Текст книги "Третий период"

Автор книги: Виктор Коноваленко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

     Но не помогло. Не взял меня Геннадий Иванович в команду. Видно, совсем плохо у меня получалось. Цепляясь за последнюю надежду попасть в команду, я ему говорю:

     – Может, я в воротах попробую?

     – Что ж, – говорит, – вставай.

     Но и тут ничего у меня не получилось. Из всей нашей футбольной команды Геннадий Иванович взял одного только Левку Остроумова. «Вот так "вне конкурса"!» – подумал я. И решил, что буду ждать еще год. В этот раз не взяли – в следующий возьмут.

     На самом деле, как я понял позднее, все объяснялось просто: в хоккейную команду набирались ребята постарше и покрупней. Я же продолжал оставаться даже среди своих сверстников самым маленьким. Оставалось надеяться, что еще подрасту. А пока необходимо продолжать тренировки в футбольной секции.

     Но интерес к футболу у меня сильно поубавился. Да и играла наша команда значительно хуже – мы заняли в первенстве города четвертое или пятое место. Правда, меня взяли в сборную города, и я впервые был на спортивном сборе, которым руководил известный тогда тренер Ливерий Андреевич Носков. Год не прошел для меня бесполезно, я уже как-то вошел в спортивный режим. И с большим нетерпением ждал осени, когда придет хоккейная пора.

     На этот раз командой занялся тренер Николай Иванович Дунаев. Именно его я считаю своим первым настоящим тренером в хоккее.

     А дело было так. Конкурс на полевого игрока я снова не прошел. И, как утопающий хватается за соломинку, я ухватился за последнюю возможность попасть в команду – вновь предложил испытать меня в воротах. Этот шанс был мне предоставлен. Наверное, я очень старательно отбивал шайбы, которые посыпались на меня в тот раз. За прошедшую зиму я кое-чему научился во дворе, то и дело вставал в ворота, правда, без коньков, в валенках. Я уже испытал боль от попадания шайбы. Уже научился немного защищаться от этой боли: запихивал в валенки негодные книжки, получались своеобразные щитки. Но, главное, я понял: в воротах стоять не каждый хочет, потому что когда в тебя бросают шайбой, бывает больно. В общем, тут нужна смелость. И еще – терпение. Терпеть боль я умел, это точно. Я уже много раз себя испытывал.

     Не знаю, разгадал ли Николай Иванович мое страстное стремление попасть в команду. Но только с тех пор я вратарь.

     С каким торжеством шел я на склад получать по отцовскому паспорту хоккейную – вратарскую – амуницию. Получил коньки, щитки, два «блина» на перчатки. Ловушек тогда не было, играли без них.

     На тренировки я ходил аккуратно и тренировался с удовольствием, хотя «стоять» меня не учил никто. Просто били по воротам. Я старался не пропускать игр «Торпедо» и все время смотрел, как стоит Курицын. Но поймать момент, когда он отбивает или ловит шайбу, не всегда удавалось – ведь это не на замедленной видеопленке, поэтому секреты вратарского дела оставались для меня за семью печатями.

     Отлично помню первый матч с командой завода «Красная Этна». Мне забили четыре шайбы. Первую пропустил, потому что испугался и поднял клюшку, чтобы защитить лицо. А защищать надо было ворота.

     Научиться себя не щадить – вот в чем, наверное, секрет вратарского мастерства. Но это я понял не сразу.

     Матч с «Красной Этной» мы выиграли. Дунаев одобрительно отозвался о моей игре. Спросил:

     – Ну как, нравится тебе в воротах стоять?

     – Нравится, – говорю.

     – Значит, будешь вратарем?

     – Буду!

     В тот первый свой вратарский сезон получил я первую довольно серьезную травму: шайба попала мне в лоб, чуть выше глаза. Прямо со стадиона меня увезли в больницу. Там наложили швы, забинтовали голову и отпустили домой. Говорят, скажи, мол, спасибо, что не в глаз! Мать как увидела меня – заохала, запричитала. А отец как стукнет кулаком по столу:

     – В чем дело, говори!

