Текст книги "Беглец (СИ)"

Автор книги: Виктор Халезов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

4

По завершении битвы, ратники Сарминхейма принялись, осматривать поверженных противников, забирая их оружие и вещи в качестве трофеев. Своих павших товарищей варвары бережно заворачивали в плащи, дабы позднее с почестями придать огню. К вящей радости воинов конунга Фандара, четверо из сраженных эльфов оказались еще живы. Под улюлюканье и хохот их отволокли в сторону и распялили на могучих корнях, как нельзя лучше подошедших на роль пыточных колод.

К этому времени к месту схватки, похоже, уже успел подтянуться весь альтинг Сарминхейма, являвшийся свитой конунга. Среди пестревшей разноцветными фалдонами толпы Дрогг увидел и самого Фандара, и высокого худощавого человека с седой кудлатой бородой – Рибольда Хогара, и давешнюю вельву. По левую руку от последней Дрогг заметил Норисэ.

Орк злорадно усмехнулся шутке сарминхеймских чародеев: кожа эльфийки сделалась до синевы бледной, губы почти почернели, глаза превратились в мутные бельма, а на щеках и лбу мертвенно-зеленым светом лучились вырезанные на коже руны, обозначавшие смерть, забвение и покорность. Норисэ обратили в умертвие – создание, обладающие жалким подобием жизни и беспрекословно исполняющее приказы своего хозяина-колдуна.

Видимо, варвары решили устроить праздник в честь пленения эльфов. Они разожгли костры, установили несколько небольших походных шатров, выставили на границах лагеря часовых. Кто-то из скальдов затянул заунывную драпу, восхваляющую достославного конунга Фандара.

– Вздумал прятаться от меня, орк? – раздался резкий хрипловатый голос, судя по всему принадлежавший юноше. – Ты можешь обмануть простых воинов нашего доблестного правителя, но никак не владеющую сейдом.

Дрогг поднял глаза, но к своему удивлению, увидел над собой лишь то, что ранее являлось эльфийкой Норисэ. Умертвие нагнулось и с небывалой для хрупкого женского тела силой, вырвало орка из его убежища. Наконец Дрогг увидел говорившую с ним – вельва конунга стояла неподалеку, скрестив руки на груди.

– Ты хорошо послужил нашему господину, орк, – продолжила колдунья. – Поэтому сегодня ты останешься под моим присмотром. Я накормлю тебя и залечу рану. Такому славному орку, как ты, следует предоставить шанс выжить.

Мертвая эльфийка стальной хваткой сжала плечи Дрогга и повела следом за вельвой.

Ведьма, навь-Норисэ и Дрогг устроились с левого края свиты конунга, полукругом разместившейся напротив прикованных к древесным корням четырех эльфов.

– Сейчас начнется представление, – пояснила вельва. После она отошла, завязав разговор с двумя слугами Фандара.

Через несколько минут колдунья вернулась с одним из челядинов, несшим в руках плошку с дымящейся жидкостью, источавшей едва заметный аромат телятины. Вельва взяла миску из рук слуги и передала Дроггу.

– Ешь, пока есть такая возможность, – произнесла она, взглянув орку в глаза.

Умертвие, некогда бывшее эльфийкой, не собиралось ослаблять хватки или тем паче отпускать орка. Скованный стальными объятьями нави, Дрогг мог позволить себе лишь поднести плошку ко рту. В ней оказалась пересоленная гороховая похлебка. Дрогг не придал значения тому, что стряпня была чересчур горяча и залпом опростал миску. Лишь несколько мгновений спустя, когда засаднило раздраженное небо, он понял, что не стоило торопиться с едой.

– Теперь займемся твоей раной, – сказала вельва, когда орк оторвался от края шленки и скривился, ощупывая языком обожженную гортань.

Колдунья положила ладонь на покалеченное бедро Дрогга и тихо замурлыкала заклинание. Орк обратил внимание, что глаза вельвы закатились, но в последующий миг чудовищная боль разорвала сознание беглого трэлла, лишив способности воспринимать окружающую действительность. Дрогг задрожал всем телом, забился в судорогах, тщась вырваться из лап умертвия и отомстить колдунье за причиненные муки. Но мертвая эльфийка держала крепко, ледяные пальцы клещами впились в плечи орка, сковав руки и прижимая тело к земле, так, чтобы Дрогг не мог сорваться с места. В бессильном исступлении орк сучил ногами, содрогаясь в жестоких спазмах.

Спустя какое-то время Дрогг понял, что больше не чувствует резких толчков боли, волнами растекавшихся от ладони колдуньи. Застлавшая разум алая пелена страданий постепенно рассеивалась. Мир вокруг начал проясняться. Сквозь затуманившее сознание кровавое марево проступили очертания разбитого в лесу бивуака. Перед собой орк увидел покрытое испариной, немного осунувшееся, но довольное лицо вельвы.

– Пошевели ногой, орк, – со старческой усталостью в голосе шепнула она.

Дрогг напряг бедренную мышцу, согнул и разогнул колено, но не ощутил уже ставшего привычным болезненного отклика. Его нога полностью восстановилась.

– Ты… излечила меня… благодарю… – склонил голову орк.

– Не благодари меня. Это не мое желание, а прихоть нашего владыки. Он хочет, чтобы ты прожил подольше и позволил нам поймать еще эльфов, – вельва недобро улыбнулась и обратила свой взор в сторону связанных пленников. – А теперь давай насладимся зрелищем, которое нам преподнесут твои лесные родичи.

Возле распластанных лесных обитателей суетились трое слуг конунга. Они проверяли, годились ли эльфы на то, чтобы потешиться с ними. Одного – с разваленным бродэксом плечом и темной от крови одеждой – бледного, с посиневшими губами и закатывавшимися глазами – признали неподходящим для пыток. Его оттащили в сторону, вспороли живот, немного выпустив внутренности, и подозвали полакомиться еще живым пленником свору волков. Хищники с остервенелой жадностью принялись вгрызаться в окровавленную плоть и вытаскивать из разъятого живота требуху. Эльф шипел и плевался, дергал руками и ногами, силясь отбиваться. Гордый лесной житель не доставил радости своим мучителям: никто из свиты конунга не услышал из его уст стонов и криков, стенаний и мольбы, угроз и посулов.

Однако о пожираемом заживо, быстро забыли, ибо оставалось еще трое легко раненных полонян, общение с которыми прочило варварам куда большее удовольствие.

На свободное пространство перед тремя распяленными кринсэ, вышел низкорослый толстый человечек в шляпе с птичьим пером и расшитом золотом табарде. Грудь толстяка красовались символы Сарминхейма – меч Сармина и бродэкс Магхора.

– Сегодня нас ожидает незабываемое зрелище! – Дрогг узнал голос глашатая сарминской арены. – А именно – эльфы, кричащие от боли и молящие о пощаде. Спесивые ушастые гордецы, жалобно просящие избавить их от страданий. Сегодня три лучших палача нашего великого конунга покажут все свое мастерство!

Герольд сделал многозначительную паузу, обвел взглядом зрителей и продолжил:

– Представляю первого участника сего небывалого состязания. Дигмар-палач из Ноттербрадда.

Из толпы выступил пузатый профос в заляпанном кожаном фартуке и красном колпаке. За ним следовали два тщедушных подмастерья, тащивших небольшую жаровню – забранный решеткой казанок на треноге.

Дигмар присел на корточки рядом с первым из эльфов. На запястье лесного жителя алел глубокий порез, а правый бок рассекала кровяная полоса. Профос конунга извлек из ножен на поясе скрамасакс, заточенный только с одной стороны, другая же часть лезвия – покрытая зубцами, вероятно, применялась в качестве пилы.

Палач срезал с эльфа ошметки одеяния, а его подручные в это время установили жаровню и раздули в ней мехами пламя. Дигмар положил скрамасакс на решетку. Туда же он отправил еще один нож, похожий на мясницкий, а после на там очутились стальные клещи.

В мире ходило множество слухов о стойкости эльфов. Говаривали, что лесные обитатели, вообще не испытывают боли и способны выдержать любые муки. Посему Дрогг ничуть не удивился тому, что изуверские потуги Дигмара не увенчались успехом.

