Текст книги "Срок для Бешеного"

Автор книги: Виктор Доценко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

У КЕШКИ

Потянулись медленные и однообразные дни. Окружающие, поняв, что Савелий не склонен допускать кого-либо в свою душу, оставили его в покое, предоставив возможность «вариться в собственном соку». Именно это ему и было нужно, об этом они мечтал: остаться одному со своими переживаниями, со своими мыслями…

Однако в зоне были и те, кто не хотел мириться с его независимостью и при любом удобном случае старался «ткнуть мордой в грязь», «поставить в стойло»…

Нет, это были не блатные: Король выполнил свое обещание, и никто из них не задевал Савелия. Как ни странно, его независимость не нравилась другому «лагерю» – к нему относился завхоз, который не упускал ни одной возможности, чтобы не состряпать на Савелия докладную, не послать его на внеочередные хозработы как нарушителя режима содержания. Бесстрастная реакция Савелия еще больше озлобляла самолюбивого завхоза. Другим человеком этого «лагеря» был заместитель командира роты капитан Зелинский, для него Савелий стал объектом «усиленного внимания», и при каждом удобном случае он проявлял особую «заботу».

Правда, одно событие несколько улучшило положение Говоркова в зоне, несколько смягчило завхоза. Как-то незадолго до утреннего подъема Савелия разбудил завхоз и шепотом предложил зайти к нему. Его заискивающий тон настолько, удивил Савелия, что он быстро оделся и пошел в каптерку.

Завхоз молча протянул ему увесистый сверток и, увидев недоумение на лице Савелия, многозначительно проговорил:

– От кого, надеюсь, понятно?.. Савелий пожал плечами и развернул сверток: новый костюм черного цвета, спецовка вольного покроя с двойными швами, шапка с натуральным мехом, шерстяной шарф и белью вязаные перчатки…

С этого дня он с удивлением обнаружил, что относиться к нему стали более уважительно. Любой коллектив, в том числе и людей, лишенных свободы, представляет собой точную копию общества в целом. Только в местах лишения свободы все пороки более обнажены, более изощрены. Сильный – значит, правый. Хорошо одет – значит, имеет возможности и т.д., а такого больше уважают или завидуют ему…

Однако ничто не изменило Савелия, он продолжал держаться особняком не только в жилой зоне, но и на работе. Хотя на работе уединиться труднее: приходится разговаривать в силу «служебной необходимости». У Савелия все легко получалось, и к нему часто обращались за помощью то бригадир, то мастер, зависящий, как и все, от выполнения плана.

Заметив его безотказность, мастер чуть подобрел к своему тезке и старался по возможности поощрять его: то в приказе, то дополнительным отовариванием в магазине зоны. Конечно, он был весьма скуден: не самые лучшие рыбные консервы да каменные пряники, но и это выручало в трудную минуту…

Чтобы ни о чем не думать, Савелий полностью окунулся в работу, прихватывая и вторую, а то и третью смены. Труднее было, когда наступали праздники. В эти «свободные» дни ничего не отвлекало, и начиналось самокопание, на. Савелия накатывало такое, что в пору волком выть или биться головой об стенку… К счастью для Савелия, таких дней выпадало не очень много.

Поначалу Савелий избегал общения со своим бывшим сослуживцем Кешкой Сахно. Почему-то Кошка вызывал в нем раздражение, бередил душу, напоминая о счастливом и радостном прошлом, заставлявшем сжиматься сердце. Но шли дни, и Савелию неожиданно захотелось удариться в эти воспоминания.

Он стал чаще появляться в «мастерской», как претенциозно называл Кошка свою комнатушку. Надо заметить, что толком поговорить им почти никогда не удавалось: каждый раз кто-нибудь да мешал – то завхоз зайдет что-то надписать, то комендант зоны с заданием начертить или расписать какой-либо «уголок» обязательств, сатиры или санитарии и гигиены, а то из администрации кто пожалует для проверки, «шмона», обычно «визиты» заканчивались просьбой переплести книги или журналы…

– Что делать? – говорил в таких случаях Кошка.

– Хочешь жить – умей вертеться Сейчас-то еще ничего… Вначале трудно было: то режимник заскочит, то кум нагрянет, то из роты, то из батальона, и каждому дай… Сколько красок, кистей, сколько книг зашмонали. Увидит детектив: «Дай почитать!» Попробуй, не дай! Раз дал, два, а возвращать, так нет, потерял, говорит… Э-э, думаю, шалишь! Хватит! Хрен вы больше что возьмете…

– Так и сказал? – ухмыльнулся Савелий.

– Что ж я, дурак, что ли? Я поумнее придумал…

– Он хитро прищурился. – Пару раз столкнул их лбами, сразу зауважали!

– Как это?

– Очень даже просто! Пришел как-то режим… Ну, этот, Цитрамон. Кличку эту дали острословы за его пагубную страсть к зеленому змию. Причем пьет он все, что горит и имеет градус или с ног сшибает, по его выражению. И, естественно, после принятия какой-нибудь гадости утром от него несет всякими парами, и голова трещит, как пустой орех, для поправления которой он и ныряет перся проверкой в санчасть, глотает обычную свою дозу цитрамона: пять таблеток. Так вот, повадился он ко мне и тащил все, что можно было загнать на опохмелку. А тут как-то кум дал мне переплести Агату Кристи… -

– А Цитрамон увел ее, и ты «не стал молчать об этом»? – догадался Савелий и фыркнул: Представляю их душевный разговорчик!

– Таким образом, еще кое-кого так наказал… С тех пор и зауважали… Да и с левыми работами приставать перестали… По крайней мере, бесплатно… Хозяин мне – сделай то-то и то-то, а я ему – не успею, такой-то приказал сделать ему… Тот на дыбы: «Посылай всех ко мне, кто мешает исполнять мои поручения!» С тех пор только по его записке теперь работаю, если мне не выгодно или не хочется делать кому-нибудь… Правда, стараюсь не очень борзеть: вмиг скушают… А ты что такой смурной? Устал, что ли?

– С Зелинским цапанулся… – буркнул Савелий.

– Опять? Чего он к тебе привязался: мужик вроде неплохой… Что на этот раз?

– Неплохой! Самая настоящая мразь! – вспылил Савелий. – Снимаемся вчера с промзоны, кричит: «Осужденный Говорков, почему пуговица верхняя не застегнута?»

– Он что, на съеме вчера был? – озабоченно спросил Кошка. – Ну и что?

– Что-что! Ларек, вот что!

– Второй раз ларьком хлопает! Да ладно, не бери в голову: видно, под руку попался!

– Ага, под руку! А в прошлые разы тоже под руку? Когда же они оставят меня в покое?

– Ты, Савелий, главное – держись: нервы береги

– может, они того и добиваются, чтобы срок нам продлить! Не поддавайся!

– Пойду я! – Савелий встал, раздраженный, непримиримый.

Кешка хотел остановить, но понял, что приятелю лучше сейчас побыть одному, пожал ему руку и добродушно улыбнулся:

– Ты заходи почаще…

ВСТРЕЧА С АРШИНОМ

От перенапряжения или просквозило в цеху, но Савелий почувствовал сильную головную боль, и все тело ломало, как при гриппе. Помучившись несколько дней, он решил наведаться в санчасть.

В небольшом коридоре санчасти народу было много: три скамейки, стоящие в предбаннике, занимали в основном и кто не мог стоять, – загипсованные ноги, ранения в живот, некоторые с перевязанной головой. Савелий пристроился за парнем с рукой в гипсе. От температуры он настолько ослабел, что стоял с огромным трудом, на бледном лице проступили бисеринки мелкого пота. Дверь в коридор санчасти приоткрылась, и на пороге показался молодой упитанный зек в белом халате, санитар санчасти.

– Кто к врачу? – важно произнес он.

– Я на перевязку… – заявил парень с перевязанной рукой, чуть посторонившись, пропустил Савелия вперед.

– Записан? – подозрительно спросил санитар.

– Нет! У меня температура… Грипп, думаю…

– Ну и что?! Грипп у него! Записаться нужно было, не примет, не положено! – Он безразлично отвернулся от Савелия. – Кто записан к врачу?

– Ты, мразь… – тяжело дыша, тихо выдохнул Савелий. – Я тебя сейчас запишу, сука! – Он Шагнул к нему.

– Ты что, земляк? Я же ничего… Это же не я… – залепетал санитар и тут же посторонился. – Заходи, Бешеный, может, примет… – Взглянув на бирку, суетливо спросил: – Говорков?

В кабинете терапевта стояла медицинская кушетка, рядом с ней – похожая на торшер, с мощной подставкой, сильная электролампа с рефлектором, соллюкс, используемая здесь не только для светолечения, но и для вспомогательного освещения больного. За столом восседал бледный круглолицый врач, с интересом листавший «Советский экран». Сквозь тщательно отутюженный зеками белоснежный халат просвечивали погоны капитана. Чуть выждав, когда тот соизволит оторваться от чтива, Савелий не выдержал и зло бросил:

– У меня температура!

– Ну и что? – едва взглянув на него, безразлично проговорил доктор и буркнул, вновь углубляясь в журнал. – Записан?

– У меня температура! – почти выкрикнул Савелий.

– Санитар, принеси карточку… – Врач продолжил свое чтение.

– Вот, гражданин капитан. – Санитар положил перед ним карту Савелия.

– Подойди! – проговорил врач, взял его руку и, сделав вид, что считает пульс, тут же добавил: – Ничего страшного – не высокая… выживешь. – Он ехидно посмотрел на Савелия и приоткрыл окошечко в Стене, соединявшее кабинет врача с, процедурным кабинетом. – Танечка, дай ему три таблетки кальция и две аспирину… За ночь пройдет – и на работу! Следующий!

Савелий наклонился и посмотрел на него в упор, потом повернулся и пошел прочь.

– Не понял? – наморщился капитан. – Осужденный!

– Где вас таких только делают? – не останавливаясь, пробормотал Савелий.

– Осужденный!.. Говорков, таблетки возьми! – крикнул вдогонку капитан.

– Да засунь ты их себе… – бросил Савелий хлопнул дверью.

Напяливая в предбаннике верхнюю одежду, Савелий уже не сдерживался и поносил капитана от души:

– Костолом паршивый!.. Коновал в погонах!.. Расселась, падла, и картинки смотрит!.. В Афгане бы тебя повстречать, суку! При выходе из санчасти его догнал санитар:

– Говорков!.. Бешеный, погоди!

– Да пошел ты! – обрезал Савелий.

– Да погоди… вот! – Он сунул Савелию пачку таблеток. – Температурные, от гриппа… У меня в заначке были… Бери-бери… – Он тут же ушел, прикрыв за собой дверь.

Глядя ему вслед, Савелий немного постоял, потом повернулся и столкнулся нос к носу с Аршином… Он явно шел к врачу. Жалкий, с перекосившимся лицом. Казалось, что его длинный рост укоротился. Увидев Говоркова, он вздрогнул, вжал голову в плечи и стал еще ниже сообразив, что опасность не грозит и Савелий не собирается бить его, Аршин, шамкая, как старик, – то ли челюсть неправильно срослась, то ли из-за отсутствия передних зубов, – прищурясь, процедил:

– Благодари Короля, а то бы давно ногами вперед вынесли…

– При чем здесь Король? Это же не он, а я тебя вразумил, – тяжело дыша, отрезал Савелий.

– На дурака косишь, что ли? Если бы не он, то… И тут Савелий понял, что стоящего перед ним злобного, опустившегося до животного состояния человека, у которого инстинкт преобладает над разумом, уже ничего не сможет исправить. Этот человек признает только силу. В нем великолепно уживаются два противоположных начала: рабское и хозяйское. А что преобладает, зависит не от его разума, а от сиюминутной ситуации. Покачав головой, Савелий, приблизившись к нему, почти шепотом произнес:

– У меня свои законы: один раз – предупреждаю, второй – учу, третий – убью!

Последнее слово он произнес настолько просто и обыденно, что именно поэтому оно и прозвучало жутко и страшно. Аршин невольно попятился от него, словно сейчас именно тот, третий раз…

«БЫТ» ЖИЛОЙ ЗОНЫ

Жизнь брала свое, и Говорков вроде бы даже начал привыкать к однообразной лагерной жизни: работа, иногда небольшой отдых за книгой, телевизором, потом сон, и так каждый День… Но иногда происходило что-то такое, чего он более всего боялся: по капельке набиралась, искала выхода, но не находила какая-то сила.

Как-то на фабрике отключилась электроэнергия, произошла авария на подстанции, и всех работающие загнали в жилую зону по баракам (жилая зона имела автономную электростанцию – не очень мощный движок, которого хватало на освещение периметра зоны и жилых помещений). Провалявшись пару часов на кровати (завхоз все-таки изменился к нему и снова перевел на нижнее место), Савелий попытался читать, но мысли жужжали, роились, словно пчелы, хотелось выплеснуть их кому-нибудь, но идти к Кошке не хотелось, а другого человека не было…

В отличие от Савелия свободные от работки довольные этим обстоятельством заключенные занимались кто чем: зашивали, штопали свою одежду, писали письма, варили чифир… В проходе напротив Савелия двое играли в шахматы. Играли молча, сосредоточенно. Из-за того, что в секции тусовались почти все живущие, было сравнительно тепло, и один из партнеров, обнажившись по пояс, сверкал многочисленными наколками на туберкулезном теле. У напарника позиция была явно лучше, достаточно было взглянуть на его довольную скуластую физиономию.

Вокруг играющих столпились несколько любопытных и молчаливо, без комментариев, следили за игрой. Комментировать в местах лишения свободы очень опасно, тем более когда играют «под интерес»: есть реальная опасность пострадать, и не только физически… Проигравший может потребовать от подсказавшего оплатить свой проигрыш…

Сначала игра шла нормально, без эксцессов, но, проиграв одну за другой две партии удачливому сопернику, тот, что с наколками, все больше нервничал, и в какой-то момент ему показалось, что один из зрителей, приятель его соперника и такой же молодой, как он, подает знаки.

– Слышь, свали отсюда, земляк! – угрюмо бросил он ему.

– Я что, мешаю тебе? Я же сижу молча, не подсказываю, – попытался спокойно пояснить тот.

– Не подсказываешь? А чего рожи корчишь? Маяки даешь? Сказал – свали, значит, свали!

– Ты еще укажи, где мне стоять можно, а где нельзя! – усмехнулся парень.

– Ты чего, кобыла, пасть разеваешь? – разъяренно вскочил с места тот, что с наколками.

– Что ты, Сиплый, запретного хапнул, что ли, – улыбнулся спокойно парень, – или спал плохо?

– Запретного сейчас ты хапнешь! – Сиплый неожиданно выбросил правую руку в лицо парню, потом еще раз и еще. Коротко вскрикнув, тот попытался прикрыться от него, обхватив руками лицо, на котором появилась кровь. Но Сиплый, озверевший от проигрышей, бил в незащищенные места. Однако настырный парень терпеливо выдерживал его удары и не собирался отступать. Выбрав момент, он ухватился руками за кровать третьего яруса и обеими ногами ударил Сиплого в грудь… Тот опрокинулся на кровать, сбив на пол шахматную доску, но сразу вскочил и схватил табуретку… Взревел с отборным матом и взметнул над головой табуреткой, случайно задев кровать Савелия. До этого момента он лежал спокойно, безразлично наблюдая за стычкой, но едва она коснулась его, внятно бросил, чуть приподнявшись на локте:

– А ну, хорош!.. Распылились тут… Надо друг другу морды поразбивать – валите на улицу… – с угрозой проговорил он. – Или мне встать, – успокоить?

Сиплый хотел было что-то возразить, но, перехватив жесткий взгляд Савелия, нехотя опустил табуретку на место и начал восстанавливать партию, словно ничего не произошло, но все-таки процедил парню:

– Проиграю – платить будешь ты!

