Текст книги "Ложь (СИ)"
Автор книги: Вера Голубкова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)
Глава 2
– Ай, Джонни... Хватит болтать всякий вздор! – веселилась Вероника. – Своими фантазиями ты меня убьешь, я умираю от смеха.
Было шесть часов пополудни. После вкусного обеда слуги убирали со стола, унося остатки изысканных блюд и великолепный серебряный сервиз.
Стоял прекрасный майский вечер. На застекленной ротонде, пристроенной к террасе, две девушки и молодой человек весело и непринужденно болтали между собой с самонадеянностью, свойственной юности.
– Вероника, вечно ты смеешься над всеми планами Джонни, чтобы помучить его. Скверно с твоей стороны лишать его надежды, – вступилась за кузена Вирхиния.
– Просто мне не верится, что Джонни твердо решил заняться чем-нибудь, – отразила натиск Вероника. – А если я подшучиваю над ним, то только для того, чтобы подзадорить. Неужели это непонятно? Ты действительно считаешь, что это плохо?
– Ты, как всегда права, Вероника, – вмешался в разговор виновник спора. – Я и в самом деле не слишком трудолюбив, зато обожаю жизнь и красоту, обожаю смотреть на небо и на море... и любоваться глазами некоторых женщин...
– Льстец!
– Да-да, восхитительными глазами женщин моей родной страны. Я из тех, кому, обычно, вполне достаточно того, что дарит нам солнце и этот климат. Я не поклонник золотого тельца, и не привык выматываться на работе, страстно желая скопить побольше слитков, зато привык наслаждаться жизнью, хотя многие осуждают нас за это.
– Знаешь, Джонни, я думаю точно также, – поддержала кузена Вероника, – но Вирхинию это возмущает. Она у нас муравьишка, который считает, что нужно трудиться, не покладая рук, и в этом ее жизненный идеал.
– Да, но не настолько, – возразила Вирхиния. – Можете смеяться, но мне нравится заниматься делами. Я небогата, и полагаю, должна научиться довольствоваться малым. Я всегда считала праздность матерью всех пороков.
– Возможно, но праздность также мать совершенства и изысканности, – не осталась в долгу Вероника. – Бездельничая, мы мечтаем, и, думаю, нет ничего лучше грез, кузиночка.
– Браво, Вероника!.. Мне так нравится, что ты защищаешь наши устои.
– Джонни всегда защищает то, что нравится тебе, Вероника. Он выполняет все твои приказы, что бы ты ни пожелала, а я всегда лишняя...
– Бедняжка! – шутливо вздохнула Вероника. – Ты воспринимаешь шутку всерьез? Право, Вирхиния, никто не осуждает твое трудолюбие, но нужно же нам как-то оправдать нашу лень.
– Ах, Вероника! – печально вздохнула Вирхиния. – Ты так очаровательна, что этого уже вполне достаточно...
В ответ на слова кузины Вероника весело рассмеялась, откинув назад красивую голову, с превосходно очерченным греческим профилем. Мягкие волнистые черные волосы с легким синеватым отливом; угольно-черные брови и ресницы, и точно такого же цвета глаза с глубоким обжигающим взглядом; матовые щеки; и губы – сочные, сладкие и свежие, словно спелые ягоды. Все в ней – от плавных жестов, полных утонченного сладострастия, до гордого изящества, с которым она поднимает свою голову, – придает ей огня и страсти. В ней чувствуется власть. Она, действительно, прекрасна, и воспламеняет мужскую кровь, а глаза ее кузена служат ярким тому доказательством.
– Как же замечательно быть такой красавицей, как ты, – завистливо продолжала Вирхиния.
– Вирхиния, ты тоже красавица, – Джонни де Кастело Бранко повернулся к девушке, и выражение его лица вмиг изменилось, став умильно-ласковым, как у любящего старшего брата. Взглянув на Вирхинию, он заметил, как зарделось от смущения худенькое, миловидное личико двоюродной сестры.
