генерал, – обратился к нему его собеседник.

– Не надо, Джеймс. Для вас я просто Александр Сергеевич. Разве в наших отношениях что-нибудь изменилось?

– Александр Сергеевич, до недавнего времени я тоже думал, что мы не только резиденты разведок, но и близкие друзья, но последние события заставили меня усомниться в вашей искренности.

– Что вы имеете в виду? – смущенно спросил российский резидент.

– Давайте не будем притворяться хотя бы друг перед другом и разводить бла-бла-бла. Мы же профессионалы.

– Джеймс, я, ей-богу, не понимаю, о чем вы говорите.

– Александр, кончай вешать лапшу на уши. Что это за хохма с фондом Гогенройтера? Какие-то гомики из России? Что за дела?

– Это ты меня спрашиваешь? Это я тебя хотел спросить! Мне звонят из Москвы и спрашивают, как же ты, сукин кот, фонд Гогенройтера просвистел?

– Аналогичная история со звонком из Лэнгли. Что будем делать?

– Я думаю, что таким деньгам все равно крыша нужна, – сказал Александр Сергеевич. – А чем мы с тобой не крыша? – показал он на свою грудь, украшенную орденами и медалями.

– Крыша? – удивился американец.

– Руководство. Нам нужно держаться вместе, в одиночку ни один из нас с проблемой не справится. Деньги, согласен, были ваши, но люди-то наши. Ну, ликвидируете вы их – денег ведь все равно не получите. По своим же демократическим законам. Было бы это у нас, мы бы их живо из денег вытряхнули.

– Да, кажется, мы, как всегда, обречены на искреннюю дружбу и сотрудничество.

Они ударили по рукам:

– Паритет?

– Паритет.

Шоферы продолжали курить как заводные, наблюдая, как к ним приближаются всадники. Подъехавшие спешились, отдали друг другу честь, сели в автомобили – и машины разъехались, оставив на месте стоянки две кучи окурков, которые тутже подмел седоусый уборщикв форме экологической службы.

После того как окурки были убраны, уборщик достал пульт управления, похожий на телевизионный, и выключил пейзаж с парком, на месте которого остался гореть неяркий красный фонарик с надписью «standby».

На острове Буяне

Большая моторная яхта нарезала круги вокруг скалистого острова, на котором высились стены «Московского Кремля». На палубе рядом с Сашей и Леней стоял невысокий полный молодой человек с толстым портфелем. Вышедший на палубу Валентин с бокалом в руках с нескрываемым изумлением услышал разговор.

Саша, стоя спиной к острову, говорил молодому человеку:

– Мне этот остров вообще-то не очень нравится. Но Леня выбрал его, а его желание для меня закон, – сказал Саша, покосившись на Валентина. – Правда, его портит это нелепое сооружение, нуда Бог с ним. Не сносить же его.

– А с чего вы взяли, что наша кинокомпания вообще продаст вам остров, с Кремлем или без? – В кармане молодого человека зарычал мобильник: он достал его, две секунды слушал кого-то и, категорически сказав: «Перебьется», положил телефон в карман. – Мы имеем тут кое-какие перспективные планы. Первый месяц проката «Вампира» показал, что этот кусок каменного дерьма с Кремлем почище Клондайка. Сейчас пишется сценарий телеварианта на восемьсот серий. Так что остров не продается, – развел руками молодой человек.

– Нам плевать, сколько это будет стоить, – вежливо сказал Леня.

– Речь идет о прибыли, которую даже трудно представить. – Молодой человек нарисовал пальцем в воздухе много-много нулей. – Если я вам скажу, сколько это будет стоить, у вас пропадет не только способность плеваться.

– А сколько из этой суммы, – Леня тоже порисовал нули в воздухе, – достанется лично вам?

Молодой человек скромно потупился, давая понять, что его доходы – это область интимная:

– Кино неплохо кормит.

– Бросьте, Арчи, вы же амбициозный человек. Ну кем вы можете стать в конце концов на своей хваленой студии, если она не обанкротится в один неожиданный момент? – издевательски спросил Леня.

Саша и Валентин с интересом следили за этим малопонятным диалогом.

– Членом совета директоров, – честно и не без гордости сказал Арчи.

– То есть одним из многих? – уточнил Леня. – А мы с Александром предлагаем вам стать губернатором острова Кремль-2.

Арчибальд взглянул на Сашу (тот многозначительно кивнул) и перевел задумчивый взгляд на остров.

