Текст книги "Ретроспект: Эхо"

Автор книги: Виктор Моключенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

– Рассказывал. Так «Проект» не причастен к взрыву на Чернобыльской АЭС?

– Нет, мы тут не при чем. Для запуска «сияния» мы лишь единожды взяли одну десятую часть мощностей станции, в дальнейшем оно работало в автономном режиме, войдя в замкнутый цикл, не требуя для подпитки внешних источников энергии. Станция переключилась на удовлетворение нужд народного хозяйства. Хоть ее реакторы и были построены по морально устаревшей  технологии, но имели многоступенчатые контуры безопасности, которые и сведущему обойти не так-то просто. Перед строительством станции мы предложили на рассмотрение свой проект, куда более продуктивный и безопасный, но нам приказали заниматься своими делами и не лезть в чужой огород. Вот тогда и пригодились наши препараты, но к рядовым ликвидаторам они так и не попали, почти все были реквизированы и употреблены военными.

Разведчик выбил новую сигарету, с интересом наблюдая, как бестолковая ворона, влетев в «спираль» на крыше, коротко каркнула, и ее выбросило вверх словно из катапульты. Во все стороны рванули черные перья, услышав запах крови из кустов выползла Жучка и потрусила облезлыми боками в сторону соседского дома.

– Слишком просто у тебя все получается – этакое эссе, отчет о прожитых годах.

– Если ты знаешь, что такое бозон Хиггса, и как происходит взаимодействие в спин-хрональном поле то можно иначе, только смысл все усложнять, если можно рассказать простым человеческим языком?

– Прости, ты права, но как то все сухо, будто слушаешь хронику.

– А ты чего ждал, заламывания рук и слез ручьем? Так нет их, Верес, были, да давно все вытекли. Нам практически связали руки и запретили высовываться из три-эксов, и мы наблюдали, как умирает масса народу из-за лучевой болезни и радиоактивного поражения. Хотя нет, не все молчали – профессор Тарнавский прорвался в средства информации и заявил, что есть эффективное средство дезактивации, настолько простое и действенное, что его можно распылять просто из кукурузников без всякого вреда для окружающей среды. При воздействии катализатора период распада цезия и прочих радиоактивных изотопов ускорялся в тысячи раз и связывался в безопасное соединение. Но это замолчали, списали как неудачную насмешку над народным горем, а самого Тарнавского не стало. Вот так, прямо и просто.

– Тарнавский? – наморщил лоб Верес – поглядывая на жалобно мигающий браслет голема – нет, не помню.

– Никто не помнит, кроме нас. Но так у нас все делалось – концы в воду и меньше проблем. После аварии из зоны начали эвакуировать население, чему служба безопасности чуть ли не аплодировала, не из-за беспокойства за людей – из-за того что служба стала проще, и плевать они хотели сколько ликвидаторов сгорело в клиниках, тогда как бункеры три-эксов ломились от запасов новейшего антирада, излечивающего даже запущенную лучевую болезнь. Почему? По определению. Утечка информации о новейших средствах антирадиационной защиты для них значила больше чем живые люди. Так всегда было, и сейчас ведь ничем не лучше, и плевать правительству на маленького человека, что умирает без всякого смысла, только для того, что бы сохранилась чья-то государственная тайна.

– Про сейчас не согласен, ты многое упустила, в том числе и то, что за семьдесят лет к власти впервые пришли те, кто действительно не только думает, но и делает для людей, а уж потом для государства из них состоящего. Говоришь, чем мы десять лет занимались? Составлением онкобазы, например, и теперь можно вылечить даже последнюю стадию.

Увидев лицо Полины, он охнул и пресекся, а та впервые проявила что-то кроме сухой констатации, схватив его за ворот:

– Что? Что ты сказал, повтори!

– То, что слышала – от рака теперь есть и лекарство и прививки. Отпусти, ведь придушишь.

 Полина отпустила воротник не отводя взгляд от разведчика, а тот судорожно глотнул воздух и помассировал шею:

 – Ну и хватка. Я думал, ты знаешь, если была на этой стороне после прокола.

