Текст книги "Рисса"

Автор книги: Виктор Потиевский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

12. Лайки

Вечером неожиданно пошел снег, он быстро покрыл уже зеленевшую траву, кусты, отяжелил ветви деревьев. Рисса отдыхала на вершине лесного бугра, в небольшой ямке, и ее тоже укрыл снегом, как одеялом. Нечасто, но снегопад в конце весны даже летом случается в этих местах, и Рисса не удивилась. Она дремала, а к ночи, когда не стало слышно шума леса и дышать стало тяжелее, она забеспокоилась.

Зимой глубокий снег нарастает за несколько дней и ночей, спящий в снегу зверь и слышит хорошо, и дышит легко. Потому что постепенно, от теплого его дыхания, в снегу появляются пористые отдушины. А если сугроб наметает сразу, то под ним можно и задохнуться. Рисса выбралась наружу. Крупные хлопья продолжали плавно опускаться. То там, то тут на деревьях под тяжестью снега обламывались ветки. Идти на охоту было бессмысленно. По такому снегу ни один зверь не выйдет из своего убежища. И Рисса снова улеглась, свернувшись кольцом и уткнувшись головой в пушистую шерсть своего живота.

К полудню снег растаял. Толстые сугробы, наметенные за сутки на уже прогретую землю, быстро осели, потемнели и превратились в бурные мутные потоки, хлынувшие со всех склонов, бугров и холмов. Гул бегущей воды шумел по всему лесу. Оживший после зимних холодов зеленый лес снова дышал, шумел, звенел птичьими голосами. Рысь выбралась на высокий бугор, где росли старые сосны и землю сплошь покрывали сосновые иглы, быстро подсыхающие на солнце. Слегка парило. Было тепло, и Рисса дремала под добрыми солнечными лучами.

В конце следующей ночи, после охоты, Рисса снова была около человеческого жилища. Наблюдала, как на рассвете люди выходили из домика, умывались, разговаривали. Когда они начали работать, Рисса поняла: что-то изменилось в их делах. Стук, шум, перетаскивание деревьев (без коры и сучьев), срубленных и подсушенных, – все это переместилось ближе к воде, на берег озера. Паводок, вызванный обильным снегопадом, поднял уровень воды в озере и смыл плотину, благодаря которой водоем и стал озером, а не мелкой лужей. На этом озере летом бывали утки и гуси, даже лебеди. По берегам жили норки. Ондатры хорошо освоились здесь. Их было немало, иногда Риссе удавалось поймать ондатру. А в воде обитали не только окуни, щуки и лещи, но и сиг, ряпушка, судак. Людям нужно было большое глубокое озеро, и они начали возводить новую плотину. Конечно, Рисса не понимала того, что произошло. Но она чувствовала, что в работе людей наступила перемена. Теперь никто не уходил в лес. Только собаки – две крупные лайки – отлучались. Рисса видела их следы сегодня на рассвете и, наблюдая за людьми с бугра, замечала, как собаки убегали от них и углублялись в чащобу. Она решила их подкараулить – не ради охоты. Ведь собаки служат людям, она это понимала. Но живет давняя вражда между кошкой и собакой. И война между домашними кошкой и собакой – только одно из проявлений этой вражды. Дикие кошки, в том числе и самые крупные, тоже не жалуют собак. А Рисса их всегда недолюбливала, еще с времен детства, когда жила у лесника. Однако подкараулить лаек было непросто. И не потому, что они были чуткими. Рисса могла их обмануть, зайти с подветренной стороны, затаиться в засаде. Трудность заключалась в том, что у собак не было постоянных троп. Каждый раз они убегали от дома в разных направлениях, и предугадать, куда они пойдут, было невозможно.

И все-таки она высмотрела, что собаки часто убегают, даже порознь, по человеческой тропе, проложенной вокруг озера. Через несколько дней после паводка, на рассвете, Рисса залегла у этой тропы в сухих камышах. Был теплый день. Лес наполнился гомоном птиц, но Рисса не обращала на них внимания. Другие звуки интересовали ее: собачий лай или шлепанье собачьих ног по тропе. Солнце уже поднялось высоко, давно высохла роса, а собак все не было. Но Рисса знала: каждое утро они пробегают здесь, одна собака или обе, но пробегают. Побродив по округе, по опушкам и полянам, обязательно отправляются вокруг озера. И она ждала.