Раздался звон стекла: из рук Валентина выпал бокал с виски и разбился о палубу.

– Ничего, это к счастью, – утешил его Саша, не заметив, с какой ненавистью посмотрел на него исподлобья Валентин.

Оверкиль

Саша попал в песчаную яму, и теперь только очень точный и сильный удар позволил бы ему хотя бы сократить разрыв с хорошо и расчетливо играющим сегодня Леней. Он долго выбирал клюшку, пока наконец не остановился на самой своей нелюбимой – с толстым крюком, которая позволяла бить «свечки». Удар получился. Мяч катился по направлению к лунке и при удачном порыве ветра мог даже попасть в нее, что сулило неожиданный выигрыш, но внезапно между мячом и лункой появилась преграда – черный кейс.

Саша и Леня удивленно подняли головы и увидели бледного от волнения Валентина.

– Господа, настало время нам серьезно поговорить, – сказал Валентин голосом, не предвещающим ничего хорошего.

Саша и Леня сели за столик, стоявший под тентом неподалеку. Официант налил чаю со льдом, и они жестом отослали его. Валентин с официальным видом встал возле стола. Друзья переглянулись.

– Что у тебя там? – спросил Саша, вытираясь махровым полотенцем с монограммой «Саня».

– Господа, должен с прискорбием заметить, что я жестоко ошибся, и вы не те, за кого себя выдаете, – произнес Валентин и сжал губы «куриной жопкой».

– Так, это уже интересно, – сказал Леня, пытаясь выиграть время.

– Да, это очень интересно. Вы вступили в фиктивный брак с целью получить гражданство. Вы никогда не были супругами или даже любовной парой в том смысле, в котором это понимал мой патрон.

– Это шантаж? – просто спросил Леня.

– Шантаж, – так же просто ответил Валентин, сразу теряя торжественность.

– Чего же ты тогда стоишь? Садись, поговорим, – сказал Саша.

– Как мужчина с мужчиной, – добавил Леня.

Саша подозвал официанта, тот обслужил Валентина и снова отошел.

– Насколько я помню, старику нас рекомендовал ты, очевидно, уже зная правду, – пошел в нападение Леня. – Значит, мы тебе были зачем-то нужны.

– Лень, не дергайся. Мы ему и сейчас нужны. Сколько ты хочешь?

– Подождите, – обескураженно сказал Валентин. – Я же еще не показал вам видеозаписи и фотографии.

– Сам их смотри, – ласково ответил Саша. – Пока рука не устанет. Сколько ты хочешь?

– Пятьдесят процентов, – жестко сказал Валентин.

– Пятьдесят процентов чего? – недоуменно спросил Леня.

– Всего, – уточнил Валентин.

– Но это же... – вскинулся Леня.

– Это нормально, – успокоил его Саша. – Значит, пятьдесят, а нам по двадцать пять. Я думаю, нормально, Лень, – сказал Саша, давая другу понять, что он что-то придумал. – Да, – обратился Саша к Валентину, – но хотелось бы гарантий, что ты не придешь вечером и не попросишь восемьдесят процентов.

– Но мы же цивилизованные люди, – с достоинством заметил Валентин.

– Ах, извини, забыл. Совсем из головы вон, – сказал Саша.

– Ну, тогда договорились, – подвел черту Леня.

Валентин поставил на стол кейс, повернулся и пошел.

Ни Саша, ни Леня не проявили к кейсу ни малейшего интереса, и его вместе с грязной посудой унес официант, взяв за ручку через салфетку, чтобы не оставлять своих отпечатков пальцев.

Ночь шорохов полна

Лунной ночью дворец Гугенройтера выглядел как декорация готического триллера: клубы тумана, струившиеся сквозь ветки сада, напоминали о мире ином, где царствует печаль, ибо там известно уже все, что здесь только вынашивается в головах, полных неоправданного оптимизма, там сон предвосхищает явь, а явь выглядит как сон.

Леня и Саша коротали вечер у камина, скрашивая отсутствие дам присутствием алкоголя.

За неторопливым распитием под разговор они и не заметили, как в комнате появился посторонний. Он подошел к столику, на котором стояла выпивка, и посмотрел, что пьют друзья.

Леня и Саша, отвыкшие от хамства, молча изумленно уставились на Золотую Звезду Героя Советского Союза на негнущейся груди темно-синего пиджака гостя, обсыпанного перхотью.

– Ты кто, дядя? – наконец нашелся Саша.

