Текст книги "Невеста столетия"
Автор книги: Вея Нечаева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)
– Присаживайся, – Фабрис пересел на диван и похлопал по подушке.
Дриада села рядом с императором.
– Как тебе мои сыновья?
– Кто из них станет императором? – с детской непосредственностью спросила Лаириэль.
– Хитренькая! Всё бы вам знать, – усмехнулся Фабрис.
Лаириэль забавляла его.
– Но это ж нечестно, – распахнула искрящиеся ярко-голубые глаза Лаириэль, – вдруг меня выберет Нориберт, а императором станет Флориан?
Фабрис помрачнел и ничего не ответил.
«Как она умудрилась обойти стражу и обереги колдунов? Кто-то играет против меня? Нет, заключать союз с дриадой себе дороже. Её послала мне судьба», – подумал император, который не верил в судьбу.
Но Лаириэль была так свежа и красива, что Фабрис на некоторое время готов был расстаться со своими убеждениями.
– Тебе нравится Флориан? – в лоб спросил Фабрис.
– Флориан нравится, он красивый, Нориберт тоже красивый, но грустный, – простодушно молвила Лаириэль.
«Какая наивность. Не быть тебе императрицей», – решил император.
Но эта-то наивность и умиляла его. А что ещё можно ждать от девочки из леса?
Последней фавориткой императора Фабриса была модница, помешанная на этикете. Она окружила себя модистками, парикмахерами, обувщиками. Но доминировали в её окружении, безусловно, распорядители, по секундам расписывающие протоколы светских раутов в её салоне. Иногда Фабрису казалось, что он держит в объятиях учительницу арифметики – кошмар его детства.
А уж как она блюла себя в одежде! Часами могла позировать на диване перед зеркалом, желая убедиться, что складки платья живописно ниспадают с её коленей.
И в политике фаворитка была не промах.
Фабрис отдыхал от неё уже пятый год. И теперь, похоже, его сердце открылось для нового увлечения.
Эта Лаириэль, она восхитительна своим контрастом: лицо ребёнка и тело девушки.
Дриада была одета с небрежным изяществом. Платье не скрывало её лебединую шею, небольшую высокую грудь, гибкую талию, не широкие, но высокие и крутые бёдра, тонкие ноги.
Разбросанные по плечам локоны (Фабрис с содрогание вспомнил орду парикмахеров с их париками и вонючими притираниями) изливали золотистый свет на широко распахнутые глаза Лаириэль, её пухлые губки, маленький носик и высокий чистый лоб.
Её губы были мягкими даже на вид.
Но больше всего Фабрису нравился чистый взгляд дриады, в котором не успел отпечататься тяжёлый жизненный опыт.
– Лаириэль, не хочешь ли пересесть поближе ко мне? – спросил Фабрис.
Дриада села вплотную к императору, касаясь его плечом и бедром. Взглянула на него снизу вверх. Как искрятся её голубые глаза!
Приоткрыла пухлые губы, демонстрируя полоску мелких жемчужно-белых зубов.
И Фабрис не удержался, поцеловал её в уста. Лаириэль ответила на поцелуй.
Фабрис бережно сжал её в своих объятиях. Её шелковистые волосы заскользили по его коже. Она обвила его шею руками, прижалась к нему всем телом.
И полетели на пол одеяния императора и дриады. Её ласки были нежными и жаркими, она извивалась в его объятиях, наслаждаясь им, отдаваясь ему не только телом, но и душой.
Как давно не знал Фабрис взаимных ласк, взаимной страсти.
Взаимной любви.
Глаза дриады говорили о любви лучше всяких слов. В них, чистых, подобно лесному озеру, тонула похоть и вскипала нежность.
«Вот оно, то, что я искал. Теперь я никуда не отпущу тебя. Никому не отдам», – подумал Фабрис.
Глава 7
Несколько лет назад
Сквозь ночь и снег ехал Амиго к призраку отчего дома. Мелкие, с игольное ушко, снежинки, били Амиго по лицу, кружились в неуловимом свете небесной отшельницы. Откуда вы, милые? Ведь небо почти чисто от облаков.
Копыта коня бодро стучат по мёрзлой земле.
Но кто это там впереди, в светлом платье, бежит, мелькая белыми пятками, прожигая лунную дымку шевелюрой золотой и вьющейся?
