Текст книги "Файл №704. Биплан-призрак"
Автор книги: Виктор Точинов
Жанр:
Ужасы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)
И я нажала кнопочку на крохотном пульте.
Крышка гроба резко отлетела в сторону. Сержанты испуганно отшатнулись. Кеннеди уселся в гробу – на вид живее всех живых.
Тишина – извините за неуместный каламбур – стояла гробовая.
И обращенные к группе людей в строгих костюмах слова Кеннеди разносились, казалось, на все Арлингтонское кладбище.
– Продолжаем шоу воскресших мертвецов! Явление третье: те же и Макс Кеннеди! – объявил он громогласно. – Что притихли, гибриды? Никто не рад моему воскрешению? Так чья тут раса и что проиграла? Я тебя спрашиваю, макака чернозадая! Говоришь, моя раса?! Ответ неправильный! А неправильные ответы в нашем шоу наказываются!
В руках Кеннеди возник пулемет. И тут же загрохотал длинной очередью. Пули косили людей в строгих костюмах, и… Нет! Не людей! Ни капли крови не пролилось! Из многочисленных ран хлестала, струилась и сочилась зеленая пузырящаяся жидкость, мерзкая даже на вид. А уж на запах…
Гибриды падали, как сбитые кегли. Кое-кто из стоявших в их задних рядах пытался бежать, кто-то пытался выхватить оружие… Не преуспели ни те, ни другие. Пулемет Кеннеди грохотал безжалостно и метко.
Желая внести свою лепту, я отбросила букет и пустила в ход верный «Зиг-Зауэр». И я не была одинока в праведном гневе. «По пришельца-а-а-м – пли!» – перекрывая очереди, гаркнул усатый капитан, командовавший почетным караулом. Морпехи, по моей личной просьбе зарядившие для траурного салюта не холостые, но боевые патроны, дали залп. Второй. Третий.
Охранники правительственных шишек, сообразив, что к чему, присоединились к потехе. Их боссы – кто имел при себе оружие – тоже не остались в стороне. Стрелял директор ФБР – из «Сентинела» с дарственной надписью. Стреляла вице-ректор Оксфорда – из крохотного дамского пистолетика. Стрелял директор ЦРУ – из какой-то хитрой шпионской штучки, мечущей отравленные иглы. Пентагоновец азартно палил из портативного гранатомета. Даже у представителя Белого Дома обнаружился под полой обрез охотничьего дробовика – который он немедленно пустил в ход.
Тела гибридов-изменников уже превратились в груды мерзкой зеленой слизи, содрогавшейся лишь от попадавшего в нее свинца, а выстрелы все грохотали, грохотали, грохотали…
… И я проснулась от этого грохота. Очумело вскочила с кровати. Господи, вот ведь чушь какая приснилась…
Грохот не смолкал. Кто-то лупил в мою дверь – явно не кулаком, а чем-то твердым.
– Кто там? – вежливо спросила я, снимая «Зиг-Зауэр» с предохранителя.
– Это я! – раздался голос Кеннеди. – Открывай, Элис!
Он ввалился – весь всклокоченный, тоже с пистолетом в руке. Обрушился на меня с порога:
– Ну ты и сильна спать! Стучу, стучу, стучу… Чуть с ума не сошел, думал – лежишь тут с дырой в подзатылочной впадине…
– Извини, сон очень интересный снился… А что за срочность?
– Мы с тобой идиоты, Элис! – выпалил Кеннеди, как всегда совершенно напрасно обобщая. – Я наконец понял, под чьей личиной скрывается Галактический Киллер!
– Ты упертый маньяк, Кеннеди… – сказала я растроганно. И нежно провела пальцами по его растрепанным кудрям.
6
Каюсь, каюсь, каюсь… Виновата. Для пущего драматического эффекта я оборвала на самом интересном месте напряженную сцену в кают-компании – и сразу перешла к моему дурацкому сну.
Но совсем обойти молчанием события, произошедшие после того, как Монлезье-Бланш схватился за молоток, невозможно.
Произошло следующее:
Реакция у Кеннеди всегда была неплохая. И он успел взмахнуть ружьем на манер бейсбольной биты. Молоток попал не в голову, но ударился о ствол и отлетел в сторону. В ту же секунду я выстрелила – в какой-то геологический образец, который уже заносил для повторного броска Монлезье. И не промахнулась. Рыхлый минерал рассыпался на кусочки.
