Текст книги "Вопрос — ответ"

Автор книги: Викас Сваруп

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)

Бальвант Сингх умолкает, и мы замечаем, что он плачет.

Наверное, с минуту никто не двигается с места. Затем Путул подходит к рассказчику и протягивает свою тетрадь. Лэнс утирает слезы.

– Что такое, ара?[83]83
  Обращение к мужчине.


[Закрыть] Я не стану решать за тебя задачки.

– Нет, не надо, – мотает головой мальчишка.

– Тогда зачем это?

– Вы мой герой, и я хочу ваш автограф.

Все хлопают в ладоши.

А Дханеш повторяет вчерашний вопрос:

– Чем же вас наградили за ту битву?

Мужчина в армейской форме выглядит так, словно его затронули за больное место.

– Ничем, – отвечает он с горечью. – Из нашего батальона только двоим дали МВЧ, двоих удостоили Вир Чакра, трое моих товарищей получили медали, да еще в Джауриан открыли мемориал в нашу честь. Ну а меня, Бальманта Сингха, не внесли даже в список достойных награды. Никто и нигде не признал моей доблести. – Он тяжело вздыхает. – Однако не стоит грустить. Когда я вижу, как пылает костер у памятника Неизвестному солдату возле Амар Джьоти,[84]84
  После вооруженного конфликта между Пакистаном и Индией (декабрь 1971 г.) в Воротах Индии был установлен памятник Неизвестному солдату и зажжен Амар Джьоти (вечный огонь).


[Закрыть] моя душа находит успокоение и радость. Знаю, ведь он горит и для людей, подобных мне. – Бывший военный впадает в лирическое настроение и на память читает строчки на урду: – «Внезапно мы явились в этот мир, и так же, вдруг, уйдем отсюда. Давайте же, пока мы здесь, творить великие дела. Пусть даже их не вспомнит этот род – потомки позабыть уже не смогут».

Убежище снова погружается в тишину. Неожиданно миссис Дамле начинает петь: «Sare jahan se achcha Hindustan hamara…»[85]85
  Одна из главных национальных песен Индии.


[Закрыть] Очень скоро все присоединяются к ее патриотическому порыву. Не знаю, что находит на нас, подростков. Не сговариваясь, мы устраиваем стихийный парад – выстраиваемся в шеренгу и маршируем перед Бальвантом Сингхом, салютуя храброму солдату крепко сжатыми правыми кулаками.

Это была наша война. Это был наш герой.

От избытка нахлынувших чувств мужчина опять плачет.

– Джай Хинд! – восклицает он и, хромая, покидает бункер.

А мы остаемся слушать разрывы снарядов и шорох слоновьей травы, вдыхать полной грудью запахи пороха и близкой смерти.

Мистер Уагле проходит на кафедру, чтобы сделать важное объявление:

– Дорогие друзья! Имею честь сообщить вам, что завтра нас посетит команда работников Солдатского благотворительного фонда, сокращенно – СБФ. Глубокоуважаемый премьер-министр, как вам известно, призывает индийский народ щедро жертвовать в пользу бесстрашных воинов, которые не щадят жизни ряди нашей свободы, чести и достоинства. Надеюсь, у каждого из вас найдется, чем поддержать СБФ.

– А как насчет нового соседа? – выкрикивает мистер Ширке. – Он тоже солдат и нуждается в нашей помощи!

– Точно! Точно! – шумят остальные.

– Вы правы. Но думаю, лучшее, что можно для него сделать, – это добиться, чтобы подвиг Бальванта Сингха, совершенный в тысяча девятьсот семьдесят первом году, оценили по достоинству. Завтра же отдадим работникам фонда меморандум, и все до единого под ним подпишемся.

Нас охватывает восторг. Похоже, и мы сумеем внести посильную лепту в дело героических освободителей.

На следующий день приходят трое. Высокий, коротышка и толстяк. Все – бывшие офицеры. Первый служил на флоте, второй – в армии, третий – в воздушных силах. Коротышка произносит перед нами длинную речь. Он говорит, что солдаты занимаются великим делом. Страна у нас великая. Премьер-министр – великий. Сами мы – тоже великие. Значит, и пожертвования должны быть не менее великими. Тут по кругу пускают корзину, и все опускают в нее деньги. Кто-то кладет лишь пять рупий, а кто-то сотню. Одна из женщин снимает золотой браслет. У Салима за душой ни гроша, и он жертвует свою жвачку, обе новеньких упаковки. Бальванта Сингха сегодня с нами нет: он передал, что неожиданно заболел гриппом.