По правде говоря, Вирхиния де Кастело Бранко, кузина Джонни и Вероники, тоже была недурна собой и довольно красива: невысокая, хрупкая девушка с большими светлыми глазами, золотистыми волосами и маленьким изящным ротиком. Похожая на миниатюрную и изящную фарфоровую куколку, она была по-детски очаровательна, словно маленький печальный ангелочек.
Но временами она была совсем другой, и тогда ее небесные глаза излучали странный стальной блеск. В них сверкали воля и неожиданная сила, но почти тотчас же веки с густыми ресницами опускались, приглушая и скрывая этот блеск.
– Я знаю, что ничуть тебе не нравлюсь, Джонни – плаксиво протянула Вирхиния.
– Ну что за вздор, малышка!
– Я поняла это с того дня, как ты приехал. Взглянув на Веронику, ты ослеп...
– Ну будет тебе...
– Конечно, тебя нельзя винить. Вероника очаровательна, а я замухрышка...
– О чем ты говоришь, душенька моя?.. – Под сводами арки, отделяющей ротонду от гостиной, появилась донья Сара де Кастело Бранко.
Высокая, импозантная, элегантно одетая женщина, донья Сара до сих пор приковывала к себе взгляды мужчин, сохранив следы былой красоты и царственности. Беспокойный взгляд доньи скользнул по лицу сына и на секунду задержался на великолепной фигурке племянницы Вероники, тотчас же став безразличным. Увидев тетю, Вероника встала, но донья Сара уже опустила глаза и с глубокой любовью посмотрела на белокурую Вирхинию, а та, словно ребенок, поспешила укрыться в ее объятиях.
– Да-да, тетечка, я – замухрышка, и ничего не стою, но ты ведь все равно меня любишь, правда?
– Не только я, – принялась утешать племянницу донья Сара, – в этом доме все тебя любят и высоко ценят. Думаю, все подтвердят тебе мои слова.
Взгляд доньи Сары остановился на примирительно улыбающейся Веронике и снова стал враждебным.
– А-а-а, так вот откуда ветер... это всё ты, Вероника, не так ли? Ну, конечно же, это ты нагрубила сестре! Вечно твои скверные шутки! Ты отлично знаешь, как чувствительна Вирхиния, и как я беспокоюсь, когда ее огорчают.
– Ты несправедлива, мама. Вероника не сделала и не сказала ничего дурного, – возразил Джонни.
– Я знаю Веронику лучше тебя... И знаю ее отвратительные привычки...
– С Вашего позволения, тетя, – прервала донью Сару Вероника. – Если я не нужна Вам, то пойду в свою комнату.
– Вероника! – Джонни попытался задержать сестру.
– Оставь ее, Джонни! – досадливо сказала донья Сара.
– Но, мама, я не могу оставить ее просто так. Ты без всякой причины наговорила ей кучу гадостей. Ведь это я разговаривал с Вирхинией, когда ты вошла... С твоего позволения, мама.
– Это уже слишком! – возмутилась донья Сара. – Джонни... Джонни!
– Не зови его, тетечка. Не сердись на него и не ругай. Я не хочу, чтобы из-за меня кто-нибудь огорчался. По мне, так неважно, что остальные меня не любят... Ты меня любишь – и этого довольно!
***
– Вероника... я хочу попросить тебя, чтобы ты простила маму...
– Ой, Джонни?! – Вероника медленно обернулась, услышав раздавшийся за спиной голос Джонни де Кастело Бранко. Юноша стоял в глубине большой террасы, обращенной в парк, и вдыхал густой, насыщенный вечерними майскими ароматами, воздух. На застекленной ротонде, под голубыми небесами, Вероника казалась еще более ослепительной и красивой, несмотря на тень грусти в глубине ее блестящих глаз.
– Мама дурно обошлась с тобой.
– Не волнуйся, я уже привыкла.
– Что ты имеешь в виду?
– Ничего особенного, Джонни, так что не стоит беспокоиться. Насильно мил не будешь. Мне не посчастливилось понравиться тете Саре, вот и все...
