Текст книги "Божий суд"

Автор книги: Виктор Комаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

– Да, ну и что из этого?

– Но ведь ты не захотел им воспользоваться. Отдал этот билет Грехему. Ведь ты очень любишь музыку, Ленгли. Это всем известно. Почему же сегодня ты отказался? Может быть, ты уже тогда знал, что вечером не сможешь пойти, что тебе что-то должно помешать?

– Какая ерунда, – рассвирепел Ленгли. – А, кстати, как этот билет попал к тебе?

– Мне его дала Мери. Сказала, что это у нее лишний.

– Почему же ты сам не пошел в таком случае?

– Я-то пошел бы, но вспомнил, что обещал жене провести вечер дома. Вы же знаете... А почему отказался ты?

– Удивительный ты все-таки человек, Сигрен. Совершенно не замечаешь, что творится возле твоего носа. Думаешь, Мери в самом деле мечтала пойти в концерт с тобой... или со мной?

– У нее; просто оказался лишний билет, – пробормотал Сигрен.

– Лишний, лишний, – передразнил Ленгли. – С Грехемом она хотела пойти, вот что.

– С Грехемом? Тогда почему же она не отдала билет ему? Не понимаю.

– Ты многого не понимаешь, Сигрен. Мери рассчитывала на твою сообразительность.

– Значит, ты решил сделать приятное Мери и Грехему, Ленгли? усмехнулся Сойк. – А, между прочим, Грехем предложил этот билет мне.

– Ты отказался, Грехем? – искренне удивился Ленгли. – Не захотел пойти с Мери? Вот это действительно странно. Может быть, объяснишь?

Грехем опустил голову:

– У меня были свои причины.

– Согласись, что это довольно подозрительно, – настаивал Ленгли.

– Ну, хорошо... если уж вы так настаиваете, – нехотя согласился Грехем. – Мери изумительная девушка. И я... А, да что говорить... Но я с детства почему-то не переношу скрипку. Как только услышу скрипичную музыку, со мной бог знает что начинает твориться... Вроде аллергии. Да ты должен помнить, Сойк. Мы тогда с тобой на три дня ездили к морю.

– Да, да, – подтвердил Сойк. – Он прямо-таки сознание теряет.

– Любопытно, – ни к кому не обращаясь, задумчиво произнес Сигрен. Одна и та же музыка и так по-разному действует на разных людей. Что до меня, то я скрипку просто не понимаю. Хотя Боровского, конечно, послушал бы охотно. А вот Хэксли, например, за скрипку все отдаст.

– Хэксли? – удивился Сойк. – Наш Хэксли? Кто бы мог подумать!

– Да, наш Хэксли.

– А ты откуда знаешь?

– Как-то он со мной разоткровенничался. Рассказал, что...

– Черт с ним, с Хэксли, – перебил Ленгли. – Мы, кажется, отвлеклись от дела. Так ты сказал, Сойк, что Грехем предложил билет тебе?

– Да что вы так привязались к этому билету? Тем более что теперь он все равно бесполезен, – сказал Грехем, вытащив из кармана какую-то бумажку и помахав ею в воздухе.

– Как? – встрепенулся Ленгли. – А разве Сойк тоже не взял билета?

– Нет, не взял.

– Ну, а ты что скажешь, Сойк?

– Да ничего, – тряхнул головой Сойк, – Ничего не скажу. Зато могу показать.

И он тоже извлек из кармана две голубые бумажки.

– Почему же ты мне сразу не сказал? – спросил Грехем.

– А ты что мне жена или теща, – разозлился Сойк, – чтобы перед тобой отчитываться?

На несколько минут в комнате воцарилась тишина. Молодые люди сидели в разных углах, не глядя друг на друга, словно исчерпав в этом словесном сражении все запасы энергии.

Первым нарушил молчание Грехем.

– Нам надо подумать, – сказал он. – Не ссориться, а лучше подумать. Мы попали в беду и должны держаться вместе, а не топить один другого.

Он поднялся.

– А сейчас самое лучшее – разойтись. Что ж, придется провести сегодняшнюю ночь в своих кабинетах.

– Это не самый лучший вариант, – заметил Ленгли.

– А что нам еще остается? – грустно улыбнулся Сойк.

Они молча кивнули друг другу и разошлись по комнатам.