И начинается допрос с пристрастием.

– А сами-то вы сражались? – пытает мистер Кулкарни армейца, отставного полковника.

– Да, конечно, принимал участие в двух великих войнах: в шестьдесят пятом и в семьдесят первом.

– Где именно вы служили в семьдесят первом?

– В секторе Чамба, который видел немало великих сражений.

– В каком полку, позвольте спросить?

– Великий полк сикхов. Я пехотинец.

– Должно быть, и награды имеете?

– Ну вообще-то мне дали Вир Чакра. Это была великая честь.

– Да, но за что вас удостоили этой великой чести?

– За великую битву при мандиальском мосту, в которой наш батальон совершил по-настоящему великую работу.

– Что же получается? Сами, стало быть, с медалями, а человека, без подвига которого важная переправа так и осталась бы в руках врага, незаслуженно забыли?

– Простите, я не совсем понял. О ком это вы?

– Мы говорим о вашем солдате, который проявил себя героем в семьдесят первом году, в том самом сражении в секторе Чамба. Он даже лишился ноги. Ему должны были вручить Парам Вир Чакра, а он получил только слезы. Послушайте, мы люди гражданские и, наверное, чего-то не понимаем в ваших военных законах и правилах. Однако видим, что здесь допущена вопиющая несправедливость. Нельзя ли разузнать, что можно для него сделать? Отметить достойного человека никогда не поздно.

– И где теперь ваш великий герой?

– Он живет здесь, в нашем чоуле.

– Правда? Великолепно. Я хотел бы оказать ему свое почтение.

Мы сопровождаем армейца, показываем нужную дверь, а сами бродим поблизости. Всем ужасно хочется подслушать, что там происходит.

Из комнаты раздаются громкие голоса, вроде бы даже спор. Потом – непонятный грохот. Минут через десять полковник вылетает наружу, багровый от злости.

– Так вот кому, по-вашему, должны были дать ПВЧ? Да он самый великий мерзавец, какого я только встречал! Будь моя воля, свернул бы его свинскую шею собственными руками!

– Не смейте так выражаться о нашем герое! – возмущается миссис Дамле.

– Это он-то герой? Не смешите меня! Ваш Бальвант Сингх – предатель и дезертир. Стоило начаться волнениям, как он испарился из сектора Чамба, Больше скажу: это самый великий позор на честном имени нашего полка. Четырнадцать лет самого строгого режима, вот что ему светило. Жаль, истек срок давности, а то бы я прямо сейчас упек подлеца за решетку.

– Что вы говорите, полковник? – поражаемся мы. – Как же так? Он дотошно рассказывал нам о той битве… И про потерянную ногу…

– Бессовестная ложь. Хотите узнать его подлинную историю? Она действительно заслуживает жалости. – Армеец поправляет ремень гимнастерки. – Когда началась война, Бальвант Сингх находился не в лучшем состоянии духа. Накануне жена родила ему сына, и солдат буквально сходил с ума, желая повидать семью. Так велико было это стремление, что при первой же заварушке, как только ударили пакистанцы, ваш мнимый «герой» оставил свой пост и трусливо бежал. Вернувшись к себе в Патханкот, он укрылся в доме родных и думал, будто навсегда сможет позабыть войну, однако та не оставила его в покое. Два дня спустя пакистанские воздушные силы атаковали нашу наземную базу в Патханкоте. Самолеты в ангарах совершенно не пострадали, зато две бомбы, каждая весом по тысяче фунтов, угодили в частные владения неподалеку от аэродрома. Как выяснилось, там-то и прятался Бальвант. Жену и младенца убило сразу, сам же хозяин из-за шрапнели остался без ноги.

– Но… Откуда он взял такие подробности?

Полковник брезгливо морщится.

– Не знаю, чего вы тут наслушались, однако двадцать восемь лет – достаточный срок, чтобы начитаться чужих воспоминаний о великой битве. И вот негодяй решил покрасоваться перед простыми гражданами, упиться дешевой славой, потчуя вас россказнями о ложных подвигах. Сказать по правде, встреча с ним совершенно испортила мне настроение. Не самый приятный выдался день. Прощайте.