     Я рассказал. Мама как будто бы еще сильнее испугалась:

     – Ох, убьют тебя этим хоккеем! Не пущу больше!

     А отец сразу успокоился:

     – Не убьют, – говорит, – дураком если не будет. Пусть играет.

     Сколько потом было этих травм. Все лицо штопано-перештопано. Руки-ноги не в счет. Уж чего-чего, а боли я натерпелся. И это заставляло соображать, изобретать себе какие-то приспособления, усовершенствования. Почти сразу же я стал пытаться ловить шайбу крагой, которую надевал на левую руку, – так мне было удобней, в правой я держал клюшку. Тыльная сторона краги от удара все-таки защищена, а ловить ладонью – сильный удар иной раз случается, больно. Я нашил на ладонь фетр – несколько слоев – и прочно, и не так больно. Или ловушки эти. Специально ездил на кожгалантерейную фабрику, и долго мы там с инженером обсуждали, как лучше ее сконструировать, чтобы действительно ловушкой была.

     Но это уже было позже, когда стал играть в команде мастеров. Пока же я играл за юношей. Но в команде утвердился прочно. Для меня это было важно – надо было как-то решать вопрос со школой. Дело в том, что для себя я решил пойти на завод.

     Начался учебный год. Отец настаивал, чтобы я учился, хотя бы седьмой класс окончил. Я начал было ходить в школу, но, глядя на своих сверстников, которые постоянно прогуливали уроки, и сам стал прогуливать. Удивительное дело – мальчишеская солидарность! Наверное, я мог бы заставить себя сидеть на уроках. Но, как теперь говорят, это было «непрестижно» для нашей компании. Только маменькины сынки и «зубрилы» тихо сидели на уроках и примерно поднимали руку. Зато они пищали от легкой затрещины и бежали жаловаться после каждого щелчка по лбу. За что их уважать? Мы чувствовали себя гораздо взрослее многих своих одноклассников.

     В общем, когда отец стал распекать меня за прогулы, я сказал, что в школу больше не пойду, пусть устраивает меня на завод. В то время четырнадцати-пятнадцатилетние ребята работали. И таких было немало, особенно среди тех, у кого на фронте погибли отцы. Семье помогали. У меня такой необходимости не было, отец всегда говорил, мол, прокормлю, одену, обую – учись! Но я слишком стремился к самостоятельности.

     К тому же и деньги понадобились. Просить у родителей мне становилось стыдно. Добывать, как некоторые, каким-то мелким обманом, хитростями определенно не хотелось.

     Я считал, что лучше зарабатывать – «рабочая косточка» сыграла свою роль. Занятия спортом тоже, безусловно, уберегли меня от участи многих моих сверстников – стать уличным шалопаем, а то и преступником.

     Я пообещал отцу, что поступлю в вечернюю школу, и он сдался.

     – Хорошо, – говорит, – пойдем в отдел кадров.

     Так началась моя трудовая биография.

     В отделе кадров было очень много народу. «Все хотят на завод», – подумал я с опасением, что меня не возьмут. Но отец был настроен очень спокойно, здоровался с людьми. Значит, его тут знали и мне нечего опасаться. Действительно, отец скоро вышел из кабинета, куда он отнес мои документы, и сказал:

     – Пошли.

     Мне подобрали работу по возрасту и оформили рабочий пропуск. Через два дня мы шагали с отцом в инструментально-штамповый корпус.

     Завод поразил меня гигантскими размерами. Это целый город, с улицами, перекрестками, со своим транспортом, даже железная дорога тут была. И огромные, бесконечно длинные корпуса. Много газонов, аллей, попадались даже, как в парке, беседки и скамеечки для отдыха.

     Ну а уж когда мы пришли в цех, я только и сказал:

     – Вот это да!

     Мои представления о нашем автозаводе, рядом с которым мы жили, где работали родители, не шли ни в какое сравнение с тем, что я увидел. Ряды станков тянулись до горизонта. Это было грандиозно.

