Текст книги "Некробиотика"

Автор книги: Виктор Дачевский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

Истинную ценность слов "Живой" и "Мертвый" Майк прочувствовал на собственной шкуре именно в ванной. В том месте, что раньше было ванной. На том месте, где должна была стоять ванна, стоял позорного вида гробик. МакЛохлан понимал в гробах. За этот ему было бы стыдно. Однако, гробик оказался вместительным и поместились они в него без особых проблем. Шея затекла практически сразу после того, как закрылась крышка. Мэлори лежала неподвижно. Воздуха не хватало.

Виски положительно влияло на основной инстинкт еще вчера Живого МакЛохлана. Место даже возбуждало. МакЛохлан вырос среди гробов. И возмужал там же. И на похоронах папаши именно в гробу, со слов собутыльников, а веры им не было никакой, зато венерологу он доверял, а анализы были неоднозначны.

В достопамятные времена (по его времени – неделю назад) Мэлори, играя в недоступность, первые несколько минут (не очень активно) уклонялась от грубоватых ласк мужа. Этих уверток с отказом от раздевания и порчей прически Мэлори хватало на то, чтобы вызнать у мужа его планы на завтра и совместить размер его желания с собственными потребностями в украшениях, приезде мамы и пикниками с подругами. В этой игре именно МакЛохлан должен был первым удовлетворить жену своим согласием на покупку, растрату, поездку и множество других мелких женских радостей. И тогда что-то неуловимо менялось то ли в позе, то ли в поведении Мэлори и Майк чувствовал, как она становилась доступна. МакЛохлан сильно сомневался, что повадкам дешевой куртизанки ее обучали в католической школе, но это возбуждало, а ненужные вопросы тонули в наступавшем удовлетворении.

Бывало и иначе. Иногда Мэлори обижалась и деревенела, словно Пиноккио, даже нос вытягивался. Молчаливой, бесчувственной к ласкам куклой неподвижно лежала она под ищущими руками Майка до тех пор, пока он сам не угадывал ее сугубо материальных желаний. Зато после обещания эти желания исполнить снова что-то менялось в ее позе и поведении. И Майк был доволен. И еще вопрос: какой смысл ходить по борделям, когда все доступное там в избытке имелось на дому? МакЛохлан не был циником. Он не знал: бывает ли иначе?

В душном гробике Майку показалось, что Мэлори играет с ним в Пиноккио. Причин тому, понятное дело, было в избытке. Была и проблема: он не знал, что можно пообещать. Судя по рассказам, обещать ему было нечего. Кроме, разумеется, вечной любви и преданности. Вечности должно было хватить. Теперь она была практически гарантирована.

А еще он понял ужасный смысл фразы "теплый труп". Мэлори не была теплым трупом. Не менее тяжело было понять, почему в тесном гробу становится все более душно. Те провода и трубки, которые тянулись к крышке, были чем-то иным, не вентиляцией. Мэлори не дышала. Вообще не дышала. Он и сам попытался не дышать и большого дискомфорта это не вызвало. Неприятно было, это да. А кому бы понравилось?

Грудь и губы Мэлори были холодными и твердыми, как у... А она этого, собственно, и не скрывала. Майкл любил гробы, но некрофилов он профессионально презирал. Как ему относиться к любящим лично его людям, он еще не разобрался.

– Куда ты собрался? – почти равнодушно спросила Мэлори, когда он откинул тяжелую крышку и, заплетаясь в обивке, полез наружу.

– Отлить надо! – соврал МакЛохлан.

– На лестницу не ходи! – заботливо предупредила Мэлори. – Дверь сейфовая. Лучше окно в спальне открой.

Над смыслом сказанного Майк думал несколько долгих секунд, после чего закрыл крышку и, почти незаметно, задвинул неряшливую наружную защелку. Ничего похожего на сантехнику в квартире и в самом деле не оказалось. Кувшин с виски стоял на месте.

Главную проблему захотелось решить немедленно, сразу после первого глотка.

– Как тебя включать? – агрессивно спросил он у жирно-серого браслета, выданного сыном.

– А я и не выключался! – нагло заявил коммуникатор, высветив панель быстрого доступа без голосовых команд. Ничего необычного. Неделю назад Майк пользовался моделью и подороже и повежливей. Импланты не любил.

– Базу личных коммуникаторов, Дорвин Киллголейм, сообщить, нужна ли дополнительная информация! – по возможности отчетливо надиктовал он.

– И нечего повышать голос в ночное время! – хамил наручник. – Дорвин Киллголейм внесен в личную базу на параметрах приоритетного доступа. Вызывается по личному каналу, оплата в тарифе "ночной"...

– Какому... там не спится? – донесся из браслета знакомый хриплый голос.

– Я вообще-то думал, что ты обрадуешься моему звонку! – пока тихо, но уже с нарастающей угрозой заявил в браслет неожиданно протрезвевший МакЛохлан.

– Майки? Сбежал от отца Кассиуса? Мои искренние поздравления! Не думал...

– Давай сразу к деньгам! – перебил МакЛохлан. – Не пора ли тебя за десять процентов телесно наказывать и частично распылять? Адвокат у нас по-прежнему общий?

– Судя по знанию цифр, с Мэлори ты не договорил... – без особого энтузиазма ответил сонный и равнодушный голос бывшего лучшего друга. – Если б не моя добрая воля, не видать тебе и этого! И помолчи пока! – прикрикнул он, услышав, как МакЛохлан набирает воздуху для адекватного ответа. Рекомендую внимательно почитать в Семизаконии не только про телесные наказания. Для тебя самое важное там правило номер пять! Там где про наследственные претензии...

– А конфиденциальная информация в этом вывернутом мире еще чего-нибудь стоит? – уже без припадков ярости, холодно поинтересовался МакЛохлан.

Внезапно и вовремя вернулось к нему это умение использовать в деловых переговорах даже одну фальшивую нотку из речи собеседника в свою пользу. По крайней мере, на банкетах в его честь, МакЛохлану часто говорили, что именно этой манере ведения переговоров он был обязан успехам в бизнесе.

– Пытаешься угрожать мне? – почти рассмеялся Киллголейм. – Расслабься Майк! Ты проснулся в неправильном месте и в неправильное время! Твоим дешевым компроматом уже некого пугать! Все мои конкуренты умерли, все твои воскресли!

– Я так понимаю, – с удовольствием удерживался на гребне волны МакЛохлан, – что из всех видов бизнеса раз и навсегда ушли знакомые тебе конгрессмены? Не работает кабинет губернатора? Восемнадцать крупнейших промышленников этого штата разорились, спились и не желают узнать ничего нового о твоих способах накопления первичного капитала? И самое главное: в этом мире перестали платить налоги?

– Интересно, – пригасил обороты проснувшийся Киллголейм, – что ты выиграешь, рассорив меня с немногими сохранившимися бизнесменами? Думаешь, твои десять процентов от этого вырастут в цене?

– Какой прогресс! Ты уже не сомневаешься в том, что несколько процентов в моем бизнесе принадлежат мне?!

– Не паясничай! Ты уже знаешь, что я помогал твоей семье как мог! А разговор о справедливости и процентах можно продолжить при встрече...

– Вот что, помощник! – сорвался МакЛохлан. – Моя жена не просто живет в трущобах! Она мертва! Моя дочь... впрочем, все это ты знаешь не хуже моего! Более того, сдается мне, что именно ты помогал ей выбрать правильный путь! Завтра я жду тебя в этой хибаре! Ты сдаешь мне дела! А если ты не придешь, нет! Если ты не приползешь, я выдумаю самую страшную пытку, которой еще не видел этот сгнивший мир, и ты узнаешь о ней первый!

– Майк... – устало вздохнул Дорвин. – Ты даже не представляешь, что ты сейчас с собой сделал.

– Зато я отлично представляю, что мне делать с тобой!

– Прекрати сам себя распылять! Разговоры мертвяков в Живую зону автоматически записываются! Завтра я поговорю с Мэлори, она все тебе объяснит, а когда ты остынешь, мы обсудим с тобой все финансовые вопросы. Не думай, что я остался неблагодарной сволочью!

– Что я думаю, уже неважно! Важно другое...

Коммуникатор противно и громко бибикнул прямо в ухо. МакЛохлан умолк. Показалось, что Киллголейм повесил трубку.

– Поступил звонок более высокого приоритета! – бодро заявил коммуникатор. – Желаете ответить по отдельной линии?

– Не желаю! – отругнулся МакЛохлан.

– Абонент высокого приоритета подключается в режиме конференц-связи!

– Какой...

– Что, папаша, не спится?! – не к месту раздался жизнерадостный голос Ника. – Синди просила тебе позвонить...

– С ней что-нибудь случилось?

– А че с ней будет? Она же со мною! Тут такая проблема нарисовалась... Короче, дедуля за нами увязался. Вот. Так пока он просто матом крыл, мы с сестренкой терпели. А когда он в меня кирпичом запулил... В общем, я его по всей строгости закона. Короче, распылил я его футов на семьдесят. Квадратных. А сестренка говорит, что ты расстроишься. Что, может, ты с ним поговорить хотел. Ну, так ты это... не расстраивайся. Недели через две он соберется, не денется никуда.

– Не хотел я с ним разговаривать! – улыбнулся МакЛохлан, как будто камень с души свалился. – Совсем не хотел!

– А, ну тогда все чики-пики! – возликовал Ник. – Тогда я за хрычем недельки через две еще разок зайду. А то больно обидно ругался, козел старый.

– Как там Синди?! – почти шепотом спросил МакЛохлан.

– Да ты не менжуйся, папаша! – весело хамил наследничек. – Сестренка у меня бабец отходчивый! Считай, что все забыто! У нее уже и фингал на личности почти рассосался и рука срослась! Ну, будь! Мамашу не обижай! С чувством некрофильствуй! Пока!

В браслетке еще раз пикнуло.

– Ты что, действительно ударил Синди? – раздался, после писка, удивленный голос Киллголейма. МакЛохлан хотел одновременно возмутиться, удивиться, материться и топтать браслетку ногой. Что такое конференц-связь, он, к сожалению, знал.

– Вот что, подонок воскрешенный, – добил его Киллголейм. – все мои мирные предложения отменяются. Мы еще поговорим. Можешь не сомневаться.

– Общая сумма за использованное время составила два некробакса ровно с учетом НДС! – оптимистично успел заявить браслет до того, как МакЛохлан, словно питчер на Суперкубке, вбил говорящую пластмассу в угол комнаты.

– Нагрузка в три целых восемь десятых ЖЕ не является оптимальной для устойчивого приема сигнала! – послышалось из угла. На этом браслет замолк. Вовремя. Иначе МакЛохлан остался бы без выпивки.

Снились МакЛохлану замороженные соседи. Семейство Барклай соседствовало с МакЛохланами более ста лет. Сам Майкл помнил мистера и миссис Барклай этакими штампованными ярлыками с рекламы фирм социального и пенсионного страхования. Благообразными, лубочно-седыми, как-то по-особенному, по-стариковски подтянутыми и фальшиво-бодрыми. Детей у них не было. Был фокстерьер. Звали Карлом Третьим.

Карл Третий был столь же стар и фальшиво бодр, но толст и облезл. Что не мешало ему копать в МакЛохлановском саду траншеи, которые здорово могли бы пригодиться, если б Последняя война не оказалась последней.

История началась с того, что Карл отдал собачьему богу свою собачью душу. Барклаи были безутешны. Они ни капли не сомневались в том, что, раз уж жили они счастливо, то и умрут в один день. Подкачала псина. Так ведь уже не накажешь. И судьба принесла им великолепное решение на желтой странице. Барклаи решили сделать из покойного Карла Третьего высокохудожественную чучелу, которая и дождется совместного отхода четы Барклаев к местам игры на арфах.

Чучело оказалось достаточно дорогим удовольствием, а Барклаи были отнюдь не бедны, но крайне прижимисты. И им порекомендовали сухую заморозку. Бедного Карла Третьего в позе Убийцы Всех На Свете Крыс засунули в вакуумную морозилку, где из него испарилась вся влага, а замечательный товарный вид остался. Он даже похудел. Для реалистичности Карлу вставили стеклянные глаза и отдали скульптурную композицию изумленным Барклаям, с рекомендациями хранить в сухом, прохладном месте, иначе придется хоронить с зажатыми носами.