Покачав головой, армеец уходит прочь в обществе длинного и толстяка. Ну а мы возвращаемся в бункер. Нынешний день и впрямь не из приятных. Интересно, что теперь чувствует Бальвант Сингх? Вечером он так и не спускается к нам.

Наутро его находят в собственной комнате. Бутылка с молоком и свежая газета лежат на пороге нетронутыми. Костыли аккуратно поставлены у стены. Деревянная койка задвинута в угол. В кружке на столике плавают остатки листьев черного чая. Единственный стул валяется перевернутым посреди пола. Бальвант Сингх висит на потолочном вентиляторе. Мужчина все в той же оливкового цвета форме; у шеи болтается розовая тряпка, голова упала на грудь. Безвольное тело вяло покачивается из стороны в сторону. Вентилятор тихонько поскрипывает.

Мигая красными огнями, на место прибывает полицейский джип. Констебли роются в пожитках покойного, переговариваются, машут руками, грубо расспрашивают соседей. Фотограф то и дело щелкает вспышкой. «Скорая помощь» доставляет врача в белом халате. У комнаты Бальванта собирается приличная толпа.

Обитатели чоула наблюдают в молчании, как на каталке вывозят прикрытого свежей простыней самоубийцу. Дханеш, Путул, Салим и я робко выглядываем из-за спин взрослых. Смотрим на труп и тупо киваем головами. Осознание медленно обжигает нас изнутри, наполняя сердца испугом, сожалением и стыдом. Эта война для нас первая, но сегодня и мы все поняли. Сражения – дело серьезное. На них умирают.

Смита невесело хмурит брови. Похоже, солдатская история глубоко затронула ее чувства.

– Где ты была во время войны? – говорю я.

– Здесь, в Мумбаи, – отзывается девушка и тут же меняет тему: – Давай посмотрим следующий вопрос.

Ведущий разворачивается в кресле в мою сторону.

– Мистер Томас, вы правильно ответили на семь заданий и стали обладателем двух лакхов. Интересно, удастся ли вам одолеть наш восьмой вопрос, цена которому – целых пятьсот тысяч рупий. Готовы?

– Готов, – киваю я.

– Итак, задание номер восемь. Как называется высший знак отличия, вручаемый за доблесть, в рядах вооруженных сил Индии? Повторяю вопрос: как называется высший знак отличия, вручаемый за доблесть, в рядах вооруженных сил Индии? Варианты: a) Маха Вир Чакра, b) Парам Вир Чакра, c) Сурья Чакра и d) Ашока Чакра.

Звучит напряженная музыка. Слышно, как под столом громко тикает бомба.

В зале стоит легкий гул. На меня поглядывают с искренним сочувствием. Дескать, жаль земляка-официанта, неплохо играл…

– В, – произношу я, – Парам Вир Чакра.

Прем Кумар поднимает брови:

– Это догадка, или вам известен ответ?

– Мне известен ответ.

– Вы совершенно, на сто процентов уверены?

– Да.

Барабанная дробь достигает наивысшей точки крещендо. На экране загорается правильный вариант.

– Совершенно, на сто процентов верно! – восклицает ведущий.

Зрители от души ликуют. Раздаются подавленные хлопки, крики «Браво!».

Я улыбаюсь. А Прем Кумар – нет. Смита понимающе кивает.

МИЛЛИОН РУПИЙ:
ЛИЦЕНЗИЯ НА УБИЙСТВО

Немало разных опасностей подстерегает на улице рассеянного пешехода в Мумбаи. Можно, к примеру, не заметить банановую кожуру, споткнуться и ободрать себе кожу. Или же вляпаться ногой в кучу теплого собачьего помета. Бродячая корова может пребольно боднуть вас в зад, подкравшись незаметно со спины. А еще давно потерянный друг, встречи с которым вы так старательно избегали, может чудесным образом выскочить прямо из беспорядочной толчеи, чтобы с радостью заключить вас в объятия.

Именно так и случилось в субботу семнадцатого июня неподалеку от ипподрома Махалаксми. Салим Ильяси налетел на меня счастливым ураганом. Спустя пять лет после разлуки.

