Текст книги "Фронтовые ночи и дни"

Автор книги: Виктор Мануйлов

Соавторы: Семен Школьников,Леонид Вегер,Иван Грунской,Михаил Косинский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 23 страниц)

От дома к дому, из подъезда в подъезд, проломами в стенах, дворами, где ползком, где короткими перебежками пробирались по Альтмаобитштрассе к реке. В подземельях сталкивались с берлинцами. Уныло безмолвные, безучастные, как каменные изваяния, укутанные шалями, пледами, одеялами…

Вот пробитая снарядом стена магазина. Около нее люди с тюками, связками обуви, пачками мыла – растаскивают товары. Прямо на киноаппарат идет, согнувшись под тяжестью кусков мануфактуры, пожилой интеллигентный немец. У другого дома группа немцев разделывает кухонными ножами, растаскивает по кускам убитую лошадь. Киноаппарат фиксирует и эту сцену.

Около уцелевшей каким-то чудом водопроводной колонки – толпа: дети, старики, старухи с чайниками, кастрюлями, ведрами. Доносятся тревожные голоса:

– Вассер! Вассер!

Вода! Без воды не проживешь.

Совершенно пустую площадь под градом пуль пересекает сухая, слегка прихрамывающая старуха, как приведение, как сама смерть. Панов снял и ее.

К перекрестку подошла «катюша». Залп – море огня, грохот гулких разрывов. Когда пыль осела, оператор увидел через визир камеры выброшенное кем-то из окна привязанное к палке белое полотнище.

Из подвалов, трусливо озираясь, вылезают, карабкаясь через завалы, гитлеровцы с поднятыми руками, ошалевшие, полубезумные. Перестрелка прекратилась. Пользуясь удобным моментом, Панов с провожатым пересекают площадь и через несколько минут оказываются на набережной у моста Мольтке. Отсюда орудия прямой наводкой бьют по рейхстагу.

Угловой дом полон артиллеристов. Панов спрашивает: как перебраться через мост к рейхстагу?

Смеются:

– Прямехонько, товарищ капитан!

– А коли всерьез, – добавляет пожилой сержант, – держитесь с нами. Нам ведь тоже туда!

Все спускаются в подвал. Артиллеристы предлагают холодное консервированное молоко. Офицер с погонами старшего лейтенанта говорит солдатам:

– Через пять минут артналет для нас. Под его прикрытием будем продвигать вперед два орудия.

Артналет. Стены дома начинают дрожать от канонады. Артиллеристы дружно выталкивают на набережную две пушки и катят их к мосту. Потом, уже под ответным огнем врага, в облаке дыма и пыли почти несут их на руках через мост.

Прячась за щитками орудий, кинооператор преодолевает мост и уже на той стороне реки, плотно прижимаясь к земле, ползет по изрытой снарядами площади к рейхстагу. Взрыв! Его осыпает песком и горячим щебнем. Панов укрывается под стальным брюхом подбитого танка. Локти, колени в крови, сердце готово, кажется, выпрыгнуть из груди.

До рейхстага не больше двухсот метров!

– Он? – многозначительно спрашивает солдат-провожатый.

– Он! – отвечает Иван.

– Вот он какой!.. Закурить бы теперь, товарищ капитан.

Хочется «схватить» на пленку огромное мрачное здание рейхстага, но просматривается оно из-под танка плохо. Все пространство впереди завалено деревьями, подбитой техникой, мешками с песком, какими-то ящиками, мотками проволоки.

В ближайшем доме сохранились балконы на втором и третьем этажах. Вот бы куда пробраться! До дома метров двадцать, но кругом кромешный ад. Все дрожит, гудит. В воздух взлетают вырванные с корнями деревья, стены рушатся. Порой кажется, что раскалывается и падает само небо.

Вот падает один из знакомых артиллеристов, другой, третий. Расчеты, подбирая раненых товарищей, продолжают вести по рейхстагу огонь прямой наводкой.

От рейхстага бегут два солдата, видимо, связные, которых ждет генерал. Вот они уже совсем рядом, и вдруг из какого-то колодца в упор по ним автоматная очередь…

Выждав удобный момент, Панов все же добирается до дома с балконами. Рейхстаг теперь как на ладони. Огромный, черный от копоти, массивная, тяжелая колоннада, лестницы, разбитый бомбами купол. Окна заложены кирпичом. Оставлены только бойницы. Из них тонкими струйками выползает дым…

Панов решил поискать новую точку для съемки. Поднялся на третий этаж, а там у окна группа немецких автоматчиков, пулеметчик и фаустники… Кубарем скатывается по лестнице вниз, к артиллеристам.

Темнеет. Снимать нельзя. Но какая-то непреодолимая сила гонит вперед, за новой волной штурмующих. Над головами проносятся снаряды, грохочет артиллерия. От частых взрывов становится светло. И вдруг разносится раскатистое:

– Урра-а-а!!!

Пошла пехота. Вспышки разрывов словно мечутся из конца в конец площади, выхватывают из темноты группы бегущих к рейхстагу солдат…

Ночь уже на исходе. Небо над рейхстагом начинает светлеть, становится рыжеватым. Развеялись дым и пыль ночного боя. Вот оно, поле страшной битвы.

– Много нашей братвы здесь осталось, – с горечью роняет солдат-провожатый. – Сделали свое дело – и лежат!

Панов наводит киноаппарат на рейхстаг. Хорошо видны широкие каменные ступени, тяжелые входные двери. Все здание посеченное, избитое. Объектив скользит по стенам и колоннам вверх…

И вдруг на крыше, за карнизом фронтона, у скульптурной группы, колыхнулось красное полотнище! Как пламя, взметнулось оно на ветру.

Раннее утро 1 мая. Над рейхстагом Знамя Победы.

Русский японец

Дальневосточная военная кампания официально длилась 24 дня, а боевые действия практически вдвое меньше. Военный кинооператор Сергей Киселев попал во фронтовую киногруппу Забайкальского фронта, действовавшего на западной границе Маньчжурии. Командовал фронтом маршал Родион Яковлевич Малиновский. Киногруппа вместе с танкистами 6-й гвардейской армии преодолела Хинганский хребет. Громя японскую Квантунскую армию, советские войска овладели столицей Маньчжурии Чанчунем.

Вперед продвигались в тяжелейших условиях по труднопроходимой местности – пыльной ковыльной равнине. Пыль от сотен машин застилала глаза, забивала рот и нос, дышать было нечем. Видимость плохая, но кинооператоры работали, и работали много. Потом попали в полосу ливней. В распутицу по полевой дороге, вернее, по бездорожью свободно продвигались только танки и тягачи.

Наступление войск проходило в условиях упорного сопротивления врага. Японцы переходили в контратаки и отбрасывали наши части на исходные позиции. Несмотря на полное господство в воздухе советской авиации, японские бомбардировщики все же прорывались и бомбили наши боевые порядки. Войска несли потери от пулеметчиков-смертников, замурованных в дотах, прикованных к пулеметам цепями. Город Чанчунь, где находился штаб Квантунской армии, японцы защищали отчаянно.

После сдачи города и восстановления Чанчуньского аэропорта в 6-ю гвардейскую армию прилетели известные кинорежиссеры Александр Зархи и Иосиф Хейфиц. Они снимали полнометражный документальный фильм «Разгром Японии».

Фронтовая киногруппа старалась снимать все, вплоть до мельчайших деталей, – это было архиважно для будущего фильма.

Сергей Киселев получил задание отправиться в расположение частей 8-й Революционной армии Китая и снимать ее действия. Армия вела партизанскую войну в тылу японских войск, все время была в движении. Попробуй найди ее, тем более что радиосвязи с ней не было. Но Сергею повезло: под Мукденом он попал в 8-ю Революционную.

Китайские солдаты встретили советских операторов сердечно и радостно. Гладили боевые ордена и медали, откровенно ими любовались. Даже просили снять фуражку, чтобы погладить звездочку на околыше…

На второй день после капитуляции Японии группа Сергея Киселева оказалась в двадцати километрах от Чанчуня, около буддистского монастыря. Монастырь располагался в живописнейшем месте среди невысоких гор. Настоятель тепло принял советских офицеров, разрешил снимать свою обитель.

Часть построек монастыря была разрушена, но старинные пагоды, позолоченные фигуры Будды, изумительные орнаменты у входа в главный храм, массивные металлические драконы, керамические фигурки животных и птиц по коньку крыши хорошо сохранились. Настоятель попросил написать как бы «охранную грамоту» с обращением к советским солдатам, чтобы они бережно отнеслись к этому памятнику древности.

Провожая кинооператоров, монах предупредил: километрах в пяти от монастыря находится танковая часть японцев.

– Будьте осторожны, – волновался настоятель. – Вас могут схватить, убить!

Сергей Киселев на правах старшего решил снимать в «логове врага» – ведь капитуляция подписана. Вскоре группа подъехала к огороженной колючей проволокой части. Ворота оказались открытыми настежь. Но по бокам стояли раздетые до пояса – жара невыносимая! – два солдата с винтовками.

Когда офицеры вышли из машины, японцы четко взяли на караул, выбросив винтовки от бедра в сторону. Один солдат тут же позвонил по телефону. Вскоре появилась пожилая японка – переводчик. Села в машину, и операторы подъехали к просторной палатке. Из палатки вышел стройный седовласый японец. На нем была рубашка без погон, галифе, на ногах сапоги. Первой заговорила переводчица, но он перебил ее и неожиданно сказал по-русски совершенно без акцента:

– Здравствуйте господа. Добро пожаловать. Извините. Командира нет. Я начальник штаба и замещаю его. Жду вас с утра.

Наши офицеры были в недоумении. Кто мог сообщить о них японскому генералу? Не настоятель же монастыря!

– Готов передать вам военную технику, господин капитан, – обратился японец к Сергею Киселеву.

– Извините, господин генерал. Вы, верно, приняли нас за представителей советского командования. Но мы – фронтовая киногруппа. Снимаем фильм. Если разрешите, господин генерал, я снял бы вашу технику, танки, солдат.

– Вот как? Для меня это полная неожиданность. Мы всю ночь готовили технику для сдачи вашему командованию. Все машины исправны, на ходу. Желаете снимать – пожалуйста! Но, может, сначала пообедаете со мной?

Офицеры сели на мягкие шерстяные валики за длинный низкий стол. Генерал хлопнул в ладоши – молодые симпатичные японки в кимоно моментально накрыли стол, принесли на подносах закуски, вино, фрукты.

Наполнили бокалы. Хозяин произнес тост:

– За искусство кино и за вас, господа офицеры!

Сергей Киселев поинтересовался: откуда генерал знает русский язык? Оказалось, он учился в Лондоне, в университете, на русском отделении, потом практиковался в Париже – там много русских. У него был русский гувернер. В Токио он окончил военную академию, тоже русское отделение.

– Вас специально готовили для работы на оккупированном Японией Дальнем Востоке?

– Да!

Генерал держался свободно, сказал, что любит русскую литературу – Пушкина, Льва Толстого, ему нравятся стихи Сергея Есенина. Киселев спросил: чем займется генерал после того, как сдаст военную технику советскому командованию? Ответ прозвучал как разрыв гранаты среди щебета птиц:

– Как только я выполню приказ микадо, сделаю себе харакири.

После долгого замешательства офицеры наперебой заговорили о прелести жизни, о том, что человек образованный всегда найдет свое место… Но генерал, уже с каменным лицом, заявил:

– В душе я против капитуляции. Нам надо было сражаться до конца. Но я обязан подчиниться императору.

День клонился к вечеру, поэтому кинооператоры поспешили на съемку. В широкой лощине, окруженной лесом, стояли примерно триста танков. Все машины были тщательно очищены от грязи, в любую минуту могли вступить в бой – так японцы подготовили их к сдаче советскому командованию.

Прощаясь с «русским японцем», уже и думать забыли о его экстравагантном намерении – наверное, это все-таки шутка.

