Текст книги "Слепое пятно"

Автор книги: Виктор Ночкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)

Я вернул ПДА Костику, подумал немного… и быстренько набил сообщение Лысому: «Лёха, привет! Ты с Пустоваром бухал? Учти, он скинул координаты хабара Демьяну, и Демьян там накрылся. Слепой». Это так, чтобы хоть с чего-то начать.

Тут из автобуса выбрался Дитрих.

– Слепой, у вас воды нет? Моя фляга пуста, а мне бы запить… что-то мне немного… э… нехорошо.

В руках Вандемейера была уже хорошо мне знакомая упаковка таблеток, и выглядел рыжий в самом деле паршиво. Я встревожился, полез в рюкзак доставать запасную флягу…

– Чуешь, Слипый, мени щось тоже якто не той, – неуверенно заметил Костик. – Нибы тыск пидвыщеный, чи шо. Так-то я николы не хворию, а тут щось…

Я прислушался к собственным ощущениям – и теперь только почувствовал. Я к этому делу не очень чувствителен, но хвастать здесь нечем – наоборот, опытный сталкер должен заранее предчувствовать Выброс. А мне пофиг, почти до самого начала светопреставления ничего не ощущаю, я же артефакт.

– Так, быстренько собираемся. Нужно уходить. Вандемейер, таблетки принимайте и бегом сворачивайте свою богадельню.

– Э?…

– Я говорю, собирайте манатки, будем уходить. Ну, аппаратуру пакуйте, понимаете? Костик, возьмешь рюкзак Вандемейера?

– А що? Чому це?

– Выброс будет. Смотрите, лагерь уже снимается. Нужно укрыться где-нибудь.

И в самом деле, не будь я увлечен дедуктивными изысками, давно бы заметил, что сталкеры возвращаются в лагерь, укладывают хабар и готовятся в путь. Выброс, как известно, нужно переждать в бункере или каком-нибудь подземном убежище, и чем глубже в грунт, тем лучше.

– А куды пидемо?

– Я думаю, в «Сундук»… ты ж туда отправил наши ПДА? Заодно бабки получим с Бороды.

– А встыгнемо? Доктор наш зовсим блидый. «Сундук» далеченько.

Вандемейер быстренько упаковался и уже вышел из автобуса. В самом деле, таблетки не помогали, выглядел Дитрих паршиво.

– Точно, ты прав… Ладно, взяли шмотки, и вперед. Есть ещё кое-какие места поближе. Куда успеем добраться, там и привал.

Я заметил, что рыжий снова нащупывает в кармане лекарства, пришлось его одернуть:

– Вандемейер! Отставить колеса! Вы на моих глазах превращаетесь в наркомана. Рюкзак отдайте Костику, и двигаем.

Дитрих поднял на меня мутные глаза.

– Я… сейчас… – А сам теребит пачку лекарств.

– Вандемейер, вы упрямая сволочь, это не ваша болезнь, просто скоро Выброс, а вы чувствительней меня. Костика вон тоже крутит, это нормально. Лекарства не помогут, нужно в убежище. Давайте, давайте…

Кое-как удалось распределить поклажу, и мы пристроились к колонне сталкеров, покидающих лагерь. Колонна – это я условно выразился, на самом деле ребята расходились в разные стороны, причем большая часть сворачивала на север, но к северу начиналась территория, контролируемая «Долгом», и нам туда благодаря Дитриху с его взрывным темпераментом путь заказан. Так что пришлось двигать в восточном направлении. Совсем неподалеку старая ферма – наверное, можно будет укрыться в подвале. Небо начало темнеть, не в том смысле, что набежали тучи, нет – пространство над головой стало наливаться ощутимой тяжестью, приобретать странную плотность, будто боги Зоны гигантскими пипетками капают багровые чернила в промокашку над нашими головами. В голове загудело, ноги налились тяжестью, вот теперь и меня проняло…

Костик ухватил Дитриха под локоть, тот уже не сопротивлялся, я едва ли не насильно стащил с плеча Тараса рюкзак ученого, забросил за спину и, насколько можно было, ускорил шаг, чтобы оказаться первым. Выброс или нет, а аномалии никуда не пропали, так что приходилось шагать осторожно, сверяясь с датчиком и поглядывая на растресканное полотно шоссе.

