Текст книги "Слепое пятно"

Автор книги: Виктор Ночкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)

– То ж я дывлюсь, замало стриляныны було… Слипый, ты с вченым давай у ти бетони руины, сховайтесь там и сыдить тыхенько. Паша, ты як?

– Я здесь.

– Та ни, краше назад видтягнысь трошки. Нехай воны не лякаючись сюды йдуть. Слипый, я що казав? Бери Вандемейера и чеши у руины! Ну!

Ночной бой в Зоне – то ещё развлечение. Причудливая подсветка, ограниченные возможности манёвра, да ещё такая интересная особенность, как сигналы на ПДА. Ты не видишь ни своих, ни чужих, но на мониторе расположение определяется легко. Я решил, что для нас самый лучший вариант – встретить мародёров, расположившись перед узкой лощиной, бандитам непременно придется сгрудиться, чтобы не угодить в радиоактивные зоны да аномалии справа и слева на склонах, – тут-то мы бы их и приняли… Я и собирался это предложить, но Костик рявкнул так строго, что у меня все мысли вмиг будто ветром сдуло. Я ухватил Дитриха за оранжевый рукав комбинезона и поволок к руинам, не слушая его протестов. Я целиком доверял боевому опыту нашего терминатора и решил в точности исполнять его приказы. Паша вскоре догнал нас, на бегу бросил:

– Глядите меня не подстрелите, я засяду впереди, вы – справа и слева по ту сторону.

Он имел в виду, что мы расположимся в два эшелона. Посреди руин среди развороченного бетона притаились аномалии, так что позиции можно было организовать либо с восточной стороны нагромождения раздолбанных блоков, либо с западной – откуда надвигались чужаки. Угольщик вызвался прикрывать нас и принять на себя основной удар. Я не возражал, у Паши и оружие было посерьезней нашего.

Вандемейер рвался в бой, но я, едва ли насильно, затащил рыжего в укрытие, с его «макаровым» только на большой дистанции воевать, конечно…

– Не будьте сволочью, Вандемейер, – велел я, – сидите и не высовывайтесь. Ваша задача – уцелеть.

– Но я…

– Вы обещали слушаться! Все, я буду слева! – И убежал искать лежбище.

Сквозь шорох дождя уже доносились громкие голоса – бандюки вступали в лощину и подбадривали себя воинственными криками, которые сводились примерно к следующему: «А ну давай! Щас мы их!» На самом деле каждая фраза была в три-четыре раза длинней, но состояла из таких слов, за которые мамаша мне, маленькому, уши бы открутила. Я присмотрел наклонную бетонную плиту, взбежал по ней и плюхнулся за низеньким бруствером, образованным остатками стены. Располагался я теперь повыше соратников, справа подо мной ритмично вспыхивали лиловые огоньки – струи дождевой воды, стекая по бетону, то и дело заставляли аномалию срабатывать.

Выбрав позицию, я глянул на ПДА – сигнал Костика исчез. Ни один сталкер, даже самый зеленый, не стал бы отключать свой комп – без навигатора слишком велика опасность угодить в аномалию или подстрелить своего. Оставалось надеяться, что Тарас понимает, что делает…

Первыми огонь открыли бандиты – они догадывались о нашем расположении по сигналам на ПДА и стали палить наугад, ориентируясь по показаниям компьютеров. Я поздравил себя с удачно выбранной позицией, несколько пуль ударили в бетон подо мной – мародёрам не приходило в голову, что я расположился в нескольких метрах над уровнем грунта, ПДА отображает лишь распределение сигналов по горизонтали. Дитриху с Угольщиком пришлось похуже, вокруг них наверняка грохотали заряды, тем более что у одного или двоих бандюков оказались дробовики. На таком расстоянии дробь не слишком смертоносна, зато, разлетаясь, покрывает большую площадь.

Коротко загрохотал Пашин «Калашников», потом ещё, хлопнули пистолетные выстрелы с правой стороны – оттуда, где залег Дитрих. Я не хотел обнаруживать свою позицию раньше времени, наблюдал за продвижением противника по точкам на ПДА. Вот они преодолели узкую лощину, разворачиваются цепью – не слишком ловко, правый фланг выдвинулся вперед. Мне показалось, что я различаю в отсветах аномалий движение, – и я дал длинную очередь, выпустил почти половину магазина. Меня тут же обнаружили – вспышки выстрелов на верхотуре были отлично видны отовсюду, – и пули затрещали по бетонной стене, за которой я укрывался. С визгом полетели осколки. Я чуть отполз и торопливо спустился – превращаться во всеобщую мишень мне не хотелось.

