Текст книги "Девять жизней Дьюи. Наследники кота из библиотеки, который потряс весь мир"

Автор книги: Вики Майрон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Я знаю это по тому, что произошло год спустя, в 1989-м, на вечеринке в библиотеке. Около двухсот людей пришли отпраздновать открытие библиотеки после перепланировки и ремонта, и я водила гостей по залам, показывая, что мы изменили. Ивонна тоже пришла, но держалась в тени, как когда-то в школе. Одно дело быть незаметной в библиотеке, но оставаться незамеченной на вечеринке крайне неприятно и неловко. Но вдруг она увидела, как сквозь толпу пробирается Дьюи, явно недовольный отсутствием внимания к его персоне. Тут он заметил Ивонну и направился к ней. Она взяла его на руки, прижала к себе, и он положил головку ей на плечо и удовлетворенно замурлыкал.

– Кто-то сфотографировал нас, – сказала мне Ивонна во время нашего разговора. – Не знаю, кто это был, но в этот момент я увидела вспышку. Я стояла спиной к фотографу, а Дьюи смотрел прямо в камеру. Но это не важно, главное – на том снимке мы с ним вместе.

Я вовсе не хочу сказать, что вся жизнь Ивонны сосредоточилась на библиотеке, где она встречалась с Дьюи. Замкнутая и стеснительная по природе, она скрывала от посторонних свои переживания, хотя и переписывалась со своими друзьями. Как у большинства из нас, с работой ее не все было легко и просто. С одной стороны, она гордилась своими успехами, с другой – огорчалась, что ее не переводят на более оплачиваемую работу. Ивонна любила своих молчаливых и сдержанных родителей, ее связывали с ними очень сложные отношения, о сущности которых она предпочитала умалчивать.

Зато с удовольствием рассказывала мне о Тоби. Думаю, Дьюи, именно потому, что обладал совершенно другим характером, давал ей возможность удовлетворить свою потребность в общении. А Тоби была ее самым близким другом. Ивонне, безусловно, нравилось быть с Дьюи, но любила она Тоби, которая платила ей такой же нежной и самозабвенной любовью. Во всем мире для Тоби существовала одна Ивонна Бэрри, и стоило ей войти в дом, как она радостно бросалась ей навстречу. Их связывало родство душ. Когда Ивонна сказала: «Тоби была тихой, спокойной кошкой, и очень ласковой. Она никогда ни с кем не ссорилась, она просто хотела жить и давала возможность другим жить так, как им хочется, если вы понимаете, что я хочу сказать», я сразу подумала, что она говорит о себе.

Они были очень преданны друг другу.

– Я никогда не уезжала из дома на ночь, потому что не могла оставить Тоби одну.

Однажды они вместе отправились в Миннеаполис, к сестре Ивонны Дороти. Первые миль пятнадцать Тоби отчаянно кричала и прижималась мордочкой к сетке переносной сумки, словно хотела вырваться. Только в районе Милфорда кошка поняла, что ее везут не к ветеринару, и успокоилась. Но зато стала мяукать, обращаясь к Ивонне, будто просила сказать, куда они едут. Ну как ей объяснить, что такое Миннесота? Наконец она уползла в дальний уголок сумки и тихо лежала там целых пять часов. Приехав в дом сестры, Ивонна сразу отнесла Тоби в комнату для гостей. Там она пользовалась своим туалетом, ела любимый корм «Тендер Витлс» и пряталась под кроватью, пока Ивонна не поднималась в спальню. Тогда Тоби живо забиралась к ней на руки, уютно располагалась на плече и лизала в ушко, радуясь ее возвращению. «Я люблю тебя, Тоби», – нежно шептала ей Ивонна. Если не считать длительной поездки, это был такой же выходной день, как и все другие.

Казалось бы, можно было объяснить столь сильную привязанность Ивонны к Тоби тем, что постоянное присутствие этой ласковой и преданной кошки давало ей ощущение спокойствия и стабильности бытия. Однако жизнь Ивонны вообще не отличалась разнообразием. Из года в год постоянное стояние у конвейера и все те же шприцы для смазки, повседневные домашние заботы, однообразные молчаливые вечера с родителями. Даже в ее общении с Дьюи важную составляющую играло приятное сознание, что, зайдя в библиотеку, она непременно застанет его на месте. Так что, хотя отношения между Ивонной и Тоби не назовешь слишком эмоциональными, каждый радовался тому, что у него есть друг. И этого было достаточно.

Но, как это ни прискорбно, мы всегда должны помнить, что жизнь кошки короче человеческой. Для Ивонны тринадцать лет любви и дружбы с Тоби были сравнительно небольшим отрезком ее жизни, но для Тоби это была целая жизнь. К 1990 году кошка стала заметно сдавать, развившийся в суставах артрит не позволял ей, как прежде, бегать по лестнице вверх-вниз. Шерстка ее поредела, и, возвращаясь вечером домой, Ивонна все чаще заставала ее на кровати свернувшейся калачиком и не желающей просыпаться.

Приблизительно в это время Ивонна открыла для себя Библию. Она сказала, что к этому ее подтолкнули приготовления к первой «войне в заливе» [4]4
  Имеется в виду война 17 января – 28 февраля 1991 г. между многонациональными силами (во главе с США, по мандату ООН) и Ираком за освобождение и восстановление независимости Кувейта.


[Закрыть]. Угроза войны вызвала у нее тревогу и неуверенность в будущем. У меня нет причин в этом сомневаться, но могли быть и другие причины, о которых ей трудно было говорить. Это и огорчало, отказ управления завода Уитко перевести ее на лучшую работу, хотя она была уверена, что справится. И болезнь суставов колена, проявившаяся после долгих лет работы на ногах за конвейером. И ухудшение здоровья матери. И наверняка неизбежное и очевидное старение и все возрастающая немощь Тоби, которая столько для нее значила.

Чем неотвратимее приближалась война и чем больше слабела Тоби, тем глубже погружалась Ивонна в религиозное чтение. Сначала она с ужасом читала библейские пророчества войны и конца света, но затем она стала искать в Боге утешение и поддержку. Через полгода после того, как она впервые взяла в руки Библию, войска пересекли границу Ирака и небо над Багдадом затянули клубы взрывов. Вот тогда Ивонна Бэрри опустилась на колени у кровати и вознесла Иисусу свою первую молитву.

– У меня возникло ощущение, будто меня током пронзило, – описывала она этот момент. – Я сразу почувствовала себя иначе и после этого спала так спокойно, как никогда в жизни. И я поняла: что-то изменилось.

Ивонна стала читать Библию минимум по часу в день, начала посещать Первую Баптистскую церковь: два раза по воскресеньям и один раз по четвергам, ходила на молитвенные собрания. Вскоре Ивонна оказалась втянутой в жизнь общины. По вечерам, сидя дома, она находила в Библии спокойствие и утешение. Иногда Тоби сворачивалась клубком рядом с ней, но большую часть времени она проводила в корзине с накидкой, куда Ивонна положила овечью шерсть, чтобы ее любимица не мерзла. Ивонна услышала, что кошачий корм «Фэнси Фист» продлевает кошкам жизнь, и стала покупать его вместо «Тендер Уитлс», хотя ей это было не по средствам. Она обожала Тоби и, как всегда, заботилась о ней. Но после обеда, вместо того чтобы покатать кошку в вертящемся кресле, она возвращалась к чтению Библии, все чаще оставляя ее одну.

А спустя год после того, как Ивонна стала верующей, Тоби начала спотыкаться при ходьбе. Однажды летним вечером она упала в спальне и сделала лужицу. Тоби испуганно и тревожно смотрела на Ивонну, не понимая, как такое могло с ней случиться. Ивонна принесла ее к доктору Эстерли, который обследовал кошку и поставил страшный диагноз: у Тоби безнадежное поражение печени. Он мог продлить ее жизнь на несколько дней, но предупредил, что все это время она будет очень страдать.

Ивонна опустила голову и прошептала:

– Я не хочу, чтобы она мучилась.

Она держала Тоби на руках и гладила, пока доктор Эстерли готовил шприц. Кошка положила головку на локоть Ивонны и закрыла глаза, как будто чувствовала себя в безопасности рядом со своим другом. Ощутив укол, Тоби издала отчаянный вопль, но даже не дернулась. Она только с ужасом и недоумением посмотрела в глаза Ивонны, затем внезапно ослабла и уснула навеки. С помощью отца Ивонна похоронила ее в дальнем углу их двора.

У нее осталось множество радостных воспоминаний о любимой кошке: рождественская елка, вертящееся кресло, ночи, когда кошка спала рядом с нею в кровати. Но этот последний вопль, совершенно не похожий на те, что обычно издавала Тоби… Ивонна не могла его забыть. Он разрывал ей сердце, и внезапно ее охватило гнетущее чувство вины. Тоби всю свою жизнь посвятила Ивонне, но, когда она состарилась, стала болеть и больше нуждаться во внимании, Ивонна отвернулась от нее. Она перестала катать ее в кресле, не строила для нее туннель из коробок от подарков, не замечала, как тяжело она больна.

В тот вечер она пришла на молитву. Глаза ее опухли, по щекам еще лились слезы, и члены общины спрашивали:

– Что случилось, Ивонна? Почему ты плачешь?

– Сегодня умерла моя кошка, – сказала она.

– О, какая жалость, – говорили они, похлопывая ее по плечу и, не зная, что еще сказать, отходили.

Они действительно жалели ее, эти добрые люди, но не понимали ее горе. Для них это была всего-навсего кошка. Как и все мы, они даже не знали ее клички.

Когда на следующий день Ивонна пришла в библиотеку, ей не только не стало легче – она еще острее испытывала чувство вины, горькой утраты и бесконечного одиночества. У нее не было желания заглянуть в книгу, поэтому она сразу уселась на стул и погрузилась в скорбь о Тоби.

Минуту спустя из-за стеллажа вышел Дьюи и медленно направился к ней. Обычно каждый раз – по крайней мере, последние несколько лет, – завидев ее, Дьюи мяукал и вел ее к женскому туалету. Ивонна открывала дверь, Дьюи вспрыгивал на умывальник и требовал, чтобы она пустила воду. Внимательно поглядев на льющуюся из крана воду, он ударял по струе лапой, испуганно отскакивал, затем снова осторожно подкрадывался, и так повторялось снова и снова. Это была их особенная игра, можно сказать ритуал, установившийся за время их давнего знакомства. И Дьюи никогда не пропускал возможности поиграть со струей воды.

Но на этот раз он остановился, склонил головку набок и пристально посмотрел на Ивонну. Затем вспрыгнул ей на колени, несколько раз ласково потерся о ее руку мордочкой и свернулся клубочком. Она тихо поглаживала его, время от времени смахивая слезы, пока он не уснул.

Она продолжала медленно и нежно гладить его. Через какое-то время печаль ее стала ослабевать и постепенно совсем исчезла. И не потому, что Дьюи понял ее боль, не потому, что он был ей другом. Просто пока она глядела на мирно спящего Дьюи, чувство вины перед любимой кошкой оставило ее. Она поняла, что совершила доброе дело, избавив Тоби от мучительных страданий. Она любила свою маленькую и кроткую кошечку, и вовсе не обязательно каждую минуту это доказывать. И нет ничего дурного в том, чтобы дальше жить своей жизнью. Настало время окончательно проститься с Тоби.

У моего друга Брета Уиттера, который помогал мне писать эти книги, есть так называемая больная мозоль. Он терпеть не может, когда его спрашивают: «Так чего же такого особенного было в Дьюи?»

– Вики исписала двести восемьдесят восемь страниц, объясняя это, – говорит он. – Если бы это можно было выразить в одном предложении, она написала бы просто почтовую открытку.

Он считал свой ответ очень остроумным. Затем он понял, что этот вопрос всегда заставляет его подумать о случаях из своей собственной жизни – не обязательно связанных с кошками, с библиотеками и даже с Айовой, – но которые могли бы ему подсказать короткий ответ. Поэтому он перестал упоминать о почтовой открытке и рассказал историю из своего детства, проведенного в городе Хантсвиль, Алабама. По соседству с ним жил мальчик, умственно и физически отсталый. Они посещали одну школу, ходили в одну церковь, так что, когда в седьмом классе произошел поразивший Брета случай, он уже очень хорошо знал этого мальчика. За все это время мальчик, который не умел даже говорить, никогда не выражал свои эмоции, ни радость, ни раздражение, никогда и ничем не привлекал к себе внимание.

И вдруг во время занятий в воскресной школе он начал кричать. Он оттолкнул стул, схватил пенал с карандашами и стал с бешенством разбрасывать их по комнате. Остальные дети притихли и с удивлением смотрели на него. Учительница воскресной школы сперва растерялась, а затем закричала ему, чтобы он успокоился, вел себя осторожно и перестал будоражить класс. Мальчик продолжал пронзительно визжать. Учительница уже хотела выставить его из класса, как вдруг один ученик по имени Тим встал, подошел к мальчику, обнял его, «как будто он был обычным человеком», как всегда говорил об этом Брет, и сказал: «Все в порядке, Кайл, все хорошо, успокойся».

И Кайл успокоился. Он прекратил колотить рукой по столу, выронил карандаши и заплакал. И Брет подумал: «Хотелось бы мне оказаться на месте Тима. Жаль, что я не понял, что было нужно Кайлу».

Таким был и Дьюи. Казалось, он всегда понимал состояние человека и знал, что ему нужно. Я далека от того, чтобы считать Дьюи равным Тиму, – ведь Дьюи был котом, а не человеком, – но он был наделен редким даром сочувствия, сопереживания. Он чутьем улавливал состояние человека и откликался на него.

И это не так просто, как может показаться. Чаще всего мы настолько заняты или поглощены своими переживаниями, что даже не замечаем, что упускаем шанс оказать человеку помощь. Оглядываясь назад, я вспоминаю, что еще до игры со струей воды Ивонна приносила Дьюи кошачью мяту. Каждый день она состригала у себя во дворе пучок этого растения и клала его на ковер в библиотеке. Дьюи моментально прибегал и нюхал ее. Несколько раз глубоко втянув в себя манящий, отдающий лимоном запах, он зарывался в мяту головой и принимался жадно жевать, громко чавкая и высовывая язычок. Он катался по полу на спине, так что мелкие зеленые листочки застревали в его шерсти. Потом переворачивался, ерзал на животе, прижимаясь к ковру подбородком, как Гринч [5]5
  Гринч – сказочное существо, главный герой семейной комедии «Гринч – похититель Рождества» (США, 2000).


[Закрыть], который крадется за рождественскими подарками. Ивонна присаживалась рядом и шептала: «Неужели тебе так нравится эта травка, Дьюи? Ах, как нравится!» А он дико молотил лапками по воздуху, затем в изнеможении падал на спину, разбросав их в сторону, и затихал.

Однажды, когда Дьюи впал в состояние полного возбуждения из-за кошачьей мяты (сотрудники говорили, что Дьюи танцует мамбу), Ивонна подняла голову и поймала мой пристальный взгляд. Тогда я ничего не сказала, но через несколько дней остановила ее и попросила: «Ивонна, пожалуйста, не надо так часто приносить Дьюи кошачью мяту. Он ее страшно любит, но ему это не очень полезно».

Ничего не ответив, она опустила голову и ушла. Я хотела, чтобы она сократила эти подарки до одного раза в неделю, но больше она никогда не приносила в библиотеку это растение.

Тогда я была уверена, что поступаю правильно, потому что эта трава вызывала у Дьюи сильнейшее возбуждение. Минут двадцать он буквально сходил с ума, потом Ивонна уходила, а Дьюи несколько часов лежал без сознания. Мне это казалось несправедливым по отношению к другим посетителям. Ивонна наслаждалась общением с котом, лишая их этого удовольствия.

И только позже я поняла, что должна была подойти к этой проблеме более деликатно. Мне следовало догадаться, что для Ивонны игра с Дьюи имела огромное значение. Вместо того чтобы задуматься о том, что заставляло ее играть с Дьюи, я поверхностно оценивала ее поведение и, в конце концов, велела прекратить эти игры. Вместо того чтобы обнять, я оттолкнула ее.

А вот Дьюи никогда этого не делал. Он всегда оказывался рядом, когда люди испытывали потребность в его присутствии. Уверена, он совершал это чудо для множества людей, которые просто не говорили мне об этом. Он поддержал Билла Маленберга и Ивонну точно так же, как Тим поддержал Кайла. Когда еще никто не догадывался, что происходит с человеком, Дьюи уже действовал. Конечно, он не понимал причины проблемы, но чувствовал, что человеку плохо. И действовал, подчиняясь своему инстинкту. Дьюи как бы обнял Ивонну и сказал ей: «Все хорошо, не бойся. Я с тобой. Все будет хорошо».

Я не говорю, что Дьюи изменил жизнь Ивонны, но он облегчал ей бремя печали. Она долго сносила свое униженное положение, и смерть Тоби оказалась последней каплей. Через месяц после смерти Тоби как-то на работе Ивонна потеряла терпение и высказала все, что у нее наболело. Ее не просто сразу уволили, но и демонстративно выпроводили за ворота завода.

Но на этом ее беды не закончились. Спустя два года от рака толстой кишки скончалась ее мать. Еще через два года у Ивонны нашли рак матки. В течение полу-года она ездила в Айова-Сити на лечение в больницу, тратя на дорогу шесть часов. Не успела она одолеть рак, как у нее стали отказывать ноги. В течение долгих лет она простаивала у конвейера по сорок часов в неделю, и это тяжело сказалось на коленных суставах.

Но у нее оставались вера в Бога, домашние дела и – Дьюи. После кончины Тоби он прожил еще пятнадцать лет, и все эти годы Ивонна Бэрри несколько раз в неделю приходила с ним повидаться. Если бы меня тогда спросили, я не сказала бы, что в их отношениях было что-то особенное. Библиотеку регулярно посещало множество людей, и почти все уделяли время Дьюи. Откуда мне было знать разницу между теми, кто находил Дьюи очаровательным, и теми, кто нуждался в его любви и дружбе и очень ими дорожил?

По окончании поминок по Дьюи Ивонна рассказала мне о том, как Дьюи уселся у нее на коленях и утешил ее. Значит, и после стольких лет его поступок сохранял для нее огромное значение. И это меня тронуло. До этого я не подозревала, что у нее была своя кошка, не знала, как она к ней относилась, но Дьюи утешил ее, как всегда утешал меня, одним своим присутствием. Такие на первый взгляд незначительные моменты могут быть чрезвычайно важными. Они способны изменить жизнь. Этому научил меня Дьюи. И история Ивонны (когда я наконец-то нашла время ее выслушать) подтверждает это.

Я не заметила, когда именно – после смерти Дьюи – Ивонна перестала посещать библиотеку. Ее визиты становились все реже, она исчезла так же, как появилась когда-то – тихо и бесшумно, как тень. Через два года после того, как Дьюи с нами не стало, я отправилась навестить ее, но застала ее уже в реабилитационном центре с прооперированным правым коленом. Ей было немногим больше пятидесяти, но доктора сомневались, что она снова сможет ходить. Но даже если бы она выздоровела, ходить ей было некуда. Отец ее жил в доме престарелых, а их дом был продан. Ивонна попросила новых хозяев: «Не копайте землю в этом углу двора, там похоронена моя Тоби».

– Тоби все еще там, – сказала она мне. – Во всяком случае, ее тело.

Рядом на тумбочке лежала Библия, над кроватью был прикреплен к стене лист с цитатой из Библии. Отец Ивонны, худой и хрупкий старик, сидел в ее комнате в кресле на колесиках, но он уже утратил зрение и слух. Она познакомила нас, а потом показала мне маленькую статуэтку сиамской кошки, стоявшую на подносе рядом с ее кроватью. Статуэтку в память о Тоби подарила ей тетушка Мардж. Нет, она не может дать мне снимок Тоби, у нее его нет. Ее сестра поместила все ее имущество на хранение, и у нее нет ключа. Если мне нужна фотография, сказала она, то есть фотография, сделанная в библиотеке двадцать лет назад, где она вместе с Дьюи. У кого-нибудь должен был остаться этот снимок.

Когда я спросила ее о Дьюи, она улыбнулась. А потом рассказала об играх с ним в женском туалете, о вечеринке в честь дня его рождения и о том дне, когда он спал у нее на коленях. Затем опустила взгляд и грустно покачала головой.

– Я несколько раз приходила к библиотеке, чтобы навестить его могилку. Потом заходила внутрь, оглядывалась вокруг. И мне казалось, что все изменилось. Не было Дьюи. Я видела его скульптурное изображение и думала: «Портрет получился очень удачным, в точности Дьюи, но он не передает реального ощущения присутствия Дьюи». И я перестала туда ходить. Я же ходила из-за него, из-за Дьюи, понимаете? Даже если он где-нибудь прятался, я думала, ничего страшного, увижу его в следующий раз. А потом я пришла, а Дьюи уже не было. Я посмотрела на то место, где он любил сидеть, и сказала себе: «Что ж, больше мне здесь делать нечего». Теперь для меня это просто библиотека, здание, где хранятся книги.

Мне хотелось еще о многом расспросить ее, узнать что-то очень важное и полезное относительно кошек и библиотек, о том, как встречаются глубинные потоки одиночества и любви даже в самых тихих и безмятежных городах. Я хотела лучше узнать ее, потому что ее присутствие в ее собственной истории едва чувствуется.

Но Ивонна только улыбнулась. Вспомнила ли она тот момент, когда Дьюи забрался к ней на колени? Или думала о чем-то другом, спрятанном глубоко в ее душе, что понимает только одна она?

– Он был моим мальчиком Дьюи, – только и сказала она. – Большим Дьюи.