Текст книги "Третий период"

Автор книги: Виктор Коноваленко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)

     Оставался один шанс – вылететь самым ранним самолетом. Только в этом случае я, хоть и впритык, но успевал на тренировку. Но тут, как назло, нелетная погода.

     В Москве я появился только вечером назначенного дня. Позвонил Вите Зингеру. Он говорит: плохи твои дела, Витек. Утром, когда пришел на тренировку, в ЦСКА, Тарасова не было. Аркадий Иванович не стал выслушивать мои объяснения. Бери, говорит, вещички и поезжай во Всесоюзный комитет, там разбирайся. С кем, спрашиваю, разбираться? Оказывается, либо с самим Павловым, председателем, либо с его заместителем.

     Бесполезность любых моих оправданий понял сразу. Но в комитет все же поехал. Весь день просидел. Только перед самым окончанием работы зампред удосужился со мной побеседовать. Собственно, беседы никакой не было. Мне объявили решение: дисквалификация до конца сезона и еще на год условно.

     – Доволен? – спрашивает зампред.

     – Доволен, – отвечаю. И вернулся в Горький.

     Таким вот «деловым» разговором кончился для меня праздник в семейном кругу. Трудно тогда было смириться с мыслью, что ты, член сборной команды страны, не имеешь права на такую естественную для каждого радость, как короткая встреча с близкими. Но дисциплина в спорте – суровая штука...

     А ребята на чемпионат улетели. Трудно он для них сложился. Хорошо еще, что выиграли. Если бы проиграли – не знаю, как бы себя казнил.

     По дороге домой все думал, искал оценку тренерскому решению. С одной стороны, правы они были абсолютно. Нарушение было? Факт. Но и выслушать, наверное, меня стоило. Ведь без всякого злого умысла поступил я так. Случай же. Вспомнил, как в начале нашей совместной работы с Чернышевым и Тарасовым я тоже опоздал на сбор. Справку из больницы представил, что был у меня приступ аппендицита, и санкций никаких не было. Возможно, на сей раз сыграло роль то, что до мирового чемпионата считанные дни оставались? Виноват, конечно...

     И я твердо решил, что добьюсь возвращения в сборную. Игрой своей докажу, что достоин этого.

     «Торпедо» готовилось к новому сезону в доме отдыха «Волга». Это под Лысковом, в Горьковской области. Приехал туда по каким-то делам – с проверкой, что ли, не помню точно – Андрей Васильевич Старовойтов, ответственный секретарь Федерации хоккея СССР. Он меня и подбодрил: давай, мол, готовься как следует, ты, дескать, еще будешь нужен сборной. Я и без того тренировался как никогда.

     И действительно, когда чемпионат страны уже шел полным ходом, вдруг приходит мне вызов в Москву.

     Приезжаю в назначенный день в Лужники. После игры вызывают меня в свою комнату Тарасов с Чернышевым. И Анатолий Владимирович вдруг вопрос задает, на который я и ответ-то сразу не нашел:

     – Ты зачем приехал?

     «Вот те раз, – думаю. – А телеграмма из Спорткомитета?»

     – Вызвали же меня, – отвечаю.

     – Ах, вызвали, так-так... Тогда завтра иди с утра в ЦК ВЛКСМ. А потом посмотрим, как с тобой поступить.

     С утра был там. Поговорили по душам с заслуженным мастером спорта, знаменитым борцом Иваницким. Александр Владимирович – большой спортсмен, олимпийский чемпион. И я олимпийский чемпион. Мы поняли друг друга с полуслова.

     Из ЦК ВЛКСМ поехал в Спорткомитет. Встретил Старовойтова.

     – Ты чего здесь слоняешься? – удивился он. – Тебе давно на тренировке надо быть.

     И я, радостный, полетел в Ледовый дворец ЦСКА. Вся команда была на льду. Вел тренировку Тарасов.

     – Можно раздеваться, Анатолий Владимирович? – спрашиваю.

