Текст книги "Ты родишь мне ребенка (СИ)"
Автор книги: Вероника Колесникова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)
Глава 35
Ччерт. Живот буквально сводит, и эта страшная, ноющая боль отдается в пояснице. Хочется почесать спину, ударить по ней – как-то подействовать, чтобы боль ушла, растворилась, переключилась на другое. Я даже ущипнула себя, но это дало кратковременный эффект.
Я встаю во весь рост у дверного косяка и трусь об него, как медведь о дерево. Картинка, которая отражается в зеркальной двери шкафа напротив не кажется смешной – беременная девчонка с огромным животом, стоная и закусывая нижнюю губу, трется спиной о дерево, почесываясь.
Это совсем не смешно, совсем. Это, черт подери, жалкая и убогая картинка!
Так. Я выдыхаю.
Спазм прекращается.
Все в порядке.
Я подхожу к небольшой этажерке, на которой прячется мой сотовый телефон и вижу множество непрочитанных сообщений о пропущенных звонках. Это что еще такое?
Недоуменно хмурюсь.
Открываю журнал вызовов и едва удерживаюсь от того, чтобы не выронить телефон на пол от удивления, от которого начинают трястись руки: я с точностью до последней цифры узнаю этот номер. Я точно знаю, кто это. Несколько месяцев назад этот человек ушел из моей жизни, оставил в покое нашу семью, и вдруг я снова чувствую его магнетическое присутствие только от того, что вижу, что он несколько раз звонил мне, набирал номер.
Камал.
Только я мысленно произношу его имя, как сотовый снова начинает вибрировать в моей руке, и я вскрикиваю. Нервы ни к черту. Так не пойдет. Я не позволю ему снова омрачить своим присутствием мое небо, мое выстраданное настоящее, не разрешу сомнениям в правильности моего поступка бросить его подернуть сознание рябью волнения. Ни-за-что.
Камал, каким бы ни был – удивительным, притягательным, нужным и восхитительным, – в прошлом. Память о нем спрятана в самый дальний сундук памяти, самый далекий закуток сознания. Он – под замком. И ему не выбраться, как одуряющему сознание газу, не поселиться снова в моих мыслях так прочно, как жил все это время прежде.
Я не позволю.
От него приходит сообщение, и думаю, что там скопилось уже много конвертиков с непрочитанными посланиями. Открываю его контакт и добавляю в черный список. Давно нужно было это сделать, и ума не приложу, почему я не сделала этого раньше.
Почему? Потому что была уверена – он держится за свою обиду покинутого мужчины, а я никогда не смогла простить ему то, в чем он оказался замешан. Ведь он полностью испортил, испоганил, пустил под откос мою жизнь!
Черт.
Мне кажется, что в носу снова свербит от запаха горелой кожи, пластика, и перед глазами снова встают страшные картинки: расплавленная резина кукольного пупса, языки пламени, за секунду сжирающие тонкие нити тюля, испуганные глаза малышки-сестры…
Я начинаю резко и часто дышать, чтобы не дать картинкам прошлого, когда я металась из коридора в комнату в поисках выхода из огненной западни, затопить мое сознание.
И в этот самый момент снова меня простреливает боль.
Господи.
Я была на приеме у гинеколога на прошлой неделе, и она сказала, что плод начнет готовиться к выходу еще только через две недели. И я даже подумать не могла, что схватки начнутся так скоро.
В голове стучат молоточки, по нарастающей: тук-тук-тук, по спине ползет капелька пота.
Черт, это точно схватки – последняя вспышка боли, которая заволокла белым туманом мое сознание, была только пять минут назад, а это значит…
Черт.
Это значит, что у меня начинаются роды!
Паника давит горло, но я сглатываю и начинаю дышать. Считаю про себя, чтобы успокоиться. Раз, два, три, четыре.
Боль понемногу отступает, наконец. Я снова беру в руку свой сотовый телефон – молчаливую коробку черного зеркала и провожу пальцем, чтобы его разблокировать. С недавнего времени с заставки меня встречает снимок УЗИ – черно-белая масса, в которой вряд ли кто-то, кроме меня, сможет углядеть, распознать, опознать смысл моего существования, светоч моей жизни. Моего маленького ребеночка.
Набираю номер врача, с которым договорилась о ведении родов. Она отвечает через минуту.
– Оксана?
– Кажется, началось, – тороплюсь я. – Схватки каждые пять минут.