– Не знала, была в девяносто пятом, во время экстренной активации на Экс-два. «Окно» было нестабильно, только и успела, что активировать модуль автоматического наведения, а дальше мою группу накрыло разрядом с той стороны, медальон автоматически отстрелил меня в район Затона. Пока оттуда выбиралась, было несколько разговоров с бродягами, с чего и составляла текущую картину. Думала, доберусь до Периметра и во всем разберусь, но механизм прокола тогда был еще несовершенен, жестко привязан и меня, неожиданно, уже с Могильника выстрелило обратно в Севастополь. После этого мы не могли пробиться к вам до последнего времени. И, как мы недавно выяснили, течет оно у нас по-разному. Скажи, что нужно для того что бы сделать лекарство?

– Анализ ДНК и проба крови – и то и другое теперь находится в анализаторе аптечки. Вопрос в том, куда нам сейчас идти – пробиваться на Экс-два, ожидая Звездочета и Листа для совершения прокола в мир иной, или за лекарством на Периметр?

– 09 -

 От темнеющих вдали зданий Экс-один  по кромке гниловатого озера плыл туман. Идти приходилось осторожно, замирая через каждые несколько метров, напряженно прислушиваясь, как от наэлектризованного аномалиями воздуха по коже пробегают колючие злые мурашки и поднимаются волосы на всех возможных частях тела. Чутье сталкера хорошая штука и вырабатывается преимущественно у тех, кто десять раз проверит, а потом ступит вперед, предварительно обстреляв тропу болтами. Даже надежную, чистую с виду, нахоженную тропу. В Зоне вообще не бывает чистых троп и на каждого опытного бродягу сталкера непременно найдется какая-то своя, особая хрень, которая успешно отправит его к праотцам, если он будет чрезмерно щелкать клювом или слишком осторожничать. Тут ведь так, чуть поспешишь, а потом все, можно не спешить, на том свете некуда спешить. Вон сколько их валяется по берегам глубокого холодного озерца с романтическим названием Изумрудное. Знать бы какой остряк придумал такое название, наваять ему хорошенько по лицу, справедливости ради, и отправить погулять по его живописным берегам. А места тут, право, чудные, и какой только здесь не водится хрени: тут тебе и зыбь обыкновенная сыпучая и зомби гражданский бродяжий, байбаков да гиббонов по самое не балуйся, а уж аномалий – выбирай любую, которая приглянется, да и наворачивайся смело, не тушуясь. Тут тушеваться нельзя – назвался сталкером, полезай в Зону. А как вы хотели? Работа у нас такая, героически-опасная. Только жаль орденов не дают за вредность. Такой уж мы, сталкеры, народ, вреднющий до невозможности и въедливый до крайности. А уж нервы у нас потолще стальных канатов будут – чуть что, сразу за автомат. Иначе нельзя, иначе просто сожрут или застрелят, это уж как кому понравится. Одно хорошо – на похороны тратится не приходится, тут с этим быстро, если не сожрут так обглодают. Еще в полуживом состоянии. Но в некоторых случаях лучше все же немного поспешить, чем опоздать. И хоть обещал кудесник Шуман, что прорыв еще не скоро, но противная каламуть небес, мягко скажем, не радовала.

 Протестующего Схиму оставили с отрядом путников в бункере, и приказали не мешкая возвращаться на базу. Для вылазки на Экс-один один записалось куда больше народу, чем требовалось, потому после недолгих, жарких споров кроме Звездочета, Листа и Брамы с Шуней, к ним примкнул вечно молчащий Ионов и не ко времени оклемавшийся шпик. С Ионовым все было ясно – окрестности озера он знал как никто другой и по составленной карте аномальных полей мог пройти с завязанными глазами, установки Экс-один тоже знал не понаслышке, но вот шпик, и, как оказалось, по совместительству еще и особист, со звучным именем Самум, вызывал более чем смутные опасения. Одно то, что он выжил, было чудом, яркой иллюстрацией к воскрешению мертвых. Шуман осматривал Самума с таким же вдохновенно-восторженным выражением лица, как мастер смотрит на свое творение, вертя из стороны в сторону, просвечивая, проверяя, насколько быстро идет вживание искусственных позвонков. Черкнув пометки на полях журнала, профессор посоветовал ему завязывать с карьерой шпика, вместо этого подумать над тем, чем заняться в ближайших сто лет, и впустил Звездочета. О чем они говорили, неизвестно, но через десять минут отряд вышел из бункера и направился в сторону Изумрудного озера. Какое то время турель «титана» на бункере задумчиво смотрела им вслед, а потом повернулась в сторону болот.

