Текст книги "Фронтовые ночи и дни"

Автор книги: Виктор Мануйлов

Соавторы: Семен Школьников,Леонид Вегер,Иван Грунской,Михаил Косинский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)

Снова бомбили Берлин. Да будет судьба милостива к нам…

На нашем участке продолжается перемещение в тыл всех подразделений, не принимающих участия в боях, и эвакуация гражданского населения. Хотя фронт еще держится, но все принимает характер бегства. Действительно, необходимые предупредительные меры проводятся слишком поспешно. Сельскохозяйственные руководители должны сдавать инвентарь до того, как кончат жатву и молотьбу. Таким образом, не много получит Германия. Дороги кишат беженцами, со всем их скарбом и семействами. Удобное время для партизан и бродяг. Немцев, проживающих в Рыжове и расположенных вокруг него местах, мы подвезли к железной дороге и переправили на ту сторону Днепра. По этому случаю я побывал в Бесполизове, где видел потрясающие картины. Мир плывет от Волги до Атлантики.

5. IX

Из этой борьбы против русской земли и против русской природы едва ли немцы выйдут победителями. Сколько детей, сколько женщин, и все рожают, и все приносят плоды, несмотря на войну и грабежи, несмотря на разрушение и смерть! Здесь мы боремся не против людей, а против природы. При этом я снова вынужден признаваться сам себе, что эта страна с каждым днем становится мне все милее.

И коммунистическая идея не утратила еще окончательно своей притягательной силы, это я замечаю время от времени у отдельных солдат и ежедневно у русских. Это – месть пространства, которой я ожидал с начала войны.

По селу разносятся протяжные жалобные крики. И здесь производится эвакуация населения. Взять с собой они могут немного. Какая жалость, что на полях остается неубранный хлеб!

7. IX

Печальные известия учащаются. Мы сдали Славянск. За ним последуют Сталино и Горловка. Очевидно, мы потеряем всю Восточную Украину с Донбассом. Предмостные укрепления на Кубани тоже не удается удержать, и снова начнется битва за Крым. То, что мы теперь теряем, мы не вернем никогда.

Неужели мы собираемся отдать обратно все завоеванные нами территории в России? Есть ли в этом необходимость? Не лучше ли было предложить ее без борьбы Сталину в качестве платы за мир?

Это половинчатые меры. Фронт здесь мы непременно удержали бы. До декабря или января, в сущности говоря, никакая опасность нам не грозит.

Уже сейчас очень дает себя чувствовать второй фронт. К тому же создается впечатление, что англичане уже овладели Южной Италией без борьбы.

Мы везде отступаем и пока можем еще это делать. Но скоро и мы дойдем до границы. К тому же беспрерывные бомбардировки Германии. Все сейчас надеются на одно: на давно возвещенный удар по Англии. Хотя бы только он совершился! Если этого не случится, конец. Тогда нам действительно не остается ничего, кроме надежд на чудо.

8–9.IX

…Гражданское население деревни эвакуировано, а наш обоз переводится на 120 км в тыл, ближе к Днепру. Странное это чувство – неожиданно оказаться одному в покинутой местности. Воют собаки и кошки, потому что они погибают от голода, бродят наседки с цыплятами. Курочек и петушков мы всех перерезали. Их было даже слишком много. Весь урожай остался на полях. Вокруг столько подсолнечников, что можно было бы маслом обеспечить небольшой город. Жалко пропадающую напрасно рожь, кукурузу, картофель. Вдобавок еще огурцы, помидоры, лук и тысячи тыкв. В деревне амбары полны ячменя, овса, ржи и проса. Все обмолочено, но вывезти не удастся.

Тем, что здесь брошено, можно прокормить в течение года Берлин. Сердце обливается кровью, когда проезжаешь по полям.

Гражданское население может взять с собой только крохи своего имущества. Им и так забиты все дороги. Часть населения прячется в кукурузе, они не хотят уходить. Во всей этой суматохе русские самолеты легко находят себе цель.

