Текст книги "Вопрос — ответ"

Автор книги: Викас Сваруп

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)

Имя: Джамил Кидваи.

Возраст: двадцать восемь лет.

Адрес: 35 Шиладжит, Колаба.

Запомнив имя, я положил фотографию на место.

Вечером хозяин вернулся домой и сразу проверил содержимое желтого конверта. И вновь раздался звонок, и вновь Ахмед подтвердил получение почты. Ровно через неделю в передаче «Криминальная служба Мумбаи» сообщили, что молодой адвокат по имени Джамил Кидваи был застрелен, когда выходил из машины возле своей резиденции в Шиладжит. «В убийстве подозреваются члены одной из преступных группировок, – объяснял ведущий, – поскольку мистер Кидваи неоднократно защищал в суде главарей местной мафии. Полиция ведет расследование, однако никаких следов по-прежнему не обнаружено». Услышав это, хозяин грубо захохотал и осушил полбокала виски.

Теперь уже я волновался всерьез. Почему люди, чьи снимки Ахмед получает по почте, вскорости погибают? Загадка не из легких. Так что, когда три месяца спустя подвернулась возможность сунуть нос в очередной пакет, я выучил наизусть не только имя пожилого человека на снимке, но и точный адрес. Дом находился в Курле, на Премьер-роуд. На другой день мне в голову пришла мысль незаметно проследить за хозяином. Он сел на пригородный поезд, сошел в Курле, отправился прямиком на Премьер-роуд, но в нужный дом заходить не стал. Зато прогулялся мимо него не то три, не то четыре раза, как если бы что-то вынюхивал. Двумя неделями позже «Криминальная служба Мумбаи» оповестила город о новом убийстве. Тот самый пожилой мужчина был найден застреленным у себя дома в Курле, на Премьер-роуд.

Может, я и наивен, однако могу сложить два и два. Трудно было не сообразить, что человека с фотографии прикончил Ахмед, и то, что я поселился под одной крышей с убийцей-наемником. Да, но что же делать дальше? После того как хозяин спас мою жизнь, я просто не мог передать его в руки полиции. Между тем Аббас Рицви вызвал меня к себе и предложил сняться в роли второго плана. Получив такую новость, я проделал бегом весь путь до усыпальницы Хаджи Али, где, прикоснувшись разгоряченным лбом к пелене, обвивающей гробницу, помолился о ниспослании продюсеру долгих и долгих лет.

Еще два месяца мне приходилось вести тревожную двойную жизнь. Будущий актер прикидывался слугой точно так же, как хозяин-киллер успешно притворялся бизнесменом. Я твердо знал: когда-нибудь прикончат и его, владельца лицензии на убийство. Оставалось лишь молиться о том, чтобы самому не угодить под перекрестный огонь. И вот однажды все пошло прахом.

– А что случилось?

– Это было четыре месяца назад – точнее говоря, двенадцатого августа. Я хорошо запомнил: как раз тогда Индия с Австралией играли последний в серии матч, и Ахмед надумал сделать крупную ставку. О чем он только не заключал пари на моей памяти! Не просто гадал, какая команда одержит верх, но и какая калитка свалится первой, и кто из боулеров попадет в нее, и кому повезет при метании жребия, и даже пойдет ли дождь во время матча. Иногда он спорил буквально на каждый мяч – будет ли это четверка,[88]88
  Удар, за который бэтсмен получает шесть очков; мяч пересекает линию поля по воздуху.


[Закрыть] шестерка[89]89
  Удар, за который бэтсмен получает четыре очка; мяч пересекает линию поля по грунту.


[Закрыть] или что-нибудь еще. В то утро хозяин переговорил со своим букмекером. «Шарад бхай, мой код тридцать пять – шестьдесят три. По-вашему, как покажет себя центральная часть поля? Вчера было идеально гладко, а вдруг сегодня мяч откатится назад? Обещают хорошую погоду. Что, если ближе к вечеру тучи все-таки набегут?» После этого он решился поставить деньги. «Думаю, Сачин Малванкар возьмет сегодня тридцать седьмую сотню очков. Что скажете?» «Он уже у семьдесят восьмой калитки, – отвечал букмекер. – Никто не сомневается, „сотня“ у парня в кармане, так что ставки не очень высокие. В лучшем случае – тринадцать к десяти». «Хорошо, – говорит Ахмед, – тогда запишите за мной десять лакхов. Хотя бы три отыграю, все какая-то польза».