Три месяца назад, вернувшись в Мумбаи, я принял твердое решение не разыскивать давнего друга. На это нелегко было пойти. Долгие годы, работая в Дели у Тейлоров, затем скитаясь по Агре, я скучал по Салиму, и мысль о том, чтобы не видеться с ним, ходя по улицам одного и того же города, легла на плечи тяжкой ношей. Но я не собирался посвящать приятеля в свои планы относительно известного телешоу.

– Мохаммед! – воскликнул Салим, узнав мое лицо среди толпы. – Что привело тебя в Мумбаи? Давно приехал? Где ты пропадал все эти годы?

Пожалуй, повстречать утраченного друга – то же самое, что пробовать любимую еду после долгих лет воздержания. Вы уже не уверены, будут ли вкусовые рецепторы реагировать, как раньше, сохранило ли блюдо прежнее очарование. Пять лет мы не виделись, и меня разбирали смешанные, неясные чувства. Станем ли мы так же близки, как были когда-то? Сможем ли столь же открыто общаться, ничего не скрывая?

Поначалу мы просто присели на первую попавшуюся скамейку. Над нашими головами кружили белые чайки. Но мы не слушали их надрывных криков. Не замечали детей, что гоняли мяч посреди дороги. Не обращали внимания на процессию верующих, которая протянулась в сторону Хаджи Али. Ничего не видя, не слыша вокруг, мы сидели обнявшись – и плакали. О днях, проведенных вместе, и годах, потерянных в горькой разлуке. Потом понемногу разговорились. Салим рассказывал о себе, а я слушал.

За это время мой друг подрос и сделался еще красивее. В неполные шестнадцать лет он смахивает на любого из положительных киногероев. В отличие от меня жестокая городская жизнь его ни капли не испортила. Парень по-прежнему страстно увлекается фильмами хинди, обожает звезд Болливуда (конечно, за исключением некоего зеленоглазого артиста), прилежно ходит по пятницам на молитву в церковь Хаджи Али. Но самое главное: пророчество ярмарочного шарлатана действительно начинает сбываться. Салим уже не разносит зажиточным господам коробки с обедами. Вообразите: он учится в очень престижной актерской школе, постигая навыки избранного ремесла.

– Знаешь, кто платит за мои занятия? – спрашивает приятель.

– Нет. А кто?

– Аббас Рицви.

– Известный продюсер, который выпускает одни блокбастеры?

– Да-да, он самый. Аббас обещает взять меня на роль героя, когда я проучусь два года и достигну совершеннолетия.

– Потрясающе, Салим! Но как ты этого добился?

– Долго рассказывать.

– Дружище, для меня не бывает слишком долгих рассказов. Ну-ка давай, выкладывай все по порядку, с самого начала.

И вот вам история Салима, изложенная его собственными словами.

– После того как ты внезапно исчез, я остался в чоуле совсем один. Четыре года работал на том же месте, разносил обеды, а сам не переставал мечтать о карьере актера.

Как-то раз я был у заказчика по имени Мукеш Равал и невзначай разговорился с его женой. А на стенах их дома висели красочные снимки клиента вместе с разными знаменитостями. Тут я возьми да и полюбопытствуй: не занят ли он, случаем, в кинобизнесе. Нет, объяснила мне миссис Равал, супруг торгует в аптеке, а в фильмах подрабатывает иногда статистом.

Услышав такое, я просто остолбенел. И тем же вечером, разыскав Мукеша Равала, спросил, нельзя ли как-нибудь устроиться вместе с ним. Заказчик посмотрел на меня и рассмеялся. Сказал, что я еще слишком молод. «А впрочем, – задумался он, – бывают ведь роли бродячих уличных мальчишек, может, и ты сгодишься». И обещал замолвить за меня словечко перед своим работодателем Паппу Мастером, специалистом по кастингу молодых артистов, только велел принести несколько глянцевых фотографий шесть на восемь, желательно в самых разных видах. Если снимки понравятся, Паппу найдет мне эпизодическую роль. Мукеш объяснил, что актерские навыки здесь не требуются. Главное – выглядеть прилично в галстуке, грозно – в одежде бандита и прелестно – в школьном костюмчике. Равал порекомендовал обратиться к профессионалам.