Повисла тяжелая пауза. Терразини забился куда-то за спины товарищей, спасаясь от страшного ружья Кеннеди.
В общем, разряжать взрывоопасную ситуацию пришлось мне.
Убрав пистолет, я подошла к Бланшу и прошептала ему на ухо несколько слов. На лице начальника станции отразились тяжелые сомнения.
– Только ради вас, мадемуазель Элис… – сказал он наконец. – Ладно, ребята, сдадим по паре кубиков, не обеднеем. Пусть этот придурок успокоится. – И Бланш первым начал засучивать рукав.
Через недолгое время в штативе стояло восемь пробирок с кровью (мы с Кеннеди сдали анализ на общих основаниях). В каждой – кровь как кровь, ни зеленая, ни пузырящаяся…
На Кеннеди было жалко смотреть. Только что он с отчаянно-хищным выражением лица целился в сдающего кровь последним Терразини – а через минуту взгляд стал тусклым, ружье безвольно опустилось… Он нашел в себе силы извиниться перед всеми присутствующими, хотя среди них наверняка был убийца, – наш, земной, доморощенный. После чего удалился в свою каюту и до ночи (наступившей опять-таки лишь по часам) не казал из нее носа. И вот теперь разбудил меня стуком в дверь.
7
– Я понял, под чьей личиной скрывается Галактический Киллер! – выпалил Кеннеди. – Хусейн!
– Вполне возможно, – зевнула я. – Фидель Кастро тоже всегда казался мне подозрительным…
– Да нет же! Не тот, не настоящий! Здешний пес, Хусейн! Алеутские лайки весят порой до ста восьмидесяти фунтов – и существо размером со взрослого мужчину, способное менять облик, вполне может прикинуться такой собакой! Маскировка – идеальная! Пошли, Элис.
– Куда?
– Как куда? За Киллером, разумеется!
– Может завтра? На свежую голову, при дневном свете… Тьфу, совсем забыла, что тут полгода дневной свет…
– Пошли, пошли! Или ты хочешь обнаружить утром пару свежих покойников?
… Никогда не прощу Кеннеди последовавшей сцены. Хусейн, несмотря на одиозную кличку, был существом добродушным и доверчивым. Теперь же, боюсь, он ко всем прибывающим на «Эндерби» начнет относиться с опаской и подозрением. Может и цапнуть кого… Хотя я постаралась провести все необходимые процедуры максимально безболезненно.
– Доволен? – язвительно спросила я, когда Кеннеди убедился, что кровь у собаки вполне земного происхождения. – Намордник сам с него снимать будешь! Какие еще есть идеи? Может, сразу сходим и возьмем кровь у Анти? Я чувствую, что тебя непременно осенит эта светлая мысль, едва я успею уснуть… А то можно оседлать снегоход и сгонять к побережью – императорские пингвины мне давно не нравятся. Им даже стилет не нужен, клювом пониже затылка тюк – и готово!
– Пойдем спать… – понуро сказал Кеннеди. – Сдается мне, что пришельцы теперь стали готовить киллеров из землян…
– Ты упертый маньяк… – простонала я. И вовсе не так растроганно, как совсем недавно…
8
Карл Юханссон оказался человеком упорным и настойчивым, хоть и алчным до дармового спирта.
Потерпев фиаско в своих попытках запустить дизель-электростанцию, он не отправился спать, но принялся настойчиво штудировать толстенный том инструкции. И обнаружил, в чем таилась ошибка! Всё было сделано правильно, надлежало лишь отвинтить еще один вентиль да удалить консервационную смазку с клапана эфирного запуска!
Обрадованный Карл не стал дожидаться условного утра, поспешил к контейнеру, где и произвел все необходимые манипуляции.
В результате станция пробудилась задолго до условного рассвета. Как выяснилось, эти два лентяя – Вонг и Шапелье – отнеслись к своим обязанностям по обесточиванию аппаратуры станции более чем наплевательски. Да и я, каюсь, обнаружив в коридоре тело Проньина, напрочь позабыла, зачем Монлезье послал меня в операционную.
После включения генератора в режим рабочей нагрузки помещения «Эндерби» заполнились всевозможными звуками: не выключенный магнитофон заиграл что-то громкое и бодрое, на камбузе зашумела посудомоечная машина и загудела вытяжка, в медицинском блоке тоже что-то явно происходило. Плюс ко всему кое-где ярко вспыхнуло основное освещение.