Такая перспектива Барклаев не порадовала, они хотели максимум сервиса за свои кровные. Однако, выяснилось, что лучший сервис доступен только людям, да и то – совсем с другими целями. Барклаи заинтересовались.

Почти полгода они изучали рекламные проспекты фирм, предлагающих услуги криомедицины. И, в конце концов, решились на заморозку. А как было не решиться? Их главная радость в жизни, этот разъевшийся траншеекопатель, уже заморожен, а они?

И, как в светлой сказке о неминучем счастье, в один день они заснули, чтобы проснуться через триста пятьдесят лет здоровыми, сильными и молодыми.

Доктора– могильщики вскрыли им, сонным, крупные сосуды на шее и закачали в них жидкость, которая, по их мнению, спасет стариков от холодовой травмы. А потом оба уже, по сути, мертвых и холодных тела уложили в один гроб-холодильник. Согласно их же завещанию Карла Третьего поместили в самое холодное и сухое место. Между ними.

Майку снилась мисс Барклай. Более мерзлявой старушонки он в жизни не встречал. Она куталась в ангорскую шаль даже во время выездов на летние пикники Восточного побережья. Знакомый МакЛохланам шейх, глядя на мисс Барклай, долго и увлеченно рассказывал, что в палящей пустыне его родины нет другого способа выжить, кроме как одеваться потеплее.

Прямо перед глазами стояла знакомая, но чуть приукрашенная картина: покрытая сосульками мисс Барклай привычно пилит заиндевевшего мистера Барклая за то, что он, как обычно, кинул вечно голодному Карлу Третьему не до конца размороженную отбивную. Собачка может охрипнуть!

Однако, существовал еще один, более вероятный вариант развития событий. Не было на свете большего педанта, чем мистер Барклай. Достоверно было известно, что он прописал свое завещание таким образом, что обеспечил себе достойную заморозку даже на случай ядерной войны.

Более того, мистер Барклай указал, что будить их семейство следует не раньше того времени, когда, с хорошим эффектом, будет воскрешено не менее ста человек. Это он неплохо пошутил. Сто человек.

А еще мистер Барклай указал в своем завещании, что, даже если необходимые технологии изобретут через неделю после их ухода в земли Санта Клауса, даже в этом случае будить их следует не раньше, чем через триста пятьдесят лет. Мистер Барклай воспринимал только проверенное временем. Его любимые домашние туфли были в ремонте сорок восемь раз. Он сам об этом с гордостью рассказывал.

Теперь замороженное семейство, наверняка уже воскресшее, но не имеющее никакой возможности покинуть ледяной саркофаг, скрежетало обледенелыми зубами в адском холоде, который растянется минимум на триста пятьдесят лет. И все это время мисс Барклай будет звонить в свой противный колокольчик, которым она зазывала Карла Третьего на трапезу. Дзинь-дзинь.

Дзинь– дзинь.

Мэлори и при жизни была известного рода садисткой.

Дзинь– дзинь.

А зачем она сохранила ненавистный Майку будильник, можно было только догадываться.

А зачем она его включила, можно было догадаться и так. Извергиня! Осталось только догадаться, зачем она принесла ему зеркало. Майк начинал жалеть о том, что позорный гробик открывался изнутри.

Дзинь– дзинь.

– И на кого ты похож? – интересовалась Мэлори, продолжая пихать Майку под нос карманное зеркало. Если бы на лице просто вздулись пузыри, МакЛохлан был бы спокоен. Но пузыри вскрылись, и картинка была...

– Это аллергия на консервы! – промычал Майк, отмахиваясь от зеркала, Где мои таблетки?!

– Какие таблетки? Миллионер кладбищенский! Нечего было из гроба вылезать! Я же предупреждала, что у тебя кожа облезет?! Как ты теперь Патрику покажешься?

– Какому Патрику?

– Сыну твоему, младшему! Он в школе отца Кассиуса и встречи с мертвыми родными разрешены один раз в год, кроме дней встречи Последнего Президента с избирателями! Я рада, что ты сохранил способность напиваться, но именно вчера я рассказывала тебе о том, что завтра нам с тобой представится первая за этот год возможность встретиться с Патриком! Слава Последнему Президенту! И благодари бога, что я живу в центре и идти нам не более четверти часа!

– Это центр? – смачно сплюнул МакЛохлан в окно.

– Рекламой анализов займемся позже! – потянула его за рукав Мэлори.

Они почти бежали по грязным, серым улицам пригорода. Вокруг беспрерывно сновали скелетушки и прочие виды разложения тела человеческого. МакЛохлан и Мэлори наверняка удивляли окружающих целостью форм.

Возле огромных плакатов с надписью: "Встреча с избирателями" им с Мэлори пришлось встать в разные очереди. Мэлори встала в очередь "Для зарегистрированных избирателей". Майку пришлось стать в более длинную. Надпись гласила: "Для впервые осознавших себя избирателями".

Тем не менее, очередь Майка двигалась быстрее. Особенно рассмешил его труп, стоявший за несколько трупов впереди МакЛохлана. У останков спросили: "Будете ли вы проносить на встречу с Последним Президентом предметы длиннее трех футов?".

– А как же! – обрадовался труп в полосатой рубашке и коротком галстуке – Работа у меня такая!

– Фамилия? – поинтересовался охранник.

– Освальд! – почти выкрикнул труп, приготовившись к тому, что его не пропустят. Его пропустили. Не пропустили МакЛохлана.

– Но я же полноправный гражданин! – возмущался Майк, сам себе не веря.

– А то! – соглашались охранники, впихивая его в двери с вывеской: "Фехтовальная школа".

В большом зале, перечеркнутом полосой солнечного света двое, на истоптанной, неказистой дорожке пытались перемахать друг-друга бамбуковыми палками.

Зрелище было весьма захватывающим. МакЛохлан кое-что понимал в вооруженном столкновении, но его знаний и умений на открывшуюся картину не доставало. Бойцы играли в шахматы с палками в руках. Каждое нападающее движение предугадывалось и адекватно встречалось. Каждое блокирующее движение не позволяло обороняющемуся перевести бой к своему преимуществу. Было чем залюбоваться.

На втором промахе в атаке участник, закрытый европейской фехтовальной маской, умудрился пропустить рубящее движение соперника по основному полю, увернуться от импровизированного колющего удара и поднести воображаемое жало своего клинка к незащищенному лицу противника. На том и расстались.

Побежденный отвесил традиционный поклон и испарился с пространства, которое раньше было фехтовальным залом.

МакЛохлан слабо понимал, для чего его сюда привели. Пустил на самотек.

В военной школе, прокляни господи душу его отца, кулачные бои считались плебейским развлечением. Дуэли шли только с применением холодного оружия. МакЛохлан умел фехтовать. Поневоле. Ссорился он не часто, но по делу, и в драке, на самом деле, приходилось отстаивать то, что называлось "честью". Иногда это давалось тяжело. Будущие военные юристы, с уклоном в уголовное, хозяйственное и экономическое право, законы профессионально презирали и дуэли частенько шли не только до первой царапины.

Победитель описанного выше поединка подошел вплотную.

– Неплохо выглядишь! – остановился он напротив.

Майк молчал.

– Настала самая пора представиться друг другу, мистер МакЛохлан, мультимиллионер, почетный гражданин Даркплэйсида! – стянул с руки тяжелой белой кожи перчатку победивший. В следующую секунду сопровождаемая шлепком мокрой простыни снятая перчатка ударила в лицо МакЛохлана.

– Здравствуй, враг! – радостно протянул освобожденную руку обладатель фехтовальной маски. – Можешь не верить, но я очень рад тебя видеть!

Майк руки не пожал. Шок от удара тяжелой перчаткой по лицу уже прошел, а, может быть, и не начинался. МакЛохлан ударил бы первым, но бамбуковую палку в руках человека в маске заменила длинная и тяжелая каталонская шпага со сложной гардой и бронзовым кольцом для указательного пальца на рукоятке. Пользоваться кольцом в оружии такого веса могли себе позволить только очень опытные и физически сильные фехтовальщики. Потому что запросто можно остаться без пальца. "Враг" имел вид непрезентабельный, что особенно настораживало.

МакЛохлан с безучастным выражением лица повернулся к обидчику спиной и медленно пошел к оружейной стойке. "Враг" хмыкнул, но промолчал и не шевельнулся.

В стойке было представлено все. От чекана до кастета. Первой мыслью МакЛохлана было взять легкий, полутораметровый пилум с широким, рубящим наконечником и закончить бой с нахалом секунд за десять. Расчленить на собачьи консервы. Но внезапная обида была велика. Желание повыпендриваться перевесило.

Сама по себе легла в руку прямая шпага с "пламенеющим" лезвием. Гибкая, хорошо заточенная, нужной длины, с идеальным балансом. Красиво и равного класса с оружием обидчика. Судя по выбору оружия "Врагом", основная часть его атак будут колющими. Это было преимущество "Врага". Майк предпочитал сабельный, рубящий бой. В училище они одевались в фехтовальную робу и перчатки на кольчужной основе, поэтому повреждения от колотых ударов почти исключались. Дуэльный бой выигрывался в рубке. В этом бою придется искать другие преимущества.

МакЛохлан свистнул клинком в воздухе, прошел мимо "врага", как будто тот был меченым всеми шавками пожарным гидрантом, и лениво занял место на фехтовальной дорожке. В лени и презрении скрывался смысл. Место для соперника заливал яркий солнечный свет из высокого окна. Прямой свет, бьющий в сетчатую фехтовальную маску, издевательство то еще.

МакЛохлан вычурных поз не принимал. Стоял ровно, ковырял ногтем клинок. На клинке были следы засохшей крови. Нелеченное похмелье накатывало горячими волнами, вперемешку со скрываемым гневом.

– А ты мне начинаешь нравиться, враг! – встал в первую позицию масконосец, немного ближе, чем положено. – Это показное, или ты во всем проявляешь подобное самооблада...

МакЛохлан резко плюнул в черное окно маски. Пока противник брезгливо рефлексировал, пламенеющая шпага спинкой рубанула по правому плечу, а на возврате опустила вражеское оружие к земле, перекрывая возможность контратаки.

Мистер Кардаш, учитель фехтования, очень активно вбивал в головы будущим воякам и нелюбимым детям богатых родителей преимущества оружия с двусторонней заточкой клинка. Начинать атаку прямыми колющими и рубящими ударами слишком заметно для противника, и это автоматически отдает инициативу и преимущество обороняющемуся. А вот вычурный финт с ударом спинкой имеет шанс. Хороший шанс. Жизнь не раз доказывала, что старый мадьяр не врал.

Из глубоко рассеченного плеча толчками текла кровь. Заточка была отменной. Не радовало другое. Идущая толчками кровь говорила о том, что противник был из Живых. А про убийства и членовредительства Живым Майк недавно прочитал много неприятного. Тактика менялась. Захотелось выбить оружие из рук раненого, попинать его немного ногами и гордо удалиться. Враг!

– Ты поосторожнее, а то я в тебя влюблюсь! – отодвинулся на безопасное расстояние "Враг", перекладывая шпагу в левую руку. На рану он будто бы и не обращал внимания. А кровь уже почти не текла.

– Забавно будет выглядеть твоя любовь, когда я тебе все приборы для этого занятия посрезаю, – раскручивая шпагу, веселился МакЛохлан.

Веселье было напускным. Левшей он не любил. Ситуация все равно была в его пользу. Раненый соперник, солнце бьет ему в глаза, маску он снимать не собирается, а зря. Даже в стертом виде плевок серьезно перекрывал обзор. Со стороны этого "слепого пятна" и следовало действовать. Даром, что ли, выбор пал на достаточно тяжелое оружие? МакЛохлан раскрутил шпагу до свиста и начал классическую рубящую атаку, не пытаясь достать противника с первых выпадов.

– Интере-есно! Злой на язык, импровизирует, неразборчив в средствах и не склонный к психозу? – комментировал его поведение "враг", просто отражая удары. – Честно говоря, я не был готов к твоему приходу. Согласно моим планам, ты должен был появиться гораздо позже...

– Так мне что, погулять пока? – интересовался МакЛохлан, снизив интенсивность атаки. Противник не был сильнее, это бросалось в глаза с первых ударов и блоков. Или он не привык действовать левой рукой.

– Получаса хватит, "враг"? – продолжал язвить Майк. – А то у меня дела...

– Получаса мало! – казалось, "враг" был абсолютно серьезен. – Пойми меня правильно. Ведь надо еще папашу замочить, трупиков облагодетельствовать, переселиться, подрасти... Лет на двадцать ты поспешил...

МакЛохлану, пропустившему этот бред мимо ушей, удалось приблизиться, сбить клинок противника в сторону, и тяжелая гарда его шпаги с хрустом впечаталась в мягкий обод маски. Сильного удара не получилось из-за отсутствия замаха.

– Тебе не только подрасти, тебе поумнеть надо! – снисходительно опустил клинок МакЛохлан, пока "враг", покачнувшись, потирал ушибленное место. Может, хватит?

– С другой стороны, ты как раз вовремя! – вернулся на дорожку "враг". Слишком добренький, чтобы стать настоящим врагом... Но это мы исправим.

Крест– накрест, несколько сильных рубящих верхних ударов, не отразить которые было бы пошло. Пытаясь отразить третий удар, Майк провалился, не встретив шпаги соперника. В состязании подлости он на сей раз проиграл по детским правилам.

"Враг", имитируя очередной рубящий удар, ухватил свою шпагу за лезвие и согнул в крутую дугу, да так, что острие практически коснулось рукоятки. А когда Майк провалился, "враг" лезвие отпустил и оно, разогнувшись пружиною, впечатало МакЛохлану звонкую и унизительную оплеуху.

"Враг", ухватившись за собственный клинок, глубоко порезал ладонь и сейчас обтирал липучую кровь об белую материю нагрудного фартука. Униженный МакЛохлан был слишком взбешен, чтобы обратить внимание на то, что порез затянулся практически моментально. Обтерев кровь, противник взял шпагу в правую руку.

Старый Кардаш очень любил один сабельный финт, которому обучал всех, но удавался он немногим. Нападающий имитирует рубящий удар сверху, а обороняющийся, понятное дело, пытается его парировать. Нападающему остается быстрым поворотом руки в запястье сделать полукруг клинком назад и вниз на высоте замаха и нанести удар по клинку соперника, но уже снизу. Если финт МакЛохлану удавался, оружие покидало руку соперника в ста процентах случаев. Этот прием замечательно подходил для дуэли на тяжелых шпагах и даже имел какое-то французское название, но, поминая благодарным словом Кардаша, Майк называл удар "Венгерским".

Так МакЛохлану и не удалось догадаться, благодарить ли ему за последующие события фехтовальное мастерство врага или собственный плевок. Получилось так, словно соперник либо заранее знал о планах Майка, либо просто повезло ему, а он и не заметил.

Буквально на несколько градусов сместилась каталонская сталь, и пламенеющее лезвие бесполезно рассекло воздух в миллиметрах от испачканной маски. Шпага чуть не вырвалась из руки МакЛохлана, а Враг (Майк готов был поклясться, что тот даже успел недоуменно пожать плечами) лениво воткнул свой клинок МакЛохлану в грудь и отпустил рукоять.

Больно было ужасно. Очень было больно. МакЛохлан со всего маха впечатался пятой точкой в дорожку. Так падают в песочницах годовалые дети со всего размаха перемещаются из положения стоя в положение сидя. Они маленькие, им не больно. Майку было больно. Он сидел, тупо уставившись на выросший прямо из сердца металлический стебель с цветком гарды на конце. Каждый удар сердца отдавался на клинке трепетной дрожью.

Майк не пытался ничего изменить. Вырос так вырос. Эмоциональное отупение оправдывалось логически. Если оставить лезвие в ране кровопотеря будет минимальной.