Сквозь треск и грохот я различил крики, что, дескать, «Чингачгук ранен», – и мне сделалось настолько смешно, что я, скатываясь по мокрому бетону, едва сдерживался, чтобы не заржать в голос. Оказывается, наш форт атакован этими, как их, команчами… Отыскав новую позицию, я бросил взгляд на ПДА и снова дал очередь. От сдерживаемого смеха «Гадюка» дрогнула в руках – и, видимо, исключительно благодаря этому я снова попал! Ответом на мою стрельбу стал отчаянный крик, я дал новую очередь, на этот раз, наверное, неудачно, – и снова присел за бетонным бруствером, чтобы сменить магазин… Тут в дело вступил Костик. Трижды коротко ударил АКМ, потом, после секундной паузы, – ещё раз. И стало тихо. В наступившей тишине сиротливо прозвучал одиночный выстрел «макарова» – оттуда, где я оставил Вандемейера… И снова стало слышно лишь шорох дождя да треск аномалий внизу, под нагромождением балок.

Я разглядывал экранчик ПДА, протирал рукавом и снова присматривался – не маркированные точки, обозначающие «индейцев», оставались неподвижны. Замерли, образовав неровную дугу с центром где-то позади нашего убежища. Спеклись, ирокезы? Потом позади дуги зажглась звездочка Костика.

– Ну, що! – выкрикнул Тарас. – Нибы, усэ! Выходьте, хлопци.

Дождь, будто только и дожидался победы над делаварами, хлынул с новой силой… Мы выбрались из руин и пошли к Костику. Тот пока что оставался невидимым за дождевыми струями и, судя по показаниям ПДА, обходил мёртвых мародёров. Его сигнал смещался вдоль цепочки, ненадолго задерживаясь у каждого немаркированного сигнала.

– О, дывы, а цей ще жывый! – донеслось из потоков дождя.

Мы сгрудились над телом, Паша включил фонарик. Человек лежал на боку.

– А, знаю его, – буркнул Угольщик. – Это Вася Чингачгук. Падла известная.

– Чингачгук? А я думал, мне послышалось. Идиотская кликуха.

Хотя, если вдуматься, у половины наших «погонял» такие, что хоть стой, хоть падай. Нормальные прозвища разве что у сталкера Петрова да у меня.

Костик перевернул мародёра, расстегнул куртку.

– Ну, що? Збережемо це жыття, а?

Я протянул аптечку, Паша стал светить, и Костик занялся ранами. Мародёр получил несколько незначительных дырок, пули прошли навылет. Вандемейер придержал обмякшего Васю Чингачгука в сидячем положении, Костик сноровисто распахнул одежду (между прочим, я заметил, что тоненькая пачка банкнот перекочевала из внутреннего кармана бандита к Костику), вколол сыворотку и стал бинтовать, приговаривая:

– Це не моя работа, Слипый, це ты його пидбыв. Мойи уси лежать тыхенько, як належить…

– Раз моя работа, отдай бабки.

– Яки бабки? – На меня Костик не глядел, ловко накладывал бинты.

– Яки? Таки. Я все видел.

– Ты, Слипый, не повынен бачити, бо ты Слипый, – наставительно заметил Костик. – Гаразд, гроши навпил. Пополам, як вы, москали, кажете. Тоби за влучный пострил, мени за медицинське обслуговування.

– Сам ты москаль.

Тарас закончил бинтовать, и Вандемейер выпустил Васю, тот снова повалился на землю.

– Я свяжусь, с нашими в лагере, – сказал Угольщик, – сообщу Корейцу насчет Чингачгука.