...Хэксли остановил магнитофон и перемотал пленку Нажал кнопку воспроизведения и внимательно прослушал весь разговор от начала до конца.

Потом еще раз. И еще.

Надолго задумался. Затем достал из ящика стола ножницы и снова включил магнитофон.

СУББОТНИЙ ВЕЧЕР

Теоретики молча разошлись по своим комнатам. Однако вскоре в гостиную вернулся Ленгли, Быстрым шагом он подошел к двери, ведущей в кабинет Хэксли, но она оказалась заперта.

Ленгли постучал, за дверью было тихо. Он постучал еще раз, сильнее и почти сразу же, не дожидаясь, принялся дубасить в дверь кулаком.

Дверь резко отворилась, на пороге стоял Хэксли.

– В чем дело? – спросил он сухо.

– Вы и в самом деле заперли нас, как провинившихся мальчишек, сдерживая ярость, произнес Ленгли.

– Вы принесли мне пропавшее решение? – ледяным тоном осведомился Хэксли.

– В этом случае я, вероятно, предпочел бы не поднимать столько шума, усмехнулся теоретик.

– Что же вы хотите?

– Вы обещали сообщить женам моих товарищей. Но у меня, как вы понимаете, иная ситуация. Словом, я хочу позвонить одной моей знакомой.

– Нет! – отрезал Хэксли.

– Но чего вы боитесь, шеф? – искренне удивился Ленгли. – Не могу же я по телефону передать эти бумажки, даже если бы они и были у меня. Чего же вы боитесь?

– Всего.

– Ну, тогда позвоните ей сами. Скажите, что завтра я не смогу с ней встретиться. Она – хорошая девушка и мне не хотелось бы поссориться с ней из-за вашего Девидса.

– Он умер, – сухо напомнил Хэксли.

Ленгли смутился.

– Простите. Я просто еще не свыкся с этой мыслью.

– Хорошо, запишите телефон.

Ленгли чиркнул несколько слов на листке, вырванном из записной книжки, и протянул его Хэксли. Тот взял листок и подозрительно посмотрел на теоретика.

– А почему вы так уверены в том, что завтра не сможете с ней встретиться? Ведь если решение будет возвращено, я отпущу вас на все четыре стороны.

– Не пытайтесь поймать меня столь грубым способом, – пренебрежительно усмехнулся Ленгли. – Я не знаю, кто и когда возвратит вам это проклятое решение И именно поэтому предпочитаю предупредить заранее. А если завтра я окажусь на свободе, я ее уж как-нибудь разыщу, будьте покойны.

– На этот счет я совершенно спокоен, – без всякого выражения сказал Хэксли и, отступив на шаг, закрыл за собой дверь. Слышно было, как в замке повернулся ключ...

Вернувшись в свою комнату, Ленгли открыл стенной шкаф и достал из его глубины маленький транзисторный телевизор. Поставив его на письменный стол, он покрутил переключатель программ и, отыскав нужную передачу, погрузился в перипетии очередного футбольного матча.

Некоторое время гостиная была пуста, потом из комнаты, соседней с комнатой Ленгли, вышел Сигрен Неслышными шагами он подошел к одной из дверей и тихо постучал. На пороге появилгя Грехем.

– Это ты, Сигрен? – сказал он, не проявляя особого удивления. – Заходи.

Сигрен присел на краешек дивана.

– Извини, Грехем. Я просто не мог оставаться один. С Ленгли мы как-то далеки... А Сойк... Ты же знаешь – я постоянный объект его шуточек.

– На Сойка не следует обижаться, – примиряюще сказал Грехем – Он хороший парень. Правда, он любит подтрунивать над другими, но поверь, это не со зла. Просто сам ни на кого никогда не обижается, и ему в голову не приходит, что могут обидеться другие.

– Да, у него счастливый характер, – с завистью отозвался Сигрен.

И надолго замолчал.

Грехем тоже сидел молча, не пытаясь завязать разговор.

– Послушай, Грехем, – наконец нерешительно произнес Сигрен. – Я могу задать тебе один вопрос? Это для меня очень важно.

– Ну, разумеется.

Сигрен помялся еще несколько секунд, словно собираясь с духом.

– Грехем, – спросил он глухо, – только, пожалуйста, не удивляйся, ты веришь в бога?

– А почему ты спрашиваешь об этом именно меня? – все-таки удивился Грехем.

