Текст книги "Ложь (СИ)"

Автор книги: Вера Голубкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

– Уже иду, – дон Теодоро вышел из комнаты, а Вирхиния со слезами на глазах подошла к Джонни.

– Прости меня, Джонни, прости, – начала она. – Я не хотела подслушивать ваш разговор, это получилось нечаянно. Я так расстроилась… Мне так больно от того, что ты сказал.

– С какой стати тебе должно быть больно? И я не вижу причины для слез.

– Еще раз прости меня. Мои бедные слезки уже высохли. Они тебя только сердят.

– Вирхиния!

– Но я больше не стану докучать тебе, не хочу надоедать. Видишь? Я не хочу, но продолжаю плакать, слезы сами текут из глаз. Пожалуй, мне лучше уйти, чтобы ты не видел, как я плачу. Я избавлю тебя от этого отвратительного зрелища. Прости меня, прости, я никчемный человек. – Вирхиния тихонько выскользнула из комнаты, на ходу вытирая слезы и надеясь, что Джонни остановит ее и подойдет к ней, чтобы утешить. Джонни шагнул к Вирхинии и тут же остановился, заметив другую девушку. Ту, что воспламенила его мечты, наполнила сны и душу.

– Вероника! – позвал он.

– Что случилось, Джонни?

– Ничего, почти ничего.

– Вирхиния вышла отсюда заплаканной.

– Ты же знаешь, для слез ей не нужно много.

– Конечно, но…

– Бедная Вирхиния, она славная, но иногда невыносима!

– Джонни!

– Она осталась той же маленькой девчонкой, что не давала мне играть, когда я приезжал домой на каникулы. Ее любимым развлечением было сделать мне какую-нибудь гадость, а потом жеманничать, сюсюкать и лить слезы.

– Не без того.

– Ты смеешься?..

– А что еще мне делать? Она доставила мне удовольствие, показав, что впервые ее метод не сработал.

– Метод? Ты думаешь, что у нее все распланировано?

– Даже не знаю, что сказать. На самом деле та Вирхиния, что представляется тебе наивной простушкой, для меня – загадка.

– Как ты сказала?.. Загадка?..

– Смейся, смейся, но она гораздо хитрее, чем ты думаешь. Хотелось бы мне думать, как ты.

– Вероника, она чем-то насолила тебе, причинила боль? Скажи мне правду.

– Я много думала об этом – я не могу обвинить ее в чем-то конкретно, а если бы и могла, то не стала бы, так что давай оставим эту тему в покое.

– Почему не стала бы? Ты не доверяешь мне?

– Доверяю, конечно, но не люблю жаловаться и осуждать других. Каждый из нас такой, каким сотворил его Бог, и каждый ведет себя по-своему. Одни парят высоко, как орлы, а другие ползают подобно червякам.

– Что ты имеешь в виду? О ком говоришь?

– Ничего и ни о ком. Это всего лишь метафора, чтобы ты мог понять.

– Вероника, – Джонни нежно взял дрожащую руку девушки в свои, словно желая спасти от чего-то, и умоляюще посмотрел в ее черные глаза, – какой ценой заслужить мне твою любовь? В обмен на что? Какой подвиг совершить? Какую жертву принести?

– Джонни, милый, мы договорились не говорить о любви какое-то время.

– Знаю, ноесть вещи сильнее воли. Вероника, ответь на мой вопрос: какое доказательство любви тебе нужно? Какой подвиг? Какая жертва?

– Ради Бога, Джонни, вспомни наш уговор.

– Не могу! Я забыл его, и знаю только, что люблю тебя, очень сильно люблю!

– Деметрио! – вскрикнула Вероника

– Вероника, я у Ваших ног. – Подошедший Деметрио почтительно склонился перед девушкой. – Как поживаешь, Джонни? Боюсь, я пришел некстати. Еще слишком рано.

– Рано для чего?

– И в самом деле, не ко времени. Вы позвали меня пофехтовать сегодня вечером.

– И правда! Прошу меня простить, Деметрио, у меня плохо с головой.

– Я Вас не виню. – Деметрио взглянул на Веронику и слегка улыбнулся. Под взглядом Сан Тельмо девушка совершенно смешалась. Ее щеки порозовели, а глаза под гусыми ресницами забегали. От смущения она еще больше похорошела. – Вы сказали, что обычно по пятницам в оружейном зале собираются несколько Ваших друзей и добавили, что иногда Вероника присоединяется к ним. Это меня удивило и пришлось по душе. Умение фехтовать – единственное, чего не хватало сеньорите Кастело Бранко.