– Александр Сергеевич, – сказал Александр Сергеевич, сел в свободное кресло и налил себе водки.

– Пушкин? – спросил Саша.

Александр Сергеевич отрицательно покачал головой.

– Грибоедов, – подсказал Леня.

– А вот и нет, молодые люди. Моя фамилия – Достоевский.

– Значит, у вас и здесь все... – Леня показал, что все кругом схвачено.

Генерал подтверждающе кивнул и ловко опрокинул рюмку.

– Хорошая штука, – сказал он одобрительно про водку. – А ихнее не пейте. От него не стоит. Ну да ладно. Короче. Я по поводу фонда...

– Это наезд? – поинтересовался Саша, пугаясь собственной догадки.

– Ты, сынок, наезда настоящего не видел. – Генерал снова налил себе водки. – Я же к вам не по службе пришел, а по зову сердца. Как русский к русским... – Он посмотрел на Леню и добавил: – Народам. Не по чину кусок хватанули. Да... А чего мы сидим? Выпьем за знакомство.

Из открытого окна дворца Гугенройтера грянула песня «Ой, мороз, мороз». Несколько тяжелых черных птиц испуганно взлетели со скрюченных веток парка и некоторое время, пока не привыкли к мелодии, кружили над деревьями. Песня плыла над долиной с медленно вращающимися, как во сне, крыльями мельниц, над сонными каналами с уснувшими в ночном тумане баржами.

– Кстати, о наездах, – начал Леня, в очередной раз разливая полюбившуюся генералу водку.

– Слушаю, – с трудом сосредоточиваясь, сказал генерал и хотел изящно опереться на сервировочный столик, но тот предательски уехал из-под его руки, и Александр Сергеевич чуть не ударил лицом в ковер.

– Все ваши заботы рискуют оказаться пустыми хлопотами, ведь фонд может накрыться в любой момент. Есть у нас такой Вилли...

– Токарев? – моментально догадался генерал.

– Нет, Педерсен.

– Ну и что? – спросил беззаботно генерал.

– А то, – сказал Леня. – Роет под нас, угрожает разоблачить как нормальных мужиков...

– То есть бабников, – пояснил Саша.

– А фонд, наш фонд, – уточнил Леня, почтительно приобняв генерала, – этот Вилли Педерсен хочет оставить себе.

– Хапнуть, – уточнил Саша.

– А вот это он видел? – Генерал изобразил руками непонятно что.

Леня и Саша отрицательно помотали головами, Педерсен наверняка ничего подобного не видел, и если бы увидел, то тут же на месте умер бы от ужаса.

– Мне все про это дело было известно, – привычно солгал генерал. – Все под контролем. Будем работать в этом направлении.

Люди в темно-синем

На стенах кабинета висели портреты сидящих за столом людей с фамилиями, известными всему миру: Толстой, Некрасов, Лермонтов, Пушкин, Шекспир, Диккенс, Хемингуэй, Достоевский.

Шло оперативное совещание, которое вел Начальник. Фамилии у него не было, вернее, их было столько, что упоминать их все не имело никакого смысла.

– А теперь товарищ Достоевский доложит нам о ходе операции по фонду Гугенройтера. Пожалуйста, Александр Сергеевич.

– В настоящее время владельцам фонда Кузнецову и Левину угрожает шантаж со стороны секретаря фонда Вилли Педерсена.

– Чем шантажирует? – заинтересованно спросил Толстой.

– Тем, что они ненастоящие гомики.

– А на самом деле? – спросил Начальник.

– Конечно, ненастоящие, – ответил Достоевский.

– Это серьезно, – задумался Начальник. – Какие предложения?

– Предлагаю задействовать для нейтрализации Педерсена уголовника по кличке Фаренгейт, личного врага Кузнецова и Левина, они его на бабки кинули. И на контору никто не подумает.

– Остроумно, – поддержал его предложение Начальник. – Но надо ребят выручать: укреплять легенду об их голубизне. Я знаю, что фонд Гугенройтера пытался внедрить в олимпийскую программу какие-то голубоватые виды спорта. Уточните в олимпийском комитете и пообещайте поддержку.

– Мужское синхронное плавание – это классно, – с неожиданным азартом сказал Хемингуэй.

– Но, думаю, тут перебарщивать не надо. А как же они на самом деле расслабляются? – поинтересовался Начальник у Достоевского. – Женщины у них есть?

– Нет, за ними в тридцать три глаза смотрят. Если они окажутся ненастоящими, они тут же потеряют право на наследство. А то и в тюрьму загремят за мошенничество.

