Текст книги "Катуков против Гудериана"

Автор книги: Виктор Прудников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

– Где комбат Кочетков?

– Не знаю, связь с ним прервана. Отправил в батальон двух бойцов. Положение там критическое!

С командного пункта в бинокль хорошо просматривались позиции мотострелкового батальона. В дыму разворачивались немецкие танки, утюжа окопы наших пехотинцев. «Кочеткову сейчас туго приходится, если еще жив, – подумал комбриг. – Пора вводить в бой танковые засады, сосредоточенные на левом фланге». По рации он отдал приказ, и несколько «тридцатьчетверок» устремились в атаку. Юркие, быстроходные машины, извергая языки пламени, сразу же внесли замешательство в неприятельские боевые порядки. Из горящих немецких танков выскакивали фашисты и попадали под кинжальный огонь наших пулеметчиков.

Бой длился несколько часов. Кругом стоял страшный грохот. Гудериан бросил к селу Ивановскому еще один моторизованный полк, решив, что против него действуют значительные танковые силы Красной Армии.

Катуковцы отбили еще несколько танковых атак, но дальше держать позиции было бессмысленно. Чтобы сохранить личный состав бригады и боевые машины, Катуков отдал приказ отойти несколько севернее, к селу Первый Воин, где закрепиться и дать новый бой. Такое решение диктовалось складывавшейся обстановкой. Хотя Гудериан потерял 18 танков, 8 орудий и несколько сот солдат и офицеров, сил у него было достаточно, чтобы продолжать наступление на этом участке фронта.

Штабной автобус двигался по раскисшей от осенних дождей дороге, буксуя в промоинах и ямах, выбитых гусеницами танков и бронетранспортеров. Его неудержимо кидало из стороны в сторону, словно утлое суденышко в разбушевавшемся море. Валившийся с ног от усталости комбриг, выпив походную кружку горячего чая, решил немного отдохнуть, разместившись прямо на сиденье. Кутаясь с головой в шинель, попросил Никитина:

– В случае чего, разбудишь, Матвей Тимофеевич.

Начальник оперативного отделения в знак согласия кивнул головой. Он знал, что комбриг в эти дни почти не смыкал глаз.

На одном из поворотов водитель притормозил. Приоткрыв дверцу, увидел подполковника Кульвинского:

– Комбриг здесь?

Никитин приложил палец к губам, давая понять, чтобы начальник штаба разговаривал на полтона ниже.

Кульвинский положил на стол составленный отчет об итогах прошедшего боя. Противник остановлен, но бригада понесла потери: есть убитые и раненые, подбито несколько танков. Правда, Дынеру удалось эвакуировать с поля боя три машины, танки «БТ–7». Была надежда, что после ремонта они вступят в строй. Это, видимо, единственное пополнение, на которое можно было рассчитывать в ближайшее время.

Остаток дня и всю ночь части бригады укрепляли свои позиции. После кратковременного отдыха комбриг был снова полон сил и энергии. Он спокойно и буднично, как на учениях, отдавал распоряжения, уточнял на карте расположение танковых засад, определял места для установки артиллерийских батарей. Очень обрадовался, получив сведения, что полк пограничников Пияшева и дивизион противотанковой артиллерии готовы поддержать бригаду в предстоящем бою.

Прибыв на позиции у села Первый Воин – там готовились к обороне мотострелки, – Катуков потребовал от комбата Дмитрия Кочеткова и комиссара Семена Волошко проследить за тем, чтобы бойцы зарывались в землю как можно глубже:

– Надеюсь, учтете опыт прежнего боя. Кто сидит в земле, тому и танк не страшен. И чтобы обязательно были отрыты ложные окопы, установлена «бутафория» – пулеметы, минометы, пушки, словом, все, что напоминало бы огневые средства.

Сооружаемая оборонительная линия в районе Нарышкино – Первый Воин давала некоторые преимущества перед противником: с высот хорошо просматривалась местность, кустарник, небольшие рощи и стога сена на лугах позволяли замаскировать танки и пушки. Шесть танковых засад были установлены у небольшой деревеньки Константиновка. Укреплены фланги бригады.