 Задумчивый, вечно погруженный в свои невеселые мысли Ионов шел впереди, не отводя глаз с детектора и сверяя дорогу, оставив проблему огневого прикрытия на усмотрение Звездочета и Брамы. Казалось глупость – надо смотреть на дорогу, смотреть в оба, насторожено выискивая среди угрюмого бурого пейзажа малейшее шевеление или рябь. Но смотреть здесь особо было не на что – порезанная, будто смятая исполинской силой косыми линиями яров, холмистая местность, на дне которых что-то бурлило, вздыхало противными голосами, шипело струями пара и перебегало с места на место. Со всех сторон нависла пелена кислотного тумана, и только наличие големов позволяло хоть что-то разглядеть в этой липкой каше, в которой словно перемешались все цвета и вылились в один мутный ком. Самум вначале отставал и шел в конце с Листом, но потом вошел в ритм и двигался так же четко и слаженно, как и остальные. Смотря на его блеклое лицо, и бесцветные водянистые глаза было трудно поверить, что всего несколько часов назад он лишь немногим отличался от трупа. Брама вначале косился, но после того как шпик снес голову гиббону, выпрыгнувшему из тумана и вскочившему на спину рослому путнику, тот немного расслабился и даже попробовал улыбнуться, но через маску этого не было видно.

 – Ионов, что впереди? – с придыханием промолвил Звездочет, стирая с лицевого щитка багровые разводы крови.

 – «Теслы». Стоят сплошной стеной так что не пройти. Надо делать крюк и обходить у вертушки. Плохо.

 – Почему плохо? – Лист посмотрел на вытянутое лицо Ионова, выражающее всеобщую безысходную унылую печаль.

 – Там от активности зашкаливает так, что зубы ноют. И нехорошее что-то сидит, непонятно, живое или условно живое.

 – Как это? – спросил Лист, рассматривая валяющиеся у рвов сплошь заросшие ядовитым мхом бетонные трубы.

 – А, ты же не помнишь – нехотя бросил Ионов, постучал пальцем по детектору и снял маску – основную массу тумана мы прошли, тут почти можно дышать.

 Звездочет откинул щиток и бросил короткий взгляд на Листа. В нем что-то изменилось, будто распрямилась некая внутренняя пружина и, сквозь молодое, почти мальчишеское лицо стали отчетливо просвечивать иные черты. Поступь стала стелющейся, хищной и глаза, прежде такие восторженные и чистые, становились глубокими и угасшими. Было непонятно кто перед ним – Лист или кто-то другой. Вот это и тревожило, ведь все что неизвестно по определению опасно. Но вся жизнь разведчика, неважно долгая она или короткая, так или иначе, риск, опасность, и если она станет явной… он в сердцах защелкнул магазин скорострельного снайперского вала, взятого вместо медлительного винтаря, и поймал ответный взгляд Листа. Лист смотрел задумчиво, словно что-то взвешивая, потом едва заметно улыбнулся, совсем как прежде, и от этого на сердце у Звездочета стало еще тяжелее.

 – Всех существ Зоны можно поделить на два вида – живые и условно живые…

 Ионов снизошел до скупого пояснения, пока поглядывал по сторонам и неторопливо калибровал детектор. Повертев в руках предложенный ему голем, он лишь скептически хмыкнул и отказался, сославшись на его ненадежность. Характер он имел своеобразный, словно в противоположность жизнерадостному Шуману – хмурый и подозрительный, и к технике, сделанной не его руками, он относился с пренебрежительным раздражением, считая ее ограниченной и примитивной. Надо заметить, что, несмотря на хмурую ворчливость, он оказался прав относительно аномально зашкаливающего Экс-один. Големы действительно сбоили, лицевые щитки то и дело подергивались полосой помех. Потому сдвинув невесомые дуги оптики на затылок, сталкеры облегченно вздохнули, присматриваясь к клубящейся мути и прислушиваясь к каплям дождя, барабанящим по просвечивающим сквозь туман перекрученным ржавым конструкциям. Они спрятались от внезапно налетевшего дождя под выпирающей из-под земли надломленной, оплавленной бетонной громадой, в который было невозможно угадать ее первичное назначение. Громада потекла, словно свеча от порыва свирепого пламени и кое-где еще виднелись нити железобетона свисающие вниз нелепыми окаменевшими сосульками. Самум, задрав голову вверх, рассматривал потекший бетон, Брама надвинул лицевой щиток, водил стволом грозы из стороны в сторону, в поисках живности, которая любила селиться в подобных щелях. Звездочет осторожно смел рукой пыль и присел на краешек плиты, примостив вал между колен таким образом, что бы можно было выхватить при первой необходимости.