Амиго быстро нагнал бегущую.
– Постой, девушка. Твои ноги легки, как у горной козы, но дорога тверда и полна ухабов. Не желаешь ли быть попутчицей моей?
С недоумением подняла девушка лицо. В глаза Амиго щедро плеснула бирюза ясного неба её глаз. Девушка кивнула. Амиго посадил её на коня перед собой.
– С тобой стряслась беда? Тебе нужна защита? – спросил Амиго.
– Убежала я от мужа. Но уж недалеко до отчего дома.
– Ничего не бойся, девушка. Я довезу тебя. Но не прогонит ли тебя отец обратно к мужу?
– О нет. Оборонят меня мои родные.
– А почему у тебя, девушка, такая горячая кожа?
– От бега и страха.
– А как зовут тебя, позволь узнать.
– Дриада моё имя.
– Дриада? Назвали человека Дриадой в краю дриад?
– С причудами моя матушка.
Волосы ночной беглянки щекочут подбородок Амиго. От неё исходит запах печного дымка. Полузабытый, заставляющий сердце Амиго учащённо биться.
– Позволь узнать и твоё имя, добрый незнакомец.
– Прости, забыл представиться. Зовут меня Амиго.
– Откуда и куда ты держишь путь, если не секрет?
– Сто лет… – Амиго замолчал.
Молчала и Дриада. Верный конь стучал копытами по твёрдой земле.
– Я встретил женщину и провёл в её объятиях сто лет, забыв обо всём, – таков был ответ Амиго, и был он полон печали.
– Стоит ли мне тебя бояться? Не человек ты. Люди не живут так долго, – вздрогнула девушка.
– В объятиях пэри человек может прожить сколько угодно, – тяжело вздохнул Амиго.
– Ты вздыхаешь. Что выдернуло тебя из объятий огненной девы?
– Зов предков. Зов Родины. Мертв дед, и умер отец. Должен я поклониться их могилам. Род мой прерван, а я смею наслаждаться райским блаженством, когда годы летят, точно одна секунда, – голосом, полным тоски, ответил Амиго.
Внезапно дриада заливисто рассмеялась и ткнула Амиго в бок кулачком.
– Ты ещё молодой мужчина. Успеешь заделать себе парочку наследников. Не бойся, не прервётся твой род, – с хохотом говорит Дриада.
Помрачнел Амиго:
– Теперь я понимаю, почему бежишь ты от мужа. Ты, должно быть, своевольная жена. Муж учил тебя, и ты решила от него сбежать к ласковым родителям. Но я довезу тебя до дома, в тёмном лесу не брошу.
– Благодарю, – игриво склоняет голову Дриада, – позвольте узнать, Амиго, пэри была своевольной?
– Она была царицей всего мира и моего сердца в придачу, – с тенью ностальгии произнёс Амиго.
– А вы доминантный мужчина, – молвила Дриада.
– Девочка, а ты не так недалёка, какой кажешься на первый взгляд, – усмехается в усы Амиго, – училась где-то?
– В школе.
– Да, сильно изменилось время, – печалится Амиго.
Амиго показалось, что правая нога девушки безвольно повисла, и лошадь пошла тише, будто несла троих.
– Ты побледнела, – заметил Амиго.
– Позволь мне обнять тебя за шею, – попросила Дриада.
– Обнимай, но не надейся разжечь во мне огонь любви. Всё досталось пэри.
Дриада положила тонкую, почти бестелесную руку на шею Амиго.
Кристаллики льда медленно кружились в серебристом свете луны.
Конь пошёл ещё тише. Амиго показалось, что рука дриады наливается тяжестью.
– Хочешь, прочитаю тебе стих, который сама сочинила? Но он без рифмы, не обессудь, – попросила Дриада.
– Читай, – кивнул Амиго.
Ломкий голос Дриады приобрёл силу и глубину:
Солнце и ветер.
Моя дриада идёт по руслу ручья, не замочив ног.
Жизнь открывает пред нею все двери.
Сама судьба подносит её золотые пряники.
Но она жила лишь сном одним, купаясь в солнце и ветре.
Луна и снег.
Дриада лежала в русле ручья, вся покрытая корой.
Ещё миг – и дриада превратится в кусок металла, и земля примет её в свои объятия.
Жизнь отвернулась от неё, другим прислуживает судьба.
Дай мне, судьбинушка, корку чёрствого хлебушка, молит дриада.
И сжалилась над ней судьба.
Подарила её ночь луны и снега, и человека по имени Амиго.
Пойми, Амиго, не желаю я жить в прошлом, страшусь кануть в небытие. Хочу жить в настоящем.
Амиго дремал, зачарованный переливами её голоса.
Конь встал.
Пухлые губы Дриады прикоснулись к высушенным зноем губам Амиго. И что-то дрогнуло в сердце Амиго, досуха выпитом пэри.
Нежная рука Дриады, обхватившая шею Амиго, налилась металлической тяжестью.
Амиго невольно опустил глаза и увидел, что нога дриады превратилась в серебристо-белый осмий. Металл блестел в лунном свете, отдавал чистым голубым оттенком.
Амиго попытался скинуть попутчицу с коня.
Конь потерял равновесие, завалился на бок, придавив собой Амиго. Дриада нависла над Амиго. Её золотистые волосы щекотали его лицо, глаза били ослепительным солнцем.
– Мой цикл жизни кончился, подошла пора перерождения. Я должна уступить своё место на земле латыру. Так скажи мне, добрый человек, чем перерождении отличается от смерти? Не желаю я небытия. Я взмолилась судьбе, и она послала мне тебя.
Дух Амадо расщепился. Он узрел глубины сырой земли и корни дерева, струящийся воздух и зелёные листья.
Корни дерева, шевелясь, подобно спрутам, жадно высасывали воду из земли. Мясистые зелёные листья, копошась, как червяки, впитывали в себя кислород. А водой и кислородом был Амиго.
Через минуту от Амиго не осталось даже праха.
Златовласая дриада встала на ноги, поднялась на цыпочки, навстречу колким снежинкам, потянулась, как струна, сцепила в замок руки.
– Вставай, добрый конь. Ты мне нужен. У меня впереди целое столетие.
И встал конь, и оседлала его дриада, и ускакала она во мрак, предвестник утренней зари.
Начинался снегопад.
А далеко на юге, посреди знойной пустыни, стоял замок пэри. Огненная дева возлежала на подушках, ела виноград и сонно наблюдала за танцем белых лебедей в золотом бассейне.
Внезапно сон сошёл с лица пэри. Широко распахнула она глаза, полные ужаса.
– Нет, Амиго, нет! – закричала пэри.
И разметала она в песок свой чудесный замок, рухнула на колени, в отчаянии подняла руки к тихому звёздному океану над своей головой.
Отчаяние пэри уловил марид.
Быстро преодолел он расстояние, отделяющее его от пэри. Колесницей мариду послужил песок.
– Дильназ, почему ты убиваешься? – спросил марид, сочувственно гладя на коленопреклонную пэри.
– Ах, Ваджи, стёрт с лица земли мой Амиго, человек, проживший со мною столетие!
– Что поделать, люди смертны, – ответил марид.
– Нет, ты не понял. Он не умер, он уничтожен. Я чувствовала, как его жизнь перетекает в другое существо.
– Он бросил тебя, Дильназ. Неужели ты не рада, что больше нет его под солнцем?
– Нет, Ваджи, я не рада этому. На родину, на запад стремилась его душа. Он пришёл в места, где родился, и там нашёл свой конец.
– Запад, говоришь, – Ваджи покрутил завиток бороды, – твоего человека уничтожила дриада, чтобы продлить свой век.
– Почему дриада, а не латыр? – дева пустыни подняла на огненного мужчину глаза.
– Перед смертью, когда дерево дриады гибнет, сама дриада превращается в металл. Она уходит под землю. Когда земля поглощает металлическую дриаду, из дриады появляется на свет латыр, так сказать, мужская ипостась дриады. Когда же приходит час латыра отдавать дань жизни, внутри него зреет семя. В это же время тело латыра трансформируется в скопление металлов. Латыр уходит под землю, где его зерно впитывает в себя металлы и даёт всход, из которого вырастает новое дерево. В этом дереве просыпается дриада, и жизнь начинает новый столетний цикл. Латыру ничего не даст смерть человека. Дриада же может полностью впитать в себя человека, тем самым отстрочив своё превращение в металл. Более того, если дриада покидает своё дерево, она вскоре погибает. Дриада же, поглотившая человека, живёт человеческой жизнью. Но покинуть дерево, разорвать цикл, убить человека – всё это противоречит природе дриады, – неторопливо проговорил Ваджи.
Дильназ поднялась с колен.
– А вот это мы сейчас увидим, – сказала пэри, всматриваясь вдаль.
Дильназ увидела нависающие золотые локоны, приоткрытые пухлые губы, всасывающий взгляд голубых глаз.
Дильназ отшатнулась. Сила того взгляда достигла её и начала отнимать энергию.
– Да, это сделала дриада. Я отомщу ей. При встрече я узнаю её. Но как это сделать? Где встретить убийцу отвергнувшего меня человека? – спросила Дильназ.
– Думаю, это дриада, получившая новую жизнь, захочет вкусить все прелести этой жизни, – усмехнулся Ваджи, – и её аппетиты будут расти.
– Кажется, я знаю, что она предпримет, – тело Дильназ объяло синее пламя.
То вспыхнули её волосы.
Над головами марида и пэри тёк чёрный океан, испещрённый крупными, похожими на снежинки, окутывающие западные земли, звёздами.
– Как странно получается. Тебя бросил человек, недостойный наступать на твою тень, его убила дриада для продления своей жизни, и ты, Дильназ, собираешься мстить этой западной ведьме.
– Не тебе ли знать, что люди для пэри – всего лишь игрушки, – не отрывая взгляд от звёзд, ответила пэри, – в том, что какая-то дриада посмела сломать бросившую меня игрушку, есть нечто ирреальное. Знаю одно: огонь плавит металл.
– А я знаю, что металл рубит дерево. Почему твоя дриада нацелилась на человека, а не на поветрулю? Поглощение поветрули дало бы дриаде вечную жизнь, – спросил Ваджи.
– Засиделся ты в пустыне, Ваджи. Поветрули не водятся на западе, – беззаботно рассмеялась пэри.
Огненное сердце быстро сожгло тоску.
– И правда, засиделся, – задумчиво произнёс марид.
Глава 8
Фабрис чувствовал себя самым счастливым человеком на свете до того момента, пока ему не принесли весть о ранении Варны Миролюбовны. Император поспешил в опочивальню поветруль.
Девам воздуха выделили апартаменты на верхушке башни, в просторном помещении о четырёх стенах и четырёх панорамных окон.
Айка Роса ещё не вернулась. Варна лежала в постели. Ведана сидела в изголовье у полевой сестры.
За окнами сплошной стеной валил снег. Фабрису показалось, что две маленьких поветрули застыли в снежном коконе.
– Что вы собираетесь делать дальше, Ведана Кот?
Поветрули подняли на императора взгляды. Фабрис поразился тому, как изменились глаза дев воздуха.
Если раньше глаза полевых сестёр напоминали дробящееся солнце на глади нетронутых лесных озёр, то теперь глаза поветруль походили на пруды, в которые красильная фабрика и костопальный завод сливали свои отходы. Больные глаза, нехорошие. Девушек с такими глазами не должно быть рядом с Флорианом.
– Варна Миролюбовна поселится в доме с видом на бескрайнее поле. Я никогда не оставлю её одну, не оставлю ни на минуту, – ответила Ведана.
– Не нужна мне такая жизнь. Не нужны мне такие жертвы, – голос Варны был еле слышен.
Она походила на человека, положившего шею под косу подберихи (смерти). Но Варна будет жить долго, вероятно, до конца столетия, и Ведана её не бросит.
– Завтра мы отправимся в восточные земли, – молвила Ведана Кот.
Император Фабрис, раскланявшись, покинул снежный кокон.
– Ваше Высочество, – Нориберту поклонился молодой человек в приметной форме работника библиотеки: синий сюртук, блуза на несколько тонов темнее, тёмно-серые бриджи.
Молодого человека звали Штейн Креол. Самым примечательным в его костюме были шпоры, серебряные шпоры на начищенных до блеска сапогах. На шпорах было выгравировано перо.
Нориберт, одетый во всё чёрное, не спешил расставаться с дорожной одеждой. Принцу казалось, что, как только он наденет дворцовый костюм, очарование снегопада развеется, и все проблемы неподъёмным грузом навалятся на его плечи.
– Штейн, как такое могло случиться? В Мориито, самом богатом и просвещённом городе Санторини! – воскликнул Нориберт.
– Возможно, тот человек был скорбен умом, – осторожно предположил Штейн.
– Ты так думаешь? – Нориберт беспомощно уставился на Штейна.
– Я всего лишь предполагаю, ваше высочество, – угодливо улыбнулся Штейн, – в самом деле, зачем благополучному отцу семейства ранить ни в чём не повинную поветрулю?
– Но он хотел её убить, – напомнил Нориберт.
– Но ведь всё обошлось, – улыбнулся Штейн.
Улыбка вышла льстивой и неуверенной.
– Одна поветруля обездвижена, другая навек привязана к калеке, – холодно напомнил Нориберт.
– Да, это большая трагедия. Для всех нас, – вздохнул Штейн.
– Отец уже поговорил с поветрулями? – нервно спросил Нориберт.
– Да, Ваше Высочество.
– Это хорошо, – пробормотал принц и заходил из угла в угол, – знаешь, Штейн, мне не нравится вся эта ситуация с невестами.
– Вам не понравились невесты? – изумлению Штейна Креола не было предела.
– Я не сказал, что мне не понравились невесты. Я сказал, что мне не нравится вся эта ситуация, – в голосе Нориберта послышалось раздражение, – у меня чувство, будто меня посадили в клетку с этими девицами и приказали: выбирай! А то век воли не видать!
Штейн смотрел на носы своих сапогов.
– Ладно, дружище, не будем о грустном, – Нориберт хлопнул Штейна по плечу, – как там мой амулет? Кстати, поветрули… Они ведь уедут?
– Да, мой принц, – Штейн тонко чувствовал, как и когда надо обращаться к Нориберту, – Айка Роса останется, а Варна Миролюбовна и Ведана Кот покинут дворец завтра.
– Вот и хорошо, – чувствуя облегчение, улыбнулся Нориберт, – так как с амулетом?
– Одна трещина.
– Ну… Всего одна, – разочарованно протянул принц.
– Одной девушке вы понравились настолько, что она решила вас приворожить, – искренне, на этот раз без лести, улыбнулся Штейн.
– Всего одна… Остальным я, выходит, не нравлюсь.
– Я думаю, мой принц, что остальные, скорее всего, не умеют ворожить.
– И кто она, решившая меня приворожить? – Нориберт уставился на Креола жадным взглядом.
– Флориан, при создании амулета я думал, что смогу точно определить, кто пытался вас приворожить, но прибор дал некоторые погрешности… А вы разве сами не чувствуете, к которой из девиц льнёт ваше сердце?
Нориберт пожал плечами. Самые противоречивые чувства переполняли его.
Сероглазый принц привык держать свои чувства и мысли при себе, не доверяя их даже Флориану и Штейну Креолу.
– Так тебе совсем ничего неизвестно? – спросил Нориберт.
– Кое-что мне известно. Вас пыталась приворожить или пэри, или дриада, или человек. Я увидел энергию металла, огня, а также ментальную энергию человека.
– Могло быть и хуже. Хорошо, что это не поветруля. Эти поветрули мне как-то не того. Несчастьем веет от них, – пожал плечами Нориберт, – пэри для меня слишком экзотична и высокомерна.
– А морганы разве не высокомерны? – рискуя навлечь на себя гнев собеседника, спросил Креол.
– Они величественны, – мечтательно улыбнулся Нориберт, – Дриады… Не знаю. Они так похожи друг на друга. Вроде и лица разные, и телосложение, а всё равно похожи. Человеческие девушки неплохи. Катя Сеймур смазливая и бойкая, Огюстин Буво, как мне показалось, слишком робка.
– А Оана Стан? – поинтересовался Левый.
– О, Стан – неглупая и благоразумная девушка, к тому же красива почти как моргана. Думаю, именно такой и должна быть императрица. Время сейчас такое, что людям не нужны блеск и величие. Народ хочет видеть демократию в своей правительнице, – Нориберт погрустнел, но тут же воспарял духом, – а хорошо, что нас нет на заседании совета лордов. Представляю, какие там кипят страсти.
Императора с первого взгляда увидел изменения в зале совета лордов.
Представитель древесного народа востока, или, как их ещё называли, народа ветра, феникс Мистраль Новомир, который всегда сидел рядом с представителями запада, латырями Иво Западом и Орони, сегодня придвинул свой стул к поветруле Гайтанке Ясень – казначею.
Гайтанка и Мистраль демонстративно не смотрели в сторону людей – герцогини Ядвиги Вацлавской, Смотрящей внутрь, Кейташи Ито и канцлера Салватора Целия.
Представители юга, народа пустыни, мариды Ваджи Эль Даниф и Заки Эль Баха, восседали с непроницаемыми лицами.
Морган Эймери Герен кусал губы, и только Онезим Жарр, Смотрящий наружу, хранил спокойствие.
– Вы должны упразднить дань для народа востока! – заявила Гайтанка Ясень, пожилая поветруля.
Это уже что-то новое.
Дань.
Вот уже пятьсот лет все расы Империи платили налоги в казну. Для двух доминирующих рас – традиционно человеческой и второй расы, расы невесты столетия, налоги были пониже, для всех остальных рас – повыше. Разнице в налогах была не столь велика, чтобы высказывать из-за неё недовольство. Упразднялись же налоги крайне редко.
– Налог будет снижен перед свадьбой моих сыновей, – веско молвил Фабрис Сантонскар.
– А потом опять повышен! – хлопнул ладонью по столу Мистраль Новомир, подвижный, как ртуть, молодой феникс с живыми синими глазами и вечно растрёпанной шевелюрой белых волос.
– Вы сами знаете, что это невозможно. Налог един для всех, – произнёс канцлер Салватор Целий.
– Но не для тех, кому бросают нож в спину! – воскликнул Мистраль.
– Господин Новомир, на месте Веданы Кот мог оказаться кто угодно, – мягко произнёс Онезим Жарр, Смотрящий наружу.
– Но почему-то оказались две степные сестры, – не сдавался Мистраль.
– Господа, разве послать на конкурс невест степных сестёр было не вашим решением? – спросила герцогиня Ядвига Вацлавская.
– Ах, простите, мы не знали, что одной из них полетит в спину отравленный нож, – язвительно молвил Мистраль.
– Нельзя ли отложить этот вопрос до свадьбы? После свадьбы всё и обговорим, – уныло сказал Эймери Герен.
– Господа, этот вопрос можно откладывать хоть до следующего столетия, – мягко произнесла Гайтанка Ясень, – позвольте мне, как казначею, объяснить вам, куда идёт часть налогов.
– Хотите НАМ что-то объяснять? – свысока спросил Заки Эль Баха.
Мариды посмотрели на поветрулю одинаково тяжёлыми взглядами. От одного такого взгляда человек с крепкой нервной системой упал бы в обморок. Гайтанка Ясень снисходительно улыбнулась.
– И всё же, с вашего позволения, я расскажу, куда идёт часть наших налогов, – как ни в чём не бывало, произнесла пожилая поветруля, – часть наших налогов уходит на обеспечение безопасности одной расы на территории другой расы. Когда моргана забредает в западные земли, она может быть уверена, что с ней ничего не случится, потому что её оберегает стража, получающая денежное довольствие напрямую из императорской казны.
– А при чём тут западные земли? Ни один латыр не нападёт на моргану! – синхронно воскликнули Иво Запад и Орони.
– Пусть только попробует, – зловеще предложил Эймери Герен.
– Согласна, неудачный пример, – обезоруживающе улыбнулась Гайтанка Ясень, – но подумайте, что будет, если стража не выполнит свои обязанности, и, допустим, дриада будет обижена на территории маридов и пэри?
– Будет гражданская война, – вздохнула Ядвига Вацлавская, – ваши рассуждения не лишены здравого смысла, госпожа Ясень, но произошедший сегодня прискорбный случай не является поводом для упразднения налогов для восточных земель. Стража выполняла свою роботу, как полагается. Опираясь на приказ Императора.
Герцогиня почтительно кивнула Фабрису.
– Я не сомневаюсь, герцогиня, что стража с честью выполнила свой долг. Как не сомневаюсь и в том, что господин в тёмно-зелёном камзоле умер в результате несчастного случая. Я официально заявляю: поветрули и фениксы согласны с тем, что императорская стража не будет блюсти их интересы на территории людей, а взамен просит упразднения налогов. Я считаю своё предложение более чем выгодным, тем более что в краю людей последние десятилетия создавался негативный имидж поветруль, и страже тяжело будет охранять древесный народ от посягательств на его жизнь со стороны людей, – проговорила Гайтанка Ясень.
– Госпожа Ясень, я, Император Санторини Фабрис Сантонскар, отклоняю ваше предложение касательно упразднения налогов для восточного края, – промолвил Фабрис.
– Слушаю, мой Император, – склонила голову пожилая поветруля.
Глаза Мистраля Новомира вспыхнули, но он промолчал.
Глава 9.
Герцогиня Ядвига Вацлавская смотрела на метель, машинально кладя в рот невесомые безе.
Метель здесь, в центральных землях – не чета метели в восточном крае. Даже сейчас восточные земли дики, сейчас, когда Санторини признано самым просвещённым государством на континенте, а уж леса! Трущобы, буреломы, да и только. Но и в тех лесах живут люди. Ядвига вспомнила, как трогательно светятся окошки лесных и степных домов в лютую вьюгу. Кажется, что в только этих домах и есть жизнь, тепло, люди… А фениксам и поветрулям всё ни по чём.
Ядвига была в ужасе, когда её, столичную штучку, привезли в город, отгороженный от леса частоколом – выдавать замуж. Больше всего Ядвигу поразили коровьи и бычьи черепа на вершинах частокола. Позже Ядвига узнала, что таким образом люди пытаются отогнать от местечка коровью смерть. И ещё много диких обычаев увидела Ядвига. Но позже она прикипела душой к своему городишке, к его лесной жизни.
Судьбе угодно было забросить её в обратно столицу, когда она научилась понимать животных. Ещё немного – и заговорить с ним смогла бы. Таково свойство восточных земель. И уже в столице Ядвига обнаружила много недостатков. Единственное бесспорное преимущество Мориито перед Вацлавом – еда.
Из приторных сладостей юга, рыбы Королевского моря, дичи запада и фруктов, ягод и грибов востока столичные повара умудрялись делать не еду, а шедевры.
Ядвига не уставала отдавать дань мастерству поваров. А так как Ядвига была не из тех, кто ест и не поправляется, её портной прикупил себе отдельный дом в Мориито, нанял слуг и выдал дочерей за аристократов.
Ядвига ждала его, и он пришёл. Салватор Целий виновато улыбался, целуя её руку.
«Как он постарел», – с жалостью подумала Ядвига.
Эта болезненная худоба, эти глубокие залысины на лбу, седые волосы, висящая складками кожа лица. Что поделать – когда император нюхает табак, чихает канцлер.
И всё же Салватор был так же мил сердцу Ядвиги, как и много лет назад.
– Ты поговорил с Гайтанкой Ясень? – поинтересовалась Ядвига.
– И это вместо нежных слов приветствия, – укоризненно произнёс Салватор, и Ядвига поняла: не поговорил.
– Чем это у тебя так вкусно пахнут? – спросил Салватор.
– Сдобой и сладостями. Будешь?
Салватор повертел в пальцах пирожок и со вздохом положил его обратно на блюдо.
– Аппетита нет уже вторые сутки, – пожаловался Салватор, – с этими невестами. А тут ещё Гайтанка. Я думаю, она слишком многого хочет.
– Ты ошибаешься, Целий. Я живу в их краю и знаю их отношение к дани. Им ведь ничего, совершенно ничего не нужно от людей, ни дорог, ни защиты границ. Фениксы и поветрули платят, как они считают, только за то, чтобы их не трогали в Мориито. Теперь они будут думать, что люди взимают с них дань по праву сильнейшего.
– Они должны понимать, что мы и есть сильнейшие.
– А как это доказать, если не карательным походом? В одиночку людям не справиться. Придётся прибегнуть к помощи других рас. Морганы сразу станут на сторону людей, и за это возненавидят их ещё больше. Морганы всё ещё помнят о Пепле Кха. Если и запад станет на сторону людей, то юг из вредности присоединится к поветрулям и фениксам. Вот и подумай, что император сегодня наделал.
– Да всё я понимаю, – устало произнёс Салватор, – но ты так говоришь о людях, будто не причисляешь себя к ним.
– Я так много времени провела среди других рас. Уже и не знаю, к кому себя причислять.
– А помнишь, какой ты была, когда мы встретились?
– Я помню, каким ты был.
– О, я был молодым, полным неотразимой привлекательности для женщин блондином.
– Салватор, у тебя всегда были тёмные волосы.
– И не тёмные, а светло-русые. А у тебя они были, как мех соболя. Помню, послали меня по каким-то делам в восточные земли, приезжаю, а там – дичь жуткая. Черепа какие-то на ограде. И среди этого мрака меня встречает женщина, будто только что вышедшая из блестящего салона Мориито.
– А ты мне показался таким взрослым, властным.
– Скажи ещё, опасным, – натужно рассмеялся Салватор.
– В семье мужа ведь как было? Правил не столько он, сколько его мать. Он и смотрел ей в клювик. А ты был настоящим мужчиной, хотя и был младше моего мужа лет на десять.
– Но как глупо сложилась наша жизнь! – в сердцах воскликнул Салватор, – если бы мы могли… А что мы могли? Ничего. Жизнь прожита, варимся в этом императорском котле, как раки.
– И постарели, подурнели мы, – с горечью произнесла Ядвига.
Салватор Целий повесил голову. Ядвига услышала его мысли: «Неправда. Ты красивее пэри, изысканнее морганы, моложе поветрули, изящнее дриады. Но здесь нам нельзя показывать наши чувства». Ядвига не была телепатом, но слышать мысли самого близкого человека в мире умеет каждая женщина.
Зимними вечерами, во время метели, император запирался в подвальном кабинете вместе со своим другом детства, Шарлем Крайтом. Друзья вели медленные беседы, попивая яблочный сидр.
У Фабриса не было причин сомневаться в преданности Шарля. Всех друзей для Фабриса подбирал лично его отец. Так же поступал и сам Фабрис, тщательно выбирая друзей для Флориана.
Отец Фабриса пристроил Шарля Крайта в библиотеку. Кроме библиотечного дела, Крайт разбирался в алхимии. Он видел, что император на пределе. Вот, он монарх, сидит, нижняя губа свесилась аж до самого подбородка. А три дня назад Фабрис в одном исподнем прыгал по кабинету, крича: «Почему я должен отдавать престол этому щенку?».
С содрогание Шарль думал, что будет, если какой-нибудь придворный увидит императора в таком состоянии. Как известно, на каждый роток не накинешь платок.
К удивлению Шарля, сегодня Фабрис самостоятельно подобрал нижнюю губу, вытер слюни с монаршего лица и не порывался вести плаксивых бесед.
– Шарль, ты это, иди спать, – пряча глаза, сказал Фабрис.
– Но, Ваше величество, не опасно ли вам оставаться в одиночестве? Ведь, как вы знаете, ночью, да ещё зимой…
Фабрис не дал Шарлю договорить.
– Молчать! Знай своё место!
С этими словами император вышел из кабинета довольно твёрдой походкой, оставив Крайта в полном недоумении.
Лаириэль ждала Фабриса на балконе. Вьюга играла её золотыми волосами. С радостным визгом Лаириэль упала в объятия Фабриса. Он покрыл поцелуями её холодное тело.
– Тебе не холодно, моя дорогая? Тебе не холодно? – повторял Фабрис.
– В твоих объятиях мне всегда тепло, – отвечала дриада.
– Ты для меня как глоток свежего воздуха. В твоих объятиях я будто вновь появился на свет, – серьёзно молвил Фабрис, не прерывая жарких ласк.
Когда по телу Фабриса пробежала последняя конвульсия любви, он отстранился от дриады и сказал:
– Котёнок, у тебя будто глаза потемнели. И губки стали более полными.
– Мои губы распухли от твоих поцелуев, глаза потемнели от ночного мрака, – ответила дриада, прижимаясь к императору.
Он крепко обнял Лаириэль, любуясь блеском её золотистых волос в свете южных ароматических свеч.
Император уснул в объятиях дриады, впервые за долгие годы не страшась двух океанов: белого, несущегося, наверху, в небе, и чёрного, тяжело грохочущего, на севере.
– Невесты не оправдали моих ожиданий, – сказал Флориан.
– Невесты или их поведение? Или сама церемония выбора невесты? Ты ожидал, что они устроят за нас рыцарский турнир? А они сбежали, пятеро почти одновременно, – насмешливо сказал Нориберт.
Принцам уже доложили о том, что Катя Сеймур покинула дворец.
– Сам не знаю. Но что-то идёт не так, – нахмурился Флориан.