Наступило утро 6 октября. Погода резко изменялась, стало подмораживать, потом выпал первый снег. Катуков был уже на командном пункте, оборудованном в небольшой роще, рядом с шоссе Орел – Мценск. Только что вернулся с переднего края комиссар Бойко. Он побывал у танкистов, расположившихся у речки Лисицы.

– Как там экипажи? – обратился к нему комбриг. – Выдержим напор Гудериана?

– Бойцы настроены по—боевому. Верят, что противника можно бить даже ограниченными силами.

– Значит, выдержим! – успокоился Катуков.

Ждать противника долго не пришлось. Гудериан вначале бросил против 4–й танковой бригады авиацию. Звено за звеном шли «юнкерсы» и «мессершмитты» и, ложась на боевой курс, сбрасывали бомбы вдоль шоссе на окопы мотострелкового батальона. К счастью, бомбардировке подверглись в основном ложные укрепления, над которыми к небу поднимались черные столбы грязи и порохового дыма. «Не зря старались бойцы, – с удовольствием отметил про себя Катуков. – Потери от такой бомбардировки будут невелики».

Когда воздушные стервятники набросились на село Первый Воин, в бой вступили зенитные батареи отдельного дивизиона под командованием старшего лейтенанта Ивана Афанасенко. Два фашистских самолета были сбиты зенитчиками, их остатки догорали на правом берегу речки Лисицы. Через некоторое время появилась новая волна самолетов, и несколько тяжелых бомб упало на 1–ю батарею. Взрывом повредило два орудия, погибли их расчеты.

Дозоры передали на КП бригады: со стороны Орла показалась гитлеровская колонна танков и мотопехоты. Бой вот—вот вступит в новую фазу. Каким будет его исход? Этот вопрос не давал покоя Катукову. За свои фланги на этот раз он не беспокоился. Там стояли танкисты Гусева и Бурды. Надеялся, что и в центре рота старшего лейтенанта Самохина не дрогнет. Вызывал тревогу лишь 2–й батальон капитана Анатолия Рафтопулло. У него большая часть – легкие танки, и противостоять новейшей технике Гудериана будет не просто.

И комбриг помчался во 2–й батальон. Увидев комбата, прохаживавшегося вокруг своей машины, спросил:

– Волнуешься, Анатолий Анатольевич?

– Есть маленько, – откровенно признался Рафтопулло. – Любой бой неизвестность. Выстоим ли на этот раз?

– Обязаны выстоять, комбат!

Из—за поворота в долину речки Лисицы стали спускаться немецкие танки. Их было больше сотни. За ними шли бронетранспортеры с пехотой, тягачи с орудиями, мотоциклы с автоматчиками. Танки сразу же открыли огонь по позициям мотострелков. Комбату Кочеткову пришлось принять на себя очередной удар немецкой армады.

Гитлеровские войска, перейдя речку, пытались с ходу прорваться через наши позиции. Мотострелки ответили ударом из противотанковых ружей, дружно била по врагу и противотанковая артиллерия. С НП Катуков видел, как новая лавина немецких танков двинулась вперед, открыв ураганный огонь. Пехотинцы нуждались в поддержке. Комиссар Бойко нервничал:

– Товарищ полковник, пора вводить в бой группу Лавриненко!

– Вижу, что пора. Но пусть все немецкие танки перейдут речку, тогда и ударим из засады.

Комбриг еще раз поднял бинокль, провел им по долине. Вот он уловил момент, которого ждал. Затем по радио отдал приказ старшему лейтенанту Дмитрию Лавриненко выводить из укрытия свои машины. В одно мгновение из рощи выскочили четыре «тридцатьчетверки» и открыли огонь.

Немецкие танки не успели даже развернуться, чтобы принять боевой порядок. Некоторые из них уже горели. По всплескам орудийных выстрелов немцы засекли наши машины и открыли по ним ответный огонь. Лавриненко умело сманеврировал, исчез из поля зрения. Минут через пятнадцать—двадцать его группа появилась в новом месте, причем вышла настолько удачно – невдалеке, урча моторами, взбирались на высоту несколько немецких танков. Борта открыты – только стреляй. И Лавриненко воспользовался моментом. Новая атака увенчалась полным успехом.

