Текст книги "Медвежьи невесты (СИ)"

Автор книги: Вероника Тутенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

– На кого?

– На кого, на кого, – передразнила Алёнка. – Известно, на кого. На Юрку Белова. Он, как жена ушла от него, вообще распоясался. Осудят, как пить дать. Тем более, это уже не первый случай. Весь посёлок от него стонет.

Юра жил теперь у друга Борьки, одного из немногих в посёлке мужиков, кто не отведал его увесистого кулака.

Собственная квартира казалась теперь Юрию совершенно пустой, а особенно раздражал почему-то приёмник «Урал», засевший в углу, как вредное живое существо. Юре казалось, «Урал» наблюдает за ним, следит, насупившись, и ждёт чего-то.

В общем, у Борьки было гораздо уютнее…

12

… У грибов есть привычка – пахнуть дождями, даже если сентябрь пронизан солнечными лучами, как скрипичный оркестр струнами.

Вообще, этот запах успокаивает, во всяком случае, на то время, пока снимаешь кожу ножиком с мясистых шляп, предвкушаешь грибовницу с луком. Мммммм…

Грибной суп жена Бориса варила отменный, и сметанки заправить не жалела.

Грибник, как музыкант, – надо тоже дар иметь. Один смотрит на траву и не замечает, где прячется искусно целая семья маслят.

И острое зрение здесь ни при чем.

Юра хоть и не был заядлым грибником, но лес любил.

Нина осторожно постучалась в дверь.

Открыл Борис.

Запахло грибными дождями.

А как, интересно, пахнет радуга?

Никак, наверное, её же не потрогать даже. И поэтому так хочется прикоснуться.

– Здравствуйте, – Нина заглянула вглубь комнаты, и увидела того, кого искала. Он сидел на табурете над тазом и чистил грибы.

– Юра, ты мне нужен.

Юра улыбнулся, как будто ждал прихода Нины. Медленно, пружинисто подошел к двери.

– Надолго? – брови игриво взлетели.

– Навсегда, – слово выпорхнуло, как ласточка, и прозвучало настолько серьёзно, что Нина от смущения затараторила. – Татарин хочет на тебя в суд подать. Бери скорее бутылку, иди мириться.

– А ты откуда знаешь? – удивился Юра.

– У нас в бараке все знают.

Юра покачал головой:

– Спасибо, что предупредила…

Из окна барака Нина видела, как Юра с бутылкой направляется к дому Татарина. Подкралась к окошку соседа. Выпивают. Значит, дело к примирению.

В барак вернулась с чистой совестью, а вскоре и Юра собственной персоной возник, как солнышко, в дверях.

– Сейчас приду к тебе с гитарой, – пообещал без долгих предисловий.

Пел всё больше морские песни, а Нина невольно представляла, как этот красивый отчаянный человек поднимает паруса. И так хочется быть рядом с ним, ведь никакие шторма не страшны, если двое, наконец, нашли друг друга. И глупости, что говорят, женщина на корабле – плохая примета.

– … Наш Константин берет гитару, и тихим голосом поёт, – вкрадчиво выводил Юра на зависть соседкам по бараку.

– Из фильма песня. Смотрела?

Струны ещё дрожали.

– Нет.

– Как привезут к нам, свожу, – пообещал Юра. – Любишь кино?

– Люблю.

Уже на следующий день Юра пришел с двумя билетами, весело помахал ими с порога.

– Кино, правда, другое. Но тоже, говорят, хорошее. «Трактористы». Только сегодня привезли.

Нина стирала белье, и как назло под вечер разболелась голова.

– Не пойду, Юр. Видишь, стирки полно. И устала очень, только с работы пришла…

Нина хотела было добавить ещё для большей убедительности про головную боль, но, встретившись с глазами Юрия, осеклась на полуслове.

Взгляд моряка, так мило певшего ей накануне про Одессу, стал вдруг страшен.

Брови, как тучи.

Будет гроза.

– Что??? – взревел, как медведь, так что в конторе напротив возникли любопытные лица бухгалтера тёти Шуры и уборщицы Клавы. – Ты мне ещё мозги крутить будешь???

Не дожидаясь расправы, Нина босиком вылетела за дверь.

Улица-невеста оделась в многослойный свадебный наряд. В воздухе фатой искрились снежинки.

Нина побежала и увязла в снегу. А Юра приближался огромными шагами. Сгреб в охапку, как медведь, подхватил легко на руки и вернул обратно в комнату.

– Так, – поставил на пол. – Собирайся. Я тебя жду.

Нина надела телогрейку и валенки. Заглянула в комнату к соседке, где Валерик играл с детьми Валентины.

– Валь, я в кино. Посмотри, пожалуйста, еще немного за Валериком.

– С кем это ты в кино собралась? С Юркой Беловым что ли?

– С ним, – Нина даже глаза опустила. Валя смотрела как-то странно, как будто жалела.

Наверняка, слышала крик.

– Нина, не ходи ты замуж за этого Белова, – покачала головой. – Будешь потом всю жизнь слёзы на кулак мотать.

Что такое «мотать слёзы на кулак» Валя знала на собственной шкуре: уже который год одна с четырьмя детьми и старой матерью.

– Да он ещё и не предлагал мне, Валь…

Клуб располагался в том же бараке, что и контора.

Небольшое помещеньице в конце коридора. В зале составлены стулья. Одно название «клуб».

Фильм Нина запомнила плохо, хотя неотрывно смотрела на экран.

Всё вдруг в голове перемешалось. Хотелось так много сказать, но слова вдруг утратили смысл, будто были не звуками, а самой сутью вещей.

Немногословен был и Юра. Проводил, как положено, и пошел к Борьке.

А ночью Нине приснился медведь.

Огромный, вырос над тайгой. Хозяин. Страшно. В голове одна мысль: «Задерёт!»

Бежать, куда глаза глядят, – одно спасение.

Но и мишка не промах – не отстаёт, только деревья мелькают.

Нина выбилась из сил, остановилась, повернулась к медведю лицом.

Зверь, говорят, боится взгляда человека, если смотреть без страха и прямо в глаза.

Косолапый и впрямь оторопел. И вдруг протягивает лапу и молвит человеческим голосом:

«Ну здравствуй!»

Нина открыла глаза. Кто-то стучал в дверь.

Предчувствие?

Пожалуй.

Предвкушение даже, что это он…

Он пришел уже без гитары, в шинели, с бушлатом в руках, с серьёзной усмешкой.

Снял шинель, осмотрелся, нашел гвоздь на стене. Снова осмотрелся, как будто видел комнату в первый раз.

– А где же мы спать будем?

На кровати посапывал Валерик.

Нина спросонья потирала глаза. Появление Юры было похоже на продолжение сна.

– Не знаю… Кровать одна.

В комнате всего-то и было, что кровать и стол.

Спать легли на полу на шинели. Бушлат свернули вместо подушки. Одеяло нашлось ещё одно, совсем уже старенькое.

Но и гнездо начинается когда-то с первой соломинки, с первой веточки.

Не зря говорили, что руки у Белова золотые. Уже через несколько дней в комнате красовались три новеньких дубовых табурета.

13

Счастье всегда приходит внезапно. Нагрянет: «А вот и я. Не ждали?»

Где-то впереди маячило даже море, с кораблями, маяками и жирными, низко кружащимися чайками.

Та же Валентина, предостерегавшая не ходить за Юру замуж, сердобольная оказалась. Принесла кастрюлю и чайник, совсем ещё новенькие.

Усмехнулась:

– Это вам приданное от меня.

В углу полноправным хозяином чувствовал себя «Урал».

Но главным украшением и ценностью в семейном гнездышке были, конечно, картины. Рамы для них Юра делал на ближайшей лесопилке, сам смастерил и мольберт.

На прочных холщовых простынях оживали водопады, русалки, но больше всего на картинах было кораблей: умиротворенных, как домашние гуси на пруду, и расправивших крылья-паруса, готовых вот-вот сорваться в полет…

Две парные пальмы были написаны на заказ для столовой и теперь сохли, поддразнивая взгляды солнцем, морем и листьями-веерами.

– Юр, а ты видел, как на пальмах растут бананы? – спрашивала Нина.

– Бананы – нет, не видел, – признавался Юра. – Они на других пальмах растут. А пальмы видел на Чёрном море. Когда-нибудь и тебя на море возьму.

А на маленьких картинах, написанных на обыкновенной клеенке, радовали взгляд румяными боками спелые яблоки, груши, а на одной покачивала розовыми плодами, как новогодняя ёлка игрушками, молодая яблонька.

Комната теперь напоминала маленькую картинную галерею, но всем картинам места не хватило, и часть из них стояла в углу за кроватью, как будто ожидая своего часа…

Час настал неожиданно. Не то Валентина оказалась хорошей предсказательницей, не то простое совпадение, не то судьба проверяла на прочность любовь, но испытания не заставили себя ждать.

14

Есть вещи, за которые тайга не прощает.

Иногда только кажется, сошло на этот раз с рук. Ан-нет… Карающей руки не миновать…

Как всякая стихия, тайга непредсказуема. Как будто старается отомстить тем, кто приходит в неё с топором. Сколько вальщиков погибло под тяжестью обрушившихся деревьев, сколько остались искалеченными на всю жизнь.

Юре, можно сказать, повезло. Как будто тайга хотела проучить, но передумала, смилостивившись.

– Еще бы немного, и… – покачала головой в медпункте пожилая врач. – Считай, что в рубашке родился.

Падая, дерево, несильно задело плечо, однако о работе в ближайшее время не могло быть и речи…

Ещё, как назло, телеграмма пришла из Казани.

«Жду тебя в гостинице „Татарстан“», – не без ехидства огласил Юра текст послания от Колюбаева, когда Нина пришла с работы.

Нина засмеялись и скомкала телеграмму.

Капитан звал к сытой жизни напрасно.

Зарплата Нины, между тем, быстро истаяла. Если б не всё та же сердобольная соседка Валя, протянули бы с голоду ноги. Спасибо, пришла как-то голодным вечером с кастрюлечкой похлёбки.

– Вот вам суп из конины, а то умрёте с голоду… Ещё и три рубля дала взаймы на хлеб.

Валя надоумила, что конину можно выписать на складе в счет будущей зарплаты. Резали, конечно, только самых старых коней, и вкусным это мясо назвать было нельзя, и даже съедобным – с натяжкой.

К счастью неожиданно выручила новая знакомая, тётя Аня. Уже пожилая, из местных жителей, она тоже работала на лесоповале.

Узкоколейка пролегала мимо её домика, маленького, неприметного, как одинокий опёнок.

По дороге в лес и разговорились в вагоне две женщины. Оказалось, тётя Аня – большая любительница живописи, а как увидела в столовой соседнего посёлка огромные пальмы на стенах и такие же, но меньше – на картинах, так заворожили таинственные деревья, о которых столько слышала, да видела на картинках в книжках про Африку, что решила спросить, кто художник.

– И заглянула случайно, там у меня родственница поваром работает. Говорит, художника зовут Юра Белов. Не знаешь случайно такого?

– Как же не знать, если это мой муж, – не без гордости ответила Нина.

– Как хорошо! Хочу такие картины с морем и пальмами. Только денег у меня нет, миленькая. Можно я молочком, яичками и мясом расплачусь?

– Пальм больше нет, есть с морем и кораблями…

– Давай хоть с кораблями, – согласилась тётя Аня.

На выходные Нина понесла ей в деревню три картины на выбор.

– С кораблями ещё даже лучше, – осталась довольна тетя Аня. – Буду на них вечерами смотреть и представлять, что я на море.

Баба Аня взяла все три картины.

– Принеси ещё, если есть, – сказала на прощание.

15

Пожалуй, если бы на Земле было больше аистов, они приносили бы детей гораздо чаще – два, а то и, может быть, все три раза в год.

Но тогда на земле было бы так много людей, что только людям и аистам и хватило бы на ней места.

Глупости какие-то лезут в голову!

Насупившись, Валерик сидел на бревне, пригвоздил взглядом муху, посмевшую сесть рядом с девятилетним озорником. Хотел прихлопнуть, но передумал. Жирная чернокрылая не стала слишком искушать судьбу и улетела, справедливо решив, что она-то уж точно не виновата в том, что у кого-то плохое настроение.

Причин сидеть, насупившись, на бревне, между тем, у Валерика было предостаточно.

Отсюда и мысли об аистах, хотя, конечно, каждому девятилетнему мальчишке известно, что детей не приносят никакие аисты, и в капусте их тоже не находят; в голове же продолжали крутиться всякие глупости.

Мало того, что отец и в обычное время был с ним, пожалуй, чрезмерно строг. А теперь, когда в доме появился маленький человечек, кудрявая девочка, как ангелочек с картинки, которых всегда почему-то рисуют со стрелами…

Теперь и вовсе по струнке ходи, хоть вообще домой не появляйся.

«Тише, сестренку разбудишь», «Не топай», «Не греми», «Не кричи»… Скоро, наверное, и дышать нельзя уже будет. Кругом нельзя, нельзя, нельзя…

Отец уже который день на радостях пьёт и ходит счастливый-счастливый, будто мёда объелся…

Мамке часы подарил за то, что дочь родила.

И соседи вокруг умиляются: «Ой, какая девочка!»

И что им не ойкать, им-то она не кричит всю ночь под ухо.

Дочка и впрямь родилась на редкость красивой.

– Сразу с волосиками. Да такие кудрявые! – улыбалась медсестра, протягивая Нине сверточек кормить.

Имя Юра выбрал давно: «Назовем Галочка».

– Только не Галочка, – заупрямилась Нина. – Так лошадей вороных называют.

– Ладно, – согласился с доводом Юра. – Тогда будет Людочка.

Соседка по палате присмотрела Людочку в невестки:

– Будет сыну моему жена.

У нее родился толстый мальчуган.

Малыш был довольно мил, но фамилия соседки никуда не годилась.

– Нет уж, извини, – возразила Нина. – Очень уж фамилия у вас некрасивая – Смердящие.

16

Тётя Аня давно собиралась в гости к Нине, очень уж хотелось познакомиться с настоящим художником.

Наконец, подгадала под выходные и с утра пораньше отправилась в посёлок.

Заговорщицки достала из-за пазухи бутылочку. Развязала на столе узелок с варёной свининой и прочими яствами: грибочками, сметаной, вареньем и медом. Ещё и молока детишкам захватила.

Картины рассматривала долго. Вздыхала: Так бы всё с собой и забрала…

Выбрала яблоньку и уссурийского тигра.

– Смотрю я на них, и душа радуется… Гляди-ка, прямо наша тайга. И медведи как живые…

– Это репродукция, тёть Ань, – засмеялся Юра. – Я только перерисовал. А художник – Шишкин. «Утро в сосновом лесу» называется.

– И правда, утро… Вот и солнышко сквозь деревья проглядывает.

– Бери и мишек, теть Ань, раз понравились.

Тётя Аня взяла и мишек, а через пару месяцев объявилась с гостинцами снова.

– Забирай все картины, если хочешь, теть Ань, – предложил Юра. – Я недавно встретил одного своего старого знакомого – только что из Сибири. Говорит, заработки там хорошие, только мошек – тучи. Но мошек, я думаю, мы как-нибудь переживём… Так что уезжаю на днях.

Нина недоуменно смотрела на мужа, часто моргая от обиды: мог бы посоветоваться сначала с женой, прежде, чем делиться планами с чужим человеком, пусть даже тётя Аня и стала им как родная.

– Юр, а как же мы?

– Как приеду, дам телеграмму.

Сказал, как отрезал, брови свел в линию, будто задвинул засов. Стучи – не стучи – бесполезно.

17

Ожидание как длинные-предлинные четки. Перебираешь их и всё не бесполезно, а для того, чтобы приблизиться к чему-то новому и важному.

Почтальонка уже в который раз проходила мимо, иногда, встретившись с Ниной взглядом, чуть виновато улыбалась.

Возможно, если бы от неё зависело, чтобы телеграмма пришла поскорее… Но увы… Почтальон – только разносчик вестей, а уж добрые они или плохие – решать не ему, а Тому, Кто Посылает Вести Свыше.

Наконец, телеграмма пришла.

Перечитав несколько раз кроткое и до конца не понятное «ПРИЕЗЖАЙ, ПОКА НЕ НАЧАЛСЯ СПЛАВ», Нина мысленно ругала себя за то, что не подумала раньше, что делать с приёмником. Решила отправить по почте. Пусть следует в Сибирь своей дорогой.

Все пожитки были уже собраны и вместились в один маленький чемоданчик.

На стене осталась только одна картина. В красивой рамке репродукция «Дети, бегущие от грозы». Бабе Ане она почему-то не понравилась.

… Состав из четырёх вагонов следовал по узкоколейке до Кукуштана.

Почтальон настигла Нину уже в вагоне.

– Нина, забирай приемник! – пыталась вернуть грузный упакованный «Урал». – Его не разрешили по почте.

– Куда я его с детьми? Отправишь как-нибудь…

– Забирай, тебе говорю, – не сдавалась и почтальон.

Поезд весело качнулся и тронулся. Валерик не удержался и скорчил рожицу почтальонке, все еще сердито размахивающей руками за окном. У ног её, как верный пёс, застыл «Урал» и, казалось, вот-вот залает.

… Валерик оказался нянькой, каких поискать. Напрасно опасалась Нина, что сын будет баловаться в дороге. С сестры глаз не спускает. «Повезёт же будущей невесте!» – не могла нарадоваться мать.

Сын напоминал ей старшего брата, и неминуемое приближение поры взросления её тревожило. Но хоть и дал в своё время старший прикурить родителям, но стал человеком, работает в Тольятти на заводе. Нина узнала об этом из письма, которое стало одним из самых ярких событий проведённых в заключении лет. Вместе с письмом Серёжа прислал немного денег и ткани на пальто.

А путь предстоял неблизкий: из Кукуштана добрались до Перми, и только там, наконец, пересели в поезд на Красноярск, откуда до мужа – рукой подать.

18

Вокзал привычно гудел, предвещая перемены.

Нина поставила тяжелую сумку на платформу, оглянулась вокруг.

– Извините, – остановила она женщину в красном платке с крупным цветочным узором, показавшуюся ей похожей на коренную сибирячку. – Вы не подскажете, как доехать до Тассейского района?

– Нет, милая. Сама к дочери приехала.

– Это вам на машине ехать надо, – остановился молодой мужчина в кепке, мимоходом услышавший «Тассейский район».

– На какой машине? – удивилась Нина.

– На грузовой, – ответил мужчина на ходу. – Автобусы туда не ходят…

И поспешил дальше.

Язык, говорят, до Киева доведёт. Во всяком случае, расспросив ещё несколько прохожих, Нина знала, в какую сторону идти вдоль дороги.

А идти предстояло долго…

Прошагав с детьми добрый километр, Нина остановила несколько машин, но все они ехали не туда.

Наконец, обдав пешеходов едким дымом, притормозил грузовик.

– Вам куда? – выглянул из открытого окна рыжеволосый мужичок.

– В Тассейский район.

– Это вам ещё километров триста прошагать придется, – усмехнулся водитель. – Садитесь в кабину!

– Правда? – обрадовалась Нина. – Я уже и не надеялась…

– Садитесь, садитесь, – ободрил шофёр. – Здесь ходить одной вообще нельзя, а тем более с детишками. Вы, наверное, не местные…

– Нет…

– То-то, вижу, вы медведей не боитесь, так смело шагаете. А в Тассейском районе вам куда?

– В посёлок Нижний. Знаете такой?

– Знать-то знаю, но до самого посёлка не довезу. Туда и не проедешь. Только трактора ходят иногда. Надо идти тайгой. Или водой.

– Как водой? – испугалась Нина.

– Баржей или катером по реке.

Нине неслыханно повезло: трактор-редкий зверь в этих местах как раз тянул в сторону от трассы грузовую машину, увязшую в непролазной грязи.

– Эээй! – отчаянно замахала руками Нина, как человек, оказавшийся на необитаемом острове, проходящему мимо кораблю.

Её заметили и вернулись.

Ещё километров двадцать мессива (одна сплошная колея!) остались позади.

Тракторист остановился на большой поляне, отцепил машину.

– Забирайтесь в машину! – приказал пассажирам. – Сейчас пойдет конь, и заберёт вас.

– Ждите, – уступил им место водитель грузовика. Но через минуту после того, как оба мужчины уже скрылись в дремучести здешних мест, вернулся. – Забыл сказать, ручки в машине привяжите верёвками изнутри, а то медведь любит хулиганить. Увидит, кто-то есть в кабине – как пить дать откроет!

Верёвок в кабине было много, но, пожалуй, Нина, действительно, могла бы не сообразить, для чего они здесь нужны.

Разобравшись с дверями, Нина облегченно вздохнула и достала из узелка бутылку, в которой оставалось воды совсем немного, и стакан. Налила половину Валерику.

– Не надо, мам, – отказался он, – береги Людочке.

Хищным зверем семейства кошачьих подкралась ночь. На мягких лапах, с кисточками на ушах, таинственная и опасная – да, она была такой. Сибирская, в мудрых холодных звёздах, сошедших, как снежинки поутру.

Снова стали видны очертания тайги.

К счастью, медведей поблизости не было, но опасностей хватало и без них.

Вдали, как будто лес надел зловещую корону, задымились вершины деревьев. Пожар шёл только поверху и норовил подобраться поближе к поляне, но спасительный ветер взял, да и развернулся в другую сторону, и огонь последовал за ним.

Наконец, показалась долгожданная подвода.

Лошадью правил крепкий старик с глазами добрыми и едкими, как берёзовый дым.

– Забирайтесь скорее, – поторопил он. – Видишь, лошадь волнуется, боится огня.

Кобыла настороженно водила ушами, а двинувшись с места, понеслась во всю прыть, как некая крылатая лошадь.

Нина даже не сразу заметила, как соскользнул с соломы, устилавшей телегу, чемодан с детской одёжкой.

– Эх, придётся возвращаться, – соскочил на землю сибиряк и вскоре победно вернулся с чемоданом. – Держи крепко и не теряй. Больше возвращаться не буду!

– Тпр-ру, – лошадь резко остановились.

– Приехали, – извозчик кивнул на просторный двор, возвышавшийся на холме. – Переночуете здесь.

Нина взяла на руки Людочку. Валерик поспешил раньше матери завладеть чемоданчиком.

– А что там? – Нина обвела взглядом двор – единственную постройку с признаками человеческого жилья на много километров вокруг. Заслышав лошадь, зашлись лаем собаки. Сквозь шаткие зубья забора косилась наружу белоснежная коза.

Здесь же рядом на просторном холме возвышались кресты. Могил было восемь.

– Раньше был постоялый двор, – равнодушно ответил сибиряк. – Купцы здесь коней поили и сами отдыхали с долгой дороги. Да и теперь что-то вроде постоялого двора. Баба Маша здесь живёт. Да вы не бойтесь, она у нас добрая. Не обидит. А завтра заеду за вами, и поедем в Нижний.

Дверь дома скрипнула, и к ней направлялась пожилая, но крепкая женщина.

– Ну-ну, Цыган. Марта! Ишь, разрычалась, – успокоила она собак. – А ну-ка, дай пройти хозяйке, Нюрка. Опять к забору прилипла! Так и просится медведю в лапы! Ну что ты будешь делать!

Отчитав козу, хозяйка повернула щеколду и несколько секунд изучающее осматривала незваных гостей. Намётанным взглядом сразу определила, что молодая женщина нездешняя.

– Куда ж ты, милая с детками-то? К мужу, что ли? – догадалась баба Маша.

– К мужу, – устало улыбнулась Нина. – Пустите нас переночевать?

– Куда ж вас девать-то. Не в лесу ж оставлять, – беззлобно проворчала моложавая старушка. – Надолго в наши края, али как?

– Надолго, – вздохнула Нина и обвела взглядом бескрайний частокол деревьев на горизонте, дорогу в глубоких язвах, уводящую не иначе, как на край света, и задержалась на крестах.

– Старое кладбище, – ответила на молчаливый вопрос гостьи хозяйка. – Баренья ссыльные там похоронены. Да ты проходи в дом-то. Что стоите на пороге, как бедные родственники? Устали небось-то с дороги…

– Устали, – согласилась Нина.

– Сейчас я деткам молочка принесу.

Баба Маша вернулась с кухни с пол-литровой банкой жирного козьего молока. Поставила на стол картошку в мундире и домашний хлеб.

– Ешьте, набирайтесь сил. Последние километры самые трудные.

Это было правдой. Короткий отрезок пути казался бесконечным, или время вдруг сжалось в комочек, а расстояние вытянулось и расширилось до самой вселенной…

… Нина ждала подводу утром, но извозчик приехал ближе к вечеру…

19

…На берегу Тассея жались друг к другу несколько домов.

– Здесь у нас сельсовет и больница, – сонно поставил в известность извозчик.

Быстрое течение реки крутило и гнало к истоку льдины. Солнце, догорая, плавилось над кромкой леса.

Извозчик остановил повозку у небольшого бревенчатого строения с плоской крышей.

– Подождите пока в сторожке, – кивнул на приземистое здание извозчик. – Здесь у нас все останавливаются, кто в посёлок приезжает.

Грязно-белая лайка дремала у входа. Почуяв гостей, собака лениво приоткрыла один глаз и, пощупав пришельцев острым взглядом сторожа, потянулась и снова погрузилась в свой чуткий сон.

Гладкий дощатый пол был тщательно вымыт чьей-то хозяйственной рукой.

Стены в первой комнате вполне могли претендовать на то, чтобы стать лет этак через пятьдесят музейными экспонатами. От пола до потолка алыми деталями притягивали взгляд плакаты. Одни ласкали глаз ровной типографской краской, другие были нарисованы вручную с тем же преобладанием насыщенного красного.

В комнате не было ничего, кроме деревянного самодельного стола, буржуйки и маленького приёмника на подоконнике.

В другой комнате стояли две железные солдатские кровати. От одного вида аккуратно заправленных кроватей Нина почувствовала прилив усталости.

Завтра наконец-то она увидит мужа.

Валерик плюхнулся на кровать, пружины железно отозвалась в ответ.

– Не балуйся, сынок, разбудишь Людочку, – строго прошептала Нина. Дочка сладко посапывала на её руках.

Нина осторожно положила дочурку на кровать и прилегла рядом на край.

Сибирская весна ночным морозцем расползлась по комнате и только к утру согрела лучами.

Осторожно, стараясь не скрипеть пружинами, Нина встала с кровати, тихо закрыла за собой дверь. В утреннем свете соседняя комната казалась ещё более пёстрой и торжественной. На одном плакате, белозубо улыбаясь, колхозник в красной рубашке и колхозница в красном платке задорно зазывали: «Иди, товарищ, к нам в колхоз».

На другом комсомолец зазывал на целину. Нина отвела глаза…

… Дверь радостно скрипнула. Сердце Нины воспарило, как бабочка, и ухнула вниз.

Нет, не Юра.

Вошедшая, молодая розовощекая сторож, между тем, принесла радостную весть.

– Вы Нина?

– Да.

– По радио передали, сейчас за вами приедет муж на катере.

– По радио? – удивилась Нина.

– Да, здесь без радиооповещения никуда, иначе как узнать, что творится на другом берегу?

Можете уже идти к реке…

Пристань представляла из себя несколько дубовых досок, порожком уходящих в бурлящую стихию, поодаль покачивались привязанные к колышкам, как норовистые бычки, моторные лодки.

На берегу, пустынном с вечера, было неожиданно людно. Все вокруг только и говорили, что о полете в космос, да еще в разговорах постоянно проскальзывало слово «сплав», по всей видимости, означавшее что-то не менее важное здесь в сибирской глубинке, чем прорыв человека в звёздную беспредельность.

– Этак мы и до Юпитера доберемся, – восторженно размахивал руками щуплый мужичок, по-видимому под впечатлением последних новостей.

– Не, Вась, туда мы не скоро еще попадем. Лет, может через сто, не раньше, – усмехаясь в густую черную бороду, возразил широкоплечий сибиряк.

– Интересно, есть ли там люди? Вот ведь загадка. Я думаю, есть. Не на Юпитере, так где-то еще. Вселенная вон какая большая…

Но ни космос, ни тем более сплав уже не волновали Нину. Навалившееся всем небосводом на плечи бессилие затянуло глаза влажной пеленой. Вот она одна с двумя детьми стоит у суровой сибирской реки, которая шутя играет огромными льдинами, и ничуть не легче от того, что где-то на Венере, на Марсе или ещё где-то на чужой далекой планете кто-то так же кого-то не встретил в огромной полной опасностей тайге.

Катер торжественно причалил, но среди сошедших на берег мужчин не было мужа…

Нина готова была уже разрыдаться: зачем она приехала с детьми с далёкую опасную тайгу, как вдруг навстречу, растопырив руки для объятий, шагнул незнаковый бородач с весёлыми глазами, подхватил Людочку, одновременно сгребая в охапку Нину и Валерика.

– Я думал, вы уже не приедете!

– Юра! – вскрикнула Нина. – Ты что такую бороду отрастил?

– А перед кем здесь бриться? Я же всё время в тайге?

Обратно катер отправлялся ещё не скоро (ждали какого-то важного начальника), так что было время посидеть, поговорить на берегу.

– Ничего, к вечеру будем дома…

По тому, как непринуждённо Юра произнёс «дома», Нина поняла, что он успел сродниться с тайгой.

– Ещё бы немного, и на другой берег не попасть…

– Сплав? – догадалась Нина.

Уже вечером, она увидела сама, что олицетворят собой слово, так интриговавшее и пугавшее её…

… Начальник, наконец, сделал свои важные дела и вместе с плотно набитым портфелем сел в катер.

Остальные последовали его примеру. Юра с семьёй заняли заднюю часть катера. Впереди сели двое мужчин, тоже с того берега.

Нина оглянулась, посмотреть, как за ними расходятся волны и вскрикнула. За ними гнались по воде штабелями брёвна.

– Ты чего? – оглянулся и Юра и сразу понял, в чём дело. – А-а, обычное дело. Вовремя мы… Сплавляют деревья.

Нина даже похолодела: ещё чуть-чуть, и остались бы на берегу.

Но плыть впереди сплава было даже страшнее.

– Деревья ещё с зимы навалены на берег, отвлекал разговорами Юра. – А ранней весной и поздней осенью их спускают на воду. В другом месте их перехватят, и отправят, куда нужно.

Деревья, между тем, нагнали катер, но он вовремя славировал вбок, где было глубже и меньше шло деревьев.

Катер, наконец, остановился.

Сидевшие впереди, попрощавшись, неторопливо пошли от берега прочь. Вышел на сушу и сам речной волк, бородатый, как водится, Савелий Михайлович.

– Михалыч, а как же мы? Наш дом на другом берегу…

– Видишь, Юр, что творится? Брёвна могут пробоину сделать. Переночуйте на этой стороне, а завтра утром будет видно…

По сдвинутым бровям мужа Нина поняла, что ночевать они будут дома, и ни в каком ином месте.

Михалыч задымил папиросой, а Юра молча бросился отвязывать одну из стоявших у берега лодок.

– Мы же утонем! Нас собьет! – запротестовала и Нина.

– Ничего, – усмехнулся Юра в густую бороду до самой груди, как у настоящего сибиряка.

Вёслами он работал быстро и ловко, но стихии, явно, пришлось не по нраву, что кто-то посмел пойти ей наперекор. Брёвна так и норовили толкнуть и завертеть лодку, но моряк каждый раз искусно увиливал…

Юра привязал лодку с колышку у берега и ещё раз оглянулся на разбушевавшуюся реку, игривую и опасную, как зверь по весне.

– Почти пришли…

За деревьями показался ветхий маленький скошенный на одну сторону некрашеный домишко. Забора не было – только маленькие колышки окружали огородик.

20

Посёлок встретил Нину мрачной тишиной, наполненной монотонными сдавленными рыданиями.

– Что здесь случилось у вас? – спросила приезжая красивую статную женщину, настоящую сибирячку, проходившую мимо с вёдрами.

Та покачала головой.

– Беда. Кто бы мог подумать… – поставила ношу на землю. – Встречался парень с девчонкой. Такая хорошая ладная пара, к свадьбе уже готовились. И вот пошел вчера в клуб, как раз только зарплату дали, все пьяные, как… А парень такой хороший, смирный, с матерью вдвоём жили в хатке. Мать уже старушка, он один у неё был вся надежда. Как раз уехала к сестре в другой посёлок – катер за ней послали… Так вот, пьяных полно было в клубе, и стащили они с парня штаны, да перед его девчонкой, устроили хохот. А он прибежал домой, схватился за ружьё и застрелился у себя на огороде. Один на лавке в доме остался. Соседки хоть и плачут, да по домам. Кто с ним ночью сидеть останется? У нас здесь вообще покойников боятся…

– А что их бояться? – удивилась Нина. – Живых бояться надо, а мертвых…

– Ой, молчи!.. – замахала руками женщина. – У нас здесь в последнее время несчастье за несчастьем. Только на прошлой неделе на том берегу хоронили двоих детей. Не дети – ангелочки, задохнулись в сундуке. Мать – цыганка, сидела дома, муж русский, работящий, хорошо зарабатывает, они приехали сюда с золотых приисков. Так с жиру и сбесилась. Он, как чувствовал, не хотел пускать её на работу. А она упёрлась, и всё тут. Устроилась-таки приёмщицей, штамповала деревья, а дети целыми днями дома одни. Два месяца она всего проработала, как приключилась беда. Дети решили поиграть, спрятались в сундук из-под зерна, закрылись крышкой и уснули. Отец после работы сел на него газету читать, решил, что детишки с соседскими играют. Бросились искать, а они задохнулись. Отец сразу после похорон в Москву уехал, а она на днях тоже куда-то исчезла.