– Быть того не мо…
– Может! – рявкаю я. Прошло то время, когда я была удобной для всего мира. Это вселенная задолжала мне, пусть платит по счетам.
– Ты дома? – я понимаю обеспокоенность в ее голосе. Мы обсуждали этот момент. Коттедж удален от города, и врач предлагала переехать в квартиру, чтобы в случае скорых родов можно было быстро забрать меня, но я отказалась.
– Игорь, я, кажется, рожаю, – говорю в трубку с придыханием.
– Кажется? – ухмыляется он.
– Это не шутки! – кричу я, и чувствую, как его состояние тут же меняется.
– Я совсем рядом с домом, – спешно добавляет он и я только сейчас понимаю, что мне сразу не понравилось в его голосе: я его плохо слышала сквозь помехи, но не поняла, что говорю с ним по громкой связи. – Буду через три-пять минут.
Без слов отключаю нашу с ним телефонную связь и снова начинаю часто и глубоко дышать, понимая, что болевые залпы совсем близко. Черт, если бы мне кто-то сказал, что будет так больно, я бы…
От этой мысли тут же одергиваю себя: ничего я бы не сделала. Никогда и ни в коем случае! Не позволила случиться плохому, не навредила живой душе, которая пришла в этот мир ко мне, чтобы спасти меня из этой паутины одиночества, нелюбви и страданий. Неужели я бы показала на выход? Неужели бы посмела сделать аборт? Отказалась от своего счастья, о котором мечтала, думала когда-то, рисовала в альбоме акварельными красками, выводя кисточкой свою воздушную, придуманную семью: мама, папа, маленький ребеночек, которые держатся за руки, излучают свет, любовь и волны взаимопонимания. Никогда бы так не поступила, ни-ког-да.
Даже если учесть, что один из этого счастливого трио останется в неведении о своем поступке и самом важном жизненном приобретении.
Бах! В голове снова стрельнуло – отдалась тупая боль с низу живота и тут же напряглась спина. Захотелось ударить себя по копчику – там чесалась, страдала, требовала выхода боль. Боже, она становилась все более сильной, все более невыносимой.
Или это у меня просто такой низкий болевой порог, что малейшее неудобство отдается страшными муками? А что же будет при настоящих родах, когда начнется само священное действо?
Даже думать пока об этом не хочу.
Медленно, держась за низ живота, я доплелась до лестницы, осторожно наступая на деревянные ступеньки, отдыхая несколько секунд после каждой третьей. Поднялась наверх, где располагалась наша с Игорем спальня и маленькая, оформленная в яркие и приятные цвета радостного начала жизни детская.
Открыла дверь в свою комнату, которую обставляла с большой любовью, стянула халат и надела платье с пуговицами, закрытое, как все у меня, но сшитое специально, чтобы не подчеркивать, но и не давить животик, в котором бурлили свои собственные процессы. Взяла приготовленную сумку, даже не сомневаясь, что там находится все, что нужно – по поводу разрешенных вещей и необходимых документов я каждый раз консультировалась со своим гинекологом. Достала из шкафа плащик.
– Готова? – встревоженно улыбнулся Игорь, входя в комнату.
Я вздрогнула от неожиданности.
– Как ты быстро! – казалось, что сказала с укором, на самом деле у меня внутри все рвалось скорее вперед.
– Хотел заехать на обед домой, проверить, как ты тут.
– Нужно скорее собираться, схватки усиливаются. Скорую я вызвала, но сам знаешь – пока они доберутся до нас, а ведь ещё ехать обратно. Так что давай поторопимся, позвонишь в службу 112 из машины, обозначишь дорогу, чтобы они могли, если что, перехватить нас по дороге.
– Думаю, пока они доедут до нас, мы успеем уже разродиться, – проворчал Игорь и мы с ним торопливо засеменили из комнаты.
И только дошли до лестницы, как…
– Ттты что здесь делаешь? – голос Игоря от ненависти, которую я давно от него не слышала, заискрился, и мне показалось, что этот голос стал больше похож на выстрел огня из бранспойта.
Что там? Что случилось? Я вынырнула из-за спины мужа, и почувствовала, как от увиденного у меня затряслись поджилки.
На первом этаже, прямо у входа, стоял Камал. Было видно, что он только что вошел – держался за ручку входной двери, и, поняв, что его увидели и мигом опознали, замер на полпути в наш дом.
Я давно его не видела. Так давно, что в моем сознании он остался огромным, притягательным чудовищем, которое способно вытащить и сожрать мое сердце под моим собственным одобрительным взглядом. И я осматриваю его сейчас так, будто впервые вижу, сканирую удивленными, воспаленными от пережитого стресса глазами.