– Молодец, танкист! – восхищался Катуков, считая горящие немецкие машины. Их было ровно пятнадцать.

Отлично сражались в этот день все танковые подразделения и экипажи, делая по три—шесть атак. Особенно отличился экипаж «тридцатьчетверки» старшего сержанта Ивана Любушкина, в прошлом скромного тамбовского колхозника. Когда немецкие танки прорвались через позиции мотострелкового батальона, намереваясь зайти в тыл бригаде, Любушкин, спрятавшись за стогом сена, поразил сначала один вражеский танк, затем еще четыре. Немцы обнаружили его машину, открыли огонь. Несколько снарядов ударили по броне. Два члена экипажа были ранены, сам командир получил тяжелый ушиб ноги. Но танкисты не покинули поле боя, маневрируя, пользуясь короткими остановками, они подбили еще четыре танка противника.

Вечером, узнав о подвиге славного экипажа, подбившего девять вражеских машин, Катуков приказал начальнику штаба Кульвинскому:

– Любушкина и его товарищей представить к правительственным наградам!

Потеряв значительную часть своей техники, Гудериан, однако, не успокоился. Мысль о прорыве к Мценску не покидала его ни на минуту. Ведь он сам отдал приказ взять город к 9 октября. Снова и снова немцы бросались в атаку. Наткнувшись на наши засады в одном месте, откатывались, перегруппировав силы, начинали наступление в другом.

С передовой прибыла разведка с тревожной вестью: вдоль шоссе Орел – Мценск противник сосредоточил до 200 танков и большое количество мотопехоты. Готовится новая атака. Еще раньше Катуков доложил комкору Лелюшенко о ходе боев за последние дни и попросил оказать помощь – подбросить противотанковый дивизион.

– Как бы теперь пригодились противотанковые пушки, – сказал комбриг стоявшему рядом комиссару Бойко. – Забыл, что ли, о нас комкор?

Лелюшенко не забыл о просьбе комбрига, понимал, в каком положении находится танковая бригада, поэтому и прислал для ее поддержки дивизион гвардейских минометов под командованием капитана Чумака. Представляясь Катукову, капитан торопливо доложил:

– Приказано ударить на самом танкоопасном направлении!

– Спасибо, дорогой, – Михаил Ефимович с радостью пожал руку артиллеристу. – У нас тут любое направление самое—самое…

– Хорошо, – согласился командир дивизиона, – вы мне покажите место сосредоточения немецких войск, дальше уже, как говорят, дело техники.

Кульвинский принес карту. Катуков жирным полукругом обозначил участок за рекой Лисицей, куда Гудериан стягивал танки, артиллерию и другую военную технику.

Многие в бригаде никогда не видели установок с реактивными снарядами. Вид неказистый, обычные грузовые машины, только вместо кузова имели несколько рядов направляющих рельсов. Послышались разочарованные возгласы:

– Тоже мне грозное оружие!

Капитан Чумак размеренно делал свое дело, не обращая внимания на критические реплики, то и дело поторапливал подчиненных. Когда реактивные установки были приготовлены для открытия огня, он попросил всех присутствующих спрятаться в окопы. Вмиг рядом никого не оказалось. Катуков посмотрел на часы:

– Можно начинать!

Вдруг ночное небо пронзили ослепительные молнии, снаряды с воем устремились куда—то вдаль, оставляя за собой светящиеся хвосты, подобно падающим на землю метеоритам. Через несколько минут лощина, в которой немцы сосредоточили свою наступательную технику, была объята пламенем. Можно было себе представить, что там творилось!

Капитан Чумак увел свои установки в тыл – таков был приказ. Но он оставил по себе добрую память. Спустя час Катуков направил разведку к месту огневого налета. Она зафиксировала потери немцев: 43 танка, 16 противотанковых орудий, 6 автомашин, до 500 солдат и офицеров.[42]42
  Катуков М.Е. Указ. соч. С. 45.


[Закрыть]

Эффект огневого налета был впечатляющим. Такого Катуков не видел с самого начала войны. Побольше бы таких установок!

