Текст книги "''Магия'' – энциклопедия магии и колдовства"

Автор книги: Виктор Кандыба

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 50 страниц)

Следует помнить, что вторая половина XVI столетия была периодом повального роста грамотности в Северной Европе, и любой, кто был способен прочесть хотя бы одно из многочисленных тогда популярных руководств по диагностике болезней и уходу за здоровьем, мог практиковать занятия медициной. Более осведомленными о переменах в медицинской теории могли оказаться те, кто, занимаясь подобной деятельностью, собирал разные отрывочные сведения, с тем чтобы выглядеть компетентным в глазах своих невежественных пациентов из низших социальных слоев. Лекарская практика подобных индивидуумов была широко распространена в Европе. Вероятно, столь же распространенной была и врачевательная деятельность духовенства. У значительной части священников состоявшие при них помощники имели, по крайней мере, незаконченное университетское образование и в ходе своего обучения наверняка знакомились с трудами Гиппократа или Галена.

Многие же священники читали гораздо больше. Майкл Макдоналд недавно исследовал врачебную карьеру сельского священника из Нортгемптоншира, магистра гуманитарных наук с дипломом Оксфорда Ричарда Нейпира, чьи медицинские записи удивительным образом полностью сохранились. За 37 лет через лечащие руки Нейпира прошло почти 60 тысяч пациентов, большей частью людей простого происхождения. И ему, естественно, время от времени приходилось выносить определения болезням, будто бы вызванным ведьмами. Такие диагнозы, вероятно, особенно часто ставились теми, кто находился под сильным влиянием традиций в медицине, но был не способен в полной мере воспринять их натуралистический дух.

Нельзя, однако, отрицать, что, хотя крестьянство и испытывало влияние от изменений традиционного положения в медицине, это влияние было ограниченным и не являлось для него столь же существенным, как для представителей более высоких социальных слоев. Древние, существовавшие еще до появления письменности представления о методах и средствах лечения продолжали оставаться основными в среде крестьянства специфические взгляды и приемы "древних старух, египтянок (цыганок) и им подобных особ", которых обычно поминает Паранеяьс и его последователи. Кит Томас в своей работе "Религия и отрицание колдовства" в общих чертах дал картину этой системы врачевания, относившей самые разные недуги и несчастные случаи на счет фей, домовых, кобольдов, гоблинов, эльфов, гномов, троллей и блуждающих огоньков, а также нередко приписывавшей их козням колдунов и ведьм. В соседних областях и порой даже в соседних деревнях эти диагнозы различались и, похоже, со временем менялись.

В XVI и XVII веках обнаружился новый комплекс особых, вроде бы насылаемых ведьмами, болезней, возникший в результате обсуждавшейся выше революции в медицине. Сельские жители начала нового времени, вероятно, выдвинули немало таких обвинений, основываясь на ставших им известными новых определениях, касающихся этих болезней, вместе с тем продолжая следовать древним представлениям в своем подходе к причинам недугов и несчастных случаев и в поисках виновных. Однако эти представления, являясь достаточным для жителей какой-нибудь деревни основанием для обвинения кого-то в колдовстве, казались менее убедительными для образованной части местного дворянства и выглядели уже совершенно абсурдными в глазах судьи, прибывшего издалека. Для того чтобы состоялось возбуждение дела в суде, обвинение должно было подкрепляться не только местными фактами обвинителя, но и согласовываться с положениями древней традиционной медицинской доктрины, с которыми представители судейского сословия, часто разбирая подобные дела, были неплохо знакомы. Поэтому эти обвинения имело смысл составлять с учетом последних перемен в новых медицинских терминах, которым обучали в университетах и использовали в издаваемой в то время литературе. Временами крестьяне проявляли удивительную осведомленность о происходящих в области медицины изменениях, "подгоняя" свои обвинения под требования разумности, выдвигаемые судом. Иногда, как я подозреваю, их обвинения основывались на местных взглядах и понятиях, на их удачу совпавших с положениями традиционной медицины, так что им было несложно подбирать одно разумное обоснование за другим. Но нет никакого сомнения в том, что им это действительно приходилось делать. Как показал на примере Англии Томас и Франции – Жан Делюмо, между культурой деревни в Европе и культурой высших слоев общества в начальный период нового времени возник значительный разрыв, поэтому судейские чины больше, чем когда-либо, имели основания с презрением относиться к народным верованиям. Таким образом, наблюдался парадокс: большинство демонологов, доказывая, что ведьмы реально существуют и должны наказываться, вместе с тем утверждали, что многие крестьянские поверья, включая и те, что касались ведьм, являлись предрассудками и должны были быть искоренены.

Как и можно было ожидать, антиколдовская истерия не вышла за границы государств с латинской культурой. Православных она затронула слабо, а мусульман не коснулась совсем. Научная и медицинская революции ограничивались почти исключительно государствами Западной и Центральной Европы, так же, как и охота на ведьм. При этом не все регионы латинского Запада были затронуты ими в равной степени. В одних местах охота на ведьм началась позднее, чем в других, а в некоторых ее не было вовсе. Чем это можно объяснить? Прежде всего следует отметить, что эти истерии, как правило, имели тенденцию распространяться от культурного центра к периферии, от густо населенных равнин к менее обитаемым горным районам, от городов к селам. Таким образом, можно проследить пути вероятного распространения новых идей в области медицины и роста числа людей, занявшихся врачеванием. В Англии, например, в XVI веке ведьмомания была очень сильна в графствах, непосредственно окружающих Лондон. В XVII веке охота на ведьм активнее всего проходила в северных и западных областях страны. По сохранившимся свидетельствам можно сделать вывод, что новые, относящиеся к медицине идеи распространялись таким же образом. Однако следует отметить, что города с их культурой, судя по всему являясь интеллектуальными эпицентрами этих истерий, в то же время не служили их социальными источниками. Крупные города, видимо, не создавали социальной структуры, которая формировала бы людей, склонных к подобным проявлениям. Лондон, направляя в окрестные графства судей, содействовавших этой охоте, сам испытывал их воздействие крайне слабо. Так же и Женева – ее жители занимали должности в органах правосудия, руководивших охотой на ведьм в Женевской республике, а основная масса обвинений поступала из окрестных сельских приходов.

Были и такие страны, которые не то чтобы меньше других были затронуты этими процессами-они не испытывали их совсем: Испания и Португалия. Центральная и Южная Италия и Голландская республика – самые заметные тому примеры, хотя существовали и другие европейские регионы, оставшиеся к ним более или менее невосприимчивыми. В некоторых местах такой иммунитет объяснялся неприятием данных процессов местными правителями. Так, герцог Вильям Киевский не только укрыл у себя известного противника охоты на ведьм Йохана Вейера, но и не допустил их в своих владениях. Но личное отношение властителей не может объяснить отсутствие гонений во многих других областях, поэтому следует воспользоваться более общим разъяснением. Причина, по которой ведьмомания не охватила Испанию, видимо, заключается в длительном контроле католической церкви над любыми проявлениями колдовства и магии, существовавшими в этой стране, так же, как в Португалии и Центральной и Южной Италии. Густав Хен-нингсен описал, насколько недоверчиво отнеслась испанская инквизиция к вспышке антиколдовской истерии в стране басков, перекинувшейся в Северную Испанию из Франции. Инквизиция не хотела, чтобы ее отвлекали от главной задачи – искоренения ереси. Более того, консерватизм инквизиторских судов, занявшихся разбором обвинений в связи с распространяющимися в Басконии паническими страхами перед ведьмами, делал крайне сложной задачей их убеждение в том, что та или иная ведьма наслала какую-то новую болезнь, или в другом связанном с колдовством преступлении. Судьи желали видеть реальные вещественные доказательства того, что обвиняемое лицо действительно было колдуном или колдуньей. Инквизиция требовала, чтобы ей предъявляли притирания, яды, книги с заклинаниями и убедительные свидетельства состоявшихся шабашей. Но чем пристальнее вглядывались испанские судьи в своих северных соседей, тем менее строгими и неумолимыми они становились в своих требованиях, взгляды постепенно менялись, и наличие таких жестких доказательств переставало казаться столь необходимым.

Гонения на ведьм могли не получить распространения и в тех случаях, когда они использовались для достижения политических целей, становились предметом политической игры. Когда Яков VI Шотландский занял после смерти Елизаветы I английский трон, мало кто сомневался, что этот автор работ по демонологии и инициатор преследований ведьм у себя в стране усилит эти гонения и в своем новом королевстве. Но в Англии охоты на ведьм стали использоваться пуританами для опорочивания официальной англиканской церкви, и Яков, поддерживавший своих англиканских епископов в их усилиях по установлению церковного единства, значительно ослабил гонения, самолично выставив обманщиками нескольких бесноватых, задержанных в ходе очередной поимки колдунов. Как и в Испании, охоты на ведьм в Англии были прекращены ввиду того, что они косвенно мешали достижению более важной, глобальной цели.

Естественно, что конфликты, возникающие между людьми, одержимыми ведьмоманией, и теми, чьи социальные, экономические или политические интересы они нарушали, вызывали недовольство властей первыми и, как следствие, пресечение их деятельности. Но, видимо, существовала и более существенная причина, по которой отдельные районы Европы были избавлены от ужаса гонений в отличие от других, порой находившихся совсем радом с ними. Если верно то, что люди образованные, в частности судьи, служили своего рода "привратниками" преследований ведьм, допуская одни крестьянские жалобы до рассмотрения в суде и отклоняя многие другие, то вполне могло быть, что жители одних деревень в силу местной или даже национальной традиции, унаследованной от предыдущих веков, были менее способны к составлению приемлемых обвинений, чем жители других деревень. Алан Мак-фарлин обнаружил, что в графстве Эссекс в среднем лишь в одной из четырех деревень подавались такие обвинения, которые затем обращались в обвинительные акты. Кажется маловероятным, что обитатели трех остальных деревень были равнодушны к проблемам, связанным с колдовством. Зато вполне могло статься, что их подозрения и обвинения были изложены так, что они не могли увязать медицинские взгляды жителей своей деревни с положениями традиционной медицины. Фактически их изложения обвинений не соответствовали новому образу мышления образованных людей и расценивались судьями просто как банальные крестьянские суеверия. Этим обстоятельством можно объяснить тот факт, что ведьмомании не было ни в Уэльсе, ни в Ирландии, ни в горной Шотландии, несмотря на то, что вера в ведьм и колдунов была сильна там не только в XVI и XVII столетиях, но сохраняется по сей день. Английские судьи и судьи из низменной части Шотландии, несшие европейскую цивилизацию в эти удаленные районы, наверное, видели весьма слабую связь между тем, что они считали дикими суевериями грубых народов, чьи дела и споры они были присланы разрешать, и невероятно сложной и запутанной проблемой существования целого класса необычных болезней.

Посмотрим теперь, как возникали эти вызываемые "колдовскими" болезнями гонения. Демонологи утверждали, что любой человек в принципе может стать колдуном. И особенная болезнь могла быть плодом деятельности практически любого жителя деревни. Однако было доказано, что обычно открытым обвинениям подвергалась лишь определенная часть населения. Если мы отвергнем такую версию, что охота на ведьм вызывалась страхом перед существовавшим в сознании простых людей образом ведьмы, унаследованным из средних веков, тогда для объяснения такой избирательности нам придется выдвинуть следующее предположение: если подозрение могло пасть на любого, то избавиться от него могли не все. Богатый, власть имущий человек со связями или с многочисленной и дружной родней, обвиненный в колдовстве, мог предъявить своему недругу встречное обвинение, поэтому на таких людей жаловались лишь в чрезвычайных случаях. Но против тех, кто не был способен на отпор, против старых, больных и особенно против женщин, а также тех, кто был уже отвергнут деревней за вызывающее, непристойное или вздорное поведение, обвинения могли выдвигаться без опаски. Со временем такие люди накапливали эти обвинения, пока их "масса" не становилась "критической", после чего приходил черед судебного разбирательства. В таком варианте ведьмомании появление стереотипного образа ведьмы не предшествует гонениям, но становится их результатом. Иными словами, это ведьмомания порождала ведьм, а не ведьмы вызывали преследования, как это традиционно считалось… В ходе обследований домов, в которых появляются привидения, и своих исследований в области духов вообще я встречал людей, сообщавших мне, что они видели странных призраков – полулюдей-полузверей, которые могли быть неприкаянными душами оборотней.

О таком явлении мне рассказала мисс Сен-Дени, она повстречалась с ним однажды, когда жила на одной ферме в Мерлонетшире. Эта ферма, стоявшая в некотором удалении от деревни, вместе с тем находилась довольно близко к железнодорожной станции, очень маленькому строению, состоящему из одной платформы и домика, служившего одновременно и залом ожидания, и билетной кассой. Это была одна из тех станций, где функции начальника станции, кассира билетной кассы, контролера и носильщика выполнял один человек, и где семафор, казалось, никогда не открывался. Платформа была единственной возвышенностью в округе, с которой открывался хороший вид, и мисс Сен-Дени часто приходила сюда со своим альбомом, чтобы делать зарисовки. В один из вечеров, почувствовав, что задержалась дольше обычного, она уже собиралась подняться со своего раскладного стула, как вдруг, к своему удивлению, увидела фигуру человека, как ей показалось, мужчины, сидящего совсем близко на вагонетке и смотревшего на нее. Я сказал – к своему удивлению, потому что, исключая те редкие случаи, когда приходил поезд, она никого не встречала на станции, кроме самого начальника, а вечерами платформа всегда была пустой. Без-людность места впервые пробудила у мисс Сен-Дени желание оказаться дома. До маленького дома начальника станции было не меньше сотни ярдов, а другого жилья, кроме самой фермы, поблизости не было; вокруг виднелись лишь черные мрачные обрывы, иссеченные расщелинами, промоинами и провалами, полными смутных теней от угасающих лучей заходящего солнца. Здесь и там зияли огромные проемы сланцевых каменоломен, которые уже давно не использовались и были полузатоплены водой. Земля вокруг них была усеяна каменными обломками, очевидно, отбитыми от породы и расколовшимися при падении. Тут же стояло несколько довольно низкорослых ореховых деревьев, вязов и дубов.

Да, окружающий мисс Сен-Дени пейзаж выглядел весьма безрадостным, но она находила в нем какое-то особое очарование, которое не могла себе объяснить и которое теперь ее угнетало. Быстро опускалась темнота, сгущаясь, как ей казалось, вокруг того места, где она сидела, и мисс Сен-Дени не могла как следует разглядеть сидящую на вагонетке фигуру, видя лишь обращенный на себя неприятный взгляд светлых глаз и чувствуя, что в нем есть что-то странное. Она кашлянула. Никакой реакции не последовало, и она кашлянула еще раз – с тем же эффектом. "Вы не скажете, сколько сейчас времени?" – спросила тогда мисс Сен-Дени. Ответа не было – тот, к кому она обращалась, продолжал молча и пристально смотреть на нее. Ощущая растущее беспокойство, она собрала свои вещи и, стараясь ничем не выдать своего волнения, покинула станцию. Оглянувшись, мисс Сен-Дени увидела, что фигура последовала за ней. Напустив на себя беспечный вид и весело посвистывая, она ускорила шаг и снова оглянулась – странная фигура не отставала. Впереди ее ожидало самое темное из-за высившегося утеса место дороги, словно бы созданное для убийств, где она могла бы громко кричать без малейшего шанса быть кем-то услышанной. Идти туда с этой подозрительной, явно преследующей ее фигурой представлялось совершенно невозможным, и, собравшись с духом, мисс Сен-Дени повернулась и закричала: "Что вам нужно?! Как вы смеете?!" В этот момент на фигуру упал последний солнечный отблеск, и она увидела, что это не мужчина, а что-то немыслимое: то было голое серое существо, туловищем похожее на человека, но с волчьей головой. Его светлые глаза яростно сверкнули, и оно бросилось вперед. Мисс Сен-Дени инстинктивно сунула руку в карман и, вытащив оттуда фонарик, нажала кнопку. Эффект оказался поразительным: отпрянув, существо закрыло глаза похожими на лапы руками и исчезло.

Впоследствии она пыталась выяснить, что же это было, но установила лишь, что в одной из каменоломен поблизости от того места, где исчез призрак, лежали выкопанными из земли странные кости – полу-человеческие-полузвериные – и что это место с наступлением сумерек всегда обходили стороной. Мисс Сен-Дени так же, как и я, полагала, что это был удерживаемый на земле дух оборотня.

О другом случае появления подобного призрака мне рассказала чета Андерсонов. Получив со смертью родственника приличное состояние, они решили на время отойти от дел и пожить в праздности и покое. Они поселились в Камберленде, природа и климат которого им очень нравились, где купили участок земли у подножия высоких холмов вдали от города и построили двухэтажный дом.

Вскоре, однако, начались проблемы с прислугой, часто бравшей расчет под предлогом пустынности мест, а также из-за какого-то шума, раздававшегося по ночам под окнами. Андерсоны посмеивались над слугами, но, когда дети рассказали им о том же самом, они задумались. "Что за шум? На что он похож?" – спросил мистер Андерсон. "На звериный вой, – ответил Уилли, старший из детей. – Они являются по ночам и бродят, завывая, под окнами. Мы слышим, как они ходят по дорожке и останавливаются у нашей двери". Крайне озадаченные, мистер и миссис Андерсон решили остаться с детьми на ночь и послушать. Где-то между двумя и тремя часами прямо под окном раздался вой, очень напоминающий волчий, – мистер Андерсон был в Канаде и слышал, как воют волки. Пораженный, он распахнул окно и выглянул наружу: в ярком свете полной луны отчетливо выделялся каждый камешек, каждая ветка, но ни зверей, ни их следов видно не было, все было тихо. Едва он закрыл окно, звуки тотчас возобновились, но, выглянув опять, он снова никого не увидел. Через некоторое время вой прекратился, и все услышали, как входная дверь, которую они заперли, перед тем как подняться по лестнице, открылась, и вслед за этим раздались звуки ступавших по лестнице лап большого зверя. Мистер Андерсон подождал, пока они приблизятся к самой двери, и резко распахнул ее. Но его карбидная лампа осветила лишь пустой, залитый лунным светом коридор.

Теперь он и его жена были совершенно сбиты с толку. Утром они осмотрели землю под окном, но не нашли никаких следов, говоривших бы о том, что за существо тут ходило. Однако больше ночных посещений не было, и постепенно о них забыли. Между тем приближалось Рождество. Андерсоны, как и все родители, боготворили своих детей, многое им позволяли, и дети всегда получали то, что желали. На Рождество же детей старались особенно ублажить, и блюда для праздничного стола и подарки всегда готовились согласно их желаниям.

– Что Санта-Клаус принесет вам на этот раз, мои дорогие? спросил мистер Андерсон, когда до праздничного дня осталась неделя.

И шестилетний Уилли сразу же закричал:

– Какой же ты глупый, папочка! Все, что говорят про Санта-Клау-са, – чепуха, его на самом деле не существует!

– А вот потерпи немного – сам увидишь, – ответил ему мистерАндерсон. – Запомни мои слова: он придет к тебе в сочельник, нагруженный подарками.

– Не верю! – воскликнул Уилли. – Ты рассказывал нам эту жеглупую сказку в прошлом году, а я не видел никакого Клауса!

– Он приходил, когда ты уже спал, мой милый, – сказал ему наэто мистер Андерсон.

– Ладно! На этот раз я вообще не буду спать, – пообещал Уилли.

– Мы заберем подарки, а потом ущипнем старого Клауса, – заявила Вайолет Эвлин.

– А я уколю его булавкой, – присоединился к брату с сестрой трехлетний Хорас. – Не нравится мне этот Санта-Клаус, добавил он.

Рождество приближалось, самое настоящее, с сугробами, большими снежными шапками на деревьях и морозными узорами на окнах. Наконец наступил сочельник. Дом Андерсонов был теплыми уютным, окна теперь были затворены – в кои-то веки, в камине весело плясало огромное пламя. Пока дети, отправившись в кладовую, рассуждали там о том, какие блюда будут самыми вкусными и сколько они смогут съесть, мистер Андерсон, облачившись в полный наряд Сайта-Клауса, репетировал свою роль. Он приготовил огромный мешок подарков – все, что заказывали дети, собираясь войти, держа его за плечами, в их комнату в полночь.

Миновало время вечернего чая, и до ужина все члены семьи, даже маленький Хорас, занимались украшением гостиной и лестницы венками из веток остролиста и омелы. Наконец наступило время ужина, после которого были спеты "Рождественский гимн", "Добрый король Уэн-селас" и еще один-два гимна, и дети отправились спать.

Это было в десять. А через два часа их отец, одетый Санта-Клаусом и, как положено, пошатывающийся под тяжестью своей ноши, тихо ступил в коридор, ведущий к детской. Снегопад на улице прекратился, луна скрылась, и коридор наполнился бледным фосфоресцирующим светом. Мистер Андерсон прошел уже половину коридора, как вдруг услышал тихое потявкивание и поскуливание. По его телу пробежала дрожь, в голове мгновенно всплыли воспоминания ранней молодости – степи на Дальнем Западе Канады, где он слышал такое потявкивание, его верный многозарядный винчестер сослужил ему тогда хорошую службу. И снова поскуливание – теперь уже ближе. Да! Вне всякого сомнения, это был волк. Но в этом поскуливании были какие-то странные, не волчьи интонации, которых мистер Андерсон никогда прежде не слышал. Опять раздавшееся, на этот раз у самого дома, потявкивание и рычание превратилось в протяжный вой-такой пронзительный, что мистера Андерсона прошиб холодный пот, а его колени задрожали. Кто-то из детей, как ему показалось, Вайолет Эвлин, зашевелился в кровати и прошептал: "Санта-Клаус! Санта-Клаус!" – и мистер Андерсон большим усилием воли взял себя в руки и открыл дверь. Часы в гостиной начали бить двенадцать. Изо всех сил стараясь выглядеть веселым, мистер Андерсон зашел в детскую, а вместе с ним вошла огромная серая косматая фигура. Брошенный Уилли тапочек пролетел по воздуху и, едва не угодив в Сайта-Клауса, со стуком упал на пол. После этого воцарилась мертвая тишина, и Вайолет Эвлин и Хорас, подняв головы, увидели две стоящие посреди комнаты и уставившиеся друг на друга фигуры. Одну из них они узнали сразу по одеянию – это был Санта-Клаус, но не улыбающийся и розовощекий, как его описывал их отец, а с белым лицом и испуганными глазами, Санта-Клаус, которого, наверное, от мороза бил озноб. Но вторая – кто это? Кто-то высокий, гораздо выше их Сайта-Клауса, серый и голый, похожий на человека, но с волчьей головой, острыми белыми зубами и страшными светлыми глазами. Им стало понятно, почему дрожал Санта-Клаус, а Уилли стоял у своей кровати бледный и неподвижный. Трудно сказать, сколько бы длилась эта сцена и что произошло бы потом, если бы миссис Андерсон, обеспокоенная долгим отсутствием мистера Андерсона, не решила подняться в детскую. Едва в дверном проеме замерцал отблеск ее свечей, как существо с волчьей головой исчезло.

– Что такое, чем вы тут занимаетесь? – начала она, и тут Санта-Клаус и дети заговорили все сразу под стук грохнувшего об пол мешка с подарками. В считанные минуты по всему дому запылали все имевшиеся в наличии свечи, и остаток ночи семейство провело вместе в тесной компании. На следующий день единодушно решили, что дом следует продать, причем сделать это при первой же возможности. Андерсонам повезло – желающий купить дом нашелся быстро. Но, перед тем как уехать, мистер Андерсон тщательно обследовал окрестности и обнаружил чьи-то останки в пещере в одном из холмов прямо за домом. Среди них был волчий череп, лежавший рядом с человеческим скелетом, у которого череп отсутствовал. Мистер Андерсон сжег эти кости, надеясь, что таким образом он избавил дом от непрошеного визитера, и, т. к. его покупатель до сих пор не жаловался, он полагал, что явления прекратились.