– Посмотрим!.. – отозвался тот, стирая платком кровь с лица. Любопытные, с интересом наблюдавшие за дракой, разошлись и продолжили прерванные занятия…

– Привет, дружок! – услышал Савелий голос Кашки. – Киснешь?

– Да так… Чего еще делать?

– Хочешь, чифирнем?

– Где достал?

– С крытки подогнали! – усмехнулся тот. – На свиданке был, а сегодня Зелинский дежурил… Удалось вынести… И чего ты с ним не ладишь? Он явно неравнодушен к тебе!

– Точно, неравнодушен, так любит, что скушать готов!..

– А он, между прочим, тоже афганец!

– Не пойдет афганец сюда работать! – зло проговорил Савелий. – Не может он быть афганцем!..

– Не скажи, Говорок! Разные бывают обстоятельства, поверь… Я на свиданке случайно услышал…

– А к тебе кто приезжал, жена?

– Жена? – Кошка нахмурился. – Нет, мать… Маманя… Всяких вкусностей навезла: жалко, что только двое суток… – Он начал вытаскивать из карманов Шоколадные конфеты, кусок сервелата, открытую банку икры, лимон, три головки чеснока и три пирожка. – С вареньем и с мясом… Сама пекла…

– Я уж и забыл вкус всех этих продуктов… – радостно воскликнул Савелий, потирая руки. – Попируем сейчас… Как тебе удалось все это пронести…

– Я ж говорил… Ну не суетись: это все тебе! Я нахавался там по макушку… Не думай, себе тоже оставил…

– А может, составишь компанию?

– Нет, а чифирну с удовольствием… На свиданке какой чифир: с одной стороны – завались, а с другой – не с кем, пару раз чифирнул, и никакого удовольствия…

– Вообще-то пора завязывать с ним, мотор посадить можно…

– Твой мотор? – усмехнулся Кошка. – Да твоего мотора на троих хватит… Или пошаливает?

– Да нет пока, но все-таки…

– Короче, Склифосовский, не выдумывай! В этот момент от играющих в шахматы вновь послышался шум: Сиплый, как видно, снова проигрывал и решил выместить злобу на парне, с которым уже схватывался.

– Ну все, кобыла, я тебя предупреждал! – заревел он, вскочил с кровати, опрокидывая табурет с шахматной партией, вцепился в парня. На этот раз парень не стал ожидать его ударов, а сам неожиданно пнул Сиплого в пах коленом. Согнувшись пополам, тот упал на пол и начал кататься, подвывая то ли от боли, то ли от злости. Его приятели, сидевшие в разных углах барака, мгновенно подскочили к парню и сбили его с ног.

– Что, снова вам неймется? – недовольно рыкнул на них Савелий.

Зыркнув на него, те подхватили молодого парня под руки и потащили к выходу. Сиплый быстро вскочил с полу и бросился вслед за ними.

– Ты что, Савелий? – нахмурился Кошка.

– Надоели они все! – выдохнул он. – Днями и ночами не вылезал, бы с промки… Покалечат парня-то… – сказал он неожиданно, но каким-то безразлично бесцветным голосом.

– Да плюнь ты на него: видно, давно нарывался сам… Так что, будем чифирить или варить не хочешь?..

– Как это не хочу?.. Конечно, хочу! – Савелий вытащил из тумбочки пол-литровую банту, достал из потайного места кипятильник и пошел в умывалку, где стояли розетки. Неожиданно ему навстречу оттуда повалили зеки.

– Что, свет вырубили? – спросил он одного.

– Да нет, Бешен… – замялся тот. – Но ты лучше не ходи туда…

– Что? – нахмурился Савелий, однако того уже и след простыл.

Савелий пожал плечами и двинулся вперед. Не дойдя до дверей умывалки, он услышал шум и приглушенные стоны и сразу догадался, что там происходит разборка с тем молодым парнем но то, что ему довелось увидеть, даже близко не приближалось к его догадкам…

Трое приятелей Сиплого крепко держали молодого парня, лицо которого было залито кровью, а Сиплый, видно, совершенно потерял контроль над собой: остервенело бил его ногами и кулаками куда ни попадя. Парень потерял сознание и обмяк в руках державших.

– Может, хватит с него, Сиплый? – неуверенно проговорил один из державших – здоровенный бугай лет тридцатое добродушным лицом.

– Что, жалко подлюку стало? – зло бросил Сиплый. – А Малыша тебе Не жалко, которого он уряднику сдал? Не жалко, что он теперь в шестиместке парится? – Было заметно, что Сиплый сам себя заводит. – Нет! Этот козел должен стать петушком! Пусть кукарекает, а не стучит!

Он подал знак державшим парня приятелям, и те быстро повернули безвольное тело парня задом к Сиплому, который тут же сорвал с него брюки.

– А вы сомневались! – довольно рассмеялся Сиплый. – Смотрите, какая попочка! – Он похлопал по розовым ягодицам, затем нежно погладил их, плотоядно улыбаясь. Его руки стали нервно подрагивать, глаза налились страстным возбуждением. – Ух ты, мой петушочек… Сейчас в твою попочку войдет твой дружочек… – Он уже тяжело дышал: было видно, что сейчас его хоть убей, но он не откажется от задуманного. – Сейчас, сейчас загоню тебе кожаный шприц под кожу… Будет немного больно – он у меня с шарами, – но ты терпи…

Он расстегнул брюки и вытащил наружу свой член, который был уже в состоянии боевой готовности. Достаточно больших размеров, он был очень уродлив: весь покрыт буграми от шаров, с наколкой «везде пролезу». Сиплый наклонился, плюнул парню в задницу, затем раздвинул ягодицы и с силой вогнал в него свой член. Парень дернулся, закричал от боли, приходя в сознание.

– Что ты делаешь, сволочь?! Сука позорная!.. Ты же не жилец больше на этом свете!.. – Он начал извиваться всем телом, пытаясь вырваться, но держали его крепко. На пол потекла кровь.

– Чо вы смотрите? – взревел вдруг Сиплый. – Чижик, сунь ему в рот! Может, ему понравится… – Он заржал, довольный своей шуткой, продолжая качать, словно поршнем, своим членом.

Чижик, державший парня за плечи, возбужденный происходящим, быстро обнажил свой член, обхватил парня руками за уши и сунул ему в рот. Тот попытался Сжать челюсти, но тут получил такие удары по бокам и голове, что моментально обмяк и уже ничего не соображал…

– А что, ты прав, Сиплый, очень профессионально чмокает, – осклабился Чижик, входя во все больший экстаз… Неожиданно заметил стоящего у входа Савелия, который то ли оцепенел от происходящего, то ли ему было настолько безразлично, что он просто ожидал, когда закончится этот бардак и ему можно будет спокойно сварить чифир…

– А, Бешеный! – хрипло выдавил Чижик – очень хоо-рошо… – громко добавил он, дернулся пару раз и брезгливо кивнул на парня. – Может, и ты ему навалишь на зуб? А, Бешеный?

Савелий хмуро взглянул на него, потом на Сиплого, выкрикивающего в экстазе:

– Хорошо, бля, буду, хорошо!.. А-а-а… Обхватив за бедра парня так, что ободрал кожу ногтями. Сиплый с силой вогнал член до конца… Парень вновь застонал. Сиплый выдернул из него обмякшую плоть, обтер о рубашку парня его кровь, заправил в брюки и бросил тому, кто предлагал остановить избиение:

– Ну что, теперь твоя очередь, Кучерявый! А может, действительно ты, Бешеный? А?

– Я свой член не на помойке нашел! – хмуро обрезал Савелий, подошел к полке, поставил банку с водой и воткнул кипятильник.

– Мне что-то тоже расхотелось… – неуверенно протянул Кучерявый, и они выпустили парня из рук. Он кулем свалился на плиточный пол и не шевелился.

– Слушай, Сиплый, ты случайно своей балдой не проткнул печень? – разгоготался неожиданно Чижик.

– Вишь, не шевелится…

– Ага, я. – ухмыльнулся Сиплый. – А может, и ты через горло легкие задел… Ладно, пошли отсюда: мужикам чифир варить надо.

Когда Савелий засыпал чай в кипящую банку, парень очнулся, огляделся вокруг, заметил Савелия, и в его глазах была такая ненависть, что Савелий подумал. «Это добром не кончится…» Парень медленно встал с пола, натянул брюки и, пошатываясь, словно пьяный, вышел из умывалки…

Когда Савелий принес чифир, Кошка разглядывал какой-то журнал.

– Тебя только за смертью посылать! – полусердито сказал он.

– Там этого молодого опустили… – неожиданно для себя ответил Савелий.

– Ну и что? Брось ты, сами разберутся… Все тебя спросить хочу: за что тебя окрестили?

– Быть беде… – не выйдя еще из своих мыслей, сказал Савелий взглянул на Кошку. – Слушай, дружан, за что тебя окрестили? Все забываю спросить. Кошка заливисто заржал на всю секцию.

– Ну, Ты даешь, Савка! – Он стер улыбку, внимательно посмотрел на Савелия, понял, что тот действительно не слышал его вопроса, махнул рукой. – Ладно… Помнишь, я тебе говорил за второго помощника? Неплохой человек… – Кошка криво усмехнулся, – этот «неплохой» человек заколебал меня сноси простотой!.. Повадился ко мне, котяра, сначала ужиком: «Не можешь ли ты, Кешенька, дать мне косточек для моего песика?» Жалко, что ли? Раз дал, другой… «У меня праздник завтра, а в магазин не поспеваю, не дашь ли чего-нибудь вкусненького…» Вот падаль! И пошло, и поехало, начал приходить как к себе на кухню: то одно возьмет, то другое… А тут тралим, тралим, и все впустую. Скоро возвращаться, а плана нет… Да еще шторм… – Он тяжело вздохнул.

– Сам не знаю, как умудрился поскользнуться… Перелом… Слава, богу, закрытый, – он снова улыбнулся. – Поскользнулся, упал, закрытый перелом. Очнулся – гипс… Меня – в кровать, а температура под сорок, врач в панику…

– Это Данилыч-то в панику?

– Списался Данилыч – инфаркт… А новый только из института, зеленый совсем: гангрена, кричит, начинается, резать надо… Я, естественно, ни в какую! Меня в ближайший порт, на самолет и в Москву… Оказалось воспаление легких… Совпало так… Отлежался три месяца, вставать начал на костылях и в порт, ребят встречать… Смотрю, что-то не так: косятся, цедят сквозь зубы… Короче, эта мразь, когда я его от кухни отшил, пригрозив, что доложу капитану, решил воспользоваться моим несчастьем… Рапорт, ревизия, небольшая недостача, собрание, и главным обличителем был, как ты думаешь, кто?

– Неужели Касымов?

– Ага, он самый, «неплохой» человека Тут-то я не сдержался: весь костыль об него обломал… Двести шестая, часть вторая, три года… Жаль, что костыль легким оказался… А жена? Жена бросила меня… Сразу после суда… Ладно, банкуй!.. Хочешь, еще кого позови.

– Кривой, – крикнул Савелий, – иди хапни с нами индюхи!..

Когда они уже заканчивали чифирять, в спальную вошел завхоз, поманил пальцем Лариску и что-то сказал ему. Тот радостно улыбнулся, подскочил к ярусу, где лежал молодой парень, опущенный в умывалке, подхватил его постель и перенес в «девичий» угол на свободную кровать.

И вновь Савелий подумал, что это происшествие так просто не кончится… И на этот раз его интуиция не подвела: наутро Сиплого нашли мертвым в своей постели, а Чижик еще дышал, и его быстро отправили в больничку, где он спокойно и тихо умер через несколько часов… Их обоих проткнул насквозь заточенным электродом обиженный паренек и под самое утро пошел на вахту сдаваться… Его с зоны убрали, провели следствие, на которое вызывали и Савелия: кто-то доложил, что он был во время насилия в умывалке, однако паренек заявил, что его там не было, а Савелий молчал и ничего не подписывал и не говорил… И от него постепенно отстали: нужно было делать план, и за него вступился мастер, а потом и начальник цеха…