     – Нет, – слышу в ответ. Тут я опешил. Некоторое время в себя прийти не мог. Ребята сочувственно смотрят на меня с площадки, тоже ничего не понимают. Уж вроде знал я Тарасова: от него можно было ждать чего угодно. Но чтобы так испытывать мое терпение! Это уж слишком!

     Я мешок с амуницией в охапку и пошел, сам еще не ведая куда. Почти до трамвайной остановки дошел, распростился со спортом навек. Вдруг слышу, зовут:

     – Виктор! Виктор, остановись!

     Смотрю, бежит массажист из ЦСКА, старичок такой. Запыхался не на шутку.

     – Виктор, тебя Анатолий Владимирович зовет!

     – Нет, – говорю, – не пойду. Он же меня прогнал.

     – Виктор, но ты же знаешь его! Он хотел, чтобы ты прочувствовал... Если я без тебя вернусь, он мне этого никогда не простит.

     Вот каков был Тарасов! Умел балансировать в отношения с нами «на грани фола» и добивался своей педагогической цели: нельзя было лучше прочувствовать наказание – лучше некуда!

     Пока раздевался, до конца тренировки осталось минут тридцать – сорок. Но и за это короткое время Тарасов мне такую нагрузку дал, что я едва со льда уполз. А потом в раздевалке минут двадцать сидел без движений. Даже свитер снять был не в состоянии, щитки расстегнуть не мог.

     Так состоялось возвращение. Мне еще пришлось пройти не через одно испытание, прежде чем меня назвали в числе тех, кто отправлялся на мировой чемпионат, опять в Швецию.

     Я так считаю – это был мой лучший турнир.

     «Возьму на себя смелость утверждать, что в 1970 году главным образом он выиграл чемпионат мира, будучи лучшим игроком турнира вообще!

     После второго матча между сборными СССР и Чехословакии тренер соперников Питнер сказал на пресс-конференции: «Игра кончилась во втором периоде: мои ребята поняли, что Коноваленко забить невозможно, и у ник опустились клюшки»».

     Владимир Дворцов. «Хоккейный репортаж»

     Всю команду пригласили тогда, после победы, в наше торгпредство в Стокгольме на праздничный обед. Все радостные, веселые, а мне ни до чего – голова раскалывается: сотрясение мозга заработал. Но не в этом суть. Неожиданно на приеме появились мои земляки – наладчики с Горьковского завода фрезерных станков – работали в Швеции по контракту, и оказался я в центре внимания, чего страшно не любил. Поэтому и вовсе чувствовал себя не в своей тарелке, смутился.

     И тут Тарасов мне неожиданно говорит:

     – Витюха, у меня к тебе очень большая просьба. Первый матч после приезда ЦСКА проводит в Горьком. Так ты уж, пожалуйста, не становись в ворота, пожалей себя.

     Я пообещал, что не буду играть. Не потому что «себя жалел», просто не мог в той обстановке отказать тренеру. Уверен, если бы встал я тогда, отыграл бы.

     Честно говоря, я и не собирался сразу же из боя в бой. Вообще после чемпионата мира мне требовался пусть короткий, но отдых. Пресыщаешься хоккеем. Какое-то безразличие наступает. Как ее определить, усталость эту? Психологическая, может быть. Полевым-то игрокам отдых требуется. А уж вратарям и подавно.

     Короче, я не собирался стоять в матче с ЦСКА. Но тут приезжает на игру директор автозавода Иван Иванович Киселев. Встречаю его в холле нашего хоккейного стадиона. Он очень удивился, что я не на льду. Что да почему? А я, мол, тут гостей специально привез посмотреть на лучшего вратаря мира. Стал он меня уговаривать встать в ворота, хоть на один период. Я отказался наотрез. Вот ситуация! Понимал, что такое отказать директору завода, обратившемуся ко мне с личной просьбой в первый и последний раз! Но нарушить слово, данное Тарасову, не мог.

     Это я к тому, как вовремя умел Тарасов связывать обязательствами, умел видеть наперед. Это тоже уроки Тарасова.