Кореец – это прозвище сталкера, который сейчас верховодил в лагере на автокладбище. Корейцем его прозвали потому, что он съел слепую собаку. Пережидал Выброс в каких-то подвалах, его завалило, поблизости никого не оказалось, а у парня, как назло, консервы закончились. Он и съел пса, которого угораздило свалиться к нему в подвал. Подобные истории происходят сплошь и рядом, надо будет придумать что-нибудь и про Петрова в таком духе. Ну а что Угольщик занялся сообщением – это означало, что устранился от поиска трофеев, молчаливо предоставляя добычу нам. Зато и тела стаскивать тоже нам выпало. Между сталкерами существует довольно условный и страшно запутанный кодекс поведения. Мы – не без помощи Вандемейера, кстати, – сволокли тела и сбросили в яму под бетонными плитами. Обобрали, конечно, сперва, конфисковали ценности… Впрочем, хабар вышел грошовый. Банда Чингачгука явно не процветала. Разве что у самого Васи в кармане куртки нашлась «капля». Вещица недорогая, но все же… Да ещё автомат Чингачгука Костику понравился, он его взял себе, а мой решил вернуть. Мне сейчас АКМ был не с руки, я всегда предпочитаю MP-5, он легенький и отдача не жесткая, как раз по мне. Неожиданно «Калашников» попросил Вандемейер, мол, он умеет с ним обращаться. Я согласился.

– Мы часто контактировали с Н`Гвамой, – к чему-то вспомнил рыжий. – Мощный человек, его род контролировал около ста шестидесяти квадратных километров в Центральноафриканской Республике. Так он собственноручно убил старого шамана и сам стал и шаманом, и вождем. Следил, чтобы все ритуалы соблюдались. Расстрелял несколько человек за то, что пропустили богослужения. Вообще это выглядело как танец. Мужчины племени становились в круг и плясали.

– З «калашами»? – уточнил Костик. Он раньше меня раскусил причудливую ассоциативную цепочку Вандемейера.

– Именно так. С акээмами было две молитвы: танец войны и танец дождя. Это мужские танцы, потому с оружием. Взрослые с автоматами, молодежь, которые до инициации, – с ассегаями.

Мы закончили с телами и навалились на бетонную плиту, чтобы прикрыть братскую могилу. Угольщик присоединился к нашей троице, и общими усилиями мы завершили работу.

– А почему именно войны и дождя? – отдышавшись, спросил Паша.

Дитрих закашлялся, полез за пазуху за таблетками, проглотил горсть, запил из фляги. Потом объяснил:

– Потому что у них больше ничего не случалось, всегда сухо и жарко. Разнообразие – дождь либо война, поэтому они в честь войны и дождя танцуют с автоматами Калашникова. Выказывают почтение таким образом. Это тоже Н`Гвама придумал…

Я не стал уточнять, уважение по отношению к чему? К автомату? Или к войне с дождем? Помолчали. Паша сказал Костику:

– Ну, ты гигант. Я сперва не понял, что ты делать собрался.

– Ничого такого я не робыв. Посыдив тыхесенько, поки воны на вас не пишлы, роздывывся, хто де… а потим швыденько усих поклав.

Это я понял, Костик нашёл укромное местечко, пересидел, пока бандюки прошли мимо, по звукам и вспышкам выстрелов разобрался, кто где, а потом – четыре короткие очереди, и все. Терминатор, точно.

– А почему ты не захотел встретить их у выхода из долины?

– Ты що, Слипый?

И Дитрих встрял:

– Слепой, если бы мы встретили их в узком месте, они бы остановились, а потом пошли справа и слева в обход холмов, нам пришлось бы вести два боя, а нас мало.

– Тоди я усих не поклав бы разом, – согласился Костик.

Ага, конечно. Все стратеги, все тактики. Один Слепой ничего не понимает… однако Чингачгука подстрелил ковбой Слепой, знаменитый ганфайтер.

Дождь прекратился так же внезапно, как и начался. Здесь это обычное дело. Некоторые аномалии разогревают воздух, теплые потоки поднимаются над сопками, вызывают стремительные порывы ветра, способные мигом разогнать тучи или, напротив, пригнать теплый, насыщенный влагой воздух туда, где он, быстро охлаждаясь, рождает сильный дождь. Благодаря этим восходящим потокам, там и тут бьющим в небеса, в Зоне не бывает толковой зимы. Снежные заряды, вторгаясь через Периметр, несут метели и холод, но источники аномальной активности мигом останавливают зиму на пороге Зоны, не дают продвинуться внутрь. И лето здесь дождливое, серое. Вечная осень, печная осень… все серое, куда ни глянь. Самое подходящее место для дальтоника – если он не слишком дорожит жизнью, разумеется.