     Позднее я увидел и сборочные цехи, и главный конвейер, где плыли автомобили марки «Победа», постепенно обрастая деталями, и, сверкающие, выезжали своим ходом.

     Завод навсегда покорил меня своей мощью и четким ритмом. Он был и остался для меня олицетворением человеческого труда. И навсегда, как и для тысяч других рабочих и служащих, заводской коллектив стал родным. Где бы я ни был, я гордился, что принадлежу к славной семье автозаводцев, хотя никогда не говорил об этом. Я всегда чувствовал завод как свой тыл, как свой дом, куда я вернусь отовсюду и где всегда для меня найдется место. Поэтому и не страшны мне были превратности спортивной судьбы. И я рад, что не изменил своему автозаводу, хотя искушения были.

     В инструментально-штамповом корпусе работал наш земляк, из-под Камышина, который и сагитировал отца приехать на строительство автозавода, большой мастер, фрезеровщик дядя Ваня. Я уже говорил о нем. Он хотел взять меня в ученики, но опять подвел мой маленький рост: фрезерные станки большие, мне до них не дотянуться! Посоветовались, говорят, давай к строгальному поставим. Но токарный станок мне понравился больше. Тут же выяснилось, что требуется ученик токаря-револьверщика в крепежный цех. Туда меня и определили.

     Моим учителем был Сергей, молодой парень, лет двадцати с небольшим. Сначала я только убирал стружку и поливал станок эмульсией. Бегал на склад за резцами. И смотрел подолгу, как Сергей работает. Он показывал мне, как надо закреплять деталь, как держать резец. И наконец доверил точить втулку для штампа. Я вроде все понял, что и как надо делать. С большим старанием сделал несколько штук. Здорово получилось – мне понравилось. Но оказалось, что я их запорол.

     Много я тогда деталей и резцов испортил! Хватил со мной горя Сергей: акты составлять, терпеть из-за меня вычеты из зарплаты.

     – Да не торопись ты! – твердил он мне. А как не торопиться – хочется сделать побольше, не отстать от учителя. Вроде бы все я делаю так же, как он. Но у него получается и медленно, и много, и хорошо, а у меня – суетливо, мало и плохо. Я тогда впервые задумался: как настоящий мастер умеет работать? В чем его умение заключается? Можно ли этому мастерству научиться? А про себя решил, что научусь обязательно.

     Первую свою ученическую получку всю до копейки принес домой, положил на стол. Отец всегда так делал. Мать почему-то грустно сказала:

     – Вот и младший уже работником стал...

     Месяца через два дали мне свой станок. И хоть не все еще шло гладко – резцы ломались часто, я бегал по цехам в поисках использованных и приносил их Сергею, он мне затачивал, – я постепенно привыкал и к станку, и к работе. Чувствовал, что становлюсь как-то ловчее. Дело пошло легче.

     Полгода проходил я в учениках, потом здесь же, в цехе, окончил школу токарей – там нас теоретически подковали, чтобы мы лучше разбирались в станке, в принципах его работы. Должен сказать, что в этой «школе» мне было интересно учиться. Потому что, наверное, видел, куда и как эти знания нужно приложить. И присвоили мне третий разряд. Стал я полноправным рабочим, хотя до шестнадцати лет и работал неполный рабочий день.

     Конечно, весь свой досуг я теперь с легким сердцем, как бы на законных основаниях, посвящал спорту. Наш цех крупной штамповки был, кстати, очень спортивным. Достаточно сказать, что отсюда в большой спорт пришли такие известные спортсмены и тренеры, как Лев Халаичев, известные в стране велогонщики Александр Ючков и Федор Тараканов, заслуженный тренер СССР по лыжам Александр Ершов, воспитавший нашу олимпийскую чемпионку Алевтину Олюнину. В корпусе были две хоккейные команды – ИШК-1 и ИШК-2. Я играл во второй. В первенстве мы занимали третье место, а первое – ИШК-1.