Я шел первым, позади пыхтящий Тарас волок пыхтящего Дитриха…

Перед нами уже никого не было – кто отправился к долговцам, свернули на развилке, а кто шел на восток, обогнали нас настолько, что пропали из виду. Донесся отдаленный гул, странное ощущение, нигде, кроме Зоны, я не встречал подобного. Звук шел не снаружи, а словно рождался внутри черепа, заставлял вибрировать кости, так что пробивала мелкая дрожь.

– Что это? – пролепетал Вандемейер.

– Это Зона. Ничего, ничего… Зато после расскажете Взыскующим, что слышали голос бога. Не спешите, мы успеваем.

Последнее замечание мне пришлось сделать, потому что Костик, железный человек, так рванул, увлекая Дитриха, что стал обгонять меня, а это не годилось – я отлично помнил, что впереди на шоссе поджидает парочка «гравиконцентратов». Да, два как минимум, а сейчас, перед Выбросом, все сделалось и вовсе непредсказуемым, аномалии могли смещаться совершенно удивительным образом, могли исчезнуть, но могли и возникнуть новые…

В нескольких десятках шагов перед нами на дорогу выскочил громадный кабан, рыкнул и ломанулся в кусты на противоположной стороне. Следом, хрюкая, рыча и пронзительно вереща, поскакало стадо – десятка полтора голов, если считать визгливую малышню. Кустарник по обочинам вмиг перестал существовать, развалился, изодранный клыками, вбитый в грунт тяжёленными копытами.

Мы замерли, сжимая оружие, – но звери не глядели в нашу сторону, они неслись не разбирая дороги, среди них я заметил нелепо взбрыкивающую тонкими паучьими ногами небольшую псевдоплоть… Интернациональная бригада скотов.

– Вперед! – бросил я, когда стадо прогрохотало через шоссе и скрылось в лощине. – Это может быть началом гона. Скорей…

Я рванул из последних сил… Удача, богиня моя, где ты? Готовишь ли верному почитателю уютный подвальчик?

За спиной раздавалось отрывистое тявканье – похоже, за стадом неслась свора слепых псов, но мы не отвлекались на эти мелочи, тяжкое небо опускалось все ниже, грозило навалиться на плечи, прижать к асфальту, раздавить, размазать…

Впереди уже показались провалившиеся шиферные крыши, налетел порыв ветра, сорвал с мелко дрожащих тополей несколько пригоршней листьев, взметнул к налитому кровью небу, швырнул нам навстречу, несколько штук угодили в аномалию, прилипли к серому асфальту, распластались, вжались в трещины… Кричать я уже не мог, поэтому ухватил Костика за рукав, потянул в обход.

А за тополями, выстроившимися вдоль обочины, уже показались шиферные кровли. Вот и ферма. Мы свернули с шоссе, протопали сквозь растрепанные кусты к зданиям, я первым протиснулся в дверную коробку, зацепился предплечьем за вывернутую ржаную петлю… После открытого пространства внутри показалось темно, хотя Зона слепо пялилась сквозь прорехи в кровле тяжёлыми небесами. Я вытянул из нагрудного кармана несколько болтов, швырнул, не целясь, наугад… вроде чисто. Это может быть плохим признаком – говорят, перед тем, как накроет Выброс, аномалии исчезают. Странно, конечно… кто может это знать, насчет аномалий? Кто видел начало Выброса и остался в живых? Но так рассказывают, и я почему-то верю.

– Ищите, нам нужен подвал, – прохрипел я, с трудом выдыхая стремительно густеющий воздух. – Здесь обязательно должен быть…

Костик выпустил руку Вандемейера, и тот плюхнулся на пол. Я вытащил несколько болтов и двинулся в глубину, переступая через обрушенные стропила и шпалы всевозможного сора. Позади шуршал шифером Костик – разыскивал спуск в подвал под листами обвалившейся кровли. Но я помнил, что вроде где-то дальше… точно, вот он! И болтов не понадобилось, все чисто. Я узнал самодельный люк, здесь бандюки когда-то пытались обустроить схрон, но их давно вышибли, а подвал остался.

– Эй, сюда! Костик, волоки профа ко мне!

Я сбросил с крышки трухлявые обломки и взялся за импровизированную ручку – кусок доски, прибитый к люку дюймовыми гвоздями. Поднатужился и откинул – внизу валялась лестница, семь или восемь дощечек, прибитых к слегам. Лестницу уронили, придется прыгать. Я скинул вниз рюкзак и прислушался – как будто тихо. В таком погребе может завестись что угодно.