     После сборной, после общения с выдающимися тренерами, мне сложно было сразу привыкнуть к обстановке в родной команде: как после перегрузок при приземлении у космонавтов – требовалось время на «акклиматизацию». А его-то как раз и не было.

     И этим, как я теперь понимаю, частично обусловлены «неровности» моего характера и моей спортивной карьеры, да и уход мой тоже.

     Поэтому, заканчивая важную и трудную для меня главу о спортивных наставниках, я не могу не вернуться к судьбе моей команды «Торпедо», к проблеме ее тренеров. Понятно, высказываю я свое личное мнение, и оно, естественно, субъективно.

     ...К Валерию Шилову, который сменил Прилепского, вторично не оправдавшего возлагавшихся на него надежд, я не успел присмотреться. Характер у Валерия мягковатый – это было сразу видно. А с такой командой, как «Торпедо», одними увещеваниями не справишься. И когда из крайности в крайность начинает тренер метаться – тоже плохо. А с Шиловым и такое бывало. Судя по результатам, какие показывала команда при нем, продвижения вперед не было.

     Тогда пост тренера доверили Игорю Чистовскому. Только вот не дали ему как следует развернуться, проявить себя. Сразу начали дергать, создали вокруг нервную обстановку, работать в которой было просто невозможно. Быстрых результатов тоже нельзя от тренера требовать. Годами разваливали команду – годами ее и собирать надо, терпеливо, по кирпичику. А заводские руководители вновь пустились на поиски очередного тренера со стороны.

     И нашли. Николая Ивановича Карпова. И хотя при Карпове «Торпедо» заняло в одном из чемпионатов самое высокое после 1961 года место – четвертое, это было зыбким результатом известного метода «давай-давай!», не подкрепленного серьезной тренировочной и воспитательной работой. Впоследствии это подтвердилось.

     В разгар сезона один из ведущих клубов высшей лиги оказался без старшего тренера. В срочном порядке был прикомандирован из Москвы в качестве тренера-консультанта работник Спорткомитета СССР Евгений Зимин. Начал было он находить общий язык с командой, ребята почувствовали вкус к тренировкам – не шаблонным, с выдумкой, заиграли интереснее. Но вот взаимоотношения с заводским руководством у Зимина не сложились, и его вскоре отозвали в Москву.

     Потом у руля торпедовской команды стоял Юрий Морозов. Мне кажется, что у него самого было ощущение «временности». А это не могло не передаваться команде, не могло не сказываться на результате работы... Но не стоит думать, с другой стороны, что новый тренер, пусть он будет хоть семи пядей во лбу, сразу же выведет команду в призеры. Тренеру надо помогать, создавать все условия для работы и только после этого требовать от него отдачи.

     А между тем в каком плачевном состоянии по сравнению с другими клубами высшей лиги находится база команды! Во многих клубах работают комплексные научные группы специалистов, игроки команд находятся под постоянным контролем. Ведется видеозапись всех матчей, что крайне необходимо при разборе игры, созданы великолепные условия для реабилитации и отдыха. Ничего подобного в «Торпедо» нет и когда будет – неизвестно.

     Мне просто обидно за свою команду, в которой всегда были и теперь есть талантливые ребята, способные добыть славу советскому хоккею.

     Что касается моего личного тренерского опыта, считаю его весьма скромным. Работать с ребятами в школе-интернате – это ведь совсем другое дело. Порой чувствуешь себя больше нянькой или отцом, чем тренером. Хотя команды моих юношей и добивались дважды успеха всесоюзном первенстве, я не думаю, что об этом надо рассказывать подробно, потому что это рядовая педагогическая работа, которой занимаются многие сотни тренеров в нашей стране. Скажу одно: дети еще больше, чем взрослые, требуют нашего внимания, понимания, справедливости и полной отдачи.

Глава IV
        УРОКИ ВЫСШЕЙ ШКОЛЫ

     Уроки, полученные мной в сборной команде страны. Выступления на различных турнирах самого высокого ранга. Это и есть высшая школа большого хоккея.