С обеда хозяин прирос к телевизору и наблюдал за игрой, приветствуя каждую перебежку Малванкара одобрительным свистом. В то время как знаменитый спортсмен шаг за шагом приближался к заветной сотне, возбуждение Ахмеда росло на глазах. На девяносто первой калитке он превратился в живой комок нервов – грыз ногти, молился перед каждым ударом, съеживался от ужаса во время бросков. Однако Сачин играл, как полагается настоящему мастеру. Великолепный удар-четверка сразу же увеличил его личный счет до девяноста пяти очков. За ним последовал одиночный. Девяносто шесть. И еще один. Девяносто семь. Потом Джиллеспи расщедрился на крутую подачу, и Малванкар великолепным ударом отослал мяч к самой границе площадки. Хэйден помчался вдогонку, чтобы не дать тому пересечь веревку. Сачин и его помощник Аджай Мишра начали бегать между воротцами. Набрали очко. Девяносто восемь. Бэтсмены бросились по второму разу. Еще перебежка. Девяносто девять. Поймав мяч буквально в нескольких дюймах от границы площадки, Хэйден послал его по дуге, но не Адаму Джилкристу, охраняющему калитку, а в сторону боулера. Заметив это, Малванкар закричал Мишре: «Нееееет!» – но тот продолжал нестись ему навстречу. В отчаянии Сачину пришлось развернуться и, так и не заработав третьего очка, устремиться к воротцам, И он почти добежал, когда мяч, посланный Хэйденом, угодил не куда-нибудь, а прямо в столбики! Малванкар оказался в шести футах за чертой, и судья вывел его из игры. Со счетом в девяносто девять очков.

Можешь вообразить, что творилось с моим хозяином. Ведь он поставил десять лакхов на тридцать седьмую «сотню» лучшего игрока – и вот лишился их из-за одной-единственной пробежки. Ахмед проклинал Джиллеспи, бранил Хэйдена и больше всех – Мишру. «Убить эту тварь мало!» – воскликнул он, выходя из дома. Должно быть, отправился в бар залить свое горе.

Вечером принесли желтый конверт. Беспокоясь, как бы внутри не оказалось фотографии некоего индийского бэтсмена, я бережно отпарил верхний клапан, заглянул туда – и чуть не умер.

– Почему? Что ты нашел? Не тяни же!

– В конверте лежал глянцевый снимок Аббаса Рицви. На бумажке был напечатан его домашний адрес. Итак, на роль очередной жертвы Ахмеда назначили человека, со смертью которого погибла бы и моя мечта пробиться в актеры. Я понимал, что обязан предупредить продюсера. С другой стороны, если бы хозяин об этом проведал – ему ничего не стоило бы прикончить меня.

– Действительно, ужасно каверзное положение. Как же ты поступил? – спросил я и затаил дыхание.

– Так, как требовал долг. Немедленно разыскал Рицви и рассказал о контракте. Продюсер не поверил, пришлось показать фотографию и бумажку с адресом. При виде снимка в моих руках его сомнения рассеялись. «Ладно, уеду в Дубай, – сказал мужчина, – залягу на дно на год или около того, пока все не утихнет». В благодарность он обещал по возвращении непременно сделать меня главным героем нового фильма. Ну, а до тех пор устроить на курсы актерского мастерства. Вот почему сегодня он регулярно вносит за меня плату, а я жду не дождусь того дня, когда мне исполнится восемнадцать.

– Господи, Салим, вот это история! – Я наконец выдыхаю. – Да, но разве ты не выдал себя перед Ахмедом, когда отнес конверт продюсеру? Вечером хозяину позвонили бы насчет последней почты, и что бы он сказал?

– Ну я и не стал подставляться. К ужину желтый пакет преспокойно лежал на месте.

– Тогда… разве Рицви не должен был погибнуть?

– Нет, потому что я вложил новый снимок и новый адрес, который отпечатал за деньги в ближайшем машинописном бюро.

– Превосходно. То есть Ахмед получил фиктивный адрес? А где же ты взял фиктивную фотографию? Неужели такое возможно?