– Уму непостижимо. Почему?
– Ее любимицей всегда была Вирхиния, с того самого дня, как в десять лет она осиротела и стала жить в этом доме, где чуть раньше приютили и согрели меня...
– В этом нет ничего особенного: твой отец был двоюродным братом моего; они с детства были не разлей вода.
– Да, два друга-шалопута. Я слышала рассказы об их сумасбродствах. Мой отец разорился, потому что полюбил. Говорили, что он сорил деньгами направо и налево, жил безрассудно, играл судьбой и жизнью, все промотал и умер в тридцать лет на нелепой дуэли из-за какой-то вульгарной женщины...
– Кто тебе это сказал?
– Это известно всему высшему свету Рио. Тетя Сара часто рассказывала эту историю при мне, когда я была еще ребенком.
– Это непростительно для мамы!..
– Почему непростительно?.. Она могла не знать, что я раньше времени разгадаю половину слов и туманных намеков. И все равно, несмотря ни на что, годы, прожитые в этом доме, были самыми счастливыми в моей жизни.
– Как же так?
– Пока не приехала Вирхиния, тетя больше меня любила, а потом разница между мной и кузиной стала слишком очевидна. Вирхиния была кроткой овечкой, а я – неукротимой задирой, она была гибкой, а я – прямолинейной, она – усердной, а я – нерадивой. Она была ласковой и нежной, а я – вспыльчивой и неудержимой. Вполне естественно, что тетя выбрала покорность и послушание. Вирхиния никогда не перечила тете и мирилась с ее капризами, а я была отважной и мятежной, как учил меня отец. Так что же ты хочешь? У меня множество недостатков, и тетя Сара не желает прощать их мне.
– А мне ты кажешься очаровательной, Вероника... Восхитительной, необыкновенной!
– Ты – самый любезный мужчина из всех, кого я знаю. Но я знаю себя. Я, и в самом деле, не умею сражаться с хитростью, да я и не хотела бороться с Вирхинией за сердце тети Сары. С другой стороны, мне дали не так уж много времени, чтобы завоевать его...
– Да, я знаю, что тебя почти сразу же определили в частную школу, между тем, как Вирхиния осталась дома.
– Она всегда была болезненной, а здесь у нее были личные учителя.
– К несчастью, ее образование не слишком выиграло от этого. Ты, наоборот...
– С моей стороны в том нет большой заслуги, меня заставляли учиться: я училась в столице, в колледже с самой строгой дисциплиной. Тетя Сара считала, что, возможно, там мне дадут то, чего не хватало. Учась в колледже, я увлеклась спортом и игрой на фортепьяно. Учителя меня ценили, и я была довольно счастлива.
– Все, кто общается с тобой, должны ценить и обожать тебя.
– Не стоит преувеличивать. Однако, так или иначе, но моя учеба затянулась, и когда, закончив колледж, я вернулась домой, то была уже чужой здесь, а Вирхиния стала избалованной девчонкой. Да ты и сам видел, как эта хилая неженка заливается слезами в объятиях тети Сары для того, чтобы та порадовала ее чем-нибудь. В этом доме капризы Вирхинии в порядке вещей, не знаю, заметил ты это, или нет...
– Полагаю, что, по крайней мере, отец додумался относиться к вам одинаково.
– Дядя очень хороший, но всегда слишком занят, хотя мы стали чаще видеть его с тех пор, как ты приехал. Он рад твоему возвращению и гордится тем, что ты стал инженером.
– Профессия инженера, как ты резонно заметила раньше, пригодилась мне только в строительстве воздушных замков. Я провел почти десять лет вдали от семейного очага, приезжая сюда на каникулы, вот только каникулы наши, как правило, не совпадали.
– Вовсе нет... Просто тете хотелось, чтобы я для пользы дела училась на каких-нибудь летних курсах... Впрочем, тетина идея, в конечном счете, оказалась не такой уж плохой: именно там я обучилась языкам и немного музыке, научилась плавать и фехтовать...