     На тренировки я теперь ходил почти каждый день. Когда работал в первую смену, спокойно успевал на вечернюю тренировку. А вот когда во вторую – приходилось своевольничать и нарушать трудовую дисциплину. Но не мог же я пропускать целую неделю тренировок. Я делал так: час обеденного перерыва плюс еще два часа – туда и обратно бегом – и около девяти вечера я снова на рабочем месте.

     – Где ты был? – сурово спрашивал меня мастер Сметанин. – Смотри, докладную напишу!

     Я уговаривал его не писать докладную, заверяя, что отработаю эти два часа после смены. Говорил, что не мог пропустить тренировку, потому что предстоит важная встреча.

     – Ладно, – говорил он примирительно, – только смотри отработай – проверю!

     Я всегда честно отрабатывал прогулянные часы. Все уже на работу идут в утреннюю смену, а я – с работы. А потом и Сметанин, и сам начальник цеха Лазарев, – хоть и строгими были людьми, но добрыми и справедливыми, – на мои вечерние отлучки для тренировок смотрели с пониманием, не принимали «административных мер».

     Все это помогало мне расти как спортсмену: я набирал силу, физически и чувствовал себя увереннее в воротах.

Глава II
       КОМАНДА МОЛОДОСТИ НАШЕЙ

     «Торпедо»...

     Тогда, в середине пятидесятых, все автозаводские мальчишки произносили это слово с благоговением и завистью. И каждый, уверен, в душе мечтал надеть свитер с буквой «Т» на груди. Я тоже мечтал.

     Вначале поставил перед собой цель попасть в команду мастеров. Потом, естественно, мечтал нацепить на лацкан пиджака такой почетный по тем временам значок «Мастер спорта». Дальше... Нет, не буду торопиться и торопить время. О сборной я тогда не думал...

     Все мы, кто выступал за юношескую команду завода, болели за торпедовцев. А они нас не особенно радовали. Но зато мы увидели на горьковском льду наших самых первых чемпионов мира. Они тогда выступали за ЦСК МО, за московские команды «Динамо» и «Крылья Советов», «Торпедо» же заняло последнюю строку в итоговом протоколе чемпионата СССР 1954-1955 годов. И только счастливое для неудачников решение о расширении числа команд в классе «А» сохранило за горьковчанами место в группе сильнейших. Это же и послужило для них своеобразным стимулом улучшения игры.

     Как раз в то время в команде появился новый тренер – Дмитрий Николаевич Богинов. Он приехал из Ленинграда и принялся за работу засучив рукава. Нам известно было, что до этого Богинов тренировал юношескую сборную Ленинграда по хоккею и что за год до его прихода в «Торпедо», на турнире в Горьком, наша юношеская команда обыграла ленинградцев с разгромным счетом – 20:1! Потом, много позже, мы узнали, что этот результат и сыграл чуть ли не решающую роль в решении Богинова приехать именно в Горький, хотя были и другие предложения. Дмитрий Николаевич смог угадать в нас, совсем еще мальчишках, будущих мастеров.

     Наверное, в нас действительно было много энергии и задора: в отличие от своих старших собратьев по «Торпедо» мы под руководством Николая Ивановича Дунаева выиграли Кубок города, и нас допустили к розыгрышу Кубка РСФСР. И хотя в этой борьбе команде противостояли соперники более старшего возраста, это не помешало нам пробиться в финал. На пути к нему мы обыграли команды Кирова, Воронежа, Пензы, подмосковного Тушина. Решающий матч с новосибирцами прошел на нейтральном поле – в Омске.

     Нелегко нам пришлось. В начале третьего периода проигрывали – 2:4. Но до конца основного времени матча Халаичев и Орлов сравняли счет, а в дополнительное время Сахаровский забросил решающую шайбу. Это была, по сути дела, первая моя большая победа. Моя и моих товарищей, с которыми я потом прожил в хоккее, большом хоккее, без малого двадцать лет.

     И первый приз мне запомнился – «Золотая рыбка», авторучка и карандаш в комплекте. Тогда такие наборы были очень модными. Я тайно гордился, что сумел поймать свою «золотую рыбку».