     В первый раз меня включили в сборную РСФСР, которая отправилась на игры с так называемыми полупрофессиональными клубами в Англию. В то время англичане задавали тон в европейском хоккее, их сборная даже владела титулом победителя континента. «Международная биография» отечественного хоккея в 1957 году еще только начиналась. Да и моя хоккейная биография тоже.

     Мне, 19-летнему пацану, ничего в общем-то не видевшему до этого, кроме своего Автозавода да хоккейных коробок некоторых других городов, было чрезвычайно лестно играть в одной команде с такими асами советского хоккея, как Альфред Кучевский, Юрий Крылов, Михаил Бычков, уже носившими звание чемпионов мира и Олимпийских игр. Играли тогда и будущие звезды, с кем позже мы бок о бок сражались в сборной страны: Эдуард Иванов и Виктор Якушев. Рядом в той поездке был и мой ближайший друг Лев Халаичев.

     Это придавало мне уверенности. Взяли меня запасным вратарем. Я понимал, что взяли авансом, потому что особых заслуг у меня не было. А первым голкипером в той команде считался ленинградец Станислав Литовко.

     ...И вот – Лондон.

     Нас поселили в отеле близ Гайд-парка, куда мы наутро побежали на зарядку.

     Первые мои впечатления об Англии настолько яркие, что кажется, как будто это все было вчера. Меня многое удивляло, хотя я не показывал виду. Удивило правостороннее движение. И то, что полицейский, когда мы переходили улицу, перекрыл движение транспорта.

     После завтрака мы пошли на знаменитый «Уэмбли» посмотреть коробки, где предстоит играть. Они были узкие, яйцеобразные, непривычные. Но первый матч с «Уэмбли лайонз» мы все равно выиграли – 2:1.

     А вскоре я потерял своих ребят и заблудился в Лондоне. Мне стало не по себе: один в чужом мире. Не в чужом городе, а именно в чужом мире! Помню, вышел на знаменитую лондонскую площадь (как потом уже мне объяснили) Пикадилли: куда же я, думаю, попал? И неприятный холодок прошелся по спине... Когда недалеко от отеля встретил своих ребят – отлегло.

     Однажды после игры к нам с Литовко (мы со Станиславом и жили в одном номере) привязался какой-то корреспондент, говорил, что Краснов – брат белого генерала Краснова. Все интересовался, почему мы, украинцы, играем за РСФСР. Еле отвязались.

     Приходя каждый раз к себе в номер, мы включали приемник и слушали Москву – становилось как-то легче на душе: чужой мир отодвигался от нас, и мы чувствовали себя спокойней, ближе к Родине.

     В Англии мы впервые увидели европейских канадцев. Было интересно – их манера игры здорово отличалась от нашей. Во встрече с ними – это была команда «Харрингей рейсерз» – меня поставили на последние десять минут. В последнюю десятиминутку мы сравняли счет, я не пропустил ни одной шайбы, и матч закончился вничью. А игра эта запомнилась мне еще и тем, что один из канадцев так щелкнул по воротам, что пробил мне ловушку. «Вот это удар!» – подумал я тогда с восхищением.

     Пять игр сыграла сборная России с пятью различными клубами в Лондоне, Ноттингеме, Брайтоне и Глазго. Три матча мы выиграли, один проиграли и один, как я говорил, свели вничью.

     И хотя это была еще не высшая школа, а как бы подготовительный курс, впервые я испытал, какая ответственность ложится на спортсмена, когда он выступает за рубежом. Даже на словах это трудно передать.

     Возможно, не было бы у меня такой уверенности в том первом матче с канадцами из «Чатам мэрунс» в Москве, о котором я уже рассказывал, если бы не поездка в Англию. Впрочем, эти события разделяют ровно три года. За это время я уже утвердился на первых ролях в «Торпедо», опыта вратарского набрался в играх с лучшими командами страны.

     А если говорить о самом первом уроке в высшей школе, то это была поездка по Соединенным Штатам, открытие хоккейной Америки. Да и Америка-то, по сути, открывала для себя советский хоккей. Понятным было и внимание к нашей молодежной команде со стороны местных газетчиков. Они неотступно следовали за нами, интересовались буквально всем.