– Фехтовать?.. Я был рад, когда мне сказали, что ты превосходно фехтуешь. Знаешь, у меня появилось желание вызвать тебя на дуэль...
– Когда пожелаешь. Я к твоим услугам, но уверяю, оно того не стоит.
– А что ты скажешь о прогулке верхом сегодня вечером?..
– Превосходно!.. Если только мы не опоздаем к ужину.
– Когда скажешь, тогда и вернемся. Пойду, распоряжусь оседлать нам лошадей.
– Постой... пожалуй, нужно пригласить Вирхинию... или, по крайней мере, спросить ее, не хочет ли она поехать с нами.
– Вирхиния ужасно ездит верхом и быстро устает. Ей бы еле-еле плестись шагом в унылом экипаже, но стоит нам ускакать вперед, как она злится.
– Тете Саре не понравится, если мы не позовем ее.
– Маму я беру на себя. Лучше мы поедем, не сказав никому ни слова... А может, тебе не хочется оставаться со мной наедине?
– Ради Бога, Джонни, какой вздор!
– Иногда мне кажется, что ты меня избегаешь, что тебя тяготит мое постоянное присутствие.
– Ну что за чушь!..
– Если бы ты знала мои чувства... Если бы я мог сказать... – Джонни, как всегда, сдержался и умолк на полуслове, прежде чем признание в любви сорвалось с его губ, ибо в черных, пылающих странным огнем, бездонных глазах Вероники было что-то завораживающее и одновременно пугающее.
– О чем ты?
– Да так... Хотел бы я знать, о чем ты думаешь, постичь глубину твоей души, вот только душа твоя закрыта... так что, боюсь, мне никогда не понять ее...
– Ты неисправим, Джонни... Ну, так что, едем мы кататься верхом, или нет?
– Едем...
– Предупреждаю, что через пять минут я буду готова, и мне придется ждать тебя...
– Это любой мужчина за минуту может пять раз раздеться и одеться, тогда, как всякая женщина тратит уйму времени на переодевание.
– А ты у нас психолог!..
– А ты – самое очаровательное создание, которое я когда-либо знал. Ты как солнышко Рио...
– Но ведь о солнышке Рио ходят плохие слухи... Говорят, оно печет нещадно.
Джонни и Вероника прошли через просторную террасу. Обаятельный, элегантный юноша неплохо смотрелся рядом с красивой, темноволосой и загорелой девушкой.
Они даже не подозревали, что из-за двери застекленной ротонды за ними следили злые глаза Вирхинии...
– Тетечка Сара, они довольны жизнью... Вот увидишь, Веронике весь свет нипочем, когда она рядом с Джонни. Она сделает все, чтобы прогнать меня.
– Идем, не говори глупости... Я знаю, что ты очень нравишься брату, но, если ты, из гордости, не подходишь к нему и не разговариваешь, то…
– А что он может сделать, если она его приманивает?
– О, боже!.. Что значит, приманивает?..
– Ой, как бы это сказать... Вероника рассказывает ему всякие занимательные вещи, и при этом говорит так, что он не видит ничего вокруг, кроме нее. А потом она уходит, и Джонни, естественно, идет за ней следом, а я остаюсь в одиночестве. И так каждый раз.
– Ну так теперь, если такое произойдет, будь любезна пойти за ними. Куда они – туда и ты... Этим ты окажешь мне услугу... Вот еще не было печали!
– А что, если они меня прогонят?..
– Не прогонят. Мой сын не может так поступить...
– Джонни очень славный, но...
– Никаких “но”. Будь уверена, я улажу это дело... Ох, уж эта мне Вероника!..
– Только ты ничего не говори ей, тетечка... А то потом, она скажет, что ты ругаешь ее из-за меня, что это я виновата, и еще больше разозлится...
– Ну и пусть себе злится, сколько душе угодно, но вести себя с тобой она будет, как следует.
***
– Черт возьми, девочка!.. Какая ты красивая в этом костюме!
– Дядя?.. Я тебя не заметила...
– Ну и ну! По-моему, ты куда-то спешишь...