С телами бандитов мы провозились часа два и, когда прекратился ливень, как раз сели передохнуть в закутке под бетонной плитой, с которой я стрелял в начале боя.

Небо очистилось, показались звезды – я с удивлением обнаружил, что на востоке изрядно посветлело. Вот и сходили на часок… Часы на ПДА показывали начало пятого, уже практически утро. Да, сорвались ночные исследования. Вандемейеру сейчас было не до науки – он совсем упарился, тяжело, с хрипом, выдыхал сырой воздух, его надсадные вздохи заглушали треск аномалий внизу.

– Вандемейер, на що вы себе так терзаете? – благодушно бросил Костик. – Спокийно б зачекалы, поки мы мертвякив поховаем.

– Я… ничего… – отозвался учёный. – Я сейчас… лекарства.

Он расстегнул оранжевый комбинезон и полез за пилюлями. Выжрал порцию, запил из фляги – и разразился новым приступом кашля.

– Кепськи справи, – покачал головой Костик, – Чую, никуды сьогодни не пидемо. Выбач, Паша, наш Вандемейер – того, хворый.

Угольщик встал, по его комбинезону сбежали струйки дождевой воды, собиравшейся в складках, пока сталкер сидел.

– Ладно, – кивнул. Я уже хорошо видел Пашин силуэт на фоне быстро светлеющего неба. – До лагеря пойдем?

– Якщо допоможеш цього доволокты. – Костик имел в виду пленного Чингачгука. – Слипый, зберы добыч.

Я нагрузился трофейным оружием, набил рюкзак невеликим хабаром, который обнаружился в карманах убитых мародёров, Паша с Костиком подхватили бесчувственное тело Чингачгука – и мы выступили в обратный путь. Позади плелся Вандемейер, перхал, отхаркивался и, ручаюсь, сплевывал только в салфеточку.

У входа в лагерь нас ожидал комитет по встрече во главе с Корейцем. Ребятам, конечно, было неловко. Когда к северу от лагеря показались бандюки (их заметили по сигналам ПДА), парни встретили пришельцев пальбой, те дали несколько залпов, потом Вася увел их в обход.

Наши, на автокладбище, поздравили друг друга с победой, а ирокезам вовсе не нужен был лагерь, они с самого начала нацелились атаковать нашу группу. Непонятно, чем мы им так не занравились? Потом у нас вспыхнула перестрелка, и Кореец виновато объяснил, что он-де хотел двинуться на подмогу, но «разве этих поднимешь?…» Мы ответили в том смысле, что не в претензии, раз нам и хабар достался. На подъем наши тяжёлы, это точно, – потому что в лагере собрались одиночки, никакой дисциплины. Защищаться сообща – это да, это ещё получается, а вот в поход нашу братию вывести нелегко.

Кореец оглядел пленного.

– О, Чингачгук… А зачем вы его сюда волокли? Там бы и шлёпнули.

Мы переглянулись. В самом деле зачем? Как-то никому в голову не приходило рационального объяснения, на кой нам сдался этот бандит. Что касается меня, то у меня просто рука не поднялась на беззащитного человека. В схватке – другое дело, а когда он не может защищаться, как-то не выходит у меня. Чингачгук выжил, потому что в нашей группе было два новичка, у которых другие привычки, а мне просто пофиг.

– Это не гуманно, – буркнул Дитрих. И зашелся кашлем, тяжело ему ночка далась.

– Расстреливать два раза уставы не велят, – процитировал Костик.

Тут наш Вася стал приходить в себя. Приподнялся на локте, оглядел по очереди всех… уставился на Пашу.

– А, Угольщик, сука. Жалко, не достал я тебя, сволочь…

Паша сплюнул и молча потащил из кармана сигареты.

– Я за Колю б тебе глотку зубами рвал, я бы тебя на куски нашинковал… – не унимался Чингачгук, – я б тебя…

– Можешь меня в задницу до смерти зацеловать, – спокойно ответил Угольщик, прикуривая. – Не знаю, что за Коля, но если такая же гнида, как ты… то, может, и я его когда пришил. Я вас, паразитов, всегда бью, где б ни попались. А имена не спрашиваю, хоть Коля, хоть ещё какой хрен.

Паша выпустил дым и закончил:

– Я вас, козлов, не различаю. Многих положил, точно… может, и Коля среди них был.