Удар почувствовал и Гудериан. Когда барон фон Лангерман, командир 4–й танковой дивизии, доложил ему о потерях, тот сразу и не поверил, решил сам выехать вместе с комдивом на поле боя и все проверить. Проверил и записал: «Потери русских были значительно меньше наших потерь».

Это будет не последняя запись танкового генерала. А Катуков понимал, что Гудериан не остановится ни перед чем, будет продолжать наступление. Немцам теперь хорошо известна местность, расположение наших танковых засад и артиллерийских батарей. Если не поменять позицию, при очередной вражеской атаке можно понести большие потери. Посоветовавшись со своими помощниками, в ночь на 7 октября он отводит бригаду на рубеж Ильково – Головлево – Шеино.

Не раз во время войны Катуков удивлялся солдатской стойкости, выносливости и мужеству. Вот и теперь уставшая, измотанная за несколько дней непрерывных боев бригада, получив приказ, снялась с оборудованных позиций и потянулась на север. Погода не баловала, шел дождь вперемешку со снегом – ни обсушиться, ни обогреться. Но каждый боец понимал сложность задачи, поставленной перед бригадой, лично перед ним, верил в правоту своего дела, в конечном итоге – в победу.

Бригада вгрызалась, в полном смысле этого слова, в землю на новом месте. Снова решено было возводить систему настоящих и ложных окопов. Она ни разу не подвела. При этом учитывалось все – и рельеф местности, и наличие сил и средств, и даже возможности инженерно—технического персонала. Ложные окопы старались рыть преимущественно ночью, чтобы скрыть от противника систему огня. Но основные работы велись, конечно, на главных позициях, на главной линии обороны, которая протянулась теперь на 15 километров.

Удар, полученный у села Первый Воин, видимо, на какое—то время отрезвил Гудериана. Он не стал бросать в бой огромные массы войск и техники, а лишь отдельными небольшими группами танков прощупывал нашу оборону. Об этом тяжелом времени генерал вспоминал так: «Южнее Мценска 4–я танковая дивизия была атакована русскими танками, и ей пришлось пережить тяжелый момент. Впервые проявилось в резкой форме превосходство русских танков «Т–34». Дивизия понесла значительные потери. Намеченное быстрое наступление на Тулу пришлось пока отложить».[43]43
  Гудериан Г. Указ. соч. С. 315.


[Закрыть]

Гудериан уже начинал понимать, что, несмотря на все старания верховного командования и самого Гитлера, война в России приобретает затяжной характер, что Москву в ближайшее время не взять, что воевать придется в русских снегах, а это чревато серьезными последствиями. Он уже дважды запрашивал командование группы армий «Центр» о доставке теплого обмундирования. Ему отвечали, что «оно будет получено своевременно и нечего об этом излишне напоминать».

А тем временем сопротивление Красной Армии нарастало с каждым днем.

Дни 7 и 8 октября стали для бригады Катукова небольшой передышкой, словно награда за упорство и мужество ее бойцов.

В эти дни у танкистов побывал комкор Лелюшенко. Он похвально отозвался о действиях бригады, сообщил, что докладывал об этом в Ставку Верховного Главнокомандования.

Катуков доложил о наиболее отличившихся бойцах и командирах, вкратце рассказал о совершенных ими подвигах, передал списки людей, представленных к награждению.

– Еще одна просьба, товарищ генерал, – продолжал Михаил Ефимович. – Бригада понесла потери: нужны подкрепления.

– Конечно, конечно, – согласился комкор. – Будут вам подкрепления. Если полк пограничников Пияшева раньше прикрывал только ваши фланги, теперь он поступает в полное ваше распоряжение. В ближайшее время постараюсь поскрести по сусекам и пополнить батальон мотострелков.

– За пограничников спасибо, они хорошо воюют!

Катуков вышел проводить Лелюшенко до машины. Перед тем, как уехать, комкор вдруг спросил:

– А скажи—ка, Михаил Ефимович, почему Гудериан, этот «быстроходный Гейнц», приостановил наступление? Уполз в Орел зализывать раны? Собирать новые силы?