 – Гиббоны, слепыши, волколаки, морлоки – это живые организмы, подвергшиеся тотальной мутации, как вследствие радиоактивного излучения, так и влияния аномальных образований, которые усиливают первое. Академически принято считать, что мутации, нарушения в структуре генома, проистекают далеко не сразу, но это теория. Все что мы с вами сейчас наблюдаем – это практика, которая опровергает голословную хрестоматийную теорию. Мутации могут провялятся со сколь угодной скоростью, где скорость задает тот или иной участок аномального поля, влияние тех или иных искаженных законов. Молекулярный анализ показал, что это земные организмы.

 – Ну а зомби, доминусы, выворотники – имеют внеземное происхождение? Откуда же они прилетели?

 – Пришельцы с иных планет это фантастика, вымысел зевак. Пришельцам, даже если они где-то и есть, нет никакого смысла тащиться к нам через бездну вакуума, только для того, что бы эксплуатировать биосферу Земли. Любое общество, достигшее уровня межзвездных перелетов, должно вначале решить проблемы внутренние, планетарные, а уж потом колонизировать иные миры. При таком раскладе синтезатор биологических веществ будет изобретен гораздо раньше, чем маршевые двигатели межзвездных полетов.

 – Это почему же? – прищурился Самум – профессор вон какой бункер отгрохал, как раз в стиле замкнутых экосистем.

 Ионов удивленно поднял бровь, не ожидая, что личность, скрывающаяся под изодранной броней шпика, может разбираться в экосистемах и проблемах социума. Он махнул рукой на прибор, объявив, что кислотный дождь сбивает настройки, двигаться дальше при таких условиях равно самоубийству и присел к разведенному Брамой костерку.

 – Согласитесь, для того что бы обладать технологиями позволяющими преодолевать звездные расстояния, они должны обладать мотивом, логикой, пусть даже не совсем понятной нам логикой. Межзвездные перелеты слишком дорогая штука, что бы их оправдывало одно лишь исследование иных миров. Для того что осуществить такой проект должна быть веская причина, такая как глобальное перенаселение, но синтезатор органики, из которой вы имеете теперь удовольствие состоять не менее чем на четверть решение куда более простое и приемлемое. Если исходить из того, что существо построенное на белково-углеродной основе, прежде всего должно питаться, а потом уж где-то жить. Потому эксплуатация биосферы Земли и порабощение нас для использования ее ресурсов – нелогично. Если предположить, что их природа и колебание собственной космической частоты, равной в трехмерном континууме числу пи и отличается от нашей, в чем лично я сильно сомневаюсь, то в виде сырьевого источника Земля им подавно не нужна. Равно как и для колонизации. Перед пришельцами станет проблема неизбежной терраформации, преобразования, за которое мы принимали первичное проявление Зоны. Взаимодействие местных жизненных форм с привнесенными – это такой фактор неопределенности и риска, что проще и дешевле основать колонию на безжизненной планете, или там, где жизнь делает только первые шаги, нежели все здесь стирать подчистую, а потом снова заселять. Если не проводить преобразование, то им самим придется изменяться под здешние условия, что гораздо правдоподобнее объясняет образование Зоны, некого полигона с множеством возникших столь противоречивых форм.