Густая и пушистая шерсть Риссы, в летнюю пору на животе почти белая, на спине принимала сочный коричневато-серый окрас с едва заметным зеленым отливом. И пятна, четкие и темные, завершали узор. В такой одежде Рисса легко смешивалась с разнообразными красками леса, если не шевелилась, если лежала не шелохнувшись. А это она умела.

Не заметив засады, крупный кобель бежал по тропе, но вдруг насторожился, зарычал. Рисса поняла, что ближе он не подойдет, что напасть надо немедленно, пока нет второго, пока этот не успел гавкнуть.

Бывалый охотничий пес не боялся рыси. Не раз она становилась трофеем его и хозяина. Но этот зверь, выскочивший из засады, был чуть ли не в два раза крупнее тех рысей, которых он встречал прежде. И он удивился. И испугался. Потому и рванулся в сторону, и позвал на помощь. Рысь схватила его, сжав своими широкими и цепкими лапами. Этот рывок в сторону и лай спасли псу жизнь. Тотчас из-за поворота выскочил второй кобель. Уже издали, заливаясь громким и злобным лаем, он звал на помощь людей. А первый пес отчаянно бился со зверем. Он знал, что нельзя подставлять холку, – это смерть. И всячески изворачивался; напрягая крепкие свои ноги, пытался добраться до горла рыси, не обращая внимания на боль в боках от ее когтей. Однако рысь была сильнее. Неожиданным ударом лапы по голове она свалила собаку. Рисса понимала, что сейчас здесь будут люди. И она не стала добивать побежденную собаку, не стала вступать в бой со вторым псом. Быстрыми прыжками рванулась в глубь леса.

Человеку с его логикой трудно понять дикого зверя. Почему Рисса решилась напасть на собак, долго поджидала их, с завидным упорством наблюдала, караулила и вот неожиданно бросила охоту, отступила? Ведь она не боялась собак и понимала, что до прихода людей сумеет уж наверняка убить и унести одну, покалечив другую, чтобы не могла преследовать.

И все-таки Рисса углубилась в лес. Она знала, что на лай охотничьих собак быстро приходит человек с ружьем в руках. Черный глаз ружья она помнила хорошо. Подоспевший пес бросился за рысью, надрываясь от лая, но быстро отстал и, опасливо косясь вслед ушедшему зверю, вернулся на тропу к раненому кобелю. А тот, оглушенный ударом по голове, с окровавленными боками, попытался встать, упал, потом с трудом поднялся. И принялся зализывать раны.

А люди бежали, заряжая на ходу ружья, – ученый зоолог с черной бородой, давний знакомый Риссы, с ним еще один человек, рабочий экспедиции. По первому лаю, который оборвался – как будто псу заткнули глотку, – все поняли, что случилась беда. Лай слышали все – напрямую, через край озера, было совсем близко. Злобный лай второго кобеля подтвердил, что нужна срочная помощь. И они спешили. Правда, по озеру не побежишь напрямик, пришлось огибать заливчик по тропе. Потому они и опоздали. Впрочем, все произошло так быстро, что успеть они никак не могли.

Осмотрели раненого пса, скулившего не столько от боли, сколько от обиды и досады: вот, дескать, хотел поохотиться, в лес пошел, чтобы вам, людям, удружить… А что получилось?.. Все это читалось в его выразительных собачьих глазах. Ковыляя, побрел раненый пес к дому. Второй тщательно обнюхал следы рыси и, поглядывая на людей, – мол, разберутся, – тоже двинулся за первым.

– Это опять она… – задумчиво сказал бородатый.

– Кто?

– Рысь одна тут. Да ты не знаешь… И зачем она на собак напала?

– Может, сами ее выследили?

– Да нет. Вот, видишь, здесь она лежала в засаде, как раз у тропы. А тропа наша. Значит, именно их ждала. Не нас же!

– А может, нас?

– Да ты что? – Зоолог рассмеялся. – И давно в засаде была, с самого раннего утра, – добавил он, – вон как примята осока, да и лапы в песок глубоко вдавились.

– А почему ты решил, что это и есть твоя знакомая рысь? Может, другая?

– Она. Очень след крупный. Большая она. Такие редко встречаются.

– Давай капкан поставим. Я ее поймаю. А?

– Не надо.

– Или ловушку?

– Я же сказал: ни в коем случае. И не вздумай тут без меня! Понял?

– Понял. Но не нравятся мне эти засады…

Бородач достал записную книжку, что-то записал.

Потом вынул рулетку, измерил рысий след на влажном грунте около тропы. Снова сделал запись в книжке. Негромко разговаривая, они ушли к своему лагерю, откуда не переставая раздавался стук топора, который отдаленным эхом доносился и до Риссы, лежавшей в пушистом мху темного и сырого старого ельника…

Немало прошло рассветов и закатов, прежде чем люди восстановили плотину. Но они ее восстановили. Озеро поднялось до прежнего уровня, смочило корни уже подсохшего камыша. Полноводная речка, впадавшая в озеро, не давала ему быстро обмелеть и сразу, едва сделали плотину, наполнила его до краев.

Стучать люди продолжали, но теперь уже около жилья.

Рисса часто слышала стук топора и, подходя, улавливала запах свежесрубленных деревьев.

Лето было в полном разгаре, пища – то полевка, то птица или ондатра – добывалась легко. Иногда Рисса лакомилась птичьими яйцами, разоряла гнезда. Чаще всего это были гнезда дрозда-рябинника, которые она после тщательных поисков находила в кустах или в траве, и травяные утиные гнезда, запрятанные в приозерных кочках.

13. Выход из огня

Был пасмурный, сухой и тихий день. Рисса отдыхала в густой березовой поросли.

Она лежала на боку, вытянув ноги и откинув голову, белая шерсть на ее груди и шее шевелилась под слабым ветерком.

Неподалеку внезапно грянул выстрел. Рисса тотчас подобралась, выждала, огляделась. Быстро, крадучись, двинулась к месту выстрела. Перебежала овражек, обогнула склон бугра, вышла к поляне и затаилась за деревом.

Сильно пахло порохом. На тропе у края поляны стоял человек. В руках у него была куропатка. Он расправил крыло птицы, растянул, разглядывая перья. Повертел в руках. Нашел место попадания, издал довольно глухой хмыкающий звук и стал заталкивать птицу в сумку, висевшую у него на плече. Едва увидев его, Рисса вздрогнула. Ее волнение, возникшее после выстрела, ее беспокойство перешло в тревогу. Этот силуэт, эта манера стоять чуть наклонившись вперед и отставив в сторону ногу, это ружье за плечом, откинутое назад!.. Рисса узнала его, еще не учуяв запаха. Нервная дрожь словно напружинила ее мышцы. За короткие мгновения в ее памяти четко возникли былые картины: Большой Уг и окровавленные следы на снегу, ствол ружья, направленный в глаза Риссе, двор с самодовольным петухом и миска с вонючей водой. И над всеми этими картинами мрачно нависла фигура одного человека. Беспощадного ее врага, который – всему причина. И вот он стоит здесь, рядом…

Он не заметил нападающего зверя. Рисса почти бесшумно преодолела расстояние, разделявшее их. Четыре стремительных прыжка – и она ударила его в спину грудью и лапами, свалила, однако не сумела сразу вцепиться в шею.

А человека обуял панический ужас неминуемой гибели. Жестокие люди часто трусливы. И он закричал. Вот и пришла расплата за его грехи перед лесом! Если не от человеческого закона, то от самого леса…

Минуту назад он озирался: не слышал ли кто выстрела, не видел ли кто, а теперь кричал душераздирающе:

– Спаси-и-и-т-е-е!..

У него был охотничий нож, он мог бы бороться. Если рысь сразу не схватила зубами за шею сзади, то хладнокровный охотник, вооруженный ножом, вполне может с ней справиться. Но этот, катаясь по земле, закрывая руками горло и голову, только кричал. Неестественно и одиноко металось по лесу эхо его воплей. Рисса рвала когтями одежду своего врага на груди, на спине. Вата телогрейки повисала у рыси на лапах и еще больше бесила ее. Она рычала и шипела, пытаясь добраться наконец до тела ненавистного ей человека. Но тут произошло нечто более неожиданное, чем внезапный выстрел, который вывел Риссу сюда, к ее врагу.

– Рисса!

Это прозвучало сильнее выстрела – настолько ошеломляющим был для нее окрик. И не столько сам окрик, сколько голос человека: издали знакомый, добрый голос. И тотчас в ее памяти появилось веселое, смеющееся лицо девочки, когда-то давшей ей имя – Рисса. Девочки, которая жила в том лесном доме, сгоревшем давно, еще там, в ее, Риссином, детстве.

Хотя прошло уже четыре зимы и четыре лета, девушка сразу узнала зверя по четкой пятнистой окраске, по характерному белому оттенку шерсти снизу на шее. В жизни бывают очень сложные ситуации, почти невероятные встречи. Хотя в данном случае неожиданная встреча объясняется легко: все события происходили в одной местности, около небольшого северного города. А злосчастный браконьер охотился в одних и тех же местах. Да и девушка оказалась в экспедиции не случайно, она хотела стать зоологом – вполне понятное увлечение человека, выросшего в лесу, в семье лесника.

В этот день девушка вместе с ученым (помните, тот, бородатый?) обходила участок леса. Они медленно шли, ученый рассказывал ей о своих наблюдениях на этом участке, как вдруг неподалеку ударил ружейный выстрел, а потом раздались крики. Через несколько секунд они уже были там, где рысь и человек катались по влажной траве березовой рощи.

Едва рысь услышала свое имя и голос, который она узнала, ее словно бичом ударило по ушам. Бросив человека, продолжавшего кричать, она шарахнулась в сторону, но в нерешительности остановилась, глядя на людей. Рядом с девушкой стоял человек с бородой, Рисса его тоже узнала. Оружия у них не было.

– Рисса! – позвала девушка еще раз, очень спокойно и ласково. – Рисса…

Рысь стояла в растерянности. Она не могла подойти к людям или подпустить их к себе, но и уходить не решалась. Тот, кто лежал на земле, перестал кричать. Рысь видела, как он сел, как продолжал смотреть на нее круглыми от страха глазами.

Потом она ушла с опушки. Девушка еще раз позвала ее. Рысь остановилась, оглядываясь, и несколько секунд стояла. Затем снова пошла и еще оборачивалась, с каким-то сожалением поглядывая на людей.

Солнце стояло уже высоко, когда Рисса насторожилась, услышав близкое потрескивание сучьев, шуршание травы и кустов. И главное – урчание. Она приподняла голову, осторожно выглянула из кустарника. Еще не увидев, по запаху почувствовала – медведи.

Мать-медведица сидела под сосной и, покачивая головой вверх-вниз, наблюдала за игрой детенышей. А ее малыши – каждый поменьше Риссы – клубками катались по земле и урчали друг на друга. Все это вдруг напомнило Риссе, как она вот так же следила за игрой своих рысят, так же все время была настороже. Рисса понимала: если сейчас выдать себя – придется испытать все унижение позорного бегства. Медведица, защищая детей, бросится на любого.

Один медвежонок влез на дерево и сидел на суку. Он все время показывал свой темно-серый с фиолетовым оттенком язык, глядя на брата и свесив в его сторону переднюю лапу, как бы приглашая: ну давай, чего же ты? А тот забавно подпрыгивал, пытаясь ухватиться за сук березы. Но сук был высоко, а медвежонок то ли не догадывался, что можно влезть до сука по стволу, то ли ему нравилось подпрыгивать.

Медведица, высокая, бурая, встала и прошлась по поляне. Густой длинный мех ее шубы переливался на крутой холке, под ним угадывались бугры плотных мускулов. Лапы медведицы глубоко вдавливались в сочную траву поляны, оставляя вмятины от пяток на влажной почве. Она принюхивалась. Крупный черный нос ее, влажный и блестящий, все время шевелился.

Но лежавшую неподалеку рысь не обнаружила – та находилась с подветренной стороны.

Медвежонок с дерева пополз вниз, обхватив ствол всеми четырьмя лапами, как любимую игрушку. Спускаясь, он сел на сук, попавшийся на пути, потом повис на нем, свесив голову вниз, и опять показал брату язык. Сухой сук вдруг треснул и обломился. Шлепнувшись на землю, медвежонок взвизгнул – от боли и страха. Высота была не опасной, но падение не понравилось. Мать тотчас бросилась к нему.

Рисса знала: этот огромный и спокойный сейчас зверь может стать свирепым и стремительным. Она бесшумно скользнула в чащу шумящего под ветром березняка.

…После долгой неудачной охоты – за ночь поймала одну маленькую полевку – Рисса отдыхала на склоне крутого скалистого холма.

Она зашла далеко, на самый край своего участка, где бывала нечасто. Устроилась довольно высоко и удобно между двумя валунами на пушистой обомшелой кочке. Камни закрывали ее убежище сверху и сзади, щель, в которой она лежала, была темна и похожа на пещеру. Высунув голову, можно было смотреть вниз и видеть все, что происходит у подножия холма в лесу.

…Запах дыма она почувствовала сразу. Он ее испугал. С ним были связаны самые страшные воспоминания. Рисса пугалась даже костра. Но у него дым всегда бывал прерывистым, то появлялся, то исчезал. А этот запах был постоянным, он медленно усиливался, нарастал. Рисса не знала лесных пожаров, но сразу поняла, что это не костер – кучка мертвых кусков дерева, подожженных людьми. А что-то совсем другое, опасное.

Неосознанное чувство тревоги погнало Риссу с холма. Она бросилась в лес, наткнулась на густой едкий дым, выскочила обратно на холм, где дыма почти не было, спустилась на другую сторону вершины. Дым уже заползал и сюда, обнимая легким туманом ветви берез, смолистые лапы елей. Рысь бросилась наугад через лес, подальше, как ей казалось, от приближающегося огня. Но ветер гнал пламя лесного пожара. И оно разливалось все шире. Прогретый летним солнцем, хорошо просохший лес быстро вспыхивал, расплавленная смола с обожженных стволов сосен и елей разлеталась огненными брызгами, словно деревья, умирая, в отместку пытались зажечь само небо.

Рисса видела, как, ломая ветви и кустарники, пронеслись ей наперерез лоси. Они бежали, вскинув морды, длинными прыжками перемахивая через кочки, ямы, кряжистый валежник, – лось-бык, лосиха и худой стройный лосенок, – хрипя, пронеслись, не заметив бегущей Риссы. Затем появился медведь. Он бежал быстро и почему-то ревел, – возможно, огонь уже опалил его. Риссу он увидел, но не обратил на нее внимания, исчез в дымной мгле.

Рысь двигалась быстрыми перебежками. На мгновение замирала, выбирая направление, выискивая, где не такой густой дым. Но вскоре она почувствовала жар, который надвигался на нее сзади, догонял. Был слышен треск пылающей хвои, гул пламени и ветра, все это давило на уши, и Рисса понеслась как обезумевшая, уже не выбирая направления.

Раз она оступилась, упала, кувыркнулась, зацепившись лапой за куст, тотчас вскочила на ноги, не задерживаясь ни на миг, помчалась дальше. Она спасала жизнь.

Жар сзади ослабел, отстал, но Рисса бежала с прежним напряжением. Страх, огромный, неудержимый, гнал ее. Гнал, хватал за хвост, за спину и задние ноги вязкими, душными дымными щупальцами.

С ходу Рисса влетела в озеро, и вода, холодная и обычно неприятная для нее, показалась спасительной. Она переплыла узкий залив большого озера, выбралась на крутой берег. Здесь жара не чувствовалась совсем, но дым стелился так же, как и на другом берегу. И она снова бросилась бежать, весь свой вековечный звериный страх перед огнем вкладывая в длинные и быстрые прыжки.

14. Погоня

Ветер налетал порывами. Он подхватывал пепел сгоревших деревьев, уносил его, швырял на живой лес. И едва этот пепел касался зеленых игл сосен и елей, как вздрагивали деревья.

Здесь, на безмолвном и безжизненном просторе, где черными тенями еще стоят обгоревшие стволы, снова возникнет жизнь. Сквозь удобренную золой почву пробьется невзрачный, но упорный вереск. Прямой стебелек его проткнет спекшийся поверхностный слой земли и резво потянется к солнцу. И зашевелятся под землей его корни, и к ним неслышными путями хлынет подземная влага. Вокруг оживет, задышит почва и закипит, запульсирует жизнь. А на песчаных склонах, рядом с зелеными островками вереска, вскинутся к солнцу лиловые вспышки иван-чая. Но все это произойдет не сразу, только следующим летом проклюнутся первые живые яркие и упорные ростки…

А сейчас, хотя дни летели и уже приближалась осень, пожарище оставалось черным и безмолвствующим. Прошли дожди. Зола, покрывшая омертвелое пространство, постепенно смешалась с землей.

Рисса обходила стороной выгоревшие места и, чтобы не уходить со своей территории, волей-неволей охотилась не очень далеко от людского жилья, где поселился ее знакомый бородатый человек и где вместе с ним жили другие люди и те самые две собаки, с которыми Рисса познакомилась достаточно близко.

Ей еще раз довелось вплотную столкнуться с ними, когда они однажды обнаружили ее на дневке. Собаки сопровождали кого-то из людей и, углубившись в сосняк довольно далеко от тропы, наткнулись на рысью лежку. Они бросились на зверя со злобным лаем. Но Рисса уже готова была их встретить: она выпрямила крепкое тело, устойчиво напружинившись на широких лапах. Собаки неожиданно остановились, словно встретили невидимую стену. В глазах рыси уже светился тот пронзительный огонь, который загорается на миг перед безжалостной атакой. Псы узнали рысь. Их испугало, что эта крупная кошка не обороняется, а готовится напасть, словно не они, собаки, ее выследили, а она сама их подкараулила.

Оба пса, приседая и поджав хвосты, пятились, скалясь и продолжая лаять. Шерсть на их холках вздыбилась, пожалуй, от страха, а не от охотничьей свирепости. В звонком лае звучал тревожный зов, обращенный к человеку, которому они служили: «Скорей сюда, здесь враг!..» Рисса понимала и интонации собачьих голосов, и все их поведение, и то, что они поняли – насколько она сильней. Но рысь не напала – люди были слишком близко.

С тех пор Рисса не встречала этих собак, только иногда попадались ей их следы. Она проходила, не задерживаясь, тревожно поводя усами, и с неприязнью морщила нос, чуть оскаливая длинные, слепяще-белые, острые верхние клыки.

После того случая в лесу, когда она напала на браконьера, Рисса сторонилась людей. В ее памяти теперь смешались тревожные, пугающие воспоминания и приятно волнующие, тоже связанные с человеком.

Ей вспоминалась дочь лесника, правда смутно, но вспоминалась. Добрая, ласковая, играющая с маленькой Риссой. И возникал в памяти облик девушки – такой чужой, незнакомой и – знакомой… И звучал ее голос – ласковый голос из прошлого.

Этот голос звал ее.

То вдруг во сне ей слышался выстрел, потом она задыхалась от запаха железа, человека, собак… И, начиная рычать еще во сне, просыпалась в испуге.

Как-то быстро прошло это одинокое ее лето. Лето без рысят. Она приходила к своему ручью, пила, просто лежала у воды, вслушиваясь в ее журчание. Ручей был по-прежнему быстрым и чистым, но по нему уже скользили опавшие листья. Алые, желтые, оранжевые. Они проплывали мимо рыси, яркие, нарядные, как летние дни, которые давно уже уплыли вниз по ручью, унося с собой тепло, изобилие, бурную жизнь земли.

Да и сама Рисса стала спокойнее, чуть мягче, медлительнее от этой осенней прохлады. И только глаза оставались быстрыми и пронизывающими.

Лес готовился к зиме. Осины и березы сбрасывали листву – все равно она померзнет, тонкая и не защищенная от ветра и мороза, – плотнее сжимали свою кору, укрепившуюся за лето. Им предстояло встречать стоя хлесткую, жгучую северную вьюгу, трескучие морозы, свирепые ветры февраля и марта.

Ручей сначала подернулся тонкой корочкой у берега, затем неожиданно, за одну ночь, затянулся ровным прозрачным льдом, сквозь который кое-где пока еще виднелось дно. Вмерзли в лед камышинки у берегов. Желтые и звонкие, они трепетали на ветру, словно не желая покоряться всеобщему запустению и неподвижности.

Камыш шелестел, позванивал, напрягал свои сухие певучие стебли. Этот звон завораживал Риссу и радовал. У каждого зверя есть влечение к музыке природы. К этой естественной и разнообразной музыке, которую мы, люди, часто вовсе не замечаем.

И если бы случайный охотник обнаружил на подмерзшем берегу оттаявшую и вдавленную почву, где, судя по глубине вмятин, долго лежала рысь, он был бы удивлен и вряд ли смог бы объяснить, что она делала здесь, у самой воды, зачем так долго пробыла вдали от звериных троп, в такой позе, лежа на животе, положив большую голову на передние лапы…

Холода в этом году пришли рано. Осень была необычно ветреной и стылой. Снега намело не так уж много, но он успел смерзнуться и поскрипывал даже под мягкими лапами Риссы.

Ручей давно замело, и вся округа притихла, оцепенела, словно в ожидании беды. И лес, и опушки, и замерзшие озера побелели, по склонам лесных холмов посвистывала поземка, скручивая свои длинные белые свивальники, проползала между стволами сосен и осин. Но деревья стояли прямые и высокие, словно не замечали ни поземки, ни ранних холодов. Они давно приготовились к зиме, внутренне укрепились и задумчиво покачивались под ветром, теперь уже в ожидании будущего тепла.

Вместе с холодами пришли волки. И хотя Рисса еще не видела их и даже не слышала волчьего воя, какое-то шестое чувство подсказывало ей, что они здесь, во главе со своим старым вожаком. Волки молчали. Но вой вьюги, так похожий на суровую и печальную волчью песню, каждый раз напоминал о них Риссе.

В эту ночь Рисса вышла на охоту, когда немного ослабел снегопад. Ветер продолжал метаться по лесу, но вьюги не было. Порывы ветра хватали поредевшие хлопья снега и зло швыряли их о стволы сосен. Прояснилось, снег уже не залеплял глаза. Рисса шла по склону лесного холма, пытаясь услышать сквозь гул ветра шорох или скрип шагов своей будущей жертвы. Но ничего, кроме шума деревьев, поскрипывания их стволов, не ловило ее чуткое ухо.

Рисса обогнула холм и вышла к озеру, тому самому, около которого жили люди. В предрассветной сумеречной мгле хорошо просматривался домик на противоположном берегу, за небольшим заливом. На озере снега было мало, только поземка, свиваясь кольцами, облизывала лед длинными своими языками.

И вдруг Рисса остро почувствовала опасность. Резко обернулась, прыгнув в сторону. Волки стояли здесь же, на берегу, совсем близко. Они расположились полукольцом – все семеро, во главе с Воем. Теперь в его стае было семь волков. В прошлый раз на глазах Риссы погиб один из этой семьи. Но прошел уже целый год, а это немалый срок…

Теперь они ее тоже выследили. Не случайно же они оказались здесь, со стороны леса, едва только рысь вышла к озеру.

Нет, не случайно…

Рисса стояла у самого льда на краю отлогого берега, среди мелкого кустарника. Лес был отрезан от нее стаей врагов. Ее не испугали жадные их глаза, но она знала, что снова решается ее судьба. Волки остановились лишь на мгновение. Быстрым шагом, почти бегом, спускалась волчья семья к озеру. Но Рисса уже бежала туда, куда лесные звери не ходили, – к жилищу людей.

Отставая от рыси на пять-шесть прыжков, неслась стая.

Вой, высокий и широкогрудый, бежал впереди. В каждом броске разжимаясь, как пружина, и распластываясь в полете над сугробом, он мчался, распустив длинный хвост по ветру. Серая со светло-рыжим отливом шкура, топорщась на загривке, стремительно перекатывалась по его мускулам. Крупная морда Воя, холодные и острые глаза выражали сосредоточенность, предельную устремленность к цели. Шерстинки трепетали под напором встречного ветра, и от этого шерсть на спине и загривке шевелилась. Словно каждый волос зверя был живой и помогал волку настигнуть и победить.

Длинными и быстрыми прыжками Рисса пересекла залив. Хотя лапы скользили по льду, едва покрытому тонким слоем снега, все-таки Риссе было легче бежать, чем волкам. Ее широкие лапы позволяли сильно отталкиваться, и прыжки получались мощными и длинными.

Волки не отставали. Злость и упорство позволяли им буквально вплотную гнаться за ней. Они знали, что к жилью человека она не пойдет, повернет к лесу, и тут они ее перехватят…

Но волки ошиблись.

Рисса чувствовала, как ее настигают. Она слышала шумное дыхание волков, удары их ног о замерзший берег, на который они уже выскочили за ней. И в утреннем сумраке она хорошо видела дым, уходящий в небо из человеческого жилья. Только там, у человека, было ее спасение. И она поняла это.

Рисса бросилась напрямик к дому. Распахнув лапами приотворенную дверь в сени, она в два прыжка взбежала по лестнице, ведущей в жилые комнаты. Бревенчатые дома на севере строят так, что нижние пол-этажа занимает сарай, выше – жилое помещение, куда ведет широкая лестница из сеней.

Волки преследовали Риссу до самого крыльца, но в дом не вошли. Последние броски их были особенно стремительными, уж очень старались они схватить рысь. Но не успели. Рысь пулей влетела в дом. И старый Вой замер у самых дверей. Никакой азарт погони не мог обмануть его. Слишком опытен, умен и осторожен был старый вожак. Он-то знал, что люди – это верная смерть. Дальше него не ступил никто из его стаи…

Когда Рисса оказалась у входа в самую глубь человеческого жилья, в глаза ей ударила узкая полоса света, пробившаяся через щель в двери, за которой были люди. Стремительно распахнув эту дверь, рысь вбежала в комнату.

Человека она ожидала увидеть, но все-таки шарахнулась от него в угол, дальний от двери. Прижалась к стене и затаилась. Человек был один. Собак уже отвезли в город, а он задержался.

Это был тот самый, бородатый.

На столе желтым глазом горела керосиновая лампа. Топилась печь, и блики огня из раскрытой топки метались по стенам.

Человек сразу понял, что произошло. Он слышал, как вечером выли волки, днем видел их следы. Значит, именно волки заставили рысь нанести ему этот удивительный визит.

Человек не стал выходить из дома, чтобы разогнать стаю. Тогда ему пришлось бы взять ружье, а это могло испугать гостью. И он остался сидеть у стола, задумчиво глядя на крупного красивого зверя.

Он знал, что волки никогда не войдут в его дом, разглядывал Риссу и улыбался. Рысь лежала в углу, чуть подобравшись. Еще настороженная, она уже успокаивалась. Она слышала, как волки уходили. Их вой раздавался в отдалении. Они выли от досады, от обиды на свою волчью долю.

Рисса видела, что человек спокоен, он не бросился на нее, не схватил ружье, он сидел и улыбался.

Звери понимают улыбку. Они чувствуют ее ободряющее тепло. По телу Риссы разливалась приятная волна покоя. Нервная дрожь прошла. Рысь жмурилась, глядя то на огонь в печи, то на человека. Теплое дерево пола согревало ей лапы, живот, грудь. Удары сердца становились все ровнее.

Когда раздался голос человека, черные кисточки на ушах Риссы тревожно дрогнули, но голос был спокойным и добрым, и кисточки на ее ушах снова замерли.

– Ну располагайся, раз пришла, – сказал человек. Будто поняв его, рысь мягко положила голову на передние лапы. И вздохнула. Этот глубокий вздох показался человеку печальным. Словно зверь хотел сказать ему, человеку, что нелегка одинокая жизнь в лесу, что холод и голод постоянно рядом. Да еще волки. И что было бы совсем плохо, если бы одинокие в этом мире не могли хоть изредка прийти друг к другу за помощью.