Текст книги "Письма Григория Сковороды Михаилу Ковалинскому (СИ)"

Автор книги: Виктор Долгалев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Долгалев Виктор Федорович
Письма Григория Сковороды Михаилу Ковалинскому

1

[26 (27?) мая 1762 г.]

Здравствуй, юноша, сладчайший из всех, мой драгоценный Михаил!

Лишь только мы разошлись после собрания, моею душою вдруг овладело удивительное сожаление о тебе и поразительное желание тебя видеть, и я сам себя казнил, что не пригласил тебя в мой музей, дабы ты был в общении с другими, особенно ввиду того что ты, очевидно, был несколько расстроен как по другим причинам, так и из-за превосходнейшего твоего дядюшки, что я объясняю чувствами исключительного почтения, с какими ты относишься к своим родственникам. Но я не удивлюсь, что ты, юноша, воздерживаешься от посещения меня; иногда – боязнь, а всегда – застенчивость. Что я, старый, иногда побаиваюсь – за это я себя совершенно не одобряю, называя и ругая себя ленивым и слабым. Поверь мне, душа моя, что и сегодня я поддался ребяческому страху, не осмелившись пригласить тебя. О, если бы ты мог заглянуть в мое сердце! Но когда мне удастся убедить тебя, что ради тебя я готов всем пренебречь, все победить и снести, тогда то обстоятельство, что иногда я проявляю слабость, мы возместим мужеством. Но вот тебе, мой дорогой, слова о дне Святого Духа, Ему же принадлежащие: "Все единодушно пребываем в благочестии и молитве" (Деяния гл. 2: 1,42).

Будь здоров, моя душа!

Твой Григорий Сковорода

2

[9 июля 1762 г.]

Желаннейший друг Михаил!

Ты уже покидаешь нас. Итак, отправляйся, куда тебя призывают благочестие и польза; иди под покровом Христа и под Его же водительством возвращайся. Да устроит Иисус так, чтобы ты нашел обоих твоих дражайших родителей дома здравыми и благополучными; пусть не будет у них никаких тревог и да пребудет все в мире! Да блюдет стопы твои и твоего милого братца тот высокий страж Израиля, дабы в пути не произошло никакого несчастья! Дома ты отдыхай, но избегай и чрезмерной праздности, ибо во всем всего лучше умеренность.

От излишества рождается пресыщение, от пресыщения – скука, от скуки – душевное огорчение, а кто этим страдает, того нельзя назвать здоровым. Нет времени, которое бы не было удобно для занятий полезными науками, и, кто умеренно, но непрестанно изучает предметы, полезные как в этой, так и в будущей жизни, тому ученье не труд, а удовольствие. Кто думает о науке, тот любит ее, а кто любит ее, тот никогда не перестает учиться, хотя бы внешне и казался праздным. Кто подлинно что-либо любит, тот, пока любимый предмет с ним, испытывает, кажется, лишь умеренное удовольствие; но стоит ему разлучиться с любимым предметом, как уже испытывает жесточайшие муки любви. Почему это так? Потому, что если не любить всей душой полезных наук, то всякий труд будет напрасен; напротив, любовь даже в бездействии исследует и размышляет и, чем больше отвлекается от занятий, тем сильнее к ним стремится. Мне достаточно известно, как ты любишь научные занятия, и я отнюдь не хочу сказать, что ты нуждаешься в понуждении, так как по собственной охоте ты более чем достаточно проявляешь рвение на научном поприще. Особенно такое принуждение неуместно в настоящее, каникулярное, время. Я об этом пишу только для того, чтобы ты знал, что я чувствую, а я такой человек, который никогда не может насытиться болтовней с друзьями. Подумай и о том, что людям, любящим благочестие, особенно приятны чистые душою юноши и отроки, от природы одаренные счастливыми задатками. Афинский оратор Исократ их обычно называет детьми богов. Поэтому я шлю благодарность твоему превосходному дядюшке, протоиерею, почтеннейшему отцу Петру, за то, что он доставил мне случай завязать с тобою дружбу, которую я считаю для себя счастьем. А чтобы в разлуке с нами ты ни в чем не имел недостатка, я решил написать для тебя несколько благочестивых греческих изречений, или некоторую памятку. Как только у тебя явится желание поговорить со мной, взгляни на эти изречения и тебе будет казаться, будто ты беседуешь со мной; вспоминай при этом, какие речи любит друг твой.