Сейчас Камал был не похож на себя. Всклокоченные волосы, безумный взгляд, мертвенная бледность.
– Надо поговорить, – выдохнул он, отчего-то обеспокоенно оглядываясь на улицу, оценивая вид на нашу дорожку.
– Да пошел ты, – Игорь поспешил спуститься с лестницы, явно нацеленный на то, чтобы выкинуть из своего дома, своей берлоги незваного гостя.
И тут меня снова прострелила затяжная боль. Господи…я не стала сдерживать крик.
Глава 36
– Иди отсюда, тебе здесь не рады! – Игорь смотрел на меня с ненавистью воспаленными глазами с красными прожилками. Он даже расправил плечи, как только оказался возле меня, практически кубарем скатившись с лестницы. Его затронутое эго разворачивалось все больше и больше, рискуя накрыть с головой погребя под завалами всех, кто находился в комнате и даже ту, что оставалась наверху, держась за перила лестницы, едва не сгибаясь от боли пополам.
Моя…сильная, слабая девочка…Жар-птица…
Не обращая внимания на этого неприятного типа, который по-павлиньи решил так не вовремя распушить передо мной свой хвост, я брезгливо обошел его по дуге, взлетел по лестнице вверх.
– Ты как? – бросился к Оксане.
Несмотря на боль, которая плескалась в ее глазах, она нашла-таки силы, чтобы продемонстрировать свой характер – выставила вперед руку.
– Не приближайся, – предупреждающе прорычала она.
Снизу что-то заквакал Игорь, но я только утер рукой лицо. Черт. Времени оставалось все меньше и меньше.
Одного взгляда на женщину, которая буквально корчилась от боли, хватило, чтобы понять: еще немного, и в этом доме скоро станет на одного человека больше…
Чтобы уже через несколько минут в нем вообще не осталось никого в живых.
Мать вашу.
Мои парни, к сожалению, работали также активно, оперативно, как швейцарские часы, они точно знали, что не должно быть никаких поблажек к тем, на кого поступил заказ. Это вбивалось в их головы в буквальном смысле – в нашем деле не должно было быть ни единой ошибки.
Снова по привычке выхватил из кармана сотовый телефон, будто бы надеясь в тысячный раз набрать номера исполнителей, отменить заказ и в тысячный раз отринул эту идею – я был под колпаком ФСБ и не мог привлечь внимание так глупо и тупо. Хватило уже одной невероятной глупости в моей жизни – вместо того, чтобы зачищать собственные следы, следы своего криминального прошлого, я что есть силы, сломя голову спешил сюда, чтобы спасти свою любимую женщину.
Спасти…
От самого же себя.
– Хватит, – гаркнул я на Игоря, который уже оказался за моей спиной и привел в чувство своим напором Оксану. – Прекратите, оба!
Они буквально замерли, каждый на своем месте.
– Нужно спешить, убираться отсюда.
– Эй, умник, ты не видишь, что мы и так спешим отсюда уйти? Но – без тебя! – в голосе Игоря плескалась неприкрытая агрессия, держу пари, что у него чесались кулаки, чтобы напомнить мне об одном «мужском», по его мнению, разговоре.
– Нам нужно в роддом, – простонала Оксана очевидное, и снова взялась за низ живота, выпрямляясь – видимо, приступ боли уже прошел.
– И без тебя! – насупил брови Игорь.
Оксана переводила свой растерянный взгляд с него на меня, но я не дал ей сказать то, что крутилось у нее на языке и выгнать меня из дома. Только не в этот раз, когда я служил гарантом ее жизни!
– Быстро! – скомандовал я. – Торопитесь! Нужно срочно уходить из дома. Я поеду с вами.
– Да поше…
– Это не обсуждается! – крикнул я, подбегая к Оксане. – Мне пришлось оставить машину за несколько километров от вас, чтобы меня не…
При этих словах Игорь прищурился и едва удержался, чтобы не потереть самодовольно руки. От этого движения, которое не укрылось от меня, мне стало тошно – оно буквально ударило по оголённым нервам, и я едва сдержался, чтобы не броситься на него, обрушивая всю свою ненависть на этого плюгавого, нечестного, тупого, ограниченного человечка.
Оксана положила свою руку мне на плечо, оперевшись, и я понял, насколько она дезориентирована от боли – что готова принять помощь даже от врага.