– Это и нам полезно. Агент всегда должен быть на крючке, а то мотивация пропадает, но ребятам надо помочь. К следующему совещанию подготовьте предложения, как и где их свести с женщинами, чтобы не нарушить их статус. Но это все мелочи. А что вы предлагаете сделать с фондом Гугенройтера? Как его использовать? Куда направить эти фантастические суммы? Какова ваша стратегическая задача?

Достоевский замялся:

– Я думаю... может быть, на ликвидацию последствий наводнений, лесных пожаров, взрывов административных зданий...

– Короче, налатаниедыр? – саркастически подвел итог убогих предложений Начальник. – Нет, я думаю, вам надо работать в другом направлении. Попробуйте-ка убедить наших, пусть и бывших, соотечественников выкупить на эти деньги государственные долги России. Попробуйте что-нибудь из патриотического арсенала: родина, дескать, переживает трудные... ну и так далее. Только не пережмите, умоляю. Ато я вас знаю, у вас ни в чем меры нет. Тут вам и ваши связи за рубежом пригодятся, – с намеком сказал Начальник, глядя в упор на Достоевского. – На сегодня все. Все свободны. Авы, товарищ Чехов, останьтесь. Михаил Юрьевич, – сказал Начальник, когда все остальные участники совещания вышли, – хочу вас попросить подстраховать Достоевского. У него был несанкционированный контакт с полковником Джеймсом-старшим. Так что сами понимаете, они вдвоем такого могут наворотить... Гребите все, что попадется, всю грязь, всю подноготную, а для на —

чала спрячьте куда-нибудь этого Педерсена, пока его не ликвидировал Фаренгейт. Есть у меня ощущение, что он еще пригодится.

7.62 по Фаренгейту

Вася Фаренгейт, сидя за полированным столом, покрытым грязной майкой с символикой спортивного клуба «Спартак», чистил пистолет системы «Макаров» и смотрел телевизор.

Первый канал Останкино показывал в этот вечер фильм Михаила Ромма «Ленин в 1918 году».

В это время у Васиного подъезда остановилась черная «Волга». Из машины вышли трое. Они вошли в подъезд и стали подниматься. Один из них поднимался в лифте, двое – по лестнице.

У Васи зазвонил телефон.

Вася вытер руку о более чистый рукав спартаковской майки и взял трубку телефона.

– Вас слушают, – сказал он женским голосом.

– Василий? Это Саня.

– Какой Саня? – спросил Вася, продолжая имитировать женский голос. – Я не знаю никакого Сани.

– Ну, Саня, который тебя с металлом кинул.

– А, педрила! – нормальным голосом обрадованно закричал Вася.

– Чем сейчас занимаешься? – донеслось до Васи из телефонной трубки.

– Сейчас? Макарку купаю, – сказал Вася, любуясь пистолетом.

– Есть работа по специальности.

– Где?

– У нас.

– У вас? В заднице, что ли? – заржал Василий.

На том конце провода промолчали. Василий прекратил смех и прислушался; кто-то сказал: «Зачем ты ему стал звонить, ему и так все скажут, что надо», и трубку положили. Васе стало не по себе, моментально пересохло горло, и очень захотелось ссать.

А на экране телевизора Фанни Каплан косоглазо и близоруко вела прицельную стрельбу по вождю мирового пролетариата.

В это время в квартиру Васи без стука и звонка вошли трое мужчин в штатском. Они профессионально отсекли Васю от дверей, окон и разобранного «Макарова». Один из мужчин ровным бесцветным голосом спросил:

– Василий Геннадиевич Нестеренко по кличке Фаренгейт?

Вася обреченно кивнул головой и протянул руки для наручников. Мужчина достал из кармана и положил на протянутые руки заграничный паспорт, потом международный авиабилет и конверт.

– Что это? – спросил удивленный Василий.

– Распишитесь и не задавайте вопросов, – ответили ему и положили на стол четыре ведомости. – Это за авиабилет. Это за паспорт. Заграничный. Это командировочные. Доллары США. Шестьсот шестьдесят. Словами и в скобках цифрой.

Вася вскрыл конверт и пересчитал доллары.

– А здесь только шестьдесят, – сказал Вася, думая, не ошибка ли это.

– Распишитесь, – тихо велел мужчина, и Вася расписался.

– А это чего? – поинтересовался Вася, приподняв четвертый листок.

– Браунинг. Бельгийский. Одна штука. Переделан под общеармейский калибр 7.62.

Стоявший у окна молодой человек достал из внутреннего кармана названный пистолет, добавил к нему длинный глушитель и положил все это перед Васей, собрав разобранный «Макаров» в газету.

– Вопросы есть? – спросил старший. – Вопросов нет.

Оперативники выключили телевизор, торшер, проверили газ. Все направились к выходу.

– Присядем на дорожку, – предложил старший.

Все сели кто куда. Помолчали.

– Ну, с Богом, Василий Геннадиевич.

Рокировка в короткую сторону

Валентин с большим букетом цветов, бережно поддерживаемый приятелем, пытался открыть дверь своей квартиры. Хихикая и отталкивая друг друга, они наконец открыли ее и ввалились в прихожую.

В комнате горел свет. Перед работающим телевизором кто-то сидел в кресле. В его руке дымилась сигарета.

Педерсен и его притихший приятель осторожно обогнули кресло и взглянули на сидящего. Это был Фаренгейт. Левый лацкан пиджака гостя был аккуратно проколот стилетом, и Вася выглядел мертвым.

Педерсен застонал и упал в обморок, а его приятель, тихо заскулив, в ужасе выбежал из квартиры.

Из полутьмы коридора, ведущего в глубь квартиры, вышел Чехов. Он достал небольшой флакон и, открыв его, дал понюхать Педерсену. Тот открыл глаза. Чехов помог ему встать и повел из квартиры.

Проходя миом кресла, Валентин в ужасе отшатнулся от трупа Фаренгейта.

В дверях Чехов обернулся и оглядел комнату, проверяя, все ли он оставляет так, как надо.

В руке Фаренгейта продолжала дымиться сигарета.

Хлопнула входная дверь.

Сигарета продолжала дымиться. Наконец огонек добежал до пальцев трупа. Рука трупа дернулась, и мертвец отчетливо произнес: «О! Блин! Сигарету не мог забрать, садюга».

Сигарета выпала из руки на ковер, и тот начал тлеть. Фаренгейт вскочил с кресла и побежал на кухню в поисках какой-нибудь емкости для воды. К счастью, он нашел там шесть двухлитровых бутылей со «Швепсом». Вася быстро открыл одну из них, плеснул на ковер и тут же пожалел об этом. «Швепс» издавал запах бензина, тлеющий кусочек ковра вспыхнул, и огонь тут же перекинулся на скатерть и шторы.

Сообщение о смерти Педерсена

За традиционным утренним кофе Леня листал толстую утреннюю газету и вдруг среди фотографий застреленных и зарезанных за ночь проституток увидел знакомую физиономию Валентина Педерсена.

– Ты только посмотри, что делается! – Леня стал читать газетное сообщение: – Вчера в собственной квартире был застрелен и сожжен секретарь фонда Гогенройтера Валентин Педерсен. Убийство вряд ли можно назвать загадочным, поскольку господин Педерсен был известен в обществе своими экстравагантными сексуальными привязанностями. Полиция получила видеокассету, где во всех подробностях показано это убийство, носящее явно ритуальный характер.

– Да что ты говоришь? – удивился Саша, намазывая тост мягким сыром. – Ну-ка, дай-ка газету.

Леня отдал газету человеку в клубном пиджаке с забинтованной правой кистью, и тот отнес ее Саше на другой конец гигантского стола.

– А-я-яй! Говорил же я ему, – сокрушался Саша, разглядывая фото в газете. – Говорил же я ему: Валя, не снимай мужиков на улице. Ты плохо кончишь. Вот так сдохнешь как собака где-нибудь. Да, Вася? – неожиданно обратился Саша к стоящему за его спиной человеку.

– Да ну вас, – отмахнулся Вася-Фаренгейт и мелко перекрестился забинтованной рукой.

В комнату стремительно вошел хмурый Достоевский.

– Александр Сергеевич! – обрадовался Фаренгейт.

– Ну что, придурок, олух царя небесного! Простого дела нельзя поручить. Скажи спасибо, что сам жив остался, а не подложили тебя вместо Педерсена. И чего дурака пожалели? Ты хоть видел, кто это сделал?

– Ну да. Так на квартире Педерсена еще один ждал, до меня пришел. А чего нам делить – цель-то общая.

– Пили? – деловито спросил Достоевский.

– Немного. За общие цели.

– Как же ты с ним разговаривал?

– А он по-русски, как я, говорит.