Вскоре полярники (и мы с Кеннеди) оказались на ногах – злые и не выспавшиеся.
… Сразу после завтрака состоялось короткое совещание. Монлезье выдал инструкции: поодиночке никому ничем не заниматься и никуда не ходить, даже в те места, коллективное посещение которых не практикуется. Распределение обязанностей следующее: Вонг и Шапелье садятся на снегоходы и отправляются осматривать близлежащие ледяные поля в поисках пригодного для новой ВПП. Кеннеди и Юханссон дежурят в радиорубке – и одновременно занимаются укреплением ее двери и установкой сигнализации, исключающей несанкционированный доступ. Наша же четверка в прежнем составе займется прерванными исследованиями антаркта.
– А кто займется обедом? – пискнул Вонг, всегда с большим энтузиазмом исполнявший обязанности по камбузу.
Монлезье-Бланш одарил корейца испепеляющим взглядом и процедил:
– А вы, мистер Вонг, после вчерашнего должны радоваться, если в обед вам дадут погрызть сухих концентратов! За работу, дармоеды!
* * *
Прежде чем примкнуть к коллегам в операционной, я зашла в радиорубку, где мы с Кеннеди провели сеанс связи с Большой землей. Конкретно – с Тиссеном. Коп-южноафриканец поздравил нас с отсутствием новых жертв, и сказал, что сейчас прорабатывается альтернативный авиамаршрут на «Эндерби» – самолетами до «Молодежной», далее – вертолетами к нам. В общем, мужайтесь и крепитесь, помощь идет.
Мы пообещали мужаться.
– Что случилось? – недоуменно спросила я, переступив порог операционной и удивленная царившей там тишиной.
Мои коллеги молчали. Застыли, как мраморные статуи, шутки ради наряженные в хирургические костюмы.
– Да что с вами, черт вас раздери?! – взъярилась я.
Фриц издал какой-то неопределенный звук. И показал рукой. На экране кардиомонитора тянулась ровная ниточка, отображающая пульс антаркта. Вернее, полное отсутствие оного пульса. А потом… Я недоуменно зажмурилась и вновь открыла глаза. Пилообразный выступ никуда не делся…
Ну, шутники… – окончательно разозлилась я. Нашли время для традиционных подколок старожилов над новичками.
Но тут неподвижно лежащий Анти громко чихнул. И что-то промычал.
Мне не осталось ничего иного, как стать четвертым участником скульптурной композиции «Обалдевшие исследователи»…
9
– Я ничего не понимаю, – честно и откровенно призналась я Кеннеди. – На вид – обычный человек, а жидкости в организме не замерзают, как у какой-нибудь лягушки… Мы сидим и не знаем, что делать – попросту нет методик для реанимации людей с пульсом шесть ударов в минуту и температурой тела пятьдесят два градуса [26]26
По шкале Фаренгейта. Формула пересчета: tС = 5/9 (tF – 32). Возьмите калькулятор и считайте сами. Мне надоело. (Прим. ред.: Температура тела Анти – около +11С)
[Закрыть]… Сейчас он лежит и медленно нагревается до комнатной температуры. И никто на целом свете не может сказать, чем всё это закончится…
– Как обнаружилось, что Анти жив? – спросил Кеннеди.
Я пожала плечами.
– Так и обнаружилось… Терразини с Фрицем вошли первыми и увидели: лед, которым мы так заботливо обложили антаркта, сброшен. Скорее включили монитор – хотя он и использовался нами лишь для измерения температуры, но сразу по включении на нем отображаются все данные о больном. Лишь потом можно отключать ненужные функции. Ну, и сразу увидели пульс…
– А как вы исследовали это чудо?
– Трепанация и вскрытие, понятно, сразу отменились… Провели УЗИ – все как у людей, печень увеличена, но в пределах нормы. Я взяла кровь на анализ – в конце концов, надо же было понять, отчего она не замерзла. Так что ты думаешь – гематологическая компакт-лаборатория фирмы «Симменс» выдала полнейшую белиберду и сломалась… Придется распаковывать микроскопы и центрифуги вместе с прочим оборудованием – и проводить все анализы вручную…
Наш разговор происходил на улице, вдали от посторонних ушей. Мы с Кеннеди медленно прогуливались вдоль края недавно возникшей трещины. Сверкающий на солнце ледяной каньон являл собой роскошное зрелище, но мне было не до красот природы. Даже удивительный ажурный снеговой мост, соединивший в одном месте края трещины, не произвел на меня впечатления. По сравнению с неожиданным оживлением Анти меркло всё…
Кеннеди хотел задать еще какой-то вопрос, но я его опередила:
– Зачем ты пригласил меня на романтическую прогулку? Всё вышеизложенное я могла рассказать тебе и на станции.