Итак, первое изречение пусть будет такое:

1) Лучший путеводитель в старости – это мудрость, или образованность, т. е. наука, так как человека в старости оставляет все, кроме науки.

2) Прекрасна и величественна любовь к добродетели, ибо не могут относиться иначе как с почтением к тому, в ком видят вместилище добродетели; ведь, где любовь к добродетели, там подобает быть и величию.

3) Имея друзей, считай, что ты владеешь сокровищем. Ничто, говорит Сенека, так не радует, как верная дружба.

4) Трудно прекрасное.

5) Краток путь ко злу. Но прими одно изречение из Священного писания. Павел в послании к своему Тимофею (гл. I, конец) пишет: Великое приобретение – благочестие с самодовольством. Благочестию свойственно чтить Бога и любить ближнего. По-латыни выражается как душевное спокойствие, которое состоит в довольстве своей судьбой. Это будет тебе нашей памяткой; будь доволен. Будь здоров, мой желаннейший, мой Михаил, с твоим прекрасным братцем Гришей! Да содействует Христос всегда лучшим преуспеваниям в добродетели!

Твой новый друг Григорий Сковорода Июля 9, 1762

3

[Конец августа – начало сентября 1762 г.]

Мой Михаил, радуйся в Господе!

Если тебе не разрешено официально изучать греческий язык не столько в силу чрезмерности труда, сколько вследствие неблаговидного вмешательства некоторых лиц, из-за этого тебе не следует еще, как говорят, бросать щит. Понемногу ты в частном порядке можешь изучать и во всяком случае изучай, если меня любишь. Имей в виду, что наиболее ясным доказательством твоей любви ко мне будет, если ты будешь любить греческих муз; и если тебе дорога наша любовь, то знай, что она будет продолжаться до тех пор, пока ты будешь чтить добродетель и эллинскую литературу. Итак, подражай пальме, которая, чем сильнее сдавливается скалой, тем быстрее и прекраснее поднимается вверх. Это то дерево, которое дается в руки мученикам-победителям, как это можно видеть на иконах. Улучай часы и ежедневно понемногу, но в обязательном порядке, и именно ежедневно подбрасывая в душу, как в желудок, слово или изречение, и, как огню пищу, понемногу добавляй, дабы питалась и росла душа, а не подавлялась. Чем медленнее будешь изучать, тем плодотворнее учение. Медленная непрерывность накопляет большую массу, чем можно было предполагать. Помощь руководителя, если в ней будет нужда, обеспечена. Среди товарищей у тебя имеются такие, которые подскажут тебе, если в чем сомневаешься. Если же ты захочешь пользоваться моей помощью, то для меня не будет ничего приятнее. Если бы к этому меня не обязывала заслуга и благосклонность твоего дядюшки, преподобного отца Петра, то самая наша дружба будет для того достаточным побуждением.

Твой друг Григорий Сковорода

Если тебе нужно будет занять некоторую сумму денег, как это случается, не ищи себе других кредиторов, помимо меня, если ты не думаешь, что в этом деле кто-нибудь другой будет в отношении тебя деликатнее, чем я. Я знаю, что ты чрезвычайно застенчив, и предпочитаю, чтобы ты грешил в эту сторону, а не в противоположную, однако иногда следует отбросить застенчивость, разумеется, в делах частных, особенно когда этого требует необходимость. И глупо было бы терпеть то, чего можно избежать. Неужели ты боишься, что я буду считать тебя бедняком или происходящим из бедной семьи, если придешь просить взаймы? О, я не таков; я уже ранее восхвалял бедность. Я оказываю услуги другим, почему же не тебе и твоим? Если ты сам стесняешься, то пошли нашего Алешу(студент Харьковского коллегиума), ты быстро устроишь дело. Впрочем, если случайно будет письмоносец (в Олыпанку), сообщи мне через того же Алешу. Я совершенно...

4

[Начало сентября 1762 г.]