– Ну, Ленгли поклоняется иным богам, а у Сойка слишком критический ум.

– Не понимаю, почему это вдруг тебя заинтересовало? – Грехем встал и прошелся по комнате.

– Впрочем, не вижу причин скрывать свои убеждения. Да, я верю. Но не в того бога, который изображен на иконах и который занимается судьбами и деятельностью людей, а в некий рациональный мировой порядок.

– Мировая гармония? – проборматал Сигрен.

– Ну что ж, в конце концов это ничего не меняет.

– Он поднял глаза и пристально посмотрел на Грехема. – Послушай, Грехем, а в судьбу ты, значит, не веришь? В предопределение?

Грехем пожал плечами:

– Но ведь ты лучше, чем кто-нибудь другой, должен знать, что никакого предопределения нет и быть не может. Коль скоро поведение микрочастиц подчиняется не законам механики, а принципу неопределенности... Если последующие состояния не являются однозначными следствиями предшествующих, то о какой же судьбе может идти речь? А ведь мы тоже состоим из микрочастиц.

– Но и полного произвола тоже нет, – возразил Сигрен. – Существуют ведь статистические закономерности.

– Что ты хочешь этим сказать?

– А то. что осуществляются все-таки наиболее вероятные состояния. Значит, то, что должно произойти, произойдет. Что суждено, то и исполнится. И мы сейчас ничего не можем сделать. Только ждать. Вот это и не дает мне покоя.

– Вот ты о чем. – Грехем сочувственно посмотрел на Сигрена. – Но ты не прав, Сигрен. Вероятность пластична. И она открывает для каждого из нас множество возможных вариантов. И от нас зависит, какой именно избрать.

– Не знаю.. не знаю, – задумчиво бормотал Сигрен. – Послушай, Грехем, а если кто-нибудь из нас что-то совершит, это ведь будет сделано, в конечном счете, по воле божьей? Да?

Грехем подозрительно посмотрел на Сигрена, но промолчал. Сигрен же, казалось, ничего не заметил.

– А как ты думаешь, Грехем, – продолжал он, неожиданно меняя тему, каким путем мог идти Девидс в своем решении?

– Девидс? Признаться я не думал над этим, – Грехем явно уклонялся от ответа.

На этот раз настала очередь Сигрена с подозрением взглянуть на Грехема.

Разговор иссяк. В полумраке комнаты повисло напряженное молчание. Первым не выдержал Сигрен. Он тяжело поднялся и, молча кивнув Грехему, вышел за дверь.

А в это время Сойк, лежа на диване, заканчивал чтение детективного романа. С сожалением он перевернул последнюю страницу, полежал еще некоторое время, устремив взгляд в потолок, словно вновь переживая прочитанное, потом медленно протянул руку и выключил настольную лампу.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Было уже за полночь, когда Хэксли вышел из своего кабинета и, пройдя через гостиную, заглянул в комнаты теоретиков. Трое мирно спали на диванах, прикрывшись пиджаками. Дверь в комнату Сойка была заперта.

Хэксли тихо постучал, но Сойк не отозвался. Тогда Хэксли постучал настойчивее. В комнате послышалось шуршание, звук отодвигаемого стула, шаги, но дверь не открывалась.

Потеряв терпение, Хэксли сильно надавил на нее плечом и едва не упал, так как в это время Сойк как раз отпер замок и дверь неожиданно поддалась.

Чтобы не упасть, Хэксли пришлось сделать несколько замысловатых взмахов руками. Он представил себе, как это, должно быть, смешно и глупо выглядит со стороны, и зло посмотрел на Сойка.

А тот, как ни в чем не бывало, стоял прямо против двери, широко расставив ноги и заложив руки в карманы, и с веселой усмешкой наблюдал за тем, как Хэксли балансирует, стараясь сохранить равновесие. Можно было подумать, что он все подстроил специально.

– Пожалуйста, разбудите своих друзей, Сойк, – холодно сказал Хэксли, приняв наконец устойчивое положение. – Мне нужно немедленно с вами поговорить.

– Будет сделано, шеф, – Сойк был невозмутим, будто ночные совещания в лаборатории самое обычное дело.

Через несколько минут заспанные теоретики, ежась и позевывая, вновь сошлись в гостиной.