После долгой паузы он вздохнул:
– Могла… Но я хотел бы услышать другое. А именно: зачем ты убила Проньина? Я уверен, что для этого имелись вполне веские причины. И клянусь, что про это никто, кроме меня, не узнает.
Ноги подкосились и я чуть не осела в сугроб. Дожили… А я-то, глупая, думала, что ничем и никогда меня Кеннеди уже удивить не сумеет… Но он сумел.
– Объясни, пожалуйста, как ты пришел к такому выводу, – тихо попросила я.
– Элементарно, Элис. Пока вы там возились с антарктом, я составил повременный, буквально посекундный график передвижений всей подозреваемой пятерки. Юханссон по моей просьбе несколько раз проделал свой путь за отверткой, Вонг и Шапелье тоже восстановили свои действия… Я всё прохронометрировал и понял: Проньина не мог убить никто из пятерых! Да, каждый в отдельности алиби не имеет. Но в совокупности их показания дают сложное алиби для всех – настолько сложное, что заранее его подготовить и отрепетировать просто невозможно.
– Ну-ка, ну-ка, – заинтересовалась я. – Почему, к примеру, Проньина не мог заколоть швед во время своего похода за отверткой?
– Теоретически – мог. Но тогда он должен был сделать труп на несколько минут невидимым. Хотя и это бы не помогло: спешивший на кухню Вонг через пару минут все равно бы споткнулся об Айгора – коридор слишком узкий.
– А сам Вонг почему вычеркнут из списка убийц?
– По тем же причинам – только в этом случае о труп споткнулся бы Гастербауэр, идущий за ящиком для льда. Немец тоже не мог быть убийцей – он в коридоре встретился с Шапелье… И Терразини тоже не мог, просто не успевал, – Вонг из кухни хорошо слышал стук его пешни за стеной… Поверь, Элис – я просчитал все возможные варианты. Кстати: никто из них во всех шатаниях по станции ни разу не встретил Проньина. И не видел открытой двери склада со спиртом. Вывод: Айгор где-то провел эти двадцать минут… Смотри…
Кеннеди нагнулся и набросал на снегу условную схему.
– Вот левый коридор. Вот склад со спиртом. Вот место находки тела. Здесь, здесь, здесь и здесь за интересующий наш промежуток времени побывали Вонг, Шапелье, Гастербауэр… Вопрос: где мог скрываться русский?
– В медицинском блоке, – сказала я. Других вариантов не существовало.
– Именно так. Там-то ты его и застала – не знаю уж, за какими делами. Но думаю, что пресечь их смогла лишь одним способом. Ударив в подзатылочную впадину. Смерть была мгновенной и бесшумной. Затем ты быстро вытащила труп в коридор и позвала меня на помощь… Во времени всё укладывается идеально.
Возразить было нечего. Получалось, что Проньина заколола именно я – и позабыла этот факт в результате непонятного провала в памяти. Очевидно, под здешним солнцем всякий сходит с ума по-своему…
– Можно, ты наденешь мне наручники только на станции? – попросила я. – А то снимать рукавицы на морозе не хочется.
– Ты о чем, Элис? – удивился Кеннеди. – Я же сказал: все это останется между нами. Ответь лишь на один вопрос: зачем, зачем, зачем, черт побери, ты его устранила!?
Я остановилась. Повернулась к нему. Подняла на лоб солнцезащитные очки, более напоминавшие мотоциклетные. Кеннеди машинально повторил мой жест. Глядя в его опухшие от бессонницы глаза, я отчеканила:
– Я, Элис Рейчел Блэкмор, присягаю и клянусь всем, что дорого мне на этом свете: я не никогда не замышляла убийство Айгора Проньина, не убивала его сама и не покрывала его убийство, совершенное другими лицами.