Вероника выпрямилась, словно тонкий дротик язвительной иронии ранил ее до самой глубины души, но тут же овладела собой. Собрав в кулак всю выдержку, она спокойно ответила:

– Мне нравится фехтование, и говорят, что фехтую я не так уж плохо. – Вероника улыбнулась, а в обжигающей тьме ее зрачков полыхнул вызов. – Впрочем, к чему слова? Рапира скажет за меня, сеньор Сан Тельмо. Сегодня вечером, если угодно, я могу сразиться с Вами.

– В самом деле? Не думал, что Вы скрещиваете шпагу с мужчинами.

– В противном случае, я ни с кем не смогла бы скрестить свою шпагу. Думаю, во всем Рио не найдется и трех любительниц. Любовь к фехтованию передалась мне по наследству. Мой отец обожал фехтование. В нашем доме на улице Двух Морей был большой оружейный зал.

– В таком случае, почту за честь.

– С Вашего позволения, я буду первым, – вмешался Джонни. – Я безуспешно пытался пофехтовать с Вероникой с тех пор, как приехал. Какое-то время она не участвовала в поединках. Полагаю, у меня есть право быть первым.

– Не смею с Вами спорить, но настаиваю на праве быть вторым.

– О, Боже, я сейчас же заведу блокнотик, как на танцах. Альберто Герра Камоэс и Хулио Эстрада тоже ждут такого случая. Думаю, они тоже придут сегодня вечером.

– Эти двое – не в счет. Я знаю, ты легко их одолеешь.

– Вероника, иногда Вы вселяете ужас, – усмехнулся Сан Тельмо.

– Не выносите приговор раньше времени, инженер. И подумайте, что в списке Вы последний, но последние могут стать первыми. – Вероника кокетливо улыбнулась, мило указав на великолпные фарфоровые часы, украшающие мраморный камин. – Сейчас четверть шестого, и тетя не замедлит распорядиться накрывать стол. С Вашего позволения, пойду переоденусь к чаю.

– Полагаю, нам всем следует переодеться. Я пришел в костюме, не думая, что буду фехтовать.

– У меня есть два лишних нагрудника и фехтовальные маски. Идемте в мою комнату, поищем что-нибудь подходящее для Вас. – Джонни подхватил Деметрио под руку, но оба не двинулись с места, глядя вслед удаляющейся стройной и хрупкой фигурке, за которой полетела их душа. – Нет другой такой девушки, как Вероника!..

– Вы правы, Джонни, такой – нет!..

***

– Вирхиния?!..

– Ты удивлена, застав меня в своей комнате?

– Немного. В чем дело? Что-то случилось?

– Ничего.

Вирхиния удобно расположилась в маленьком, обитом кожей кресле, стоящем в уютном уголке рядом со светильником, книжной этажеркой и курительным столиком. Сидя в кресле, Вирхиния спокойно курила, с наслаждением вдыхая дым сигареты. Она с любопытством оглядела комнату, и ее холодные, насмешливые глаза остановились на удивленном лице двоюродной сестры.

– Знаешь, атвоя комната очень миленькая и оригинальная. Ты обставила ее с большим вкусом.

– Твоя комната гораздо роскошнее моей.

– Тетя Сара продолжает считать меня маленькой девочкой, и комнату обставила, как для ребенка.

– Как для любимого ребенка. Думаю, твоя мебель самая дорогая в доме.

– Тетя очень любит меня, а тебя это раздражает.

– Ни капельки.

– Именно такого ответа я и ждала от тебя. Тебе безразлично, любит тебя тетя или нет.

– Я так не говорила.

– Зато даешь понять, что тебе все равно. Ты никогда не старалась добиться ее любви, и ничего не сделала, чтобы она ценила тебя, а теперь удивляешься, что тетя противится вашей с Джонни свадьбе.

– Что ты сказала?

– Тебя удивляет, что я в курсе всех событий?

– Как раз это меня не удивляет, я знаю, что ты во все суешь свой нос, и всё про всех знаешь. Меня удивляет твое отношение ко мне, твои слова, и даже то, что ты в моей комнате. Раньше ты никогда сюда не заходила.

– Я пришла выкурить сигарету. Понимаешь, мне нравится курить, но тетя Сара всегда плохо отзывается о курящих женщинах, и я не хочу, чтобы она увидела сигареты и окурки в моей комнате.

– А потому, оставляешь их в моей… Понимаю.

– Тетя Сара почти никогда не заходит сюда, и потом, в конце концов, тебе-то что… Так, пустячок…

– Между прочим, я не курю.

– Подумать только!.. Это – простительный грешок, а у тебя достаточно наглости, чтобы сказать тете Саре, что ты куришь просто потому, что тебе так хочется. Понимаешь, курение вяжется с твоим образом, а с моим – нет.

– Вирхиния, что ты предлагаешь?

– А что ты хочешь? Я ничего не предлагаю, разве что приложить усилия и подружиться.

– Мы родственницы.

– Я знаю, что мы родственницы, но мы никогда не дружили. Ты всегда смотрела на меня свысока, как на ничтожество.

– На ничтожество, способное кусаться и царапаться. Ты впивалась в меня когтями и зубами с тех пор, как вошла в этот дом.

– Ох, Вероника!..

– А потом, рыдая, бежала прятаться в объятия тети Сары, которая ничуть не сомневалась, что тебя обидели.

– Какая ты злопамятная, Вероника! Ты всегда припоминаешь мне те детские глупости.

– Те детские глупости заставили тетю Сару заточить меня в колледж раньше на целых полгода.

– И из этого колледжа ты вышла необычайно образованной. Джонни восхищен твоим образованием, все начали изучать языки, многие из которых ты уже знаешь.

– Полагаю, ты ждешь моей благодарности за это.

– В конце концов, ты могла бы смотреть на это немного проще и быть доброжелательней, а не копить злость.

– Я не держу зла на тебя.

– Вот и славно! Тогда почему бы тебе не присесть, чтобы мы поговорили, как сестры. Мы никогда так не говорили.

– В следующий раз. Сейчас мне нужно переодеться, меня ждут.

– Вот как! Джонни и Деметрио. Я догадывалась, что он придет.

– Догадывалась?

– Ты такая обходительная с Джонни, прямо, сама любезность.

– Так ты шпионишь за нами.

– Шпионаж – очень оскорбительное слово, я увидела вас случайно. Джонни держал тебя за руки и хотел поцеловать. Хорошо, что Деметрио пришел вовремя, а не то…

– Ничего не случилось бы. Не думаю, что Джонни хотел меня поцеловать.

– С твоего позволения, я не поверю.

– Верь, чему хочешь. Извини, но мне нужно переодеться.

– Не думаю, что я тебе помешаю. Могу даже помочь. Ты будешь рада блеснуть в фехтовальном костюме перед своими почитателями. Твои эксцентричные выходки производят на них большое впечатление, и это одна из них.

– Довольно, Вирхиния! Зачем ты пришла? Что тебе нужно?..

– Ничего!

– Почему бы тебе не оставить меня в покое?

– Я хочу посмотреть, как ты одеваешься, раскрыть секрет твоего макияжа, словом, понять из чего складывается твое загадочное обаяние, при помощи которого ты вертишь мужчинами, как тряпичными куклами.

– С чего ты взяла?..

– Это бросается в глаза. Не будем говорить обо всех, кому ты устала давать от ворот поворот, остановимся на двух последних: Деметрио и Джонни.

– Оставь Деметрио в покое!

– Почему? Он – твой любимчик?

– Ничего подобного, оставь меня.

– Он тебе ужасно нравится, я знаю, а нравится потому, что ты не можешь вертеть им.

– Хватит, Вирхиния!

– И, кроме того, он отлично подходит для того, чтобы вывести Джонни из себя и заставить его подумать о женитьбе. Если бы не Деметрио, Джонни не был бы таким храбрецом.

– Замолчи! Мне не интересно, что ты говоришь, и зачем. Я хочу, чтобы ты оставила меня в покое.

– Хорошо, но с одним условием: отрекись от Джонни!

– Что?

– Поклянись, что не будешь слушать его признания в любви и не ответишь на его мольбы, что бы ни случилось.

– Но, по какому праву ты…

– Ты не выйдешь замуж за Джонни, Вероника!.. Ты не станешь хозяйкой этого дома. Поклянись, дай мне слово, что откажешь ему, или будешь иметь дело со мной.

– Да кто ты такая, чтобы требовать у меня такие клятвы?.. По какому праву ты лезешь в мою жизнь и душу? По какому праву собираешься указывать мне? Я буду поступать по совести и делать то, что захочу, о чем попросит мое сердце! Только так, и не иначе!

– Нет!.. Нет, Вероника, ты не выйдешь за Джонни! – злобно выплюнула Вирхиния, подходя к двери и вызывающе вскидывая голову. Она стала похожа на гадюку, готовую укусить – враждебная, быстрая, решительная. В зеленовато-синих глазах Вирхинии металась дьявольская молния, придававшая ей странное сходство с кошкой.

– Вирхиния!. – окликнула сестру Вероника.

Не ответив, Вирхиния выбежала из комнаты. Вероника сделала несколько шагов к двери, будто хотела задержать ее, но замерла в оцепенении, стараясь понять, насколько ей важен Джонни, если только сестринская привязанность заставляет ее покорно выслушивать его признания в любви?

Другой человек стоит перед ее глазами: гордый мужчина с орлиным взором, тот самый Деметрио де Сан Тельмо, властелин и соблазнитель, в чьих странных глазах она столько раз читала слова любви, ни разу не слетевшие с его губ.

Вероника быстро подошла к широкому зеркалу и внимательно оглядела свое отражение. Как и любая другая женщина, она понимала чары своих прелестей и осознавала, сколь всесильно ее оружие. Лишь одно желание пылало в ее груди – достучаться до сердца Деметрио де Сан Тельмо, покорить этого мужчину, сделать своим, а потом убежать с ним далеко-далеко из этого дома, в котором она задыхалась.

Прочь! Подальше от Вирхинии с ее интригами, от тети Сары, подальше от Джонни с его целомудренной любовью, на которую она не могла ответить. Лишь при мысли о дяде Теодоро, так похожем на ее отца, сердце Вероники встрепенулось, но образ Деметрио снова затмил ее мысли. Именно о таком мужчине мечтала она, и вот жизнь преподнесла ей этот подарок.

Это – любовь. Огромная, безмерная, затуманенная слезами, обагренная кровью любовь, и эта любовь умоляла ее пламенную душу сгореть в ней, словно в большом костре, освещающем и пожирающем ее.

Глава 4

– Хочешь еще чаю, Теодоро? – уже во второй раз спросила мужа донья Сара, протягивая ему чашку с чаем.

– Да нет, спасибо, ничего не нужно… Хочу посмотреть фехтовальные поединки. – Теодоро Кастело Бранко отодвинул предложенную женой чашку.

В тот вечер огромный оружейный зал роскошного особняка, где проходили состязания, был заполнен людьми. Собственно говоря, этот зал вполне мог сойти за небольшой театр. Фехтовальная дорожка представляла собой помост в виде сцены. В зрительном зале стояли массивные удобные кожаные кресла и легкие кресла-качалки из Вены, а кроме того, маленькие столики и прочая мебель для различных нужд.

Столы были накрыты и ломились от расставленных на них ликеров, чая и фруктов на любой, самый привередливый вкус. Около дюжины симпатичных юношей в фехтовальных костюмах прохаживались в сторонке от других, обсуждая состоявшиеся поединки…

– Альберто Гомес был изумителен, правда, папа?

– Да, сынок, и Хулио Эстрада тоже. Если и дальше все будут фехтовать с подобным пылом, можно будет вновь учредить награды. Со времен моего деда и отца мы ежегодно разыгрывали здесь кубки и медали.

– Не думаю, что этот пыл сохранится надолго. Теперешние юноши считают фехтование довольно старомодным, – охладила мужа донья Сара.

– А мне нравится фехтование! – с жаром воскликнул Джонни. Это – спорт старинной знати, благородного дворянства, одним словом, истинных рыцарей. Мне не по душе решать вопросы чести кулаками, как это делают американцы.

– Рад слышать, что ты так говоришь, сынок, – похвалил Джонни дон Теодоро. – Это доказывает, что в тебе течет кровь нашего старинного рода.

– А мне нравится только то, как сидит на тебе этот костюм, – снова вмешалась в разговор донья Сара, окинув сына горделивым взглядом. – А все прочее меня ужасает. Мне страшно при мысли, что вы можете поранить друг друга или выколоть глаза этими проклятыми рапирами.

Заметив материнский взгляд, Джонни довольно улыбнулся. Костюм, и впрямь, ему к лицу, сидит, словно с иголочки, и Джонни с постыдным удовольствием отметил, что Деметрио де Сан Тельмо не так хорош собой – одолженный нагрудник ему явно мал.

Сан Тельмо с угрюмым, задумчивым видом сидел в стороне от всех, в тихом уголке, терзаемый мрачными мыслями. Джонни как радушный хозяин быстро направился к нему.

– Вы ничего не взяли, Сан Тельмо, – обратился он к гостю с приветливой улыбкой на губах.

– Мне ничего не хочется, благодарю Вас.

– Не желаете размяться со мной, пока мы ждем Веронику?

– С ней что-то случилось? Почему ее до сих пор нет? Сколько времени ей нужно, чтобы переодеться? Прошло около часа, как мы ее оставили.

– Подумайте о том, что мы тоже опоздали.

– И все же.

– Сюда идет Вирхиния… возможно, она знает. Пойду, спрошу у нее. – Джонни быстрым шагом пошел к двери, в проеме которой показалась Вирхиния в вечернем платье. Гости неторопливо рассаживались по местам перед очередным поединком.

– Вероника тоже спустилась вместе с тобой? – нетерпеливо спросил сестру Джонни, стараясь, чтобы его никто не услышал.

– Нет.

– А где она?..

– В своей комнате, и придет не скоро. Она еще и не начинала переодеваться.

– Не начинала? Почему?

– Ты же знаешь, какая она. Ей нравится, чтобы ее ждали.

– Этого я не знал.

– Знаешь, мне бы хотелось, чтобы она задержалась у себя подольше.

– Почему?

– Да потому, что как только она появится, ты глаз от нее не оторвешь, так и будешь пялиться весь вечер только на нее.

– Ты так считаешь?

– И не без оснований. У тебя будут на то причины. Я не из тех завистников, кто отрицает очевидное. Должна признать, что Вероника очень красива в фехтовальном костюме. – Вирхиния по-детски плаксиво поджала губы и оперлась рукой на плечо смущенного Джонни, который обеспокоенно смотрел на нее. – Может, посидишь со мной немного, пока она не придет? Это не слишком большая жертва для тебя?

– Ничуть, и брось ты эти глупости.

– Я понимаю, что надоела тебе, Джонни, но я так страдаю.

– Страдаешь?.. Ты?

– Иногда я думаю, сколько еще смогу выдержать. Пойдем отсюда… В зале слишком жарко и душно. Мне нужно немного подышать. – Вирхиния крепко вцепилась в Джонни и буквально вытолкала его за дверь.

Дорожка, ведущая от особняка к оружейному павильону с гимнастическим залом, обсажена глициниями и жимолостью. Вдоль нее стоят мраморные скамейки, и Вирхиния, замыслив нечто недоброе, подвела Джонни к одной из них, укрытой от любопытных глаз, густыми ветвями кустарников.

– О, господи, Вирхиния, ради бога…

– Иди сюда, Джонни. Сядь и выслушай меня. Дай мне десять минут, не больше, а потом пойдешь к своей Веронике и проведешь с ней весь вечер.

– Но, Вирхиния…

– Это ненадолго. Если бы ты знал все мои сомнения и тревоги. У меня на душе так беспокойно…

Никто, казалось, даже не заметил, что Джонни и Вирхиния ушли из зала. Никто, кроме угрюмого гостя, прибывшего в столицу из Матто Гроссо. Побуждаемый неведомой силой, Деметрио тихонько выскользнул из зала на аллею. Возможно, по лицу и поведению Вирхинии он догадался, что может услышать нечто важное, а, может, им двигало страстное желание узнать побольше о Веронике. Стараясь двигаться бесшумно, Деметрио незаметно от Джонни и Вирхинии юркнул за скамейку и успел спрятаться за клумбой с вьюнками. Все средства хороши, если он хочет и должен всё узнать, а остальное неважно. Вирхиния и Джонни сели на скамейку, спинкой которой являлась как раз та клумба, за которой притаился Сан Тельмо…

– Вирхиния, честное слово, я ничего не понимаю. Что с тобой? Ты пытаешься сказать мне что-то, но я не понимаю, что.

– Джонни, это так тяжело... Мне трудно говорить об этом, я была бы счастлива, если бы ты сам догадался.

– Но я не волшебник, и не обладаю даром предвидения, клянусь тебе.

– Я знаю. Ты не видишь дальше собственного носа.

– Что ты имеешь в виду?..

– Стараясь быть хорошим, ты остаешься в дураках.

– Вирхиния!..

– Не обижайся, Джонни, печально, но это так. Я не могу видеть, насколько ты слеп. Ты узнáешь всю правду, но мне больно. Я до смерти страдаю, боясь, что ты мне не поверишь и будешь считать скверной клеветницей.

– Ты отлично знаешь, что этого не будет, так, может, оставишь, наконец, этот драматический тон? Ты – сущий ребенок, Вирхиния, очаровательная малышка, которую я люблю, как сестру. Я не хочу, чтобы ты грустила и тревожилась из-за кого-то. Я – твой старший брат, и помогу тебе стать счастливой.

– Я не могу быть счастливой, пока ты…

– Что – я?

– Ничего… Ничего…

– Опять эти слезы?.. Не будь такой плаксой, малышка. Оставь свои глупости и перестань плакать! Ну, хватит, хватит, не плачь, дай мне руку и пойдем обратно в оружейный зал, выпьем пару бокалов портвейна “Опорто”, и ты пообещаешь больше не грустить.

– Единственное, что тебя интересует, это успокоить и любым способом побыстрее избавиться от меня.

– Это не так, Вирхиния.

– Именно так, Джонни, и я отлично это понимаю. Я бы и сама ушла, но мне больно за тебя, Джонни… за тебя, а не за себя.

– За меня?..

– За тебя, Джонни, за тебя… ты ведь ничего не знаешь, а я никому ничего не могу рассказать.

– И что бы ты мне рассказала?

– Это бесполезно, Джонни, ты никогда мне не поверишь.

– Знаешь, что-то мне стало не по себе… как-то тревожно на душе.

– Это хорошо, что ты встревожен, по крайней мере, так тебя не одурачат.

– Кто старается меня одурачить?

– Она.

– О, господи, о ком ты говоришь?

– Для тебя существует лишь одна женщина, Вероника, если быть точнее. Ей одной ты вручил свою жизнь и душу.

При этих словах Джонни побледнел, но еще хуже было потрясенному до глубины души Деметрио Сан Тельмо. Судорожно сунув руку в карман, Деметрио извлек на свет маленький шелковый квадратик, окаймленный тончайшим кружевом. Тот самый женский платочек с ясно указывающей ему путь крупной изящной буквой “В”, который он откопал среди вещей брата.

Джонни вскочил со скамейки, порываясь уйти от Вирхинии и больше не слушать ее, но тоненькое, острое жало ревности уже проникло в его душу, отравило ее, и он, против воли, остался.

– Вот уже несколько дней ты пытаешься рассказать мне что-то о Веронике, но не сказала и половины. Если ты и дальше будешь продолжать в том же духе, то лучше ничего не говори!

– Господи, Джонни, ты не знаешь, что бы я отдала, лишь бы заставить себя молчать, но совесть не дает мне покоя!.. Ох, Джонни, Джонни, ты прав, лучше бы я ничего тебе не говорила! Не мне рассказывать тебе об этом.

– Подожди, Вирхиния, постой, постой…

– Нет, Джонни, нет…

– Не нет, а да! Говори... Ну, говори же.

– Если я скажу, ты никогда не простишь меня, возненавидишь, как будто это я виновна в том, что сделала она.

– Что сделала она?

– Мне лучше замолчать.

– Нет уж, договаривай, раз начала, назад пути нет. Не намекай, а честно расскажи обо всем. Так будет лучше.

– Не буду!..

– Будешь, потому что я приказываю тебе.

– Ох, Джонни! Не сжимай меня так, мне больно.

– Прости, я не хотел, но мне нужно, чтобы ты сказала, что тебе известно о Веронике?.. Неужели она – невеста Деметрио де Сан Тельмо?..

– Если бы только невеста…

– Если бы только невеста?.. Договаривай. Невеста, и что еще?

– Нет, Джонни… С Деметрио – ничего, совсем ничего, насколько мне известно. Только то, что ты видел, и больше ничего. Ах, Джонни, милый!.. Ты мне, как брат. Я и раньше говорила, что ты мне как брат… Я не могу молчать, и говорить тоже не могу… Ты станешь у нее допытываться, затеешь скандал… Об этом узнают дядя с тетей… какой ужас!..

– Будь любезна говорить яснее! – Джонни побледнел, на его висках выступил холодный пот, а руки заледенели. Он выпрямился и глубоко задышал, стараясь держать себя в руках. – Что с Вероникой?

– Если я скажу, ты подумаешь, что я клевещу на нее.

– Ничего я не подумаю. Говори.

– Ох, Джонни, Джонни, чтобы я все рассказала, ты должен дать мне честное слово… Да-да, поклясться жизнью своих родителей, что ни Вероника, ни они никогда не узнают, что это я сказала тебе правду…

– Какую правду?..

– Правду о Веронике…

– И что это за правда?.. Я жду. Надеюсь, ты уверена в ее виновности, и у тебя есть наглядные доказательства. Подумай, прежде чем обвинять ее.

– Я не обвиняю ее, Джонни…

– Тогда что же?..

– Ничего… ничего… Лучше бы я ничего не говорила…

– Теперь тебе придется говорить, даже если ты не хочешь. Я должен узнать всю правду. В чем ты собиралась обвинить Веронику?

– Я ее не обвиняю, и у меня есть доказательства…

– Доказательства чего?

– Того, что порядочный мужчина не должен на ней жениться.

– Что?.. О чем ты?..

– Джонни, ты сломаешь мне руки!.. Отпусти меня!..

– Хорошо, я отпущу, но в последний раз прошу – говори!

– Я не скажу ни слова, пока ты не поклянешься мне, что Вероника никогда об этом не узнает, и что ты ничего не скажешь тете Саре, не заставишь ее страдать… Поклянись мне в этом, Джонни… Поклянись!

– Хорошо!.. Клянусь. Но и ты поклянись мне, что скажешь только правду, и не будешь лгать. Поклянись, что докажешь свои слова… и не будешь больше плакать!

Вирхиния вытерла слезы, ее глаза снова вспыхнули дьявольским огнем. В тревоге и отчаянии она изо всех сил вцепилась в руку Джонни.

– Идем вглубь сада, где никто не сможет нас подслушать, – сказала она. – Вероника может прийти сюда с минуты на минуту. Здесь нас могут увидеть и услышать, а то, что я собираюсь сказать, должен слышать только ты. Я могу доверить эту тайну лишь тебе одному, чтобы спасти тебя от плохой женщины, потому что я люблю тебя, Джонни… Люблю!..

В карих глазах Джонни мелькнул испуг. Он тревожно огляделся по сторонам, а затем яростно сжал локоть Вирхинии и быстро потащил ее прямо через цветочные клумбы в глубину сада, где, как он думал, никто не сможет их увидеть и услышать. Деметрио де Сан Тельмо, дрожа от возбуждения и тревоги, бесшумно двинулся за ними. Он в сотню был бледнее и подавленнее Джонни, предвидя, что последует за этим, и всей душой терзаясь от неминуемого разоблачения…

– Рассказывай!

– Джонни, если бы ты знал, чего мне это стóит, на какую жертву я иду ради тебя.

– Вирхиния, договаривай, что хотела сказать.

– Я вижу, что тебе безразличны моя боль, мои страдания и слезы… тебе не важна даже моя любовь.

– Вирхи-и-и-ния!..

– Теперь я знаю, что для тебя весь свет на ней клином сошелся. Тебя ничто не волнует, кроме нее. Ты ничего не видишь и не слышишь, Джонни… Ты ослеп, сошел с ума… Сейчас ты начнешь выспрашивать ее, и можешь устроить такой скандал, что тетя с дядей все узнают.

– Я дал тебе честное слово, что буду молчать, так что еще ты хочешь? Что еще тебе нужно? Ты издеваешься, смеешься надо мной…

– Джонни, любимый…

– В последний раз прошу – говори! Отвечай, почему порядочный мужчина не может жениться на Веронике?

– Потому что она – не такая, какой кажется.

– А какая?..

– Не делай такое лицо, или я опять не смогу говорить… Она не виновата. Ты знаешь, как она росла, и каким был ее отец…

– Причем здесь ее отец?.. Почему ты считаешь ее непорядочной? Из-за остальных?

– Она подошла бы к алтарю не чистой и невинной!..

– Почему? Из-за кого?.. Кто ее любовник?..

– Джонни, не кричи…

– Но ты сказала, что у Вероники есть любовник!..

– Нет.

– Тогда что же? Договаривай!

– Она любила одного человека, или притворялась, что любила. Этот человек обожал ее, но не мог на ней жениться, потому что был бедным, понимаешь?.. У него ничего не было. А Вероника мечтала стать богатой, быть хозяйкой этого дома, чтобы весь мир был у ее ног…

– Кто был этот мужчина, и что с ним случилось?..

– Он был адвокатом дяди Теодоро, и практически жил в этом доме. Они встречались каждый день, вместе гуляли, часами блуждая по этому саду…

– А что еще?..

– Вдвоем ездили верхом по полям.

– И что же?.. Я тоже езжу верхом вдвоем с Вероникой, но ты же не станешь утверждать…

– Ты – другой, ты не способен на бесчесный поступок…

– А тот человек?

– Он не виноват… она сама заманила его…

– Что?..

– Без злого умысла… просто из кокетства… Но тот, кто играет с огнем, в огне и сгорает…

– И что же дальше?

– Ох, Джонни!.. Ты не хочешь меня понимать…

– Я хочу, чтобы ты говорила ясно, и рассказала все до мельчайших подробностей, опоив сполна ядом своих слов!..

– Ты думаешь, я делаю это со зла?.. Неужели ты не понимаешь?

– Я не желаю ничего понимать, пока не выслушаю тебя до конца… Откуда мне знать, что ты говоришь правду, а не лжешь? Как ты узнала, что тот человек был любовником Вероники и как ты можешь это доказать? А ты утверждала, что можешь.

– Спроси об этом слуг.

– Ты говоришь слуг? Значит, они всё знают?..

– Знают, но не скажут. Слуги на ее стороне. Она умеет удерживать людей: покоряет их, подчиняет, вертит ими, как хочет… А если кто-то от отчаяния что-то скажет, то все думают, что он сделал это со зла.

– Это не так. Допустим, ты говоришь правду, и здесь, действительно, жил человек, которого Вероника любила… Я даже догадываюсь, кто он… Я не был знаком с ним лично, но наслышан о нем. Его звали Рикардо Сильвейра, правда?..

– Да. Сначала они были женихом и невестой, но никто этого не знал, кроме меня… Вероника не хотела, чтобы об этом узнала тетя Сара. Ей хотелось флиртовать с остальными, но не хотелось скандала. Они с Рикардо скрывали свою любовь, встречались ночью, украдкой… в парке. Вот здесь, на этом самом месте. Ты заметил, что в комнате Вероники окно без решетки? В него легко забраться и замести следы… Рикардо залезал в ее комнату.

– Откуда ты знаешь?.. Ты видела это?..

– Да, Джонни, видела много раз… В первый раз я подумала, что это был вор, выбежала из своей комнаты, хотела закричать, но Вероника заметила это и заткнула мне рот…

– В каком смысле?..

– Она затащила меня в свою комнату и избила меня… Да-да, избила… Она гораздо выше и сильнее меня…

– Вирхиния!..

– Клянусь тебе, Вероника грозилась убить меня, если я расскажу тете Саре. Она была похожа на зверя. Сначала я испугалась, а потм мне стало жаль ее. Если бы тетя Сара узнала об этом, она выгнала бы ее из дома.

– Промолчав, ты поступила очень плохо. Ты должна была рассказать моему отцу!..

– Она застращала меня. Дядя Теодоро меня не любит, а ее обожает. Рассказывать о таких вещах ужасно. Если бы я сказала дяде, Вероника возненавидела бы меня, как и ты. Она ни за что не простила бы меня. Ни за что, и никогда. – Вирхиния попятилась назад, закрыв лицо руками. Душу Джонни пожирали тоска и гнев. Без сомнения, Вирхиния сказала правду. Ее рассказ логичен и понятен. Джонни задумался над стоящей перед глазами картиной, а жалобный голосок продолжал расточать доводы и слова, разъедающие душу, словно капли яда. – Конечно же, они любили друг друга… Сильно любили… Но Вероника боялась бедности, она мечтала о жизни во роскошном особняке, о множестве слуг. Когда через два, или три дня я осмелилась поговорить с ней, она сказала, что Рикардо Сильвейра собирался жениться на ней.

– А почему не женился?

– Рикардо пообещал ей, что через несколько месяцев разбогатеет и вернется. Он познакомился с каким-то человеком, который собирался искать алмазы в Рио Карони и договорился ехать вместе с ним. Тот говорил что-то о Матто Гроссо, о золотых приисках в тропических лесах, и Рикардо попросил подождать его.

– А что Вероника?

– Она отпустила его. Сначала они переписывались. Получив письмо от Рикардо, Вероника читала его, а потом сжигала. Она всегда говорила мне, что когда Рикардо вернется, она станет миллионершей, потому что он привезет ей целое состояние… А потом приехал ты, и с твоим приездом все изменилось.