Костик подтащил Вандемейера и спросил:

– Слипый, а чому нэбо таке червоне?

– Красное? Мне пофиг, я дальтоник. Смотри, я сейчас спрыгну, и сразу вправо, а ты с «калашом» страхуй.

– А що там?

– Если повезет, совсем ничего.

О том, что может встретиться, если нам не повезет, я не стал говорить. Зачем? Я напоследок глянул вверх – небо в прорехах кровли выглядело как открытая рана, почему-то возникли мысли о сочащихся крови и гное… Тьфу, гадость. В голове стучало, руки ощутимо подрагивали – Выброс приближался. Уже вот-вот. Ну, удача… на тебя уповаю. Я перекинул «Гадюку» за спину, присел над люком, спустил ноги, взялся за трухлявую окантовку… и спрыгнул. Упал на левый бок, перекатился, хватая автомат, и сместился вправо. Тишина. Запах гнили – здесь влияние надвигающегося Выброса ощущалось несколько меньше, так что я различал запахи. И, к счастью, я не различал звуков. Любой звук мог означать опасность.

Фонарик я не включал, потому что все, что окажется за пределами светового пятна, будет невидимо. Лучше так… Наконец глаза привыкли настолько, что я стал замечать, как колеблется освещенность от движений Костика над люком. Тихо и спокойно! Спасибо, добрая богиня. Я оставил автомат в покое и взялся за лестницу, поднатужился и приподнял, просунул концы слег в люк. Понятно, почему лестницу убрали, иначе бы крышка не опустилась. Когда я, устанавливая лестницу, глянул вверх, глазам стало больно – темное небо, словно густая жирная масса, сочилось сквозь дырявый шифер, лезло в развалины… Костик подал мне рюкзаки, потом автомат Дитриха, наконец, самого ученого. Где-то в вышине начал нарастать глухой вой, вибрирующий на низких частотах. Я принял едва шевелящего конечностями Вандемейера, волоком стащил его по ступеням… потом посторонился, пропуская Костика. Тот, опускаясь, приподнял крышку люка, опер о торчащие деревяшки. Дитрих включил фонарик, укрепленный на жестком каркасе капюшона. Широкий луч осветил груды гниющего сора, раздолбанные ящики, россыпи консервных банок, изломанную пластиковую посуду и прочие приметы цивилизации.

Пока Вандемейер оглядывался, мы с Костиком аккуратно опустили лестницу, так, что крышка захлопнулась. И сразу стало легче.

Потребовалось не меньше пятнадцати минут, чтобы осознать, что над головой буйствует Выброс, и нам всё-таки чертовски плохо – до того полегчало, едва над головой не стало этого жирно трясущегося кровавого студня… Мы повалились на пол, в груду трухлявого податливого сора, и блаженствовали. Лично я не чувствовал ни рук, ни ног, я растекся, вжался в сырую массу, превратился в часть перегноя, смешался с прохладной грязью и радовался этому. Чтобы понять мое состояние как следует, нужно хоть разочек оказаться под воздействием Выброса.

Потом стали возвращаться ощущения – я снова почувствовал свое тело и понял, как ему, бедному, тяжко. Кровь колотилась в висках, сердце, похоже, пропускало удары и билось не в такт, пальцы дрожали. Спутники наверняка ощущали то же самое, во всяком случае, Вандемейер заговорил по-немецки, и я не понимал ни слова. Зато Костик вдруг объявил без малейшего акцента:

– У нас есть две бутылки.

– Чего?

– Я говорю, водку, которая у бандюков была, я не стал толкать, оставил. Она у меня в рюкзаке. Как чувствовал…

– Давай!

– Сейчас… рюкзак, где он? – Костик заворочался в темноте, звякнуло стекло.

Вандемейер был совсем плох, пришлось вливать ему водку в рот насильно – впрочем, он не сопротивлялся, просто не мог удержать пластиковый стаканчик. Мы с Костиком тут же накатили по второй… Водка не помогла, но ощущения начали смазываться, стало казаться, что мутит от некачественного пойла, а не из-за Выброса. Согласитесь, это совсем другое, когда от паршивой сивухи – это привычное недомогание, можно сказать, родное и близкое.

– Как-то сталкера Петрова спросили, чем отличается бандюк от военного. – Я с удивлением обнаружил, что язык заплетается. – Он отвечает: у военных водка качественная, и вообще хабар богаче с них выходит… А так – никакой разницы.

– Не смешно, – заметил Костик.

– Зато правда.

Дитрих порывисто вздохнул. Луч его фонаря качнулся и заскользил по подвалу.

– Как вы, Вандемейер?

– Что это за гадость вы мне дали? Заговорил! По-русски! Хороший признак.

– А что?

– Сперва мне казалось, что Зона давит на меня снаружи, а теперь и внутри то же самое… О готт, какое дерьмо… Дайте воды, Слепой. Не то я умру.

Свет фонаря обратился в мою сторону. Я налил в стаканчик, дрожащий в протянутой из мрака руке.

– Пейте и живите.

Дитрих шумно выхлебал и задумчиво протянул:

– Хотя, возможно, лучше бы я умер.

Где-то над нами бушевал Выброс, но в чем Дитрих был прав – паршивая водка придавила организм изнутри, и давление выровнялось. До нас доносились раскаты грома, но я не мог сказать наверняка, есть ли физический звук, или это мое тело отзывается на Выброс, трансформируя непривычные ощущения в образ звука, который подсознательно связан с потрясением, угрозой, разрушением.

Костик, похоже, как и я, не то чтобы пришел в норму, но как-то свыкся, притерпелся. Во всяком случае, он перешел на украинский.

– Слипый, чуешь, я цю кляту горилку колы видкоркував, то крышку загубыв…

– Да и Зона с ней. Потерял, и ладно.

– А рештки? Допыты треба.

– Давай. Я думаю, хуже, чем есть, уже не будет.

И верно – хуже было просто некуда. Столько поганой сивухи натощак мой организм не смог бы принять без эксцессов, но теперь бедному организму было не до мелочей. В голове зашумело, перед глазами все плыло… помню, мне стало смешно, что Вандемейер так прыгает, поскольку луч его фонарика раскачивается, потом сообразил, что это я головой качаю, а вовсе не Дитрих… но это показалось ещё более смешным. Я хихикнул, никто не обратил внимания…

Когда именно в голове начало проясняться, не помню – я несколько раз пытался взять себя в руки, потом снова впадал в забытье. Мне будто что-то снилось – люди, цифры, формы и объёмы. Когда я наконец почувствовал, что соображаю, в убежище стояла тишина. Костик спал, мерно посапывая, – вот железный организм. Вандемейер бодрствовал, шуршал в темноте плотной тканью комбеза. Фонарик он выключил. Было темно, сыро, пахло гнилью. Кое-где, будто огни святого Витта, светились пятна плесени.

Вместе с ощущением реальности происходящего пришли все признаки похмельного синдрома. Я нащупал в рюкзаке банку энергетика и выдул залпом.

– Слепой, вы пришли в себя?

– Да я и не вырубался. Кажется.

Когда сидишь под Выбросом, не имеет большого значения, в сознании ты или нет, и тем более нет значения, что ты сам об этом думаешь. Выброс растворяет все: мысли, чувства, память, ощущение времени…

Дитрих помолчал, пошуршал комбинезоном… потом заявил:

– Я думаю, Выброс закончился. Во всяком случае, мне уже не так плохо.

– Жизнь прекрасна, Вандемейер. Несмотря ни на что, она прекрасна!

– Вы говорите неискренне. Что тут ответишь?

– Вы учёный, вам положено быть скептиком. Но просто поверьте мне на слово.

– Может, нам лучше выбраться на поверхность?

– Костик спит. Может, и вы передохнете?

– Я бы предпочел отдыхать на поверхности.

– Опасно. Выход из схрона – опасное дело. После Выброса с севера Зоны движутся мутанты, иногда у них случается гон, когда стаи перемешиваются, и мчатся не разбирая дороги, все породы вместе. И потом сейчас могут сместиться аномалии, нужно быть предельно осторожным. Неизвестно, что где выскочит.

– Интересно. Значит, аномалия возникает там, где её не было до Выброса?

– Ну… да. Наверное.

– А здесь, в подземелье? Здесь тоже может возникнуть? А прямо в том месте, где я сижу?

– Теоретически рассуждая, это возможно. Но практически – не знаю. Если кому-то выпало оказаться в точке, где возникла новая аномалия, он не расскажет.

– Мой ПДА снова ловит четкий сигнал. Во время Выброса были сильные помехи, искажения просто невероятные. А что творилось с магнитным фоном…

– Вы занимались работой, что ли? – Ни фига себе. – Вы трудоголик.

– Ну, я только поставил аппаратуру на запись, Взыскующие сами могут искать в голосе Зоны свое Слово, сколько им заблагорассудится. В каком-то смысле для моей миссии весьма удачно, что мы попали под Выброс… но теперь, я думаю, нужно выходить на поверхность.

– Но Костик спит…

– Я не сплю. Треба выходыты, мабуть. Це прымищення мен и не подобаеться.

– А я думал, тебе понравится. На нашу «Звезду» немного похоже. Хотя у Гоши водка получше, конечно.

– А хто тоби казав, що мени «Звезда» подобаеться? Давайте, Вандемейер, прысвитить, мы спробуемо ляду видчыныты.

Дитрих включил фонарик, мы вдвоем подняли лестницу и стали тыкать в закрытый люк. Не получалось, крышка не подавалась, слеги опасно трещали и гнулись в руках.

– Нет, так не пойдет, Дитрих, поглядите кругом, нет ли ящиков или ещё чего-то такого, объёмного.

Мы с Костиком тоже взяли фонарики и стали обходить подземелье и стаскивать под люк все, что могло послужить материалом для пирамиды. Костик прикатил пустую бочку, это сильно продвинуло строительство. Ещё Тарас принялся что-то рассказывать про «Давний Египет, як там рабы будували пирамиды». Мол, нам бы сюда тоже неплохо десятка два работящих негров…

Сооружение, которое мы выстроили, конечно, не могло соперничать с достижением древнеегипетских зодчих, но, взобравшись на него, мы с Костиком дотянулись к крышке люка. Попытались поднять – крышка слегка пошевелилась, но дело продвигалось туго, как будто кто-то сверху навалился на ляду и мешал нам. Дитрих приплясывал у подножия пирамиды и помогал советами. Я с трудом сдержался и не сказал ему, что он сволочь и чтобы заткнулся. Раздражают советчики.

Постепенно мы приспособились – рывками приподнимали люк, и то, что лежало поверх досок, постепенно сползало. Я запыхался и обливался потом, Костик тихо ругался…

Но дело шло. Чем дальше – тем больше становился просвет, я почувствовал вонь. Что-то лежало поверх люка и смердело. Похоже, я исчерпал отпущенный мне лимит благосклонности удачи. Впрочем, грех жаловаться – моя богиня обо мне до сих пор неплохо заботилась.

– Та що ж воно таке смеряче?! – рявкнул Костик и рванул крышку вверх так прытко, что я едва успел присоединиться. – Ну! Вандемейер, драбыну!

Ляда приподнялась, и Дитрих, кряхтя, сунул в просвет лестницу. Костик, одной рукой удерживая люк, другой направил конец лестницы, подпер, и мы наконец смогли перевести дух. Дальше пошло веселей, и в конце концов мы стряхнули с крышки люка тяжесть. Я на всякий случай вцепился в лестницу, чтоб не так тряслась, и Костик полез наружу. Сперва выставил ствол автомата, поводил из стороны в сторону…

– Ну, что там?

– Та що… воняе тут, от що.

Костик рванулся, лестница затрещала под ним, наш терминатор взлетел, как пробка из бутылки шампанского, метнулся в сторону, припадая набок. Я поспешил следом, но, конечно, не так ловко. Костик уже поднялся и отряхнул полы плаща. В полутемном чреве барака было тихо и спокойно, только потрескивала «Электра» в нескольких шагах по другую сторону люка. Раздутая туша псевдоплоти, наполовину высунувшись из аномалии, конвульсивно содрогалась, желтоватая шерсть на боках тихонько тлела и на глазах обугливалась. В общем, картина была ясная. Животное влетело в аномалию, его подбросило. В полёте псевдоплоть обгадилась и рухнула точнёхонько на люк, а сейчас мы спихнули уродливое тело обратно – в «электру»… Моя богиня лукаво подмигнула верному адепту – мол, гляди, а ведь это могло случиться с тобой!.. Спасибо, добрая фортуна.

А какое небо было видать сквозь дырявую крышу! Ах, какое чистое небо, ярко-синее, ясное… Но любоваться было некогда, мы вытащили рюкзаки, помогли подняться Вандемейеру.

– Що робытымемо?

Хороший вопрос. Дело-то к вечеру…

– Я бы сказал, что лучше всего заночевать здесь, но…

Псевдоплоть нам сильно подгадила. Кажется, половина сарая оказалась забрызгана жидкими экскрементами, и вонь стояла такая, что мысль о ночлеге прямо здесь скоропостижно скончалась.

– Может, возвратимся на Свалку? – предложил Вандемейер.

– Сперва уйдем отсюда, это будет мудро, – решил я.

Снаружи воздух был чистый, насыщенный озоном, как после грозы, а уж небо-то, небо… кажется, этой ослепительной синевой можно любоваться вечно. Я принялся объяснять: к Свалке мы дотемна успеем, но там вряд ли будет людно, а местечко открытое, к тому же после Выброса может объявиться толпа мутантов. Лагерь на автокладбище используется не потому, что это стратегически удобная позиция, обороняться там не слишком хорошо. Просто местечко облюбовали давно, народ собирается постоянно, а толпой можно отбиться от любой стаи. Но не сейчас – потому что на Свалке мы скорей всего окажемся одни, зато мутантов будет полно.

Вандемейер усомнился – мол, сейчас-то никого нет, никаких мутантов. Пришлось снова пуститься в объяснения, что, дескать, волна только двинулась с севера от ЧАЭС, Свалки она достигнет ночью, а то и под утро…

– Та що мы гадаемо? – встрял Костик. – Перевирымо другу споруду.

Второе сооружение? И впрямь. Метрах в двадцати от руин, в которых мы переждали Выброс, стояло другое здание, поменьше и гораздо хуже сохранившееся. Мы двинули туда. Стены были порядком разрушены, но часть свода ещё держалась. От двускатной кровли остались лишь изломанные куски стропил, но горизонтальные перекрытия выглядели довольно надежными. Костик сбегал к погребу за лестницей, и мы вскарабкались на площадку. Отличное местечко, жаль только, костер не выйдет развести. Но всё-таки неплохо.

Костик, смущаясь, показал мне смятую и перекрученную латунную скобу:

– И це, звисно, також не артэфакт? Я покачал головой.

– А ще кажуть, новачкам везе… Ну а ця дрибныця?

«Дрибныця» оказалась самым настоящим «бенгальским огнем», о чем я торжественно поведал Костику. Тот расцвел:

– Ну, нарешти!

Да, я тоже подумал: наконец-то! Может, теперь Тарас успокоится и перестанет таскать мне всякую дрянь?

Как обычно после Выброса, поначалу всё было спокойно – ни намека на буйство Зоны, случившееся часом раньше. Мы сидели на серых досках перекрытия и молчали. Тишина стояла неимоверная – даже ветерок стих, и облака застыли в дочиста отмытом небе.

Есть не хотелось, пожевали галеты, потом занялись делами – каждый своим. Костик разобрал автомат и бренчал железяками, при этом он мурлыкал тягучую мелодию – кажется, по-украински, но я не разбирал слов. Вандемейер вертел верньеры и щелкал рубильниками приборов. Насколько я понимаю, он время от времени архивирует свои записи (возможно, и шифрует при этом), а потом отправляет по сетке. Дело не быстрое, материала много. Интересно, сколько запасных аккумуляторов он с собой взял?

Впрочем, трудолюбие Вандемейера напомнило мне о собственных делах. Я включил свой КПК и проверил почтовый ящик – Лысый не отозвался. Ну, мало ли, что с ним. Может, просто не вспомнил меня и решил смолчать. А может, верит Пустовару и считает, что я хочу отпугнуть конкурента. Угольщик тоже молчал. Я набил ему письмецо – мол, где ты, как ты? Договаривались же вместе, так чего ж?

Потом я занялся спамом. В ящик ежедневно падает несколько писем рекламного характера (вроде стандартного приглашения в бар «100 рентген») либо просто бесполезных. Кроме того, в последнее время у нас развелись весельчаки, занимающиеся рассылкой всякого хлама, который им кажется смешным. А мне не кажется, и я эту муру тру, не читая.

Единственное заслуживающее внимания письмо было от Бороды. Он подробно – слишком подробно – расписывал стоимость бандитских компов, мол, они и старенькие, и плохонькие… и никакой полезной инфы там не случилось… и цена, соответственно, будет вот такая. Спорить с Бородой? Я не видел в этом ни малейшего смысла, поэтому совершенно механически увеличил предложенную им цену на пятнадцать процентов и отправил лаконичный ответ: столько-то рублей – и ты счастливый обладатель трофейных ПДА и всей обнаруженной там инфы, особенно с того компа, у которого царапина на боку, мол, не держи меня за полного ламера, информация, хоть и не Зона весть что, однако и не совсем бросовая.

Разумеется, никакой полезной инфы я не видел (да попросту не искал), а исцарапанные бока были у любого из наших трофеев… да что там, если взять мой персональный компьютер, несложно убедиться, что характеристика «тот, у которого царапина на боку» вполне применима и к нему. Равно как и к любому другому сталкерскому ПДА со стажем. Я резонно счел, что Борода шарит в электронике и в ценах куда больше меня, поэтому сам сообразит, что именно в памяти бандитских машинок стоит моей цены. Он толковый, он найдёт.

Пока я высчитывал пятнадцатипроцентную ставку, упало ещё одно письмо – от Ларисы. Сестренка, похоже, в самом деле будет писать каждый вечер. Число смайликов стало меньше – прогресс! Да и само письмо ничего этакого не содержало: у нас все нормально, то се, приезжай в гости. Ах, как уютно, по семейному – каждый вечер обменяться ничего не значащими весточками.

– Костик, проверь свой ящик, может, Гоша чего нового написал?

– Трохи пизнише перевирю, я ще не закинчив.

А, ну да, старый солдат, военная косточка. Пока не вычистит автомат, ничего делать не станет. Когда-то в детстве у меня была книга сказок, там отставной вояка, неизменно положительный персонаж, ловкий пройдоха, частенько говаривал о себе: «Я старый солдат, военная косточка». Тарас почему-то напоминал этого героя сказок.

Я улегся на спину, закинул руки за голову и уставился в бездонную синь. Мелкие облачка сейчас сделались двухцветными – с западной стороны розовые, подсвеченные садящимся солнышком, а с востока – серые, темные. Восточная часть горизонта уже погружалась во мрак, скоро ночь. Как тихо…

– Зона – болезнь планеты, – объявил я. – Не знаю, злокачественное это образование или нет. Иногда оно воспаляется, тогда происходит Выброс. После того, как гнойник прорвало, все спокойно. Может, это у планеты возрастное? Тогда само пройдет.

С этой благой мыслью я заснул. Разбудил меня многоголосый шум. Завывали и заходились плачем слепые собаки, боевито взрыкивали кабаны, крепкий ветер трепал кроны тополей у дороги, странные хриплые вздохи и заунывные рулады неслись отовсюду. Дитрих азартно вертелся рядом, направлял прибор в разные стороны, доски скрипели под ним, вниз сыпалась труха. Дело шло к утру, силуэт Вандемейера отчетливо выделялся на фоне серого неба. Значит, поток мутантов докатился сюда с севера, от ЧАЭС.

– Ну, как Дитрих? Изобилие, а?

– О да… – В голосе ученого я не услышал торжества. А ведь он мечтал о мутантах, хотел понаблюдать их в ассортименте.

– Что-то не так?

– Их слишком много. Сигналы сливаются, забивают друг друга, – Вандемейер едва не плакал, – эфир переполнен!

– Ничего, где-то с полсуток – и все устаканится. Потерпите. До тех пор посидим на крыше, потом мутанты перебесятся, перераспределят зоны влияния, поделят территории. И все это произойдет на ваших глазах!

– Воды в нас замало, – подал голос Костик, – щоб тут сыдиты. Як сонце пидийметься, буде жарко.

– Ну, значит, будем пробиваться к «Сундуку» или к Свалке. Сейчас поток идет, потом станет поспокойней. Не будем дергаться!

И я твердо решил поспать ещё маленько. Сон, правда, получился тот ещё – зверьё мешало. Возможно, участок у дороги с развалинами фермы приглянулся стае псов, потому что визгливое тявканье я слышал поминутно – видимо, свора отстаивала местечко и гнала вновь прибывших. Хриплый рёв кабанов отдалился, но не стих – наверное, молодые самцы выясняли отношения, формируя новое стадо.

Я, то забывался тревожным сном, то просыпался под аккомпанемент диких воплей, доносящихся отовсюду. Наконец, когда я в очередной раз открыл глаза и вздрогнул, хватаясь за автомат, оказалось, что солнце встает из-за кромки леса. Кабаны пропали – во всяком случае, их было не слыхать, только время от времени где-то поблизости лениво тявкали псы.

Дитрих замер в напряженной позе, он держал перед собой прибор и медленно-медленно вел антенну по кругу, отслеживая нечто, невидимое за кустами.