Всю ночь я не мог сомкнуть глаз, а утром ни свет ни заря помчался в ближайшую студию. Оказалось, хорошие снимки стоят бешеных денег. Разнося коробки с обедами, столько не заработать и за месяц. «Ара-баба, такая сумма мне не по карману», – честно признался я. «Тогда купи по дешевке одноразовую камеру, – советует хозяин студии, – проси случайных людей щелкнуть кнопкой, а самые удачные кадры мы потом увеличим». Так я и сделал. Приобрел дешевый фотоаппарат и вышел на улицу. Прохожие обычно соглашались на мою просьбу. Я сидел на чьем-то мотоцикле перед Черчгейт и напускал на себя крутой вид, подражая Баччану в картине «Владыка судьбы». Гарцевал на коне посреди пляжа Чоупатти, словно Акшай Кумар в фильме «Игра». Позировал у дверей отеля «Сан энд Сэнд», как Хритик Рошан в блокбастере «Не отрекайся от любви». Держа в руке пустую бутылку с наклейкой «Джонни Уокер», прикидывался пьяным, будто Шахрукх Кхан в драме «Девдас». И улыбался перед фонтаном «Флора», как это делает Говинда в каждой своей роли. Получилось почти двадцать кадров. На пленке все еще оставалось место, и я решил «добить» ее самостоятельно, прежде чем нести в проявку. Захотел поснимать красивые здания и людей. Я сделал несколько видов Виктория Терминус[86]86
  Железнодорожная станция.


[Закрыть] и Индийских Ворот, нашел красивую девушку на Марин-драйв, наткнулся на забавного старика в Бандре и даже взял крупным планом осла в Колабе. Моей последней целью – это было в Махиме – оказался смуглый мужчина средних лет. Он сидел на скамье и курил, а на его пальцах переливались разноцветные перстни. Уже спустив затвор аппарата, я понял, кого нечаянно поймал в кадр, и весь похолодел от ужаса.

– Что ты имеешь в виду? – волнуюсь я. – Наверно, встретил известного киноактера? Надеюсь, не грязную свинью Армаана Али?

– Нет, Мохаммед, того человека ты знаешь не хуже меня. Мистер Бабу Пиллай, он же Маман. Тот самый, который забрал нас из Дели, а после чуть не лишил зрения.

– Боже мой! – Я прикрываю рот ладонью. – И он узнал тебя?

– Представь себе, да. «Салим, не так ли? – воскликнул мужчина. – Маленький негодник! На этот раз тебе не уйти!» И с этими словами бросился на меня.

Раздумывать не приходилось. Я пустился наутек. Увидел отходящий автобус, еле-еле успел запрыгнуть, и запыхавшийся Маман остался с носом.

Но не успел я порадоваться счастливому спасению, как случилось… угадай, что?

– Что?

– У светофора в автобус ворвались разъяренные люди в повязках, вооруженные самодельными мечами, копьями и трезубцами.

– О Господи! Только не говори, что это были фанатики!

– Вот именно. Оказалось, мы угодили в очаг беспорядков. Прямо перед нами догорали останки автомобиля. От магазинчиков остались одни руины. На тротуаре темнели пятна крови. Дорогу усеяли палки, булыжники, разбросанные товары. Водитель опомнился первым и тут же дал деру. Мой мозг оцепенел от ужаса. Не думал, что я когда-нибудь снова увижу такое. В ушах далеким эхом раздавались давно забытые звуки: стоны матери, крики старшего брата. Меня пробила дрожь. Головорезы объявили, что намерены отомстить мусульманским фанатикам за сожженные жилища индусов. Позже я узнал: волнения вспыхнули из-за мелкой ссоры у водонапорной колонки в трущобе. Однако ненависть в сердцах была так велика, что уже через несколько часов дымились перевернутые автобусы, пылали дома, людей резали прямо на улицах.

«Пусть каждый из вас назовет свое имя, – потребовал предводитель шайки. – Индусов мы выпустим, а мусульманам придется остаться». Один за другим, дрожа от страха, пассажиры представлялись бандитам. Арвинд. Уша. Джатин. Арун. Васанти. Джагдиш. Нармада. Ганга. Милинд. Автобус понемногу пустел. Негодяи хищно всматривались в каждого человека. Они проверяли, окрашены ли киноварью пряди женских волос, прочим задавали каверзные религиозные вопросы, даже заставили одного парня расстегнуть шорты. При виде такого варварства меня начало тошнить и затрясло с головы до пят. В конце концов нас осталось двое: позади меня сидел какой-то мужчина.

Знаешь, Мохаммед, я часто видел в кино подобные сцены. Обычно герой поднимается во весь рост и начинает взывать к светлым чувствам толпы. Говорит, что в жилах индуистов и мусульман течет кровь одного и того же цвета. И что на лицах людей не написано, какой религии они придерживаются. И что любовь сильнее ненависти. Я столько слышал проникновенных речей, которые мог бы продекламировать перед этими дикарями!.. Однако перед лицом реальной жестокости слова застревают в горле, и думаешь лишь об одном. Жизнь! Я очень хотел жить ради того, чтобы стать актером. И вот мечту и мечтателя кто-то решил прикончить в мумбайском автобусе.

«Как тебя зовут?» – рявкнул главарь.

Можно было бы ответить «Рама» или «Кришна», но у меня вдруг пересохло в горле. Один из бандитов заметил табиз на моей шее.

«Этот точно мусульманин, – обрадовался он. – Прихлопнем на месте?»

«Ну нет. Убить недоноска слишком просто. Лучше сожжем его заживо в автобусе. Это научит таких, как он, больше не трогать наши дома!» – ответил вожак и расхохотался.

Его помощник открыл канистру и принялся расплескивать горючее по салону. Раньше мне нравился запах бензина. Теперь он приводит на ум зловоние обожженной плоти.

Пассажир, сидевший позади, неожиданно встал. «Вы не спросили моего имени, – произнес он. – Так вот, меня зовут Ахмед Кхан, и я бы хотел посмотреть на мерзавца, который посмеет обидеть этого парня».

Шайка на миг умолкла. Потом заговорил главарь. «Еще один мусульманин! – язвительно протянул он. – Отлично, вас-то двоих мы и спалим».

Мужчина даже ухом не повел. «Прежде чем чиркнуть спичкой, взгляните на это», – ответил он и вытащил из-за пазухи пистолет.

Видел бы ты, как вытянулись лица у смутьянов! Побросав мечи с трезубцами, бандиты ринулись наутек, спасая свои шкуры. Так я остался в живых.

На глаза навернулись горячие слезы благодарности. Увидев их, спаситель негромко сказал: «Ну, и как твое имя?»

«Салим… Салим Ильяси», – всхлипнув, ответил я.

«Ты что же, парень, врать совсем не умеешь? – удивился мужчина. – Впрочем, я ценю людей, которые даже перед лицом опасности говорят правду».

Он рассказал, что работает в импортно-экспортном бизнесе, живет один в просторном особняке в районе Бикулла и сейчас нуждается в ком-то, кто готовил бы еду и наводил порядок, а главным образом присматривал бы за домом; пока хозяин в разъездах. Я с ходу согласился на эту работу, тем более что избавитель предложил поселиться у него и жалованье назначил в два раза выше, чем платят простому даббавалле.

У Ахмеда было целых три спальни, огромная кухня и гостиная с телевизором на тридцать шесть дюймов. Занимаясь уборкой, вытирая пыль и возясь у плиты, я все-таки не забывал о своей мечте. Новое место подходило мне как нельзя лучше: мужчина не появлялся дома большую часть дня и к тому же имел обыкновение отлучаться на неделю-другую. Все свободное время я проводил в студии. Первым делом проявил пленку, отпечатал несколько отличных фотографий шесть на восемь и отдал Мукешу Равалу, который, в свою очередь, показал их Паппу Мастеру. Ты не поверишь, но спустя каких-то три месяца мне предложили первую роль.

– Неужели? – восклицаю я. – Скажи скорее, какую и в каком фильме?

– Это была картина Аббаса Рицви «Плохие парни». Я играл студента.

– Ну так пойдем и посмотрим прямо сейчас! Не терпится увидеть тебя на большом экране, послушать, как ты говоришь монологи.

– Вообще-то… – Друг почему-то мнется, разглядывая свои ботинки. – Понимаешь, в последнюю минуту мой эпизод сильно урезали. Поэтому на экране я нахожусь ровно три секунды. Сижу в классе в окружении других тридцати студентов. Единственный диалог в кадре происходит между преподавателем и главным героем в исполнении Сунила Мехры.