Недели через две Сергей Киселев опять оказался в Чанчуне. Военный комендант города рассказал ему: танки и оружие приняты как трофеи, а начальник штаба, генерал, сделал себе харакири…

НЕМЦЫ О РУССКИХ

Разыскивая не новую, а единственную правду о войне, надо больше прислушиваться не к кликушествующим разоблачениям, а к свидетельствам очевидцев, документам из спецархивов, скрытым от нас до последнего времени, содержание которых не всегда соответствует официальным версиям.

В этом контексте и следует рассматривать предлагаемый читателю уникальный дневник неизвестного немецкого офицера. Дневник обнаружил в полусгоревшей машине зимой сорок второго года советский солдат. Мы не знаем дальнейшей судьбы автора дневника, ибо записи заканчиваются осенью сорок первого года, задолго до того, как он попал в руки советского солдата Федота Баскакова. Может быть, автор погиб в тех осенних боях под Ельней и Брянском? Может быть, замерз в подмосковных снегах, разделив судьбу сотен тысяч своих товарищей? Может, умер в нашем плену? А может быть, выжил, пройдя все круги военного ада? Все может быть. Мы не знаем и дальнейшей судьбы сержанта Баскакова, нашедшего дневник. В том же сорок втором году данные о нем обрываются в одном из тыловых госпиталей. И в этом высшая, хотя и чрезвычайно, до обыденности простая правда и трагедия войны.

Дневник затрагивает очень короткий срок победоносного шествия немцев на восток. Они тогда были заняты собственной войной, уверенные в непобедимости Германии; думали только в критериях скорой победы.

Дневник не предназначен для посторонних глаз, стиль его совершенно свободен, бесстрастен. Автор, судя по манере письма, – человек холодного, прагматического ума, не склонный к эмоциям. Здесь нет литературщины, а голая фотографичность отображаемых событий. Но это как раз очень важно прочитать, прежде чем окунуться в животрепещущие, психологически-эмоциональные откровения второго дневника – лейтенанта Бранда.

Также неизвестна судьба Бранда. Его дневник из сорок третьего года, недаром названного автором «самым черным годом во всей немецкой истории». Действительно, начался победоносный разгром немецких войск на Восточном фронте. Это чувствуется в каждой строчке дневника, насыщенного к тому же тяжкими размышлениями о поражении Германии в Италии, о бомбардировках немецких городов. Началось разочарование немецких солдат и офицеров в политике нацистского руководства, появились думы о возможном поражении и судьбе Германии, идущей к катастрофе. Любопытно, что задумывается об этом боевой офицер, судя по тому, что он награжден двумя Железными крестами, – отличный воин, безусловно преданный нацистской идее.

Ценность этих воспоминаний несомненна и состоит как раз в том, что это пусть и разрозненные, наивные, но непосредственные и живые рассказы людей о людях.

Дневник неизвестного немецкого офицера

С 3 по 22 июня 1941 г. записи дневника посвящены передвижению к границе СССР по территории Польши. Марш совершался без всяких осложнений, как в мирное время.

21. VI.1941 г.

Мы готовы. Все погружены. Завтра выступаем.

22. VI

То, что многие считали невозможным, наступило. В 3 часа наши товарищи на границе перешли в наступление. Мы чувствуем себя наэлектризованными и ждем известий оттуда. Перед обедом мы выстроились в бесконечный ряд движущихся машин. Через Отвок – Колбицу – Миньск-Мазовецки – Калушин^[5]. В Маринии отдыхали. Около 22 часов поехали дальше. Седлец – Морди.

23. VI

У Волк-Вернесич были подтянуты. Очень тепло. Во всяком случае, жара доставит нам много мучений.

24. VI

Едем дальше через Лозицу – Константиновку. Мы должны привести в порядок поезд и через пару часов отбыть в Новопавлово. Около 16 часов поехали дальше. Янов-Подласки – Бяло-Подласки^[6] остаются позади. Постепенно становится темно, и вместе с этим на пути нашего следования начинают создаваться пробки. Ночью мы больше стояли, чем ехали.

25. VI

Около 6 часов мы в Тересполе. С фронта сообщают, что Брест-Литовск в наших руках. На пути своего движения вперед мы видели диковинный аппарат^[7]. Чудовищный железный ящик на цепях с каким-то сооружением наверху. Мы слышим звуки от стрельбы 65-см мортиры.

В 7 часов 20 минут мы перешли военный мост севернее Бреста. Теперь дело хорошо продвигается вперед. Нас догнал первый поезд. Танки нашего корпуса, 17-й и 18-й танковых дивизий, справились уже более чем с 500 танками противника.

На плохих пыльных дорогах мы беспрерывно продвигаемся вперед. Там, где случаются заторы при продвижении, появляются коменданты участков дороги и вмешиваются в это дело лично, так как мы, 29-я дивизия, имеем приказ о продвижении. Поздно днем мы достигли Пружан и Розаны. По пути мы видели много русских танков, расстрелянных и сожженных. Но также и много наших товарищей пало. Мы находимся на некотором расстоянии от железной дороги в Воволен. Что мы будем делать в этой пылище, нельзя себе представить. Уже через несколько минут все покрыто толстой серо-желтой пеленой. Когда стало темно, мы достигли и закрепились в районе пункта 203, южнее Езерницы.

26. VI

Рано утром мы продвинулись на несколько километров дальше через Езерницу на северо-восток до пункта 214. Из кустов и ржаных полей мы были обстреляны из винтовок и пулеметов. Затем начали стрелять со всех сторон.

Чтобы добиться нам покоя, нам пришлось прочесать всю окружающую местность. Эти парни прячутся в ржаных полях. Так как они себя ничем не обнаруживают, то мы решили с ними долго не возиться и окружили местность.

Гражданских мы также бьем всеми видами оружия, находящимися на вооружении германской армии. Жаль только, что не хватает веревок, чтобы вешать этих коварных.

Еще перед полуднем мы получили задание. Через Езерницу, где расположен полк дивизии, продвинулись на восток. Наш постоянный спутник – густое облако пыли. За маленьким селом мы прошли через лес. Местами видны трупы, на дороге разбитые машины. Однако в этом маленьком лесочке все выглядит страшно. Лежат средства передвижения различных видов, расстрелянные и сожженные, оставленные на дороге или около нее при поспешном бегстве. На многих видны следы гусениц наших танков. Повсюду в хаотическом беспорядке разбросано оружие, снаряжение, продовольствие и обмундирование. Над всей этой картиной разрушения парит трупный запах. Во всех положениях раздавленные, сожженные, обугленные машины. До Костеньево и Особняки дорога завалена.

Еще когда выяснялось положение, как и перед полуднем, раздавалась трескотня. Опять прочистили поля. Вечером батальон закрепился севернее Костеньево фронтом на север. В полночь снова прибыл приказ выступать.

27. VI

Еще до наступления рассвета батальон начал отступать на Езерницу. 3-я рота, усиленная взводом Шедлера и ударной группой Гаферта, осталась в занимаемом до отхода батальона пункте. В полку оставшаяся часть батальона получила задание пробраться к Розане. Ночью русские прорвались к дороге^[8]. Для выполнения этого задания нам были приданы две зенитки-автомата.

Части роты посланы в Папирниц – Савроля для разведки боем, но они были задержаны еще перед Савролей. Мы отошли к Розане, куда уже подошла наша пехота.

Когда батальон только собрался отходить на Езерницу, лес севернее Розаны был занят противником. Одновременно на другой стороне Розаны началась стрельба. Русские танки начали наступление на Розану. Батальон занял у пункта 183 оборону. Мы, однако, остались в несоприкосновении с врагом.

28. VI

Ранним утром унтер-офицер Крез выстрелом из-за куста, по всей вероятности, тяжело ранил комиссара, а затем мы продолжали отступление на Езерницу. Там нас ждало уже новое задание. После кратковременной остановки с целью дать людям время подкрепиться – дальнейшее продвижение на север к дороге Цельва – Слоним. Севернее этой дороги на Платенике мы закрепились.

29. VI

Ночь протекла не без приключений. Как только начало смеркаться, на нас обрушились танки и 25 русских. Прежде чем мы успели догадаться, что это действительно русские, танки обрушились на нашу ударную группу, расположенную у дороги, и гранатометчики из второй группы погибли… Кроме того, погиб один товарищ из 14-й роты, когда он поджигал спиртом танк… Снарядами танков ранены стрелок и ефрейтор. Во всяком случае, из экипажа танка никто не ушел. В братской могиле мы предали павших земле. Вдруг с чудовищной стремительностью ворвался танк^[9], но, слава Богу, обошлось без потерь.

Батальоны накапливаются для выполнения задачи на рубеже дорог Цельва – Слоним и Езерница – Платеник. Нам приданы зенитка, артиллерия и другое вооружение. Предстояло наступление против линии русских, оборудованной противотанковыми средствами. Наступление поддерживали танки. В своей укрепленной точке мы еще раз подверглись нападению русских танков. Было раздавлено орудие 14-й роты. Таким образом, дела наши оставляют желать лучшего. Один из идущих сзади танков был взорван на минах нашими саперами.

Около полудня выступили. Очень радостно наступать с нашими танками. Наступаем почти исключительно вне дорог, полем, через высоту 191 (в 3 км к югу от Деректин) пошли на дорогу Цельва – Мидервица. Вдруг перед нами очутился русский тяжелый танк. Мы сразу же выскочили из автомашин, рассредоточились и попрятались. Затем началось. Танки обрушились на танки, мы – на находящихся в полях ржи русских. Благодаря великолепному удару мы пробились почти до Мединицы.

Там наши танки остановились. Они имеют приказ дальше не идти. Через короткий промежуток времени нам также стало ясно – почему. Пришли еще шесть штук и набросились на нас, открыли стрельбу. Среди развалин села лежат тяжелые зенитки и артиллерия. Налево от нас – второй батальон, направо – первый. Из-за недостатка спирта танки были оттянуты назад. У нас трое раненых. Старший ефрейтор Дитрих ранен снарядом из танка, ефрейторы Шант и Вайзер ранены взлетевшими на воздух частями русского танка.

В 19 часов русские предприняли контратаку при поддержке танков. Справа нас обошли, а впереди стреляют пулеметы. Русские идут жуткой лавиной с криком «ура». Наши танки пришли на помощь и расправились с наступающими русскими танками. В жутком ночном сражении русские нас теснят все дальше назад. Прежде всего создалась сильная угроза для нашего открытого правого фланга. В ход пущены все средства. Майор Штрибе, наш командир батальона, ранен. Капитан Миллер фон Бернег принял батальон.

30. VI

С рассветом мы отошли от пункта 191 и накопили там силы для образования укрепленного узла с круговым обстрелом. Ранены шесть человек. Они доставлены нашими танками в Слоним. Однако недостает еще четыре человек. После полудня были созданы специальные команды для сбора брошенного оружия и снаряжения. Эти команды приносят также трупы наших погибших. Мы похоронили их на пункте 191 около тригонометрического знака. К ночи были предприняты меры предосторожности, чтобы не попасть в грязь. В полночь нас отсюда вытянут.

1. VII

Вся войсковая группа должна отступить на Езерницу^[10]. Если будет необходимо, то мы вынуждены будем пробиваться силой. На рассвете мы проходили через разрушенный Деркоцин. На дороге Деркоцин – Цельва мы встретили пост сторожевого охранения 15-го пехотного полка. Недалеко от Цельвы повернули налево, в направлении на Слоним. У того же самого узла, где мы вынуждены были два дня назад похоронить одиннадцать товарищей, мы были справа, то есть с юга, обстреляны.

Часть солдат роты пошла против противника, засевшего в поле и в лесу. Старший лейтенант Вессель руководит операцией. Вдруг короткий свист и взрыв. Артиллерия. Старший лейтенант Вессель тяжело ранен и в ближайшие минуты умер. Старший ефрейтор Людвиг ранен так же тяжело, унтер-офицер Вист ранен не так тяжело, лейтенант Миллер принял на себя командование ротой.

Старший лейтенант Вессель погребен около братской могилы от 29.VI. Батальон продолжает продвигаться дальше вдоль дороги. Здесь наши танки опять поработали. Перед опустошениями на этой дороге бледнеет картина «Мертвый лес». Трупный запах еле можно выдержать. Около Слонима повернули вправо и у Корцайнива собрались и сделали привал. Предварительно мы, однако, выжгли весь кустарник и рожь на полях, так как всюду прячется много стрелков противника.

2. VII

В 5 часов выступили. Через неделю снова на железной дороге. Показали нам дорогу Слоним – Барановичи. Дорога завалена. Затем пошли опустевшие, изъезженные, сожженные песчаные дороги. У населенных пунктов много ухабов. В 18 часов 30 минут мы наконец перешли бывшую польско-русскую границу и, таким образом, очутились в «раю для рабочих». Марш идет на Кай данов. Северо-восточнее Кайданова мы заняли укрепленные позиции.

В начале июля 20-й и 9-й армейские корпуса, 1-я танковая и 29-я моторизованная дивизии приступили к ликвидации окруженных в районе Новогрудок, Трабы, Ружбевичи остатков 3-й и 10-й армий наших войск. Этому и посвящены дневниковые записи с 3 по 8 июля.

9. VII

В полдень снова вперед. У Борисова перешли Березину. Темп продвижения замечательный («прима»). Вдруг раздалась команда: «Командир роты – к командиру». В то время как батальон безостановочно продвигался вперед, в дороге был отдан приказ. Новая цель наступления – Днепр^[11]. Постепенно темп продвижения замедляется, и наконец появляется масса задержек и остановок. Но 29-я имеет право на продвижение вперед, и мы движемся, оставляя три-четыре стоящие друг около друга колонны. Мы сворачиваем вправо, затем влево от автострады.

10. VII

Под Голокшино мы наконец оставляем хорошую дорогу. С большими предосторожностями колонны пробираются по лесным и полевым дорогам полуденной жарой. Через Старосель идем на восток. Здесь мы впервые знакомимся с авиацией красных. Но разрывы бомб еще далеко. Наоборот, гораздо неприятнее атака летчиков на бреющем полете, которая вскоре последовала.

После полудня мы были направлены на юг, между Калинов-кой и Вигрелково. Вся местность была там планомерно обыскана, и еще несколько большевиков побрели в плен. Вчера мы услышали, что 11.VII утром мы должны будем добиться того, чтобы наши войска перешли Днепр. Мы тоже будем наступать.

11. VII

Ночью мы имели мало покоя. Русские бомбардировщики засыпали нас своим железом, но они попадали только в незанятые села. Мы прошли немногие километры, отделявшие нас от Днепра. Из выжидательных позиций наблюдаем за приготовлениями. На позиции прибыли 88-мм зенитки. Саперы притаскивают надувные лодки и надувают их.

Ровно в 5 часов началась артподготовка. Артиллерия всех калибров, тяжелые и полевые орудия покрывали противоположный берег. Когда же вдобавок ко всему этому появляются наши самолеты, то никто уже не остается на месте. Всем хочется видеть это грандиозное представление.

В 5 часов 15 минут настало для нас время. Без сопротивления со стороны русских мы достигли противоположного берега. Отличные полевые укрепления русских пусты. Только слева и справа от нас в селах раздаются выстрелы. Батальон скапливается и идет в северо-восточном направлении. После полудня нас настиг артиллерийский огонь. Мы первым делом пошли в укрытие.

Постепенно солнце поднимается все выше и становится все ярче. Батальон продвигается вперед. Невыносимо жарко. При малейшем движении пот течет из всех пор, что большое мучение, тянуть за собой снаряжение… Куда ни глянешь, не видно ни тени, ни колодца. Полевые кухни еще не прибыли, так как мост еще не готов.

Вечером 2-й батальон, наступающий впереди нас, обрушился на противника. Прошло немного времени, и сопротивление противника было сломлено. У Пронцианки мы создали круговую оборону. Идущая с юга вражеская мотоколонна уничтожена осадными орудиями и зенитками. Когда начало смеркаться, нашу колонну атаковали красные бомбардировщики. Есть убитые и раненые. Лейтенант Гейтель из 29-го автополка был тяжело ранен и умер.

С 10 по 15 июля в дневнике отражены боевые действия на подступах к Смоленску. Отражен ввод в сражение новых сил противника.

15. VII

До Смоленска мы должны дойти сегодня^[12]. Как только наступил день, на нас налетели первые самолеты. Их было, наверное, штук пятнадцать…

Ранним утром продолжительная остановка. Идущие впереди нас батальоны на широком фронте обрушились на противника. Нам показывают участок, где мы должны наступать, и мы идем дальше.

С дороги мы сворачиваем на восток. Двигаясь по полям и через леса, мы добираемся до другой дороги, где противник нас снова встретил артогнем. Машины сворачивают вправо. Частично пешком, частично на машинах – все дальше вперед; каждый раз удар врага по нас.

Наконец мы достигли высоты; только успели сделать первое приготовление, установить пушки, как мы уже оказались окружены противником. Мы пускаем в ход все средства, чтобы вырваться. Наша артиллерия – орудия, приданные по одному на роту, – стреляет прямой наводкой. Когда мы достигли ближайшей высоты, то увидели лежащий перед нами Смоленск.

Остановились и заняли позиции. Вправо от нас 3-й батальон. Еще осталось несколько километров до первых окраинных домов. Огонь противника не оставляет желать лучшего. Есть и бомбардировщики. Приданная нам зенитка сбила один. Было бы, пожалуй, лучше, если бы он полетел себе дальше, так как он ринулся на зенитную батарею, в результате чего погибло несколько товарищей.

После полудня мы уже продвинулись так далеко вперед, что можно уже невооруженным глазом различать отдельные предметы лежащего перед нами городского предместья. Русские открыли огонь прямой наводкой. Результаты плачевные. Убиты ефрейтор и стрелок, ранены: один унтер-офицер, четыре старших ефрейтора, два стрелка…

Наступление провалилось, несмотря на поддержку двух осадных орудий. На противоположном берегу русские сидят между горящими зданиями и кроют из всех родов оружия, имеющегося у них.

Упорные бои в Смоленске продолжались, и это нашло отражение в дневнике^[13]. С 23 июля 2-я танковая группа во взаимодействии с пехотными дивизиями 2-й армии вела тяжелые бои на ельнинском выступе и к югу от него.

23. VII

Ранены ефрейтор и два стрелка. Днем было все как обычно. Вечером атака русских с четырьмя танками. Посты сторожевого охранения отошли назад. Штурмовые орудия и противотанковые пушки уничтожили танк. Посты сторожевого охранения снова заняли свои места. Русские снова отражены.

В 2 часа на нас пошла пехота. Вероятно, русские сознательно и хорошо это подготовили, так как русские бросились в атаку как раз во время смены сторожевых постов. При этом был ранен лейтенант Шнайдер.

Пешком мы дошли до цитадели, а оттуда до стоянки машин. Бомбардировщики сбросили бомбы около нас, но в нас не попали; тяжелая артиллерия, стрелявшая по городу, также попадала правее.

На рассвете мы добрались до своих машин. Около 6 часов отходим. Идем на юг, на дорогу Смоленск – Рославль. Когда мы наконец оставили Смоленск, мы с облегчением вздохнули. Десять тяжелых дней остались позади. Мы прошли еще около 20 км.

В невероятно грязной луже мы в первый раз после 14 дней пребывания в пыли, на жаре и под дождем помылись и искупались. Группа вражеских бомбардировщиков, пролетевшая севернее через дорогу, была расстроена зенитками, один бомбардировщик сбит.

В полдень приказано приготовиться к посадке на машины. Мы отошли по дороге немного назад, затем на восток. К югу от дуги Днепра батальон занял позицию^[14]. Боевые порядки батальона и нашей роты находятся в Заборье. Роте придано еще около половины взвода.