– Коля Черт, кореш мой, – прошипел наш могиканин, – не знаю, что ты с ним сделал…

– И я не знаю. А что с ним такое?

– Рассказывай, Вася, – предложил Кореец, – облегчи душу, раз уж так вышло, что ты по ошибке живой остался. Только если будешь ругаться, Зоной клянусь, зубы выбью. Не люблю я, когда ругаются. Что там с твоим Колей?

– Коля пошел собак пострелять, есть тут долинка рядом… Вернулся, говорит: хорошее место, собаки обожравшиеся, ленивые. Взял с собой Шалого, и урыли. День прошел, их нет. Я с пацанами туда, в долинку…

– Там поляна костями усыпана, – вырвалось у меня.

– Точно, – кивнул Чингачгук. – Угольщик, дай, что ли, закурить, морда, поскольку сразу не шлепнул.

Костик подал пленному пачку, которую у него же, бесчувственного, и отобрал, я сам видел.

– На, пали, твои ж цибарки, – пояснил, – я теж ту галявыну бачив. Пали и кажы дали.

Чингачгук закурил, покашлял, держась за перебинтованную грудь, и продолжил:

– А чего казать? Взял пацанов, пошли мы… Полянка, да. Посреди полянки стоит мой Коля. Стоит, не движется, в одной рубахе. Куртка у него была с кольчужкой, с подкладкой, значит, кольчужной, он месяц шил, помню… Так нет куртки на нем… Стоит Коля и молчит. Я ему – Коля, Коля, что ты? Взял его за плечо, а оно каменное, мышцы все свело. Как судорога…

Вася сделал несколько быстрых затяжек, мы ждали. Вокруг уже собралась толпа, лагерь просыпался, сталкеры сходились отовсюду.

– Я ему: Коля, друг, скажи, что с тобой? Поворачиваю к себе, а он как стоял – так и завалился, деревянные прямо ноги, не гнутся. Тут и Шалого увидел, тот холодный лежит, в небо глядит. И Черт свалился так же рядом – и в небо глядит, а глаза пустые. Пульс слабый, еле бьется, но часто-часто. Коленька, говорю, что с тобой…

Бандит всхлипнул, рука с сигаретой дрожала… но никто не смеялся. Очень страшно мне вдруг стало, я вспомнил поляну, усеянную костями…

– И ведь целый он, целый! – пробормотал Чингачгук. – Ни пуля его не тронула, ни зверь. А в себя не приходит… и сердце колотится, как птаха в кулаке. На другой день помер. Тихо так, я и не заметил. Мы его принесли, я водкой растер, антирада двойную дозу вколол… внутримышечно… хотя счетчик не слишком на него тявкал, но я вколол, мало ли… Не знаю… а он номер.

– И компьютэр його вщент розтолочен був? – спросил Костик.

– Не было при нем ПДА, ни у него, ни у Шалого, я же говорю – раздели до рубахи обоих.

– Ты бы за кусты глянул, – буркнул я, – там кладбище мёртвых ПДА. Расчленёнка в полный рост.

– Я глядел. – Чингачгук отбросил сигарету и с ненавистью уставился на Угольщика. – Я туда часто стал наведываться. И тебя, Паша, видел не раз. Видел, ходишь ты, вынюхиваешь, высматриваешь. Ты и Колю моего… не знаю, чем и как, а ты, падла, в ответе за Колю.

– Сам ты падла, – ответил Костик. – В нього також друг там загинув, Паша тому й ходыв на полянку с кистками. Як и ты.

– Брешет!

Паша подал плечами.

– Брешет! – убежденно объявил Чингачгук. – Так что ты меня лучше сейчас шлепни, Угольщик. Слышишь? Лучше сразу. Потому что я оклемаюсь и снова за тобой приду. Я за Колю…

– Заткнись, – велел Кореец, и бандит, как ни странно, послушался. – А правда, парни, что с ним делать теперь?

– Пусть живет, – буркнул Паша.

– Его можно сдать военным, – заявил Вандемейер, – я могу. Я здесь легально, вполне могу.

– Ага, – снова завелся Вася, – давай. Давай! Что мне пришьют? Незаконное пребывание в Зоне? Три года. Ну, четыре. Мне плевать, я в авторитете. Отсижу с комфортом полтора максимум, потом – условно-досрочно за отличное поведение. Так что я тебе, Пашка, обещаю, жди – вернусь! И уж тогда… Слышишь, я до тебя доберусь, если сам к тому времени не загнёшься…

– Та що ты вересклывый такий, як та бабка торговка базарна, – с досадой буркнул Костик, – в мене аж вуха заклало. Рокив висим тоби ломиться, або ж бильше. Тероризм, це важкий злочин.

– Терроризм? – Чингачгук удивился.

– Мижнародный. Бо ты спокусывся на иноземного вченого, – пояснил Тарас. – Абу-Шакил – це теперь терорыст номер один, чув? А ты за тысячного номера зийдеш. Бо ты сопля проты Абу-Шакила.

Зрители оживились. Это в нашем мирке что-то новенькое…

– Ребята, вы серьезно? – не без тревоги осведомился Кореец. – Сюда военных не надо.

– Ясен пень, – ответил Паша. – Слепой, ты ж понимаешь?

– Все понимают. Конечно, сюда не надо военных. Устроим все по-умному.

Я вообще не знал, как быть с Чингачгуком, обычно таких не оставляли живыми, но если Костик с Вандемейером так решили… в самом деле, отдать этого урода военным, пусть дальше у них голова болит. Только, разумеется, акт передачи могиканина в руки правосудия должен состояться подальше от лагеря. Тут Вандемейер снова зашелся кашлем, полез за таблетками, выронил пакетик… Я подхватил ученого под локоть и, невзирая на его протесты и уверения, что он способен идти сам, поволок прочь от толпы. Усадил в обжитом нами автобусе и велел отдыхать. А сам отправился искать кипяток. Как обычно по утрам, кое-кто уже развел костер. Вода здесь паршивая, её кипятят по несколько раз, кидают армейские таблетки-дезинфекторы. В лагере на автокладбище несколько раз собирались поставить перегонный куб, чтобы солить воду, потом выпаривать. Соль, как известно, уничтожает кое-какие виды микробов и осаждает некоторые соли тяжёлых металлов – уже хоть что-то. Ну и кипячение тоже… Но, как и всегда, сталкеры-одиночки так и не довели начатое до конца. Дальше шуток насчет самогона дело не пошло. Когда я вернулся с кипятком, Вандемейер уже оклемался, распаковал оргтехнику и вовсю колотил по кнопкам раскладной клавиатуры, прихлебывая энергетик из банки. Маньяк. Трудоголик.

– Как дела?

– Мне уже лучше, Слепой! – бодро отрапортовал Дитрих.

– Вижу, вижу. Я хочу вас накормить горячим и не желаю слышать возражения.

– И не услышите! Я голоден, как зверь!

– Водочки тоже предложу. За победу.

– Э, я не…

– Чисто символически. От радиации.

Кроме прочей добычи, нам досталось несколько бутылок дешёвой водки, наверняка паршивой. Мародёры любят хмельное не больше иных сталкеров, просто зачастую у них не случается более качественного средства против радиации, вот и глушат всякую дрянь. Им просто-напросто приходится употреблять – поскольку они то и дело вынуждены укрываться в таких местах, куда честный сталкер не полезет. А такие места, само собой, зачастую «фонят». Не уверен, что правда, но слыхал такое: у блатных появилось жаргонное выражение: «сквозняк», это значит – повышенный радиационный фон. Мол, не стой на сквозняке, простудишься. Или так: простыл на сквозняке – выпей водочки.

Словом, я залил кипятком брикеты лапши и вытащил из поклажи пакетики растворимого кофе. Гадость, конечно, этому пойлу далеко до настоящего кофе, да и традиционный энергетик в баночках тоже получше будет, но кофе – моя слабость. Чуть позже явились Костик с Пашей, им тоже выдал по порции. Водки выпили вместе – как я и ожидал, оказалась дешевка, фуфло. Но градусы в порядке, а в нашем деле это важный момент. Смерть радионуклидам!

– Я не его видел в распадке, где кости, – задумчиво проговорил Угольщик, перемешивая лапшу. – Тот был роста небольшого, но плотный, кругленький такой, я точно разглядел. И плечи широкие. А Чингачгук долговязый, тощий. Нет, не он.

– А где вы оставили нашего Васю?