– Джонни настоял на верховой прогулке, и тетя Сара будет недовольна, если мы припозднимся к ужину.
Стоя в дверях кабинета, Теодоро де Кастело Бранко окинул племянницу по-отцовски горделивым взглядом.
Несмотря на свои шестьдесят лет, этот статный, элегантный и полный достоинства мужчина являет собой образец величия. Величие как нельзя более подходит унаследованному им от предков особняку, можно даже сказать, дворцу. Теодоро де Кастело Бранко родовит. Наследник знатной и благородной фамилии, он одинаково непринужденно воспринимает и свою знатность, и свои миллионы.
Теодоро де Кастело Бранко с ласковой улыбкой придирчиво оглядел каждую мелочь белоснежного костюма для верховой езды и остался доволен увиденным. Ну что тут скажешь, костюм Веронике к лицу, он великолепно подчеркивает ее ладную фигуру...
– Ты могла бы красоваться на обложке иллюстрированного журнала, дочка... Полагаю, что наш плутишка Джонни будет рад возможности блеснуть перед всем городом в компании такой прекрасной девушки.
– Разумеется, я рад, папа... Только я еще больший эгоист, чем ты думаешь: мне нравится сопровождать Веронику повсюду, где только я один могу любоваться ею.
– Ну что ж, это свидетельствует о твоем хорошем вкусе. Вероника – самый прекрасный цветок нашего старинного рода Кастело Бранко...
– Я думаю точно так же, папа.
– И, между нами говоря, давай закончим этот разговор, пока я не покраснел. К тому же, уже смеркается, – заметил Теодоро и добавил, обращаясь к племяннице: – Поцелуй меня, дочка, и если этот важный кавалер двадцатого века, что стоит рядом с тобой, не в состоянии посвятить тебе стихи, поменяй его на своего старого дядюшку...
– Ты слышал, Джонни?.. У тебя соперник в собственном доме!..
– Храни вас Бог, дети! И не слишком задерживайтесь, чтобы не злить Сару.
Молодые люди ушли, но последние слова Теодоро отчетливо донеслись до ушей доньи Сары. С угрюмым видом она подошла к мужу.
– В чем дело? Что-то случилось? – поинтересовалась донья Сара.
– Да ничего, женушка, ничего не случилось.
– Куда пошли Джонни и Вероника?
– Я не расспрашивал, но по одежде ясно, что они поехали кататься верхом.
– Тайком.
– Представь себе, нет. Я только что разговаривал с ними, и они мне прямо сказали об этом.
– О Вирхинии они даже не подумали. Возможно, она захотела бы поехать с ними...
– Вряд ли, Вирхинию не интересуют верховые прогулки. Она всегда боялась лошадей.
– Я уверена, что они ей даже не сказали. Ох уж эта Вероника!
– Оставь ты свои глупости, Сара. Вероника знает, что верховые прогулки Вирхинии не в радость, а в тягость. Впрочем, тебе это тоже хорошо известно.
– Возможно, поэтому она и предложила поехать верхом. Знаешь, совсем неожиданно я узнала, что они никогда не думают о Вирхинии.
– Я догадываюсь, что наша неженка Вирхиния, не успев сесть на лошадь, начнет охать и стонать, а потому, разумеется, им...
– Что разумеется?
– Да то, что им нравится кататься верхом вдвоем, без нее.
– Не понимаю, почему это должно быть само собой разумеющимся!.. Наш Джонни дурачок!
– Дурачок?.. Как бы не так! Этот, как ты изволила выразиться, дурачок выбрал самую прекрасную в Рио-де-Жанейро девушку!.. Конечно, она живет в его доме, и...
– Надо же!.. Он выбрал!.. Как я понимаю, тебе нравится, что Джонни флиртует с Вероникой...
– Вовсе нет. По-моему, скверно, если Джонни просто флиртует. Будет лучше, если они полюбят друг друга и поженятся.
– О, да!
– А что еще нам желать? Разумеется, Джонни может выбирать себе невесту и среди самых богатых наследниц страны, но для двоих и в нашем доме денег достаточно...
