Текст книги "Три могилы - в одной"
Автор книги: Виктор Широков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)
– Все это верно, дорогая моя сестричка, только данные темы сейчас меня мало интересуют. Всему есть свое время и свое место. Вот в другое время и в другом месте мы с тобой вдоволь наговоримся о серьезном. Ты думаешь, молодость вечна? Да, вообще в мире она существует вечно, но не в людских единицах. Счастье, моя дорогая, измеряется только моментом, а вот горе годами. Было бы странно видеть жизнерадостных старцев, жаждущих блаженства любви, и полных сил и здоровья молодых людей, со стонами едущих в монастырь. Помнишь, как сказал Пушкин: "Блажен, кто смолоду был молод, блажен кто вовремя созрел..."
– Ха-ха-ха! Как ты хорошо говоришь, Женечка! Значит, для молодости есть только один лозунг: лови, лови часы любви?!
– Да, пока огонь горит в крови, – закончил Евгений и, подтянув Таню ближе, крепко поцеловал её в губы...
Так прошел август, наступила осень, волей-неволей приблизилось время подумать Евгению и об отъезде за границу. Мать уже несколько раз напоминала ему о дальнейшей учебе. С наступлением сентября погода резко изменилась. Подули ветры, и часто холодный дождь мешал прогулкам по парку, на аллеях которого несмотря на прилежание садовника стало прибавляться пожелтевших листьев.
Однажды в усадьбу Витковских неожиданно приехала родная тетка Тани по отцу. Болезненная женщина служила где-то на Кавказе учительницей и сейчас остро нуждалась в средствах для продолжения образования своих детей. Анна Аркадьевна весьма любезно приняла дальнюю гостью и, выслушав её нужды, пообещала помочь ей, а пока просила погостить в имении, чтобы дать возможность Тане подольше пообщаться с родственницей и попутно получить дополнительные уроки женского рукоделия. Конечно, бедная женщина с радостью воспользовалась предложением графини и счастливая выпавшей неожиданно удачей устроилась в отведенной ей комнате по соседству с Таней.
Учительница была чрезвычайно словоохотливой и на расспросы Витковской о житье-бытье на Кавказе с удовольствием рассказывала графине были и небылицы в лицах, какие только знала и какие могла измыслить её изобретательная фантазия. К этим разговорам часто присоединялась и Таня. В отсутствие сестры Евгений очень скучал. Ни чтение, ни музыцирование не шло ему на ум. Он остро чувствовал гнетущее одиночество и, если позволяла погода, уходил в парк и бесцельно бродил по самым извилистым тропинкам, грустя по любимой девушке.
В один прекрасный день, увидев, что Таня занялась разговором со своей тетушкой, он взял книгу и ушел к дальнему фонтану в парке. День был тихий и жаркий, что в тех широтах не является большой радостью. Пожелтевшие листья тихо падали с веток деревьев, напоминая человеку о неустойчивости земной красоты и о скоропреходящих мгновениях гармонии чувств. Евгений не смог читать. Печаль его только усилилась. Падающие листья напомнили ему о беззаботном детстве, радостном детстве, в которое нет возврата. Внезапно ему подумалось о том, что наступит время и он будет вспоминать сегодняшнюю цветущую молодость свою, как далекий сон; что погибнут пышные розы в цветнике, сердитый ветер времени оборвет их ароматные лепестки и безжалостная холодная зима забвения навсегда придавит высокие стебли! У каждого свой цикл: у человека и у растения. Какой неумолимый закон природы! Вечно рожать и вечно уничтожать. В таком унылом настроении он попытался снова раскрыть книгу, перелистал её от корки до корки, пытаясь вчитаться, но так и не найдя ничего интересного, отложил в сторону и снова задумался: "Что же со мной происходит? Неужели я на самом деле безумно влюблен в Таню? Так, что ни единой минуты не могу обойтись без нее. И почти ничего от неё не добился. Сколько потрачено времени! И ничего не сумел ей внушить, не сумел её даже подвести к желаемому рубежу.
Нет, надо всему решительно положить конец! Дальше так продолжаться не может. Но что же делать? Ни мать, ни церковный закон жениться на Тане не дадут, а безрезультатно волочиться неинтересно. Надо придумать что-то более существенное. Надо заставить Татьяну сделать выбор, надо ей помочь сделать правильный выбор. Надо, наконец, применить к ней силу, нажать. Что я мужчина или не мужчина? Нужно взять её силой и ей придется пойти за мной хоть на край света. И я не обману её ожиданий, я тоже буду принадлежать только ей. Я не хочу обмана, продажной любви, других женщин. Решено, сегодня или никогда".
И в голове его созрел дьявольский план: при помощи своих гипнотических чар преодолеть стыдливость девушки, наконец превратить её в женщину. Вот и Байрон открыто жил со своей сестрой и у них была дочь. Причем кровное родство Августы и великого поэта было куда значительнее, чем у него с Таней. Нет, конечно, он прав. С решительным изменением ситуации непременно изменится к лучшему и расположение Тани. Она не останется безразличной к физической перемене, она переменится и духовно, и преодолевая трудности, презрев дурацкое мнение "света" пойдет за ним сама, пойдет даже на край света. Ну, а потом и видно будет.
Сзади неожиданно раздался шорох. Евгений оглянулся и увидел подходившую к нему девушку.
– Скучаешь, бедненький мой Дон-Жуанчик? Как это я не подумала, что у фонтана сохнет сердечко моего бедненького дорогого братца! Ты хотя бы помочил его в этой струе. Ха-ха-ха! Ой, какой ты смешной!
– Таня, мне не до шуток. Ты видишь, что я страдаю.
Евгений схватил девушку за руки и посадил её на скамью. Упал перед ней на колени.
– Что с тобой, Женя?.. Что ты делаешь? Для чего? – испуганно произнесла Таня.
– Танюша, – взволнованно заговорил Евгений, – выслушай меня, не перебивая. До сих пор я старался сдерживаться, но сегодня я решил высказать тебе все, что накипело; все, что у меня на сердце. Сегодня я признаю поражение и склоняю колени перед победителем. Таня! Ты не видишь моих страданий или, вернее, не хочешь их замечать. Ты не хочешь заглянуть в мое сердце, переполненное жаром неукротимой любви, не хочешь заглянуть в мою душу, истерзанную бесплодным ожиданием взаимности. Я безумно люблю тебя, дорогая Танечка! Неужели ты оттолкнешь мою любовь, неужели твое сердце не рвется ко мне изо всех сил, как мое рвется к тебе?.. О, скажи мне лишь одно слово "люблю", и это слово воскресит меня к новой жизни, оно поднимет меня на высшую ступень блаженства, оно окрылит меня, оно укрепит мою волю и я, не задумываясь, положу к твоим ногам мою жизнь. Но умоляю тебя: не говори мне "нет", это убьет меня, убьет мою душу и я покончу с собой.
Таня оказалась в труднейшем положении. Ей, конечно, было жалко Евгения и в то же время она отлично сознавала, что сказать ему "да" означало для неё погибнуть навсегда. Пасть не только в мнении "высшего света", но и нарушить другие, высшие заветы. Вопрос был очень серьезный. До сих пор она любила Евгения, как брата, но теперь от неё требовалось большее, нужно было для этого переступить и через доверие и любовь приемной матери, разбить её сердце. Сказать же "нет" было тоже невозможно, Евгений действительно мог устроить не просто неприятный эксцесс, он вполне мог покушаться на самоубийство. Что же сказать такое, чтобы не было ни "да", ни "нет"?
Таня хорошо помнила свою клятву, данную графине, своей приемной матери, и решила стоять до конца. Нужно было отрезвить Евгения здравой логикой в несбыточности его вожделений.
– Женя! Я сейчас тебе ничего не скажу, пока ты стоишь передо мной на коленях. Встань и садись рядом со мной и тогда поговорим серьезно. Ну, садись же, будь умненьким. Иначе ты от меня не получишь никакого ответа.
Таня старалась выглядеть спокойной. Но ей это плохо удавалось. Евгений, не выпуская рук сестры из своих, поднялся и сел рядом с ней.
– Женя! Ты сейчас признался мне в любви. Я верю, что ты меня действительно любишь, однако для чего это нужно? Ты забыл, что я не просто чужая девушка, а сестра, на которой жениться ты никогда не сможешь, а так... Я даже не понимаю, чего же ты все-таки хочешь? В кого ты собираешься меня превратить?