– И то и другое, – комбриг стал высказывать свои соображения. – Скорее всего, он в ближайшее время начнет более мощное наступление. Об этом говорит наша разведка. Об этом же говорят и сами немцы. На разных участках фронта мы захватили несколько «языков». Характерно еще и вот что: противник считает, что против него действуют крупные танковые силы, по меньшей мере танковая дивизия. Значит, Гудериан введен в заблуждение.

– Что ж, пожалуй, вы правы. – Комкор сел в машину. – Так и действуйте!

4–я танковая бригада продолжала жить трудной походной жизнью. Пока не было боев, бойцы отдохнули, привели в порядок оружие, технику. Политотдел бригады во главе с Иваном Деревянкиным выпустил несколько «боевых листков», в которых рассказывалось о подвигах мотострелков и танкистов, зенитчиков и пехотинцев. Днем 7 октября Катуков побывал в мотострелковом батальоне. Хотелось узнать, как чувствуют себя бойцы и командиры после жарких боевых схваток. Ему представилась такая картина: на бруствере окопа сидел комбат Дмитрий Кочетков, рядом с ним стоял фотограф политотдела Ваня Панков, балагур и весельчак, и читал собравшимся бойцам стихотворение Александра Твардовского «Танк»:

Взвоют гусеницы люто,

Надрезая снег с землей,

Снег с землей завьется круто

Вслед за свежей колеей.

И как будто первопуток

Открывая за собой,

В сталь одетый и обутый

Танк идет с исходной в бой.

Увидев подъехавшего командира бригады, бойцы вскочили.

– Продолжайте, – сказал Катуков и подошел к Кочеткову.

А Панков вдохновенно закончил:

И уже за взгорьем где—то

Путь прокладывает свой,

Где в дыму взвилась ракета,

Где рубеж земли,

Край света —

Бой!..

Комбриг смотрел на мотострелков и удивлялся. Настроение бойцов говорило само за себя: батальон боеспособен. Это ли не радость для командира!

9 октября передышка закончилась и возобновились бои. Как и ожидалось, Гудериан бросил против 1–го гвардейского корпуса крупные силы, намереваясь несколькими фланговыми ударами взять его в «клещи». И снова катуковцы встали на пути вражеских танковых колонн.

С утра авиация противника начала бомбардировку передовых позиций 4–й танковой бригады. В течение пятнадцати минут она «обрабатывала» в основном ложные окопы. Зенитчики Афанасенко не остались в долгу, сбили шесть самолетов. Но вот показались танки. Они шли с разных направлений. Гитлеровцы на этот раз изменили свою шаблонную тактику, не осмелились направить танковые колонны по одной дороге, предпочли пробиваться к Илькову и Шеину отдельными группами по 15–20, а то и по 50 машин. Только на участке, занимаемом 4–й танковой бригадой, Гудериан бросил до 100 танков.

Замысел врага Катуков раскрыл сразу: ударом на Шеино немцы планировали прорваться к Мценску и захватить его. Развивая наступление, они натолкнулись на упорное сопротивление на огневом рубеже бригады. Несколько часов подряд отбивались от наседавших фашистов танковые засады Лавриненко. У села Шеино они подбили до десятка вражеских машин. Экипаж под командованием Петра Воробьева, спрятавшись в кустарнике, ждал, когда немецкая колонна из 14 танков, выйдя из деревни Азарово по направлению к Шеину, окажется на узкой проселочной дороге, ведущей через овраг. Настал удачный момент, и командир открыл огонь. В результате скоротечного боя было подожжено 7 танков и 3 бронемашины. Остальные обратились в бегство.[44]44
  См.: Ростков А.Ф. Первые гвардейцы—танкисты. М., 1975. С. 142.


[Закрыть]

Все надеялись на благополучный исход боя. Но бой есть бой, в котором смерть находит свои жертвы. Сначала о потерях сообщил полковник Пияшев, затем комбат Кочетков, из строя выбыло также несколько танковых экипажей. Поступили тревожные сведения и из 2–го танкового батальона – тяжело ранен комбат Рафтопулло. Катуков приказал немедленно отправить его во фронтовой госпиталь. Командование батальоном принял комиссар Фрол Столярчук.