Враг присел на корточки и задумчиво щелкнул пальцем по рукоятке. Гарда закачалась сильнее.

– Ты не бойся, я тебя, раньше времени, не обижу! – успокоил он Майка, глядя на раскачивающуюся гарду. – Враг мне, на самом деле, очень и очень нужен. Только не думай, я не из шизанутых! – еще раз щелкнул он по гарде. Согласно моим представлением о жизни, иметь одного хорошего врага гораздо полезней, чем сотни так называемых "друзей". Каждому человеку, для плодотворного развития, нужно иметь равного, или более сильного врага. Так что ничего личного!

– Я тут при чем? – вполхрипа выдавил Майк, не отрывая взгляда от раскачивающегося лезвия.

– Потом поймешь! – ласково и иронично донеслось из-под маски, после чего Враг резко выдернул шпагу из МакЛохлана. Две тонкие струйки алой крови брызнули на уже испачканный фартук. Майк судорожно вдохнул и завалился набок.

Темнота влилась ему в глаза двумя громкими и гулкими ударами дырявого сердца. Мэлори наверняка давно прошла на площадь. Две колонны детей с веселыми флажками виднелись уже из очередей. Сидит, наверное, сейчас на корточках возле аккуратного Патрика и рассказывает ему о том, что он сейчас познакомится с папой...

– Долго собираешься валяться, симулянт? – поинтересовался Враг, брезгливо толкая ногой бездыханное тело МакЛохлана. – Мне такой доходяга в качестве личного врага позор один!

Майк, невольно сравнивая себя с апостолом Фомой, проморгался и активно поковырял пальцем в месте удара шпагой. Дырка затягивалась и жутко чесалась.

– Если хочешь узнать, почему я выбрал тебя своим врагом, я дам тебе одну маленькую подсказку: у нас с тобой очень много общего! – и он еще раз взмахнул испачканной каталонской шпагой.

С безвольно лежащей руки МакЛохлана откатился большой палец. Еще одна длинная струйка крови брызнула на истоптанную дорожку, и сквозь боль и зуд Майк смотрел, как из моментально затянувшийся раны выползает скороспелым грибом влажный розовый палец. Шевелился свежеотросший палец не хуже родного.

Враг поднял откатившийся обрубок и надел на него кольцо с необычным вензелем. Точно такое же красовалось у него на безымянном пальце левой руки.

– А это тебе мой подарок. – бросил он на пол перед лицом МакЛохлана кровоточащий обрубок. – Теперь ты член клуба. Если тебе посчастливится убить Живого с таким вот перстнем на руке, никто не будет тебя преследовать. Это такое добровольное согласие на самоубийство, в котором ты только помощник. Если ты не надел перстня, никто не вправе на тебя напасть.

– Ты Живой? – сел Майк, рассматривая обрубок своего пальца.

– Юридически я Живее всех Живых. Но мы отвлеклись. Я все еще хочу, чтобы ты, раз уж появился, мог всеми силами создавать мне разные мелкие неприятности. Это может стать даже интересным.

– Зачем мне это?

– Не знаю... Но обещаю, что совсем скоро тебе этого очень и очень захочется!

– Ты все-таки психопат! На всю голову больной! – буркнул МакЛохлан, брезгливо поднимая еще теплый палец.

– В наше благословенное время все болезни благополучно умерли! Я их пережил! И тебя, есть такое впечатление, переживу. Тем не менее: если ты собираешься мне напакостить, я дам тебе маленькую наводку. Ты, как мне известно, очень папашу своего любил?

– Маску снять не хочешь?

– Нет. Я про папашу твоего вспомнил только потому, что, в свете ваших высоких отношений, ты должен меня понять всей душой. Так вот, в ближайшее время я собираюсь красиво и на глазах Живой и Мертвой общественности замочить своего папулю, обставив дело несчастным случаем. Других новостей для тебя на сегодня нет.

– Мне глубоко наплевать на твои шизофренические бредни! Я даже пытаться не стану играть в твои игры! Ищи себе другого врага! – начал было подниматься с пола МакЛохлан, но смачно получил в лицо вторую перчатку и сел обратно.