– Глупости, Таня, ну какая же ты мне сестра? Неужели ты можешь искренне верить в том, что какой-то чиновник департамента вписал твое имя в нашу родословную, сменил тебе паспорт, и ты тут же стала мне родной? Это же форменный абсурд, фикция. А твоя кровь и тело разве изменились от этой формальности? У нас же совсем другие и отец, и мать. Разве после процедуры о глупом удочерении в твоих жилах потекла кровь моей матери, моего отца? Где же здесь истинное родство крови? Я уже не говорю о том, что настоящая любовь презирает все условности! Ты же образованная девушка, скажи мне, разве кто-нибудь порицает сегодня Байрона от того, что тот жил со своей сестрой, или отвернулся от него при жизни? Признайся мне, ты же любишь меня, не так ли? И ты готова вместе со мной преодолеть любые трудности и пойти хоть на край света? Неужели тебе кто-нибудь дороже меня?
Таня слушала Евгения и в её жилах холодела кровь. Ей стало отчетливо понятно, что она не только не графиня, а совершенно чужая в этой семье девушка. Что вся комедия с удочерением была не более, чем прихоть скучающей аристократки, минутная блажь, и клочок бумажки с её новой фамилией ничуть не приблизил её к роду графов Витковских. А она, дурочка, дочь простого офицера, решила, что встала на один уровень с сильными мира сего. Какая банальная и нелепая история! Завтра её могут, наигравшись как куклой, низвести в простолюдинки! Недаром она слышала обрывок разговора, что графиня уговаривала судебного следователя, разночинца Ивана Дементьевича жениться на ней и то он ещё колебался, подходит ли она ему. Неужели ей предстоит снова добиваться места под солнцем, сражаться за кусок хлеба, снова вернуться к тому, от чего она, казалось, ушла навсегда? Но вот теперь, когда молодой и красивый, умный и богатый граф на коленях добивается от неё взаимности, разве ей не представляется подлинная возможность встать на один уровень с ним, со всем высшим светом? Конечно, представляется. Вот он, настоящий счастливый случай! А как же быть с графиней, с клятвой, данной приемной матери? С церковным законом? Что это я? Нет! Это невозможно!..
– Какой ты странный, Женя! Ну и пусть твоя мама ради случайной прихоти захотела меня удочерить. Пусть так, что я не сестра тебе, но пойми же ты, наконец, что венчать нас с тобой ни одна православная церковь не будет. Тогда для чего же эта любовь, признайся? Ах, у тебя даже слезы!
Евгений действительно вытирал платком свои сухие глаза.
– Нет, Таня, неправильно судишь. Моя мать здесь ни при чем. Она взяла тебя к себе, удочерила, дала тебе имя и средства к существованию, но в её мыслях совершенно не было цели удочерением не дать тебе и мне доступа к супружеству. Что же касается закона русских церквей, ты права, их кафолические правила не позволят нам принять брачный венец. Я уже и сам думал об этом. Таня, но в моей голове созрел великолепный план, как обойти все эти надуманные церковные правила. Поверь, мы можем свободно повенчаться, когда угодно, самым что ни на есть законным образом, но не в этом дело. Танюша, неужели ты не понимаешь, что для подлинного супружества недостаточно одного холодного согласия, а где же любовь? Бескорыстная святая любовь? Без которой ни одно сверхзаконное супружество счастливо быть не может? Скажи мне, скажи мне скорей, что ты меня тоже любишь! Милая моя Танечка! – Евгений взял холодные руки девушки и стал покрывать их жаркими поцелуями.
Высказанные аргументы были логичны и неопровержимы, в них чувствовалась земная сила плоти, в них все было подытожено, но вот что странно, при всем своем желании не расстроить Евгения Таня не могла любить его так, как он требовал. Совершенно неосознанно она не до конца верила ему, внутренним чутьем она улавливала некую фальшь в признаниях брата. Почему же он все-таки больше думает об удовлетворении своего желания, а не сочувствует ей, не сдерживает себя во имя всего святого, что есть в человеке и что ниспослал Господь? Сомневаясь в правоте и непреложности сказанного Евгением, она тем не менее чувствовала к нему необыкновенную жалость, постепенно переходящую в непреодолимое влечение. Откинув голову назад и глядя влажными глазами в синевшую высь, она, затрепетав, слабо произнесла: "Возможно, что и люблю..."
В этот самый момент Евгений крепко обнял трепетавшую девушку и, прильнув к её устам, застыл в долгом страстном поцелуе.
– Будет, будет... Ты меня задушишь. Ну, говори, какой такой план? отстраняя свое лицо, проговорила Таня.
– Скажу у липы, у старой липы, понимаешь? Дай слово, что ты придешь туда в десять часов вечера. Дай! Придешь? Тогда я тебе поверю, что ты меня тоже любишь. Ну, говори же! Иначе не выпущу тебя из объятий, – страстно произносил Евгений, сдавливая грудь своей жертвы.
Дрогнуло сердце измученной девушки. Она поняла, что если сейчас сознание оставит её, если она не найдет силы сопротивляться, все будет кончено. Евгений её не пожалеет. И Таня, собрав последние усилия рванулась и выскользнула из рук обезумевшего брата. Отскочила от скамьи к фонтану.
– Опомнись, Женя! Что ты делаешь со мной? – крикнула она, поправляя сбившуюся прическу. – Прошу тебя, не подходи, а то закричу!
– Таня, ты что, хочешь скандала? Хорошо же, пусть будет скандал.
Евгений выхватил из кармана револьвер и приставил дуло к правому виску.
– Ах! Не надо! – вскрикнула Таня и бросилась к Евгению, хватая его за руки. – Не надо, Евгений, не надо, милый! Ведь я же сказала тебе, что я люблю тебя...
– Говори, придешь или нет? – с решительным видом повторил Евгений, впившись глазами в испуганное лицо сестры.
– Подожди, дай подумать. – Таня отступила на шаг от устрашающе глядящего брата и тоже решительно проговорила: – Брось сейчас же револьвер, иначе вторая пуля пробьет и мою голову. Подожди. Какой нетерпеливый! Мне надо подумать, а ты не даешь. Ну, бросай же, иначе я не ручаюсь за последствия.
Евгений опустил руку с револьвером, помедлил и положил его обратно в карман.
– Вот давно бы так. А теперь садишь и жди, я скоро вернусь, только приведу себя в порядок. Вернусь и дам тебе окончательный ответ.
Таня отошла от Евгения и быстро направилась к дому. Отойдя шагов на двадцать, она оглянулась и видя, что брат смотрит ей вслед, послала ему воздушный поцелуй, крикнув: "Смотри, никуда не уходи и жди!"
Пробегая по веранде, она наткнулась на Анну Аркадьевну, которая, увидев бледность лица девушки и её растрепанную прическу, с испугом отступила в сторону.
Таня пробежала в свою комнату, упала на постель и, зарывшись в подушки, зарыдала. Графиня шла следом за ней. Войдя в комнату дочери, она затворила дверь и, подойдя к рыдающей девушке, тревожно спросила:
– Что с тобой, Танечка? Скажи скорей! Тебя обидели? Уж не Евгений ли? Ах ты, Боже мой! Да говори же!
Таня долго не отвечала на расспросы матери. Ее плечи вздрагивали от душивших её рыданий. Наконец, она оторвалась от подушки, приподняла голову и, захлебываясь словами, выговорила:
– Мамочка, милая... Евгений требует от меня невозможного... Он хочет, чтобы я сегодня в десять часов вечера... пришла к нему на свидание к старой липе... иначе он застрелится...
– А сейчас ты откуда бежала?
– От дальнего фонтана в парке. Он там остался ждать моего ответа.
Анне Аркадьевне стало окончательно ясно, что положение не просто угрожающее, а хуже некуда. Нужно было срочно найти выход из положения и она задумалась. Вдруг в её голове блеснула мысль, которая показалась ей легко осуществимой, и она ухватилась за нее, как за спасательный круг.
– Таня, я все придумала, я решила как следует проучить повесу. Поверь мне, все будет хорошо и ты никак не пострадаешь, а он получит по заслугам. Ты сейчас приведи себя в порядок, вытри слезы, освежись духами и с веселым личиком беги к нему в парк и скажи, что ты согласна придти на рандеву и тут же иди обратно. А в остальном положись на меня. Я знаю, что делать.
– А как же дальше, маменька? – сразу успокоившись, с интересом спросила Таня.
– Никакого "дальше" не будет. Ты вернешься сейчас же из парка, закроешься в своей комнате и будешь спокойно спать до утра, никого не впуская к себе кроме меня. Утром я приду за тобой и все будет в полном порядке. Поняла? Ну, иди же к нему.
Таня почувствовала, что графиня действительно разработала верный план действий по успокоению сына, и, уже не думая ни о каких последствиях, быстро привела себя в порядок и побежала в парк. Пробегая мимо цветника, она сорвала роскошную розу и понесла её тому, кто с бьющимся сердцем ожидал её возвращения.
Евгений сидел в той же позе, в какой его оставила Таня. Он только склонил голову на руки и совершенно не слышал, когда к нему подошла Таня. Вдруг он почувствовал, что кто-то прикоснулся к его голове. Вздрогнув, он поднял отяжелевшую от раздумий голову и увидел перед собой улыбающуюся Таню.
– Уснул, Дон-Жуанчик? Держи... А в десять часов, как ты и хотел, я приду к липе, а ты... откроешь мне свой замечательный проект?
Таня воткнула в волосы Евгения розу и отбежала прочь.
– Танечка, зачем ты убегаешь?
– Я устала, милый, пойду отдохну, а ночью наговоримся. Пока, Дон-Жуанчик, адью!
С этими словами девушка скорым шагом вышла из парка. Евгений схватил розу, поцеловал её душистые лепестки и, завернув в платок, положил в карман. Его лицо расплылось в счастливой улыбке. Он уже заранее предвкушал минуты своего блаженства, впрочем, какие минуты, часы. Настанет ночь, уснет природа и только у старой липы будет слышен страстный шепот двух любящих сердец. Сегодня он победит глупый предрассудок. Любовь поистине слепа, её пути неисповедимы. Под опьяняющим действием всепожирающей страсти люди, теряя остатки разума, радостно творят глупости. Евгений тоже потерял остатки разума. Он не мог думать ни о чем, кроме любовных наслаждений. Он не мог дождаться удовлетворения своей преступной страсти. Он не понимал, что увлекает и себя и других к верной гибели.
ГЛАВА VI,
ИЗ КОТОРОЙ, МЕЖДУ ПРОЧИМ, МОЖНО УСМОТРЕТЬ, ЧТО БЛАГИЕ ПОМЫСЛЫ ИНОГДА ЗАКАНЧИВАЮТСЯ ВО ЗЛО И ЧТО САМЫЕ НЕОЖИДАННЫЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВА НЕМИНУЕМО СВЯЗЫВАЮТСЯ В НЕРАЗРЫВНУЮ ЦЕПЬ
Стрелки на всех часах показывали десять. Десять часов вечера. В доме Витковских воцарилась тишина. Все спали, но только не Анна Аркадьевна, одетая в розовое шелковое платье Тани. Она сидела в своей комнате перед зеркалом и устраивала прическу, подобную прическе дочери. Потом она накинула на голову Танину шаль и, посмотрев в трюмо, подумала: "Ночь темная, сразу не разглядит. Прикрою лицо побольше и подойду. Пусть наскочит, охальник... Я ему покажу, как сестер хватать да уламывать!.. Он у меня ещё повертится. Кажется, пора".
Попрыскав на себя пульверизатором любимые духи дочери, она потушила свечи и осторожно вышла из покоев, оставив гореть зажженную лампаду у иконы Богородицы.
Анна Аркадьевна по наивности предполагала, что своим внезапным вмешательством она сможет усмирить разгулявшиеся страсти сына, устыдить его при поимке с поличным, в результате чего произойдет необходимое объяснение наедине и, мучимый совестью Евгений откажется от дальнейших посягательств на честь сестры и поскорее выедет за границу. Но бедная мать не рассчитала удара... и промахнулась. В первый раз, но, к сожалению, не последний.
Уральское небо затянули низкие тучи. Насыщенные атмосферным электричеством воздух был особенно душен. Чувствовалось приближение большой грозы. В парке стояла непроглядная тьма.
Евгений уже давно ожидал появление Тани. Он ходил у липы кругами, сжимая иногда руками грудь, в которой бешено колотилось сердце переполненное горячей влюбленной кровью. Кровь приливала и к его голове, стучала в висках и разливалась горячим пьянящим дождем по всему телу, вызывая слабость, граничащую с бессилием. Он ощущал в теле странную дрожь и порой был вынужден прислоняться к стволу липы, чтобы не упасть на землю. Его волнение дошло до высшей точки, а самообладание упало, как барометр в непогоду.
Сейчас этот изысканный аристократ походил скорее на бешеное животное, нежели на нормального человека. Он не мог думать абсолютно ни о чем другом, как только об одном: необходимо действовать как можно быстрее, не давая Тане опомниться, брать её силой, не давая ни секунды на раздумье. Сегодня или никогда. Смелость города берет!
Вдруг наконец он услышал женские шаги. Евгений сразу узнал шаги той, кого он ожидал с таким нетерпением. Вот и шуршание любимого розового платья, а вот и она сама осторожной походкой идет к старой липе. Это Таня, та самая Таня, которая решила принести себя в жертву его сладострастию, его безумной любви. Евгений спрятался за дерево, как зверь, готовясь к внезапному нападению на свою жертву.
Анна Аркадьевна с легким волнением в груди приблизилась к роковому месту. Она из-за ужасной темноты не видела Евгения, но инстинктивно догадывалась, что он где-то здесь, вблизи от нее. Но где же? Не замечая ничего на своем пути, она прошла ещё несколько шагов, как вдруг почувствовала, что чьи-то крепкие руки обхватили её сзади. В сильном испуге она взвизгнула, но в то же мгновение платок с завернутой в него розой прикрыл ей рот. Положение, которого она никак не ожидала, было ужасно. Кровь ударила ей в голову, дыхание остановилось и она потеряла сознание...
Евгений совершенно не осознавал себя. Весь его продуманный план полетел к чертям. Какой там аристократизм, он словно дикий зверь терзал свою добычу, лакомился каждым движением. Повернув женщину и уложив её на землю, он мгновенно достиг своей цели. Ничего, пусть завтра она, осознав свою принадлежность, попробует снова сопротивляться его воле. Она принадлежит ему и только ему, и никакой Бог уже не помеха. Снова и снова она будет дарить ему себя и получать наслаждение, как и положено от века. Женщина да принадлежит мужчине! И ветр возвращается снова на прежние круги свои, и юно волшебное слово единой и вечной любви! Не смыть поцелуя вовеки, объятья вовек не разжать. Закрыты влюбленные веки, и пальцы прозрели опять! Прав поэт, как всегда...
Очнувшись от долгого обморока, Анна Аркадьевна поняла пикантность ситуации, поняла, что поднимать тревогу уже слишком поздно, она не рассчитала свои силы и стала легкой добычей зверя, но все-таки он был её сыном и прояснение ситуации могло смертельно ранить её сына, за жизнь которого она была готова заплатить собственной жизнью. Теперь вопрос был только в том, чтобы скорее освободиться от объятий безумца и сохранить свое инкогнито.
Собрав последние усилия, графиня вскочила на ноги и стремительно бросилась бежать. Евгений попытался удержать свою жертву, но в руках осталась одна шаль.
– Таня! Танечка! Зачем ты убегаешь? Вернись!.. – напрасно кричал он в темноту ночи.
От сильного порыва ветра зашумели вековые деревья, заглушая звуки шагов удаляющейся женщины. Ярко блеснула молния. Ударил гром, и на землю обрушились потоки проливного дождя. Добежав, наконец, до дому и войдя в свою комнату, Витковская бросилась на кровать, скомкала платок с завернутой в него розой, который машинально держала в руках, отбросила его в сторону и зарыдала. После короткого истерического припадка она поднялась и со слезами на глазах упала на колени перед иконой Богородицы. Губы её шептали бессвязно молитвы, в которых изливалась скорбь оскверненной матери и весь ужас только что пережитых ею минут. От волнения Анна Аркадьевна не смогла заснуть. В голове её роились мысли, как же быть дальше? Во-первых, нужно как можно скорее отправить из усадьбы Таню, присутствие которой может обнаружить её жуткую тайну, отчего Евгений не сможет пережить позора и обязательно лишит себя жизни, а во-вторых, следует ускорить отъезд сына за границу. Обдумывая эти вопросы, она вспомнила про кавказскую гостью... И исход был найден.
Рано утром, когда Евгений ещё крепко спал в своей комнате, Витковская постучалась в дверь учительницы.
– Войдите, я уже не сплю, – послышался тихий голос гостьи.
– Екатерина Федоровна, – обратилась графиня к ней, входя в комнату. Я тут приготовила Вам требуемую сумму денег. Вот возьмите, здесь тысяча рублей. На первое время, мне кажется, довольно, но я бы очень Вас просила выехать прямо сегодня же к себе на Кавказ. Я пошлю с Вами Таню за нарзаном, без которого я себя очень плохо чувствую. Поезд отходит через два часа. Я надеюсь, что Вы успеете за это время приготовиться к дороге.
– Конечно, конечно, матушка моя дорогая. Дай Вам Бог, дай Вам Бог удачи... Я сию же минуточку буду готова. Собственно, мне и собирать нечего. Да и пора уж, загостилась изрядно, а дома детишки ждут. Вот нездоровится только что-то, всю ночь промаялась, едва уснула.
– Таня поможет Вам в дороге, она у меня проворная девушка.
– Хорошо-хорошо, матушка-графиня, как-нибудь доеду, не сахарная, не растаю.
Из комнаты гостьи Анна Аркадьевна пошла к комнате дочери и тоже постучалась в дверь. Услышав условленный стук матери, Таня встала с постели и, отворив, спросила:
– Что случилось, мамочка?
– Ничего особенного не случилось, мое дитя, – ответила графиня, входя в комнату.
– А как Евгений?
– Что Евгений? Спит себе на здоровье. Вчера я с ним имела очень серьезный разговор и он как будто одумался. Однако вот что, Танюшечка, сейчас твоя тетка экстренно уезжает на Кавказ. Я дала ей денег, и она, кажется, довольна, но бедная старушка что-то расхворалась, а повременить с отъездом она уже не может. Я думала сперва послать с ней Карла Ивановича, но у него неотложные дела в губернской управе, Матильда Николаевна тоже расклеилась... И я решила послать с Екатериной Федоровной тебя, кстати, дорогая, привезешь мне назад ящик нарзана, без которого, как тебе, надеюсь, известно, я обходиться не могу, а он у меня, как на грех, весь вышел.
Таня молчала. Именно сегодня подобное предложение ей меньше всего нравилось. Она уедет, а как Евгений? Неужели он так и не сообщит ей свой великолепный план, свой необычный секрет о возможности их брака? Интересно, как он теперь выглядит после вчерашней проработки матери? Хотелось бы тоже немного потравить его, помучить. Ишь, Дон-Жуанчик выискался! Ах, как интересно травить и мучить вероломных мужчин!
– Милая маменька, а нельзя ли эту поездку отложить хотя бы на один день? Мне хочется повидаться с братом... Кстати, он же обещал вчера сообщить мне что-то весьма интересное.
– Все интересное он уже мне сообщил. Неужели ты хочешь, чтобы он устроил тебе очередную сцену?
– Как же это так?
– Очень просто. Ты, наконец, должна понять, что он догадался, почему к липе пришла мать, а не ты. Знаешь, как он этому обрадовался? Уж он сумеет теперь на тебе отыграться за вчерашний обман. Не знаю, сумеешь ли ты теперь у него выкрутиться. Кроме того ты замечаешь, как небрежно он относится к отъезду за границу? Все его коллеги уже работают, а он все торчит около тебя в имении и в ус не дует. А когда ты уедешь на Кавказ, ему уж точно будет здесь тошно, ну я и выпровожу его в Берлин, чтобы он наконец занимался делом. Поняла, моя крошка? Дай я тебя ещё раз поцелую.
Было заметно, что Анна Аркадьевна говорит с некоторым раздражением. Ей совершенно не нравилось сопротивление дочери, которое она хотя и прекрасно понимала, но которое во что бы то ни стало необходимо было сломить.