     По дороге домой – путь до Горького из Омска неблизкий – мы неожиданно растерялись. Я оказался в Москве без денег и без билета. Счастливый случай свел меня на Курском вокзале с торпедовскими мастерами хоккея. Они возвращались домой после календарной игры. Я упросил взять меня с собой. Определили меня на третьей полке, «зайцем». И чай мне туда подавали, бутерброды какие-то. Так произошло мое первое непосредственное знакомство с Дмитрием Николаевичем Богиновым.

     На заводе нашу команду встретили с почетом, особенно в инструментально-штамповом – в команде было много парней оттуда. Когда узнали, что нас допустили к играм на Кубок СССР, а нашим соперником жребий определил горьковское «Торпедо», наша популярность стала расти прямо на глазах.

     – Как сыграете с мастерами? – спрашивали нас на каждом шагу.

     Ну я и сказал кому-то, наверное, чтобы обнадежить своих болельщиков:

     – Я две пропущу, но не больше.

     И точно: две пропустил. Мы обыграли «Торпедо» – 3:2. Хотя у них в воротах стоял Сергей Иванович Курицын. Я против него играл. Еще за день до матча для меня это казалось немыслимым.

     Публика неистовствовала. Да и мы сами несколько опешили от этой победы. В раздевалку пришел Богинов, поздравил нас. Но от волнения я так и не понял, что он говорил.

     Следующая встреча в розыгрыше Кубка была с воскресенским «Химиком». Теперь уж все ожидали, что мы и «Химик» обыграем. Мы повели в первом периоде – 2:0. Но на этом весь наш запал, видно, и вышел, как пар. А мастерства, выносливости не хватило. Мы проиграли – 2:6. К нашему удивлению, нас не пожурили. Кажется, нами даже были довольны. Потому что именно после этой игры мы услышали, что Сахаровского, Халаичева, Орлова и меня берут на сбор в команду мастеров. Ребята и раньше как-то были на сборе с «Торпедо». А я? Я боялся до поры поверить в это – а вдруг не возьмут? Настраивал себя на худшее: у Курицына ведь уже есть дублер – Юра Максимов... Разве он что-нибудь вытворил? Я терпеливо ждал целый месяц. Потом кто-то из ребят мне говорит, ходи, мол, на тренировки «Торпедо».

     В свободное время я стал исправно приходить на все тренировки команды мастеров, но ни разу мне никто не предложил переодеться и выйти на лед. А сам я не лез, не в моем характере напрашиваться.

     Как-то на одной из тренировок у торпедовцев кончилась изоляционная лента, которой хоккеисты обматывают клюшки. Я и предложил свои услуги – у меня был запас этой ленты. Благо до дома рукой подать. Быстро сбегал, принес. Тут-то меня Богинов и вспомнил.

     – А, – говорит, – «заяц»! А ты, собственно, кто?

     – Вратарь, – отвечаю.

     – А почему с нами не тренируешься?

     – Да я с удовольствием! – и вмиг слетал домой за формой.

     Первые тренировки с торпедовскими мастерами помогли мне усвоить одно: это уже совсем другой хоккей. Раньше, наблюдая игру лучших команд страны и отдавая себе отчет, что такая игра недостижима, я как-то и не пытался «примерять» этот уровень на себя. Мелькали полуосознанные мысли – «вот бы так научиться...». Но это казалось настолько неосуществимым, что и не задерживалось в голове.

     И вот я тренируюсь с командой мастеров! Само это сознание, наверное, мешало мне в первое время воспринимать все вокруг как реальность. Я думал только об одном: надо стараться, чтобы меня и на сбор взяли.

     Предсезонный осенний сбор был у «Торпедо» в октябре в пригороде, называемом Зеленый Город. Это действительно город в лесу, состоящий из домов отдыха, санаториев, пионерских лагерей, принадлежащих предприятиям, профсоюзам. В лесном поселке есть и свой автозаводский «дом». Там мы и жили с командой «Торпедо».

     Мой первый настоящий сбор. Перед ним Богинов на собрании команды представил нас, меня и Халаичева. Конечно, он не сказал, что окончательно взял нас в команду. Речь шла только об этом сборе. Но мы понимали, что остальное зависит от нас – сумеем ли мы проявить себя, сумеем ли стать необходимыми команде.

     И началось мое «боевое крещение». Утром – часовая зарядка. После завтрака – кросс, 10-15 километров. Курицын впереди, мы за ним. Потом десять раз по стометровке, двадцать – по половине стометровки и тридцать ускорений метров по двадцать пять. Такова была задача-минимум. Я уставал до того, что иной раз обед не съедал – выпью несколько стаканов компота – и в кровать. А вечером еще футбол, баскетбол, волейбол... Желание играть с мастерами было настолько велико, что я старался изо всех сил. Мне казалось, из последних. Но я терпел.

     Тут еще надо сказать, что дополнительным допингом была для меня поездка тем же летом в Москву, на Спартакиаду, – с юношеской командой мы ездили. Лужники, Дворец спорта, знаменитые спортсмены, толпы нарядно одетого народа – все это произвело на меня такое впечатление, что захватывало дух. Спорт показал мне свою праздничную, красочную сторону, которой я раньше не видел, и это окончательно повлияло на мой выбор. Конечно, я не думал тогда, что буду ходить в этот Дворец, который казался мне чудом! – как к себе домой.

     Именно такое отношение к спорту вообще и к Дворцу в Лужниках у меня осталось по сей день.

     После сбора команда должна была ехать на первый лед в Челябинск. И вот я с радостью узнаю, что и меня берут с собой.

     Впервые я на льду с такой командой. Честно говорю: у меня тряслись поджилки и ничего не получалось. Особенно плохо отбивал шайбу справа. Богинов терпеливо со мной занимался, вставал в ворота, показывал мне, какое надо делать движение. И опять все для меня было в диковинку – раньше-то мне никто ничего не показывал, а тут тренер специально со мной занимается.

     Через некоторое время должна была состояться товарищеская встреча с командой трубопрокатного завода, и Богинов решил поставить в ворота меня. Но я-то этого не знал, никак не думал, что мне доверят пост в воротах, и поэтому попал впросак.

     А дело было так. Когда Богинов давал установку на игру, я, занятый мыслями о предстоящей разминке с командой на стадионе, до отказа заполненном публикой, прослушал, что он сказал, не сомневался, что все равно придется сидеть на скамейке запасных. А тренер, оказывается, вратарем назвал меня. Мы выехали на лед, размялись, поприветствовали команду-соперника. И я уехал на скамейку. Сижу, смотрю, ворота пустые, и Курицын рядом со мной садится. Богинов мне:

     – Ты что сидишь?

     Я в недоумении смотрю на Курицына. Наверное, ему адресованы слова тренера? Он тоже с удивлением смотрит на меня.

     Богинов, видно, все понял.

     – Ну, правильно, правильно, – говорит, – вставай, Сергей Иваныч!

     Потом, когда ребята объяснили мне, в чем дело, я очень переживал, страшно себя корил: это надо же суметь пропустить первую игру за команду мастеров! Теперь, думаю, Богинов меня на скамейке запасных сгноит.

     Но тренироваться начал еще старательней. Чувствую, коньковая подготовка у меня слабее, чем у других ребят в команде, – стал по вечерам на массовые катанья ходить – отрабатывать скорость, развороты. Ребята в кино идут, а я коньки под мышку – и на каток.

     Первая календарная встреча чемпионата страны была в Новосибирске, с местным «Динамо». На площадке во время игры шла какая-то съемка. Юпитеры светили прямо в глаза нашему вратарю Курицыну, он страшно нервничал и пропускал одну шайбу за другой. Богинов мне сказал:

     – Разогревайся!

     Я ушам не поверил: первый матч в праздник, День Конституции? Разминаюсь, а у самого руки-ноги дрожат. Тут наши забили гол, и торпедовский капитан Саша Ермольцев говорит:

     – Пусть Курицын достоит.

     Затем у Сергея Ивановича сломалась клюшка, и ему отдали мою. А я свою тонко обстругивал, чтобы легче была. Он и ее сломал, меня заругал. Дали ему какую-то тяжелую. В общем, клюшки меняли, а не вратаря. Так и досидел я эту игру на скамейке, но устал, как будто сам стоял в воротах, – наволновался. Проиграли мы новосибирцам – 5:9. Опять не пришлось мне выйти на лед.

     Короче говоря, почти весь свой первый сезон в команде мастеров я только мысленно стоял в воротах. Но, как мне казалось, многое понял за это время.

     Однако предстояло понять и постичь еще гораздо больше.

     День моей первой игры все-таки наступил. Это было 11 марта 1957 года. День моего рождения. Играли в Горьком против ленинградских армейцев. Такой подарок сделал мне Богинов.

     Из той игры в памяти осталось только, что мне впервые бросали буллит. Бросал Бекяшев. Идет, помню, на меня на скорости, делает взмах влево, я – туда. А он переложил клюшку вправо – и в пустой угол ворот влетела шайба. Решающая. Я тогда клял себя: думать надо!

     Мы проиграли, но Богинов поставил меня и на другую встречу с этой же командой. Видно, не хотел меня битым оставлять. И я был благодарен ему за это.

     Из того первого сезона еще очень важным для меня испытанием стала встреча с ЦСКА в Сокольниках. Чем рисковал тренер, решив поставить меня на эту игру? «Торпедо» занимало последнюю строчку в таблице, и проигрыш ничего не менял. А для меня сыграть против Сологубова, Трегубова, Черепанова была большая честь и ответственный экзамен. Если бы меня сильно «побили» – мог бы я надломиться духом? Думаю, что Богинов верил в меня, потому что, наверное, за сезон уже немного раскусил мой характер. И я – по общей оценке – выстоял. Хотя мы и проиграли – 1:4. Меня поздравляли, даже ребята из ЦСКА говорили: «Здорово стоял ваш новенький!» Сам я об этой игре ничего не помню, стоял как во сне.

     Таков был мой первый спортивный сезон, когда, можно сказать, определилась моя дальнейшая судьба: она была связана с хоккеем, с родным клубом «Торпедо». Я понял, что Богинов – серьезный тренер, и раз он специально со мной занимается, значит, вратарь – особая должность в хоккее и место вратаря в команде – особое.

     Не буду столь же подробно описывать последующие сезоны – так или иначе, мне придется вернуться к ним, когда я буду рассказывать о своих товарищах и тренерах. Перейду сразу к той счастливой для нашей команды зиме, когда мы завоевали серебряные медали чемпионата страны.

     Сейчас, по прошествии стольких лет – четверть века, – кому-то это событие покажется ничего, в общем-го, не значащим для истории советского хоккея. Но я не соглашусь со скептиками. И вот почему.

     Советскому хоккею – 40 лет1. За эти годы наш вид спорта стал не только любим и почитаем у нас в стране, но и завоевал непререкаемый авторитет в мире. Не хочу приводить все выкладки наших побед – они и так известны. Но за все эти сорок лет лишь однажды немосковская команда поднялась на вторую ступень пьедестала почета в чемпионате страны. И эта команда – горьковское «Торпедо».

     Не одно поколение игроков сменилось с той поры, многие клубы штурмовали пьедестал почета. Трижды добивался бронзовых медалей воскресенский «Химик», становились «бронзовыми» ленинградские армейцы, «Сокол» из Киева и «Трактор» из Челябинска. Большего никто сделать не мог.

     В чем же секрет успеха горьковчан? Случай? Везение? Улыбка фортуны?.. Сильным всегда везет. А мы были сильны тогда. Духом, смелостью, молодостью. Наконец, единством цели и товариществом. Наверное, это одна из самых счастливых страниц моей спортивной жизни. Во всяком случае самая безоблачная.

     Как начинался тот «серебряный» сезон?

     Как всегда, он начинался в Москве – в других городах в то время не было искусственного льда. Увертюра – приз газеты «Советский спорт». Интереснейший и очень нужный турнир. Именно тут выясняется после летних каникул, кто есть кто.

     Мы выиграли тот турнир. Опять-таки первые из немосковских команд. На предварительном этапе в дополнительное время вырвали победу у команды Ленинградского института инженеров железнодорожного транспорта – 4:3, затем на последней минуте забили решающий гол столичным динамовцам – 2:1. Случай? Допустим. А дальше: в полуфинале повержен «Локомотив» – 6:3, в финале перед нами капитулирует «Спартак» – 1:5.

     Аркадий Иванович Чернышев, старший тренер динамовцев Москвы, был откровенен: «Мне нравится команда горьковского "Торпедо". И вовсе не потому, что я сам горьковчанин. В этом коллективе подкупает меня энергия, задор, воля к победе. Конечно, всех этих качеств недостаточно для успеха в таком соревновании, как первенство СССР, но нельзя забывать, что нынче торпедовцы подкрепляют свои достоинства опытом, помноженным на растущее мастерство. И та команда, которая не хочет считаться с этим, выходя на лед против "Торпедо", может поплатиться двумя очками».

     Если бы мог тогда предположить выдающийся наш специалист хоккея, что через каких-нибудь три месяца именно торпедовцы закроют перед его командой путь в финал чемпионата страны...

     Легко представить, какое моральное значение имел успех в розыгрыше приза «Советского спорта» для всех нас. И для наших болельщиков: «хоккейный бум» в Горьком начался еще минувшей зимой, когда «Торпедо» за год шагнуло с девятого на пятое место. Мы получили множество писем и телеграмм. И решили ответить всем сразу через горьковскую молодежную газету «Ленинская смена»: «Все игроки команды, – писали мы, – постараются в начавшемся сезоне выступить так, чтобы оправдать надежды горьковчан».

     Первенство страны оспаривали 19 команд, разбитые на две зоны. Для того чтобы продолжить борьбу за медали, нам необходимо было войти в первую тройку. Но это легко сказать, сделать труднее – опередить одну из трех московских команд: либо «Крылья Советов», либо «Спартак», либо «Динамо». Поскольку остальные соперники по зоне заметно уступали в классе игры, надеяться на случайные потери очков москвичей не приходилось.

     Первый матч с «Крылышками» – 1:7, во втором туре – ничья со «Спартаком». Начало не ахти. Лишь одержав четыре победы на выезде над командами Новосибирска и Новокузнецка, мы вновь обрели уверенность.

     Очень многое решалось в декабрьском матче со «Спартаком». Он проходил накануне отъезда в США молодежной сборной СССР, в которую включили тройку Чистовского и меня. К тому же Дмитрия Николаевича Богинова назначили одним из тренеров молодежной сборной. Понятно, что это накладывало отпечаток на предстоящую встречу: и выиграть необходимо, и «насмерть рубиться» опасно – можно получить травмы.

     Когда тренер дал установку на игру и все стали расходиться, он попросил остаться меня и тройку нападающих – Сахаровского, Чистовского и Халаичева.

     – Как настроение? – последовал вопрос Богинова.

     – Боевое! – ответил кто-то из ребят, по-моему, Сахаровский. – А если честно, обидно получить травму и не поехать.

     Все мы об этом думали: предстояла встреча за океаном с олимпийскими чемпионами – командой США. Кто бы из нас мог отказаться от этой заманчивой перспективы помериться силами! Да и Богинову, наверное, хотелось, чтобы у него была опора на «своих».

     И вдруг мы услышали:

     – Забудьте о поездке. Вы должны сыграть в свою игру, выложиться до конца, показать класс. Дело в том, что до самого последнего момента мне пришлось доказывать, что ваша тройка больше, чем кто-либо, достойна этой чести – представлять советский хоккей в столь ответственном турне.

     Это было неожиданно. Но мы верили беспрекословно тренеру.