Бои у сел Ильково и Шеино были на редкость упорными. Немецкие танки то приближались к ним, то под напором огня обороняющихся откатывались назад. Неудачи на левом фланге заставляли немцев искать слабые места на правом. Они ударили у села Думчино. Но Катуков успел перебросить туда танковый взвод лейтенанта Кукаркина. И здесь атака была отбита.

Близилась ночь, а бой гремел не затихая. В 22 часа комбриг получил приказ Лелюшенко отвести бригаду на новый рубеж: немцы прорвались на Волховское шоссе, и корпусу грозило окружение.

Любой приказ – неожиданность, а такой – тем более, и реакция на него должна быть мгновенной. Бригада еще могла держаться, хотя немцы на отдельных участках вклинились в ее оборону, остервенело лезли на высоты, которые по нескольку раз переходили из рук в руки.

Под диктовку Катукова начальник штаба написал приказ об отводе бригады к Мценску под прикрытие более сильных танковых и мотострелковых групп.

– Вот, сволочь, прет без роздыху, – ругался Кульвинский. – Когда только у Гудериана иссякнут силы?

– Когда выбьем у него танки, – произнес комбриг. – Постарайся, Павел Васильевич, как можно скорее довести приказ до командиров частей и подразделений.

– Будет сделано!

Катуков торопился укрепиться на новых оборонительных позициях, на постройку которых была отпущена только одна ночь: утром противник может ударить еще более крупными силами.

И точно. Едва рассвело, как ожил фронт. Немцы повели наступление, стараясь в первую очередь сковать действия 4–й танковой бригады. Особенно упорно ломились они к деревне Фарафоново, где держала оборону рота легких танков и мотострелки. Как бы нужна была сейчас авиация для прикрытия! Увы, ее не было. Противник же группами до 17 самолетов бомбил наши боевые порядки. Зенитный дивизион не в состоянии был обеспечить всю глубину обороны с воздуха.

И все же, получив достойный отпор, немцы в середине дня 10 октября прекратили атаки.

– Выдохлись фрицы, что ли? – высказал предположение Бойко. – Что—то у них не клеится?

Катуков не разделял оптимистического тона своего комиссара. Немцы атаковали, но их атаки были лишь видимостью, отвлекающим маневром. Комбриг прищурил глаза:

– Сто против одного: противник где—то замышляет новую каверзу.

Погода ухудшалась с каждым днем. Распутица затрудняла продвижение войск, но Гудериану все же удалось протолкнуть 4–ю танковую дивизию Лангермана к Мценску. 2–я танковая армия за последние недели боев потеряла значительную часть своей техники. Русские «тридцатьчетверки» успешно жгли немецкие «Т—III» и «T—IV». Генерал Гудериан вынужден был признать, что борьба с русскими танками «Т–34» складывалась не в его пользу, подбить этот танк сложно, надо поразить мотор через жалюзи с тыльной стороны, а «для этого требовалось большое искусство». Да и пехота, наступая с фронта, при поддержке танков «наносила массированные удары по нашим флангам. Они кое—чему уже научились».

Выезжая к месту боев, командующий 2–й танковой армией не раз мог убедиться в превосходстве «тридцатьчетверок». Убедился он и в другом – «исчезли перспективы на быстрый и непрерывный успех».

Генерал даже написал доклад командованию группы армий «Центр» о сложившейся обстановке, предложил направить на фронт комиссию, в состав которой должны войти представители Министерства вооружения и танкостроительных фирм, конструкторы танков, с тем чтобы, осмотрев на поле боя русские и немецкие танки, решить вопрос об изменении конструкции танков «T—IV» и об ускорении производства крупных противотанковых пушек, способных пробивать броню танка «Т–34». Такая комиссия прибыла из Берлина во второй половине ноября 1941 года.