     Прилетев в Нью-Йорк, мы попали на матч профессиональных команд «Детройт ред уингз» – «Нью-Йорк рейнджерс». Игра нас потрясла. Причем не только откровенной грубостью, хотя мы подобного прежде не видели, но и отточенностью действий, великолепной игрой вратарей. За ними я следил особенно пристрастно. Да и потом долго вспоминал хоккей в исполнении профессионалов. Постепенно, с годами, присмотревшись к ним основательно, я понял, что нам вполне по силам сражаться с ними и даже побеждать. Что и доказали первые же матчи со сборной НХЛ в 1972 году.

     Очередной матч проводили в Миннеаполисе, с университетской командой. Тренировал ее в то время известный в прошлом американский хоккеист Джон Мариуччи. В его команде канадцев не было. Но после того, как ребята Мариуччи уступили нам довольно много – 2:10, тренер пошутил с горечью: «Все-таки лучше, когда играют канадцы».

     Там, в Миннеаполисе, и встретили Новый год. Впервые так далеко от дома. Собрались в ресторане, тренеры поздравили ребят, а Николай Семенович Эпштейн приготовил нам сюрприз: на огромном подносе принесли что-то завернутое в фольгу. Мы ожидали увидеть нечто необычное, но в фольге оказалась... обыкновенная печеная картошка. Весело было – в бокалах молоко, а на тарелках – печеная картошка... Потом много раз встречал самый домашний и веселый праздник на чужбине, иногда даже в самолете. Но впечатления от той встречи Нового года за океаном запомнились больше всего.

     Вручили мне в Миннеаполисе новогодний подарок: вратарскую ловушку. Это было приятно – получить столь необходимый каждому вратарю атрибут, да еще «фирменный», да еще из рук Джона Мариуччи, человека добропорядочного и доброжелательного.

     Почему именно ловушку? Тут дело вот в чем. В то время качественного хоккейного инвентаря у нас не хватало даже  для всех команд мастеров. Что уж говорить о молодежных составах, пусть даже молодежной сборной страны. Разумеется, полевые игроки в меньшей степени ощущали недостаток защитной амуниции – они делали щитки из дюралюминия, что-то подкладывали, сшивали, сваривали. В общем, как-то выходили из положения. У нас же, вратарей, дефицитным было все, за что ни возьмись: и перчатки, и ловушки, и клюшки, и ботинки, и щитки... Тогда Богинов и решил приобрести мне настоящую ловушку. Узнал об этом Мариуччи – особого труда для этого не требовалось: слишком живо интересовался советский тренер хоккейным снаряжением в спортивных магазинах. Вот и решил сделать для команды – не для меня персонально – рождественский подарок.

     Я гордился им и в следующем матче надел ловушку. Было это уже в Колорадо-Спрингс, а играть предстояло со сборной США.

     Накануне покатались с гор – они там чертовски красивые. И узнали, что США – это не только 50 штатов, но и еще одно удельное княжество. Это княжество – курорт Колорадо-Спрингс, князь – мистер Татт, хозяин курорта. Те, кто с деньгами, найдут у мистера Татта все: отель, мотель для автотуристов, бассейны (открытый и закрытый), каток с искусственным льдом, прекрасную лыжную базу с установками искусственного снега, зверинец в горах и даже аэродром. Мистер Татт плохо разбирался в хоккее, но что на хоккее можно сделать неплохой бизнес, понял быстро. Он не только предоставил нам возможность сыграть два товарищеских матча с американской командой, он пригласил в Колорадо-Спрингс мировой чемпионат 1962 года.

     Впрочем, дела мистера Татта нас интересовали меньше всего. Волновались за исход предстоящих встреч с хоккеистами США. Но матчи оказались не из трудных, счет говорит сам за себя – 8:3 и 10:1.