– Не может быть! – Я чуть не плачу от разочарования. – Всего три секунды? Что это за роль такая?

– Статистам и полагаются такие роли. Мы не герои, а часть декорации. Помнишь массовые сцены в кино? Мы те самые люди, что тянут из бокалов напитки, покуда главные персонажи на первом плане кружатся в вальсе. Мы – безымянные прохожие на улице, по которой отважный полицейский гонится за злодеем. Посетители дискотеки, ликующие, когда герой и героиня побеждают в танцевальном марафоне. Однако я не имел ничего против такой работы. Во-первых, она дала мне возможность исполнить свою давнюю мечту и заглянуть за кулисы, а во-вторых, познакомила с главным продюсером Аббасом Рицви. Ему понравилась моя внешность, и в следующий раз он обещал дать роль побольше.

На службе у Ахмеда я часто задавался вопросом, зачем бизнесмену вроде него носить с собой пистолет. Впрочем, какая разница, если это самое оружие спасло мне жизнь, правда?

Прошло полгода, и я все больше узнавал о хозяине. Причуд у него оказалось хоть отбавляй. Ахмед увлекался только двумя вещами – едой и телевидением. Да и смотрел всего две программы – состязания по крикету и «Криминальную службу Мумбаи». Особенно первое: тут он был самым настоящим фанатом. Любую игру, с участием наших команд или без, мой избавитель смотрел непременно, готовый проснуться и в полночь, если матч проходил в Австралии, а то и в три часа утра, если это случалось на островах Вест-Индии. Ахмед не пропускал даже соревнований между новичками вроде Канады или Кении.

Мало того, хозяин вел особую тетрадку со статистическими таблицами. Представь себе, он помнил средний уровень успеха буквально всех отбивающих, знал наперечет достижения любого боулера, количество мячей, пойманных каждым полевым игроком. Бизнесмен по импорту и экспорту мог бы назвать самый высокий и самый низкий результаты в истории крикета, максимальное число перебежек между калитками, совершенных кряду, победы, одержанные с наибольшим и наименьшим преимуществом.

Как выяснилось позже, Ахмед собирал столь подробные сведения с определенной целью. Я узнал об этом случайно, во время серии англо-индийских матчей. Увлеченно глядя на экран, хозяин долго пытался дозвониться кому-то по мобильному телефону, и меня разобрало любопытство. «Что вы делаете, Алмед бхай?[87]87
  Брат.


[Закрыть]» – «Собираюсь поиграть в сатту», – отвечал он. «Сатту?» – недоуменно повторил я. «Ну да, другими словами, нелегальные спортивные пари. В Мумбаи саттой занимается мощный подпольный синдикат с ежедневным оборотом в миллионы рупий. Ставки принимаются на всякое состязание. Да что там, каждый удар мячом стоит целые тысячи. Ты видишь перед собой самого удачливого понтера. И дом, и дорогой телевизор, и микроволновка в кухне, и кондиционеры в спальнях – все куплено на доходы от сатты. Три года назад я сорвал немалый куш. Помнишь знаменитый матч между Индией и Австралией в Эден-Гарденс? Счет был двести тридцать два – четыре, и нашу команду ждало разгромное поражение. Ставки против Индии возросли до тысячи к одному, а я поставил на своих и лично на Лаксмана. Так что ты думаешь? Прибрал к рукам десять лакхов рупий!» – «Десять лакхов?» Мои глаза полезли на лоб. «Да-да. Сегодня я ставлю на Индию десять тысяч. Хочу вот узнать у букмекера ставки, но у него все время занято».

Хозяин со злостью стукнул по телефону, взглянул на часы и снова принялся набирать номер. На сей раз ему ответили.

«Алло, Шарад бхай? Звонит АК. Мой код – тридцать пять-шестьдесят три. Скажите, каковы расценки на этот матч?»

Голос букмекера пробивался сквозь множество помех: «Пока что ставки равные, пятьдесят на пятьдесят. Англия отстает на сто семьдесят пять очков, но когда преимущество вырастет до двух с половиной сотен, Индия будет стоить уже три к одному». – «Ладно, а каковы шансы, что англичане победят?» – поинтересовался Ахмед. «Вы что, с ума сошли? – возмутился букмекер. – Это невозможно; им бы до ничьей дотянуть. Но раз уж вы спросили: прогнозы восемь против одного. Хотите сделать ставку прямо сейчас?» – «Ага. Десять тысяч на проигрыш Индии», – заявил хозяин.