 – Вы полагаете, что все это лишь банальный пикник на обочине? – обронил Звездочет, всматриваясь в огонь – Не обижайтесь, Ионов, но ваша теория местами сыровата. Не обязательно изобретать синтезатор белка и прочей органики, и уже потом этот ваш гипердвигатель. Технократическая, если взять за основу что это именно технократическая цивилизация, не должна развиваться линейно – прогресс может быть слишком непредсказуем. Мы, например, еще не вышли дальше солнечной системы, но уже умудрились совершить прокол пространственно-временного континуума, не вылезая при этом из собственной колыбели. Согласитесь, если они имеют технологию пространственного прыжка, то неужели у них нет технологии, позволяющей преобразовать намеченную или случайно открытую планеты под их параметры? И последнее – проблема перенаселения и выживания может толкнуть на даже крайние меры, несмотря на очевидный риск. Но в одном вы правы, мой ученый, но недалекий друг – происхождение Зоны имеет четкий рукотворный характер, и нестабильность пространственно-временных перегородок само указывает на мир, откуда приходят выворотники.

 Ионов помассировал подбородок:

 – Признаюсь, мне давненько не попадались столь образованные собеседники, все путники да путники.

 С этими словами Брама побагровел, но ученый проигнорировал его возмущение и продолжил:

 – Собственно, для этого я и изложил общие тезисы моей теории, что бы показать всю бессмысленность инопланетного вторжения. Да, Зона имеет земной характер, но после того как Лист прямо подтвердил наши предположения о мире выворотников, Агарти, то их стоит называть не инопланетянами, поскольку планета у нас одна, а паралельщиками, зазеркальщиками – пусть эта идея и отбрасывается общепринятым научным мнением.

 – Но почему идея многомерности мироздания не признается, а идея инопланетного разума вполне? – вставил Лист.

 – Не следует забывать – ход научной мысли задают устои и нравы общества, и если религиозная идея, говорящая нам о некой превосходящей нас реальности высмеивается обществом как атавизм, то точно так же будет высмеяна любая мысль, говорящая о многомерности вселенной. Идея же инопланетной жизни замкнута только на физическом трехмерном континууме, что не противоречит концепции атеизма. Потому никто серьезно не рассматривал вопросы многомерности и влияния колебаний квантовых струн на структуру пространства, могущих вызвать пробой его недоказуемых перегородок.

 – Скажите, Ионов, вы всегда были приверженцем многомерности, научным еретиком или…

 – Или – прервал Звездочета Ионов – после того как по тебе лупит взбесившийся излучатель, запущенный теми, в кого ты еще вчера не верил и даже саму идею их существования бредом, многое приходится менять и искать этому объяснение.

 – Хорошо, зомби, доминусы – это результат мутаций, сейчас не так уж и важно, направленных, вызванных искусственно или спонтанных и самообразовавшихся – все это основано на человеческом материале. Тогда что такое выворотники, откуда они берутся? Все мы знаем, что они есть, но как они приходят?

 – Вы задаете слишком сложные вопросы, Лист – вы сами видели, откуда они приходят, так почему же молчите?

 Звездочет бросил на сталкера взгляд, но тот лишь вздохнул:

 – Из вбитой в меня информации о прорыве и Севастополе и не связанных между собой смутных образов, невозможно выстроить всей полноты. После того как открыли медальон и он оказался почти пуст, за исключением координат, к которым надо еще найти точки отсчета, мне полагалось вспомнить все, в том числе и себя. Но я до сих пор чувствую себя все тем же Листом и никем другим, имея вместо памяти только короткие вспышки-провалы. Почему?

 – Не могу ответить – кивнул Ионов – возможно, мы найдем ответ там, в «окнах», меня это интересует не меньше вашего. Первое появление выворотников было обнаружено в девяностом году, были ли подобные проявления раньше, не знаю, но складывая теперь все произошедшее в одну цепочку, прихожу к выводу, что оно произошло вместе с тестовым запуском противоракетного щита «сияния», когда образовался внезапный, ничем не объяснимый провал мощностей. Мы пытались обнаружить причину провала, но тогда это не удалось. В своих расчетах мы не выходили за рамки трехмерного континуума, а вектор прокола был направлен вовне. Пока пространственные перегородки, о которых мы даже не предполагали, были еще достаточно стабильны, выворотники проходили через барьер в виде матричных полей, приводящих к сбоям аппаратуры и создавая возмущения. Но чем больше мы углублялись в изучение волнового мира, создавая еще большую нестабильность и расшатывая грани, они начали проникать уже в энергетические поля человека, уничтожая личность носителя и занимая его место. Знаю, это звучит дико, но иного объяснения тому, что произошло позже, у меня нет.

