Текст книги "Некробиотика"
Автор книги: Виктор Дачевский
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 8 страниц)
– Это за Синди! – увернулся Киллголейм от рук, тянущихся к его горлу Могу доказать! А могу и не доказывать! Возьми это! – протянул он Майклу обе шпаги рукоятями вперед. – Так будет удобнее! Отсюда я не успею выбраться в Мертвую зону. Давай, действуй.
МакЛохлан не стал. Отец Кассиус, затихая, благословлял всех крестным знамением. В этот момент их начали обстреливать.
МакЛохлан любил охоту на уток, но в качестве охотника. С другой стороны, обстрел пришелся как нельзя кстати. На подлете к куполу МакЛохлан вызвал Стишу и потребовал защиты, потому что его "преследовали за участие в похищении Последнего Президента". Само как-то придумалось, без усилий. Проход сквозь купол тоже произошел весьма и весьма решительно – его сбили прямо над крышей здания. Попали в ранец.
Несколько секунд свободного падения сквозь обжигающий холод купола и вопли коммуникатора о капитальном ремонте. Крыша.
Коммуникатор, похоже, и вправду сломался. Хотелось узнать у Стиши, где именно ее искать, но побитый браслет молчал. Пришлось наугад выбрать лестницу и бежать вниз, потому что обстрел не прекращался. По пути вниз, на восьмом пролете, знакомый голос в голове произнес: "Я здесь".
За запертой хлипкой дверью находилось, по-видимому, техническое помещение. Крохотная каморка, голые стены, тусклый свет. Из мебели только достопамятный прозрачный гроб в углу. А в нем, скрестив по-турецки ноги, сидел, понурив голову, господин Последний Президент. Перед ним лежало знакомое приспособление из арсенала Стиши.
– Ты пришел помочь? – поинтересовался он, не поднимая головы.
– Еще не знаю. – уселся на пол напротив гроба МакЛохлан. – Но если ты ответишь на мои вопросы, я подумаю, стоит ли мне тебя вытаскивать.
Передняя стенка стеклянного гроба рассыпалась в мелкий бисер. Президент встряхнул ушибленным кулаком. Момента удара МакЛохлан не заметил.
– Меня не надо "вытаскивать"! – логично заметил Последний. – Мне нужна твоя помощь.
– Значит, ты ответишь на вопросы?
– Через две стены рожает женщина, – продолжал Президент. – Через семнадцать минут у нее родится мальчик. Сын Грегори Киллголейма. Это единственное, что меня здесь держит. Если через пятнадцать минут я добровольно не перекачаю в этот прибор нужную Стише информацию, она отключит дефлекторы и ребенок умрет не родившись.
– А если перекачаешь?
– Умрет ребенок, умру я, умрешь ты и еще, как минимум, треть Мертвого и Живого населения этой планеты.
– А почему...
– А потому что я не могу быть одновременно в двух местах. Я должен быть во время родов возле ребенка. Кто-то должен в это время не дать Стише отключить дефлекторы. Кто-то, кому она доверяет. Потому что прорыв к выключателю займет некоторое время. Он хорошо охраняется. Стиша может успеть отключить дефлекторы. Я почти проиграл.
– Этот ребенок, он...
– Единственная надежда для этого мира. Живой ребенок от Мертвой матери. Мое время здесь почти закончилось. Я не успею сделать больше ничего. Если ты будешь сомневаться еще сто восемьдесят семь секунд, твоя помощь уже не понадобится.
– Ты действительно мог изначально сделать каждого Мертвого и Живого такими как я и ты?
– Да.
– Но...
– Уважение к жизни. Я добивался от вас если не любви, то уважения к жизни. Я ведь не из этого... мира. Там, где я жил, Последней Войны не произошло. И все полюбили Смерть. Создание Жизни требует усилий. Очень просто сразу стать такими, как я и ты. Стать и долго-долго "жить", не давая места новой Жизни. Этакое бессмертное туловище. С зачатками головы, без души и сердца. Это и называется окончательная и бесповоротная Смерть всему. А смерть нужно видеть такой, какая она есть на самом деле. Прах, тлен, голые кости, гнилая требуха. Дух отдельно, требуха отдельно. Тогда начинаешь понимать истинную цену жизни и смерти. Я сделал так, что большинство тех, кто любит Смерть, ушли к ней, причем добровольно. Остались те, кто готов всю личную бесконечность провести в рабстве тела для того, чтобы дать новую Жизнь. Я почти победил. Или почти проиграл? Решай сам. Времени больше нет.
– Что я могу сделать?
– Опустись этажом ниже и не дай Стише нажать на рычаг. После этого ты получишь все ответы на все вопросы без единой капли лжи. Возьми это! – на шею легло ожерелье из разноцветных ракушек. Тепло. От него исходило тепло. Как в детстве, от чашки горячего молока перед сном.
Не прощались. Майкл бежал вниз по лестнице. Остановился возле брошенной швабры. Отломал черенок, проверил. Крепкий.
Дверь влетела в Центр Управления вместе с МакЛохланом и несколькими охранниками, которые пытались его удержать.
– Стиша, это я! – кричал он из-под груды тел.
– Мальчики, отпустите его! – прикрикнула Стиша, не отрывая глаз от экранов наблюдения. Рука на рычаге.
– Интере-есно! – затянула она, бросив короткий взгляд. -Ты, Майкл, наверное, решился-таки пересмотреть наше соглашение насчет дивидендов от этой операции?
– Да уж! – отряхнулся МакЛохлан. – Ты мне серьезно недоплатила и я намерен жаловаться в профсоюз! Но готов принять и взятку. В твоей банде случайно нет свободной должности подметальщика?
– Я очень рада тебе, Майк! – обернулась Стиша, не снимая левой руки с рычага. В правой тесак. – Ты действительно можешь нам здорово помочь! А дедушка не верил... – еще одна улыбка в тридцать два зуба.
– А мне больше некуда пойти! – улыбнулся в ответ МакЛохлан. – Но, перед тем как я подпишу грабительский контракт, мне нужно проверить одну вещь.
Стиша продолжала улыбаться. Майкл резко плюнул ей в глаза. Пока Стиша брезгливо уворачивалась, черенок швабры воображаемой спинкой шпаги устремился к правому плечу, чтобы на возврате опустить вражеское оружие к земле, перекрывая возможность контратаки.
Стиша отбила. Ну и правильно, опытного фехтовальщика два раза на одной подлости провести трудно. Но он все равно победил.
Рычаг был свободен. Майкл принял единственно верное решение. С короткого разбега он просто вбил этот рычаг себе в грудь, бросившись на него, как опозорившийся спартанец на меч. Обхватил руками пульт, уперся ногами. Переключайте!
– Интере-есно! – утерлась Стиша. – Мальчики, счистите это тело с пульта.
И мальчики включили тесаки. Но выполнить приказ им было бы сложно, даже без ожерелья на шее МакЛохлана. Тесаки вязли и обрастали плотью с невероятной скоростью.
На обзорных экранах тоже творилось действие. В родильный зал через стену буднично вошел Последний Президент, убрал охрану в другую стену, отряхнул пиджак, глянул на часы и начал ждать.
Соседние экраны показывали какие-то лестницы и коридоры. На этих экранах, время от времени мелькали Барлог и Сварлог, разбрасывая ошметки оппозиционных тел.
Мальчики обреченно полосовали МакЛохлана тесаками, а тот жалел костюма. Не потому что дорогой, а потому что единственный, ну и, конечно, дорог как память. А может, и к лучшему. Мэлори наверняка сберегла его, чтобы было в чем МакЛохлана хоронить. Не дождетесь.
Последний знал все о времени родов с точностью до секунды. Потому что, когда с выходом ребенка на белый свет произошла какая-то заминка, он начал действовать с пугающей решительностью. Несколько ошметков плоти залепили объектив главной камеры наблюдения, а когда включилась дополнительная, Последний уже перегрызал пуповину. Ребеныш осознанно наблюдал за происходящим. Не плакал.
– Пошли отсюда! – прикрикнула на мальчиков Стиша. – Они отрезали нас от коммуникаций! Пора мочить гадов вручную! А этого, – указала она на МакЛохлана, – привяжите покрепче, чтобы не ушел.
На соседнем экране Барлог как раз закончил перемалывать в технофарш какую-то каптерку, забитую проводами и незнакомыми механическими приспособлениями.
Он пустил корявым топором последний сноп искр, повернулся к камере наблюдения, ухмыльнулся, выдрал с мясом свой правый рог, отсалютовал им, словно мушкетер шляпою, вбил рог на место и скрылся из поля зрения.
Смешные у Стиши мальчики. Оставили его одного. Приколотили гвоздями, примотали веревками и какой-то супер-прочной ниткой. Сама же рассказывала, для чего в этом мире придуманы стеклянные гробы. Но, с непривычки, освободиться удалось не сразу. Очень долго пришлось отрывать от пульта руки. Они отрывались в плечах, а кисти мальчики приколотили к стальной оболочке на совесть. Помог черенок от швабры.
Когда тело освободилось, заживающий Майкл почувствовал на спине пристальный взгляд. В углу комнаты, в старомодном кресле сидел древний старик.
Лицо его было знакомым-знакомым. Очень знакомым. Но когда возник вопрос: "Откуда?" – ответить было нечего.
– Ты мне что-то хочешь сказать, старик? – не выдержал Майкл изучающего взгляда.
– Сколько времени я присматриваю за тобой, а ты все никак не поумнеешь! Врагов себе ищешь. Ну куда ты без любви в душе на такую чернь войной пошел? Иди себе на погибель. Зовут тебя. Не наигрались.
– Я на крыше, – включился в голове знакомый голос – Могу подождать, но тебе лучше поторопиться!
Из одежды на свежесросшемся туловище не осталось ничего. Сорвал с колен старика какой-то клетчатый плед, обвернулся.
Кто этот старик? Или это, когда я спал? Или до того...
Ботинки нашлись на первой же ступеньке вверх. Теплые, засыпанные черным порошком. Из черного же порошка удалось выкопать вполне подходящую жилетку. Ну и хватит. Люди доброй воли против мародерства. Тесака и коммуникатора в куче не нашлось. Жаль.
– Ты все время не туда смотришь! – радовался Вражий голос в голове, когда Майкл выбрался на крышу и приготовился с разбегу броситься в свалку из оппозиционеров и президентских телохранителей.
В самом центре драки Барлог и Сварлог держали круговую оборону. В центре круговой обороны, на уродливом техническом выросте крыше, стоял маленький гробик. Стиша тоже прорывалась к гробику.
А голос звучал уже не в голове. Не только в голове. Еще и сзади. Оттуда, где сейчас стоял господин Последний Президент, счастливый, как божья коровка со свежим батоном.
– Я думал ты сам догадаешься! А ты без советчиков словно дитя пятилетнее! – протянул он руку без перчатки в приветственном жесте. Здравствуй, Враг!
Сверху между ними упали две шпаги. Те самые.
– Я привел его! – пытался докричаться до них с обратной стороны купола старина Киллголейм в ранце. – Самое время заплатить.
– А у меня ничего нет! – радостно заорал в ответ эйфоричный Президент. – Я отдал личный дефлектор своему лучшему врагу! – указал он на бусы, греющие МакЛохлана. – Потому что без этой штуки я запросто могу его расчленить, а это совсем неинтересно!
– Мы же договорились! – бледнея, надрывался Киллголейм. – Я отдал все!
– А что я могу сделать?! – пожал плечами Последний, скорбно глядя на Киллголейма. – Это единственный экземпляр! МакЛохлан, хочешь власти?!
– Лови, Иудушка! – запустил МакЛохлан бусами в Киллголейма.
Тот поймал, хотя руки, наверняка, тряслись. Поймал, одел, застонал от наслаждения, принимая в тело ощущения посильнее, чем МакЛохлановский стакан с молоком.
– Думаешь, оно ему на пользу пойдет? – между делом поинтересовался Последний, поднимая свою шпагу и подкидывая Майклу пламенеющую.
– Мне за эту штуку вчера Австралию предлагали! Но я ее себе оставлю! опустился сквозь купол Киллголейм. Лицо импотента, ставшего отцом.
– Оставь! – разрешил МакЛохлан – Только цифры прикрой. Очень яркие, отвлекают.
– Какие цифры? – наморщил подбородок Киллголейм.
– Четыре, три, два...
Остальную информацию Киллголейм испуганно сжал в кулаке, но с шеи сдернуть не успел.
Прижатый взрывной волной к бетону, МакЛохлан видел только голову, по пологой траектории скрывающуюся на юго-юго-западе.
– Решил Австралию осмотреть! – ехидно блеснул остроумием Последний.
В то же мгновение их шпаги скрестились трижды.
– Позволь мне сперва ответить на вопросы, которые ты сам сформулировать не в состоянии? – отвесив провалившемуся Майку обидный шлепок плашмя по мягкому месту, поинтересовался Последний и добавил, словно оправдываясь: Времени мало.
Последняя реплика прозвучала даже как-то жалобно.
МакЛохлан сделал жест, призывающий противника к нападению. Тот истолковал жест двояко.
– Тебя держат одни из первых энергонезависимых наноботов. – три колющих атаки, отбитых при отступлении. – Они закодированы точно так же, как и мои. Вот почему мы двое в этом мире связаны крепче, чем любым родством! Моя программа попала к тебе через ведерко со святой водой. Судьба, однако.
Из левого плеча Майкла брызнул очередной фонтанчик крови.
– Чтобы уничтожить тебя, мне потребуется создать условия, при которых бесповоротно погибну я сам. Вот почему у меня здесь один-единственный достойный Враг! Проникся? Вот почему мой личный дефлектор на тебе работал, а твоего напарника отправил в Австралию.
Стиша металась вокруг большой свалки и поднимала распыленных телохранителями оппозиционеров быстрее, чем Майкл останавливал кровь из поверхностных порезов. Если бы у него было больше времени там, возле пульта. Поговорить. С ней и с дедом.
– А еще, ты мне очень нравишься! – Последний шипел эти слова. Говорить мешала дырка в горле. Майк, атакуя, кинулся на клинок, позабыв обо всех формах защиты.
– Зачем тебе было убивать Синди, Патрика? Зачем тебе мои дети?
– А тебе они зачем?
– Зачем нужны дети? Больная ты тварь! – рубящие удары Последний держал плохо, а взбешенный Майк знал им цену. – Зачем нужны нормальным людям дети? Чтобы растить их, чтобы радоваться за них!
– Ну и расти их! Кто тебе не дает? – искреннее удивление, пропущенный финтовой укол.
– Но они мертвы! – лишнее бешенство никогда не помогало Майку. Рубленый шрам начал зарастать диким мясом через все лицо Врага.
– Ну и что? – орал в ответ Последний. – Через час они все станут такими же, как я и ты!
– Но они мертвы! – они стояли лицом к лицу, скрестив шпаги. – Где теперь их души?
– Они что, – ослабил напор Последний, – собирались душами торговать?
– Нет... – опешил от такого вопроса МакЛохлан.
– Тогда на кой они им сдались? – резонно поинтересовался Последний.
На краю зрения творилось нечто странное. Оппозиционеры явно ослабили натиск, а телохранители, получив несколько свободных мгновений, в паузах между атаками оппозиции кромсали постамент, на котором стоял гробик.
– К тому же, лет через четыреста души у них новые отрастут. Это мне ждать нельзя. Долги, понимаешь. Зря ты ожерелье отдал, – прохаживался Последний, дожидаясь, пока Майкл прирастит на место отсеченную руку.
– Тогда зачем тебе нужен живой сын Киллголейма? Можно я его убью, если Смерть уже не важна? – Майк не знал, зачем задал этот вопрос. Просто хотелось уязвить побольнее.
– Ты это почувствовал? – Последний взволнованно подошел поближе, впрочем, недостаточно близко для удара. – Или просто догадался? Я ведь давал тебе столько наводок!
– Отвечай!
– Новорожденный сын Грегори Киллголейма и его мертвой жены? Это я!
Теперь стали понятны действия телохранителей. Под толстыми стальными плитами прятались несколько тех самых "термосов", один из которых чуть было не поднял всю мертвую живность в Большом Каньоне. Если их сломать... Без "термосов" с ребенком случилось бы плохое. Ведь он родился от Мертвой матери. Вся Жизнь в нем теперь держалась на энергии "термосов". Своей не хватило бы. Потом хватит. Сейчас не хватало. Без "термоса" ребенку барьер Купола оппозиции не преодолеть.
– Папаша мой создал творение всей своей жизни! Это я так скромно о себе говорю, – помахивая шпагой, продолжал прогуливаться вокруг Майка Последний. – И, надо признаться, у старого хрыча очень неплохо получилось.
– Я сомневаюсь!
– Ты слушай! Папаша подарил мне самые замечательные в мире мозги, но в довесок сделал основной чертою моего характера стремление во всем быть первым.
– Неплохо ты поработал, Последний...
– А-а! Ты тоже уловил?! Ценю! Потому что результатом этого стремления стал тот факт, что я действительно был первым. Везде и во всем, что было мне интересно. Соперников не осталось! С тех пор я презираю "друзей" и всей душой возлюбил врагов своих!
– Можно я тебе ухо отрежу, а то мы как-то слишком мирно беседуем! поднялся восстановившийся МакЛохлан.
– На! – кинул ему Последний свое, еще кровоточащее, ухо. – И слушай внимательно, мне осталось несколько минут.
На месте большой драки все близилось к концу. Барлог уже в одиночку отражал атаки поредевшей кучки оппозиционеров. Сварлог выкорчевал из металлолома два знакомых термоса и положил их в гробик, откуда доносился детский плач. Крышка захлопнулась и грязно-серая тварь, тяжело ударяя крыльями, поднялась над крышей и ушла в резкое пике, пытаясь скрыться от многочисленной техники Живых охотников, наблюдавших за битвой со стороны. В следующую секунду стремительно набирающий скорость недоангел скрылся в разрывах зенитных снарядов и весь этот горящий ком пропал из поля зрения.
– А после того, как жить всему моему миру стало невообразимо скучно, продолжал Последний, озабоченно глядя на облака зенитного огня, – мой папаша, на старости лет он снова ударился в религию, решил доказать мне фактическое существование того, кого у вас принято называть богом. Техническими средствами.
Нижний кварт – Простой блок, Легирование – Прим – Отбой гардою, после чего Последнему осталось только воткнуть клинок в МакЛохлана, но он просто подождал отскока и продолжал.
– Ни-че-го у отца не вышло. Причина оказалась формальной. Я, видите ли, умер в скором времени после рождения. Ну, получилось так. У мамочки нервы сдали. А потом меня оживили. И этот бездарный повод отец считал главным. Говорил, что без души все технические доказательства не имеют смысла. Предлагал подождать лет, эдак, четыреста. Говорил, что за это время мое тело свою собственную душу вырастит. Ну, тут я, понятное дело, обиделся.
Майкл не выдержал. Рассмеялся.
– Весело? Ты дослушай! – Последний Президент резко сократил дистанцию и закрыл МакЛохлану рот резким ударом свободной от шпаги руки. – Через пару дней после этого, ко мне пришел один... Как бы его правильно назвать... Бизнесмен. Представился он как бизнесмен. Так вот: этот парень предложил мне воплощение всех моих планов. Превратить мысль в реальность оказалось очень просто. Нужно было просто переместиться во времена, когда никто не знал, откуда берется энергия для наноботов.
– С кем ты сейчас разговариваешь?! – опустил шпагу МакЛохлан.
– Мой отец неправильно погнал Смерть из этого мира, понимаешь? Он возвел в Абсолют Личность! Он даровал каждому обывателю этой планеты право коптить небо вечно. Неужели не понятно? Эти уроды просто перестали рожать детей. Эти уроды перестали ценить всякую Жизнь, кроме своей! Только жрать и жить. Много жрать и долго жить! Это я и про тебя говорю, Враг. Вот не было бы меня: кем бы ты был в мире моего отца? Купил бы себе горсть наноботов, жил бы вечно и продолжал продавать гробы?
Большая драка закончилась. Лениво отбивая атаки немногочисленных противников, Барлог своею змеею выдрал из железа последний "термос", откинул крышку и нажал на переключатель. В налетевшей морозной волне он стоял истуканом и, с похрюкиванием смеясь, смотрел на костерки из недавних своих противников.
Вместе с ним стоять остались двое. Точнее, полтора. Один из оппозиционеров был из Живых и сейчас, превознемогая холод, пытался нажать на спусковой крючок уже вскинутой и нацеленной базуки.
Стиша Живой не была, но один из приборов, который она, тяжело дыша, прижимала к себе, видимо, работал как дефлектор. Стиша сгорела только до пояса.
В этот момент живому удалось нажать на спуск, и улыбчивая морда Барлога взорвалась праздничной тыквой с будничной гранатой внутри.
Безголовое тело недолго простояло без движения. Слепо шарящая рука нащупала переключатель "термоса". Щелчок.
Стиша, не тратя времени на сборку ног, бочком покатилась в сторону продолжавших фехтовать Врагов.
– Ты стрелял? – спросила отросшая морда Барлога у насмерть перепуганного, но все еще Живого оппозиционера.
– В детстве я часто болел головой! – совершил Майк очередной бесполезный выпад. С этими шпагами надо было заканчивать. Бессмысленная трата времени. – Поэтому мне известно, что если сумасшедшему назвать хоть один факт, который не укладывается в его теорию, то это может послужить отличным поводом к выздоровлению! Поэтому я повторяю вопрос: зачем тебе ребенок?
– Мы в шаге от смысла! – мягко улыбнулся Враг. – Первый раз меня рожала Живая мать. Милая, очень религиозная женщина. А когда мне было три месяца и я впервые спросил ее о смысле жизни... Она искренне считала меня исчадьем Ада. Поэтому умерла сама и забрала с собой меня. Отец воскрешал нас обоих раза три, или четыре, точно не помню. Потом он ее отпустил. А меня оставил.
– Ребенок тебе зачем?
– Ты же сам только что спрашивал меня о смысле смерти твоих детей! Я умер! Слышишь? Умер я! А мертвому, мне нечем было расплатиться с тем самым бизнесменом, о котором я тебе уже рассказывал! У меня было только тело, души не было. Теперь есть. Это ведь пустой тело с тобой разговаривает. Всего себя я скопировал в ребенка, еще до родов. Незадолго до родов. Больше я ничего не скажу. Нам пора.
Вместе с этими словами на плечо Майку лег холодный клинок.
Барлог не обратил на безногую Стишу никакого внимания. Основная его работа закончилась и можно было поразвлечься. Сейчас он втирал в грязную крышу несчастного оппозиционера с базукой, теперь замещающей функцию позвоночника.
– Ты выбрал не того врага, подонок! – Стиша смотрелась почти смешно, без ног, со своей неизменной коробочкой, собранной из радиотехнического мусора.
– Не порти себе карьеру, девочка моя! – повернулся к ней Последний, снимая клинок с МакЛохлановского плеча. – Если я и тебя заберу с собой, то на кого мне оставить этот прекрасный мир?
– Еще только шаг! – нацелила Стиша свою коробочку. – Код перезагрузки я подобрала и без твоей помощи!
– И чего ты добьешься? – остановился Последний. – Мне в этом мире остались секунды! Нажми на свою кнопку! И, знаешь, что произойдет? Твой любимый опытный кролик рассыплется на молекулы! – указал он пальцем на Майкла.
– Майкл! Уходи! Прыгай с крыши! – кричала Стиша.
– Это не поможет! – злорадствовал Последний. – Мы слишком крепко связаны! А мне в этом теле осталось несколько секунд! Я ухожу отсюда!
Последний Президент все ближе приближалась к Стише. Струна недоверия лопнула.
– На-жи-май! – крик слишком долго тянулся изо рта МакЛохлана.
Странно слышать собственный голос, со стороны. Враг, неторопливой походкой прогуливающегося человека, приближался к Стише.
С такой же неторопливостью пролилась на крышу черная смола, которая только что была телом Врага. Стиша успела нажать на кнопку.
Сначала Майкл почувствовал головную боль. Ту самую, с которой начиналась его опухоль в мозгу. Потом пришла другая боль. Она была незнакома МакЛохлану, но, возможно, так болит пролежень. Потом подломилась нога. Та самая, сломанная в мусоровозе, контейнером с останками старшего Киллголейма. В следующую секунду все кости вспомнили о том, сколько раз Майкл падал с большой высоты.
Медузам больно умирать на берегу.
А Стиша еще и затянула этот процесс. Воткнула на полную мощность один из своих многочисленных приборов и лужа, по фамилии МакЛохлан, зачем-то прекратила расползаться.
– Мы сделали его, Майк! Мы покончили с этой тварью! – шептала Стиша, нажимая на кнопки.
– Отпусти меня! Меня недавно благословили... – Майк не слышал собственного голоса. Какой голос у лужи.
– Я ненадолго смещу тебя, а пока тебя не будет, я поправлю тело! Куда ты хочешь?
– Я не хочу тело... – МакЛохлан просто закрыл глаза.
Проснулся он оттого, что голова не просто болела. Она раскалывалась. Настолько жестокие приступы случались с ним всего раза два и без наркотиков не проходили. Боль была такая, что отнималась вся правая половина тела, а левую били судороги. Пожаловаться было некому.
А может, и было. В стенку гроба тихо, но очень настойчиво стучались снаружи.
– Майки! – какой знакомый голос. – Майки, выходи, ты уже достаточно нас напугал.
Он резко сел, ударившись головой об открывающуюся крышку.
– Не бойся нас, Майкл! – вокруг гробика стояли психотерапевты, заплаканная мама, священник. – Ты уже проснулся! Тебя больше не заставят ложиться в гроб. Мы их всех уволили!
– Дайте мне спокойно умереть! – почти равнодушно заявил МакЛохлан непривычно тонким голосом, лег обратно и хлопнул крышкой.
– Миссис МакЛохлан, если вы не будете впадать в истерику, мы решим все проблемы. Ваш ребенок сможет бесплатно посещать подростковую группу. Мы все уладим!
– Я подам на вас в суд!
– А нам тогда придется предать огласке факты вашего жестокого обращения с ребенком. Вы помните, почему вы его сюда привели?
От головной боли и нехватки воздуха Майкл потерял сознание.
Проснулся он оттого, что голова не просто болела. Она раскалывалась. Настолько жестокие приступы...
– Стиша, отпусти меня! Мне дали тело не для того, чтобы я за него цеплялся...
– Майкл! Не уходи! Я же не могу сделать ничего против твоего желания! Ты должен захотеть куда-нибудь сместиться! Вперед, назад, вправо, влево! Я все могу! Дай мне тебя вернуть!
– Не хо-чу.
– Я ведь уже смещала тебя в будущее? Ты ведь был там?! Ты и сам знаешь, что я не дам тебе умереть? Тогда, в автобусе, я переносила тебя в будущее, ты помнишь? Мы ведь победили этого урода! Раз и навсегда победили! Что теперь может произойти в этом мире плохого? Не уходи! Не сопротивляйся, пожалуйста! Не надо!
Она сама закрыла МакЛохлану глаза.
Проснулся он оттого, что голова не просто болела. Она раскалывалась. Каждый звук отдавался невиданным приступом бесчеловечной боли. А звуков было много.
Изломанный Патрик в столбик писал скрипучим белым мелом по гулкой черной доске:
Я слишком близко подошел к заоблачной тиши
И вот сижу, наедине с крестом поваленным.
Дышу. Но нет души
И малыши, смеясь, играют с черепом оскаленным.
Я жду.
Хоть шороха с небес,
Хоть звука, знака о прощенье,
За то, что я уже воскрес,
Хоть миг былого просветленья...
В тени упавшего креста
Нет ни прощенья,
Ни отмщенья.
Лишь темнота
И пустота.
Цена полета.
И паденья.
А может и не Патрик. Это такая черная доска, на ее фоне...
Проснулся он оттого, что голова не просто болела. Он знал, что в этой боли виновата вот эта женщина, безо всякого повода улыбающаяся всеми зубами. Смеется через нехарактерные для мертвых трупов слезы. Крупные, горячие, соленые.
– Дедушка, он хочет уйти!
– Отпусти его внученька. Он ведь не из душепродавцев. О нем найдется кому позаботиться. Ждут его. Не ждут, так Пелен примет. Отпусти, милая. Не гневи бога. Закрой глаза и дай покою.
Проснулся он почти без боли.
– М-мама?