Неудачи на фронте безусловно сказывались на настроении не только немецких солдат, но и офицеров, многие из которых воевали в Польше, Франции, Бельгии, Голландии. Они помнят, как без особых хлопот прорывали «линию Мажино», как форсировали реку Маас. Это была своего рода прогулка по Франции. Сам Гудериан об этих боях писал так:

«Наступление 1–го пехотного полка и слева от него пехотного полка «Великая Германия» протекало, как на инспекторском смотре в учебном лагере. Французская артиллерия была почти полностью подавлена постоянным воздействием пикирующих бомбардировщиков. Бетонированные сооружения на берегу Мааса выведены из строя огнем противотанковых и зенитных пушек, пулеметы противника подавлены нашим тяжелым оружием и артиллерией. Пехота наступала на совершенно открытой местности, которая представляла собой широкий луг, однако, несмотря на это, потери были весьма незначительны. До наступления темноты удалось глубоко вклиниться в полосу укреплений противника. Войска получили приказ продолжать наступление всю ночь, и я был уверен, что они выполнят этот важнейший приказ».[45]45
  Гудериан Г. Указ. соч. С. 142.


[Закрыть]

А теперь у какой—то небольшой русской речки Зуша, к которой с большим трудом по раскисшим дорогам удалось подтянуть 3–ю и 4–ю танковые дивизии, наступление снова задерживается. Проклятая русская зима!

Потеснив батальон Тульского оружейно—технического училища, танковые войска Гудериана при поддержке мотопехоты двинулись по левому берегу Зуши к Мценску, до которого было немногим более четырех километров. На этом участке фронта главной целью стал Мценск.

На КП комбрига Катукова, расположенном в Подмонастырской Слободе, передали сообщение: немцы бросили по шоссе большое количество танков и пехоты, имея намерение окружить бригаду. Вражеский натиск возрастал с каждым часом. Подошел Кульвинский:

– Товарищ полковник, части сражаются в полуокружении. Надо отходить, промедлим – плохо придется!

– Знаю, – спокойно произнес Катуков, глядя в бинокль на автомобильный мост через Зушу, у которого то и дело рвались снаряды. – Приказа об отступлении у нас нет, к тому же противник не даст нам времени на планомерный отвод своих частей. Пока есть возможность, будем драться!

Сдерживать немцев становилось все труднее. Неожиданно танки противника прорвались к Мценску – создалась угроза тылу бригады. Надо было срочно сообщить об этом в штаб корпуса. Михаил Ефимович вызвал начальника связи капитана Г.Е. Подосенова:

– Григорий Ефимович, организуй—ка мне радиосвязь с Лелюшенко, и как можно быстрее.

Выслушав Катукова, комкор приказал продержаться до темноты, приказ на отход бригада получит позже.

Каждый фронтовик знает, что означает слово «продержаться». Если отдается такой приказ, значит, на каком—то участке фронта дела совсем плохие и, чтобы исправить положение, кто—то должен принять на себя неприятельский удар. В данном случае это должна была сделать 4–я танковая бригада.

Разведка донесла, что немцы уже находятся на окраинах Мценска. Вытеснить их небольшими танковыми группами – по три—четыре машины – не удалось. В одном из боев погиб политрук 1–й танковой роты И.А. Лакомов. Его танк сгорел. Зато два других танка, подавив артиллерийские точки врага, дали возможность капитану Дынеру эвакуировать за реку всю материальную часть бригады, находившуюся в Мценске в ремонте.

В течение дня противник подтянул к городу новые танковые и артиллерийские силы, занял отдельные городские кварталы. Катуков понял: прорваться к автомобильному мосту уже невозможно. Нужно было искать другие пути, чтобы переправиться через реку. Зуша в районе Мценска не так широка, но полноводна и стремительна, ее крутые, обрывистые берега могут помешать переправе.

Продумывались разные варианты переправы – наведение моста и поиски брода. В нескольких километрах от города разведчики нашли брод. Однако там находились немцы. Оставалось одно – прорываться через узкий железнодорожный мост. Люди по нему пройдут, а вот как быть с техникой?

На размышление не оставалось времени. Катуков передал по радио донесение комкору: «Занимаю прежнее положение, веду бой в окружении. Выручайте».[46]46
  Ростков А.Ф. Мастерство и мужество. М., 1983. С. 15.


[Закрыть]

Надежда переправить технику по железнодорожному мосту появилась после того, как вернулся с правого берега политрук Завалишин. На своей «тридцатьчетверке» он благополучно прошел по шпалам, беда случилась позже – свалилась гусеница, и он вынужден был пешком идти обратно.