 – И что, вы не пробовали ничего предпринять? – Самум вошел в привычную для него роль особиста.

 – Вы представляете, как бы это выглядело в отчетах? «В ходе исследований мы атакованы неизвестными матричными полями, вызывающими у личного персонала нарушение мозговых процессов. Просим принять соответствующие меры».

 – Сейчас это не вызывает сомнений – после каждого прорыва наша служба отлавливает на Периметре пробивающихся вовне выворотников. Они ведь не за цветочками к нам явились, и наше счастье, что они не могут копировать модуляцию медальонов, напрямую считывающих код ДНК с носителя. Кстати, как именно возник термин – выворотник?

 – Впервые мы столкнулись с этим здесь, на Экс-один – указал сквозь поредевшую завесу дождя Ионов – в воздухе образовалось нечто, напоминающее линзу, образовалось прямо внутри здания, и в нее попал один из сотрудников. Его словно вывернуло, отразило, будто в зеркале. Пока мы оказывали ему первую помощь, он успел убить десять человек.

 – Линза? – переспросил Звездочет, силясь задержать мелькнувшую на окраине сознания ускользающую мысль.

 – Да, как круги на воде, только в воздухе. По внешнему виду очень похоже аномалию «рябь». Охрана нафаршировала взбесившегося Воротина свинцом, пока тот, держась на ногах, пытаясь до них дотянутся. Пока длилось расследование, и труп находился в морге, повреждения от огнестрельного оружия успели полностью затянутся. Когда мы сделали вскрытие, обнаружилось нечто поразительное – у него отсутствовали внутренние органы, осталась лишь пустая оболочка. Результат биологического анализа оболочки был абсурден и не имел ничего общего с человеком. Хочу напомнить, это было в девяностом году, и хоть Экс-один после успешного запуска «сияния» и катастрофы на ЧАЕС перебросили на создание средств биологической защиты и иные проекты, тест ДНК занимал длительное время. Тогда еще не было сканеров ДНК и технологии, разработанной позже для опознавательных жетонов. Ладно, дождь перестал, надо идти.

 Шуня поднялся и шагнул наружу, навстречу зыбкой серой пелене, но его рывком отдернула назад чья-то твердая рука. Он оглянулся и встретился с бесцветными, равнодушно-спокойными глазами Самума:

 – Не стоит так торопиться – это не Развязка, это Экс-один. Тут навернутся раз плюнуть. Посмотри вперед.

 – Лужа, туман, дальше что-то непонятное, то ли дерево, то ли развалины.

 Шпик присел на корточки, поднял с земли кусочек отсыревшего бетона и точным движением метнул над лужей. Над самой срединой камень замер, повисел нерешительно в воздухе, а потом с глухим бульканьем ухнул вниз.

 – Ничего себе лужица. «Полынья»?

 – Нет, тяжелая вода. С виду как и нормальная, но на ней не бывает ряби. Ее можно отличить только по этому признаку. Выбраться невозможно – камнем идешь ко дну, никто знает какая там внутри глубина. Будь осторожнее, тут даже обычные явления могут быть смертельно опасными, иначе сгинешь как Понырев.

 – Где он, что с ним? Вы же обещали рассказать.

 Самум вышел наружу, миновал недвижимое зеркало мертвой воды и, получив утвердительный кивок от Ионова, пошел вперед. Шуня поравнялся с ним, но шпик отодвинул за его спину:

 – Держись сзади. Звездочет, Брама – прикрывайте спину, здесь полно гиббонов, а они любят душить сзади. Лист?

 – Тут – послышался голос сталкера.

 – Говорят, ты хорошо стреляешь? Будь готов открыть огонь на поражение – тут бродят зомбированные шпики, они мастера стрелять. Три-эксы тянут их к себе как магнитом, и они скитаются между развалин наземной части зданий. Выплеск аномальной энергии был слишком силен, тут все поплыло, как от ядерного удара, так ведь, док?

 – Так – Ионов сморщился, постукивая ладонью по ребру детектора – никто не знает, когда все началось. Выворотники проломили пространство, отрезали нас от пульта, а потом что-то сделали с излучателем, перенастроили, и вместо «сияния» он стал генерировать какое-то невообразимое поле, в соприкосновении с которым рушилась сама метрика пространства. Все словно взбесилось, здесь творилось настоящее светопреставление, излучатель ударил по Экс-два, а потом оттуда пришел ответный удар. Дальше ничего не помню, меня привел в чувство Шуман, вокруг одни развалины, трупы, огонь. Когда в центре поняли что тут все вышло из-под контроля, их доставили вертолетом и высадили из вблизи корпусов НИИ, для того что бы они вернули управление над излучателем.

 – Так это его вертолет там лежит? Но вертолеты не летают над Зоной, двигатели глохнут, несмотря на защиту.

 – А разве был выбор? Так или иначе, но излучатель они погасили, погасили полностью и сейчас он не больше чем груда дорогостоящего железа. Потом здесь начало фонить, пространство изменилось, породив такие аномальные формы жизни, над которыми мы будем ломать голову еще несколько веков.

 Самум, прикрыв голову руками, как подкошенный рухнул в грязь и покатился по склону неглубокого оврага. Глаза не успели зафиксировать опасность, но оточенный, обостренный навык выживания швырнул людей наземь прежде чем что-то, с противным звоном разрезав воздух, пронеслось над головами и ушло вглубь тумана. Брама приподнял голову, процедил через зубы многоэтажное сложноэпитетное ругательство и покатился вслед за шпиком, следом скользнул по бурой траве Шуня, рухнул на живот и вцепился в ворот Самума.

 – Звездочет, Лист – помогайте, самим нам не справится!

 Путник обхватил Самума под руки, рухнул на спину и, упершись ногами в валяющуюся поблизости перекрученную бетонную балку начал тянуть. На его лбу вздулись багровые жилы и, увидев, что Шуня начинает скользить в направлении ртутно блестящей лужи, с натугой выдавил:

 – На землю, на землю падай, так больше опоры.

 Самум уже по пояса провалился в скопившуюся на дне оврага мертвую воду, все его силы уходили на то что бы дышать.

 Звездочет скользнул по грязи, теряя равновесие, взмахнул руками и зацепился за колючий терновник, Лист, отбросив автомат, упал возле недвижимого зеркала и подхватил шпика с другой стороны, не давая ему уйти на дно.

 – Осторожнее, осторожнее тяните, иначе вода его разорвет – одну половину оставит, а другую отдаст.

 – Помог бы лучше, умник… – хрипел Брама, сантиметр за сантиметром вытаскивая шпика из зеркала.

 – Там места больше нет – обронил Ионов, философски созерцая как шпик, вылетев из тяжелой воды, рухнул на путника.

 Брама вытер струящийся пот, и скосил глаза на судорожно дышащего Самума:

 – Ты только пойми меня правильно, обычно я сам предпочитаю сверху…

 Самум скатился в сторону:

 – Будешь у нас на Развязке, устрою я тебе и сверху и снизу.

 Брама засмеялся, скользя руками по жидкой грязи, встал, пошатываясь из стороны в сторону, и помог подняться шпику:

 – Какого черта особист делает у шпиков? Или это тоже, государственная тайна, за обнародование которой ты меня прикопаешь за ближайшей грудой? Так тут вон сколько секретов – умирай не хочу.

 – Думаешь, контрразведка просто так даст разгуливать «диким гусям» по Зоне? Знал бы ты, сколько их прет – отлавливать не успеваем. Шпики внутрь – выворотники наружу. Не Периметр, а прямо митохондриальный барьер какой то.

 – Это ты сейчас что-то умное сказал? Мы народ простой, университетами не балованный, так что если можно – попроще.

 – Если попроще, то в стране не все так идеалистически, как кажется обычному человеку, не обремененными сложными вопросами государственной безопасности. Зона создает множество проблем и притягивает к себе носителей демократии словно магнитом. Они много говорят о правах человека, особенно когда хотят с этого что-то иметь.

 – Завязывай разговоры, Самум. О вопросах безопасности мы с тобой позже побеседуем, в более благоприятной обстановке, если вернемся живыми. Мы не имеем права погибнуть – потому все закрыли рты и поглядывайте по сторонам, а то устроили выездное заседание академии наук. Академики с кривой дороги –  путник да контуженный.

 Все заткнулись и прибавили ход, насколько вообще можно было прибавить ход в нашпигованном поблескивающими аномалиями лабиринте, и вскоре из тумана показалась кромка гниловатого, резко воняющего химикатами Изумрудного озера. Когда то оно было маленьким зеркальным плесом, которых много на Полесье, но после аномального урагана, пронесшегося над землей, озеро изменилось, увеличилось, рывком поднявшись на несколько десятков метров, щедро вскармливаемое образовавшимися болотами, скрывая в своих недрах кладбище старой, активной техники, захороненной здесь еще с аварии на ЧАЕС. Иногда, когда над Экс-один сквозь толщу туч все же пробивалось солнце, словно по чьей-то прихоти его воды внезапно прояснялись, становились прозрачно хрустальными и на дне были отчетливо видны машины: яркие, блестящие, словно только сошедшие с конвейера. И было видно, как между ними кто-то ходил: неторопливой размеренной походкой, нелепо загребая из стороны в сторону, раскачиваясь и запинаясь, трогая холодные металлические ручки дверей и проводя рукой по обросшим зелеными водорослями бокам. Кто это был, не знали, но смотреть на высокую, сгорбленную фигуру было жутко, в душе поднималось что-то липкое, черное, казалось, она сейчас повернется, посмотрит холодными провалами глаз, утащит на дно, высосет и отправит пустую безжизненную оболочку блуждать окрестностями озера. Вымысел это или нет, но к озеру старались не подходить, приближаясь к нему лишь в самом крайнем случае, держась как можно дальше и пытаясь быстрее миновать, не тревожа мертвых зеленых волн.

 Никто не спорит, многое из происходящего было преувеличением, окрашенное кистью сталкерского воображения в нечто невиданное, неслыханное, но всегда неизменно смертельное. Была ли Зона ответом природы человечеству за ее беспощадную эксплуатацию, или же она результат случайности, вышедший из-под контроля эксперимент, до конца не известно. Здесь смешались многие факторы, наползая, громоздясь друг на друга тоскливым серым туманом. Но в одном сталкеры, вольные бродяги, авантюристы на государственном содержании, были правы – неизвестно и смертельно опасно. Можно подумать, военные после второго прорыва не пробовали вернуться в Зону, взять ее под уздцы, сломать хребет и поставить себе на услужение? Пробовали, да только ничего из этого не получилось. Там где относительно легко проскользал сталкер-одиночка, специалист с немалой платой и страховкой за риск – военные погибали. Погибали и все, вопреки всем законам логики и здравого смысла. Казалось вот дорога: относительно ровная, немного побитая колдобинами, наполненная бурлящим «киселем» и заросшая зарослями полыни и чернобыля. Обычная с виду дорога, ни аномалий особых, ни зверья разного, но попробуй, ступи – враз вылезет нечто такое, от чего нет защиты на БТРах, ныне сиротливо оставленных вдоль дорог, светящих открытыми люками, со следами жирной копоти и отпечатками вплавившихся в броню тел. Если же проскользать, к примеру, пешком, незаметно и постепенно, без поддержки такой привычной и милой солдатскому сердцу бронетехники – то нехитрая арифметика становится еще проще – через Периметр входит сотня, а до пункта назначения доходит всего двое-трое, и то, в чем имеется большое сомнение. Военные даже пробовали переодеваться в сталкерские комбинезоны, серые и неказистые, более приспособленные к сложным условиям, нежели мимикрирующий динамичный камуфляж с жидкой компенсационной броней, но после входа в Зону их больше не видели – ушли и исчезли. Потому вскоре, поскрипев зубами и подсчитав жертвы среди стремительно редеющего личного состава, они были вынуждены отказаться от силового давления, организовав сталкерскую службу из экстремалов-одиночек, которые, к их удивлению, чувствовали здесь себя довольно неплохо, имея позади суровую школу выживания в горячих точках. Возможно, Зона видит намерения входящего, читает в душах и пропускает по своему усмотрению. Это объясняет, почему одни топчут Зону годами, блуждая по аномальным лабиринтам, собирая ее щедрые дары, а другие погибают крайне нелепо или становятся тупыми деревяшками, не имеющими в себе более души и разума.