– Кореец обещал постеречь, пока мы решим, куда его девать, – объяснил Паша. – Шлепнуть, конечно, было бы проще… но я его понимаю, Васю-то. Я бы тоже так – если бы кого заподозрил, что из-за него Сапог помер, я бы его в «мясорубку»…

Паша стал есть, а у Вандемейера пискнул КПК.

– Сообщение Головина, – с набитым ртом пояснил рыжий, – сейчас прочту… угу… угу… йа… Объект в долине Костей брошен.

– Долина Костей? Хорошее название. – Мне в самом деле понравилось. Атмосферно звучит. Как проспект Тракторостроителей – сказал, и сразу ясно, о каком месте идет речь, воображение мгновенно рисует пейзаж.

– Надо же как-то назвать это место. Очень долго говорить – «та самая долинка, в которой…». Долина Костей – короче. Там была… э… радиостанция, предназначенная для усиления сигнала. Такая вполне могла быть использована как «глушилка», да, Слепой, да, но оборудовали её совсем недавно, в конце прошлого века. Против спутникового сигнала не годится в любом случае. Сейчас оборудование демонтировано, объект не считается законсервированным, его списали. Так что ничего интересного. И ещё профессор снова зовет в гости, предлагает прислать вертолёт.

– Зачем вы ему, Вандемейер? Что-то он очень уж назойливо вас зовет.

– Наверное, хочет подобней узнать, чем именно я занимаюсь.

– А разве вы скрываете? – Странно. Мне-то Дитрих ничего не говорил насчет конфиденциальности.

– Нет, конечно, не скрываю… Просто нормальному человеку моя работа у Взыскующих представляется… ну, скажем, несерьезной. Не верит Головин, что я занят счислением ангелов.

– Бо нормальному вченому яноглив личыты западло, – вставил с набитым ртом Костик.

– А, это я понимаю. Действительно, глупо как-то звучит. Да вы ешьте, Вандемейер, ешьте. Что-то вы плохо выглядите.

– У меня сложилось впечатление, что профессор Головин – отъявленный скептик и полагает, что счисление ангелов – ширма, прикрытие, а на самом деле у меня другая миссия. Будет расспрашивать, выведывать.

– Ага, поэтому вы не хотите на Янтарь!

– Ну, в общем, да… – промямлил Вандемейер. – Но придется принять его предложение. У меня заканчиваются медикаменты, он обещает помочь. Мне в самом деле стало хуже… Не рассчитал, взял маловато… придется воспользоваться лекарствами, которые предлагает Головин.

Я догадался: Дитриху страшно не хочется показываться на глаза коллегам и объяснять, что нанялся к религиозным фантикам на туфтовую работу. Как дитя милое. Ему же платят! Так чего здесь зазорного?

Ничего, Вандемейер! Вы отправьте сообщение, что на ваш лагерь напали уголовники и вы взяли пленного. Вот и Чингачгука сбудем с рук, а? Они вам про исследования, а вы в ответ – про беззаконие в нашей дикой стране, а? Ну, чтобы разговор поддержать. Так и отобьётесь.

– Хорошо, Слепой. – Вандемейер выдал бледную улыбку. – Это остроумно.

После этого учёный принялся за лапшу, а я глядел на него, как заботливая мамаша на непослушного сынишку, который промочил ноги и только теперь согласился сменить обувь. А ещё я подумал, что мне придется слетать на пару с Дитрихом – выручать его, когда рыжий по своей дурацкой привычке сцепится с учёными или военными сталкерами… Не подумайте, что этот задира был мне дорог, просто он ведь ценный работодатель, так? Я ведь логично излагаю, да?

Рандеву назначили на двенадцать ноль-ноль. Шагать на своих двоих Вася был не в состоянии, и Кореец взялся лично тащить носилки с пленным вождем краснокожих. Сталкер, по-моему, чувствовал неловкость из-за того, что мы управились с бандой без его помощи, так что всячески старался оказаться полезным. Костик, по всеобщему согласию, остался в лагере, чтобы реализовать наши трофеи – оружие, ПДА и снаряжение убитых бандюков. Имелось ещё одно соображение: хотя мы с Вандемейером пребывали на территории Зоны легально, но мое оружие всё-таки оставалось незаконным, так что встречать вертолёт мы пошли с казенными «макаровыми», да я ещё прихватил самый плохонький обрез – чтобы не возникало лишних вопросов, с чем на нас напали индейцы. Ствол подлежит сдаче органам – бонус к Чингачкуку.

Все, разумеется, понимают, что трофеев у нас должно быть больше, но приличия мы соблюдем. Вот вам бандит, вот его оружие. Кроме того, на Свалке с пистолетиком довольно неуютно, а ведь неизвестно, сколько придется ждать вертолёта. Ну а остальное снаряжение мы сбросили Костику, чтобы лишнее реализовал, а за нашим кровным присматривал. В нашей социальной страте не принято воровать у своих, но тем не менее лучше, когда вещички под присмотром.

Словом, к одиннадцати мы с ребятами из лагеря притащили носилки на ровную площадку, распрощались и стали ждать.

Я с дробовиком взобрался на бетонные плиты, складированные невесть в какие времена для невесть какого строительства. Среди таких плит мы играли в детстве… Бегали с деревянными автоматами, петляли среди штабелей и страшно радовались, когда удавалось высмотреть «врага» сквозь цилиндрические отверстия в бетоне.

Вышло солнце, сразу стало тепло, я расстегнул комбинезон и распахнул рубаху на груди. Хорошо, спокойно… Точно как в детстве.

В отдалении возвышаются терриконы Свалки, торчащие из-под бурого грунта трубы, сварные конструкции и прочий хлам, их очертания дрожат и переливаются – и аномалии на склонах искажают картину, и парит после ночного ливня…

Вандемейер расположился у подножия бетонной груды и занялся своим ПДА, похоже, набивал какое-то пространное послание – здесь учёный не рисковал расчехлять оборудование и раскладывать электронику, как в автобусе, но и времени не терял. Вася помалкивал. Не знаю, думал ли он о чём-то. А может, заснул… По дороге он пожаловался, что от тряски ноют раны, и я на всякий случай вколол ему вместе с обезболивающим успокоительное. Неудивительно, если его разморило, крови-то он потерял порядочно, вот и ослабел.

Около половины двенадцатого вдали затарахтел вертолёт. Вандемейер стал сворачиваться, быстренько доколотил текст и убрал складную клавиатуру в чехол. Вася, приподнявшийся было на носилках, снова расслабился и со знанием дела бросил Дитриху:

– Не кипешуй, проф. Который час-то?

Я бросил взгляд на ПДА.

– Одиннадцать тридцать.

– Ну вот и ждите себе до двенадцати. Вертухаи прибудут по расписанию, а до тех пор будут над нами отсвечивать, засаду искать. Эх, ещё полчасика у меня до кичи…

Это само собой, конечно, сперва вертолёт покружит в окрестностях, на нем установлено оборудование куда мощней наших мобильных компов, и военные тщательно просканируют местность, прежде чем выйти на цель, то есть прежде чем явиться за нами.

Машину мы не видели, но гул вертолётных винтов то и дело становился сильней, потом опять удалялся… Ну, я подозревал, что у военных имеются свои маленькие причуды… пусть развлекаются. Кстати, судя по помехам на мониторе ПДА, вертолётов было два. Вот это я и называю: серьезный подход.

Десятью минутами позже я обнаружил, что у нас гости на земле. Три группы сигналов сходились к нашей площадке – три пары и одна тройка ярких точек. Вертолёты высадили десант. Сигналы медленно сходились к нам по довольно замысловатым траекториям. Потом на ПДА Дитриха упало сообщение: «Доктор Вандемейер, оставайтесь на месте. Ст. л-т Сивушов».Каждый развлекается по-своему, я-то думал, вертолёт опустится и возьмёт нас на борт… Дитрих ответил: «Ждём».

Без пяти двенадцать военные вышли к нам. Одновременно с трех сторон, и тут же гул вертолёта стал явственней – машина также приближалась. Я спустился с бетонных плит, Вандемейер поднял руку и несколько раз махнул военным. Его оранжевый комбинезон отлично выделялся на сером фоне.

Военные были экипированы по всем правилам, в броне, массивных шлемах и масках. Маски, впрочем, болтались под подбородками на ремешках. Более массивную снарягу я наблюдал разве что у долговцев. Оружия у военсталов было столько, что моему жалкому дробовику, ручаюсь, стало стыдно за неказистый собственный вид. И держали они автоматы обращенными к нам, только стволы опустили. Суровые ребята, просто загляденье.