Кеннеди помолчал. И тихо сказал:
– Я тебе верю…
Помолчал еще. Вздохнул. Произнес:
– Мы отбросили все возможные объяснения событий. Остались три варианта – совершенно невероятных. Но один из них – искомая истина…
Интересно, интересно… Что же невероятнее Галактического Киллера сможет он придумать?
– В нашем распоряжении есть три шизофренических версии, – сказал Кеннеди. – Первая – самоубийство. Неимоверно хитрым способом: Проньин принес с улицы сосульку, в медицинском отсеке укрепил ее острым концом вверх – и рухнул на нее затылком. Умер не сразу, сумел выползти в коридор. А сосулька растаяла в ране.
– Исключено. Я зондировала рану – атлант [27]27
Атлант – самый верхний позвонок, на который опирается череп.
[Закрыть]расколот. Льдом еще можно проткнуть мягкие ткани, но кость… Сосулька должна была лететь со скоростью ружейной пули. К тому же ранение вызвало мгновенный паралич, никуда он не мог выползти.
– Так я и говорю – шизофрения. Второй вариант: Хусейн как-то сумел зажать стилет в своих лапах, и…
– Отстань от бедной собаки! Что привязался к псу! – перебила я. – У любой шизофрении должны быть какие-то разумные пределы!
Несколько секунд я помолчала, пытаясь понять, что же такое сказала. Это всё солнце, проклятое солнце…
– Изложи третью версию, – попросила я после паузы более спокойным тоном.
– Убийца – полуоттаявший антаркт Анти, – объявил Кеннеди. – Если сосулька отпадает по техническим причинам, а за Хусейна ты ручаешься, – то вот она, истина. УБИЙЦА – АНТИ.
Вновь повисла пауза – долгая-долгая.
Потом Кеннеди спросил:
– А что за белиберду выдала компакт-лаборатория насчет его крови?
– Да полную ахинею… Будто бы основная составляющая исследуемой субстанции – этиловый спирт. Нет, конечно, факт ее незамерзания это объясняет – но ни одно белковое существо не смогло бы… Что с тобой, Макс?! Сердце?!
– В-в-в-в-сё в п-п-п-порядке… – просипел он из сугроба. – Это от неожиданности… Я все понял… То-то мне этот Анти показался смутно знакомым… А ведь можно было ждать, что он уцелеет в рухнувшем вертолете… Но как, черт возьми, он добрался сюда с Земли Котса?! Ведь это же три тысячи миль по ледяной пустыне… Неужели все-таки…
– КТО УЦЕЛЕЛ??? КТО ДОБРАЛСЯ??? – возопила я.
– Мао… – рассеяно пробормотал Кеннеди. И продолжил о своем, непонятном: – Неужели все-таки за этим мутантом стояли ОНИ?…
– Кеннеди, не нервируй меня… – проскрежетала я. – Расскажи все толком! Какой еще Мао?! Председатель Мао давно умер!! Рассказывай, все что знаешь!!!
– Я и сам толком ничего не знаю… – пожал он плечами (это я догадалась, что пожал – под громоздкой паркой жест был совершенно незаметен). – Все произошло в девяносто первом году, когда ты еще не пришла в отдел паранормальных явлений. Мое внимание привлек один заключенный спецтюрьмы на Южных Шетландских островах. Мао – его имя, хотя по рождению он русский. Но – так вот назвали родители, бывает… У парня обнаружился феноменальный метаболизм, количество алкоголя в крови измерялось не в промилле, а в процентах, причем в десятках процентов! Плюс – ярко выраженные паранормальные способности. Мао, например, уцелел в нескольких авиакатастрофах – причем однажды его сбросили с высоты тринадцать тысяч футов без парашюта! Отделался ушибами… Одна из катастроф – над территорией Штатов – была документально зафиксирована, и даже заснята на пленку. С тех пор Мао попал под прицел ФБР, и…
– Подожди, Кеннеди. Я все равно ничего не понимаю. Южные Шетланды отделяет от Антарктиды пара сотен миль холодного моря, а содержатся там лишь приговоренные к пожизненному заключению. Как он мог очутиться здесь?
– Все очень просто… – начал Кеннеди. И не успел закончить. Странные звуки за спиной заставили нас дружно обернуться.
Звуки раздавались из станции. Мы не могли их слышать – однако слышали. Потому что наружная дверь тамбура была распахнута. Густые клубы пара вырывались из нее, свидетельствуя, что и внутренняя широко открыта, вопреки всем инструкциям.