– Ну ладно, Педерсена нет, а это главное. Считай, что второй раз родился, но третьего не будет, если так же работать будешь, уголовная морда. Ладно, выйди, нам поговорить надо.

– Готов искупить вину кровью, – торжественно произнес Вася и обиженно засопел.

– Погоди, еще будет случай. – Достоевский махнул рукой и, когда Фаренгейт вышел, сказал: – Есть к вам, ребята, одна просьба.

– Чья? – спросил Леня.

– Родины, – торжественно произнес генерал. – Родина стонет под игом зарубежных кредитов. Вот если бы вы выкупили их, то...

– Но ведь на это сумасшедшие деньги нужны, – сказал Леня, – у нас таких денег нет.

– Во-первых, деньги у вас есть, – возразил Достоевский, – а во-вторых, надо не так уж и много. Никто ведь всерьез не верит, что мы их отдадим, и долги сейчас можно скупить за половину, а то и за четверть номинала. – Это было произнесено с такой внутренней верой, что, казалось, окажись у Александра Сергеевича сейчас с собой несколько десятков миллиардов долларов, выложил бы за долги России не задумываясь.

– А что нам с ними делать? – спросил Саша.

– То-то и оно, – загадочно сказал Достоевский. – Весь мир зиждется на корысти и обмане, а вы продемонстрируете новый, духовный подход к экономике. Выкупите, например, эти долги и... – Александр Сергеевич замолчал, подбирая слова, которые дошли бы до самого сердца Саши и Лени.

Друзья переглянулись.

– И что? – настороженно спросил Леня.

– И не предъявите их России, ну, хотя бы лет, скажем, пять – семь, чтобы страна задышала, средний бизнес закрутился, бюджетники бы одежду себе могли купить, а не только еду. – Кадык Александра Сергеевича задрожал, но генерал подавил волнение и глубоко вздохнул, прогоняя подступившие слезы.

Друзьям стало неловко от своей черствости и скаредности.

– Но ведь мы тогда заморозим огромные средства, которые должны быть направлены на развитие гейской цивилизации. Это наш долг перед покойным Гугенройтером, – очень осторожно, стараясь не обидеть Достоевского, заметил Леня.

– Мы понимаем ваше положение, – согласился Александр Сергеевич, – и готовы всячески поддержать любые ваши начинания по развитию этой цивилизации. Мы, например, будем содействовать вашей инициативе внесения в олимпийскую программу некоторых видов спорта, отсутствие которых можно рассматривать как ущемление прав сексуальных меньшинств.

– Какой еще инициативы? – спросил Саша. – Что вы имеете в виду, Александр Сергеевич?

– Инициативы фонда Гугенройтера, которая пока тонет в бюрократическом болоте олимпийского комитета. Это насчет включения в олимпийскую программу мужской художественной гимнастики, парных мужских танцев на льду и еще кое-чего по мелочи. Естественно, у большей части руководителей олимпийского движения это вызовет протест, ну так мы их и натянем, – генерал двинул руками, словно натягивал вожжи, – за ущемление прав сексуальных меньшинств. И вашу задницу поможем прикрыть. Сделаем олимпиаду голубой! – провозгласил Достоевский и выпил неизвестно откуда взявшийся у него в руках стакан.

И через несколько секунд, заев водку маслиной, Достоевский исчез, мгновенно испарившись.

– Никак не привыкну к его манере появляться и исчезать, – сказал Леня.

Над столом повисла пауза.

Взгляд Лени столкнулся со взглядом старика на большой фотографии. После длительной паузы Леня сказал, как бы подводя итог своим размышлениям:

– Ну что, старик, не ждал ты от нас такого дерьма?

– Да, доигрались, – язвительно проговорил Саша, – мне вообще перестает нравиться быть мультимиллиардером: такое впечатление, будто я проживаю чью-то чужую жизнь, а не свою. Никаких привычных радостей, не с кем даже поругаться, все, кроме женщин, сразу говорят: «Да, сэр!» – и проблемы как не бывало. А женщины начинают превращаться в навязчивый бред: имея такие бабки, не иметь ни одной бабы! И ни к попу, ни к психоаналитику не пойдешь. – Саша насупился и обиженно замолчал.

– Ну и что ты предлагаешь? – спросил его Леня, разливая водку.

– А что тут предложишь? – сказал обреченно Саша. – Назвался груздем, становись строиться.

Бой курантов полетел над морем, удаляясь от одинокого скалистого острова, на котором таланты и деньги Голливуда построили точную копию Московского Кремля.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю