Текст книги "Золотой мальчик"

Автор книги: Виктор Меньшов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 28 страниц)

Павел Кириллович Фомин, участковый инспектор
Город Мытищи, Московская область. Улица Талалихина, дом 16
Опорный пункт милиции
Пятница,27 февраля
16 часов 33 минуты

Странные у меня сегодня посетители, странные. Впрочем, участкового инспектора и раньше трудно было чем-то удивить, а в наши-то новые времена и подавно. И всё равно странные. Даже внешне чудные какие-то. Заметь я таких на улице – обязательно запомнил бы. Так, на всякий случай. Люблю запоминать. Благо память у меня отменная, сколько раз она меня выручала. Только сейчас лучше и не помнить ничего и никого.

Я как-то давно в музее Ленина был, так у него на столе в кабинете стояла такая статуэтка: сидят рядышком три смешные обезьянки. Одна закрывала лапами глаза, другая затыкала себе уши, а третья – зажимала ладонями пасть. Как рассказывала экскурсовод, эта статуэтка какая-то аллегория, кажется, из Китая, и означает она – "ничего не вижу, ничего не слышу, ничего не скажу". Вот в наше время и надо быть таким, как те обезьянки. А эти, что пришли, суетятся чего-то.

Я вот интересуюсь: зачем люди на свою жопу приключения ищут? Я ещё понимаю при советской власти. Тогда хотя бы награды давали, премии всякие, к жалованию прибавки. Да и боялись тогда милицию, уважали, не то что теперь.

И, главное, что толку стараться? Я вон по новым временам прихватил одного бандюгу известного, с оружием в кармане взял, с боеприпасами. Раньше я бы его лет семь не видел, а тут идёт через три дня мне навстречу как ни в чём ни бывало, да ещё и смеётся, сука.

– Ты, – говорит, – Кириллыч, поаккуратнее, времена теперь другие, смотри, не доживёшь до пенсии.

И то правда. Раньше, конечно, бывало всякое, и бандиты тоже водились, но это было редкостью, как и огнестрельное оружие. Не каждый бандит пистолет имел. А теперь что? У любого шпанёнка из подворотни пушка в кармане лежит. Оружия, как грязи. И откуда только что берётся? Нет уж. Я лучше как-нибудь отсижусь до пенсии. Слава богу, совсем ничего осталось. А тут пришли эти, пацан зелёный совсем, на кой чёрт его этот отставник с собой таскает?

И чего он сам хочет? Ну кой леший не сидится ему дома? В охранной фирме служит. Ну и служи, раз устроился хорошо. Мало ему было приключений за его-то службу. Знаю я, как хлеб милицейский достаётся. Участковым намучаешься, а уж спецназ – это вообще смертники.

Ну, убили племянника. Жаль, конечно. Но не в одиночку же на бандитов идти. Есть люди, которым это по штату положено. Да как ему об этом скажешь? Добро бы сам пришёл, а то его мой начальник ко мне направил, не спровадишь.

И чёрт меня дёрнул заикнуться начальнику про то, что я целый бункер нашёл.

– Да вы, мужики, зря думаете, что там они пацана прячут. Мелькали тут лет семь назад похожие ребята. Но точно не скажу. А подвал я нашёл тогда же. Это даже не подвал. Ты, Михаил Андреевич не поверишь, но они целую систему подвалов соорудили. Столько труда потратили! Это ж надо было несколько тоннелей прорыть, укрепить, двери все укреплены были, даже что-то наподобие системы сигнализации соорудили, рукастые мужики.

– А что там сейчас? – спросил старший.

– Да что там может быть? Не знаю, я сейчас по подвалам в одиночку не шастаю, только если рейды. А так опасно – бомжи, да мало ли кто ещё может прятаться. Тут дома видел какие? Сталинской постройки. Подвалы большущие, сухие и тёплые. Туда бомжи, как крысы тянутся, со всей округи. Тут мужик один за каким-то лешим сунулся в подвал, так его раздели до гола, да ещё и избили так, что он в больнице месяц лежал. Скорее всего, и в этом подвале бомжи живут. Мы там тогда вместе с дружинниками порушили, что смогли, запоры поснимали, обязали ЖЭК перегородить ходы соединительные под домами.

– Ну и как?

– Чего как? – прикидываюсь я этаким Анискиным, туповатым, и добродушным.

– Порушили ходы?

– Да кто его знает, – решаю я без нужды не врать. – Если честно, то вряд ли. Я как-то позабыл проверить, как раз кампания по борьбе с пьянством началась, некогда было. А ЖЭК – на то и ЖЭК, если их не потрясти, сами ничего не сделают. Да и то: людей у них вечно не хватает, средств тоже, материальная база никудышная…

Опытный отставник не дал мне уйти в сторону. Он терпеливо, но настойчиво и твёрдо контролировал разговор.

– Далеко подвал этот?

– Да нет. Рядышком, можно сказать, – вздохнул я, внутренне передёргиваясь. – А что? Собрались туда?

– Нет, – к моему великому облегчению ответил старший. – Хотя вполне вероятно, что они именно там, поскольку всё происходило близко, в Москву им было прорываться рискованно, а тут такая база под рукой. Да они дураки были бы, если бы в такой ситуации не воспользовались этим убежищем.

– Ну и что ты предлагаешь?

– Только – наблюдать. У них в заложниках мальчик. Любое неосторожное действие с нашей стороны впрямую отразится на нём. Каждый шаг нужно отмерить семь раз. Ты, кстати, ключи сохранил от подвала того?

– А зачем мне ключи? Я любой замок без ключа открою. Да и инструмент на такие случаи имеется, меня даже вместо слесаря жильцы зовут, если двери отпереть надо. Слесарь в основном двери как открывает? Топором подцепил, косяк разворотил, отжал, а не получилось, так и косяк снести может. А я к замку нежность имею. Я его уговариваю, он и открывается.

У отставника этого даже глаза загорелись. Чёрт дёрнул меня похвалиться!

– Ты нам поможешь туда проникнуть вечером? Попозже, как стемнеет. Мы в Москву смотаемся, дела у меня там кое-какие, а потом вернёмся. Да ты не сомневайся, ты нам только двери откроешь.

Да, конечно. Станут бандиты разбираться в кого стрелять. Им всё едино, кто открывает двери, кто закрывает. Они же отморозки, раз ребёнка взяли.

К тому же, хотя отставник и не договаривает, я-то знаю что в перестрелке в районе Ярославского шоссе, несколько человек убиты, и самое главное – два милиционера. Тут недалеко в переезде под железной дорогой машину милицейскую, гады, рванули. Им теперь терять нечего. В логово к ним идти – это прямиком на пули. Так я им и сказал: если эти бандиты и здесь, им терять нечего, они – смертники.

А отставник этот вежливо и невозмутимо попросил меня пока только посмотреть, что да как, и самому ничего не делать. Вот этого я не понял. Он что – думал, что я пойду проявлять чудеса героизма? Вот уж хрен. У меня и в мыслях такого не было. Наверное, я слишком перестарался, выдавая себя за недалёкого служаку. Но не за идиота же он меня считает? А впрочем, пускай считает. Меня не убудет. А он ещё подумает, прежде чем меня в это дело втягивать.

Разговор наш я сознательно завёл в тупик. Отставнику позвонили по сотовому телефону и что-то сказали такое, отчего он стал торопливо собираться. А вот молоденький – совсем ещё пацан, да в таких толстых очках – он-то что тут делает?

Они простились, обещали вечером, ближе к ночи подъехать. А мне что? Пускай подъезжают. А я пока схожу посмотрю осторожненько, что там возле подвалов этих происходит.

Нет, странная всё же парочка. Если бы не начальник мой, я бы с ними и разговаривать не стал.

Константин Пенкин, по прозвищу «Фантомас»
Москва. Уральская улица, дом 32 квартира 8
Пятница, 27 февраля
15 часов 46 минут

Ну какого члена они все на меня вылупились? Если я всегда возле Зуба был, так не по своей воле, он меня всюду за собой таскал. А теперь все зыркают в мою сторону, словно я его замещать должен. Нет, такие расклады не по мне. Сидел я себе тихо в завязке, уехал в Дмитров, к бабе. Думал, лягу на дно, начну новую жизнь. На кой мне рисковать, когда можно спокойно бабки заколачивать? Хватит, насиделся, аж уши посинели. Нажрался я этой блатной романтики до тошниловки, а если кто другой хочет, так пожалуйста, пускай жрёт, вместе с баландой тюремной. Купил бабе своей киоск возле вокзала, товара навёз ей. Не жизнь, а малина. Деньги, считай, с потолка сами падают. Съездил пару раз в неделю в Москву на оптовые рынки, а остальное время лежи на печи, да в потолок поплёвывай. Хотел я даже второй киоск купить, самому встать торговать, надоело лодырничать, да и заработки хорошие, Бог меня миловал. Только не успел я начать работать, нашёл меня Зуб. Развонялся, гнида, что я, вор в законе, работаю, от дела отбился.

Я, конечно, послал его подальше, заявив, что сам не работаю, а кормит меня баба моя, которая торгует в киоске. Зуб спросил меня, давно ли мне стало хватать таких денег, на что я ему заявил, что мне сроков стало хватать. Он плюнул мне под ноги и сказал, что если я не приеду к нему, он устроит мне весёлую жизнь. Я только рукой махнул на него. И зря. Через два дня подожгли мой киоск. И как назло, только вечером мы его товаром под завязку загрузили. Я разозлился, Зубу позвонил и сказал, что порежу его. А утром бабе моей в лицо соляной кислотой плеснули.

Бросился я в Москву, к ворам. Те вызвали Зуба, поговорили с нами и порешили в его ползу, мол, вору в законе не дело в стороне отсиживаться, тем более на заработанные честным трудом деньги жить. Я им, какие, мол, честные? Несколько лет назад за такие заработки сажали, спекуляцией это называлось. Нет, говорят, теперь это работа. И если не вернёшься, мы тебя осудим.

А чего было делать? С ворами жить… Вот я и вернулся к Зубу. Он возле себя меня почему-то держал. У него других воров в законе не было, они с ним плохо уживались, он даже по нашим, по воровским меркам, пакостный был человечишка, ужасно злопамятный и жадный, вот поэтому его стороной и обходили. А мне куда деваться? Я возле него был вроде выставочного экземпляра. Он меня зря по делам не трепал, а я ему за это служил преданно.

Приуныли братки, задумались. Ничего, пускай, им полезно. Сегодня есть о чём подумать. В кафе «Прага» трое убитых, и шесть человек в больнице. При этом Зуб и Нос в реанимации. Как Зуб ещё хотя бы в таком виде остался жив? Граната у него почти под ногами взорвалась. Мне его не жаль ничуть, но дело пахнет керосином. В кафешке опытный наёмник работал. И Слон с компанией откололись, я бы тоже так поступил. Зуб их подставил. Он за это должен ответить по всем законам, даже по воровским. Но только ему теперь перед другим судом отвечать придётся, который выше Верховного будет.

Костыль утром убит, Гвоздя, похоже, порешили, Хрюня под машину попал. Всё куда-то катится к чёртовой матери. Жареным пахнет, жареным. Я чувствую. Я знаю. Линять надо, плохо всё это кончится. А куда? Хоть на луну вой.

Сидят, смотрят, как волки. Командуй, будут слушаться. Но чуть оступись, покажи слабость, накинутся разом, порвут на части. Одно слово стая. Качура нервно обгрызает ногти, сплёвывая на пол. Заставить бы полы вымыть засранца. А впрочем, наплевать.

Насупились, ждут. А чего ждать? Пули? Всем будет. Эх, уехать бы…

Но пауза затянулась. Уедешь от них. И я со вздохом мысленно надеваю капитанскую фуражку и выхожу на мостик.

– Что будем делать со Слоном? – спрашиваю я строго, сам не зная ответа.

– А что с ним сделаешь? – подаёт голос Свисток. – Они бойцы те ещё, их голыми руками не возьмёшь. Нам и своих забот хватит. Надо найти их и предложить мировую.

– Они закон нарушили, – возражает Гурген.

Он человек восточный, горячий, но я вижу, что большинство с ним согласно.

– У Слона мальчишка, а за него выкуп можно сорвать приличный, – подаёт голос Васька Мокрый. – Золотой мальчик у них. Надо затребовать Слона.

Жди, затребуешь ты его. Как бы он тебя не затребовал. Герой. Слон и Блин такие головорезы, что с ними лучше не связываться. Но раз дуракам хочется, пускай. Мне на них – начхать. Мне никого не жалко, лишь бы самому целым остаться.

– А что толку, когда заказ втёмную принимался? – уныло спросил Свисток. – Слон и Блин знаешь какие бойцы?

– Знаю, – со вздохом согласился Васька.

– Слушай, Мокрый, – блеснул разбойным глазом Гурген. – А ты же с ними одно время в команде был?

– Ну был, – нехотя подтвердил Васька Мокрый. – и что?

– Как это – что?! Как это что?! Вах! Он ещё спрашивает, да? Ты же должен знать какие-то их места тайные? Квартиры?

– У них сейчас этих квартир, наверное, как блох у собаки.

– А раньше? Тогда? – не отставал дотошный грузин.

– Был один подвал в Мытищах. Его Слон оборудовал. Но это совсем давно было, подвал этот, наверное, давно накрылся.

– Тогда надо проверить, чего там, – подал голос Свисток, смешно присвистнув носом, забитым вечным насморком, за что и получил прозвище.

– Ага! – развёл рот до ушей Васька Мокрый. – Попробуй, проверь. Если Слон там, мы его хрен выковыряем. Там не подвал, а Брестская крепость, как Слон его называл.

– Ладно, ты нам Лазаря не пой, ты давай расскажи что там за подвал, вмешался я.

Сдался мне этот подвал. А что делать? Встать и сказать, мол, пошли, братки, по домам, ну её на хрен эту затею, Слон с компанией всех там положат, даже если и справимся мы с ними, что весьма сомнительно, всё будет без толку, пацана она не отдадут, не те люди. Но у гоп-компании моей глаза разгорелись, руками машут, да ещё кто-то сказал, что отец пацана банкир, ну все и завелись, деньгами в воздухе запахло.

Вот и вся сущность воровская подлая, вся романтика, весь героизм. Всё на деньгах замешано. За деньги – на пули пойдут. Но это только за деньги.

– А если заказчик нам не позвонит? Или не захочет ни с кем, кроме Зуба разговаривать? – попробовал остудить их.

– Тем более надо пацана брать, – облизывая губы, говорит Гурген. Зачэм нам заказчик?! У мальчика отец есть, он заплатит. Разреши, Фантомас, я поеду проверю подвал этот, дай мне людей, мы возьмём мальчика.

– Хорошо, – сказал я после паузы, можно подумать, я страдал сомнениями, да по мне пускай они со Слоном пасти на портянки порвут друг другу. – Возьмёшь людей, кого поопытнее, человек десять, двенадцать, кто захочет, и вызови Терминатора с его бойцами, лишние не будут. Только постарайтесь без особого шума, учтите, Слон, если что, пацана живым не отдаст.

– Отдаст, – оскалился Гурген из-под чёрных усов.

Ну, ну. Надейся. Пока. Пока живой.

Я сижу, опустив ресницы, наблюдая за кодлой. Братки рвутся с поводка, ну и пускай, пускай рвут один другого, надо спустить, снять намордники, и скомандовать "фасс!".

Вячеслав (Слава) Кораблёв
Город Мытищи, Московская область
Подвал восьмиэтажного «Сталинского» дома
Пятница, 27 февраля
19 часов 07 минут

Я устал плакать и незаметно для себя уснул. Я очень устал и мне было жалко маму и страшно. Я очень боялся бандитов, которые меня привезли сюда.

Потом меня разбудили и отвели в большую комнату, чтобы я поел. Я не стал отказываться, потому что кушать очень хотелось. Я даже не знал, сколько сейчас времени. В подвале было всюду одинаково полутемно, только горели лампы дневного света в большой комнате, куда меня привели.

Я старался делать вид, что не слушаю, о чём говорят между собой бандиты. Я знаю, что взрослые, если им не напоминать про себя, на детей обращают мало внимания, и говорят между собой о чём угодно.

Я слушал, ел и вспоминал все боевики, которые прочитал и посмотрел по телевизору и на видаке. И вдруг со страхом вспомнил, что заложникам завязывают глаза, или сами ходят в масках. А если кто видел лицо тех, кто его захватил, его уже не отдают ни за какие деньги.

У меня как-то сразу испортился аппетит. Я поковырял в тарелке, попросил сок, который мне тут же пододвинули. Я не любил персиковый, но молча выпил стакан, после чего попросил разрешения пойти отдыхать.

Единственное, что я понял из случайных разговоров, это то, что отец обещал дать деньги, только просил сколько-то времени. Они должны были звонить ему вечером. Вокруг этого и велись все разговоры. Больше они ни о чём не говорили, а смотреть мне было не на что. Окон не было, а дверь была такой здоровенной, что я даже и думать не мог уйти через неё.

Слон велел Соколику проводить меня в комнату. Он взял ключи, встал и кивком головы велел идти за ним. Я пошёл. Когда он привёл меня в комнату, то прежде чем закрыть двери, огляделся, и положив мне руку на плечо и глядя в глаза, сказал торопливо, и оглядываясь:

– Слава, мне некогда тебе всё объяснять, но я оказался с ними совершенно случайно и не по своей воле. Ты можешь мне не верить, но кроме меня у тебя нет никакой надежды. Не верь бандитам, что бы они не обещали, что бы ни говорили. Мне ничего не нужно от тебя, дай мне телефон, по которому можно связаться с твоим отцом. И не бойся, я постараюсь тебе помочь.

Мне было всё равно, я даже раздумывать не стал, телефоны моего отца уже были у бандитов, и такая странная просьба заставляла меня верить этому Соколику, значит он боится спросить у бандитов, значит, они не друзья.

Я сказал ему телефоны, спросил, есть ли чем записать, а он очень удивился и ответил, что никогда ничего не записывает. И тут же повторил без заминки номера пяти телефонов и пейджера, которые я ему продиктовал. Ему можно было в цирке выступать. Вот бы мне такую память! Я бы уроки совсем не готовил. Сколько бы времени оставалось: можно на улице погонять в мяч, или дома поиграть.

– Слушай меня внимательно, мне нужно созвониться с твоим отцом, но меня просто так отсюда не выпустят. Попробуем делать вот как. Ты минут через пять начни сильно капризничать, как будто у тебя зуб сильно болит. Ты понял меня? Очень сильно болит.

– Я понял, Соколик. А зачем?

– Они все замотались, им некогда, они готовятся. Может быть, нам повезёт и меня отпустят в аптеку. Понял?

Чего там было не понять? Я так и сделал, как он велел. Соколик сказал Слону, что у меня болит зуб, тот зашёл ко мне, посмотрел, я расхныкался вполне серьёзно и натурально, потому что мне хотелось хныкать.

И всё получилось так, как надеялся Соколик. Он правильно рассчитал. Вернулся он быстро, принёс мне таблетки и стакан воды, заставил выпить одну таблетку, а сам быстро сказал, что дозвонился до моего отца. И теперь, когда мы все поедем звонить ему, я должен быть наготове. Он попробует меня отбить у бандитов. Если вдруг начнётся стрельба, я должен сразу же падать на землю и лежать не вставая, пока стрельба не закончится.

Я спросил, не опасно ли это? А Соколик ответил, что другого шанса не будет. И поправился тут же: такого шанса. И постучал по деревянной двери, косясь на меня, не смеюсь я ли я над ним. Я не смеялся. Мои бабушка, дедушка и тётя – спортсмены, и очень суеверны, они прямо напичканы всякими приметами. Папа меньше верит в приметы, именно поэтому, как говорил дедушка, он и не стал спортсменом, а стал банкиром.

И вот когда я увидел, что Соколик тоже суеверен, мне стало как-то спокойнее.

Соколик тут же ушёл, а я лёг на раскладушку и стал строить планы побега, получалось что-то среднее между "Неуловимыми мстителями" и "Один дома". Но в жизни это не годилось.