Потом из белого облака вынырнула низкорослая фигура и зашагала к нам.
10
– Привет, Макс! – издалека крикнул Анти (или Мао?). – Я рад, что ты жив! А ничего у тебя девчонка, Саиду бы понравилась.
На пришельце оказался надет белый халат до колен – и больше ничего из одежды. И – никакой обуви. Но держался он легко и непринужденно, словно дело происходило на флоридском пляже. В руке Мао (буду называть его так) держал полупрозрачную пластиковую канистру – наполовину полную. Больше ничего у него не было.
Кеннеди сделал несколько глотательных движений и произнес:
– Здравствуй, Мао! Я тоже рад, что ты жив. Хотя не понимаю – как.
– Да я сам не понимаю… Иногда мне кажется, что я бессмертный. Если выпить нечего – какая только чушь в голову не лезет…
С этими словами он отвинтил крышечку с канистры и сделал два долгих-долгих глотка. В морозном воздухе резко запахло спиртом. Меня передернуло. Мао нагнулся, поднял комок снега, кинул в рот.
– Расскажи, что случилось после того, как рухнул вертолет… – попросил Кеннеди.
Рассказ Мао
(Примечание д-ра Блэкмор: К сожалению, я не сразу догадалась включить диктофон, а включив, не сразу догадалась спрятать его в меховую рукавицу, выставив наружу лишь микрофон. Поэтому начало рассказа Мао утратилось. Восстанавливать же его по памяти я не стала по причинам, которые укажу ниже.)
… догнал я эту мохнатую зверюгу, за хвост подергал. Она оборачивается, смотрит на меня. А глаза – прямо как у моего директора школы, и изо рта так же пахнет.
– Пойдем вместе, – говорю. – Мне тоже на юг, а вдвоем веселее. Не знаешь, где тут магазин ближайший?
Ничего не ответила. Вздохнула – меня аж паром обдало. А потом хоботом как обхватит! Всё, думаю, раздавит сейчас. Наверное сказал что-то для нее обидное. Кто же знает, как в Антарктиде к этим мохнатым обращаться принято?
Но нет, поднимает она меня к себе на спину, отпускает. И дальше потопала. Я в шерсть длинную зарылся и еду. Хорошо, тепло, жаль – выпить нечего.
Долго так шли. В смысле – она шла, а я ехал. Потом вижу – скатываться я со спины начал. Вперед, к голове. Словно зверюга моя с крутой горы шлепает. Странно, думаю, вроде ни в какую гору мы не поднимались. Вцепился в шерсть покрепче, смотрю, что дальше будет. Только зря смотрю – вокруг туман, ничего не видно. А потом вроде как в гору пошла – к хвосту я поехал. Ага, понял, яма была здоровенная. Но ошибся.
Короче, пришли мы. Слез я со зверюги, вижу: место какое-то непонятное. Снега, льда нет – растут под ногами деревья. Маленькие, человеку по колено будут. Но самые настоящие – елки, сосны, березы, пальмы… И другие были, но я их названия не знал. Да, баобаб еще рос, толстенький такой. Смешной, в общем, лес. Хотя на горизонте настоящие деревья росли, высоченные. Даже не на горизонте, а за горизонтом. Потому что место оказалось странное, чем дальше от меня, тем выше. Словно стою я на дне огромного тазика. Или не тазика, а как бы шара стеклянного елочного – и видно, что над головой, тоже внутри шара этого, – горы всякие, реки, леса… Наверное, и людей разглядеть можно было, да у меня с собой бинокля не случилось.
Солнце над головой тоже какое-то странное – маленькое, с двухкопеечную монетку. И тусклое такое, красное. Но ничего, греет. Тепло вокруг.
Пока я вверх пялился, нас зверюги обступили – точь-в-точь как та, на которой я приехал. Мне свою и не узнать уже. Одна хобот ко мне протягивает и трубит:
– УОЭУОООО! – громко так.
– А я – Мао, – говорю. – Не знаешь, где тут магазин ближайший? Очень выпить хочется.
Но они не знали. А может, не сказали из вредности.
В общем, стал я со зверюгами вместе жить – ничего, не гонят. У них дома дурные – ямы в земле здоровенные, сверху бревна лежат, из дальнего леса притащенные, а на них уже ветки и листья. Вроде как крыша. Скажу честно – бедно они жили, ничего у них почти не было. Ну, там горшки какие-то, еще кое-чего по мелочи, – ни холодильников, ни телевизоров. На огне в горшках корешки всякие варили, еще что-то. Огонь у них постоянно горел, а если погаснет – беда. Стучат двумя камнями, искры высекают. Хоботы-то у зверюг не простые, на концах по четыре отростка, вроде пальцев, – но неуклюжие. Хотел я им показать, как нормальные люди огонь добывают, да спички у меня кончились.
Еще там другие звери жили, в большом лесу. Вроде обезьян, только без хвостов. Те совсем дикие оказались – ни огня у них не было, ни горшков. Но прожорливые – страсть. Всё какую-нибудь из моих зверюг поймать и сожрать мечтали. Соберутся оравой – и за ночь яму руками выроют. Думают – может, свалится кто. А сами глупые – даже не прикроют сверху ничем… Но я к ихнему лесу не ходил в одиночку, а то живо бы слопали.
Вот… Живу я, значит, питаюсь бананами. С крохотной пальмы гроздь сорву – и в рот целиком. Ничего, сытно. Только выпить совсем нечего…
Надоела мне жизнь такая. Отозвал я приятеля своего, Уоэуоооо, в сторонку, и растолковываю: так мол и так, загостился я у вас, будь другом, подкинь куда-нибудь поближе к людям и магазинам.
Он не понимает. Я прутик взял, на земле рисую: дом нарисовал, буквы на нем МАГАЗИН; себя нарисовал – не очень похоже, но я тоже подписал: МАО. И стрелочку – от себя к магазину.
И понял ведь Уоэуоооо! Закивал башкой мохнатой!
Поехал я на его спине обратно. Долго ехал, наверное, магазин совсем уже близко был. Да только на этот раз все не так удачно вышло. Не повезло. Треснул под нами лед, провалились мы в воду. Смыла меня река подледная со спины у зверюги, в разные стороны нас разбросала. Я ухватился за обломок льда, не потонул. Вода ледяная, думал – замерзну сейчас. Но не замерз. Чувствую – нагревается водичка, все теплее мне и теплее. Хорошо так стало… Я и уснул невзначай.
Спал без сновидений, даже странно.
Открыл глаза, вижу: вроде как больница, только маленькая. Я на столе лежу, а вокруг никого. Э-э, думаю, знаем мы эти фокусы, проходили. Опять меня на опыты пустить решили. Не пойдет, надо ноги делать по-быстрому…
Слез со стола, халат натянул. Хотел спирт поискать, в больницах всегда спирт имеется, да побоялся, вдруг хватятся и опять на стол – резать. Прошел в коридор, смотрю – отвертка у дверей валяется. Я ее в карман положил, вещь полезная.
Иду дальше – глядь, мужик мне навстречу. А в руке у него канистра подозрительно так побулькивает.
– Привет, – говорю. – Меня Мао зовут. А у тебя в канистре не спирт случайно? А то страсть как выпить хочется!
Мужик остолбенел, челюсть отвесил, глазами моргает. Я у него канистру взял аккуратно, открыл – спирт! Повезло… Приложился к ней как следует, и так хорошо стало… Может, думаю, меня тут резать для науки не собираются? Может, просто подлечить хотят и домой отправить? Я вообще, когда выпью, о людях гораздо лучше думать начинаю.
Мужик так и стоит, оцепеневший. Я ему пару вопросов задал – без толку. Совсем тупой. Я в свою палату вернулся, думаю, с врачами потолковать надо. А если вредные окажутся – отвертка под рукой.
В палате еще остаканился – совсем мне похорошело, компании захотелось.
Тут дверь открылась, мужик входит давешний. Я и ему накапал от души в стакан какой-то с делениями. Он сначала отнекивался, но выпил. Раскашлялся – непривычный, видать. Потом вопросы начал задавать всякие.
Ну, я ему рассказал кое-что, и сам спрашиваю: что тут, дескать, со мной сделать задумали? Он и объяснил. Рассказал, что много лет я во льду замерзший пролежал, и меня в самом деле на опыты пустить решили. Даже на агрегат кивнул, которым мне голову пилить задумали. А потом встает и говорит: надо, мол, начальству доложить срочно, – и шмыг за дверь.