Одна женщина, которую я встретил в Тавистоке несколько лет назад, рассказала, что видела призрак, принадлежавший, как она считала, оборотню в долине Дунса, в Эксмуре. Возвращаясь как-то вечером домой, она увидела впереди на тропинке высокую серую фигуру человека с волчьей головой. Существо подкрадывалось к большому кролику, съежившемуся у тропинки и, видимо, совершенно парализованному страхом. Но неожиданно с треском выскочивший из кустов олень заставил его исчезнуть. До этого случая женщина не встречалась с привидениями и вообще не верила в них, но теперь, по ее словам, она не сомневается в их существовании и полагает, что виденный ею призрак был духом одного из тех оборотней, которые привязаны к земле своей неугасимой яростью.

Я с готовностью присоединяюсь к этому мнению и только добавлю, что, учитывая, сколь многочисленны были в давние времена оборотни в Англии, кажется несколько странным, что их призраки встречаются так редко.

Историю из этой области поведал мне некий мистер Уоррен, наблюдавший явление оборотня на Гебридах, части Британских островов, по-видимому наиболее богатой призраками.

– Мне тогда было шестнадцать лет, – рассказывал мистер Уоррен, – и я жил у своего деда, бывшего прежде пресвитером в Керке в Шотландии. Он очень интересовался геологией, и весь дом был полон всевозможных окаменелостей и ископаемых остатков, найденных им в окрестных пещерах и ложбинах. Однажды дед пришел домой в сильном возбуждении и повел меня смотреть какие-то древние останки, найденные им на дне высохшего карстового озера. "Взгляни! – сказал он и указал на них рукой. – Это скелет человека с волчьей головой! Кто это, по-твоему?" Я ответил, что не знаю, но что, должно быть, какой-то урод. "Это оборотень, – сказал дед. – Оборотень-вот кто это такой. Когда-то этот остров кишел сатирами и оборотнями. Помоги мне перенести его домой". Я сделал, как он просил, и скелет был отнесен на заднюю кухню и помещен там на стол. Тем же вечером я остался в доме один-дед и все домашние ушли в церковь – и решил заняться чтением. Через некоторое время мое внимание привлек шум в задних помещениях, и я пошел на кухню. Ничего там не обнаружив, я подумал, что это крыса, и присел на стол рядом с предполагаемыми останками оборотня, решив подождать, не повторится ли шум. Я сидел согнувшись, уперевшись локтями в колени и, позевывая, смотрел в пол, когда раздалось громкое "тук-тук-тук" в окно. Я тут же повернулся на звук и с некоторым испугом увидел через стекло обращенное ко мне темное лицо. Сперва смутное, расплывчатое, оно становилось все более и более отчетливым, и, наконец, я совершенно ясно различил волчью голову, покоящуюся на человеческих плечах. Пораженный, я огляделся по сторонам, выясняя, не отражение ли это, но ничего не увидел: ни внутри дома, ни снаружи не было никакого света, за исключением слабых отблесков заходящего солнца, – ничего, что могло бы создать подобную иллюзию. Вне всяких сомнений, это была волчья морда-я пристально смотрел на нее и отчетливо видел ее черты, оскаленную пасть с острыми белыми зубами, острые уши, видел ее невероятно злобное выражение и устремленный на меня взгляд светло-зеленых глаз, наполнивший меня ужасом, пришедшим на смену изумлению. Видимо, это обстоятельство не укрылось от внимания существа, т.к. в его жутких глазах появилось выражение какого-то дьявольского торжества, и я увидел угрожающе поднявшуюся руку – тонкую, похожую на женскую, но с длинными загнутыми ногтями, – словно для того, чтобы разбить окно. Вспомнив, что говорил о злых духах дед, я перекрестился, но это не произвело никакого эффекта, и я, испугавшись, что существо доберется до меня, убежал из кухни. Я запер дверь на кухню и оставался в гостиной до прихода домашних. Дед был весьма удручен случившимся и приписал мою неудачу в попытке прогнать дух недостатку у меня веры. Если бы он сам был здесь, уверял меня дед, мы бы быстро от него избавились. Однако он помог мне убрать кости с кухни и отнести их обратно на то место, где мы их взяли и где они, насколько я знаю, лежат до сих пор…