Я опять задремал, когда вошёл Блин и вывел меня из комнаты.

– Мы с тобой сейчас поедем звонить, твой папа требует, чтобы ты поговорил с ним, он хочет проверить, жив ли ты. Не вздумай кричать, или звать на помощь, убегать. Пристрелим сразу. Понял? По телефону ни одного лишнего слова, иначе всё испортишь. Никаких ответов ни на какие вопросы. Только как себя чувствуешь, и как с тобой обращаются.

– А как мне сказать?

– Мы тебя обижаем, морим голодом, бьём, держим связанным по рукам и ногам?

– Нет, – честно ответил я.

– Вот так и скажешь, – пожал плечами Блин. – Врать нехорошо.

Он взял со стола пистолет, передёрнул затвором, загоняя патрон в ствол, это он меня немного попугивал. А чего меня было пугать? Я и так боялся до полусмерти. А вот оружия не очень. Я рос около оружия. Дедушка стрелял, отец стрелял, тётка каталась на лыжах и стреляла. Бабушка та вообще меня в тир таскала, когда я ещё, наверное, ходить не научился. А потом дедушка умер, бабушка почему-то с отцом очень поругалась, и сестра отца, моя тётка, тоже почему-то поругалась с отцом. И в тир меня стало водить некому, и тётка и бабушка стали редко приезжать к нам в гости. А если и приезжали, то только тогда, когда дома была одна мама. Они, конечно, не к маме приезжали, а ко мне. Но я потом это понял.

А после что-то случилось и мама тоже поссорилась с бабушкой. И та сказала, что больше её ноги в нашем доме не будет. И перестала к нам ходить. И тётке запретила. Но та всё же изредка приезжала. А вот бабушка нет. Мы несколько раз потом встречались с ней, но только на улице, когда меня мама отпускала с ней погулять.

Блин, прихрамывая ходил вокруг стола и что-то искал. Губа в распахнутой кожаной куртке рассеянно вертел на пальце ключи от машины. Соколик тоже был собран. Он стоял в мешковатых джинсах и немного великоватой ему куртке-кожанке и когда заметил, что я смотрю на него, украдкой улыбнулся мне и подмигнул.

– Ну, ты долго ещё копаться будешь? – подал голос Губа.

– Уже иду, – отозвался Блин, – часы куда-то подевались.

– Хрен с ними, с часами, – нетерпеливо поторопил его Губа. – Пошли.

– Ладно, иду.

И только мы подошли к большим железным дверям на улицу, и Блин полез в карман за ключами, как с другой стороны двери раздался стук

Это было настолько неожиданно, что Блин отпрыгнул, хватаясь за карман и роняя ключи. Губа сразу же побелел, хотел выхватить пистолет, но он у него за что-то зацепился в кармане, Губа рванул сильнее и почти оторвал карман куртки.

Но хотя они все от неожиданности испугались, но отпрыгнули не просто от двери, а по сторонам, не оставаясь напротив дверей, чтобы не попасть под пули, если с той стороны будут стрелять.

Они переглядывались, молча пожимали плечами.

– Это не ты ментам стукнул? – спросил Блин у Соколика.

– А кто тебе сказал, что там менты? – одними губами прошептал Соколик.

Блин сплюнул себе под ноги и промолчал. За дверями тоже молчали. Наконец, там не выдержали и постучали ещё раз.

Блин сделал знак рукой, и Губа метнулся к двери, распластался, расплющился на этой двери, как рыба камбала.

– Может, это слесаря, или ещё кто из обслуги? – спросил Губа тихо.

Блин развёл руками.

Прошло ещё много времени, я даже не знал сколько. Стук с той стороны повторился.

– Надо спросить, кто, – проворчал Блин. – Если, допустим, рабочие ЖЭКовские, они запросто милицию вызовут. Давай, Губа, спроси.

А сам сделал всем знак, и они приготовили оружие, Соколик придвинулся ко мне как можно ближе, и левой рукой затолкал к себе за спину.

– Кто? – односложно спросил Губа.

За дверью замолчали, а потом голос с почти незаметным акцентом ответил:

– Аткрывайте! Пришли неприятности.