Нет, думаю, не пойдет так. Быстро спирт в какой-то шкафчик спрятал – и за мужиком. Догнал только в коридоре и отверткой стукнул. Нечего, говорю, начальство по пустякам беспокоить. А сам думаю: бежать отсюда надо, пока и в самом деле голову не распилили. Потом вспомнил, что спирт-то в больничке оставил, пошел за ним. А в палате меня что-то совсем разморило. Полежу, решил, минут десять, отдохну – а потом точно сбегу. Халат снял, кровью забрызганный, за какую-то штуку засунул, у стенки стоявшую. Поискал, чем накрыться, да ничего не нашел. Лег на тот же стол – и уснул.
Просыпаюсь от холода. Во рту сухо, выпить хочется… Слез со стола, за своей заначкой потянулся. Слышу – из угла какое-то бульканье. Гляжу – доктор на табуретке сидит. Небольшой такой, на лягушку немного похожий. Потом вскочил он, убегать из палаты собрался. А у меня с похмелья сил нет за ним гоняться. Кинул табуреткой вслед, попал в голову. Но не убил – лежит лягушачья душа, мычит чего-то.
Взял я спирт свой, выпил как следует, достал халат всё тот же, надел. В коридор выхожу – навстречу китаец. Заорал – и убегать. Я следом, он в какую-то комнату – а там народу человек пять или шесть, застыли все, на меня глядят, как на привидение. Нет, думаю, тут не отвертка, тут автомат нужен.
– Извините, – говорю, – ошибся дверью.
Юркнул я обратно в коридор, дверь припер скамейкой какой-то. И скорей на улицу – все двери за собой подпирая. Одежды теплой, правда, не нашел… Но подумал: теперь вроде и незачем, я теперь закаленный, вроде моржа или тюленя.
А тут и тебя, Макс, увидел. Хорошо, что ты удачно тогда катапультировался.
11
Мао в очередной раз отхлебнул спирта и сказал:
– Ну ладно, Макс, я пойду… Там у меня где-то Филипп сидит, совсем замерз наверное. Снесу ему спирта, пусть погреется.
Он развернулся и пошлепал вдоль трещины, оставляя на снегу следы босых ног.
Только тут я вышла из оцепенения, вызванного бредовым рассказом. Скинула меховую рукавицу, выхватила из кармана пистолет. Холодный металл защипал пальцы даже сквозь тонкую перчатку.
– Стоять!!! – крикнула я. – Именем закона я арестовываю вас по обвинению в преднамеренном убийстве Айгора Проньина! Вы имеете право хранить молчание, но всё сказанное вами может быть использовано против вас, вы имеете право на один телефонный звонок…
Мао обернулся и перебил предупреждение Миранды:
– Бедовая у тебя девчонка, Макс, Саиду бы точно понравилась. Только ты скажи ей, чтобы с оружием не баловала. Вдруг ранит кого-нибудь…
И он вступил на снеговой мост, соединявший берега ледяного каньона. Казалось, этот тонкий слой наста не может выдержать человека. Однако выдержал. Но преследовать Мао я бы не рискнула…
– Стой! – рявкнула я. – Первый выстрел в воздух, второй по ногам!
Мао не отреагировал. Я пальнула в небо. На морозе выстрел прозвучал как-то странно, но я не обратила внимания. Мао сделал еще шаг. И еще. Я тщательно прицелилась в мякоть бедра…
Пистолет взорвался у меня в руке!
Что за чертовщина! Так и без пальцев остаться недолго…
– Что ты стоишь, Макс?!!! Стреляй!!! – завопила я.
– Бесполезно… – уныло сказал Кеннеди. – Все равно будет или осечка, или промах. Или ледник снова треснет. Вспомни, как вы пытались трепанировать ему череп…
Я швырнула в снег изуродованный «Зиг-Зауэр». Со швейцарскими пистолетами таких казусов не случается, работают как часы, но впоследствии выяснилось – пуля первого патрона оказалась слегка деформирована (чего я не заметила, снаряжая обойму) – и застряла в стволе. Второй выстрел привел к взрыву… Редчайшая случайность.
Мао тем временем дошагал до середины моста, где наст был тоньше всего. Обернулся, помахал нам рукой.
И в этот миг мост рухнул!
Вернее, рухнула его ближняя к нам половина. Мао развернулся и продолжил свой путь. Мост продолжал разрушаться – глыбы спрессованного снега падали в пропасть, как только с них сходил маленький человечек…