– Как я погляжу, ты тоже забыл о Вирхинии...
– С чего ты взяла?.. Я не собираюсь бросать ее на произвол судьбы. Если она полюбит бедняка и решит выйти за него замуж, я помогу ей деньгами...
– Да, уж... милостыней; а между тем, та, что выйдет замуж за Джонни...
– Та, что выйдет замуж за Джонни, станет хозяйкой этого дома. Джонни имеет полное право выбирать себе спутницу жизни сам, и мы должны возблагодарить Бога, если это будет Вероника. Она мила, словно цветок, да и характер славный...
– Ты сильно заблуждаешься, Теодоро!.. Боже, как слепы бывают мужчины, когда пытаются оценить женщину! Им достаточно хорошенького личика, чтобы простить все остальное... Послушай, что я тебе скажу, Теодоро: Вероника не выйдет за Джонни! Слава богу, пока еще не поздно этому помешать. Я не стану терпеть ее остаток своей жизни... Пусть она выходит за кого угодно, лишь бы убралась отсюда! Я не возражаю, чтобы ты помог ей, но Вирхиния – ангел, и я подготовила ее к тому, чтобы она стала женой Джонни.
– Я не могу отрицать, что Вирхиния – ангел, но Джонни не скрывает, что предпочитает жениться на девушке, которая...
– Теодоро!
– Прошу тебя, не будем больше спорить... В конце концов, это не наше дело. Джонни сам решит, на ком ему жениться!
***
На маленьком шелковом платочке, у самого краешка кружева, в глаза бросалась крупная буква. Она гордилась и кичилась, будто эта пустяшная вещица, женская безделица, была ее безраздельной собственностью. На протяжении долгих часов нескончаемой ночи пальцы Деметрио не раз сжимали шелковый квадратик.
– Женщина, чье имя начинается на "В"... Она достаточно богата, если пользуется такими дорогими платками... Вот бы понять еще, что это за духи!
Но аромат духов был почти неуловим... так, мимолетное, смутное воспоминание, но вместо улыбки губы Деметрио скривились в горькой усмешке. Он подумал о том, сколько раз Рикардо комкал в руках этот платок, сколько раз подносил его к своим губам, представляя белую ручку, отдавшую его. А сколько раз витал он в этом неуловимом аромате, безрассудно мечтая о женщине, которую безумно любил.
– Боль за боль... лишения за лишения... Слезы за слезы... Она ответит за все.
Заслышав легкие шаги, Деметрио поднял голову и с удивлением увидел перед собой смуглое, улыбчивое, почти детское лицо.
– Это я, патрон... Аеша...
– Аеша?
– Уже совсем светло, хозяин. Можно потушить лампу.
– Что ты здесь делаешь?..
– Я была служанкой твоего брата, хозяин, а теперь буду служить тебе. Я сделаю все, что прикажешь.
– По порядку и чистоте можно судить о твоем умении...
– Дом грязный и не убран, хозяин, но я не виновата. Это все преподобный. Он не давал мне войти в дом после того, как унесли господина Рикардо. Святой отец запер дверь на ключ. Он сказал, что ты будешь ужинать и спать у него дома, но он обманул, хотя сам ругает всех, кто говорит неправду.
– Преподобный Джонсон, действительно, пригласил меня к себе, но я не захотел идти к нему.
– И ты спал в этой кровати?
– Я не ложился.
– Что тебе принести на завтрак?
– Ничего.
– Если ты ничего не будешь есть, то помрешь с голоду.
– Это не твое дело...
– Я – твоя служанка на целый год. Когда господину Рикардо принесли крупинки золота из залежи, он сразу заплатил мне за работу на год вперед. В лавке Исаака он купил за золото вот это ожерелье. Оно очень красивое, правда? Вот какое – золотое, с кораллами... А еще здесь три синих алмаза из Рио Карони. Но ты не хочешь даже посмотреть на него. Почему?.. Ты грустишь, потому что умер господин Рикардо? Мне тоже грустно... он был очень хороший. Он никогда не бил меня, как бьет своих служанок Ботель.