Я заморгал от изумления. Как же так, ведь наша команда побеждает! Но видимо, Ахмеду было известно больше, чем остальным, потому что в конце концов англичане и вправду выиграли матч. Когда над площадкой взвился британский флаг, хозяин от возбуждения затряс кулаками, ликующе крича: «Да! Да! Да!» – и тут же позвонил букмекеру: «Ну, кто оказался прав, Шарад бхай? И сколько же я подчистил? Восемьдесят тысяч? Ха! Недурной доход за пару часов работенки!»

Ахмед ушел из дому и вскоре вернулся с бутылью пенистой жидкости. В тот вечер я впервые попробовал на вкус шампанское.

Да, как ты уже знаешь, вторым увлечением моего спасителя была передача «Криминальная служба Мумбаи». Смотрел когда-нибудь?

– Нет, – качаю головой я. – В Дели такого не показывали.

– Очень скучная программа. Похоже на сводку новостей, только речь не идет о наводнениях или городских беспорядках. Ведущие говорят исключительно про жестокие преступления. Кого где убили, кого изнасиловали, какой банк ограблен, кому удалось бежать из тюрьмы, и все в этом духе.

Каждый раз хозяин садился перед экраном с тарелкой сикх-кебаба и громко смеялся, слушая сводки, хотя, на мой взгляд, ничего забавного в них не передавали.

Время от времени курьер доставлял Ахмеду крупный желтый конверт. Мне строго-настрого запрещалось трогать почту, разве только складывать ее на обеденном столе до возвращения хозяина. Однажды вечером я пил чай и неосторожно пролил его на только что принесенное послание. Меня охватил ужас. Кто знает, какие ценные коммерческие бумаги теперь пострадали? Хозяин рассердится, подумал я и с трепетом отклеил верхний клапан конверта. Вытащил документы – и аж присвистнул от удивления.

– Почему? Что ты там обнаружил?

– Ничего. В пакете был глянцевый снимок мужчины, отпечатанный размером шесть на восемь, и половинка листа с аккуратно набранными данными, которые даже я сумел прочесть:

Имя: Витхалбхай Гхорпаде.

Возраст: пятьдесят шесть лет.

Адрес: 73/4 Марва-роуд, Малад.

Вот и все.

Предположив, что это сведения о человеке, с которым Ахмед собрался вести дела, я как можно аккуратнее заклеил конверт, оставил его на столе и выбросил историю из головы. Тем же вечером, хозяин вернулся и просмотрел его содержимое. Чуть позже раздался звонок. «Да, получил», – только и сказал в трубку мужчина.

Примерно две недели спустя Ахмед, как обычно, сидел перед телевизором и смотрел «Криминальную службу», а я шинковал на кухне овощи, когда ведущий неожиданно произнес: «… И еще об одном ужасном инциденте в Маладе. Полиция ищет следы преступника, поднявшего руку на знаменитого бизнесмена Витхалбхай Гхорпаде, который найден убитым в собственном доме на Марва-роуд». Имя и адрес показались мне смутно знакомыми. Взглянув на экран, я чуть не обрезал себе палец: именно это лицо было на фотографии в желтом конверте! Между тем ведущий продолжал: «Витхалбхай Гхорпаде, пятьдесят шесть лет, застрелен в упор у себя в кабинете. Родных в это время рядом не оказалось. Покойный оставил безутешную вдову и сына. Местная полиция считает грабеж основным мотивом убийства, поскольку дом перерыт вверх дном и многие ценности бесследно исчезли».

Услышав об этом, хозяин снова расхохотался. Это меня озадачило. Как же можно смеяться над гибелью собрата по бизнесу?

А через месяц принесли новый пакет. Ахмеда опять не было, и я не утерпел, решил заглянуть вовнутрь. Чтобы не оставлять следов, расклеил конверт над паром, а там оказалась еще одна фотография. Глянцевый снимок молодого человека с пышными усами и длинным шрамом от левого уха до основания носа. Отпечатанный текст на бумажке гласил: