Текст книги "Сороковник. Книга 3 (СИ)"
Автор книги: Вероника Горбачева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
– Господин Тарик, за что? – осмеливается вякнуть первый страж.
– За порчу хозяйского добра. За то, что слишком много на себя берёте. За то, что глазели и не остановили своего приятеля. Вернусь – лично следы от плетей пересчитаю. И если хоть щепотку дури в карманах найду – назначу столько же. – Он кладёт мне руку на плечо, подталкивает к двери. – Проходи, что стала?
– Э-э… господин Тарик… – Стражи мнутся.
– Ну, что ещё?
– А как же… А надо её лично Кайсу вручить, а ведь вам за женскую половину нельзя, а нас вы отсылаете…
– Я дождусь Кайса здесь, на пороге. Вы её привели? Вы своё дело сделали? Проваливайте. Или вы думаете, что она от меня, мага, убежит?
Его жёсткая ладонь с такой силой придаёт мне ускорение, что я кубарем лечу через порог и врезаюсь в кого-то. Сзади, как крышка гроба, захлопывается дверь.
Я поспешно отлипаю от рельефного торса. Придерживая на вытянутых руках, Кайс скептически оглядывает меня с головы до ног. Как же мне надоели эти оценивающие взгляды, всяк, кому не лень, норовит меня просканировать и высказать своё мнение! Вот и этот туда же… Ореховые серьёзные глаза изучают, прощупывают, как какого-то куклёнка. Он бесцеремонно разворачивает меня за плечи спиной к себе, уклонятся от моего пинка – потому что в возмущении я пытаюсь лягаться. Я перехватываю насмешливый взгляд Тарика. Оказывается, и этот ещё здесь! А я-то думала – он вышел вместе с тюремщиками и дверь за собой прихлопнул! Что он тут делает? Ведь если я правильно поняла – маг распорядился отнести девочку в гарем, а мужчинам туда вход заказан, вот и стражи о том же блеяли. Ну, ладно, может, этот Тарик – наглый такой, или ему многое дозволено, но этот-то, Кайс, он здесь постоянно обитает… Евнух, что ли?
Дёрнув плечом, делаю попытку высвободиться. Меня снова поворачивают.
Кайс щёлкает пальцами, и как из-под земли рядышком с нами вырастают две девушки, тоже в одних шароварах и в ошейниках. Униформа у них такая, я уже поняла. Ткнув пальцем в меня, их босс коротко приказывает:
– В бани. Вымыть.
У меня, наконец, прорезается голос.
– А не пошли бы вы сами в баню! – не выдерживаю. – Я что сюда – мыться пришла?
Девушки отшатываются. Кайс смотрит на меня оценивающе. Но нормально смотрит, без злости, и к плётке, что за кушак заткнута, не тянется.
– Сама не пойдёшь – понесу, – коротко говорит.
Я демонстративно скрещиваю руки на груди. И в следующий момент уже разоряюсь у него на плече:
– Пусти сейчас же! Арап несчастный! Пусти, кому говорю!
Не обращая внимания на мои вопли и попытки достучаться кулаками до его совести, он проносит меня через весь двор, затаскивает в какое-то затемнённое помещение… Ёлы-палы, я снова ничего не вижу, на сей раз – попав с освещённой улицы в полумрак. Меня ставят на ноги.
– Женщина, – говорит Кайс хладнокровно, – будь поумнее, изобрази хотя бы видимость покорности. Ты своими криками весь гадюшник перебудишь, мне его полдня придётся успокаивать. Знаешь, чем это тебе грозит?
– И чем же? – спрашиваю сердито.
– Или придушат ночью, или отравят. Решат, что ты новая забава и их потеснишь. Тебе это нужно?
Мой пыл заметно охладевает.
– А что это ты обо мне так заботишься? – спрашиваю недоверчиво.
– Забочусь-то я о себе. Я тут за всех в ответе. Будешь делать всё, что скажу – останешься жива, поэтому слушай меня.
Я упираю руки в боки, как та рассерженная хохлушка, которой уже всё равно, над какой бровью у её мужа тюбетейка.
– Нет, это ты послушай, – отчётливо говорю. – Я вам не кукла здешняя, которой можно вертеть во все стороны. Я – Обережница. Понял? И командовать собой не позволю. И если не хочешь, чтобы тебя, как Али, под ручки отсюда вывели – не трожь меня. Понял?
Отчего это я такая смелая? Оттого, что вдруг ко мне приходит понимание: громила он или нет – а я смогу сделать с ним то же самое, что с не слишком высоким и не слишком добрым палачом. Смогу. Хоть сейчас.
Кайс возвышается надо мной как гора. Но по-прежнему ни один мускул не дрогнет на суровом лице. Он изучает меня, я – его.
Наголо бритый череп. Красивый, между прочим, у мужчин редко встречается голова такой совершенной формы. Плотно прижатые уши, приплюснутый нос слегка повреждён в переносице… Литые грудные мышцы, причудливая вязь серебристой татуировки во весь могучий бицепс, бычья шея… Откуда ж он такой? Да неужто действительно евнух? Может – в плен попал и его… это самое… и приставили сюда. А что, при нём не надо целый штат разводить, одного такого гиганта хватит для охраны местного курятника.
С двух сторон ко мне робко приближаются давешние служаночки.
– Раздевайся, – командует Кайс. – Что бы там дальше с тобой ни случилось – помыться никогда не помешает. Париться тебе нельзя, рана может открыться, обойдёмся малым. И руку перевяжем. Да меня можешь не стесняться, я тут на вас таких насмотрелся.
Но отходит и не спеша укладывается на кушетку неподалёку у стены. Заложив руки за голову, с преувеличенным вниманием изучает потолок, а девушки робко влекут меня к небольшому бассейну. И от одного вида чистейшей голубоватой воды, такой прозрачной, такой даже с виду и освежающей, и в меру тёплой всё тело начинает чесаться и свербеть. Может, хотя бы умыться? За время "отсидки" я уже притерпелась, но, знаете ли, несколько часов, предшествующих тюрьме, по пыльной дороге, поперёк лошади, головой вниз, на пропахшем потнике какой-никакой, а след на мне оставили.
– Так что там с Али? – вроде как лениво спрашивает из своего угла мой очередной тюремщик. И я прикидываю, как бы ему ответить достаточно туманно и в то же время внушительно. Какая, в сущности, разница между теми, что меня сюда привели, и этим? Только в действующих декорациях. Хозяин у них один, задачи такие же: караулить меня. Только этот не запугивать будет, как предыдущие, а начнёт работать на контрасте. Отмокание в бассейне, ароматерапия – вон курильницы во всех углах понатыканы – потом какой-нибудь массаж с эротическим уклоном и благовонными маслами… Да уж, этот сможет с уклоном, хоть и евнух. Потом напялят на меня крошечные лоскутики, именуемые местным женской повседневной одеждой, накормят-напоят, напичкают сладостями, напоют в уши… Короче, обработают. Ишь, как сразу начал: если, мол, хочешь жива остаться…
А я как представлю, что нужно перед этим мужиком раздеться – мороз по коже. Я пока ещё и в джинсах, и в футболке, но такое ощущение, что спина уже голая. И незащищенная абсолютно.
Решительным движением отодвигаю девушек от себя в стороны.
– Умыться, – говорю коротко, невольно подражая приказному тону Тарика. – Лицо, руки, ноги. Достаточно. Кто будет приставать – пожалеет.
Рабыни растеряно оглядываются на босса, – тот, должно быть, кивает, мне-то не видно – и, опустив глаза, ведут меня к фонтанчику в стене. Воспользовавшись краткой паузой, когда они, опустившись на колени, неумело, но старательно расшнуровывают мне кроссовки, осматриваюсь. Баня не так уж велика, как можно на картинах, изображающих всяческие султанские гаремы – нет здесь необъятных просторов вширь и ввысь, колонн, громадных водоёмов и крутобоких фонтанных чаш. Фонтанчик только один, у которого я сейчас стою, и больше похож на бахчисарайский: плоская мраморная плита, – с резным цветочным узором, вделанная в стену, с каскадом чаш-раковин, расположенных по диагонали одна над другой. Вода из небольшого крана не спеша заполняет верхнюю раковину, из неё с приятным журчанием перетекает в нижние боковушки, оттуда – в очередную центральную и снова в боковые, и скапливается в небольшом углублении, обложенном крупной цветной галькой. Само помещение невелико, не больше моей квартирки, с маленьким бассейнчиком, как я уже упоминала, с низкими кушетками вдоль одной стены и полками с различными кувшинами, ёмкостями, флаконами, баночками, щётками и губками – с другой. В торцевой части несколько ступенек ведут на возвышение – видимо, там что-то вроде парилки, в стенах проделаны небольшие прорези – не иначе как для подачи пара. А неподалёку от нас, кстати, действительно нечто, напоминающее массажный стол, но забираться на него я не испытываю ни малейшего желания.
Полумрак здесь из-за полного отсутствия окон, свет проникает только через купольный потолок, да и то ослабленный, рассеянный. Странно, камень – а просвечивается. Хотя – я же в жилище мага, в конце концов.
Девочки, наконец, освобождают меня от обуви, и я ступаю на тёплый мраморный пол, и вспоминаю, что в восточных банях есть ещё и подвальный этаж, в которых и греют воду, и пар оттуда подают, поэтому при всём желании застудиться здесь невозможно.
А вот ноги пусть моют, думаю сердито, пытаясь заглушить неловкость. Сижу на низенькой табуретке, в то время как душистой мыльной смесью мне растирают ступни. Лишний раз мочить раненую руку не следует. А за время, проведённое в камере, я заслужила хоть чуточку расслабухи.
Справа бесшумно нарисовывается Кайс, присаживается на корточки, завладевает моей раненой рукой и начинает обрабатывать какой-то пахучей мазью, пристроив рядом на полу керамический горшочек. Мазь пахнет мёдом, травами и совсем немного – болотной тиной, и мне почему-то вспоминается Маргарита перед полётом.
– Так что там случилось с Али? – вроде бы небрежно напоминает евнух, забинтовывая мне руку. Запомнил-таки. И заинтригован. Всё правильно, времени с момента смерти тюремщика прошло всего ничего, вряд ли здесь об этом успели услышать, а мои зловещие намёки заставляют быть со мной настороже. Непонятные угрозы иной раз действеннее прямых.
– Ничего особенного, – отвечаю, в упор глядя в ореховые глаза. – Обкурился. Решил над девочкой покуражиться. Перестарался, сердечко-то и прихватило. Человек смертен, знаешь ли.
– Так это он наказывал Саджах? – кажется мне, или щёки чернокожего слегка посерели? Бледнеет он так, что ли? – И просто сердце прихватило? А ты, госпожа, здесь ни при чём?
– Пальцем его не тронула, – убедительно повторяю то же, что и магу. Девочки как-то опасливо на меня поглядывают, отодвигаются, а когда обувают – не дышат вовсе. Кайс легко поднимается на ноги, предлагает руку, чтобы помочь встать. Вот зараза, у него наверняка даже ноги не заныли, пока рядом сидел, а я на этой низёхонькой детской табуретке уже притомилась. Тем не менее, предложенную руку игнорирую.
– Может, всё-таки переоденешься, госпожа? – спокойно предлагает он. – Неприлично женщинам ходить в мужской одежде, да ещё столь обтягивающей. Это излишне соблазняет мужчин.
– Ага. А вот так – прилично? – скептически показываю на служанок. – И не говори мне, что они рабыни. Три фиговых листочка и пупок наружу – это прилично? Да я больше прикрыта, чем все ваши прелестницы, так что не предлагай даже.
И угадываю во взгляде Кайса какое-то странное удовлетворение.
– Хорошо, госпожа, – кротко говорит он. Жестом отпускает девушек и те с облегчением упархивают прочь. – Пойдём, я отведу тебя в твоё жилище.
– Жилище? – хмурюсь я.
– Прости, я не так выразился. Временное обиталище. В любом случае – ты не останешься здесь надолго. Тебя велено держать отдельно от остальных.
Не задержусь надолго… Своего рода предупреждение. И звучит достаточно зловеще.
Едва мы переступаем порог бани, как налетает шквал. Его порыв настолько силён, что открывайся дверь вовнутрь – меня внесло бы обратно, с такой силой к ней прижимает. Глянув на небо, Кайс берёт меня за руку.
– Держись крепче, госпожа. Иногда здесь бывают ураганы. Могут ломаться деревья и лететь с крыш черепица, но пока что видны только предвестники бури. Нам нужно идти быстро, для нашей же безопасности, поэтому не противься.
И словно танк, протаранивает встречный воздушный поток, волоча меня за собой, не обращая внимания на клубы пыли, мелкие щепки, летящие навстречу. Мы пересекаем довольно обширный внутренний двор, вымощенный цветной плиткой, с приподнятым на метр от основной мостовой насыпным садиком. Деревья угрожающе гнутся и сеют вокруг охапки листьев; розовые кусты, сцепившись колючками в монолитные стены, оказываются куда устойчивее и только раскачиваются под порывами ветра. По правую руку от нас остаётся длинное крыло, отходящее от основного корпуса здания, чей выступающий фасад виднеется невдалеке. Окна на первом этаже не застеклены, на них частые фигурные решётки, второй этаж изобилует лёгкими балконами, конечно, закрытыми и зарешеченными. Догадываюсь, что туда меня как раз и не поведут, это, скорее всего, и есть гадюшник Омаровых жён, наложниц и иже с ними. Мне на какое-то мгновение становится даже интересно: неужели старичок настолько боек, что находит силы для всех? Потом прихожу к мысли, что если и не боек – то держит женский батальон для престижа, как наглядный атрибут своей мощи – не-магической мощи, естественно.
Пройдя через небольшую калитку, мы оказываемся в старом саду. Дорожки здесь нерасчищены, плодовые деревья запущены. Кусты, стриженные когда-то в виде разных геометрических фигур, теперь топорщатся вкривь и вкось. Сад небольшой, потому что со всех сторон через редкие деревья проглядывает высокая стена ограждения, но особо налюбоваться им мне не дают: Кайс затаскивает меня в небольшой павильон. Очередной удар ветра злобно захлопывает за нами дверь.
Здесь, не в пример тому, что творится снаружи – тишина и уют. Вдоль закруглённых стен приманивают мягкие сплошные диваны, розы в напольных вазах источают тяжёлый масляный аромат. За накрытым низеньким столом поджидает Тарик; встречая меня испытующим взглядом, делает приглашающий жест.
– Садись, Обережница. Подкрепись. Тебе нужно восстановить силы.
Для чего, хотела бы я знать? И что этот мужчина снова делает на территории гарема, пусть и заброшенной? И ведёт-то он себя здесь достаточно вольно…
От одного взгляда на бараньи рёбрышки меня начинает мутить.
– В доме врага не едят, – сухо отвечаю, вспомнив кое-что из классики. Маг выразительно поднимает бровь. Кайс быстро убирает со стола блюдо с жареным мясом, пристраивает в какую-то нишу в стене и накрывает серебряным колпаком. Тарик слегка потирает ладони, по помещению проносится освежающая струя воздуха.
– Так лучше? – учтиво осведомляется маг. – Садись же…
У меня возникает нехорошее предчувствие. Все мои неприятные разговоры начинались именно с…
– …нам нужно поговорить, – заканчивает фразу Тарик.
Да, именно с таких слов.
Осторожно присаживаюсь на самый краешек дивана, чтобы в случае чего быстро вскочить на ноги. Кайс занимает пост у двери, время от времени бросая взгляд наружу сквозь цветное витражное окно, и даже кажется, что уши у него заостряются и вытягиваются, как у эльфа, настолько тщательно он вслушивается. Думаю, напрасно, вряд ли кто будет шляться по такой погоде!
Тарик пододвигает ко мне фарфоровое блюдо с фруктами. Качаю головой, но успеваю оценить румянобокие яблоки, прикрытые виноградными кистями. Уж не из этих ли запасов достался мне гостинец, брошенный в окошко этой… как её – Саджах? А ведь могла по глупости притащить, да увидел кто-то – и настучал, не удивлюсь, ежели свои же и настучали, те самые, что за решётчатыми окнами прячутся, всякие Зульфии, Лейлы, Гюльчатаи… Гарем – скопище тарантулов в банке; кто больше зажалит остальных, тот и выживет.
Тарик медлит. Ну же, подбадриваю мысленно, давай, колись. Отчего-то мне кажется, что собрание это, на две трети состоящее из мужчин, явно на данной территории нелегальное. Сама не заговорю, не дождётесь. Вам нужно, вы и начинайте.
– Скажи, Обережница, тебя будут искать? – неожиданно спрашивает Тарик. – Наш Верховный посылал своих людей к Тёмному Главе, как я слышал, но до сих пор не получил ответа на свои предложения. Какую ценность ты представляешь для их семейства? Оставят ли они тебя без внимания, выкупят или попытаются освободить силой?
Ничего себе вопросики. Нет, я-то знаю, какая компания разворачивается там, в городе, но эти, видать, не в курсе. Они действительно столь наивны, что думают, будто я возьму и выложу всё, что знаю?
– Ты ведь его невестка, – продолжает маг. – А у некромантов очень сильны родственные связи. Тем не менее, никаких встречных предложений от них не поступало. Значит ли это, что нам предстоит готовиться к войне?
Молча пожимаю плечами.
– Не доверяешь? – любопытствует Тарик.
– Нет оснований. Откуда я знаю – может, вы сейчас с этой информацией пойдёте к своему хозяину? Сами заварили кашу – сами и расхлёбывайте, помогать вам я не собираюсь.
Маг раздражённо переплетает пальцы. Смеряет меня недобрым взором.
– Я достаточно рискую, уже появившись здесь. Лишнего сказать не вправе. Ты всего лишь женщина – и можешь проболтаться.
Оппозиция, вдруг понимаю. Здесь, в самом центре огневиков – есть те, кому не нравится политика их… как он его назвал? Верховного. И, скорее всего, их далеко не один человек: лишнего Тарик не хочет говорить, чтобы остальных под удар не подставить, если я проговорюсь вольно или невольно об этой с ним встрече. А вдруг это провокация? Сейчас он выведает, кого ему поджидать в ближайшее время, и Омарчик будет во всеоружии. Наверняка есть наиболее эффективные заклинания для разных видов магии; вот он и отберёт – лучшие против паладинов, лучшие против некромантов…
– Я тоже рискую, – только и говорю в ответ. И чуть отодвигаю от себя кувшин с чем-то сладким, отдающим вишней – очень уж мне не нравится запах. Внезапно Кайс, покинув пост, приближается к магу и что-то быстро шепчет ему на ухо. Лицо огневика каменеет.
– Уверен? – Смотритель гарема кивает. – Думаешь, Тёмный ГЛАВА знает?
– А если и не знает, – он умеет допрашивать даже мёртвых, – отвечает Кайс. – И если с ней что-то случится – он сравняет здесь всё с землёй, не разбирая правых и виноватых. Тёмные такого не прощают. Брось, Тарик, осторожничать поздно. Другого шанса у нас не будет.
– Я… не знаю, – нервно отвечает маг. – Тёмные непредсказуемы…
– За свою женщину они вырежут всех, – чётко говорит евнух. – За такую – тем более. Ты меня понял?
А я прислушиваюсь к шуму ветра за тонкими стенами павильона и думаю: кажется мне или нет, что завывания отдаляются, но не в сторону, а куда-то в небо?
Тарик бросает на меня угрюмый взгляд.
– Ты подавала сигнал. Как ты думаешь, он был услышан?
– Вот что, Тарик, – не выдерживаю. – Хватит играть втёмную, в подобном духе я не буду разговаривать. Ты задаёшь такие вопросы, что я, ответив, могу подставить своих. Или выкладывай всё, или разговор окончен.
Он наклоняется ко мне.
– Нам нужно знать, какую силу ты представляешь. – На скуле мага нервно пульсирует жилка, с виска на бородку вдруг срывается крупная капля пота. – Мы можем тебе помочь, но и сами рискуем. Если мы проиграем – полетят многие головы, в том числе и твоя.
– Может быть, – вежливо отстраняюсь. – Но моя полетит в любом случае, как только отпадёт в ней необходимость. Раз уж на то пошло, давай откровенность за откровенность: для чего я нужна Омару?
Маг прикрывает глаза. Решается. И выдаёт то, чего я никак не ожидаю.
– Ему нужно твоё Зеркало.
– Что? – Я не верю своим ушам. – А…зачем?
– Чтобы противостоять тёмному Главе. Твоё Зеркало смяло Игрока, значит, и Архимаг не устоит. Это позволит Омару перекроить мир под себя.
С минуту я ошарашено молчу. Зеркало, значит…
– Постой, а каким же образом он намерен его получить? Что-то я не слышала, чтобы можно было запросто передать свою ауру другому. Или он нашёл способ?
– Женщина… – маг усмехается. – Его и искать не надо. Ничего нового с сотворения мира не придумали. При сексуальном контакте происходит обмен энергий даже между обычными людьми, а уж если один из них достаточно сильный маг – будь уверен, он просто высосет энергетику партнёра вместе с аурой. Ты, конечно, кое-что можешь и сама, ты посопротивляешься, но недолго: два-три соития – и он сожрёт твою ауру вместе с Зеркалом.
– Два-три чего? – не сразу понимаю я. – Ах, этого. При сексуальном контакте, значит? Тарик, – забываю о вежливости, – а твой босс в зеркало на себя давно смотрелся? В его возрасте пора на солнышке сидеть, греться, а не любовные игрища затевать. Ничего более умного он не придумал? Только не надо мне тут снова говорить: "Женщина!.." – закипаю я. – Слышала уже и неоднократно!
От сдерживаемых эмоций у него раздуваются ноздри.
– Ты… – Он делает глубокий вдох, берёт себя в руки. – Ты просто не наша. Многого не знаешь. При случае Кайс опишет тебе сотню способов восстановления мужской силы даже в весьма преклонном возрасте. Хочешь пример? У нашего Верховного есть шестилетний сын, единственный наследник, услада его дряхлеющего сердца. Для него, наследника, и собирается новая Империя. Однако другие кланы и Ордена будут сопротивляться, и самый твёрдый орешек – клан Тёмных, ибо, хоть их и немного, но каждый в состоянии поднять из земли армию, вызвать скопища вездесущих духов. Во главе с Ящером они непобедимы. Теперь поняла, зачем Верховному Зеркало?
– Тогда к чему переговоры? Выходит, выкуп он за меня просить не собирается? И о чём тогда он будет говорить? Или…
Или все эти переговоры – одна видимость, чтобы выманить Дона на встречу, возможно, один на один, когда силы его и старинного друга будут уравнены. Вот и всё.
Тарик откидывается на подушки.
– Поэтому нам нужно знать, Обережница, будут ли тебя искать, вступятся ли за тебя свои. Как я слыхал – ты здесь недавно, но у тебя дети-некроманты: значит ли это, что ты представляешь ценность для клана?
Я потираю виски. Вот ёшкин кот, занесло меня в высшую политику… Никогда не любила интриги – и вдруг влипла по самую маковку.
– Что-то ты всё вокруг да около ходишь. Я не понимаю. Скажи уже прямым текстом – что именно тебя интересует.
– Жизнь меня интересует, обережница, – просто отвечает он. – Жизнь моего клана. Есть среди нас нормальные люди, которые хотят просто и мирно существовать, заводить семьи, растить детей… А если за тобой придут некроманты – они ведь не станут разбираться, кто за Верховного, а кто против. И не только из-за того, что украли их женщину, а потому, что будет повод одним махом избавиться от конкурентов. У нас совсем немного времени, вечером ты должна быть уже у Омара, и как только он получит Зеркало – ты ему будешь не нужна. Поняла?
– Не дура, – отвечаю холодно.
– А вот он – дурак. Он не справится с Главой даже с Зеркалом, – зло говорит маг. – И подставит под удар всех. Но если мы будем точно знать, что за тобой придут, что разыщут именно здесь – мы попробуем снять часовых-магов, чтобы дать возможность войти твоим друзьям в крепость без лишнего кровопролития, и снимем купол, из-за которого нас пока невозможно обнаружить. Мы сможем для вида поддержать его иллюзию, но недолго: Омару преданы больше половины воинов и магов и рано или поздно нас вычислят. Нужно действовать наверняка. Как полагаешь, твой сигнал успел дойти?
Маг ведёт речь относительно ровно, только со щёк за это время исчезает здоровый румянец. Небрежно, словно ему душно, он вытирает лоб батистовым платком, который тотчас прячется в складках кафтана. Смотрит на меня требовательно. Всё правильно, всё, как договаривались: он сказал – я должна ответить.
– Я не уверена, – говорю тихо. – Мне показалось, что я коснулась того, с кем хотела связаться, но меня почти сразу ударило.
– Не почти, – маг морщится. – Тебе удалось пробить купол, но один из охраны заметил, поставил блок и тотчас доложил Верховному. Но какое-то время сигнал шёл?
– Шёл. Секунд пятнадцать-двадцать. Совсем мало.
– Кому передавался?
– Наставнику, – решаюсь я на откровенность. – Паладину.
– Наставнику может быть и достаточно, чтобы засечь направление. – Тарик задумывается. – Ещё есть варианты?
– У него должны быть мои пальцы. В коробочке. В той, что Омар послал дону. А рядом с паладином – мой… в общем, муж, который…
– Некромант? – Тарик стискивает в напряжении кулаки. – Они сохранили пальцы? Он использует магию кости?
– Откуда я знаю? – взрываюсь. – Я и в том, что сказала, не совсем уверена, я же это во сне видела! – И понимаю, как нелепо звучат последние слова. Но, очевидно, для огневика они отнюдь не нелепы.
– Магия кости, – бормочет он. – Очень даже может быть. Во сне, говоришь? Нет, обережница, подобные сны так просто не посылаются. Твои скоро будут здесь, вот что я тебе скажу! Постарайся продержаться, – говорит он неожиданно твёрдо. – Омар будет добиваться твоего согласия. Конечно, есть много методов выбить у женщины всё, что нужно, силой, но до нынешнего дня он имел дело только со своими клушами, ты же – другая. На тебя не все его методы действуют.
– Тарик, – окликает со своего поста Кайс. – Слышишь? Ветер стих.
– И что? – непонимающе вскидывается маг.
На хрупкую крышу павильона обрушивается ливень, настолько сильный, что мне кажется – высокий вогнутый купол вот-вот продырявится в тысяче мест одновременно. Маг и евнух как по команде задирают головы и прислушиваются.
– Рукотворный, – сообщает евнух. И неожиданно обращается ко мне. – Ничего не хочешь нам сказать?
– А что тут говорить, – нервно вместо меня отзывается маг. – Таким ливнем, если он продлится хотя бы полчаса, размоет и Барьер и Купол. – Он в упор глядит на меня. – Среди твоих друзей есть стихийники?
К этому времени меня успели изрядно напугать, хоть я и хорохорилась. Но сейчас передо мной снова брезжит свет надежды. А не может быть и ураган, что так внезапно начался перед ливнем, тоже рукотворным?
Ураган – магия воздуха. Дождь – магия воды. Внутри меня вдруг зарождается ликование.
– Если я права, после ветра и дождя придёт очередь огня. Но уже не вашего, Тарик. Считай это артподготовкой.
Ему неоткуда знать, что такое артподготовка, но подтекст он понимает.
Маг спешно поднимается на ноги, когда дверь павильона распахивается. Кайс странно дёргается, хватается за шею и словно какая-то невидимая сила оттаскивает его от входа и вжимает лицом в стену. Его могучая спина содрогается в бесплодных попытках повернуться.
– Так-так, – слышится знакомый, хорошо поставленный голос немолодого мужчины. – И что же я вижу?
Двое магов синхронно занимают места по обе стороны двери. Почему магов? А одеты они почти в точности, как Тарик, видимо, здешний стиль один на всех, для узнаваемости. Вот только они помоложе и проворнее и накачаны не хуже наёмных телохранителей, а вдобавок ко всему каждый вооружён какой-то короткой палочкой с миниатюрным навершием: должно быть, это магические жезлы. В освободившийся проём неспешной походкой утомлённого дневными заботами труженика вступает лично Омар ибн Рахим, Верховный Маг клана Огня. И выражение глаз на его добром лице мне не нравится. Как, впрочем, и жёсткие колючие взгляды со стороны его эскорта.
– Итак, что же мы имеем? – Омар выходит на середину, волоча подбитые мехом серебристой лисицы полы халата по мраморным плитам. Сухейшего халата, надо сказать, очевидно, защитные пузыри в этом мире применяются часто. – Оказывается, за нашей спиной плетётся заговор? Тарик, дорогой мой, уж не думаешь ли ты, что никто не заметил, как ты прокрался на женскую половину? Не настолько выжил из ума твой престарелый учитель, чтобы в ревности своей решить, будто воспылал страстью к моим овцам, изнывающим в одиночестве. Я слишком хорошо тебя знаю, мальчик мой. – Меня он словно не замечает. Аристократичный лик, прорезанный благообразными морщинами, пожалуй, даже красив; седые брови аккуратно подстрижены, дабы не кустились, усы и борода умащены благовониями… брр, я даже за несколько шагов чувствую мускус и амбру. И жасмин, чтоб его… А ближе, он между прочим, не подходит. – Тарик, мальчик мой, – повторяет он, и голос его становится укоризненно-вкрадчив, – не продолжить ли нам нашу столь содержательную беседу в другом месте?
Я не успеваю заметить, откуда в руке Тарика оказывается знакомая шпилька; очевидно, он успел изъять её в пыточной. Он даже успевает сделать короткий замах. Оба огневика-телохранителя вскидывают жезлы. На месте мага вспыхивает крутящийся огненный шар – и тотчас оседает жирным пеплом на пол.
У меня подступает комок к горлу. Как же так… Только что был живой человек – и вот всё, что осталось? Хорошо, что я всё ещё сижу, иначе так и брякнулась бы на пол рядышком с этой горсткой, потому как ноги у меня становятся ватными.
– Женщине полагается встать, когда входит мужчина и господин, – равнодушно бросает в пространство один из качков.
– Т-ц-ц, – огорчённо прищёлкивает языком Рахимыч. – Не жди от неё слишком многого, Сафи, она ещё не знает здешних обычаев. Надеюсь, у неё будет время к ним привыкнуть. А с Тариком вы перестарались, дети мои, я ж не ГЛАВА Тёмных, я мёртвых допрашивать не умею. – И смеётся добрым хорошим смехом, даже морщины разглаживаются, даже глаза блестят довольно. – Однако дело сделано, и я не стану наказывать вас за излишнее усердие, ибо лучше перестараться, чем подвергать опасности драгоценную жизнь учителя и наставника, так ведь, дети мои? Так ведь, Обережница? А ты пыталась подать сигнал своему наставнику, не понимая, что этим обрекаешь его на гибель, неразумная газель. – Он по-прежнему смотрит добродушно, даже ласково. – Думаешь, я не справлюсь с одиноким паладином, даже столь одарённым? Твои новоиспечённые родственники тоже не помеха, но их я оставлю на потом. Сейчас мне хотелось бы поговорить о твоём предназначении, женщина, и о том, как странно иногда сплетаются судьбы людей и магов из разных миров.
Он закладывает большие пальцы рук за пояс и окидывает меня пронизывающим взором. Я холодею. У меня в пищеводе словно ледяной штырь, который одним концом упирается в желудок, заставляя сжаться, другим замораживает дыхательное горло. Мигнув, я делаю осторожный вдох. Могу. Могу дышать. Похоже, он пытается надавить на меня магией, но не атакуя в лоб, а исподволь, просачиваясь сквозь защиту. Сжавшись в комок, я делаю вид, будто не в силах ответить.
– А ведь они уже близко, твои друзья, ты знаешь об этом? Дога-адываешься, – прищурившись, тянет он. – Ты хоть понимаешь, что им осталось жить совсем немного? Впрочем, моя робкая газель, я могу повременить – и не сразу перерезать нити их никчёмных жизней, а, быть может, и проявит великодушие, отпустив их с миром и заручившись клятвой никогда более не возвращаться ни в этот город, ни в остальные, кои вскоре будут под благословением моей руки и мудрости…
Он сладко и лживо напевает мне о безграничной доброте и мудрости, о том, что всё зависит только от меня. Да, я понимаю, – наклоняю голову, словно в нерешительности, и позволяю гипнотизирующему потоку литься и дальше, чтобы выиграть время. Я действительно понимаю, к чему он клонит. Это называется – делить шкуру неубитого медведя, ибн Рахим, поскольку, будь те, кто мне дорог, в твоих лапах – уж ты бы со мной не здесь разговаривал, а продемонстрировал бы умение твоих палачей там, в башне. Конечно, на пыточных столбах висела бы не я, а Мага, например…