– Ботель?
– Твой сосед. Он бьет даже белую женщину, на которой женат. Белые мужчины всегда бьют жен, когда напьются, да?..
– Не знаю, но допускаю, что это станет обычаем в Порто Нуэво.
– Что ты хочешь на завтрак? В деревне есть ананасы и грейпфруты, козье молоко и маисовые лепешки. А еще я могу приготовить кофе, как его готовят в Сан Пауло; этому меня научил господин Рикардо.
– Я ничего не хочу, но ты не уходи... Подойди сюда.... Ты помнишь фотографию? Картинку, которая была в этой рамке?..
– Да. Господин Рикардо говорил, что женщина с картинки была красавицей, но мне она не понравилась... У нее было нехорошее лицо!..
– В самом деле?..
– Да. Нехорошее лицо... очень злое, правда?
– Постарайся описать мне ее... Какого цвета были ее глаза, волосы?
– На этой картинке то, что не было черным, было белым.
– Да уж... Ты ничего не знаешь. И ничего не сможешь рассказать мне. Никто ничего не может мне рассказать. Ладно, ступай, и оставь меня в покое!..
– Ты оставишь меня здесь, если я скажу кое-что о женщине с картинки?..
– Ты что-то знаешь? Расскажи мне все, что тебе известно!.. Да говори же!..
– Господин Рикардо ее обожал...
– Это я и так знаю.
– Хозяин садился с бутылкой и стаканом туда, где ты сидишь. Он пил виски и глядел на картинку.
– Продолжай... что еще?..
– Иногда он разговаривал с ней, словно она была живая.
– И что он говорил?..
– Разное: и хорошее, и плохое. Иногда проклинал ее, иногда говорил, что обожает. А еще он писал ей много-много записок... Знаешь, как-то он послал меня отнести письмо и отдать его хозяину большой лодки, которая приплывает сюда каждую неделю.
– Для кого были эти письма?.. Кому их посылали?
– Я передавала письма хозяину лодки, прямо в руки.
– Я имею в виду конверты. Что было написано на конвертах?
– Почем мне знать?..
– Ты не умеешь читать?..
– Нет, патрон.
– Ты никогда никому не показывала ни одно из этих писем?..
– Никогда. Господин Рикардо рассердился бы. Он всегда говорил, что никто не должен видеть эти письма...
– Он все предусмотрел!
– Иной раз, когда хозяин был доволен, он трубил всему свету, что женится на ней, и должен построить ей дворец, такой же красивый, как тот, в котором она жила.
– Он говорил, что она жила во дворце?..
– Во дворце из белого мрамора, а вокруг него – огромный парк.
– А ты никогда не слышала имя... имя той женщины... Ее фамилию?..
– Фамилию!..
– И кого он называл?
– Да иной раз всех деревенских.
– Та женщина не местная, она не из деревни. Рикардо упоминал кого-нибудь из чужаков, кого ты никогда не видела?
– Хозяин называл Кастело Бранко.
– Так я и думал! Ну а кого еще?..
– Больше никого. Только это имя. Ведь он повторял его много раз, иногда глядя на картинку.
– Надо же!..
– Может, ее так звали...
– Возможно!.. – Скрип плохо закрепленных досок на крыльце заставил Деметрио подняться. – Аеша, ступай, посмотри, кто пришел.
– Это я, Сан Тельмо, я ищу Вас.
– Добрый день, преподобный отец... Я признателен Вам за Ваше внимание, это так важно для меня, но...
– Идемте ко мне домой. Там вам будет спокойно. Поживете у меня несколько дней и сможете принять решение...
– Я уже принял его. Завтра утром я еду в Рио-де-Жанейро.
– Вы продаете свою часть залежи?.. Но для этого не нужно ехать так далеко, в городке Куйаба есть банки, которые...
– Нет-нет, я не продам залежь, хочу оставить ее себе... Она обошлась слишком дорого. Понимаю, для этого мне придется встретиться с Ботелем, но, если нужно, я наберусь терпения.