Палач конунга использовал самые простые и грубые из всех известных способов причинения страданий. Сначала он отрезал эльфу уши и несколько пальцев, потом взялся сдирать с истязаемого кожу. А в завершение поработал раскаленными клещами, вытянув пленнику жилы на руках и вырвав три ребра.

Эльф злобно шипел, вращал глазами, сжимал губы, но не проронил ни звука. Дигмар от упорства пленника лишь больше распалялся. Профос снял с полоняника скальп и принялся пилить кости, в конечном счете лишив востроухого упрямца правой ноги чуть ниже колена.

Прошло около двух часов прежде чем Дигмар-палач окончательно отчаялся и выбился из сил. С расстройства саданув эльфа по окровавленному лицу, профос приказал подмастерьям обложить пленного ратника Ииэс-Миила хворостом и поджечь. Толпа взорвалась довольными воплями, когда весело пляшущие языки пламени охватили искалеченное тело.

– Что же, у нас осталось еще два пленника, – вновь заговорил глашатай, когда понурая фигура профоса из Ноттербрадда скрылась среди зрителей. – Возможно, то, что не получилось у Дигмара-палача, сможет сотворить Триддик Драггемур.

Дверги из свиты конунга поддержали слова герольда радостным гомоном. Из скопища людей и гномов появился плечистый карлик с соломенными волосами и бородой, заплетенной в две косы. Одет Триддик был в сыромятные порты и суконный зипун, навроде тех, что носили сарминские мастеровые. В правой руке дверга находился ящик, в подобных которому плотники обычно хранят инструмент.

Поставив короб на землю, гном шутливо поклонился, чем вызвал новый всплеск одобрительных возгласов.

Триддик Драггемур оказался куда более искусным заплечных дел мастером, нежели Дигмар-палач. На роль своей жертвы дверг выбрал эльфа с легкими ранами на бедре и груди. Пыточный арсенал Триддика мог поразить любого своим изощренным разнообразием. Для начала карлик клещами вырвал лесному обитателю язык. После сделал пытаемому своеобразную корону, вбив в голову дюжину гвоздей. Полонянин угрюмо молчал, сжимая окровавленные губы. Триддика безмолвие альва ничуть не смущало. Дверг, работая тонко и изящно, словно ювелир, вырезал пленному глаз, оставив тот висеть на тонкой мышечной нити.

Затем гном стал вгонять под кожу истязаемого граненое шило. Делая очередной укол, карлик начинал вращать клинок в теле жертвы, что по замыслу профоса должно было причинять неописуемые страдания. Тем не менее, эльф лишь кривился и изредка фыркал. Мольбы, стонов и даже проклятий добиться от него никак не удавалось.

Проделав в теле лесного жителя множество разрезов, дверг извлек из ящика масляную лампадку и зажег ее, воспользовавшись кремнем и кресалом. После чего не торопясь нагрел на огне стальную колбу и принялся заливать в раны эльфа кипящее масло. Остроухий заскрежетал зубами, но сумел сохранить безмолвие.

Триддик растолок в небольшой ступе какие-то камушки, высыпал получившийся порошок на грудь пленника и развел на теле обитателя лесов костерок, заигравший языками зеленоватого пламени. Малиновый дым, поднимавшийся от разожженного двергом необычного огня, явно пагубно влиял на разум. Зрачок единственного оставшегося у эльфа глаза расширился, взгляд помутнел и потерял всякую осмысленность. Внезапно пленный порубежник оглушительно расхохотался, сие случилось настолько неожиданно, что толпа зрителей вздрогнула, а чуть позже подхватила заразительный смех, присовокупив к нему восторженные крики и хлопанье в ладоши.

Триддик, улыбаясь, окинул взглядом сидящих окрест и, ровно ярмарочный скоморох, отвесил низкий поклон.

Эльф продолжал безумно хохотать, разбрызгивая вокруг текшую из обрубка языка кровь, а дверг извлек из короба миниатюрные тиски. С ледяным хладнокровием истинного палача Триддик прошелся оным орудием по всем конечностям пленника, раздавив тому запястья и лодыжки. Когда очередная кость, не выдерживая напряжения, с треском лопалась, полоняник прекращал смеяться и морщился, однако спустя миг опять заливался истерическим хохотом.

Не обращая внимания на бьющегося в припадке безумия пленника, Триддик продолжал усердно работать. Дверг освежевал большую часть тела лесного пограничника, лишенную кожи плоть палач старательно поливал кипящим маслом и посыпал какими-то порошками, отчего эльф корчил брезгливые гримасы, но не прекращал хохотать. Еще какое-то время Триддик с увлеченным тщанием пилил и сверлил кости пленного кринсэ, а напоследок оскопил жертву.

Несколько раз пройдясь пыточной снастью по торсу и конечностям пытаемого, дверг снова вернулся к голове. Триддик просверлил возле макушки эльфа достаточно большое отверстие и начал вытягивать длинными тонкими клещами содержимое черепной коробки. Но и оное предприятие не дало должного результата: смех лесного строптивца не сменился криками боли.

Тогда Триддик достал стеклянный пузырек с алой фосфоресцирующей жидкостью и с помощью трубки влил содержимое склянки внутрь головы альва. И, наконец, пленник взвыл. Яростно и истошно, будто умирающий дракон. Лесной житель забился в неистовых корчах так, что даже невозмутимый Триддик отодвинулся подальше.

Зрители поддержали ошалелые вопли эльфа ликующим гвалтом, любовавшийся казнью альтинг затрепетал от наслаждения.

Чудовищные мучения эльфа продолжались с четверть часа, а потом лесной житель испустил дух. Трясущаяся в агонии голова бессильно упала на грудь, изломанные члены перестали конвульсивно дергаться. Истерзанное до неузнаваемости тело расслабилось и обмякло, в конце концов, навеки обретя безмятежность и покой.

Свита конунга загомонила, восхваляя мастерство Триддика Драггемура. Дверг, довольно склабясь, куртуазно поклонился публике и, неторопливо собрав инструмент, занял место среди зрителей.

Подбежавшие слуги спешно отвязали мертвеца и унесли некогда бывшие гордым лесным воином изуродованные останки, дабы порадовать волков свежей сытью.

Пока люди и гномы упивались кровавым представлением, незаметно наступил вечер. Прозорливые челядины не дали зрелищу прерваться, вовремя зажегши факелы. В то время как Дигмар-палач и Триддик Драггемур являли окружающим чудеса и тонкости своего искусства, стольники и чашники беспрерывно потчевали своих господ, разнося меж сидящими яства и напитки. Посему уже к середине выступления дверга варвары окрест Дрогга порядочно набрались меда и вряд ли могли твердо стоять на ногах. Конечно, при таком раскладе, ловкому орку не составило бы труда сбежать даже со связанными за спиной руками, но сидящая подле колдунья и ледяные объятия нави-Норисэ вдребезги разбивали любые надежды на благополучный исход подобного начинания.

– Восславим непревзойденные умения Триддика Драггемура! – голос герольда потонул в разразившемся гуле.

Когда поднявшийся ор пошел на спад, глашатай возобновил свою речь:

– А теперича поприветствуйте Фьоргмунда Чудодея – могущественного ворожея и знахаря, ведающего тайнами рун и гальдов!

В ответ на слова герольда вельва презрительно усмехнулась – видно, способности означенного магика ее не впечатляли.

В толпе поднялся высокий годи с всклокоченной бородой до пояса и совершенно безумным взглядом. Облеченный в грубую кожаную хламиду Фьоргмунд опирался на длинный посох с навершием в виде головы орла.

На расправу Чудодею достался самый целый из пленников – у распростертого эльфа присутствовала лишь небольшая ссадина на голове, от которой по щеке пролегала темно-красная полоса.

Приблизившись к распластанному лесному воину, годи с силой воткнул древко посоха в землю, при этом орлиные глаза набалдашника паче чаяния вспыхнули лиловым пламенем. Свита конунга охнула от изумления, а через секунду откликнулась довольным гамом – знамо дело, не таким бурным как по завершении трудов Триддика Драггемура.

Одним резким движением Фьоргмунд сорвал с эльфа рубаху – тут явно не обошлось без незначительного применения магии. Негромко напевая, колдун взялся водить указательным пальцем по груди пленника, вследствие чего на коже пытаемого образовывались кровяные линии, исподволь складывавшиеся в замысловатый рисунок.

Годи работал долго. Руническая вязь покрыла почти весь торс альва, но с жертвой ничего не происходило. По альтингу пополз возмущенный ропот, нетерпеливые дверги недовольно засопели, кое-кто даже стал призывать гнать шарлатана взашей.

Впрочем, Фьоргмунд, не отвлекаясь, продолжал выписывать пальцем узоры. Наиболее нетерпеливые из числа зрителей раз за разом приподнимались, норовя обрушить на навивавшего скуку колдуна волну праведного гнева, и лишь своевременные одергивания влиятельных ярлов, а то и самого конунга, вынуждали смутьянов остепениться.

Минуло более двух часов. На смену вечеру пришла ночь. Напряжение среди варваров нарастало. Дроггу чудилось, что в ближайшее время уже ни сам Фандар, ни его ярлы не сумеют удержать раздосадованную толпу от расправы над нерадивым жрецом. Но именно тогда, когда ожидание сделалось невыносимым даже для самых стойких из числа зрителей, и накопившееся негодование уже готово было излиться наружу, Фьоргмунд прервал пение и оторвал ладонь от тела эльфа. На груди и животе пленника темнели бесчисленные знаки и руны, слагавшие сложный гальдарстав.

Чудодей изрек недлинную фразу и магическая фигура засияла карминовым светом. Глаза пленного эльфа округлились – остроухий лесной житель не на шутку испугался. Связанный защитник Ииэс-Миила прорычал проклятье и плюнул в лицо колдуну. В ответ Фьоргмунд расхохотался сухим каркающим смехом. Часть зрителей загоготала, поддерживая то ли годи, то ли пленника.

Сарминхеймский чародей выудил из-под полы плаща продолговатый кристалл дымчатого топаза и установил его посередине начертанного сигила. Почуяв неладное, лесной ратник остервенело забился и завизжал пронзительным фальцетом. Толпа ехидно заулюлюкала.

Годи заговорил неестественно громко, враз перекрыв тонкие вопли эльфа. Зазвучавший язык Дрогг слышал впервые. Востроухий полоняник более не кричал – свесив голову на грудь, он горячечно нашептывал какой-то наговор, а, быть может, молитву.

Магический камень на груди жертвы объялся багровым пламенем и через мгновение распался черным пеплом. Тело эльфа вздрогнуло изогнулось в судороге. Дрогг увидел, как глаза находившейся подле него вельвы сузились, а лицо исказилось в гримасе отвращения.

– Он совсем умом крянулся, раз осмелился здесь взывать к феттирам мрака, – уловил орк ее едва различимый шепот.

Тем временем тело жертвы колдуна начало извиваться в неестественных корчах. Из носа, рта и ушей пленника хлынула кровь, глаза эльфа вылезли из орбит и спустя миг лопнули, выстрелив алыми султанами. На теле истязаемого стали взбухать громадные пузыри, разрывавшие кожу и обнажавшие плоть. Конечности бывшего воина Ииэс-Миила, выгибаясь под невероятными углами, с хрустом ломались. Пытаемый силился кричать, но захлебнувшись собственной кровью, издал лишь хриплое перханье.

Присные конунга замерли, молча внимая происходящему. Фьоргмунд Чудодей более не сидел возле пленника. Годи поднялся и, вырвав из земли посох, нараспев читал заклинания, обратив навершие жезла к усыпанным звездами небесам.

Кожа полностью сошла с тела эльфа, распавшись на мелкие лоскутья под воздействием раскрывавшихся волдырей. Грудь кринсэ ввалилась внутрь, явив свету зубцы обломанных ребер. Голова лесного обитателя смялась, словно ее раздавил в кулаке великан. Остатки черепа и вывернутые конечности с противным чавканьем втянулись в разъятый торс. Взамен сгинувших рук и ног из исходящего кровью кома простерлись новые члены. Путы более не удерживали чудовищно изменившееся тело пленника, и походивший на чурбан шмат плоти скатился с древесного корня.

Неуверенно покачиваясь создание, в которое превратился схваченный эльф, встало на вновь обретенные лапы. На обращенном к зрителям конце туловища раскрылась длинная усеянная клыками пасть, откуда стекала гнилостно-зеленая слюна. Вельва рядом с Дроггом зашипела, точно рассерженная кошка.

Не имевшая глаз бестия, будто принюхиваясь, повела из стороны в сторону той частью туши, где у нее располагался рот. Затем, по всей видимости, почуяв рассевшихся поблизости варваров, тварь фыркнула и с несвойственной для своего неказистого склада стремительностью кинулась на придворных конунга Фандара. Однако только этого и поджидавший Фьоргмунд Чудодей с лихим гиком опустил набалдашник посоха чудищу на спину.

Тварь осела на землю, растекшись лужей черной жижи. Окрест распространилось почти нестерпимое зловоние.

5

После секундного замешательства альтинг зашелся в приступе ликования. Важно запрокинув голову, Фьоргмунд Чудодей прошествовал вглубь толпы. Место годи занял герольд.

– Итак, ваше преславное величество, достопочтенные ярлы и доблестные хускарлы, – заговорил он. – Вот и подошло к концу наше необычайное ристалище. Благодаря неподражаемому искусству участников сего знаменательного состязания днесь мы узрели муки и страдания презренных эльфов. Кичащиеся бесстрашием лесные фарисеи сегодня визжали и молили о пощаде, аки трусливые бабы, а не храбрые витязи, коими они тщились казаться.

Толпа довольно загомонила и герольд продолжил:

– Но сейчас настала пора выбрать победителя минувшего соревнования. Кто-то же, велеуважаемые господа, на ваш взгляд достоин сего звания более остальных? – толстяк окинул альтинг испытующим взглядом.

– Трид-дик Драг-ге-мур! – заревели дверги.

– Фьорг-мунд Чу-до-дей! – возразили им иные из варваров.

– Дигмар-палач! – выкрикнул кто-то, вызвав взрыв язвительного хохота.

– Дык, какой там Фьоргмунд, – вскочил рудобородый карлик. – Энтот дуралей токмо и сумел, что страхолюда мерзкого наколдовать. Эльфу-то мук никаких не причинил.

– А твой Триддик ушастого подлеца лишь посмеяться заставил, – на дверга двинулся громила-берсерк со сплетенными в многочисленные косы пшеничными волосами. – Такой же тугодум, как и все ваше племя.

За спиной гнома незаметно возникли с десяток его сородичей, но и на помощь варвару поспешили, как люди, так и кое-кто из двергов. Разгорающуюся свару уже не могли предотвратить ни ярлы, ни годи, ни сам конунг Фандар.

За какие-то несколько секунд толпа разбилась на две приблизительно равные по численности ватаги, кои после короткой перепалки с ретивым зыканьем сшиблись. Те из ярлов и хускарлов, кто проявил целомудрие и решил не ввязываться в возникшую ссору, очутились аккурат промеж противоборствующих сторон. Так что избежать участия в потасовке не вышло ни у кого из приспешников конунга. В драку ввязался и его величество Фандар.

– Отойдем подальше, орк. Разумеется, если ты не хочешь схлопотать по макушке, – обратилась к Дроггу вельва. Они находились в самой гуще образовавшейся сутолоки. Неведомо как, но дерущиеся будто бы не замечали возглавляемую ведьмой троицу. Им без труда удалось выбраться из толчеи.

Отдалившись на десяток шагов от края свалки, вельва остановилась и, скрестив руки на груди, принялась наблюдать за разворачивающейся баталией. Норисэ все так же удерживала Дрогга рядом со своей хозяйкой.

Никто из бьющихся не взял в руки оружия – подобное действие могло повлечь за собой кровную месть со стороны пострадавшего или его родичей. В то время как по законам Сарминхейма убийство в кулачной схватке каралось лишь уплатой виры: одна гривна серебром – за смерть бонда, две – за хускарла и четыре – за ярла.

На глазах колдуньи и орка сражался весь альтинг. Дрогг приметил, среди суматохи фигуру конунга, сопровождаемого двумя неизменными телохранителями-торлами. Фандар уже успел где-то лишиться шлема и плаща. Какой-то дверг в высокой капеллине без обиняков нагнул голову и ринулся на достовеликого правителя, намереваясь с разбегу врезаться тому в живот. Конунг сделал шаг вбок и саданул кулаком в висок мчавшемуся мимо гному. Карлик остановился, пошатываясь, схватился за голову, силясь прийти в себя, но гридь правителя не дал ему опомниться, отбросив на несколько шагов тяжелым пинком.

В другой части сумятицы два дверга повалили и сейчас рвали бороду могущественного Фьоргмунда Чудодея. Годи брыкался и извивался не в силах освободиться, но о применении магии, похоже, даже не помышлял. Поблизости герольда, чей роскошный табард превратился в отрепья, мутузил дебелый карлик.

Чуть дальше сбившийся в плотную кучку отряд, возглавляемый Рибольдом Хогаром и тремя его сыновьями, весьма успешно отбивался от напиравших двергов.

Не для всех участников потешный бой проходил безболезненно. На землю пало уже несколько десятков варваров – преимущественно утлых юнцов и не имевших брони берсерков. Кто-то из них возлежал безмолвно и недвижно, другие – кряхтели, охали и катались, потирая ушибленные места. Слуг, коим положение не позволяло оказывать сопротивление, походя избивали до полусмерти. Изрядно доставалось и скальдам, не обладавшим выдающимися воинскими умениями и богатырской статью.

Дрогг не сомневался, что эльфы обязательно предпримут попытку отомстить за своих сородичей и нападут на свиту конунга в самое ближайшее время. Лучшей возможности, чем стоявшая ныне в лагере сарминхеймцев кутерьма, для «ночных убийц» придумать было сложно.

Выставленные перед началом празднества бекеты в любом случае не могли воспрепятствовать атаке замечательно видящих в темноте и передвигающихся совершенно бесшумно востроухих воинов.

Вельва встрепенулась за миг до того, как первые стрелы с белыми древками прянули из чащи. Колдунья оглушающе гаркнула и часть алчущих крови жал смел порыв ураганного ветра. На беду варваров стрелы летели со всех сторон и настолько густо, что заклинание ведьмы остановило лишь малую их толику. Два неполных залпа почти на треть проредили борющуюся толпу.

Мгновением позже опомнились годи. Зазвучали гальды и ниды. В направлениях, откуда приходила оперенная смерть, разгоняя тьму шлейфами искр, понеслись огненные сферы. Иные колдуны накладывали различные защитные чары, спасая жизнь своим собратьям. Среди толкущихся людей и двергов вырастали разноцветные купола, ограждавшие дружинников конунга от стального ливня. Эльфийские стрелы закручивали и сдували поднявшиеся вихри. Колдовскими висами подсобляли жрецам скальды, но их пение не оказывало хоть сколько-нибудь значимого влияния на происходящее вокруг.

Скрывавшиеся во мраке леса гаэлсэ ответили серебристыми и изумрудными зарницами собственных заклятий. Наконечники стрел, выпущенных третьим залпом, сияли смарагдом и без труда преодолели большинство возведенных противником магических барьеров.

Только спустя пару долгих минут подавляющая часть дерущихся варваров осмыслила и осознала происходящее. Сарминхеймцы завыли боевыми кличами, хватая и обнажая оружие.

Вельва выкрикнула еще одно заклинание, и летевший в их троицу мерцающий зеленым шар с хлопком распался на мириады искр.

– Освободи меня, ведьма! – взревел Дрогг. Даваться эльфам живьем он решительно не собирался.

Колдунья повернулась к нему. Из ее глаз исчезли какие-либо проблески разума, в голубых кругах радужек плескалось истовое ничем не замутненное сумасшествие. На пухлых губах вельвы проступила пена. Тем не менее, она вняла горячей просьбе Дрогга и махнула рукой, приказывая мертвой эльфийке отпустить орка. Норисэ отступила назад, холодные персты разжались.

Бывший трэлл повел плечами, разминая пребывавшие много часов без движения мышцы. Сорвав с себя остатки эльфийской сети, он помчался на поиски оружия.

В это время окончательно отошедшие от разудалой междоусобицы ратники Сарминхейма ринулись в лес – туда, откуда били эльфийские заклятья. Несмотря на показное безрассудство, временами граничащее со скудоумием, воины конунга действовали весьма слаженно. По крайней мере, в атаку они пошли плотной гурьбой и в одном направлении, не взирая на то, что стрелы и магия хлестали, как чудилось, отовсюду.

К неудовольствию эльфийских командиров выяснилось, что уничтожить поддерживаемое чародейством годи варварское войско без вступления врукопашную, не представляется возможным. Впрочем, защитники Ииэс-Миила, завязавшие битву в недрах своих владений, обладали почти безграничными возможностями.

Дроггу подумалось, что гаэлсэ бросили на борьбу с вторженцами из Сарминхейма всю мощь леса. Исполинские древа крушили наступавших ветвями. Из-под земли вырывались толстенные корни, давившие и сминавшие людей и гномов. Низвергались из крон и змеились по поверхности гибкие стебли, душившие и опутывавшие витязей конунга.

Жрецы Магхора и Сармина обрушили на разбушевавшуюся чащу голодную ярость огненной стихии, и вскорости все деревья вокруг рати варваров запылали ярким ранжевым пламенем. Значимо потрафляла бойцам Фандара и вельва. Надсадно визжа и размахивая руками, она пустилась в бешеный пляс. Несколько могучих стволов на пути конунговой дружины рухнули, неспособные противиться мощи сейда.

У потрепанного альтинга вполне доставало сил на то, чтобы вырваться из окружения и покинуть Ииэс-Миил. Однако варвары вовсе не думали ретироваться, они с ожесточенным упорством перли на юг – в глубину эльфийского царства.

Сорвав с пояса убитого дверга ножны, Дрогг обзавелся тяжелым малкусом. Орку не куда было деваться, кроме как присоединиться ккатившейся на врага ораве сарминхеймцев. Бывший трэлл заметил среди воинов конунга двух своих сородичей, коих видел связанными почти два дня назад. Оные орки, как и Дрогг, сейчас более всего желали сгинуть в бою, прихватив с собой на тот свет побольше остроухих мерзавцев.

Эльфы редкой цепью выдвинулись из-под сени горящих деревьев. Лесные воины на ходу выпускали стрелы, особо не утруждая себя натягиванием тетив. Подобная стрельба не возымела бы никакого действия, если бы не прославленная эльфийская меткость, позволявшая востроухим лучникам даже в движении без промаха поражать неприятелей в глаза с сотни шагов. Наконечники большинства стрел сверкали огнями наложенных заклинаний, и разрушительная мощь их определялась отнюдь не силой, с которой они были пущены в полет.

Совершив один-два выстрела, востроухие солдаты отбрасывали луки и обнажали клинки – легкие, с двойным изгибом. Аки меч приснопамятного сидхе, оружие многих защитников Ииэс-Миила лучилось колдовским светом. Немало лесных жителей сжимало по рукояти клинка в каждой руке.

Наравне с мужчинами в бой шли и женщины. Если бы варвары смогли взять вверх в этой сече, их бы ждала славная потеха с плененными эльфийками. Но стратеги Ииэс-Миила грамотно спланировали грядущее нападение и не оставили находникам с севера даже призрачной надежды на успех.

Сотню с гаком варваров взяли в кольцо более тысячи эльфов. За лесными воинами следовали жрецы-гаэлсэ, чьи посохи обилием зелени напоминали только что вырванные из почвы деревца.

Дрогг притулился к левому флангу нестройной толпы людей и двергов. Первые ряды Фандаровой дружины схватились с защитниками леса. Многие годи, прекратив творить заклятья, обращались громадными волками, медведями и вепрями. Кто-то из колдунов принял облик орла, но далеко улететь ему не позволили. Стоило крылатому абрису подняться над головами сражающихся, его сразу же настигли жемчужно-белые стрелы.