Таня молча начала одеваться. Из её глаз были готовы вот-вот брызнуть слезы, но она крепилась. Таня чувствовала, что из-за этой неожиданной поездки на Кавказ она могла потерять Евгения, потерять надолго, если не навсегда.
Евгений в то утро проснулся поздно. У него было странное чувство, что несмотря на вчерашний запланированный успех, что-то не получилось и все может пойти вкривь и вкось. Когда он вошел в столовую, Анна Аркадьевна уже сидела за столом и совершенно спокойно пила кофе. Ее ночное беспокойство исчезло и на лице по-прежнему играла довольная улыбка. Она по-прежнему контролировала ситуацию.
– С добрым утром, маменька, – произнес Евгений, целуя мать в голову. А Таня где же? Я что-то не слышу её веселого голоса.
– А? Ты же не знаешь, что Таня сегодня рано утром уехала проводить свою тетку на Кавказ? – в свою очередь спросила Анна Аркадьевна сына с притворным удивлением на лице. – А я почему-то думала, что ты лучше меня знаешь об этом. Вы же такие близкие друзья. Разве Таня не говорила тебе, что она собирается совершить такое путешествие, просто мечтает? Странно.
Евгений в знак отрицания мотнул головой и сел за стол. По его лицу пробежала судорога, нахмуренные брови и бледность лица отчетливо говорили об его сильном внутреннем переживании. Графиня прекрасно понимала душевное состояние сына. Она также знала, что известие об отъезде Тани не будет для него безболезненно, но другого выхода не было. Что ж, придется проследить, как бы не случилось чего дурного.
– Тетка с Таней ещё вчера сговорились о поездке и очень уговаривали меня, чтобы я не противилась отпустить Таня погостить на Кавказе. Что же, опасаться сейчас особенно нечего, горцы смирились, я и согласилась. А сегодня они и отправились с утренним поездом.
Евгений выпил один крепкий кофе без сливок, не стал ничего есть и, сказав сухо "мерси" и встав из-за стола с опущенной головой, ни на кого не глядя, отправился в парк.
– Что же я вчера наделал? Что наделал? – думал он, нервно прохаживаясь по парку. – Таня, какими глазами ты сейчас взглянула бы на меня? И я посмотрел бы на тебя какими глазами? Бедная девочка! Что с нами делает любовь! Ну почему мы теряем разум и волю? Нет. Все-таки хорошо, что она уехала. Время все лечит. Как глупо! Все глупо от начала до конца! Что же делать, ведь дальше так жить нельзя. Хорошо, что мать ни о чем не догадывается.
Три дня был мрачен Евгений. Три долгих дня. Он, болея своими чувствами, много думал и переживал, взвешивая на невидимых весах свою совесть, вновь переживая прошедшие моменты. Он как бы подытоживал весь пройденный им путь. Жизнь раскрылась перед ним, как весенняя почка, как цветочный бутон. И он видел себя в будущей жизни совершенно обновленным, потому что честно осознал все ошибки в прошлой жизни, осознал, ужаснулся их мерзости и отбросил. За короткий промежуток времени он успел решительно изгнать из сердца то, что позорило его человеческий образ перед самим собой, перед обществом и всем миром. Да! Вчерашний негодяй, сверхчеловек, не то Бог, не то дьявол, бездумно шедший по стопам многих подобных ему, этот развращенный господин, искусно притуплявший голос собственной совести и совершенно не слышавший увещевания доброжелателей, мальчишка с грязными вспышками необузданной страсти, сегодня, обновившись, чудом превратился в уравновешенного мужчину, готового тяжелым благородным трудом искупить грехи молодости. Он досконально продумал будущие отношения с Таней и понял, что не только одно эгоистическое чувство руководило им в насильном обладании девушкой, но и любовь, именно любовь, которую он, к сожалению, загрязнил прихотью. И похотью. Теперь же, когда он выбросил из сердца эгоизм, когда очистил сердце от хамского хлама, любовь эта предстала перед ним в самом чистом, кристаллизованном виде, как лучезарная десница, как само божество. Теперь он именно этой святой любовью поднимет опозоренную им девушку, тоже очистит её и полюбит нежно, крепко и навсегда.
