Текст книги "Беглец (СИ)"

Автор книги: Виктор Халезов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

7

Восточный край неба медленно, но неотвратимо светлел, предвосхищая зарождение нового дня. Связывавшая орка сеть выпустила длинные жгуты, которые, змеясь, потекли к стволу одного из ближайших дубов. Проскользив по черной от копоти коре, лозы обернулись вокруг основания одной из нижних веток и, скручиваясь, поволокли скованного орка к себе. В итоге опутанный травяными канатами Дрогг оказался висящим вниз головой на высоте почти двух своих ростов. Бывший трэлл заметил, что всех плененных варваров живые вьюны и лианы также затягивают на деревья.

Все сарминхеймские полоняне очутились подвешенными, точно грозди, на широких ветках могучего дуба, полностью лишившегося листвы вследствие примененных годи огненных заклятий. Только Дроггу, будто почетному гостю, выделили отдельное древо, что не стало для него откровением, поскольку единственный плененный орк являлся для эльфов исключительной добычей. Бывший трэлл даже не силился гадать, какую кончину ему уготовят остроухие родичи, осовелым взором уставившись в пустоту перед собой.

Всю прогалину, послужившую полем брани, покрывала толстая черно-бурая короста из запекшейся крови и оплавленной земли, откуда торчали части мертвых тел и оружия.

Эльфы, не обращая внимания на подвешенных пленников, занимались обычными (и не совсем обычными) для воинов после битвы делами. Лесные жители шустро сновали меж грудами тел, выискивая живых. Своих раненых востроухие оттаскивали в разбитый неподалеку лазарет. Найдя подающего признаки жизни сарминхеймца альвы подзывали гаэлсэ. Имевших легкие ранения врагов лесные колдуны с помощью магии латали на месте, судя по исполненным боли воплям, стараясь причинить как можно больше страданий. После чего подлеченных варваров утаскивали на дерево лианы и вьюны.

Над смертельно ранеными противниками остроухие заклинатели принимались водить ладонями и напевать. Внимая эльфийской ворожбе, латы и кольчуги исходили ржой, одежда распадалась тленом, а плоть таяла, оседая и впитываясь в землю. Люди и дверги хрипели, захлебываясь кровью, опадали и исчезали, оставляя после себя едва взрыхленную черную почву, лишенную каких бы то ни было следов недавней сечи. Тела мертвых варваров чародеи Ииэс-Миила растворяли точно таким же образом.

Десятки гаэлсэ ползали на коленях по полю давешнего боя, совершая плавные пассы и ласково нашептывая заклинания. Сковавшая землю корка трескалась и распадалась, а на ее месте появлялся налитый муравной зеленью мох.

Павших собратьев эльфы с мрачной торжественностью относили к корням окрестных деревьев. Там над покойниками гаэлсэ проводили короткий обряд, и тела мертвых детей леса разлетались смарагдовыми не то искрами, не то светляками. После непродолжительного танца в воздухе искры-светляки медленно, словно снежинки, опускались на землю и, мигнув, гасли. В тех местах, где они исчезали, из почвы поднимались щуплые ростки будущих деревьев.

Щедро удобренный кровью лес быстро залечивал раны. На деревьях вокруг елани набухали почки, раскрываясь молодыми листьями. Черное пятно выжженной земли, точно клинки, пронзили изумрудные языки мха.

Большая часть эльфийского воинства, видно, созванная на бой со всех концов Ииэс-Миила, спешным маршем покинула ратное поле, прихватив с собой почти всех раненых. На прогалине осталось около трех сотен лесных воинов.

Зардевшееся солнце уже терялось среди густых крон, когда гаэлсэ завершили свою работу. На том месте, где накануне ночью бушевало сражение, зияло черное пятно голой земли, исподволь затягиваемое зеленым ковром.

Благодаря стараниям тщательно выискивавших раненых эльфов, количество пленных сарминхеймцев увеличилось почти до тридцати душ. Все они, опутанные лозами, висели на ветках одного дерева. Лишь Дрогг в одиночестве располагался на дубе по соседству. Среди полоняников большинство составляли дверги. Помимо Фандара на ветках дуба пребывало всего несколько людей. Орк немного удивился, столкнувшись взглядом с Рибольдом Хогаром, сейчас более походившим на заключенную в куколку личинку насекомого. Потерявший в бою кисть левой руки ярл не выказал каких-либо чувств, узрев своего бывшего трэлла. Создавалось впечатление, что гаэлсэ одурманили Рибольда каким-то унимающим боль заклятьем. Двумя ветками ниже в травяной сетке пребывал младший сын знатного ярла – Биргальм. Юнец вышел из сражения почти невредимым, если не считать громадного синяка под левым глазом, явно полученного еще в междоусобной драке альтинга.

Еще, когда эльфы трудились над устранением последствий битвы, уничтожая тела и раненых, варвары, коим пленители не удосужились, либо попросту не додумались заткнуть рты с упрямым тщанием окликали находившихся поблизости лесных обитателей, отпуская глумливые замечания и скабрезные шуточки. Надменные жители Ииэс-Миила старательно делали вид, словно сарминхеймских полонян не существует.

Три сотни ииэс-миилских воинов широким полукругом выстроились поблизости от дубов, на коих в травяных садках болтались пленники. Из рядов лесных солдат появился эльф в золотистых доспехах и высоком шлеме с нелепым козырьком. Головной убор и броню остроухого военачальника густо испещряли изумрудные узоры, изображавшие стебли, ветви и листья. Предводителя ииэс-миилского войска сопровождало несколько гаэлсэ и воинов в таких же блестящих желтизной бехтерцах, но с меньшим количеством завитков и украшений.

Одесную эльфийского вожака семенил маленький толстый человек, волочивший по земле подол слишком длинной для него рясы. Если бы Дрогг не видел собственными глазами как эльфийский воин, ухватив за волосы, задрал голову и перерезал горло ползавшему окарач среди сражающихся сарминхейскому герольду, ему бы подумалось, что конунгова глашатая обрили налысо, приладили к нижней половине лица клок медвежьего меха, и нарядили в аляповатую мантию. Орк слыхал, что гаэлсэ изредка принимают в ученики способных к магии людей. Видимо, шагавший меж эльфов человечек относился как раз к числу подмастерьев лесных жрецов.

Неспешной, исполненной достоинства и грации поступью ииэс-миилский полководец и его свита прошествовали к дереву с пленными. Дверги заулюлюкали, приветствуя новоприбывшего насмешками и откровенными оскорблениями.

В ответ на выкрики гномов высокомерный эльф и бровью не повел. Хотя, быть может, он попросту плохо знал язык, на котором говорили сарминхеймцы. Остроухий военачальник едва нагнулся и что-то шепнул на ухо бородатому толстяку. Тот раболепно кивнул и сделал несколько шагов вперед.

– Многопочтенный не’фиаал Сэаме Нианеготэль фтир-тэон требует тишины, – неожиданно сильным для его мелкого тела голосом объявил пузан в рясе.

– Так что же получается, тут энтое чванное мурло за главного? – вопросил дверг с расчехранной соломенной бородой и кровавым комом на месте носа. – Я вот что скажу тебе, милостивый государь нахал Сама Нинабутыль Забыл-как-дальше, от тебя прелым листом за версту разит, ажно глаза слезятся. Ты не пробовал зад благовониями мостить? Могу тебе посоветовать одного алхимика в Сармине – мастера Дерфимара. Он знатно пахучую дрянь продает, смажешь ей свое благородное седалище, дабы не смердело.

Пленные варвары дружно заржали, яко табун жеребцов. Лысый бородач угрюмо опустил глаза, а уголки губ многопочтенного не’фиаала поползли вниз, что вероятно, означало крайнюю степень неудовольствия.

– Эээ… – неопределенно протянул толстяк, верно, пытаясь подобрать нужные слова.

Но заговорить ему не позволил другой дверг, половину лица которого покрывала черная корка ожога:

– Студено тут у вас, любезные. Не изволили бы вы костерок запалить, гостей почтенных обогреть? А то дров-то в округе преизрядно. Ничего с вашим лесом не станется, если мы пару деревьев на огонек изведем.

– А мне помочиться охота. Не желаете ли вы, хозяева досточтимые, меня развязать и в отхожее место сопроводить, пока я прямо тута нужду не справил? – тотчас встрял еще один гном с изорванной в клочья рыжей бородой.

– А мне вон с той бабой переведаться страсть како блазнится. Мона ее одолжить на часок-другой? Клянусь причиндалами этого вашего Гамиэниаса, портить ее не посмею, – игриво хохотнул обнаженный по пояс карлик, чьи грудь и живот расчерчивали алые ленты ран.

Эльфийский военачальник скривился, ровно ему в рот затолкали навоза, обернулся, кивнул стоявшим позади воинам. Находившийся возле гаэлсэ сделал короткое движение посохом, и сеть, державшая гнома с размозженным носом, раскрылась. Карлик грянулся наземь с высоты четырех своих ростов. Упавшего тотчас подхватили подмышки двое воинов. Ошалело трясущего после падения головой дверга оттащили на несколько шагов и отточенными движениями подрубили сзади колени, дабы он не попытался бежать. Пленные на дереве недовольно загудели, изрыгая угрозы и проклятья. На лицах эльфов заиграли легкие улыбки.

Один из лесных воинов сжал щеки гнома, чтобы удерживать его рот открытым, а второй тем временем извлек кинжал и ловкими изящными пальцами, словно щипцами, ухватил язык полонянина. Мимолетный стальной росчерк и в руках эльфа очутился сочащийся кровью розовый обрубок.

Дверги заревели, многие из них забились и задергались, тщась освободиться из травяных сетей, и отомстить за искалеченного товарища. К проводившим казнь солдатам присоединился гаэлсэ. Воины уложили лишенного языка гнома на спину. Магик пропел заклинание и из земли поднялись тонкие корни, будто ремни пыточного верстака оплетшие запястья и лодыжки жертвы.

Гаэлсэ начал выписывать переливчатые рулады над распростертым двергом. Прошло несколько секунд, пленные варвары притихли, наблюдая за разворачивающимся действом. Вдруг послышался негромкий хлюпающий хруст, распластанный гном заворочался и глухо взвыл. Кто-то из двергов снова принялся сыпать проклятиями, другие молча взирали на казнь.

Из груди и живота истязаемого карлика пробились острые, подобные шипам или кольям побеги. Их окровавленные стебли быстро продвигались вверх, расширяясь и раскрываясь пучками будущих крон. Вскоре из тела уроженца Снежного Хребта произрастало три молоденьких деревца. Вылезшие из почвы гибкие корни впились в плоть гнома, высасывая вместе с кровью жизненную силу.

Спустя несколько минут агонии, сопровождавшейся булькающим хрипом, дверг обмяк и затих, его одежда и тело распались и ушли в землю, сродни тому, как под действием заклятий гаэлсэ ранее истаивала плоть убитых и раненных варваров.

После совершения расправы и одобрительного кивка нэ’фиаала опять заговорил толстяк в рясе. Теперь дверги не шибко перебивали его.

– Как вы только что могли лицезреть, никому не следует проявлять неуважение в отношении доблестного не’фиаала Сэаме Нианеготэля, – объявил пузан. – Вы совершили чудовищные преступления, осквернили лес и убили сотни наших собратьев. За сии деяния вы понесете заслуженное наказание. Но перед исполнением вынесенного приговора, почтенный не’фиаал заявляет вам, что мы не дикари, подобные вам, жителям Сарминхейма, мы не находим радости и удовольствия в муках других, пусть и принесших страдания нам и нашей земле, нами движет ни месть и ни извращенная страсть причинять боль, а лишь желание восстановить попранную справедливость.

Дрогг скривился, в речи лысого бородача не прозвучало ни грана правды. Эльфы и их сторонники из числа людей отличались от варваров только тем, что прятали свой кровожадный норов за пестрым занавесом выспренних фраз.

Сарминхеймцы ответили на слова толстяка отборной бранью.

– Эй, послушай, нэ’фиаал Cэаме, – взял слово конунг. – Предлагаю тебе выйти со мной на поединок. Сойдемся в смертельной схватке, ты и я. Ежели ты одолеешь меня – вы казните всех висящих на этом дереве. Буде я возьму верх – вы позволите нам покинуть ваш лес невозбранно. Что ты на это скажешь, почтенный?

Эльфийский вожак и его лысый приспешник недолго пошептались, после чего бородач дал ответ:

– Не’фиаал Сэаме Нианеготэль не принимает твоего вызова, конунг Фандар. Ибо нашим плененным собратьям ты не предлагал подобных условий. Их растерзали без какого-либо права на спасение.

– То было досадное недоразумение. Я готов заплатить золотом за каждого из тех казненных, – нашелся конунг.

– Тадарэ аэльви сэ маатре-госэре иннасадэ, – зло бросил не’фиаал.

– Смерть эльфа всегда должно карать смертью убийцы, – перевел толстяк.

Фандар собирался еще что-то сказать, но Сэаме Нианеготэль поднял руку вверх и изрек лаконичный приказ. Стоявшие полукругом три сотни воинов придвинулись ближе, заняв место сразу за спинами не’фиаала и его свиты. Несколько гаэлсэ воздели посохи, читая заклинания.

Вьюны и лозы выпустили пленников, и варвары небывалым градом посыпались на землю. Висеть остались только конунг Фандар и Дрогг. Очевидно, столь ценную добычу эльфы решили приберечь на потом.

– Поднимайтесь на ноги! – скомандовал рухнувшим с дерева сарминхеймцам бородатый толстяк.

Покачиваясь, кряхтя и потирая ушибленные телеса, дверги и люди вставали. Тычками и пинками эльфы выставили пленных вряд. Не’фиаал медленно прошел вдоль строя варваров, испытующе заглядывая в лицо каждому из полонян. Осмотрев всех, предводитель воинов Ииэс-Миила, остановился рядом с Биргальмом Хогаром.

– Инэмо аасэн-тиил сэ ииэфэно-маатре, – высокопарно молвил он.

– Пусть родитель узрит смерть сына, – не менее патетично донес до пленников смысл слов не’фиаала лысый толстяк.

Двое кринсэ схватили Биргальма за плечи и отвели к тому месту, где ранее был казнен дверг с соломенной бородой. Взор Рибольда Хогара прояснился, ярл едва уловимо вздрогнул, но, сохраняя достоинство, не снизошел до мольбы, слез и бессмысленных попыток спасти свое чадо.

Эльфы развернули Биргальма так, дабы отец видел его лицо. Рибольд Хогар не отвел взгляда, глаза ярла сузились. Сын внял немому приказу родителя. Губы юноши сжались в тонкую ленту, похоже, он твердо решил не услаждать острые уши палачей какими-либо звуками.

Дрогг невольно улыбнулся. Он припомнил, как много лет назад шкодливый оголец Биргальм вместе со своими братцами кидался булыжниками в сидящего на поводке орчонка. Тогда Дрогг горячо желал узреть смерть Рибольдовых сыновей. Сегодня его детская мечта исполнялась. Увы, самому бывшему трэллу предстояло ненамного пережить своих давних обидчиков, а уготованная орку смерть, норовила быть куда более жестокой, нежели гибель младших Хогаров.

Востроухие лесные жители явно не обладали такими же богатыми воображением и изобретательностью, аки профосы конунга. Также как и закланному давеча двергу Биргальму подрубили ноги и бросили навзничь. Поднявшиеся из земли отростки сковали его члены. Младший из сыновей Рибольда Хогара все же закричал, а чуть позднее заскулил, словно умирающий пес, когда ростки рождающихся деревьев врезались ему в спину.

Не дожидаясь смерти содрогающегося и харкающего кровью юноши, эльфы вырвали из строя следующую жертву. Ей оказался изъявлявший желание опорожнить содержимое низа живота, рыжий дверг. Востроухие воины ухватили за руки и повели понуро опустившего голову карлика. Расслабившиеся стражники не ожидали от пленника каких-либо фортелей. Негаданно дверг саданул одному из конвоиров локтем в бедро, второго двинул кулаком в живот, и метнулся к деревьям – туда, где путь не загораживала цепь лесных воинов. Гаэлсэ затрясли посохами, кидая заклятья, но стрелы настигли беглеца прежде, чем сдерживающие чары. Пораженный в спину карлик рухнул лицом вниз.

Героическая, истинно варварская смерть гнома, встряхнула остальных полоняников. Дверги и люди с боевым рыком принялись кидаться на эльфов, дабы согласно воинским обычаям Сарминхейма доблестно пасть в бою. Впрочем, лесные жители более не допускали ошибок. С деревьев на варваров прянули плющи и лианы, гаэлсэ пустили в ход предназначавшиеся пытавшемуся сбежать гному чары. Кринсэ, не извлекая мечей из ножен, хватали сарминхеймцев и валили наземь.

Через пару минут возни и суматохи все пленники сызнова очутились связаны. При этом лишь двое варваров получили легкие ранения. Более всех пострадал в сей скоротечной схватке великопочтенный не’фиаал Сэаме Нианеготэль, кому ражий дверг с красной пропитой физиономией заехал кулаком в челюсть. Пропустив удар, эльфийский полководец рухнул, будто ему одним махом перерубили обе ноги. Довольно долго над лежащим предводителем ворожили гаэлсэ, приводя того в чувство.

В конце концов, поддерживаемый жрецами Сэаме Нианеготэль поднялся.

– Саатэ ратранэ иим-ваато сэ не’фиаал. Аанэмо ии граато дисарэ сэ аино, – прошипел эльфийский вожак.

– Ты нанес несмываемое оскорбление достопочтимому не’фиаалу и он вызывает тебя на смертельный поединок, дабы восстановить свою честь, – обратился бородатый толстяк к краснорожему гному.

Связанные варвары радостно загикали.

– Сейчас Фарбо надерет его бледный зад! Настучит по ушастой тыкве! Отомстит за Тогрина! – раскричались дверги.

– Гаастэ! – рявкнул не’фиаал.

– Тихо! Молчать! – тщась перекричать почти три десятка луженых глоток, заголосил лысый бородач.

Тумаками и затрещинами эльфы заставили полонян умолкнуть. Травяные путы сползли с тела гнома по имени Фарбо и тот смог подняться на ноги. Лесные воины и колдуны расступились, освободив площадку шириной около двадцати шагов. В противоположной от пленников части созданного круга кромсал воздух клинком готовившийся к бою Сэаме Нианеготэль. Перед поединком не’фиаал предпочел избавиться от своего несуразного шелома.

Один из кринсэ бросил под ноги гному изящный меч с двойным изгибом, в неверном свете заходящего солнца казавшийся закрепленным на рукояти лунным лучом.

8

Карлик поднял предназначавшееся ему оружие.

– И как по-вашему я должен энтим драться? – пробурчал дверг, с донельзя растерянной миной крутя клинок в заскорузлых руках. – Мне б сейчас мой бердыш.

– Давай, Фарбо! Прикокошь остроухого! Бей кичливую харю! Почикай поганца на ремни! – взялись поддерживать сородича гномы. Эльфы опять утихомирили их посредством рукоприкладства.

Не’фииал начал неторопливо приближаться к супротивнику, беспрерывно совершая ненужные движения мечом. Клинок стремительной молнией мелькал вокруг эльфа. Предводитель лесного войска кружился, будто танцуя.

Похожий на медведя, тучный Фарбо задвигался с внезапным проворством, уйдя от выпада не’фиаала и проведя собственную атаку. Ночную битву дверг прошел без серьезных повреждений: он имел всего одну заметную рану – разорванную кольчугу на левом локте покрывали черные разводы.

И все-таки ни один гном не может соперничать в скорости с эльфом. Фарбо, верно, имел значительный боевой опыт. Он не пытался парировать или ловить на свой меч клинок Сэаме, зная, насколько быстро лесные воины способны изменять направление удара. Дверг больше отступал, изредка силясь достать не’фиаала уколами.

Гном способен одолеть эльфа только в том случае, буде ему удастся сграбастать остроухого лесного жителя, заключить в объятия и повалить на землю. Тогда решающим преимуществом сделается сила, коей щуплые эльфийские тела не обладают, а гномы одарены сверх всякой меры. Но Сэаме Нианеготэль имел достаточно воинского мастерства, дабы не допускать подобных оплошностей и удерживать дверга на безопасном для себя расстоянии.

У Фарбо изначально отсутствовали какие-либо шансы на победу. В сущности, не’фиаал попросту развлекался, сражаясь с гномом. Клинок эльфийского предводителя проскользил по румяной щеке дверга, оставив рваную рану. Карлик зарычал, замолотил мечом, но Сэаме, сделав всего один маленький шаг назад, ушел от встречи с оружием гнома.

В следующей атаке не’фиаал прошелся самым кончиком лезвия по лбу карлика. Глаза Фарбо начала заливать кровь. Отныне гном ежесекундно протирал брови рукавом.

Теперича эльфийский военачальник двигался подчеркнуто неспешно, явно наслаждаясь беспомощностью противника. Дверги-зрители сердито сопели и фыркали, кое-кто из них грязно ругался.

Наконец эльфийскому военачальнику надоела сия игра, и он двумя короткими выпадами поразил бедра Фарбо. Гном тяжело опустился на колени, держа меч поднятым и намереваясь продолжать драться. Не’фиаал упредил попытки дальнейшего сопротивления, черканув мечом по удерживавшей рукоять клинка кисти карлика. Фарбо взвыл, вместе с эльфийским оружием на землю упали два коротких толстых обрубка, за миг до этого бывшие пальцами гнома.

Сэаме сделал еще один укол, оставив глубокую рану на левом плече дверга. Карлик завалился на бок, натужно рыча от боли и злобы.

– Ниим иссарэ не’фиаал сэ иин-ваато госэре иннасадэ, – вздернув подбородок, важно изрек Сэаме Нианеготэль.

– Того, кто оскорбил не’фиаала, неизбежно постигнет наказание, – с не меньшим апломбом разъяснил содержание фразы эльфийского предводителя лысый толстяк.

Не’фиаал не стал добивать раненого гнома. Двое кринсэ взяли карлика за ноги и отволокли к тому месту, где доселе в муках сгинули желтобородый дверг с развороченным носом и Биргальм Хогар. Казнь Фарбо ничем не отличалась от двух предыдущих: гнома распялили на земле и оставили на растерзание молодой лесной поросли.

Пока длился поединок между не’фиаалом и двергом солнце сползло за окоем. На потемневшем небе зажглись первые звезды. Взошли обе луны – тонкий серп Сребряной поднялся почти в зенит, а круглый диск Темной – как всегда едва различимый на черном полотнище небосвода – завис над северо-восточным краем горизонта.

Судя по всему, эльфы страстно желали расправиться с пленниками как можно скорее, ибо даже затопившая лес темнота не вынудила их прервать заклание. Остроухие лесные обитатели без каких-либо затруднений видели в любой тьме и в ночной мгле чувствовали себя нисколько не хуже, нежели при ярком свете дня. Однако гаэлсэ сотворили светящиеся изумрудные шары, воспарившие над прогалиной и залившие окружающее пространство зелеными бликами. Сии магические светильники предназначались исключительно для пленников, дабы те могли во всех подробностях рассматривать смерть своих собратьев.

Одного за другим варваров уводили на казнь. Ныне лесные обитатели стремились не допустить неприятных оказий: каждого пленного теперь сопровождали не только два воина, но и колдун. На пытавшихся сопротивляться гаэлсэ накладывали обездвиживающие заклятья.

Ночь наводнилась стонами и хрипами разрываемых прорастающими деревьями людей и двергов. Более дюжины полонян единовременно умирали, своими кровью и плотью насыщая Ииэс-Миил. Кто-то из сарминхеймцев трясся в конвульсиях и исходил криком, другие принимали смерть, с достоинством сохраняя молчание. Альвы деланно не замечали гибнущих в муках пленников, продолжая препровождать на казнь все новые жертвы.

Дрогг видел смерть Рибольда Хогара. Грудная клетка лежавшего ярла брызнула фонтаном крови и меж разъятых ребер поднялся белесый отросток, оканчивавшийся купой еще не распустившихся веток. Смерть бывшего хозяина не вызвала у орка радости. Рибольд являлся далеко не худшим господином. Ярл неизменно требовал от челяди, чтобы его ловчий орк всегда был сыт, здоров и готов к очередному гону. Разумеется, знатного варвара беспокоили только удовольствие от охоты и бахвальство диковинным гончим перед другими ярлами. Тем не менее, особых причин пенять на жизнь в одале Хогара у Дрогга не находилось.

Стоны умирающих и хруст растерзываемых тел витали над еланью. Окромя нескольких воинов и гаэлсэ, отводивших варваров к месту экзекуции, остальные эльфы, включая предводителя, стояли, застывши, словно мраморные изваяния. Бородатый подручный не’фиаала также замер, силясь подражать своим остроухим покровителям, но получалось сие у него скверно: он переминался с ноги на ногу, вздыхал, начинал, прекращал и снова начинал теребить рукава своего одеяния.

Последнего из почти тридцати полоняников – дверга со слипшимися от крови волосами и бородой – уложили на землю. После чего эльфы оживились, начав двигаться. Споро перестроившись, большая часть войска направилась в лес – вероятно, в заранее подготовленное для ночлега место.

– Масаро энваасэ арэ Фиин-Каэмиис занэ эр’грэнно Риджаэль-аэди Фандар сэ конун, – сообщил Сэаме Нианеготэль.

– Из того, что ты сказал, я понял только то, что меня зовут конунг Фандар, – улыбнувшись, ответил эльфийскому военачальнику владыка Сарминхейма.

– Почтенный не’фиаал говорит, что завтра на рассвете тебя, конунг Фандар, отправят в Фиин-Каэмиис дабы ты предстал пред глазами его величества лучезарного эр’грэнно Риджаэля, – пояснил лысый толстяк.

– Передай почтенному не’фиаалу, буде он мою речь не разумеет, что я не горю желанием встречаться с вашим эр’грэнно, – заявил правитель варваров.

Бородач исполнил просьбу конунга. Брови не’фиаала сошлись на переносице.

– Аатано иингасэ! – прошипел Сэаме Нианеготэль, развернулся и пошел прочь. Немногочисленная свита, включавшая воинов в золотистых доспехах, гаэлсэ и лысого бородача последовала за ним.

– И тебе доброй ночи, почтенный не’фиаал! – крикнул в спину уходящим Фандар.

Возле деревьев, на коих томились орк и конунг, остался сторожить десяток кринсэ. Фандар начал донимать стражников вопросами, но те упорно прикидывались глухими. Тогда конунг затянул унылую драпу, воспевавшую его славные подвиги. К середине ночи изрядно надорвавший глотку правитель Сарминхейма затих.

В эту ночь Дрогг не сомкнул глаз. Осознание скорой ужасной кончины бередило разум, прогоняя сон. Орк слышал как поблизости с присвистом храпел Фандар. Создавалось впечатление, что плененного конунга собственная участь нисколько не беспокоила.

Эльфы явились на прогалину еще до рассвета. Между деревьями пролегли молочно-белые космы тумана – настолько плотного, что на расстоянии двадцати шагов можно было различить лишь неясные силуэты жителей Ииэс-Миила. Отнюдь не вешний холод нещадно грыз одетого в изорванные штаны и кургузую рубаху орка.

Три сотни альвов выстроились посреди поляны. От их рядов отделилась небольшая группка, коя направилась в сторону деревьев с пленниками. Предрассветные сумерки и густая белесая мгла не помешали орку узнать в пришедших бородача, служившего толмачем не’фиаалу, и троих эльфов, накануне сопровождавших Сэаме Нианеготэля.

– Конунг Фандар! – зычно молвил лысый толстяк. – Как тебе говорилось давеча, днесь ты отправишься в Фиин-Каэмиис, достославную столицу Ииэс-Миила, дабы справедливейший из царей сияющий в величии эр’грэнно Риджаэль судил тебя.

– А что если, я не собираюсь наведываться в вашу столицу? – с вызовом бросил владыка Сарминхейма. – Что ты на это скажешь, эльфийский прихвостень?

– У тебя нет выбора, конунг Фандар. Ты связан и безоружен. Аще ты не желаешь идти сам, наши доблестные кринсэ будут тащить тебя волоком до самого Фиин-Каэмииса, – ответил бородач, великолепно подражая задиристому тону конунга.

Дрогг задумывался над тем, что Фандар, видно, ожидает, что ему на выручку явится оставленное в Сармине войско. Впрочем, орк прекрасно понимал, что растормошенные вторжением альтинга эльфы сейчас готовы отразить любое нападение и не тешил себя верой в счастливое спасение. Бывший трэлл не ведал, на что надеялся конунг, ибо Дрогг хорошо знал повадки сарминхеймцев, которые наверняка уже затеяли грызню за освободившийся престол.

Живые стебли отпустили тело варварского правителя, и Фандар упал вниз с высоты двух саженей. Как ни удивительно, но конунг не плюхнулся плашмя, а пружинисто приземлился на ноги.

– Что же, давайте схватите меня и доставьте в вашу столицу! – возопил Фандар, сгорбившись словно собирался начать драку.

Один из пришедших с бородатым толстяком гаэлсэ качнул посохом и с веток дуба к конунгу метнулись петли лиан.

Однако тут началось нечто совершенно непредставимое. По краям поляны, взяв в кольцо располагавшийся посредине эльфийский отряд, с треском взметнулась огненная стена, сотканная из языков антрацитового, жемчужного и багрового пламени. Колдовская преграда вмиг выросла до самых верхушек деревьев. Фигуру Фандара, не произнесшего ни слова и не совершившего какого-либо жеста, накрыл огненный купол, сплетенный из белых, черных и красных жгутов.

Эльфийские колдуны не растерялись. Двое гаэлсэ, явившиеся с лысым бородачом, бросили в возведенный конунгом барьер серебристые шары, кои без следа растворились в магической субстанции, оставив после себя круги, наподобие тех, что образуются при падении камней в воду. Окружавшая правителя Сарминхейма завеса выстрелила в дерзких эльфов огненными хоботами. Лесные жрецы лихорадочно завопили, накладывая отражающие чары. Но магия Ииэс-Миила никак не подействовала на сотворенное Фандаром пламя. Свитые из тьмы, света и огня рукава хлестнули по гаэлсэ, мгновенно обратив колдунов в обгорелые изуродованные трупы.

Дабы сразиться с нежданно проявившим себя врагом, к конунгу от центра поляны трусили более трех десятков востроухих магиков, на ходу размахивая посохами и кидая заклятья. Оставаясь безмолвным, скрывавшийся внутри эфирного пузыря владыка варваров сделал несколько сложных пассов. Над бегущими колдунами вздулась пульсирующая глобула. Стремительно разросшись, магическая сфера, ровно цветочный бутон, распустилась хвостами света, тьмы и огня. Магические рукава беспрестанно шевелились, то свиваясь в спирали, то резко вытягиваясь. Закружившись в буйном вихре, созданные магией Фандара хоботы почали сечь эльфийских чародеев. Космы света и пламени сжигали тела лесных обитателей, а жгуты мрака снедали плоть, равно как вызванные астральной бестией болиды и сколопендры.

Ииэс-миилские заклинатели ответили слаженно: резво составив широкий круг, они разразились звучной мелодекламацией. Наколдованные конунгом рукава затрепетали, замедлили безумное движение, но после короткого колебания завращались и завертелись с новой силой. Несколько раз стеганув по земле, магические хвосты, разорвали кольцо эльфийских магов. Теперича гаэлсэ действовали поодиночке, отбиваясь от конунговых жгутов кто, чем может. Одни жрецы метали в беснующиеся хоботы разноцветные шары и молнии, другие сосредоточились на обороне, воздвигнув вокруг себя люминесцирующие щиты.

Клуб аспидных, жемчужных и огненных нитей разросся до такой степени, что отходившие от него вервия достигли окаймлявшей елань пламенной стены. Отныне эфирные орудия конунга Фандара разили не только гаэлсэ, но сбившихся в середине прогалины воинов. Многие из кринсэ пытались отбиться от колдовских рукавов пламенными клинками, но подобные рачения не привели к успеху.

Творимая владыкой Сарминхейма волшба по мощи превосходила все примененные в прошедшей накануне битве заклинания. Ворожба приснопамятной вельвы и призванного Фьоргмундом Чудодеем астрального страхолюда не шли ни в какое сравнение с разрушительной силой Фандарова чародейства. Конунг мастерски управлялся с тонкими или как их еще именуют высшими стихиями – светом и тьмой, сопрягая обе первоосновы в единую магическую форму. Дрогг слыхал, что на подобное способны только чародеи высших ступеней, коих в том же Гальтариуме насчитывалось не более двух десятков. Фандар колдовал молча, производя, на взгляд неискушенного в тонкостях волшебства наблюдателя, абсолютно беспорядочные движения руками. Ходившие в народе слухи рассказывали о том, что лишь величайшие из магов могут накладывать чары, не пользуясь речью.