Страдания гражданского населения очень велики. Далеко вокруг слышны стоны женщин и плач детей. Они плачут и одновременно поют монотонно жалобные песни. Немцы, слушая эти жалобы, думают о Германии, у которой еще более тяжелые переживания. Сколько там разрушено ценного. Мои мысли с тревогой все возвращаются к нашей берлинской квартире. Ведь у нас было столько прекрасных вещей, картин, мебели, книг…

9. IX

Я отправляю последнее военное имущество с наших складов и очень сожалею, что не имею транспорта для продовольствия. Но фронт приближается. После сдачи Сталино трудно сдержать натиск русских. При этом наши позиции выгоднее, и русский наступает вовсе не крупными силами. Кто бы мог подумать, что его летнее наступление может оказаться таким успешным!

Бедная Германия. Тяжелые удары судьбы следуют стремительно один за другим. Пора бы наступить перемене…

Ах, когда же человечество или по крайней мере старая Европа обретет покой для мирного труда?! Когда же наконец мы сможем снова строить свои дома и сажать сады?..

Только что получили известие о безоговорочной капитуляции Италии. Светит солнце, но я хотел бы, чтобы земля покрылась мраком… Последнее действие трагедии началось. Нам предстоит мрачная и тяжелая зима. Теперь начнутся чересчур поспешные отступления…

Бедная Германия! Такой конец после такой борьбы? Этого не должно быть. Надо было давно прогнать наших бездарных политиков. Мы расплачиваемся за их глупость и чванство. Но Германия должна жить и сохранить свои права. Мы должны продержаться любой ценой. Германия, наша Родина! Каким прекрасным и манящим был мир, когда мы были еще преисполнены надежд на прекрасное будущее нашей страны. В Европе наступила весна народов, и Германия выдвинула новую большую идею… Но успехи развратили немцев. Они стали тщеславными и заносчивыми, а наши правители потеряли всякое чувство меры.

Гитлер – крупная личность. Но ему не хватает глубины и проницательности. Он дилетант почти во всех областях… Может быть, только в политике он дошел до конечных выводов. Но и здесь ему помешали его догматические установки. По-видимому, он плохо разбирается в людях, и поэтому его сбивали с пути византийцы и льстецы. Роковым для него было то, что не нашел рассудительных, обладающих широким кругозором и способных сотрудников.

Геринг, пожалуй, самый популярный из всех наших фюреров. Он не теоретик, не догматик, а человек практики и здравого смысла. На него и на его энергию можно положиться. Но и он шагает через трупы. Во время войны он отошел далеко на задний план. Восходит ли его звезда или закатывается, это зависит от многих обстоятельств и людей.

Гиммлер – не чистый лист бумаги, как кажется некоторым простачкам. Его дела говорят за себя. О его убеждениях и целях можно судить по его внешности. Его не следует упускать из виду. Его путь будет в течение продолжительного времени тесно связан с путем, которым следует Германия.

Геббельс – очень умен и очень хитер. Изворотлив, как интеллигент старого толка. Но это мелкая личность, а не выдающийся гений. Он часто поступает против своей совести и убеждений – политик черного хода, представитель третьего сословия. Пролетаризированный Талейран.

Руст – посредственный член совета народного просвещения и более чем посредственный министр. Поза, манера держаться и говорить а-ля Гитлер, но без собственных мыслей, всем известный паникер, незначительная личность.

Функ – замечательный хозяйственник. Не совсем арийский облик, неуклюж и некрасив. Вряд ли в такой оболочке может скрываться прекрасная душа. Его финансовая, экономическая политика – типичная азартная игра. Далеко не загадывает. Можно предположить, что его преступное легкомыслие и ура-оптимизм были причиной войны.

Лей внешне напоминает Функа, к тому же тщеславен и самовлюблен. Очевидно, из того же теста. Умственные способности довольно примитивны. Весьма посредственный организатор и очень плохой оратор.

Риббентроп – господин комильфо третьего рейха. Пустой фасад и мало содержания. Безусловно, плохо образован. Он не имеет никакого понятия о великих комплексах вопросов в Восточной и Южной Европе, а что касается Запада и англосаксонских государств, то тут он абсолютно ничего не смыслит. Парвеню, который кое-чему научился в Англии, но человек без настоящего воспитания и глубины.

Кроме них, целая куча посредственных помощников и бюрократов, которые всячески подражают «великим» и ухаживают за ними. На этом поколении ужасающе сказываются тяжелые, кровавые жертвы Первой мировой войны. Да и на военном поприще – ни одного крупного человека, кроме Роммеля.

Все-таки наш народ здоров (силен), готов к самопожертвованию и сумеет пережить и подобные эпохи засилья посредственностей и беспомощного топтания на месте. Он должен только выдержать войну. Да будет милостива к нему судьба. Не мешало бы, чтобы нам тоже когда-нибудь улыбнулось счастье.

Если бы у нас хватило сил, чтобы смелым контрударом сбросить в Средиземное море американцев и начать наконец давно обещанные операции против Англии! Тогда положение снова изменилось бы коренным образом, и весной мы могли бы отважиться на новый удар в Донецкой области.

Тогда мало было бы рассчитывать на выгодный мир к будущей весне. Вопрос только в том, есть ли у нас столько сил?

10. IX

Повсюду пылают села, деревни. Какое несчастье, что мы не смогли удержать этот плодородный край хотя бы еще на месяц. Наш обоз мне удалось, несмотря на все трудности, благополучно передвинуть на 150 км дальше в тыл, и я теперь сам готов в любую минуту следовать за ним, когда поступит приказ.

Мы в Николаевске, большой деревне колонистов, недалеко от Новомосковска. До Днепропетровска теперь тоже недалеко. Это была для меня захватывающая и одновременно мучительная поездка. Плодороднейшие пашни и цветущие поселки. Затем снова бесконечные колонны беженцев, а также уже многочисленные отступающие полки. Иногда встречались дикие картины бегства и беспорядков.

Отступление всегда стоит больше крови и материальных потерь, чем наступление. Зачем такая поспешность? До нового года для нас никакой опасности не было, а сохранить мы здесь сможем едва ли одну дивизию. Пройдет еще много времени, пока соединения будут приведены в порядок.

В Лозовой мы видели наше начальство – фон Маккензена. Славы он там себе не снискал. Он выехал из города в тот момент, когда на другом конце русские попытались произвести первую танковую атаку. Я редко видел такую неразбериху, хотя для обороны послали тысячи солдат, множество офицеров и даже генералов. Мы тоже хотели пробраться туда, но увидели танки и вернулись. У нас слишком неравные силы. Затем наш обоз хотели задержать для местной обороны, и мне стоило больших трудов добиться, чтобы мне вернули опять людей и повозки…

12. IX

Период дождей начался очень рано, и это может привести всю южную армию к катастрофе. 62-я дивизия совершенно разгромлена. Мы наталкиваемся на ее остатки. Наш юго-восточный фланг почти совершенно обнажен. Может быть, дорога на Днепропетровск будет для нас отрезана уже через несколько дней. Надеюсь, наша дивизия благополучно преодолеет это. Потерь так или иначе будет достаточно.

16. IX

13-го числа мы выехали днем. По глубокой грязи, слякоти проехали через Новомосковск, а поздно вечером прибыли в Днепропетровск, где остановились на западной окраине города. 14-го утром я переехал обратно через Днепр и доставил вторую колонну из Николаевска. 15-го утром мы обходными путями прибыли на наше новое месторасположение, приблизительно в 100 км западнее Днепропетровска. Со вчерашнего дня мы разместились в маленьком местечке Алферове.

Поездка временами была очень приятна. В Новомосковске я видел красивый, выкрашенный в красное и синее девятиглавый собор. 14-го днем и вечером я был в Днепропетровске и мог осмотреть город.

Многие дома выстроены почти в классическом стиле вильгельмовской эпохи, как было принято при царизме, большевики тоже много построили. Есть несколько великолепных зданий и много новых поселков, даже очень красивых.

Колонны беженцев, рогатый скот и лошади запрудили все дороги. Отступление обоза на этот раз происходило гораздо организованней. Все же много повозок было разбито. Мы собрали сюда далеко не все…

22. IX

…По-прежнему отступление на всех фронтах. И в Италии после освобождения Муссолини не будет больше изменений. Он теперь все равно мертвый человек. Песенка Савойской династии наконец спета. Для нас дело может идти только о том, чтобы можно было спасти все, что еще можно спасти для империи.

Наше общее положение из-за отпадения Италии очень ухудшилось. Но постепенно становишься равнодушным и к судьбе Германии. Вчера я читал речи Гитлера за 1940–1941 годы. Они меня потрясли и в то же время сильно отрезвили. Пожалуй, нет книги, которая бы так быстро устарела и которая с такой силой свидетельствует против своего автора. Он не пророк и также, пожалуй, весьма посредственный политик. Но осознать это тяжело после того, как я в течение долгих лет обожал его, и еще тяжелее прийти к этому мнению на пятом году войны.

Куда ни взглянешь, нигде нет просвета. Нам сейчас важно только отстоять и использовать изменения в отношениях между великими державами. Рассудок мне подсказывает, что надежды у нас очень слабые, но чувство твердит, что Германия не может погибнуть. Только все будет не так, как мы надеялись и желали.

Отступление нашей дивизии здесь, на юге, все больше принимает для людей, животных и техники характер катастрофы, хотя и производится в образцовом порядке. Во время отступлений, правда, это обычное явление…

27. IX

24 сентября был с моторизованным обозом в Днепропетровске, который как раз эвакуировался. Много горя, крупные взрывные работы. Расформирование обоза, возвращение в полк.

…Третий батальон расформирован. Не хватает снабжения. Говорят, что так в каждом полку. Зловещие признаки множатся – обозы и тыловые части пухнут.

Я вчера встретил полковой обоз, который насчитывал не менее 950 человек. Полковника следовало бы арестовать. Ведь во всем нашем полку нет столько людей. И все тащат с собой баб и барахло.

Несчастная Германия! Во многих отношениях сейчас хуже, чем в 1914–1918 годах. Наша боевая сила пропала, а русские день ото дня становятся сильнее. Генерал только за сегодняшний день предал полевому суду девять человек из нашего батальона, которые трусливо убегали. Убегали от русских!

Куда мы пришли на пятый год войны? Кто же осмелится поднять камень при виде всего этого горя и страданий? Меня охватывает глубочайшая жалость к каждому солдату. Даже, похоже, к каждой русской старухе, которая вынуждена теперь оставить свое жилище. Несчастный мир, несчастное человечество, уничтожившее всякую человечность! Несчастная родина, которой приходится выносить такие ужасы! Мы должны выдержать. Мы не имеем права распускаться и должны оставаться твердыми, иначе плотина прорвется и начнется ужас.

Русские со вчерашнего дня захватили предмостное укрепление на нашей стороне Днепра. Уже два дня они отбивают наши сильные контратаки, нанося нам тяжелый урон. Только и слышим об убитых и раненых. Он (русский) по-прежнему вводит в дело колоссальное множество тяжелых орудий и самолетов. Но завтра утром он, несмотря ни на что, должен быть окончательно отброшен. Будем надеяться!

28. IX

Ожесточеннейшие бомбардировки. О сне нечего и думать. Русская артиллерия очень сильна и разбивает все. Наши атаки захлебываются, так как русский с противоположного берега реки поливает огнем каждого солдата. Большие разногласия между полковником и генералом. Танковые атаки и пикирующие бомбардировщики также мало помогают. Пехота сильно ослаблена большими потерями. От первого батальона осталось немного… Порядочная неразбериха. Контратаки откладываются с часу на час или захлебываются… По всем подсчетам, на этом берегу не больше двухсот или четырехсот русских. Если бы только у них не было так много артиллерии и самолетов!

Русские стреляют как безумные. Растет груда убитых и раненых. Я пишу последние строчки и отправляюсь на позиции. Не многих я там найду. Батальон растаял.

Мы окончательно зашли в тупик. Родина истекает кровью из тысячи ран. Кажется, всюду захватили руководство бездарности. В величайшей нужде Германия взывает к своим последним сыновьям. Однако большинство не хочет следовать этому зову. Но именно теперь нужно делать все, что в наших силах, хотя выполнение долга становится все труднее. Между нами и родиной громоздятся горы. Многие пытаются их обойти. Жизнь манит, и родина манит, и никто не умирает легко и охотно.

Все же мы продолжаем следовать тяжелым путем долга. Он действительно нелегок. Ведь и я страстно люблю жизнь. Но мы – немцы, и мы хотим жить, а если это нужно, то и умереть как немцы. Попытаемся штурмом взять те высокие горы, которые отделяют нас от родины и от близких.

Все чаще разрывы снарядов. Я собираюсь на передовую. Да здравствует Германия! И я знаю, что она будет жить вечно…

29. IX

Прекрасный вечер и темная ночь. Я принял первую роту. В ней было только несколько человек. Во всем батальоне осталось 26 солдат. Тяжелейший огонь русских длится часами. Каждый дом горит, каждый угол пронизывается насквозь. Наше наступление приостановилось. С имеющимся небольшим количеством людей – это настоящая бойня. Сделать ничего нельзя. Очень тяжелые потери…

Утром получили приказ свезти весь обоз в одно место, прочесать его и собрать всех отставших. Об участии батальона в боевых действиях не может быть и речи. В нем всего лишь два или три отделения, которыми командуют три офицера.

После полудня страшные крики, прорыв фронта, откатывание всех частей и, наконец, дикое бегство. Я стоял в маленькой деревне и безрезультатно пытался остановить бегущих. Страшная картина распада. Одному молодому офицеру я был принужден дать пинок в задницу. Успеха это не возымело. Путем угроз и прочего удалось собрать не более десяти человек.

В конце концов я отошел с нашими конюхами на высоту и организовал оборону. Мрачный день!

1. Х

…После тяжелых потерь мы смогли наконец оторваться от русских. Наши жалкие остатки теперь резерв полка. В бой бросаются новые дивизии? Ничтожные успехи немцев.

Лейтенант Ян пропал без вести, капитан Штурм лишился обеих ног, а Ридель убит во время контратаки. Я больше не могу писать, я любил его больше всех: так молод и должен был так рано погибнуть! Несчастная Германия, у которой отнимают эту молодежь, несчастная страна…

3. Х

Я командую 1, 2 и 3-й ротами. В действительности все три роты составляют кучку не более 30 человек. Правда, сегодня или завтра нам обещают пополнение. Но пока мы с ними сработаемся, пройдет, наверное, еще некоторое время. Надеюсь, новеньких не сразу бросят в бой.

Немецкое контрнаступление мало-помалу развивается. Все-таки пройдет еще по крайней мере несколько недель или дней, пока предмостное укрепление будет ликвидировано. Капитан Зонтаг убит. Второму нашему батальону тоже не везет.

В нашей роте было два близнеца из Эльзаса, которые, видимо, стали перебежчиками и теперь обращаются к нам по радио. Бывший денщик офицера К. тоже передает привет своей жене и детям. Наш народ теперь уже не тот, каким он был. Воодушевление и порыв переходят на сторону русских.

6. Х

Вчера наконец пришло пополнение, и я составил совершенно новую роту. Нас уже 35 человек, из них один офицер и один унтер-офицер. Почти все пожилые, главным образом рабочие и крестьяне. Я надеюсь, что все будет хорошо. Вчера мы прилежно занимались обучением их обращаться с оружием. Большинство, к сожалению, незнакомо еще с новым пулеметом…

Переписка с родственниками погибших. Удивительно, как быстро многие утешаются. В трех письмах жены требуют выслать им перочинные ножи или бритвенные приборы погибших.

7. Х

Незадолго до полуночи мы сменились и заняли позицию у Воеводского, у самого Днепра. Ночь была очень неспокойной, так как русский, очевидно, заметил наши перемещения. Его артиллерия и минометы стреляли оживленно. Немецкая артиллерия отвечала время от времени довольно удачно…

8. Х

У одного товарища оказалась испанская газета со всевозможными интересными сообщениями. Но утешительных очень немного. Я прочел также несколько совершенно новых мнений о Гессе (поручение Гитлера склонить Англию к борьбе с Россией). Это хорошо подходит к нашей чрезвычайно тупой политике. Скорее противоположное – установление прочных договорных отношений с Советами – привело бы к союзу с Англией. Правильность этого утверждения еще следует проверить.

Дети и дураки творили политику, они рядились в макиавеллиевскую одежду, что, по существу, им совершенно не подходит. Флорентиец ведь требовал прежде всего величия, ясности, сознательности и последовательности. В политическом отношении англичане нас все еще превосходят. С 1939 года мы все время не понимали и недооценивали их фанатической воли к уничтожению. Еще и теперь наш народ закрывает глаза на неминуемую опасность, грозящую ему и с Востока, и с Запада.

Следствие этого – разрушенная Германия. Мы слишком долго играли с огнем и думали, что он будет гореть только для нас. Это – последствия пропаганды Геббельса, жертвой которой скорее сделался наш народ и правительство, чем заграница. Нам так долго преподносили искаженное представление о мире и обо всех вещах, что мы стали принимать наши иллюзии за правду.

Русский вчера и сегодня ночью вел себя неспокойно. Это был, в истинном смысле этого слова, ад. Вот уже два дня, как мы бешеными темпами роем землянки и строим позиции. Но от артиллерии и множества русских минометов они нас не защищают. К сожалению, снова выбыло из строя три человека.

10. Х

Вчера поздно вечером большое наступление русских. Нас сильно обстреливали артиллерия и минометы. Русская пехота совсем не показывалась, но наши солдаты вели себя неспокойно и сами стреляли как сумасшедшие, даже когда ничего не было видно. Эта идиотская привычка привита им прежними приказами по батальону. Я вынужден был переползать от землянки к землянке для того, чтобы хоть немного образумить и успокоить солдат.

Сегодня оживленная артиллерийская деятельность по направлению к Запорожью. Говорят, мы там начали взрывать и отдали наше предмостное укрепление. Только не это! Тогда наше положение здесь станет еще более критическим. И где же мы, в конце концов, будем зимой? Ведь катящийся вал где-то должен остановиться, и это должно быть здесь, на Днепре!..

15. Х

Вчера утром у меня было столкновение с Масенбахом, так как не хотел производить ненужных разведок. Я ему сообщил все мои наблюдения относительно русских позиций, а он хотел еще раз получить подтверждение. Наконец мы договорились послать разведку с моим участием. Но когда я довел его до наших последних позиций, он приказал выслать разведку без меня. В ярости я вынужден был ему подчиниться. И это с моими зелеными новичками.

Я подготовил все самым основательным образом и против своего желания послал их. С половины дороги я следил с пулеметом за дальнейшими событиями. Как я ожидал и предсказывал, они вскоре попали под вражеский пулеметный огонь. Мой лучший пулеметчик упал, тяжело раненный, остальные все бегом помчались обратно. С рекрутами ведь ничего не поделаешь.

Сегодня в 2 часа ночи ударная операция 2-го батальона перед участком моей роты. Мы давали огневое прикрытие. Это продолжалось добрых полтора часа и снова оказалось безрезультатным. Подобные истории только влекут за собой ненужные жертвы, приносить которые мы больше не имеем права. Доверие у людей подрывается быстро. Кроме того, всякое действие, предпринятое с солдатами пятого года войны, весьма рискованно. Они плохо дерутся, их почти невозможно заставить идти в атаку. Они очень деморализованы.

Запорожье сдано. Наше положение чрезвычайно ухудшилось. Теперь у русского освободится еще большее количество артиллерии и минометов. Он и так очень неспокоен. Если бы у меня был хоть один по крайней мере хороший унтер-офицер!

18. Х

С позавчерашнего дня я кроме своей части командую еще соседней ротой, расположенной справа от нас. После тяжелых потерь, понесенных нами, недостаток офицеров очень чувствуется… К сожалению, у меня совершенно нет унтер-офицеров, а те немногие, которые имеются, почти никуда не годятся. Поэтому я все должен делать сам. Одного, фельдфебеля, надо уговаривать, когда начинается стрельба, другой – санитар и переведен лишь из-за проступка. Из трех моих унтер-офицеров один каптенармус, другой писарь, третий четыре года просидел в управлении в Познани.

В течение нескольких дней русский постепенно передвигал фронт вперед и теперь сидит в кукурузном поле, приблизительно метрах в двухстах от нас. Он беспрерывно подвозит новые силы и укрепляется. Поэтому пора было бы снова уничтожить предмостное укрепление. Но пока на это вовсе не похоже. Артиллерия и минометы у него опять очень сильны. Мы уже слышим шум танков на этом берегу.

22. Х

У нашего соседа справа русскому удалось прорваться. Для ликвидации прорыва мне пришлось ввести в бой мои последние резервы. К сожалению, не обошлось без потерь.

Соседняя рота, приданная мне, причиняет мне много хлопот, так как там не только не хватает унтер-офицеров, но и солдаты необычайно индифферентны и ленивы. Даже во время большого наступления я мог заставить бодрствовать только часть из них. Конечно, сам я при таких обстоятельствах и думать не могу ночью о сне.

По сообщению перебежчиков, на нашем предмостном укреплении находится уже около пяти русских дивизий, которые теперь получают подкрепления и вновь собираются наступать. Они тратят бесчисленное множество боеприпасов и обстреливают нас с утра до вечера так, что мы не можем высунуть головы из землянок. Как слышно, на ликвидацию предмостного укрепления в этом году рассчитывать не следует.

При тех потерях, которые мы несем ежедневно, мы можем высчитать, когда наша часть будет уничтожена окончательно. С раннего утра до поздней ночи я бегаю по позиции, подгоняю, подбадриваю. Мы должны продержаться и продержимся. Но как мы выйдем из этой рощи, я почти не представляю…

23. Х

В 11 часов утра, после наблюдавшейся в течение нескольких часов подготовки, которой мы старались помешать, русский начал большое наступление…

У нашего соседа справа ему удалось прорваться на широком фронте. Начала также поддаваться правая половина приданной мне роты. Русские наступают тесными рядами. От продолжительной стрельбы некоторые наши пулеметы отказали.

Кое-какие солдаты испугались и побежали обратно. Русские толпами бросились в наш лес, прежде чем я с двумя-тремя солдатами сумел этому помешать.

Внезапно мы обнаружили также, что и впереди, не дальше как в 30–50 метрах от нас, находятся русские. Под защитой танков они лихорадочно рыли узкие траншеи и укрытия. Положение вследствие этого стало исключительно критическим. Я радовался лишь тому, что в этот грозный момент смог сам появиться на правом фланге и начать действовать. Руганью, криками мне удалось загнать нескольких солдат в землянки, так что мы удержали по крайней мере опушку леса.

Соседней роте меньше повезло. Ее правый фланг до сих пор обнажен. Русские прорвали правый фланг на широком фронте. К тому же у нас в тылу залегло около сотни русских. На востоке и на юге – Днепр, дорога на запад отрезана.

Рассчитывать на крупные контратаки нельзя – не хватает резервов. Так родина все больше удаляется от нас. Ночь опять очень темная. Надеюсь, русский не будет больше наступать. Только что получен приказ возможно скорее бросить все, что мы не можем захватить с собой. Значит, опять отступление!

Несчастная Германия. Это слишком. Почти невозможно это перенести. Все имеет свои границы. О, эти идиотские политики, которые на пятом году войны причиняют нашему народу и армии такие страдания! Как это изматывает и сколько жертв это снова стоит!

Несчастная родина, кто же тебя спасет?…

INFO

Ф91 Фронтовые ночи и дни: Сборник. – М.: Воениздат, 2005.

– 303 с. – (Редкая книга).

ISBN 5-203-01963-0

ББК 63.392)722

ФРОНТОВЫЕ НОЧИ И ДНИ

Сборник

Редактор Г. В. Булгакова

Художественный редактор Л. Е. Кривокобылъская

Технический редактор Н. Я. Богданова

Корректор Г. В. Казнина

Компьютерная верстка Н. В. Зизина

Лицензия ЛР № 020872 от 8 июля 1999 г.

Сдано в набор 02.03.05. Подписано в печать 25.03.05. Формат 60x88/16. Бумага офсетная. Гарнитура «Школьная». Печать офсетная. Печ. л. 19. Усл. печ. л. 18,62. Уч. изд. л. 20. Тираж 3000 экз. (1-й завод – 1500 экз.) Изд. № С/04/439. Зак. 6739.

Воениздат, 123308, Москва, ул. Зорге, д. 1

…………………..

Scan by Vitautus & Kali

FB2 – mefysto, 2023

notes

Примечания

1

Прошло более четверти века с этого дня. Но здесь я впервые рассказываю о том, как все произошло в действительности. Не боясь за себя, но опасаясь подвести этого человека, который рискнул ослушаться распоряжения свыше, и навлечь на него всякие беды, – ибо срока давности по политическим делам в СССР не существует, а органы вездесущи, – я все двадцать пять лет рассказывал друзьям и близким такую безопасную для него версию: этот лейтенант будто бы направил меня все же к военкому Архангельска, тот кричал на меня, оскорблял: «Мерзавец, я тебя насквозь вижу, ты хочешь к немцам перебежать!», а я будто бы отвечал, что он волен оскорблять меня как угодно, но не вправе отказать в моем праве защищать родину. И, наконец, устав кричать, он выписал мне направление на армейский пересыльный пункт. Прошу здесь прощения у всех, кого я своим рассказом вводил в заблуждение, и у незнакомого мне архангельского военного комиссара, которого я поневоле очернил.

2

Наше пребывание в Минске-Мазовецком и Седлеце совпало с днями безнадежного Варшавского восстания, которому Сталин совершенно сознательно не хотел оказывать помощь. И – кто знает? – может быть, его свирепое подавление, трагедия и боль Варшавы, фактически стертой немцами с лица земли, неисповедимыми путями передавшись мне через линию фронта и десятки километров, разделявшие нас, как раз и вызвали во мне эту вспышку нерассуждающей любви к стране и народу, к которому принадлежали мои предки.

3

Пологий спуск в окопах и укрытиях для военной техники.

4

Прибор для измерения горизонтальных углов между магнитным меридианом и направлением на предмет.

5

Это, по всей видимости, было одно из направлений главного удара 2-й танковой группы.

6

Судя по удаленности линии фронта на 16 часов 25 июня 1941 г. от перечисленных населенных пунктов, соединение, в котором воевал автор дневника, действует во втором эшелоне корпуса.

7

Для разрушения крепостных сооружений (Брестской крепости) были доставлены тяжелые реактивные установки «Карл».

8

В ходе наступления танковые клинья противника, уткнувшись в оборону наших войск и встретив упорное сопротивление, старались обойти их. Нащупав брешь в обороне советских войск, танковые клинья противника устремлялись на восток к новым рубежам. Блокирование, окружение и уничтожение советских войск в узлах сопротивления возлагались на вторые эшелоны противника.