Текст книги "Письма Григория Сковороды Михаилу Ковалинскому (СИ)"

Автор книги: Виктор Долгалев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

Будь здоров, дражайший!

Твой Григорий Саввич

45

Харьков[Вторая половина нюня 1763 г.

Тезис: Мудрец скромен

Если кто либо, будучи допущен к святыням изящных муз, не вполне к ним приобщился, но лишь, как говорится, краями губ вкусил от этой подлинной мудрости, такой человек, по крайней мере по моему мнению, не может не быть скромен.

И это не удивительно. Как глупость есть мать всех пороков, в том числе и высокомерия, которому свойственно домогаться и бремени сверх силы, и почести сверх достоинства, и славы сверх заслуги, так мудрость есть подлинная родительница как прочих добродетелей, так и скромности, которая, меряя себя, как говорится, своей собственной меркой скорее спускается вниз, чем возносится вверх.

Прекрасно у Плутарха в его нравоучительных сочинениях наряду со многим другим написано следующее: "Земледельцы, – говорит он, – с удовольствием видят колосья, наклоненные к земле; те же колосья, которые по своей легкости поднимаются вверх, считают пустыми и вымолоченными. Ибо подобно тому как пшеничные колосья без зерен легко поднимаются среди других, полные же и тяжелые, прячась, опускаются вниз, – так и среди людей, кто наиболее пуст и лишен серьезности, тот более всего стремится к почестям и отличается дерзостью, имеет лицо и походку, исполненную надменности и презрения, не щадящего никого".

Ввиду этого я никак не могу допустить, будто благоразумен тот, кто лишен скромности, и что не обладает добрым и здравым разумом тот, спутницей которого является эта любезная и приятная добродетель.

Счастливейший филолог Михаил, здравствуй!

Итак, целых три дня мы молчали. Но возместим молчание. Экзаменуя юношей, я вынужден был сам омолодиться и писать по правилам то, что называют польза. Посылаю ее тебе в качестве лидийского камня. Если пе понравится, то прими во внимание, что я никогда не занимался правилами ораторов, если же ты ее найдешь не совсем нелепой, то отнеси это на счет старых книг, которые, как ты знаешь, я усердно изучаю. Что касается твоей пословицы:═"абы═ся курыло", то она меня замучила: почти все три дня я ею занимаюсь. Но прежде всего прими во внимание следующее: не обязательно у греков или римлян вошло в пословицу то, что вошло у нас. Поэтому не в форме пословицы, я полагаю, ты так вполне удовлетворительно можешь сказать: мне довольно тени, названия и подобия. Греки пословицу выражают образно. Наша пословица в данном случае говорит, что достаточно дыма, хотя бы до пламени дело не дошло.Таким образом, и здесь тень вместо тела, знак вместо вещи. Но вот тебе и пословица: dicis gratia, как ты сказал бы: dicationis gratia, как говорится, для виду, когда что нибудь делается на скорую руку, – способ выражения у плохих исполнителей религиозных обрядов, которые часто в храме жертвуют Богу не то, что его достойно, но лишь бы иметь знак, что они пожертвовали. Переводи так: "абы то для славы" и подобное. По-латыни можно сказать: crasso filo – "грубою нитью". Несомненно, есть пословица: tenui filo – "тонкою нитью".

Будь здоров, мой дорогой!

Твой Григорий Саввич

46

[Конец июня 1763 г.]

Драгоценнейший друг мой Михаил!

Кто такой был этот Демонакс (греческий философ), для меня еще не ясно. Предполагаю только, что он был спартанец, каковой род людей не столько отличался красноречием, сколько остроумием и преданностью добродетели. Но что он был за человек, я вижу уже по его изречению, которое мне очень нравится. Вот оно: "На чужих примерах учи самого себя и будешь не чувствителен к бедам", то есть не потерпишь бедствий. Ибо первое его изречение, я полагаю, ты знаешь: в нем он порицает: Те, которые слишком много занимаются вселенной, а о своих бесчинствах и не думают. Что касается ранее приведенного изречения (о последнем мы будем говорить в другом месте), то поразительно, как все мы против него грешим. Ибо если бы мы, как говорит Теренций, учились на опыте других, извлекая из него нам полезное, и если бы мы всматривались в жизнь других, как в зеркало, то гораздо менее к нам было бы применимо изречение: "опыт – наставник глупцов". Такое поведение, помимо того что оно очень полезно, доставляет нам также чрезвычайно приятное зрелище и составляет значительную долю умозрения тех мудрых людей, которые, как говорится, плавая в гавани, используя чужие несчастия, подобны гомеровским богам, которые с небес радуются не тому, что с другими что либо произошло, а тому, что видят себя непричастными к этим бедствиям, находящимися в безопасности. Ибо к чему нам эти великолепные зрелища язычников? Разве мир и народ не лучшее зрелище, к тому же бесплатное наподобие известного Пифагоровского торжища. Ты увидишь, как один стенает под тяжестью долгов, другой мучается честолюбием, третий – скупостью, четвертый – нездоровым желанием изучить вздорные вещи. И кто их всех перечислит? Объясни понятие души, и ты убедишься. Я тем охотнее об этом сказал, что приближаются и скоро наступят каникулы, подстерегает скука. Если против нее ты не вооружишься, то берегись, чтобы эта скотина не столкнула тебя не с моста, как говорят, а с добродетели.

Будь здоров, дражайший! Теперь мы очень легко будем друг с другом видеться и при случае поговорим.

47

Харьков 7 июля 1763 г.

Драгоценнейший друг Михаил!

Чем занят теперь твой быстрый ум?

Где он у тебя блуждает?

Чего он желает, к чему стремится, чего избегает?

Действует ли он уверенно или колеблется?

Если он действует уверенно и свято, ты блажен.

Если колеблется, то и ты колеблешься.

Где сердце вздымается колебаниями,

Там царят отвращение и скука.

Моряк не поет, но, теряя спокойствие, боится,

Когда беснуются морские волны,

Когда бешеный Австр (южный ветер в Италии)═вздымает Адриатику,

И моряк теряет управление кораблем.

Наш ум никогда не остается праздным;

Он всегда любит чем нибудь заниматься.

Если не найдет хорошего занятия,

Он обратится к дурному.

Снабжай его тем, чтоб он мог славно потрудиться,

Но прекрасным

И не слишком многим.

Так ты можешь избежать злейшей тоски

И достичь сладкой жизни.

Прекращаю писать стихи, ибо мне кажется, будто я из камня выжимаю воду. Лучше прозою что нибудь.

Ты же нам пиши, если сам не придешь. Прежде чем я отправлюсь, имею намерение использовать время для беседы с тобою. Ты свободен, я тоже. Ты занимаешься наукой, я до некоторой степени тоже. Ты с удовольствием меня слушаешь, я охотно говорю. В чем же дело? Если ты не придаешь значения месту, где бы мы могли обычным образом болтать, пошли мальчика к нам – если он свободен – договориться. Ибо не всегда будет лето...

Будь здоров, мой дорогой!

Твой Григорий Саввич

Чернь пьянствует, а мы не поговорим о порядочных предметах? Как это так?

1763 года, июля 7-го дня

48

[1763 г.]

Здравствуй, желание мое, забота и услада души моей, Михаил драгоценнейший!

Подобно тому как музыкальный инструмент, если мы его слушаем издали, кажется для нашего слуха приятнее, так беседа с отсутствующим другом обыкновенно бывает намного приятнее, чем с присутствующим. Особенно с тобой у меня получается так, что я тогда более люблю тебя и стремлюсь к твоей приятнейшей беседе, когда отсутствую и когда без участия тела душа с душою безмолвно и бестелесно беседует и проводит вместе время. Тогда никакое расстояние и никакое пресыщение не уменьшают сладости, а, напротив, ее увеличивают, наслаждение все более и более возрастает, ибо совсем иное положение и состояние невидимого, чем телесного и тленного. Эти соображения не последнее место занимают среди тех, которыми я обычно смягчаю житейские невзгоды. Ибо что приятнее, слаще и живительнее, чем любовь? Разве мне не представляются подлинно лишенными солнца и даже мертвыми те, кто лишен любви, и я нисколько не удивляюсь, если сам Бог называется Любовью.

Далее, хорошая любовь та, которая является истинной, прочной и вечной. Любовь никоим образом не может быть вечной и прочной, если рождается из тленных предметов, то есть из богатства и прочего в том же роде. Прочная и вечная любовь возникает из родства вечных душ, укрепляемых их добродетелью и не подверженных разрушению. Ибо, как гнилое дерево не склеивается с другим гнилым деревом, так и между негодными людьми не возникает дружбы. Поэтому если наша любовь тебе дорога, то не бойся, что она прекратится. Ибо, поколь ты почитаешь добродетель, дотоль и любовь растет, подобно тому как дерево незаметно с годами растет и само становится сильнее, чем смерть. Постоянно находишься перед глазами души моей, и, о чем бы хорошем я ни думал и чем бы я ни занимался, мне кажется, тебя я вижу лицом к лицу. Ты мне являешься, когда я удаляюсь в уединение; ты мой спутник и товарищ, когда я нахожусь в толпе. Когда я скорблю, ты тотчас же берешь на себя часть скорби; если я чему– нибудь радуюсь, ты тоже являешься участником радости, так что я не могу умереть без того, чтобы образ твоей души я не унес с собою, так тень уносит тень, если только это разделение может произвести смерть, которая разрушает тело, душу же делает еще более свободной. Так, свободный от тела, я буду с тобою в памяти, в мысли, в молчаливой беседе: до такой степени любовь сильнее самой смерти. Эта наша любовь к тебе, постоянно помышляющая о твоем благе, пусть теперь также скажет тебе о чем либо таком, что послужило бы на пользу твоей душе и твоему телу. Но что же мне сказать тебе? Рассказывают, когда знаменитый мудрец Катон понял, что временно подавленный Карфаген снова помышляет о войне против Рима, то советовал римлянам начать новую войну против карфагенян; когда же римляне его совету не последовали, он, однако, не переставал советовать. И когда в сенате ему нужно было высказать какое нибудь мнение, он говорил: "Я думаю так", – (прибавлял): – "Все таки нужно начать войну против Карфагена". И он так поступал до тех пор, пока не убедил римлян, и Карфаген был сравнен с землей; таким образом Рим был освобожден от страха. О дражайший! Избегай общества дурных людей! Избегай их! Беги от них далеко! Помни это! Освободи меня от страха! Лх, как я боюсь! Удали от меня, если меня любишь, страх и заботу, которые меня терзают, которые меня теперь жгут и преследуют, скопившись в моем сердце.

Я не успокоюсь, пока не услышу, что ты избегаешь их (злых людей) более, чем ядовитых змей. Помни, что ты храм божий. Сохрани тело в чистоте! А прежде всего сохрани душу! Сохрани не для мира, а для Христа, лучшего Господа твоего и моего. Ты сохранишь, если будешь бодрствовать. Будешь бодрствовать, если будешь трезв. Будешь трезв, если будешь молиться, лить слезы и избегать праздности. Пусть не трогают тебя дворцы, замки и храмы рукотворные, но, преклонив колени, возноси постоянные мольбы к единственному тело и душу хранящему, нерукотворному Соломонову храму. "Да будут очи твои открыты на храм сей... день и ночь" и проч. О, если бы можно было писать так же много, как мыслить! Пусть да просветит Христос Своим светом эти лучшие твои задатки, и руками чистоты, непреодолимыми для дьявола и его слуг, да сохранит твое тело в добром здравии, аминь!

Весьма тебе преданный Григорий Саввич

49

12 июля, из Белгорода

Желаннейших твоих писем жду. Напиши, что ты хочешь, чтобы я для тебя сделал. Ты получишь от меня все, что в твою пользу и в моей возможности. Но и ты желаешь только самого лучшего, да и я, кажется, свободен для всего святого. Об этом письме, кроме твоего хозяина, почтеннейшего отца Бориса(священник, у которого Михаил снимал жильё), никому не сообщай. Ибо ты знаешь, как безмерно завистлива и лжива человеческая чернь. Прощай! Будь здоров!

50

[1763 г.]

Желаннейший Михаил – радуйся в Господе!

Уже три дня, как готова ода, обещанная мною. Что касается меня, то я не проводил бы ни одного дня без беседы с тобою. Никогда не спит этот лев – дьявол, поэтому нам всегда надо бодрствовать. Как нежданным ударом поражает тело враг, так и этот духовный враг никогда не перестает бросать в нашу душу огненные стрелы страстей и ими поражать. Ты погасишь их, если подумаешь о том, что у тебя есть все, в силу чего ты можешь сделаться великим, т. е. святым, мужем. Из за чего ты мог бы мучиться, страдать? Из за того, что ты не участвуешь в попойках с обжорами? Что в дворцах князей не играешь в кости? Что ты не танцуешь? Что не находишься на военной службе? Если все эти жалкие вещи составляют предмет твоего восхищения, то ты еще не мудр и являешься одним из многих. Ты еще не блажен, если вне себя ищешь какие то блага. Собери внутри себя свои мысли и в себе самом ищи истинные блага. Копай внутри себя колодец той воды, которая оросит и твой дом, и дома соседей. Внутри тебя находится то основание, как говорит Плутарх, источник спокойствия; старайся этот источник очистить, черпая не из свиных луж, а из священных книг святых людей. Пусть не увлекает тебя толпа, гоняющаяся по морям и сушам за непостоянным, но, пребывая в своем доме, смотри, что делается худо или хорошо. Что тебе поможет скипетр, или дворец, или золото, если ты потеряешь и убьешь ценнейшую душу свою, то есть самого себя? Разве не из болезней души рождаются и телесные болезни? Лишь только греховная страсть воспламенит твою душу, знай, что она поражена и даже мертва. Почему не заботишься ты о том, чтобы извергнуть страсть – смерть драгоценнейшей части самого тебя? Зачем ты блуждаешь умом? Зачем вожделеешь, когда внутри себя имеешь все блага, если будешь благоразумен? Зачем стремишься к пирам и к толпе, к собраниям недостойных? Что видишь там доброго? Подави и обуздай страсти═души своей и уже теперь привыкай быть царем. О, если бы у меня был духовный меч! Я бы отрубил у тебя скупость и уничтожил бы роскошь и дух нетрезвости, поразил бы честолюбие, сокрушил бы тщеславие, пронзил бы страх смерти и бедности. О святейшая трезвость! О благая бедность! О спокойствие душевное! Как мало людей вас знает! Если ты еще не видишь, что в грехе заключаются все виды зла, ты еще не мудр, не обладаешь богословскою верою. Однако верь, не видя. Если ты еще не видишь, что весь рай заключается в твердом сохранении и соблюдении заповедей божиих, ты еще не имеешь божией благодати; верь, однако, и возглашай с Давидом: "Открой очи мои и уразумею" и проч., пока, уразумев несказанную, заложенную в них пользу, ты не скажешь: "Наследовал откровения твои век за воздаяния" Это ищи, это... призывает Вергилий. Если ты это будешь всем сердцем искать, найдешь... Постараешься? Какая это неправда? Не вводи себя в заблуждение. Христос Господь да убережет душу твою и тело твое от ядовитых сотоварищей, от всякой нечистоты, от огненных стрел! Будь здоров, дражайший, и нам пиши! Жажду знать, как ты поживаешь.

Твой христианский друг Григорий Саввич

Июля 18, из Белгорода

51

Харьков, 29 августа 1763 г.

"Из рождённых жёнами нет ни одного пророка более Иоанна Крестителя"

Сегодня мы празднуем кончину того, кто, как говорит Христос, был самым великим из всех рожденных женами. Остановим же очи ума и поразмыслим немного, каков он был, что творил, пока был в живых, и за что был Богом признан столь великим. Он был пророк Божий, воспевал божественное, исправлял грешников, возвращал их на правильный путь, всем говорил, кто такой Христос, что вот уже близко и должно наступить пришествие Христа; пусть украсят себя, дабы он, как жених, нашел их готовыми, иначе говоря, секира извлечена и готова. Итак, великое дело быть ученым евангельским? Да, мой дражайший Михаил, не только великое, но и величайшее. Нечестивейшпй человек был Ирод, до последней степени испорченный по своим нравам и воспитанию, привыкший к роскоши в такой же мере, в какой мы видим теперь большинство магнатов, однако и он "в сладость послушал его"; в такой степени верно то, что сказал Платон: "Нет ничего приятнее для слуха, чем истина". Я не высоко чту и не отношусь с благоговением к таким царям, каким был Ирод; у меня нет этих чувств даже и к хорошим царям; но я чту небесного ученого, пророка, жреца. Если великое дело повелевать телами, то еще большее дело управлять душами. Великое дело одарить золотом, что цари обычно делают, но разве не великое дело привести к золоту мудрости? Какую индийскую жемчужину можно сравнить с таким драгоценным камешком, как похвальное целомудрие? Если великое дело лечить тело, то не величайшее ли дело вместе с телом сохранять и душу человека целой, здоровой, невредимой? Но это бывает, когда кому нибудь предлагается и внушается умеренность, мать целомудрия. Эти две добродетели делают то, что глаза человека становятся чрезвычайно острыми и совсем орлиными, ноги – исключительно легкими и оленьими, память – крепкой и ангельской, суждение – божественным, а не человеческим, все тело, наконец, – чистым и свободным, достойным принятия божественной мудрости, которая избегает порочного тела, как пчела дыма. А что мне сказать о невидимых благах души? Это знает только тот, у кого есть опыт. Иначе [это] не проникнет в сердце. Такие и столь великие блага дарил Иоанн покорным, давая им науку о Христе. Не справедливо ли Христос называет его величайшим среди рожденных женами? Но обрати внимание, какими путями он достиг этого, какими приготовления. Он не искал дворцов, не уходил, будучи юношей, в многолюдные и роскошные города, не предавался чревоугодию, но ушел в пустыню, ища единственно царствия Божия, не заботясь ни об одежде, ни о пище, зная, что их не будут лишены рабы Божии, зная, что роскошь есть главный враг целомудрия, которое единственно любит Христос и без которого никто не допускается к таинствам царствия Божия. Поэтому он был опоясан поясом кожаным, строго исправляя распущенность плоти. Так укрепленный, он был таким великим ученым в столь великом дворце Божием. О дражайший, будем подражать таким мужам! Возьмем вершину, дабы наверное овладеть серединой. Прочти проповедь нашего Гедеона, которую он имел в день его Иоанна кончины. Под конец последняя или предпоследняя страница так начинается: "Голос слова...",– какой, не знаю. Прощай, дражайший.

Твой Григорий Сковорода

52

[Сентябрь – октябрь 1763 г.]

Здравствуй, моя радость, дражайший Михаил!

Когда я читал о монашеской жизни Евагрия (Евагрий Понтиевский, ученик Оригена), мне больше всего понравились следующие места, о которых сообщаю и тебе, счастливейшему кандидату христианской философии. Ты ведь знаешь, дражайший, что я часто восхвалял отдых и спокойствие, времяпровождение в Христовой мудрости и называл самого Христа главою схоластов.

Но послушай совет нашего Евагрия: "Предпочитай и люби уединённую жизнь, которая даёт возможность пользоваться плодами спокойствия; оставь там мирские хлопоты. То есть стань бесплотным, бесстрастным, чтобы сделавшись чуждым всех несчастий, проистекающих от мирских забот, ты мог хорошо воспользоваться покоем. Не люби жить с людьми плотски. Либо живи один, либо с братьями бесплотными и единомышленниками твоими".

Нo ты мне скажешь: мои мысли не лежат к монашеству и потому, к чему мне это? Пусть так, но почему не послушать ангельских слов? Тем более, что простой христианский народ плохо понимает монаха. К тому же существует древнее изречение: "Бери вершину и будешь иметь середину". Что касается меня, то я считаю монаха высшим учеником Христа, во всем совершенно подобным своему наставнику. Ты скажешь: но апостол выше монаха. Согласен, но сам апостол становится таковым лишь из монаха; пока он управляет самим собой, он монах, когда же он начинает управлять и другими, тогда становится апостолом. Христос, когда он был в пустыне был монахом, то есть совершенно нематериальным, невещественным. Этим объясняется, почему монахи называются ангелами; это не потому, что они вне тела, а потому, что они во всем простились с телом, даже почки выжгли, как повелевает Моисей, потому, что их уделом является только Господь (в Его лице причину видят). Однако это происходит лишь после смерти, то есть тогда, когда кто-либо, совершенно оставив все земное, умирает, так чтобы о нем можно было сказать: "Енох же не обретется среди живых" и проч. Но будь здоров, сладчайший, "и ревнуй духом высшим!"

Твой товарищ по учёбе Григорий Саввич.

53

[Сентябрь – октябрь 1763 г.]

Здравствуй, сокровище софистических жемчужин!

Духовное оружие куда превосходнее телесного, и ты, прекрасно с головы до пят вооруженный философией, этим всеоружием немало других приводишь в трепет и обращаешь в бегство. Я же, будучи твоим другом, никогда даже, как говорится, капли не пролил в море, то есть никогда ничем не содействовал твоему вооружению и, в то время как другие в этом принимали большое участие, сам я был тебе не полезен. Поэтому я решил попытаться, не могу ли я, разбирающийся в этом, как осел в лире, хоть немного в этом отношении служить и содействовать тебе. Поэтому прими от меня одну схему рассуждения, называемую у софистов растущая. Она гласит: "Если кто взял деньги взаймы, то другой не должен за него платить". Я взял у тебя деньги, будучи безбородым; теперь, через пять лет, я сделался другим, так как у меня борода; следовательно... Если, как ты, может быть, скажешь, борода не меняет сущности дела, то возьми рассуждение в таком виде: будучи иудеем, я взял золото взаймы, следовательно, сделавшись христианином, я не должен платить. Строю такой силлогизм: с переменой сущности одно становится другим по своему бытию; но так как сущность невидима и поэтому духовна, по духу же христианин совершенно меняется и становится другим, следовательно, тот, кто взял деньги взаймы, будучи иудеем, не должен платить, став почитателем Христа. Но мне кажется, ты выступаешь против меня с сотнею сотен твоих парнокопытных; поэтому, подражая Теренциевскому Тразону, я приму меры предосторожности и не под конец, как он, а с самого начала подобно трусливому Полонию (персонаж из комедии Теренция) заберусь в угол и издали в тебя пущу свою стрелу.

Привет тебе, альфа софистов!

Осел среди софистов Григорий

54

[Сентябрь – октябрь 1763 г.]

Мой Михаил,═хвала тебе!

Трех врагов видит перед собою воин Христа,

С какими ему постоянно приходится вести войну.

Первый враг его – это нарумяненная обезьяна; ты, мир,

Который наш Вождь называет разукрашенным гробом.

Второй враг – соблазнительное тело женщины,

Которое никогда не перестает влечь мужчину ко злу.

Третий и последний враг, еще более опасный, -злой демон,

Отец глупости, от которой происходит всякое зло.

Ну, молодой воин Христов! Куй себе меч!

Помни, что наша жизнь – непрерывная борьба.

Твой старый сотоварищ по военной службе

Григорий Саввич

55

[Сентябрь – октябрь 1763 г.]

Здравствуй, благожелательнейший мой Михаил!

Я нашел гавань, прощайте, надежда и счастье!

Достаточно вы мною играли, играйте теперь другими.

Это исключительно изящное двустишие заимствовано у того ученейшего автора, который, кто бы он ни был, весьма красноречиво и подробно описал гомеровским стихом; я не сомневаюсь, что оно и тебе понравится. Ради упражнения мы передали его ямбическими стихами так:

Я уже касаюсь гавани, прощай, надежда и счастье;

Вы довольно играли мною, играйте теперь другими.

Попробуем теперь передать также стихами двойного размера, если это будет угодно музам:

Гавань приняла меня в свое лоно,

Надежда и счастье, прощай!

Перестаньте играть мною;

Теперь уж играйте другими!

Но попытаемся также дать это чередующимися стихами: ты, любитель муз, призови их на помощь, может быть, они посодействуют тебе:

Меня уже согревает в своем лоне спокойная гавань:

О надежда и счастье, прощайте!

Не хочу быть больше вашею игрушкою, довольно.

Теперь уже играйте другими!

Я боюсь, что наделал ошибок. Но самая настоящая ошибка – это та, которую допускают при учении. Часто зло является добром. Почему? Думаешь ли ты, что я достаточно искупил вину? "Какую вину?" – спросишь ты.

А ту, что я вчера не был, как обещал, хотя условно, как будто я наперед знал, когда давал обещание. Ибо я был у священника Григория (Доментеевского), человека, ко мне весьма расположенного, характер которого я очень люблю, не говоря уже о его дарованиях и образованности. Следовательно, то, о чем мы вчера имели в виду говорить лицом к лицу, придется заменить другими темами, чтобы некоторым образом компенсировать эту необщительностьи бодрым, веселым посещением возместить и покрыть то, что я не пришел. Далее, что касается того, чтобы поговорить секретно с нашим Николаем о вашей ссоре, то подожди немного. Обещаю вас помирить. Что сладостнее любви и согласия? Я знаю твой очень простой и безобидный характер, однако ошибки друзей мы должны искусно исправлять или переносить, если они не серьезны.

Твой Григорий Саввич

56

[Сентябрь – октябрь 1763 г.]

Здравствуй, воспитанник божественных муз, Михаил дражайший!

Счастлив тот, кто бежит от дел, Как древние христиане!

Кто свое сердце совершенствует добродетелями

И очищает чтением священных книг!

Горькая забота такое сердце не влечет,

И никакой страх его не тревожит.

Крепкими зубами его не снедает черная зависть

И не поедает═скверная похоть.

Приятное время дарит нам покой

В мире с небесными...

Но достаточно! Вернувшись из школы, я твердо решил с тобой основательно поговорить о подонках черни, сразу написал эти стихи, заглядывая в экземпляр нашего Флакка( то есть Горация). Что поделаешь? Такой я человек: нет мне ничего приятнее, чем эти пустяки. И если я сталкиваюсь с человеком, увлекающимся теми же пустяками, я еле-еле не касаюсь головою звезд. Понимаешь ли, куда клонят эти напыщенные речи, как он же говорит.

Скажу тебе: я намекаю на тебя, ибо я люблю тебя, а ты наравне со мною большой охотник к этим пустякам. Ибо моряк, как говорят, хорош для моряка, осел для осла, а свинья для свиньи.

Будь здоров, мой дражайший любитель муз!

Твой сопитомец муз Григорий Саввич

Вчера я встретил нашего Николая (Николай Заводовский, студент, друг Михаила), и мы зашли в мой музей, если я не ошибаюсь, в первом часу ночи. Отбросив все околичности, я говорю: «Почему ты сердишься на нашего Михаила? Или почему ты мне не сообщил, если он сделал такое, что даст тебе справедливое основание для неудовольствия?» Он отрицал, что был на тебя сердит, хотя и имел для этого справедливое основание; он был сердит, но перестал сердиться. Спрашиваю, что же он такое сделал? Во-первых, сказал он, ты когда-то ему несколько раз писал в ответ на его письма надменно и дерзко, отвергая его дружбу и заявляя, что ты не желаешь иметь таких друзей и чтобы он искал друзей среди себе подобных, ибо ты боялся, что такие друзья вовлекут тебя в опасную компанию, результатом чего будет дурное поведение. Затем он рассказал, что ты избегал разговоров с ним, хотя он сам и желал бы поболтать с тобою. Словом, он не очень домогается твоей дружбы, раз ты в ней отказываешь. Он сказал о тебе почти все то, что ты сказал о нем третьего дня. Я ему по поводу этого говорю: «Как бы то ни было, ты, товарищ, перестань сердиться». Он поклялся, что никакой обиды на тебя не имеет. Так мы и разошлись. Я выразил догадку, Михаил, что он тебя заподозрил в том, будто ты в разговорах со мною плохо о нем отзывался. Он в этом признался. Комическое заблуждение! Мой Михаил, оставь всё это! Что касается меня, то я признаю тебя ни в чем не виноватым; тем не менее мы часто неблагоразумно грешим в отношении друзей. Все это пустяки. Будь здоров!

57

[Сентябрь – октябрь 1763 г.]

Радуйся, любимый мой кузнечик и дорогой муравей!

Mихаил, любимец муз!

Говорят, что кузнечики питаются росой. Поэтому очень уместно человека, преданного музам, назвать кузнечиком, так как святилищем муз называется гора росоносная, то чистейший источник. Более того, и в наших священных книгах часто упоминается роса, например роса аермонская и проч., и очень часто говорится о дожде и источниках, как, например: "Сошел как дождь на руно"... и "ополчилися сыновья израильские при 12 источниках". Это есть та роса и вода, которая наполняет и восстанавливает жаждущие души. Когда любимейший ученик Христа Иоанн упоминает об этих водах в Евангелии, он прибавляет следующее: "Сие же сказал о духе" и проч. Подобно тому как роса, падающая сверху, совершенно не содержит в себе ныли, а есть как бы беспримесная и чистейшая слеза спокойного воздуха, так и учение Иисуса Христа совершенно непричастно к земле и все в своем полном составе духовно, дух же вполне бестелесен, не материален и поэтому совершенно тайно скрывается в недоступных областях, как вода в жилах земли, избегая непосвященных глаз, пока не вырвется в виде ключа или каскада из расселины скалы. Но, увы! Как мало кузнечиков, хотя всюду полно ослов, которые любят мутную воду и не пьют, как говорит твой Аристотель, прежде чем не замутят воду. А сколько свиных стад, которые по природе своей ненавидят источники, ищут нечистоты и грязь, любят низкие и болотистые места, тогда как олени бегут к источникам... Чрезвычайно соответствует также имя муравья человеку, стремящемуся к истинной мудрости, иметь ли в виду наших муравьев, таскающих пшеничные зерна, или известных золотоносных муравьев Северной Индии, названных так потому, что они таскали золото из горных пещер. Имея их в виду, божественный Василий у нашего Эразма так говорит своим внукам: "Делать то, что не вызывается необходимостью, будет ли то лидийская глыба или дело золотоносных муравьев, тем более не следует, чем менее это нужно". Ты слышишь из Священного Писания, как Иисус перемалывает то ячменные, то пшеничные хлебы – один раз для народа, другой раз для учеников. Ты слышишь, как мудрость называется то жемчужиной, то золотом. Она, как пшеничное зерно пз колоса, вымолачивается волами, какой был Лука. Опять, как золото, скрывает ее Бог в глубочайших тайниках земли, дабы не попирали ее свиньи; своим же повелевает исследовать. Такие и столь великие твои дарования да возведет Христос с течением времени на более высокую ступень к своей славе, недоступной свинским душам. Будь здоров, дражайший товарищ!

Твой Григорий Саввич

58

[Сентябрь – октябрь 1763 г.]

Здравствуй, мой дражайший христолюбец, Михаил сладчайший!

Если твой дух творит божественное, создает достойное себя;

Он не может проводить свое время прекраснее.

Он не действует неуверенно, но уверенным оком видит,

Как пустая толпа чтит жалкое чрево.

Чаще поступай так: что святее такого зрелища.

Так живут вышние, так поступает всякий мудрец.

Чаще поднимайся на дозорную башню, откуда видно,

Что в мире творят человеческие подонки.

О, как я доволен, что в юности способен ты на это;

Останусь доволен, когда достигнешь зрелых лет!

Прими те слова, какими всегда оканчивается письмо: желаю тебе здоровья, чего не лишен тот, кто тебе посылает это письмо.

Будь здоров!

Твой Григорий Саввич

59

[28 (29?) октября 1763 г.