Подождав, когда они рассядутся в креслах, Хэксли сказал ледяным голосом:

– Мне кажется, молодые люди, вы отнеслись к моему сообщению, мягко сказать, несколько легкомысленно.

– Но мы уже все обсудили, шеф, – демонстративно зевнув, нарочито беззаботным тоном сообщил Сойк.

– И что же?

– Мы пришли к выводу, что действительно подозревать в хищении документов можно в абсолютно равной степени каждого из нас, – пояснил Сойк с обескураживающей улыбкой.

– Сейчас не время для шуток, Сойк, – резко оборвал его Хэксли.

– Да, время действительно позднее, шеф, – все так же спокойно отозвался Сойк.

– Видимо, вы плохо представляете себе всю серьезность положения, Хэксли явно нервничал. – Что же касается подозрений, то я не хуже вас знаю, кого следует подозревать. Но мне нужны не подозрения, а похищенные бумаги.

– Но, шеф, вы не дали мне договорить. А я как раз собирался сообщить о бумагах.

Хэксли, прищуриваясь, посмотрел на Сойка.

– И что же?

– Мы пришли к выводу, шеф, что эти бумаги никто из нас в глаза не видел.

– Ну вот что, – Хэксли стукнул кулаком по столу. – Я старался отнестись с уважением к вашему человеческому достоинству. Не зная, кто из вас виновен, я не хотел оскорблять подозрением остальных. Но я вижу – вы сговорились. Это что же, круговая порука?

– Как вам будет угодно, шеф, – вежливо заметил Ленгли.

– Хорошо, – медленно произнес Хэксли и обвел молодых ученых недобрым взглядом. – Хорошо же. Тогда я вам скажу все, что думаю.

Он на секунду умолк, а потом заговорил, отчеканивая каждое слово:

– Я вправе подозревать любого из вас. Любого. В сравнении с Девидсом все вы – простые ремесленники. Вы все завидовали ему. Да, вы неплохо считаете, но стоило поставить перед вами действительно сложную задачу, как вы не смогли даже с места сдвинуться. Разумеется, я сам виноват: я просто в вас ошибся. Ну что можно ожидать, например, от вас, Сигрен, нетрудно понять, когда видишь, с какой тоской вы смотрите на свои уравнения. Или от вас, Ленгли? Ведь у вас на уме только женщины. Я уже не говорю о вас, Сойк. Вы, конечно, человек не глупый, но, к сожалению, рождены не для теоретической физики... Грехем? Еще в детстве бабушка не раз предупреждала меня, чтобы я остерегался рыжих.

– Шеф! – возмутился Ленгли. – Вы переходите границы.

– Оставь, – равнодушно сказал Грехем.

– Границы? – насмешливо переспросил Хэксли. О каких еще границах вы можете говорить? Один из вас – преступник.

– Но вы оскорбляете нас всех.

– Перед остальными я впоследствии извинюсь, – бесстрастно заметил Хэксли, – а пока советую меня не перебивать. Так вот. Мне бы и а голову не пришло вас подозревать, если бы вы сами были хоть на что-нибудь способны.

– Хорошо, пусть мы бездарны, – заметил Сойк, – Но от бездарности до преступления...

– Не так уж далеко, – перебил Хэксли. – Как говорится, всего один шаг. И кто-то из вас его сделал. Я бы очень хотел, чтобы это было не так, но факты... Одним словом, я передумал. Я не хочу ждать до понедельника. Бумаги должны быть возвращены сегодня утром.

Хэксли помолчал.

– Пожалуй, я даже соглашусь, чтобы тот, кто взял бумаги, просто положил их на стол в этой комнате. Для меня, в конце концов, не имеет значения, кто именно их взял. Я хочу получить бумаги. И все. Но если утром их не будет, я сообщу в полицию.

И, круто повернувшись, он направился к себе в кабинет.

– Напрасно вы нас пугаете, – бросил ему вдогонку Ленгли.

Но Хэксли даже не оглянулся.

УТРОМ В ВОСКРЕСЕНЬЕ

В воскресенье в восемь утра Хэксли, который тоже коротал эту ночь в своем кабинете, разбудил Грехема.

– Ну как? Что вы надумали?

– Вы меня имеете в виду? – переспросил теоретик, поеживаясь и методично массируя руку, затекшую от лежания на жестком диване.

– Всех.

– На этот счет мне ничего не известно, – пожал плечами Грехем, – лично я, как вы сами видели, спал.

– Но на столе в гостиной бумаг нет.

– Нет? Тем лучше, – загадочно сказал Грехем. – Значит, вам известно об этом больше, чем мне.

– Взгляните сами, – предложил Хэксли.

– Зачем? Разве от этого они могут появиться?

– Но я хочу все же, чтобы вы посмотрели, – настаивал Хэксли.

– А почему именно я? – настороженно спросив Грехем. – Тогда уж будите всех.

– Достаточно и кого-нибудь одного. А то, что в обратился именно к вам, – чистая случайность. Можете не волноваться.

– Ну, хорошо, – снова пожал плечами Грехем. – Если уж вам так хочется...

Они вместе вышли в гостиную – впереди, твердым шагом Хэксли, за ним, все еще поеживаясь, Грехем в пиджаке, наброшенном на плечи. Постояли возле пустого стола. Хэксли зачем-то спросил:

– Итак, вы видите – бумаги не возвращены?

– Во всяком случае на столе их действительно нет, – уточнил Грехем, недоумевая, зачем Хэксли понадобилась эта процедура.

– Можете сообщить своим товарищам – я передаю дело в полицию.

– Как вам будет угодно, – отозвался Грехем. – Но только на вашем месте я не стал бы этого делать.

– А почему, собственно? Разве я не предоставил вам возможность выпутаться из этой истории, если и не с честью, то по крайней мере без особых потерь?

– Следует больше доверять людям, шеф.

– Бросьте, – отрезал Хэксли, – оставьте эти ваши интеллигентские рулады. Я человек простой, верю только своим глазам, фактам. И вам советую. А факты говорят, что это мог сделать только один из вас. Другой вариант невозможен.

Невозможен? – усмехнувшись, переспросил Грехем. – Невозможность понятие довольно неопределенное, шеф. Вот мы, скажем, считали, что решить эту вашу задачу совершенно невозможно. А Девидс взял да и решил.

Хэксли как-то странно посмотрел на Грехема. Казалось, он хочет что-то сказать, но колеблется. Однако так ничего и не сказав, он круто повернулся и вышел из комнаты.

Вернувшись в кабинет, Хэксли полистал записную книжку, нашел нужный номер и снял трубку. Это был номер домашнего телефона комиссара полиции Бэрда.

– Господин Бэрд? Здравствуйте. Говорит Хэксли из теоретической лаборатории. Мы с вами однажды встречались в связи с Институтом Бентсона, помните? А сейчас я хочу попросить вас заняться одним делом. Нет, нет, лично вас. Почему не в полицию? В этом нет необходимости: дело носит, так сказать, частный характер. Женщина? Нет, нет, к прекрасному полу это не имеет никакого отношения. Ровно через час? Хорошо. Я вас жду.

ХЭКСЛИ И БЭРД

Когда Бэрд вышел из кабины лифта на 37-м этаже небоскреба "Волизанс Сайн", где помещалась теоретическая лаборатория, Хэксли уже ожидал его на площадке. Он молча провел комиссара в свой кабинет и пододвинул ему кресло.

– Прошу вас, присаживайтесь... Сигару?

– Предпочитаю сигареты, если разрешите? – вежливо отказался Бэрд, доставая из кармана массивный серебряный портсигар с замысловатой монограммой. – Я, знаете ли, вообще не люблю крайностей, мне больше по душе полутона.

– Ну, в вашей-то работе, – улыбнулся Хэксли, – насколько я понимаю, чаще всего приходится иметь дело именно с крайностями.

– Тем более, – заметил Бэрд. – Тем более. Потому-то я и стараюсь обходиться без них, когда это возможно.

Он щелкнул зажигалкой и глубоко затянулся. Приближался тот всегда волновавший его момент, с которого, собственно, и начинается любое расследование. Сейчас Бэрд как бы готовился открыть новую книгу и погрузиться в таинственный водоворот событий и судеб, в котором ему предстояло разобраться.

Он поудобнее уселся в кресло и тихо сказал:

– Я слушаю, господин Хэксли.

– Да, да, – Хэксли сразу сделался серьезным. – Но я хочу вас предупредить. Дело, ради которого я вас пригласил, чрезвычайно тонкое, и я не хотел бы, чтобы оно вышло за стены моей лаборатории...

Он вопросительно взглянул на Бэрда, но тот промолчал.

– Я хочу также, чтобы вы знали, комиссар: я не случайно обратился именно к вам, – продолжал Хэксли. – То, что здесь произошло, непосредственно связано с наукой, с научными исследованиями. А насколько мне известно, вы с успехом провели уже ряд подобных дел.

– Вы мне льстите, господин Хэксли, – вежливо улыбнулся Бэрд. – Но физика не моя стихия.

Бэрд скромничал. В свое время он прошел два курса физического факультета и только после этого, окончательно убедившись, что его призвание в другом, переменил профессию. Впрочем, о своем знании основ физики он умалчивал также из чисто тактических соображений. Это давало ему в процессе расследования преимущество, какое дает человеку знание иностранного языка, когда об этом не подозревают объясняющиеся на этом языке окружающие.

– Так что, может быть, – продолжал Бэрд, – вам лучше обратиться к кому-нибудь другому?

– О, нет. Вам не придется решать уравнений. Ваша задача найти того, кто их украл. Не столько физика, сколько психология...

Бэрд внимательно выслушал рассказ Хэксли, медленно раскурил новую сигарету и, несколько раз затянувшись, с силой придавил ее о край пепельницы:

– Могу я задать вам несколько вопросов?

– Разумеется.

– Кто, кроме вас и Девидса, находился вчера в лаборатории?

– Только четверо теоретиков, о которых я вам уже говорил, и моя секретарша Мэри.

– А не мог ли войти в кабинет к Девидсу кто-либо посторонний?

– Это исключено. Мой кабинет расположен между комнатой секретарши и всеми остальными помещениями.

– Следовательно, – уточнил Бэрд, – для того чтобы попасть в комнаты, где работают теоретики, необходимо пройти через ваш кабинет?

– Да, другого пути нет.

– Но это значит, что ваши сотрудники беспокоят вас по меньшей мере два раза в день – утром и вечером, – удивился Бэрд.

– Да, но это себя окупает.

– Возможно, – согласился Бэрд. – Я бы хотел еще кое-что уточнить. Значит, одна дверь вашего кабинета выходит в комнату секретарши, а другая?

– Другая – в промежуточную комнату. Мы между собой называем ее гостиной.

– И туда же выходят двери кабинетов ваших служащих?

– Да, вся внутренняя планировка сделана по моим эскизам.

– А между собой кабинеты сообщаются?

– Я всегда был убежден, что самый лучший помощник исследователя полное уединение.

– Что же ваши сотрудники вовсе не общаются друг с другом в течение всего дня?

– Разумеется, общаются. Обмен мнений необходим. Но в разумных дозах.

– Понятно. Итак, если я вас правильно понимаю, в кабинет к Девидсу с того момента, как вы оттуда ушли, и до того момента, как вы обнаружили Девидса мертвым, могли входить только ваши сотрудники. Кто-то из четверых?

– Да, никто другой к Девидсу войти не мог.

– А через ваш кабинет за это время не проходил никто?

– Исключено. Я все время находился здесь и, конечно, заметил бы.

– А нет ли какой-нибудь другой возможности проникнуть в кабинет к Девидсу? Скажем, через окно?

– Разве что с вертолета, – рассмеялся Хэксли – Мы ведь на 37-м этаже.

– О, вы даже представить себе не можете, какую ловкость проявляют современные преступники.

– Верю вам, комиссар, но в данном случае это абсолютно исключено. В нашей лаборатории ни одно окно не открывается. Мы пользуемся кондиционерами. А так как все стены целы... – Хэксли поднялся. Впрочем, вы можете сами в этом убедиться.

– Нет, нет, – остановил его Бэрд. – Осмотр я проведу позже. Прежде я хочу познакомиться ее всеми обстоятельствами дела.

– Как вам угодно. – Хэксли снова опустился в кресло. – Что еще вас интересует?

– Расскажите, пожалуйста, господин Хэксли, если это, разумеется, не секрет, чем занимается ваша лаборатория?

– Над какими проблемами мы работаем?

– О, нет, так далеко или, вернее, глубоко мое любопытство не простирается. Я хотел бы только знать, откуда берутся те задачи, которые вы решаете? Это чьи-нибудь заказы или вы, так сказать, жрецы чистой науки?

– Да, мы получаем заказы от различных фирм и институтов. Но время от времени я ставлю перед своими сотрудниками и чисто научные проблемы.

– И задача, о которой идет речь...

– Это была именно такая проблема.

– Важная?

– Ее решение позволило бы добывать любые вещества из вакуума – из пустоты! Судите сами. Это произвело бы полный переворот и в науке, и в технике, – помолчав, добавил Хэксли.

– И вы уверены, что Девидс действительно решил эту задачу?

– Ни минуты в этом не сомневаюсь.

– Но вы сами говорите, что видели только начало решения.

– Девидс не мог ошибиться, – убежденно сказал Хэксли. – Я знаю его много лет. Он всегда видел ошибку за тысячу километров. И потом – это особый вопрос. Ваша задача найти бумаги. Их-то я, во всяком случае, видел.

Бэрд снова раскурил сигарету.

– Мне придется задать вам еще один вопрос. Из чего складываются ваши доходы и как они распределяются?

– Работу лаборатории оплачивают заказчики. Что же касается распределения, то мы существуем на правах акционерного общества.

– И вы, господин Хэксли, разумеется, владеете контрольным пакетом?

– Да, у меня что-то около шестидесяти процентов. Но каждый из сотрудников также является полноправным пайщиком, имеет свою, хотя и небольшую, долю. Кроме того, я плачу им достаточно высокое постоянное жалованье.

– Ну, а в тех случаях, когда работа не заказная?

– Если сделано открытие, мы можем получить на него патент, а это – те же кларки.

– Хорошо. Допустим, кто-то из ваших сотрудников действительно взял бумаги. Как он мог бы ими воспользоваться? Может он выдать открытие Девидса за свое?

– Да, конечно.

– И получить от этого какую-нибудь выгоду?

Хэксли помедлил с ответом.

– Как вам сказать... Это было бы довольно трудно осуществить. Дело в том, что, согласно контракту, в течение всего времени его действия любое открытие, сделанное нашим сотрудником, является собственностью лаборатории – независимо от того, сделал он его в рабочее время или где-нибудь дома.

– Но автором открытия, так сказать для истории, все же считается тот, кто его сделал?

– О, разумеется. Личное авторство сохраняется. И соответственно – слава.

– Значит, не исключено, что похищение документов могло быть совершено в погоне за славой?

Хэксли снова помедлил:

– Я допускаю подобную возможность.

Бэрд тоже помолчал.

– Однако если открытие все равно остается собственностью лаборатории, то почему же вы сочли необходимым задержать сотрудников на воскресенье? Или вам не безразлично, кто из них будет считаться автором открытия?

– Я за справедливость. Но дело не только в этом. Открытие могут запатентовать на подставное лицо. И тогда ничего нельзя будет доказать.

– Но в таком случае и вся слава тоже достанется подставному лицу.

– Слава – да, но кларки...

– Понимаю. И наконец, последнее. Не могли бы вы, господин Хэксли, охарактеризовать ваших сотрудников, ну хотя бы а нескольких словах?

Хэксли задумался:

– Вероятно, прежде всего вас интересует Девидс?

– И он.

– Девидс – исключительный учечый... Был... Такие рождаются один раз в столетие. Он обладал удивительным мозгом. Не мозг, а быстродействующая вычислительная машина. И у него была феноменальная память – он знал все на свете.

– Так. А остальные?

– Грехем. Типичный исследователь. Классически рассеян. Немного замкнут. Главное для него – наука. Отсюда семейные неурядицы. Мне кажется, он собирается расстаться со своей супругой. Довольно способный ученый. Ленгли. Этот отнюдь не затворник. От радостей жизни не отказывается. Способности средние. Но резок на язык и вспыльчив. Хотя и не злопамятен. Сигрен. Пессимист, мрачноватый человек. Наукой занимается, можно сказать по обязанности, но одарен. Обидчив. Совершенно не понимает шуток. И, если можно так выразиться, принципиальный неудачник.

– Кажется, есть еще один?

– Да, Сойк, – по лицу Хэксли скользнула пренебрежительная гримаса. – О нем можно сказать в двух словах: несерьезный человек. К тому же честолюбив и весьма высокого о себе мнения. Не прочь пустить пыль в глаза.

– Зачем же вы его держите?

– Видите ли, при всех своих недостагках Сойк неплохой вычислитель. Если точно поставить расчетное задание, можно быть спокойным: он выполнит его быстро и безошибочно.

– Ну, что же, благодарю вас. Теперь я получил хотя бы некоторое представление об этих людях. Кстати, а как они работали над этой вашей "вакуумной" проблемой?

– Что значит – как? – не понял Хэксли.

– Все вместе, так сказать, объединенными усилиями, или поодиночке?

– Разумеется, каждый в отдельности. В этом – весь смысл. Как можно меньше влиять друг на друга, искать свои, оригинальные подходы к задаче. Только с Девидсом они иногда советовались.

– Пожалуй, для начала достаточно, – сказал Бэрд, поднимаясь – Теперь, если вы не возражаете, осмотрим кабинет Девидса.

– Минуту, – остановил его Хэксли. – Вчера, после того как я сообщил своим сотрудникам о пропаже, они довольно долго обсуждали друг с другом ситуацию. Без меня, разумеется. Но этот разговор я записал на магнитную пленку. Не хотите ли послушать?

Бэрд поморщился:

– Обычно я предпочитаю не пользоваться подобными средствами.

– Я не собираюсь вмешиваться в вашу работу, комиссар, – подчеркнуто вежливо произнес Хэксли. – Но думаю, вам придется говорить с каждым из них. Ведь ваша задача состоит даже не столько в том, чтобы найти похитителя, сколько в том, чтобы повлиять. Вы понимаете меня? Мне не так важно знать – "кто". Я только хочу вернуть бумаги. Но для этого тот, кто виновен, должен почувствовать неотвратимость разоблачения. И пленка может вам помочь. Надеюсь, господь нас простит.

– Хорошо, пусть так, – согласился Бэрд. – В конце концов, это ваше дело.

Хэксли откинул крышку стола, скрывавшую небольшой магнитофон, и нажал кнопку. Медленно завертелись прозрачные бобины.

Бэрд молча, с бесстрастным выражением лица прослушал запись. Попросил повторить еще раз.

Потом Хэксли воспроизвел еще две записи: своего второго вечернего разговора с теоретиками и утренней воскресной беседы с Грехемом.

– Надеюсь, это вам пригодится, – заметил Хэксли, останавливая магнитофон.

– Возможно, – отозвался Бэрд рассеянно. – Возможно, я этим воспользуюсь. Кстати, не могли бы вы дать мне эти пленки на некоторое время?

Хэксли внимательно посмотрел на Бэрда, но тот, казалось, был всецело поглощен разглядыванием портретов великих физиков, украшавших стены кабинета.

– Ну что же, – протянул Хэксли, словно колеблясь. – Возьмите, если это может принести пользу.

И, сняв с магнитофона катушку с пленкой, протянул ее Бэрду вместе с двумя другими. Комиссар небрежно сунул катушки в портфель и встал:

– Займемся осмотром?

– Я к вашим услугам.

ЗАПИСНАЯ КНИЖКА

В кабинете Девидса было полутемно. Хэксли подошел к окну и, потянув за шнурок, поднял плотную, почти непрозрачную штору,

– Девидс любил работать при электрическом свете, – пояснил он.

Бэрд огляделся. Ничего особенного – обычный кабинет. Минимум обстановки. У одной из стен низкий письменный столик на тоненьких ножках. На его матовой поверхности лампа с допотопным зеленым абажуром, авторучка, воткнутая в причудливую подставку, пустой стакан. Рядом со столом кресло с мягкой высокой спинкой. Тут же простая полка, на которой в беспорядке валялось несколько потрепанных книг. В противоположном углу застекленный шкаф, доверху заполненный аккуратными книжными рядами. Стены увешаны портретами известных ученых с размашистыми автографами. Кроме того, в комнате стояло еще два стула без спинок да на полу лежал пестрый синтетический коврик.

– Скажите, господин Хэксли, – спросил Бэрд, – что произошло после того, как вы обнаружили Девидса мертвым?

– Я немедленно пригласил врача из мэрии. Он осмотрел Девидса и, удостоверив смерть, вызвал санитаров. Девидса увезли. Вот свидетельство, – Хэксли полез в карман – Нет, нет, не нужно, остановил его Бэрд – Скажите, приезжал врач, вносили носилки, выносили труп – и никто из ваших сотруднжов ничего этого не заметил?