– Нет, невозможно. Да я и не пытался. В конверте был настоящий снимок человека с реальным адресом. Хозяин пошел и выполнил заказ. Но прежде чем он узнал, что ошибся жертвой, я поспешил уволиться, сказав, будто срочно должен уехать в Бихар. Потом долго прятался в разных местах, обходил Бикуллу стороной, на всякий случай даже перестал ходить в усыпальницу Хаджи Али – слишком уж близко… И вот на прошлой неделе «Криминальная служба Мумбаи» вдруг сообщила: ужасный наемный убийца по имени Ахмед Кхан смертельно ранен в перестрелке у станции Черчгейт. Нынче я без страха наведался к Хаджи Али, чтобы вознести благодарность Аллаху, – и видишь, кого мне послала судьба на обратной дороге!

– Да уж, потрясающее совпадение. Но ты еще не все рассказал. Скажи, пожалуйста, чей адрес и снимок в итоге получил Ахмед?

– По-моему, этого заслуживал только один человек. Я подсунул хозяину глянцевое фото размером шесть на восемь, и это был мистер Бабу Пиллаи, он же Маман!

Смита хлопает в ладоши от радости.

– Великолепно! Я уже давно поняла, что ты у нас парень с головой, однако и Салим – настоящий гений! Получив по доверенности лицензию на убийство, этот юноша точно знал, как ею распорядиться, и выбрал идеальную цель. А что же дальше? Ты поведал другу о том, что участвуешь в телевикторине?

– Я не стал открывать ему свои планы. Сказал: дескать, устроился слугой в столице, а в Мумбаи заехал на пару дней по делам.

– И что же, Салим до сих пор ничего не знает?

– Нет. Вообще-то я собирался ему сообщить, но тут появилась полиция и…

– Все ясно. Хорошо, давай посмотрим, как неожиданная встреча с Салимом помогла тебе на шоу.

В студии снова приглушен свет. Ведущий обращается в камеру:

– А мы переходим к вопросу номер девять, цена которого – миллион рупий. Откройте нам секрет, мистер Томас, каким видом спорта вы занимаетесь?

– Никаким.

– Правда? Как же вы ухитряетесь поддерживать форму? Взгляните, я то и дело нагуливаю жирок, хотя по утрам не вылезаю из тренажерных залов.

– А вы бы попробовали поработать официантом за тридцать километров от дома и быстро избавились бы от лишнего веса, – отвечаю я.

В зале хихикают. Прем Кумар недовольно хмурится.

– Ладно. Наше девятое задание – из области спорта. Точнее, крикета. Сколько зачетных сотен успел набрать по сей день величайший индийский бэтсмен Сачин Малванкар? Варианты: a) тридцать четыре, b) тридцать пять, c) тридцать шесть и d) тридцать семь.

Звучит музыкальная заставка.

– А можно вопрос?

– Да, конечно.

– После недавней серии матчей с Австралией Индия состязалась еще с какой-нибудь страной?

– Нет, насколько мне известно.

– Тогда я знаю ответ: c) тридцать шесть.

– Это ваше последнее слово? Не забывайте, на кону миллион рупий.

– Я помню. Тридцать шесть.

– Вы совершенно уверены, на все сто процентов?

– Да.

Звучит барабанная дробь. На экране загорается верный вариант.

– Совершенно, на сто процентов правильно! Сачим Малванкар действительно успел набрать ровно тридцать шесть зачетных сотен! И вы получаете миллион рупий! Дамы и господа, у нас рекламная пауза. Оставайтесь с нами!

– Попал! – срывается у меня с языка.

ДЕСЯТЬ МИЛЛИОНОВ РУПИЙ:
КОРОЛЕВА ТРАГЕДИИ

«Семейная драма с элементами боевика и комедии, но с подлинно трагической развязкой» – вот так, выражаясь языком кинокритиков, я описал бы время, проведенное в доме Неелимы Кумари. Она была актрисой. И я служил у этой женщины три года в доме номер двадцать четыре-А на улице Джуху Виле Парде.

Все началось той ночью, когда Салим и я чудом вырвались из рук Мамана и его банды. Пригородный поезд привез нас в Джуху. Мы добрались до нужного дома, нажали на кнопку звонка и стали ждать.

Прошло много времени, прежде чем дверь отворилась.

– Да? – На пороге возникла высокая красивая леди. Одноногий Радхей оказался прав: она и впрямь похожа на героиню, только возрастом постарше, чем нужно.

– Arrey, – произносит Салим, припадая к ее ногам. Неелима поспешно отступает.

– Кто вы? Зачем явились ко мне в такую позднюю пору?

– Мы друзья Радхея, – говорю я, умоляюще сложив ладони. – Он сказал, вы ищете прислугу. Вот мы и пришли предложить свою помощь. Нам известно, что вы очень добрая леди. Понимаете, мы остались без крова и без еды, страшно нуждаемся и готовы делать все, что прикажете.

– Ну да, я искала… Впрочем, вы еще так молоды…

– Мадам, это только с виду. На самом деле мы можем работать за четверых. А еще я говорю по-английски. Испытайте наши силы!

– Но мне нужен только один слуга. Двоим не хватит места.

Мы с другом переглядываемся. – Возьмите хотя бы одного, – не сдаюсь я.

– Как тебя зовут? – обращается женщина к моему товарищу.

– Салим.

– О, так ты мусульманин, верно?

Мальчик молча кивает.

– Тогда извини. Дело в том, что я живу с престарелой матерью, и она никогда не станет есть пищу, которой коснулась рука иноверца. Лично я не верю в эту чепуху насчет оскверняющих контактов, однако что поделаешь… – Она пожимает плечами.

Салим совершенно падает духом.

– Ну а как твое имя? – спрашивает Неелима. И я отвечаю:

– Рама.

Итак, работу я получил. И вдруг оказалось, что жить со звездой вовсе не так чудесно, как представляется людям со стороны. Стоит артисту смыть грим, и вы понимаете: он такой же, как все, да еще и терзается теми же страхами. Разница только в одном: нас в основном заботят деньги, вернее, их отсутствие, а их интересует главным образом слава. Или ее недостаток.

Актеры живут в прозрачном аквариуме. Поначалу их это бесит, затем к обожанию привыкают. И когда прекращается ливень из неуемных похвал, несчастные сохнут и покидают наш мир.

Просторная квартира Неелимы со вкусом обставлена современной мебелью, на стенах висят широкие дорогие ковры и живописные полотна. Самая крупная из пяти комнат, примыкающая к ванной, принадлежит хозяйке; та, что немного поменьше, – ее матери. Насколько я знаю, другой родии у звезды не осталось.

Спальня актрисы, безусловно, самая красивая в доме. Посередине стоит огромная кровать под бархатным покрывалом. Стены отделаны стеклянными плитками, так что всегда можно видеть вокруг тысячи собственных крохотных отражений. Зеркальный комод полон разных бутылочек и флаконов. Рядом – «Сони» с экраном на двадцать девять дюймов, видеомагнитофон и проигрыватель видеодисков последней модели. Потолок украшает очень ценная люстра. Бесшумный кондиционер навевает восхитительную прохладу. Длинные прозрачные полки сплошь уставлены всевозможными призами и наградами. Есть еще шкаф со стеклянными дверцами, полный старых журналов о кино. С каждой обложки смотрит Неелима Кумари. Глядя на все это великолепие, я испытываю некоторую гордость из-за того, что работаю в ее доме. Наверное, в свое время эта женщина действительно была величайшей актрисой Индии.

А вот мать у звезды – невыносимая брюзга. Ей уже под восемьдесят, но сил у почтенной дамы – как у сорокалетней, и к тому же она вечно следит за мной. Я ведь единственный слуга на полный рабочий день. По вечерам у нас появляется леди-брамин из Махараштры, готовит еду и моет посуду. Приходящая горничная занимается стиркой. А на меня взвалили все остальное. Я вытираю пыль, мою полы, глажу белье и завариваю чай, бегаю с мелкими поручениями, покупаю молоко и оплачиваю хозяйские счета. Однако мамаше ничем не угодишь. Вечно недовольна, хоть я и обращаюсь к ней уважительно Маа-джи. «Рама, – зудит она, – ты забыл принести мне молока… Рама, ты почему не погладил мои простыни?.. Рама, ты плохо вытер пыль… Рама, ты опять ворон считаешь?.. Рама, ты что, не видишь? Мой чай остыл…» Порой так и хочется заткнуть ей рот кляпом.

Неелима, пусть у нее и свои причуды, все же не столь придирчива. Она желает, чтобы я переселился в дом. И здесь бы хватило свободного места, но пуританка-мать ни за что не пустит «мужскую особу» под собственную крышу, и меня изгоняют в Гхаткопар. Там бывшая актриса снимает мне комнату в чоуле. В каком-то смысле это неплохо. Конечно, приходится каждый день мотаться на работу и обратно. Зато Салим живет вместе со мной и не должен хотя бы платить за кров.

Сегодня мы едем за покупками. У хозяйки нет своей машины, поэтому берем такси. Не люблю я эти походы по магазинам. Неелима приобретает одну лишь косметику да новые тряпки, а мне таскать за ней тяжеленные сумки. «Звезде» не приходит на ум завернуть в «Макдоналдс» или в пиццерию. К тому же она еще никогда, ни разу ничего не взяла для меня.

На очереди «Каф парэйд», ужасно дорогой магазин, где продают сари. Два с лишним часа хозяйка разглядывает образцы, затем выбирает себе три штуки по пятьдесят тысяч рупий. Мне за такие деньги почти два года работать. На выходе из кондиционируемого зала нас неожиданно окружает группа девочек, одетых в школьную форму. Вид у них довольно взволнованный.

– Простите, вы известная актриса Неелима Кумари? – спрашивает одна.

– Да, – отвечает польщенная хозяйка.

– Видите? – вскрикивает школьница, обращаясь к подружкам. – Я же говорила!.. Неелима-джи, мы большие поклонницы вашего творчества. Встреча с вами – это как сон наяву! Простите, мы не взяли с собой блокноты для автографов, но, может, вы распишетесь в учебных тетрадках?

– Разумеется, с удовольствием. – Актриса достает из сумочки авторучку.

Одна за другой девчонки, трепеща от восхищения, протягивают свои тетради. Звезда спрашивает имена школьниц и размашисто пишет на чистых страницах: «Риту с любовью, Неелима», «Инду с любовью, Неелима», «Мальти с любовью, Неелима», «Рошни с любовью, Неелима»… Поклонницы читают написанное и визжат от восторга.

Актриса прямо-таки расцветает. На моей памяти это первый случай, когда ее узнали на улице, и я ошеломлен произошедшей переменой. Внезапно хозяйка замечает меня, потного от жары, согнувшегося под тяжестью сумки.

– Рама, ты, наверное, голоден, – произносит Неелима. – Давай-ка возьмем по мороженому.

Теперь уже я визжу от восторга.

Время от времени актриса рассказывает мне об искусстве создания кино. О всевозможных технических работниках, вовлеченных в создание каждой ленты.

– Зрители уверены, что фильм творят актеры и режиссер. Никому нет дела до тысяч людей, занятых за кулисами, без чьих усилий не появилось бы ни одного фильма. А ведь только после того, как они честно сделают свое дело, режиссер может, щелкнув пальцами, громко сказать: «Свет, камера, мотор!»

Хозяйка говорит о декорациях и реквизите, о костюмах и гриме, о каскадерах и осветителях. Однажды речь заходит о жанрах.

– Терпеть не могу сегодняшние картины, куда пытаются напихать все сразу: трагедию, комедию, мелодраму и боевик. Нет, хорошая лента – дань уважения жанру. Я всегда с большой осторожностью выбирала роли и соглашалась, только поняв до конца, что именно заложено в сюжете и что это значит лично для меня. Неелима Кумари не смогла бы петь и танцевать на экране – и скончаться двумя катушками позже. Нет, Рама. Характер должен оставаться незыблемым. И если великого художника узнают по его неповторимой манере мазка, то знак артиста – его уникальная личная ниша. Хороший актер не просто вписывается в рамки своего жанра, но сам определяет его. Читал последнюю статью о новом фильме «Сердечная привязанность»? Журналист из «Таймс оф Индия» написал, что Пуджа, сыгравшая главную героиню, буквально скомкала сцену смерти. «Как бы я хотел увидеть в этой роли Неелиму Кумари, которая оправдала бы каждое слово и жест. Молодым современным актрисам не мешало бы учиться у подлинных легенд вроде нее». Сколько радости доставили мне эти строки! Сделаться эталоном, определением жанра – высшая похвала, которой может удостоиться артист. Я заказала рамку для статьи.

– И в чем же ваш неповторимый стиль?

Хозяйка улыбается.

– Ты еще слишком юн, чтобы знать: меня считают королевой трагедии в индийском кино. Пойдем, я кое-что тебе покажу.

Она ведет меня в свою спальню и открывает металлический алмирах. Вот это да! Он весь оказывается набит кассетами.

– Только подумай, на каждой из них записана картина, где я играла.

– Правда? Сколько же их тут?

– Сто четырнадцать. Ровно столько ролей мне выпало за двадцать лет работы в кино. – Она указывает на первый ряд кассет: – Здесь мои первые ленты. По большей части грубые, дешевые комедии. Тебе ведь известно, что это?

Я энергично киваю:

– Ну да. Говинда всегда в таких играет.

Неелима обводит рукой еще два ряда:

– Вот картины второго периода. В основном семейные драмы, но был еще знаменитый триллер «Назови убийцу» и даже классический фильм ужасов «Тридцать лет спустя». А это, – она указывает на оставшиеся четыре ряда, – мои трагедии. Взгляни на сотни призов и наград. Чуть ли не все они получены за ленты, записанные на последних кассетах.

Одну из них она ласково гладит пальцем.

– Моя любимая.

Читаю надпись на яркой наклейке: «Мумтаз-Махал».

– Так звали жену императора Шах-Джахана, которую я сыграла. Подобная роль достается раз в жизни. Именно за нее мне вручили Национальную премию. Видишь вон ту награду посередине? Я получила ее из рук самого президента Индии.

– Значит, мадам, это и есть ваша лучшая работа?

Неелима вздыхает.

– Хорошая, не спорю, и с огромным зарядом глубокого чувства, но сердце подсказывает, что мне еще предстоит исполнить нечто по-настоящему прекрасное.

Матери хозяйки вдруг стало плохо. Она все время кашляет и стонет. А уж ворчит и придирается, так что сил нет. От бесконечных жалоб не спасается даже Неелима: она постоянно слышит о собственном долге перед женщиной, которая произвела ее на свет, и, по-моему, сама начинает понемногу раздражаться. Кроме прочих поручений, теперь я должен полдня покупать лекарства для Маа-джи, а после внимательно следить, чтобы она вовремя принимала свои таблетки, капли и порошки.

Сегодня все в доме взволнованы. Вечером по национальному каналу должны показать одну из прославленных трагедий Неелимы, «Последняя жена». Хозяйка желает смотреть картину вместе с нами в гостиной. И вот на часах восемь. Собираемся у телевизора: повариха, горничная и я сидим на ковре, бывшая актриса – на диванчике, мать полулежит рядом с ней. Фильм начинается. Речь идет о бедной семье представителей среднего класса, на которых свалилась целая уйма всяческих бедствий. На экране проливается много слез, на заднем плане стонет почтенная Маа-джи. Нет, это не в моем вкусе. Слишком реалистично. Не понимаю, зачем вообще смотреть подобные ленты, если то же самое можно увидеть и в доме напротив? Впрочем, хозяйка выглядит очень юной и очень красивой. Странно сидеть в одной комнате с героиней фильма, который как раз идет по телевизору. Интересно, о чем она думает в эти минуты? Возможно, припоминает бесчисленных осветителей, гримеров и звукооператоров, оставшихся за кадром? Неелима умирает, успев произнести прочувствованную речь. На этом картина заканчивается. Мы встаем, разминаем уставшие ноги. Глаза хозяйки полны сверкающих слез.

– Мадам, – тревожусь я, – что с вами? Почему вы расстроены?

– Ничего, Рама. Просто на миг ощутила родство со своей героиней. Видишь, я уже улыбаюсь.

– Скажите, все артисты умеют смеяться и плакать почти одновременно?

– В этом и есть отличие подлинного актера. Знаешь, за что мне присвоили титул Королевы трагедии?

– За что, мадам?

– Неелима Кумари ни разу не нуждалась в глицерине, чтобы разрыдаться. Слезы выступают просто так, по моему желанию.

Когда она уходит, мы с горничной переглядываемся, и я пожимаю плечами.

– Подумаешь, я тоже плачу без всякого глицерина.

Чем дольше общаюсь с этой актрисой, тем глубже проникаюсь пониманием, почему же все-таки ее прозвали Королевой трагедии. Она излучает вокруг себя некую ауру меланхолии. Даже в улыбке таится привкус печали. Я часто пытаюсь вообразить ее прошлое. Почему эта женщина так и не вышла замуж? И настоящих друзей у нее, кажется, нет. Правда, порой Неелима таинственно исчезает и возвращается только к вечеру. Но вряд ли хозяйка навещает любовника или приятеля: тогда ее лицо хотя бы изредка светилось бы от радости. А бывшая актриса приходит домой подавленная, измученная и сразу ложится в постель. Хотелось бы однажды разгадать эту удивительную загадку.

Еще меня поражает, как сильно хозяйка одержима красотой. В смысле телесной, физической. Неелима Кумари выглядит очень даже привлекательно, однако часами прихорашивается перед зеркалом, поправляя макияж и прическу. На туалетном столике целая куча тюбиков. Как-то раз я решил почитать названия на этикетках. Чего там только не оказалось; кремы от морщин, от целлюлита, лосьоны против старения, усилители глубокого сияния, увлажняющие средства от увядания кожи, ночные тоники, укрепляющие гели. В ванной целое море разных сортов мыла с необычными запахами, скрабов и масок для омоложения. Кстати, в аптечке хозяйки медикаментов ничуть не меньше, чем на столике Маа-джи. Здесь и гормоны – регуляторы роста и развития, и мази для укрепления груди, мелатонин и антиоксиданты.

В конце концов я не удерживаюсь от вопроса:

– Мадам, не сердитесь, но для чего весь этот макияж? Ведь вы уже не снимаетесь.

Неелима смотрит мне в глаза.

– Люди нашей профессии очень тщеславны. Мы привыкаем видеть себя красивыми, так что уже не решаемся видеть в зеркале свои настоящие лица. Запомни, подлинный актер – актер и в жизни. Даже если фильм кончается, шоу должно продолжаться.

Любопытно: это она сказала от сердца или же вспомнила одну из ролей?

Нынче ночью случилось нечто невероятное. Маа-джи умерла во сне. В возрасте восьмидесяти одного года.

Немного поплакав, хозяйка предается земным хлопотам: нужно устраивать похороны. Похоже, чуть ли не все собратья по ремеслу являются выразить ей соболезнования. Неелима с печальным видом сидит на диванчике в переполненной гостиной: белоснежное сари, легкий макияж. Многие из посетителей мне знакомы по знаменитым фильмам и фото в журнале «Старбест». Это актеры, актрисы, продюсеры, режиссеры, певцы и авторы песен. Я изумленно кручу головой по сторонам, жалея, что рядом нет Салима. Впрочем, он был бы разочарован. Гости вовсе не смахивают на звезд большого экрана: ни тебе грима, ни блестящих нарядов. Все, как один, в безупречно белых одеждах, у всех серьезные постные лица. Даже у тех, кого я знаю исключительно по комедиям.

Трудно сказать, как Неелима восприняла смерть матери. Зато для меня это было то же самое, что выйти на свежий воздух после гнетущего фильма.

Примерно через месяц хозяйка предлагает мне все-таки переселиться в дом, и я соглашаюсь. Главное, она не против и дальше вносить плату за жилье Салима. В огромной квартире, где пустуют четыре спальни, мне отводится крохотная подсобка.

Вскоре я начинаю замечать: после кончины Маа-джи Неелима все чаше пропадает из дома, порой не возвращаясь и по ночам. Теперь уже можно не сомневаться: у нее кто-то есть. И вероятно, нас ожидает свадьба.

В гостиной раздается какой-то шорох. Негромкий, но я просыпаюсь. Яростно тру глаза, смотрю на будильник: половина третьего. С чего это хозяйке среди ночи бродить по комнатам? И вдруг меня осеняет: может, ее решил навестить загадочный приятель? Вот было бы интересно! Бесшумно встав с постели, крадусь на цыпочках.

В гостиной темно, и все же там находится какой-то мужчина. Не похож на любовника. На голове у него черная маска с узкими прорезями для глаз. В левой руке темный мешок, а в правой – фонарик, луч которого направлен на видеомагнитофон. Мужчина торопливо отсоединяет провода и опускает дорогой аппарат в мешок. Теперь я точно знаю: это не возлюбленный хозяйки, а самый настоящий вор. И принимаюсь визжать. Истошный вопль разрывает ночную тишину, словно выстрел. Неелима Кумари пробуждается и бежит в гостиную. Непрошеный гость, окончательно растерявшись, роняет мешок и фонарик, а сам зажимает ладонями уши. Стеклянная статуэтка, бережно установленная на телевизоре, падает и разбивается вдребезги.

– Что происходит? – испуганно выдыхает актриса, включая свет.

Потом замечает грабителя и тоже кричит. Мужчина уже почти оглох. Рухнув перед нами на колени, он умоляюще складывает руки:

– Пожалуйста, прошу вас, я не вор. Мадам, я всего лишь хотел посмотреть на ваше жилище.

– Рама, принеси телефон, – произносит хозяйка. – Надо срочно вызвать полицию.

Я пулей мчусь в коридор за беспроводной трубкой. Тем временем грабитель срывает маску. Под ней молодое лицо с козлиной бородкой.

– Умоляю, мадам, пожалуйста, не звоните в полицию. Я правда не собирался никого грабить. Перед вами студент последнего курса. И ваш огромный поклонник. Честное слово, я просто мечтал увидеть, как вы живете.

При слове «поклонник» актриса явно смягчается.

– Не слушайте его, мадам, – предупреждаю я. – Этот парень – вор. Если он ваш фанат, зачем было красть магнитофон?

– Я объясню, Неелима-джи. Знаете, я раздобыл кассеты с вашими фильмами – все сто четырнадцать – и каждый день смотрел хотя бы одну из них. От сильного износа магнитофон сломался, пришлось отдать его в починку. Но я не прожил бы даже пары дней без ваших картин. Потому и решился пойти на этот взлом. Одно лишь сознание того, что кассета крутится на вашем магнитофоне, сделало бы просмотр незабываемым эпизодом всей моей жизни. Поверьте, мадам, клянусь покойным отцом, я собирался вернуть аппарат, как только мой собственный вернулся бы из починки.

– Он лжет! – надрываюсь я. – Давайте вызовем полицию.

– Погоди, Рама, – отвечает актриса. – Сперва я должна проверить: а вдруг он сказал правду. Если наш незваный гость, как он утверждает, на самом деле видел все сто четырнадцать фильмов, он без труда ответит на несколько вопросов. Хорошо, мистер, скажите, в какой киноленте я играла деревенскую девушку по имени Чандни?

– О, разве можно забыть подобное, Неелима-джи? Это же одна из любимых моих картин. «Обратно в деревню», правильно?

– Правильно. Впрочем, такие подробности многим известны. Ответьте-ка лучше, что за фильм принес мне в тысяча девятьсот восемьдесят втором году премию кинокритиков?

– Это еще проще. «Темная ночь», разумеется.

– Боже, и здесь вы не ошиблись. Ну а когда я снималась вместе с Маноджем Кумаром?

– В патриотическом фильме «Нация зовет».

– О, так вы и его посмотрели?

– Говорю вам, Неелима-джи, я самый преданный из ваших поклонников. Только скажите, зачем вы согласились на ту пошлую роль в «Вечной любви»? По-моему, режиссер не оценил и не использовал ваше дарование по достоинству.

– Забавно, что вы завели речь об этой картине. Я тоже считаю, что мне не следовало в ней играть. В конце концов лавры пожал Шармила, а меня грубо надули.

– Зато вы блистали в киноленте «Дождь над Бомбеем»! Речь, которую ваша героиня произносит в храме после смерти отца, просто незабываема. На мой взгляд, премия кинокритиков полагалась бы скорее за нее, чем за роль в «Женщине».

– Пожалуй, согласна. Если бы мне пришлось выбирать между ними, я бы, наверное, выбрала «Дождь над Бомбеем». Надо сказать, вы хорошо разбираетесь в моем творчестве. Как ваше имя?

– Ранджит Мистри. Мне двадцать четыре года, и я давно мечтал спросить вас о величайшем фильме, когда-либо снятом в нашей стране, «Мумтаз-Махал». Помните сцену родов, когда вы умираете, а Дилип Сахиб, исполнивший роль императора, сидит у изголовья кровати? Вы берете с него знаменитое обещание, а после снимаете золотую подвеску, однако так и не отдаете супругу. Почему? Что это значит?