Здравствуй, моя единственная радость, Михаил сладчайший!

Не могу сказать, как мне приятно, что ты такою ангельскою любовью любишь псалмы Давида. Такими и столь великими свойствами твоей души ты ежедневно зажигаешь во мне огоньки все новой любви к тебе, которые, как рожденные из добродетели, будут, я уповаю, вечными. Ничего теперь не скажу о стиле твоего письма.. Поверь, мне казалось, я слышу нашего Эразма: настолько твое письмо дышит латинским духом. Будь здоров, моя душа! Стихи, насколько это возможно, превосходны. В непродолжительном времени их тебе возвращу в несколько подправленном виде, чтобы сделать их более пригодными для декламации. Ты продолжай быть таким, каков ты теперь.

Твой Григорий

Сам я буду учить с органом детей, тем временем распорядись несколько подготовить к нотному пению нашего Максимочку(младший брат Михаила). Напиши, когда я должен к тебе прийти.

5

[Середина сентября 1762 г.]

Здравствуй, самое дорогое мне существо, Михаил сладчайший!

Когда я в обычное время выходил из школы и стал думать о том, что мне нужно делать, вдруг моим глазам предстал молодой человек, которого, я полагаю, ты знаешь. Как его зовут? Зовут его Михаилом. Ты, говорю, стал вдруг являться моей душе. Когда я встречаюсь со своими музами, то никогда не бывает так, чтобы я тебя мысленно не видел и мне не казалось бы, что мы вместе наслаждаемся очарованием муз и вместе ходим по Геликону. Я думаю о том, как мы вместе наслаждаемся одними и теми же предметами, одними и теми же прелестями Камен (муз). И подлинно, для совершенной и истинной дружбы, которая одна всего более смягчает тяготы жизни и даже оживляет, требуется не одна только прекрасная добродетель и сходство не одних только душ, но и занятий. Ибо люди различных занятий плохо подходят друг к другу. И по этой именно причине настоящими моими друзьями не могут быть многие, ибо они не изучали наук или же если изучали, то такие науки, которые чужды моим умственным склонностям, хотя во всем прочем и являются со мной схожими. Признаюсь тебе в моей к тебе привязанности; я тебя любил бы, даже если бы ты совсем был неграмотный, любил бы именно за ясность твоей души и за твое стремление ко всему честному, не говоря уже о всем прочем; любил бы тебя, хотя бы ты был совсем необразован и прост. Теперь же, когда я вижу, что ты вместе со мною увлекаешься писаниями греков (в какой степени я их ценю, мне не нужно тебе говорить) и той гуманистической литературой, которая, если оставить в стороне сицилийские войны, как говорится, вдохновляет на все прекрасное и полезное, то в моей душе утверждается такая день ото дня возрастающая любовь к тебе, что для меня нет в жизни ничего приятнее, как болтать с тобою и тебе подобными. Но меня зовут. Будь здоров, Михаил! Сложи для меня три или четыре стишка и перешли их мне. "Какие?" – спросишь ты. Какие угодно, ибо твои всякие нравятся. Ты поступаешь хорошо и благочестиво, моя душа, что Максимушку поставил сторожем к больному братцу. Однако не слушай неосмотрительно случайных людей, рекомендующих то или другое лекарство. Ни по одной отрасли в народе нет такого большого числа знатоков, как по медицине, и ничто, однако, народу не известно так мало, как лечение болезней. За исключением распространенных простых лекарств, отвергай все. Вскрытия вены или слабительных (проносных) избегай, как ядовитой змеи. И если хочешь, зайди ко мне, и мы с тобой об этом сегодня побеседуем.

Весьма любящий тебя Григорий Саввич

6

[Середина – вторая половина сентября 1762 г.)

Здравствуй, сила занятий моих,

Михаил сладчайший!

Обратно посылаю тебе твои священные стихи, слегка подправленные – не со стороны смысла, а со стороны звучания. Мне все твое так нравится, что неудивительно, если эти стихи я несколько раз целовал.

Спаси меня, Господи! Яко

Преподобный оскуде.

Говорит ложная всякой,

И нет истины нигде.

Злость во всех живет сердцах,

Само тож и во устах.

Потреби ты устне льстивы

И язык велеречивый.

Кой так в себе размышляет:

Язык возвеличим свой.

От нас он; так рассуждает:

Кто Господь нам и Бог кой?

Но для бедствий нищих всех

И воздыхание тех.

Встану от сна, рече спаситель,

Буду ваш скор защититель.

Господне слово правдиво,

Чистое, как светлый глаз,

Или, как сребро, нелживо,

Очищенное семь раз.

Ты нас, Боже, сохрани

Во бесконечные дни

И человек нечестивых.

Будь здоров, непорочный последователь Христа, и═превыше всего наслаждайся священными песнями в честь жениха своего!

Твой Григорий

7

[Вторая половина сентября – начало октября 1762 г.]

Любимый Михаил!

Подобно тому как купцы принимают меры предосторожности, чтобы под видом хороших им не были сбыты дурные, порченые товары, так и нам надо самым тщательным образом следить за тем, чтобы, выбирая в них неоценимое сокровище, по нерадению не попасть на нечто поддельное и мнимое, что зовется льстецом, и не получить по пословице: вместо чистого золота подделку из меди или вместо клада – уголья. Первый отличительный признак льстеца – изменчивость и непостоянство: он не может долго следовать одному и тому же и держаться одного и того же правила, но подобно обезьяне подражает другим до тех пор, пока не получит того, чего он домогается. Но приведем слова самого Плутарха: "С самого начала следует иметь в виду постоянство и последовательность (истинного друга): постоянно ли он тому же радуется, то же одобряет, и направляет ли он жизнь свою по одному образцу, как это свойственно подлинному любителю дружбы и общения, основанного на одинаковых нравах и привычках; ибо таков друг. Льстец же, не имея никакой прочной основы для своего поведения, не имея привязанности к определенному образу жизни, который бы нравился ему, а не другому, подражая другому и к нему приспосабливаясь, не прост и не одинаков, но переменчив и разнообразен, из одного вида вдруг переходя в другой". Так говорит автор.

Мой Михаил, скажи мне искренне и откровенно, сердишься ли ты на меня или нет? Неужели ты потому не прислал мне ни одного письма, что я признал твои стихи несколько неотделанными? Наоборот, тем чаще их присылай. Ибо кто же рождается артистом? Упражнение через ошибки ведет нас к изяществу стиля. Твои стихи, если их сравнить с безукоризненными стихами, действительно могут показаться такими (как я их оцепил), но, если принять во внимание твои возраст и твои успехи в науке, они в достаточной степени заслуживают похвалы. Верь мне, моя душа, когда я был в том возрасте, в каком ты теперь, я не был в состоянии сочинить и самого плохого стихотворения. Итак, прогони мое сомнение с самого начала. Если верно то, что я подозреваю, то смело делай сколько тебе угодно ошибок. Ах, ты не знаешь, насколько ты превосходишь других в стиле. Отметь также, нравятся ли тебе эти цветочки из Плутарха; если нет, то изменим стиль письма и вместо них будем посылать тебе короткие, но мудрые изречения – греческие или латинские, или те и другие. Кроме того, я не знаю, как твое здоровье, особенно душевное. Если есть что-нибудь отягчающее твое сердце, признайся другу. Если не делом, то советом в крайнем случае страдающим поможем. Об этих трех предметах мне сообщи в самых коротких словах. Я знаю о недостатке у тебя свободного времени. Будь здоров, мой любитель муз! Тем временем с великим нетерпением жду твоего письма.

Твой Григорий Саввич

Если нуждаешься в деньгах, напиши мне.

Если тебе нужны деньги, напиши мне.

8

[Вторая половина сентября – начало октября 1762 г.]

Мой дражайший Михаил, здравствуй!

Посылаю тебе образец разговора души, молчаливо беседующей с самою собой, как бы игрою забавляющей самое себя и подобно крылатым летающей по высоким и обширным пространствам неба и как бы сражающейся. Невероятно, до какой степени это приятно, когда душа, свободная и отрешенная от всего подобно дельфину несётся в опасном, но не безумном движении. Это есть нечто великое и свойственное единственно величайшим мужам и мудрецам. В этом основание того, что святые люди и пророки не только выносили скуку полнейшего уединения, но и, безусловно, наслаждались в уединении, выносить которое до того трудно, что Аристотель сказал: "Одинокий человек – или дикий зверь, или бог". Это значит, что для посредственных людей уединение – смерть, но наслаждение для тех, которые или крайне глупы, или являются выдающимися мудрецами. Первым уединение приятно своей неподвижностью; божественных же ум последних, обретя божественное, им всецело занимается и давно наслаждается тем, что для обыкновенных умов недоступно, поэтому простой народ чтит таких и называет их меланхоликами; а они как бы наслаждаются непрерывным пиром, создавая без нарушения своего покоя дворцы, атриумы, дома ("сколь возлюбленны") и прочее, даже горы, реки, леса, поля, ночь, зверей, людей и все прочее ("И веселие вечное над головой их"). Если ты хочешь быть внуком этой Авраамовой семьи и быть наследником невидимых и неотъемлемых благ, то их почитай, им подражай, им следуй и показывай уже теперь в нежном возрасте, что ты имеешь вид детеныша не свиньи, но льва, птенца голубиного или орлиного, а не совы, не сына Агари, служанки и рабыни, но Сарры, рождающей свободных, короче говоря, чтобы ты не был ни мирским человеком, ни простецом, ни тем обычным, который известен подслеповатым и брадобреям, не вульгарным, но чтобы тебя признавали человеком выдающимся, редким, заботящимся и думающим о новом и небесном. Следуй не пустым хитростям софистов, не раздвоенным копытам свиней, но вкушай от тех книг, в которых налагаются такие предметы или подобные им: "Что есть философия? Ответ: пребывать с самим собою, с собою уметь разговаривать". Далее: когда Кратес увидел кого-то, разговаривающего с самим собою в уединении, то сказал: "Несомненно не с дурным человеком ты разговариваешь" и прочее, соответствующее этому. Именно такими книгами душа приготовляется к чтению Священного писания, которое является раем благочестивых и ангельских умов, на которое всегда взирают, но которым никогда не насыщаются. Взирай на тех людей, чьи слова, дела, глаз, походка, движения, еда, питье, короче говоря, вся жизнь направляется внутрь, как те следы, о которых говорится у Плутарха, обращены внутрь, то есть они не следуют за летающими существами за облака, но заняты единственно своей душой и внимают самим себе,═пока не приготовят себя как достойную обитель Бога. И когда Бог вселится в их души, когда воцарится в них, тогда то, что толпе представляется как нечто невыносимое, ужасное, бесплодное, для них будет божественным нектаром и абмрозией, короче говоря "вселение вечное" и прочее.

Будь здоров, дражайшая душа!

Твой Григорий Саввич

9

[Вторая половина сентября – начало октября 1762 г.]

Здравствуй,═Михаил, друг эллинов и любимец муз!

Ты меня вчера спрашивал, когда мы выходили из храма, почему я засмеялся и как бы смехом тебя приветствовал, хотя я лишь слегка усмехнулся, что греки называют улыбкой. Я показался тебе более смеющимся, чем смеялся на самом деле. Ты спрашивал, а я не сказал тебе причины, да и теперь не скажу; скажу только то, что смеяться было позволительно тогда, позволительно и теперь: со смехом я писал это письмо, и ты, я полагаю, со смехом его читаешь; и когда ты меня увидишь, я боюсь, что ты не удержишься от смеха. Но ты, о мудрец, спрашиваешь о причине. Однако скажи мне: тебе нравится, так сказать, тебе улыбается один цвет более, чем другой, одна рыбка более, чем другая, один покрой одежды улыбается, другой – нет или улыбается менее другого? И я тебе объясню причину вчерашнего смеха. Ведь смех (ты не смейся в тот момент, когда я болтаю о смехе!) есть родной брат радости настолько, что часто подменяет ее; таков, если не ошибаюсь, известный смех Сарры: ("Смех мне сотворил господь"). Ибо Исаак по-еврейски означает═засмеется, это слово заменяет также и смех. Поэтому, когда ты спрашиваешь, почему я смеюсь, ты как будто спрашиваешь, почему я радуюсь. Следовательно, и причину радости в свою очередь тебе надо указать? О, бесстыдное требование! Ну и что ж! Возьмемся и за это дело с помощью муз. Если не хватит для этого времени, отложим на завтра. Но ты, по-видимому, настаиваешь на причине, как жадный заимодавец требует от должника его долг. Итак, ты спрашиваешь, почему я был весел вчера? Слушай же: потому что я увидел твои радостные глаза, я, радостный, приветствовал радующегося радостью. Если тебе эта причина радости покажется норвежского происхождения, я прибегну к другому средству. Я тебя поражу твоим же мечом и спрашиваю: почему третьего дня в храме ты первый меня приветствовал смехом? Почему ты мне улыбнулся? Скажи, мудрец, я от тебя не отстану, помнишь ли ты? До сих пор, дражайший, мы шутили, пользуясь шутками, отнюдь не противными чистейшим музам. Ведь плачем ли мы или смеемся, занимаемся ли мы серьезными делами или забавляемся, мы все делаем для нашего господа, для которого мы умираем и живем и прочее. Его же я молю, да сохранит тебя в целомудрии и трезвости! Так как я верю, что этот дар у тебя имеется, то я, видя тебя в самом прятном обществе, всегда буду радоваться, часто буду смеяться. Ибо какой чурбан не посмотрит с радостью на счастливого человека и при этом друга.

Будь здоров!

Твой Григорий Сковорода

Как раз кончил о смехе, а вот прибыл наш трижды желанный Григорий(брат Михаила), которого я охотно обнял.

10

[Октябрь (?) 1762 г.]

Похвала бедности

О бедность, дело полезное и священное!

О родная и любезная мужам мать!

О гавань, наилучшая для несчастных,

потерпевших кораблекрушение!

Пристань безопасная и спокойная!

Счастлив, кто может острым умом проникнуть

В блага, которые ты обычно предоставляешь

Всякому человеку, почитающему тебя в простоте души

И почитающему не временно, а постоянно.

Счастлив, кто мог заключить союз

С тобой, кто вошел к тебе в доверие,

Кого ты удостоила пиров своего стола, -

И поселила их в убогую хижину.

От твоих селений далеко отстоит болезнь,

И, как пчела бежит от дыма, так убегают

От мест жительства водянка и подагра,

Камни и желтуха, лихорадки и эпилепсия.

Нет обжорства и неумеренности в напитках,

Откуда возникает множество безыменных болезней.

Здесь нет роскоши, этой смерти благочестивой (Фемиды)

И несчастной матери забот.

Далеко отстоит от твоих пенатов серая забота.

Далеки шум и деловая суета,

Далеко остаются тщеславие и честолюбие

И безумные страсти.

Ты не боишься ударов огненной молнии,

Не боишься яростных волн бушующего моря,

Воздёлывая влажные и тихие долины

И пересекая челноком мелководье.

Там нет заразных болезней надежды, страха и хитрости.

Этот дом ненавидят боги Тартара,

Которые, стоит им проникнуть в любой дом,

Немедленно превращают его в ад.

Но здесь надежное отдохновение, хорошее здоровье,

И приятный покой здравого ума,

И тело, привыкшее к благочестивым трудам.

С малым достатком хорошо можно жить.

Здесь разумное спокойствие душ и приятнаяпраздность,

Свобода, приправленная солью веселости,

Осмеивающая путь глупой толпы, -

Таковы спутники бедности.

Но я здесь не хвалю тех нищих,

Которых позорно убивает проклятая жажда золота.

Они нищие, но сердцем стремятся к богатству.

Всюду они хватают, что им попадется.

Сердцем пожирают золото, хотя кошелек их пуст,

Безумными глазами подобострастно взирая на богатых.

Если жаждешь золота, то хотя б ты был самим Иром(нищий персонаж Одиссеи Гомера),

Ты для меня не будешь бедняком.

Бедным был Христос, который ничего не искал;

Бедным был Павел, который ничего не хотел;

Бедным делает не денежный ящик, а душа,

Взлетающая высоко к небу.

11

[Октябрь (?) 1762 г.]

Ты спрашиваешь: если счастье в нас, почему людская толпа

Так редко и столь немногие его достигают?

О, потому что им трудно управлять своей душой

И потому что не научились обуздывать влечения.

Извилистыми тропами холмистой местностью через глубокие рвы

Несется безумный всадник, не умеющий управлять конем.

По морям, по землям, сквозь железо и огонь несется тот,

Кто неразумную душу не направляет разумом.

Итак, что же остается? Читать блаженные книги,

Которые очищают душу и учат сердце уступать.

Мало внутренней работы, нужно выразить ее делами.

Теперь ты новобранец: упражняясь, станешь воином.

Из этих воинов происходит тот дивный царь,

Каким был Христос и его ученики.

Дражайший Михаил!

Хорошо ли я использовал время, начав сегодня беседу с тобою такими речами? Полагаю – неплохо.

Твой Григорий Саввич

Узнай, что называется блаженной жизнью.

Все отложи и туда обрати свое сердце.

Всем сердцем следуй правилу, следуй таким божиим словам:

О сын, сын мой! Отдай мне свое сердце!

Отдай мне все свое сердце; если ты отдашь

Часть своего сердца миру, я не возьму твоего сердца.

Счастлив тот, кто способен достичь счастливой жизни.

Но счастливее тот, кто в состоянии ею пользоваться.

Недостаточно найти здоровую пищу и питье,

Если вкус твой поврежден болезнью;

Недостаточно сияния света дневного солнца,

Если свет головы твоей испорчен.

Деятельное бездействие увеличивает наши силы:

На кораблях и колесницах мы стремимся к лучшей жизни.

Но то, к чему ты стремишься, с тобой,

Оно, мой друг, находится внутри тебя.

Если ты доволен судьбою, ты останешься в покое.

Не тот счастлив, кто жаждет лучшего,

А тот, кто доволен тем, чем обладает.

Если тебе...

12

Наижеланнейший мой Михаил!

Я потерял было твои стихи, неблагоразумно достав их из кошелька, но скоро, засветив свечу, нашёл их на полу. Хотя они мало обработаны, всё же, поскольку они твои, они мне сильно нравятся: в них, как в каком-либо чистейшем источнике, я очень ясно вижу твою дорогую для меня душу, склонную к честности и и полезным наукам, и, наконец, ко мне, твоему другу. Ты просишь меня известить, если роясь в книгах хороших═авторов, я найду какое-нибудь золото. Что может быть мне приятнее и сладостнее этой твоей просьбы? Прекрасно ты назвал золотом мудрость, которая и в Священном писании именуется то женою, то жемчугом, то золотом. Хорошо, что я теперь один, без проживающих со мною коллег, хочется вволю с тобой поболтать. Но я решил послать тебе некоторые прекраснейшие и наиболее изящные изречения из нашего Плутарха, особенно касающиеся отличия льстеца, это как бы цветочки, собранные от разных времен от подлинного друга. Я не хочу, чтобы ты оставался в неведении относительно этих изящных рассуждений, которые мне доставляют громаднейшее удовольствие, а я знаю, что ты, как это свойственно дружбе, разделяешь мои вкусы и потому примешь в дар тот или другой душистый цветок и сможешь с него подобно пчелке взять частицу меда и сложить в душе тот полезнейший для здоровья сок, дабы, делая это часто, ты вырос со временем в совершенного мужа, в меру, как говорит Павел, полноты Христа, и дабы питать не только нашего земного Адама, то есть тело, но и тем более Адама невидимого. Но откуда у меня эта болтливость?

Уже давно должен говорить с тобою не я, а Плутарх. Навостри уши! "Но я не осел", – скажешь ты. Однако не одни ослы имеют длинные уши, но и олени. О, болтун! Мой Михаил! Поверь мне, я достаточно над этим потешался и будучи один. Но заключим мир!

"Я полагаю, не было необходимости обличать в лести Мелантия(греческий философ), прихлебателя Александра Ферейского (ферский тиран), который на вопрос, как погиб Александр, сказал: будучи перенесен в мое чрево. Кто теснится вокруг обильного стола, тех от него не удержит ни огонь, ни медь, ни железо". Чуть дальше: "Итак, кого же следует остерегаться? Того, кто не производит впечатления и не признается, что он льстит; того, кто не встречается тебе около кухни; который не меряет тень, чтобы узнать время обеда, но по большей части трезв, ведет себя заботливо и хочет быть союзником в делах и участником тайн. Подобно тому как, по словам Платона, высшая несправедливость состоит в том, чтобы казаться справедливым и не быть им, так и в данном случае следует признать опасной такую лесть, которая обманывает, а не ту, которая действует открыто, и ту, которая действует серьезно, а не ту, которая принимает форму шутки". Но остановись, мой Плутарх! Ах! мой Михаил! Замечаешь ли ты, что Плутарх различаем между льстецом и льстецом? А именно: один открытый, а другой – скрытый. Один шатается у стола богатых, мелет вздор, шутит, льстит, смеется. А другой, прикрывшись маской серьезного мужа и мудреца, выдает себя за надежного мудрого советника, достойного всякой почести. Первый стремится к тому, чтобы по-нищенски выпросить пищу и напитать чрево чужими обедами, другой, наподобие змеи вкрадываясь в доверие, выведывая тайны, стремится к тому, чтобы причинить вред простому и неосмотрительному человеку и даже совсем погубить его. О, подлинно адская змея. Это посланцы сатаны, прикрытые человеческим образом. Я сам испытал шесть или семь ударов со стороны этой ядовитой чумы. Какой злой гений направляет их на простые сердца? Что у них общего с людьми искренними, не знающими и не располагающими никакими хитростями? Что общего, спрашиваю я, у рака со змеей? Диаметрально, как говорится, противоположные они такого рода натурам и, однако, являются к ним, несомненно, ради выгоды наподобие волков. Из этих духов выходят лживые друзья, ложные апостолы, еретические ученые, тираны, то есть дурные цари, которые, проникнув в недра государства, в лоно церкви, путем хитростей проникая, наконец, в самые небеса, смешивают небо с землей, часто весь мир сотрясают смутами. Но кто достаточно ярко изобразит этих демонов? Я ради беседы так многословен. Но я не жалею потраченных слов как ввиду необходимости дела, так ради такого друга, как ты. Будь здоров, весьма дорогая мне голова, сочетай змеиную мудрость с голубиной простотой.

Твой Григорий Саввич

В воскресенье, около полуночи.

13

[Октябрь 1762 г.]

Здравствуй, дражайший друг, мой Михаил! Вчерашняя моя грубая шутка о свиньях и ослах, боюсь, показалась тебе оскорбительной (в этом возрасте мы все легкомысленны); она была слишком крепко приправлена уксусом, а тебе, серьезно погруженному теперь в эти великолепные пустяки, нет ни времени, ни охоты слушать шутки. Это тревожит меня из-за любви. Почему я так грубо пошутил, отнеси к тому отвращению, которое я обычно в сильной степени чувствую к этим людям, к этим, так сказать, кипрским быкам. Подобно так родители, видя, что ребенок, ползая по земле и играя, неосторожно попал в нечистоты и в них движется и возится, обыкновенно со смехом ему делают замечания и, чтобы легче указать ему на нечистоты и отозвать от того места, говорят, на кого он теперь похож с руками, ногами и ртом, обмазанными этими желтыми нечистотами, а он, слыша насмешки и считая недостойным поступком, что те, для кого он должен быть всего дороже, обращают его в посмешище, плачет до тех пор, пока родитель, не вынося плача, поспешно подойдя, не освободит его от грязи и, обтерев тело, не осушит его слезы, – так и душа друга, видя, что душа твоя имеет дело с этими грязными и достойными свиней пустяками, и зная, что ты нашим общим родителем – богом создан для чистого и небесного, смеется и шутит не над тобою, но над местом, где ты находишься, тебя же самого любит более, чем родного брата. Ты нам пришли три слова, если для четырех нет времени. Ибо я во сне видел, что получил от тебя присланные мне стихи, двустопные или анакреонтовские – не помню: все, что пришлешь, будет для меня нектаром. Будь здоров, мой дорогой!