Побеседовав с политруком, Катуков отдал распоряжение саперам сделать на мосту настил из досок, бревен и другого подручного материала, чтобы не застревал между шпалами колесный транспорт. И работа закипела. Правда, работать пришлось вскоре в сплошной темноте – наступила ночь, и качество настила оказалось скверным.

Прикрываясь арьергардами, к переправе стягивались вышедшие из боя батальоны и роты, шли обозы, походные кухни, машины с ранеными. Вначале решено было пропустить колесные машины и артиллерию, затем мотострелковые подразделения. Отход прикрывали танкисты.

Немцы вскоре поняли, что припертые к Зуше советские войска ускользают на глазах, усилили натиск. У моста стали рваться артиллерийские снаряды, отряды вражеских автоматчиков при поддержке танков атаковали непрерывно. Над мостом висели сброшенные на парашютах самолетом—разведчиком осветительные ракеты.

Переправа уже шла несколько часов подряд. Вряд ли кто обращал внимание на погоду, хотя вовсю хлестал холодный дождь. Все стремились попасть на противоположный берег. Настил на мосту, сделанный саперами в темноте и второпях, все же подвел, доски, плохо прикрепленные к шпалам, разъезжались, застревали грузовики. Люди бросались на помощь водителям, почти на руках выносили машины – только бы не останавливаться, иначе гибель.

К Катукову то и дело подходили разведчики, командиры подразделений, докладывали о том, что у железнодорожного вокзала немцы сосредоточили пехоту и артиллерию.

– Бить по станционным помещениям! – приказал комбриг командиру танка сержанту Капотову. – Когда разделаетесь с противником, не забудьте поджечь деревянные здания. Дымовая завеса помешает вести прицельный огонь по мосту.

У переправы рвались снаряды. Разрывы поднимали фонтаны воды в реке на десятки метров, а группы бойцов все шли и шли. Значительная часть техники уже была на правом берегу, успешно переправился полк Пияшева, проследовали мотострелки Кочеткова, пошли, наконец, танковые группы прикрытия. Комиссар Бойко поторапливал зазевавшихся:

– Быстрее, быстрее, не задерживаться!

Потом, подойдя к Катукову, произнес:

– Попади хоть один снаряд в опору моста, рухнут в воду пролеты. Вот и отвоевались тогда.

– Гляди, накличешь беду, комиссар, – отозвался комбриг.

– Я присматриваюсь к каждому всплеску, если снаряд проносится мимо, готов перекреститься.

Бойко неожиданно расхохотался в темноте:

– Может, и впрямь креститься начнем?

– Перекрещусь, как только переправимся.

К утру вся бригада была на правом берегу Зуши. Сделано, казалось, невозможное: из окружения выведены люди, техника, сохранена боеспособность частей и подразделений. Постепенно стало спадать страшное напряжение восьмидневных боев. Присев на камень, Катуков закурил и, глядя на горящий Мценск, сказал Бойко:

– И все же нам повезло. Здорово выручил нас этот чертов мост. Вечная ему память!

Через несколько минут раздался взрыв, и пролеты железнодорожного моста рухнули в реку. Саперы сделали свое дело.

Немало переправ было за войну у Катукова, но об этой он писал:

«Тем, кому удалось остаться в живых, переправа через железнодорожный мост, наверно, запомнилась навсегда. Недаром танкисты прозвали этот мост чертовым».[47]47
  Катуков М.Е. Указ. соч. С. 55.


[Закрыть]

11 октября 1941 года бригада заняла оборону во втором эшелоне 50–й армии. Теперь можно было отдохнуть, привести в порядок материальную часть, подвести итоги многодневных боев, посчитать потери. Они были, и немалые: убито 27 человек, ранено 60. На поле боя остались 23 автомашины, 4 рации, 19 мотоциклов, 3 противотанковых орудия, 6 минометов. Из 28 подбитых танков 9 сгорели, остальные удалось увести на СПАМ (cборный пункт аварийных машин).[48]48
  ЦАМО, ф. З060, оп. 1, д. 2, л. 4.


[Закрыть]