– Вандемейер, вы поймали ангела?

– Или он нас.

– Так включите прибор так, чтобы он нас не видел. Помните, как тогда – на дереве?

– Я не уверен… ну, хорошо.

Дитрих щелкнул тумблером, и мне послышалось, что в ответ в кустах неподалеку хрипло зарычала тварь – похоже на псевдопса, но у того рычание более низкое, как запаленное дыхание курильщика, пробежавшего стометровку, а тут – ноты повыше. Но уверенности не было, уж очень негромкий звук.

– Дывиться! – Костик, до того спокойно сидевший с «Калашниковым» на коленях, привстал и поднял оружие.

Из кустов вылетел мохнатый зверь размером раза в три больше среднего слепого пса, лохматый, крепко сбитый, с тупой обезьяньей мордой. Шерсть в белых пятнах, будто седина. Длинными скачками зверь промчался под стеной и снова пропал в зарослях. Затявкали псы, в кустах началось активное шебуршение…

Костик сместился к краю нашего помоста и вскинул автомат, ствол двинулся вдоль шевелящегося кустарника.

Снова вылетел седой пес, поскакал между кустами и стеной, коротко простучал автомат, пули ударили в кусты, взметая ворох изодранной листвы. Костик выругался. Я тоже сместился к краю площадки.

– Вандемейер, что говорит ваш прибор?

– Очень странно, этот пес – невидимка. Я фиксирую один очень яркий сигнал, но он не смещается, он неподвижен, к нам вообще никто не приближа…

Окончание фразы потонуло в грохоте – в этот раз Костик дал очередь длинней, но невредимый пес ускакал в истерзанные кусты.

– Що ж воно швыдке таке?…

– Погоди, не стреляй.

– Та я його зараз! Ну!

– Не стреляй!

Я вытащил из кармана пригоршню болтов и запустил в седую тварь, снова вылетевшую к стене нашего здания. Железки ударили в траву, причем пара точно пролетела сквозь тела пса.

– Привид, чи шо?

– Иллюзия. В кустах сидит чернобыльский пес и морочит нам голову. Он будет запускать иллюзию до тех пор, пока у тебя не выйдут патроны.

– От жеж… а де вин?

– Вандемейер, где яркий сигнал?

Дитрих повел антенной прибора вправо и влево, потом указал рукой направление. По-моему, не вполне уверенно.

– Видстань? – деловито уточнил Костик.

– Метров двадцать… пять.

Я и слова не успел сказать, как Костик крикнул «Ложись!» – и взмахнул рукой. Мы с Дитрихом послушно прижались к доскам… в кустах громыхнуло. Моя граната! Моя счастливая эргэдэшка! Я постоянно таскал её, как амулет, как залог того, что со мной ничего не случится… Эх, Костик, Костик… но вслух я ничего не сказал, потому что смешно же – взрослый человек, а с гранатой этой носится, как дитя с любимой игрушкой.

Костик вскочил и дал несколько коротких очередей – в кустах с визгом носились слепые псы, каждый выстрел «калаша» они встречали новым взрывом воплей, но хриплого рычания чернобыльца я не слыхал.

– Прорыватысь треба! – крикнул Костик, меняя магазин. – Слипый, прикрый!

Словно терминатор в фильме, Тарас спрыгнул навстречу опасности. С полдесятка рыжих тел метнулись к нему, Костик встретил их длинной очередью, отскочил, выстрелил снова. Я больше всего боялся, что ненароком задену товарища, поэтому бил очень осторожно – из-за этого мазал чаще, чем обычно… но пару тварей и мне удалось подстрелить. Вандемейер тоже присоединился к нам, но палил по кустам, мои и его выстрелы тонули в грохоте АКМ. Вот у Костика вышли патроны в магазине, и крупный темно-коричневый пес прыгнул на грудь. Тарас встретил ударом приклада, угодил в распахнутую пасть, клацнули зубы, смыкаясь на деревяшке… Тум! Тум! Тум! – Вандемейер всадил три пули в коричневый бок. Из кустов вылетели твари помельче – то ли самки, то ли молодняк… Этих уж я встретил как следует, мутанты покатились по траве, заходясь жалобным визгом. Один пёс вскочил и бросился в кусты, двое других катались, извиваясь, и, кажется, пытались вцепиться в собственные кровоточащие бока. Я не смотрел, менял магазин.