– Скорее, заводи машину, – простонала она, подняв свой измученный взгляд на Игоря. – Скорее.
– Я с ним, – он указал пальцем на меня и мне снова захотелось дать ему хорошую затрещину. – Не поеду.
– Быстро! Я рожаю! – закричала Оксана. – Или сам будешь принимать у меня роды, ясно?!
Глава 37
Однако этот удод в светлых брючках не сдавался. Оксана уже полулежала на заднем сидении машины, облокотившись на свою сумку с вещами, явно приготовленную для родильного дома, как этот черт, набычившись, сделал шаг ко мне, не давая сесть в пассажирское кресло рядом.
– Давай, вали отсюда, – прошипел он.
Меня сложно было испугать таким поздним и совсем не актуальным проявлением сомнительной мужественности, – я-то точно знал, какое гнилое, трусливое нутро у этой собачки.
– Если я не поеду с вами, вас ждет та же участь, что и Германа Этуша, – я пронзительно посмотрел в его глаза, и увидел, как там всплыли воспоминания об истории, в которой было это имя, понимание того, о чем я говорил. Этуш был тем самым директором компании, которую я прибрал к рукам, пропавший без вести со своим сыном, наследовавшим имущество.
Он чертыхнулся себе под нос, правильно поняв мое предостережение.
Брякнулся на сиденье, завел мотор. Я, не теряя времени, пристегнулся, хлопнул дверью, повернулся к нему.
– Ты сдал меня властям, – сдерживая ярость, прорычал ему в лицо. Он дернулся, выезжая со двора. Не сразу верно повернул руль и сбил садового гнома, который стоял у въезда в их коттедж, что выдало его крайнее замешательство.
– Это сделал ты, – уверенно и мрачно сказал я.
Оксана застонала.
– О чем ты говоришь? – задала она вопрос, который буквально повис в воздухе. Игорь выровнял машину и влился в редкий поток машин на дороге в город.
Я открыл окно со своей стороны и вытащил руку, привлекая к себе внимание тех, кто должен был оказаться снаружи. Надеялся, что мои люди сделают все верно – прежде чем приступать к выполнению операции удостоверятся, что не зацепят лишних людей. Тем более МЕНЯ.
Игорь покосился на это движение и нахмурился. В его мозгу началась бурная мыслительная работа.
Через секунду лицо его разгладилось – он ПОНЯЛ, что происходит.
– Ты нас заказал? За нами едут? Поверить не могу! – от шока его лицо стало бескровным, белым, как бумага.
Вместо ответа я чуть повернул голову к окну.
– О чем он говорит? – Оксана больно ткнула указательным пальцем меня в плечо.
– Твой герой, – презрительно выплюнул Игорь, – заказал нас. Тебя и меня.
– Что это значит?
Ожидаемо никто ей не ответил. Мне было стыдно говорить, что это правда, и я не мог отринуть, изменить действительность, которая порабощала нас сейчас. Игорь же занервничал – глаза его забегали, машина пошла неровно.
Я не удержался и поставил руку на руль, выравнивая ход автомобиля.
Игорь дернулся, как от пощечины.
– Что это ЗНАЧИТ? – закричала в панике Оксана, дернула мужа за рукав. Он резко повел плечом, пожевал нижнюю губу, пальцы его дернулись, а после сильнее сжали руль.
– Это значит, дорогая моя, что нас с тобой убьют его люди.
Оксана подавила вздох, а я закатил глаза.
Было понятно, что она находится в глубоком шоке. Девушка начала быстро дышать, со свистом выдыхая воздух сквозь зубы.
– Да ты вообще с ума сошел? – она придвинулась вперед и буквально протащила свое тело, чтобы оказаться между нами. Было понятно, каких неимоверных усилий ей стоило это сделать.
Я снова закатил глаза. Извиняться за то, что отстаивал свое, свою точку зрения теми методами, к которым привык, которыми жил все это время, было невозможно. Невозможно и глупо. У меня были отработанные схемы, которые, как оказалось, не мог уже изменить даже я, их создатель, если бы очень сильно захотел. Подтверждение тому – что я еду в машине с самыми…я мысленно пощелкал пальцами, подбирая определение для них... ненавистными мне людьми, только чтобы мое распоряжение не было исполнено.
– О, это из-за того, что Игорь накопал на тебя компромат? – вдруг с яростью выдохнула она, и от этих слов у меня все опустилось. Никогда бы не подумал, что она будет играть за другую команду. Какими бы странными и натянутыми не были между нами отношения, как бы ни множились недоговоренности…
– Как давно ты знаешь? – повернулся я резко в ее сторону, буквально оказавшись нос к носу. От злости она побледнела, и тонкие, полупрозрачные веснушки на носу стыдливо и трогательно обнажились. Она не дернулась назад, смело выдержала мой взгляд.
– Давно! – чуть дернула подбородок вверх эта женщина.
Меня разодрало какое-то иррациональное злорадство.
– А что ты хотела? Думала подставить меня, и это бы сошло вам с рук? – крикнул я. – Вы хоть представляете, что вы наделали?
Игорь рассмеялся противным, ненастоящим, натяжным смешком.
– ОО, очень прекрасно понимаю, – глядя ровно вперед, сказал он. – Тебе грозит тюрьма, и ты от нее не откупишься.
– Тюрьма? – выдохнула Оксана, посмотрев на меня. В глазах плеснулась боль, губы едва заметно задрожали, как у маленькой девочки, получившей незаслуженную оценку. – Не может быть.
– За такое ремнем по заднице не получишь, за все твои прегрешения нужно будет ответить перед законом! – фанатично закричал вперед ощетинившийся, раскрасневшийся Игорь.
Я взъерошил волосы, сжимая пальцы в кулаки, уцепился за волосы, чтобы не броситься на этого ужасного вруна. Это его самодовольство истинного бюргера меня начало выводить из себя. Чем этот придурок был лучше меня? Чем?
Глава 38
– Как ты мог, – ударила меня Оксана в плечо. Волнуясь, посмотрела по сторонам, вгляделась вперед, будто бы могла увидеть, разглядеть, распознать моих парней, которые должны были прийти по наши души. И закричала, запричитала в страшной истерике, которая тут же заставила подскочить мой пульс до критической отметки. – Ты не человек! Чудовище! Отвратительное, грязное чудовище!
– Знаешь что, моя дорогая? – звенящим от напряжения голосом сказал я. Повернулся, отстегнул карабин ремня безопасности, чтобы придать своим словам больше веса, заставить достучаться до опаленного событиями, болью, сознания Оксаны.
Терпение, вспыхнув как спичка, погасло, и у меня не осталось никакой возможности удержаться в рамках правильного, верного и спокойного поведения. Нервы колотились внутри, стало сухо в рту и противно на языке от того, что я говорил и должен был сказать. Но отчего-то вся эта ситуация не оставляла другого варианта развития события, только один – вскрыть чертов нарыв, чтобы гной, наконец, вылился наружу, показывая всю свою нелицеприятную, гадкую до мерзости, правду.
– Твой прекрасный муженек давно и счастливо изменяет тебе с моей секретаршей, – четко и внятно говорил ей в лицо, краем глаза наблюдая, как водитель нервничает от правды, которую долго скрывал. – И прекрасно при этом себя чувствует. Правда же?!
Тот не ответил, только послал убийственный косой взгляд в мою сторону. Но я не возгорел на месте, не покрылся инеем, нет.
– Как думаешь, отчего вы так быстро разбогатели? – меня несло все дальше и дальше, остановиться было невозможно. Давно нужно было это сделать. И сейчас, перед лицом возможной смерти, эти откровения лились сами собой, как из рога изобилия. Я слишком давно не говорил по душам, и сейчас эти крики в машине, стремящейся в ад, больше походили на исповедь, чем любые другие слова, сказанные в келье при служителе церкви.
– Не хочу этого знать, – охнула Оксана и лицо ее, прекрасное лицо, скривилось, будто бы кукольное.
– Он продал тебя мне. Про-дал! – кричал и бесновался я.
Во мне не было торжества, когда я понимал, что рушу сейчас не одну, не две жизни, ничего такого. Пришла пора освободить всех нас от этого тупого греха, на который наслаивались все остальные несчастья.
– Как? – она перевела взгляд на мужа, и немного откинулась назад, на заднее сиденье.
Он же смотрел на нее в зеркало заднего вида, но не отвечал. Плечи его сжались, и сам он весь будто стал меньше.
– Все очень просто, – продолжал давить я, танцуя на больной ране, засовывая в нее свой тупой, заржавевший от времени и невысказанных слов, нож правды. – Я предложил сделку: одна ночь – моя фирма.
Оксана зажала кулаком рот.
Охнула, завыла. Глухо, безбрежно, безнадежно.
Она все поняла. Сразу же.
– Я ждал тогда тебя в гостинице. Не был уверен, что придешь. Но…ты пришла…
Она молчала, только смотрела ошарашенными глазами то на меня, то на него, ища какие-то слова поддержки, опровержения во взгляде, которым он сумрачно давил на нее в зеркале заднего вида.
– А тогда, во вторую ночь, когда Игорь был в Германии…Это тоже… – она не могла подобрать слов, задыхалась, билась в агонии нашего общего предательства. – Тоже оплаченная акция? Он положил меня под тебя?!
В салоне повисла напряженная тишина, держу пари, если бы сейчас чиркнула зажигалка, то машину бы разнесло к чертям от разгоревшейся ненависти и ярости, которая скопилась, сконцентрировалась в этом маленьком пространстве.
И вдруг Игорь расхохотался.
Он буквально ржал, некрасиво похрюкивая, и это тоже походило на истерику, что буквально пугало. Машина снова пошла неровным ходом, Оксану дернуло из стороны в сторону, и она подняла руки, чтобы опереться о потолок нежными тонкими руками с изящными запястьями, которые вынырнули из-под ее блекло-голубого плаща и длинных рукавов платья.
– Так значит…– пытался сказать он сквозь свой смех. – Это я – обманутая сторона? Я?!!
Он указывал на себя большим пальцем правой руки и все повторял одно и то же, вдруг начав вытирать уголки глаз от слез, проступивших благодаря смеху.
– Ты изменял мне! – крикнула Оксана. Яростно, зло бросив в него эту правду, как скомканную перчатку, объявление дуэли.
– О нееет, женушка, – всхлипывал он. – Специально женился на Страшилище, чтобы не посмела изменять, чтобы верно ждала, ублажала, а ты…
Он вдруг остановил свой фарс и громко и противно закричал на нее, буквально подпрыгивая на сиденье, чтобы заглянуть в зеркало заднего вида. Ради этого даже отстегнул ремень безопасности, мешающий, сковывающий движения.
– Ты предала меня! Предала!
– Да ты меня даже не любил! – завыла она, рыдая.
– Как и ты, как и ты! – подтвердил он.
Я снова повернулся всем корпусом к ней, моля взглядом сказать мне, что мне делать, как облегчить ее боль. Это сюрреальное ощущение, после того, как больно и страшно сделал я ей только что, открыв все, сорвав пластырь с этой гноящейся раны взаимного молчания на троих.
– Я нужна была тебе только потешить самолюбие, – сказала она мрачно, глотая слезы, в потолок. – Но знаешь, что. Сейчас мне все равно.
Она снова схватилась за живот, завыв от боли, раздвинула ноги, и я боязливо отпрянул, сам не зная чего ожидая от беременной женщины, но все равно протянул руку и ухватился за ее хрупкую холодную ладонь, сжав ее в поддерживающем жесте.
– А тебе? Ты тоже тешил свое самолюбие? – не смотря вперед, спросила она, выдохнув через секунду. Я понял, к кому она обращалась. Другого и не должно было быть. Только ко мне.
– Никогда..ни-ког…
– Черт!.. – вдруг выматерился Игорь, вильнув рулем, от чего машина буквально улетела в сторону. Нас всех тряхнуло сначала вправо, потом влево, когда он все же на высокой скорости выправил автомобиль.
– Я все понял! Так это и не мой ребенок! Ах ты, су…
И в этот момент нас дернуло, железо машины заскрипело, и будто в замедленной съемке я увидел, как лицо Оксаны, ее губы вытягиваются в большое яркое «О» – изображение страха, внезапного ужаса и предзнаменование печального конца.
Машину развернуло, прижало со всех сторон, мое тело, не пристегнутое ремнями безопасности, подпрыгнуло вверх, я ощутил сильный удар о потолок плечом, головой, шеей. Тут же ощутил, как меня придавило тело неудачливого водителя, который явно не справился со стрессом за рулем и не удержал в своих руках руль, от чего поплатились своими жизнями все те, кто находился в машине.
И в ту же минуту лицо пронзила острая боль, как если бы тысячи пчел одновременно укусили щеки, губы, виски, подбородок. Под зажмуренными глазами блеснула хвостом яркая радуга, вспенились цветы фейерверков, раскинула пуховые объятия безумная чернота забвения. На заднем фоне испуганно закричала Оксана, но все, что я мог сделать, это только чуть повернуться в ту сторону, откуда раздавался ее плач, мольба и молитва о помощи.
И услышать его в последний раз в своей жизни.