     Вот только по окончании последней игры в Колорадо-Спрингс, когда подошел поздравить меня мэр города Денвер, нехорошо получилось. Он протягивает правую руку, а я ему левую даю. Американские газеты потом мусолили этот эпизод. Задавались вопросом, почему русский вратарь подал господину мэру левую руку. Что хотел этим подчеркнуть? Возможно, это знак неуважения? А все проще простого было: ловушку с левой руки мне снять было легче, а к правой у меня «блин» был привязан веревкой! Мне неудобно было ее отвязывать. Так что никакого неуважения я не выказывал. В тот довольно сложный период взаимоотношений между нашими странами мы были приятно поражены и теплым приемом, и тем искренним интересом, какой проявили к нашей стране простые американцы. А один известный американский баскетболист пригласил нас домой и устроил в нашу честь прием после последнего матча, кстати, выигранного нами – 6:3.

     В хоккейных справочниках фигурирует дата моего первого выступления за сборную в официальном турнире – 2 марта 1961 года. Откуда взялась эта цифра, не знаю. Если уж быть точным, то это 5 марта того же года. Правда, никаких приятных эмоций с этой датой у меня не связано. Скорее, наоборот. Но точность есть точность. В тот день игрался матч 27-го по счету и первого для меня чемпионата мира в Швейцарии между командами СССР и Финляндии.

     Меня включили тогда в сборную основным вратарем. А приехал я в Женеву... запасным. Бывает, оказывается, и такое. И всему виной моя слабая игра уже в Швейцарии накануне чемпионата с посредственной командой «Шо-де-Фон». Сам объяснить не могу, что тогда случилось. Отчасти ловушка новая мешала. Та самая, американская, – не успел я к ней привыкнуть, приспособиться. Месяца два-три для этого надо. Дома-то я с ней не играл – берег, предпочитал свою старенькую, испытанную. А вот на чемпионат повез. Корил я себя потом за это. Это была типичная ошибка неопытности: откуда я мог знать, что и такие мелочи могут играть важную роль!

     Пропустил я с «Шо-де-Фоном» шесть шайб и перекочевал со льда на скамейку запасных. Вот уж чего никогда терпеть не мог – это сидеть на скамейке. По мне, уж если не играть, так лучше и не раздеваться. Постою за воротами или, на худой конец, на трибуне займу местечко. Но только не на скамейке запасных. Нервничаю я там гораздо больше, чем на площадке. Вижу ошибки своего коллеги, а вот помочь, увы, не в силах. И это меня бесит. И ведь не подскажешь вратарю по ходу игры.

     Вместо меня ворота защищал Владимир Чинов, московский динамовец. Тоже дебютант такого турнира. В первых играх неплохо отстоял, ничего не скажу. И этот матч с финнами начал уверенно. После первого периода мы ведем – 5:0. И вдруг Аркадий Иванович Чернышев в перерыве говорит:

     – Сейчас выйдешь.

     «Вот тебе раз, – думаю, – я уж "пригрелся" на скамеечке-то». Сразу как-то не по себе стало. Привык, что если и меняют вратарей, то большей частью после второго периода.

     Наши же игроки, посчитав, что дело сделано, расслабились. Чуть ли не полпериода в численном большинстве провели, а шайбу так и не забросили. Да и в защите «пенок» пускали достаточно. А к концу матча финны агрессивнее заиграли: на три их шайбы ответили двумя. Мы выиграли встречу. Но я был недоволен своим дебютом. Тренеры, судя по всему, тоже. Во всяком случае это было мое первое и последнее появление на швейцарском льду в том чемпионате.

     Я сильно переживал неудачу.

     Тогда я понял, что нужно уметь быть готовым вступить в игру в любой момент. Ведь полевые игроки умеют это. Но до конца своей спортивной карьеры так этому и не научился. Моему характеру, видно, больше подходит другой принцип: уж если играть, так «от и до»!

     Правда, после обидного проигрыша чехословацким хоккеистам хотели тренеры доверить место в воротах мне в следующем матче. Но я сам отказался. Предстоял матч с канадцами. Я их успел уже изучить, наверное, сыграл бы лучше, чем Чинов. Но... Я был, конечно, не прав – самолюбие взыграло, однако тогда решил так: с сильнейшими пусть стоит сильнейший, каким считали тренеры Чинова.

     Вручили нам европейское «серебро» и мировую «бронзу». Но медали меня не радовали. Потому что я к ним, как говорится, руки не приложил.

     Позже, анализируя выступления сборной СССР в швейцарском чемпионате, специалисты отмечали на редкость слабую игру вратарей. И были абсолютно правы.

     «Волнение, неумение обуздать нервы в трудную для команды минуту – все это результат нехватки опыта молодых вратарей советской сборной, – делали заключение газеты. – Оба они имели право претендовать на место в воротах сборной, но только в качестве второго номера. Первым же, конечно, должен был быть наш первый вратарь Николай Пучков».

     Но Пучкова не взяли в Швейцарию. Почему? Я об этом расскажу дальше.

     Впрочем, нет худа без добра. И если уж не довелось испытать самому силу канадских и чехословацких игроков на ответственнейшем соревновании года, то со стороны нагляделся на них вдосталь. Изучал излюбленные приемы лучших зарубежных мастеров, манеру действий ведущих вратарей мира. Мотал, как говорится, на ус. В общем, по большому счету, там, в Лозанне и в Женеве, мне удалось пройти курс вратарского искусства.

     «Дебют Коноваленко на чемпионате мира 1961 года был, мягко скажем, неудачным. Как правило, такие срывы означают пожизненное отлучение от сборной. Никто не любит вратарей-неудачников.

     Но именно после швейцарского фиаско волжанин по-настоящему показал свой характер. Увидев на чемпионате мира, какие огромные требования предъявляются к тем, кому доверяется защита ворот национальных сборных, Виктор не струсил, не согласился с ролью отверженного, а поставил перед собой цель подняться в своем мастерстве, вырасти а игрока высокого международного класса.

     Мне, говорили ребята из «'Торпедо», что, начиная с весны 1961 года, Виктор резко изменил отношение к тренировкам, вдвое и втрое повысил нагрузки.

     В том же самом году Коля Пучков во время одной из наших встреч, весь сиял (он всегда сиял, когда речь шла о хоккее, его успехах, о появлении новых талантов), показал мне письмо, полученное им от Коноваленко. Письмо было очень коротким, без всякой лирики. Без излишних сентенций волжанин просил практических советов.

     – Знаешь, из него, наверное, выйдет толк, – радостно говорил Пучков, – он становится таким же фанатиком, как и мы.

     Да, Коноваленко стал фанатиком, стал работать, подкреплять огромным трудом свой природный талант. И только это, а не что иное обеспечило ему возвращение в сборную и ту громкую славу, которой он окружен вот уже много лет».

     Всеволод Бобров. «Звезды спорта»

     Теперь все зависело от меня самого. И я рвался в бой, надеясь вновь занять место в сборной команде уже к следующему первенству мира. Но в 1962 году в знак солидарности с хоккеистами ГДР, которым американские власти отказали во въездных визах, сборные СССР и Чехословакии не поехали в Колорадо-Спрингс. Пришлось ждать еще год...

     В ноябре 1962 года меня вновь включили в сборную для поездки на родину хоккея.

     Работая над этой книгой, я обнаружил вырезку из газеты «Ленинская смена», в которой делился впечатлениями об этом первом для меня визите в Канаду. Должен сказать, что в то время мы все еще открывали для себя Канаду и канадский хоккей. Поэтому многое из того, что сегодня нам кажется естественным, двадцать с лишним лет назад было в диковинку. Но я хочу, несколько сократив, привести здесь эту статью. Называется она «20 дней на родине хоккея».

     «...Наконец настала и моя очередь охранять ворота. Это случилось в матче с печально для нас известным клубом „Китченер датчмен“. Когда советские хоккеисты гостили в Канаде в первый раз, эта команда заставила наших ребят мечтать о реванше. И вот он состоялся – через пять лет... Матч был трудным. Мне, хотя и сопутствовала удача, пришлось три раза вынуть шайбу из ворот. Но мы победили – 5:3.

     Вы, конечно, ждете рассказа о том, как популярен в этой стране хоккей. Приведу лишь один пример, который скажет о многом. Перед одним из матчей мы посмотрели отличную игру в хоккей канадских мальчишек лет восьми – десяти. Одетые по всей форме, они были миниатюрной копией старших. И уже настоящие канадцы: как и взрослые, они вовсю применяли силовые приемы, а потом, к восторгу зрителей, организовали небольшую потасовку.

     Настоящую серьезную драку мы увидели во время матча профессионалов Бостона и Монреаля. Когда игра вдруг прервалась, судьи были оттеснены в один угол, а спорщики, побросав клюшки на лед, сосредоточились на другом. Там, подбадриваемые трибунами, они в течение десяти минут увлеченно махали кулаками.

     Вообще канадский хоккей с шайбой отличается от европейского своей жесткостью, обилием силовых элементов. Наша команда тоже обладает всем арсеналом силовых приемов, и это, кстати, обескураживало наших соперников. Игры получались резкими. Словом, скамья оштрафованных не пустовала. Так было во всех встречах, но особенно в матчах с любителями, юниорами клуба «Гамильтон ред уингз», усиленного восемью профессионалами, которые играют во второй лиге. Эта лига похожа на наш класс "Б" – резерв команд высшей лиги. В начале матча я пропустил шайбу. Но нашу команду нелегко вывести из колеи. Итоговый счет – 9:5, а заголовки отчетов о турне сборной СССР в канадских газетах стали крупнее и тревожнее. Нам переводили: «Русские неуязвимы, честь хозяев под угрозой», «Нужна победа».

     И то ли наша бдительность была успокоена, то ли мы просто устали (играть приходилось через день), но следующий матч в Виндзоре с местными «бульдогами» мы проиграли – 2:9. Обидно, потому что «бульдоги» не очень сильно кусались, зато мы не показали зубов.

     Затем защищал ворота в матче с лучшими молодыми хоккеистами Канады в Торонто. Юниорам явно не хватало скорости и выносливости, а главное – опыта. Об этом говорит счет – 6:0. Зрители, конечно, огорчались, но отлично понимали хоккей и на каждую удачную комбинацию нашей команды восторженно свистели и аплодировали.

     И опять мы перебрались в Монреаль. Нас встретили, как знакомых, улыбками, словом «аутогрэф» и... самоотверженной игрой юных хоккеистов клуба «Монреаль канадиенс». Они являются сменой профессионалам, и поэтому их подготовка очень высока. Но мы победили – 5:2.

     Предпоследний пункт нашего турне – город Тимминс. Матч с местной командой был интересным и важным, потому что наши соперники – одни из претендентов на участие в «белой» Олимпиаде. Победить канадцев было необходимо, в этом случае мы одержали бы и психологическую победу с далеким прицелом. Ребята постарались: они забросили восемь шайб – в два раза больше, чем пропустили Зайцев и я, игравший последние два периода.

     Финалом выступлений в Канаде советской сборной была победа в Виннипеге над местной командой «Марунс». Не раз мне пришлось отбивать атаки опытных хозяев поля, можно сказать, даже «пожилых» хоккеистов. Но все окончилось благополучно – 3:0...

     Итак, первая репетиция перед будущими сражениями мирового чемпионата прошла для советской команды успешно: из девяти матчей она выиграла восемь, забросив в ворота канадцев 47 шайб и пропустив 29».

Своим выступлением в турне я остался доволен. Но последнее слово, как известно, всегда за тренерами. Впервые к мировому первенству сборную готовили Чернышев с Тарасовым. До этого каждый из них порознь стоял у руля команды. Теперь же перед двумя лучшими тренерами страны стояла задача – вернуть советскому хоккею лидерство.

     Памятуя о неудаче в Швейцарии, Чернышев с Тарасовым до последнего момента решали, кому доверить место в воротах сборной. На тренировочный сбор они пригласили всех сильнейших, по их мнению, хоккеистов. В том числе и Николая Пучкова. В глубине души я считал, что уже почти ни в чем не уступаю прославленному ветерану. Но одно дело, как думаю я...