– Я посоветовал бы Вам продать свою долю, конечно, если Вам важен мой совет. Ботель – грубый, своевольный, жестокий человек. В подобной обстановке он чувствует себя, как рыба в воде, Вы же – наоборот...
– Мне все больше нравится здешняя среда. Надеюсь стать такой же рыбой.
– Ботель – опасный враг, он – сущий дьявол.
– Я тоже, святой отец... Вы даже не подозреваете, каким беспощадным врагом могу я быть.
– Жаль, что мои увещевания оказались напрасны, и я не разубедил Вас в Вашем прискорбном стремлении...
– Я уже принял решение, так что, не удивляйтесь, если снова увидите меня здесь.
– Ну что же… тогда идемте.
– Святой отец! – окликнула священника Аеша. – Вы обещали поговорить с ним.
Мужчины удивленно обернулись. Они уже забыли об индейской девчушке, которая напряженно прислушивалась к каждому их слову, притаившись в уголке.
– Да, верно. Аеша хочет остаться у Вас в услужении, сеньор Сан Тельмо, и приглядывать за домом Вашего брата. Рикардо купил этот дом вместе с землей. Прежний владелец разорился и уехал отсюда. Договор купли-продажи находится среди документов, которые я Вам передал.
– Я с большим удовольствием оставлю себе этот прекрасный дом.
– А меня, хозяин?.. Меня ты тоже оставишь?..
– Тебя?.. Ну что же, это неплохая идея.
– Будет лучше, если ты поищешь работу в другом месте, Аеша, – вмешался преподобный Вильямс Джонсон.
– Святой отец хочет выгнать меня, а я хорошо работаю, господин. Вот увидишь, каким красивым, каким чистым будет дом, когда ты вернешься...
– Я желаю, чтобы в этом доме ни к чему не прикасались и даже не убирались. Ты слышала?.. До моего возвращения ты вольна делать все, что пожелаешь.
– Спасибо, господин; ты будешь очень доволен Аешей в тот день, когда позволишь ей заботиться о тебе.
***
– Если Вам угодно поговорить с Ботелем, то сейчас – самое время.
– Вот черт!
– Если Вы оставите часть залежи за собой, то Вам непременно нужно встретиться с ним. Взгляните-ка туда... видите?.. Во-он он идет... – Стоя под навесом крыльца своего неказистого жилища, грубо сколоченной деревянной пристройки к церкви, преподобный Вильямс Джонсон ткнул рукой в сторону проходившего мимо человека. Тот уже сворачивал в узенький переулок между таверной и какими-то несуразными лавчонками.
– Он направился в таверну?
– Пока еще нет. Ботель только что вышел из дома, и теперь пару часов пробудет в консультации.
– В консультации?..
– Ботель – врач, а в этих краях достаточно скряг и бедняков, так что ему есть, кого лечить, хотя ремесло это прибыльным не назовешь.
– Что за чушь! Лечиться у такого врача бессмысленно!..
– В это время Ботель, обычно, трезв, а около одиннадцати он пойдет в таверну, и тогда уж с ним не поговоришь... Впрочем, врачебное чутье наш доктор не теряет, и спас несколько жизней, будучи в еще худшем состоянии.
– Невероятно!
– Я рассказал Вам обо всем, чтобы Вы могли понять, что это за место, прежде чем принять окончательное решение относительно Вашего здешнего имущества.
– Не тревожьтесь, преподобный; я знаю, что Вы хотите, но поступлю так, как хочется мне, и для начала прямо сейчас поговорю с Ботелем. Надеюсь, вечером вниз по реке поплывет пирога. На ней я добрался сюда, и на ней же собираюсь вернуться обратно.
– При разговоре с Ботелем я посоветовал бы Вам быть сдержанным и терпеливым.
– Я буду сдержан и терпелив, святой отец.
– Должен обратить Ваше внимание на одно забавное обстоятельство. У этого человека нет сердца. Он бессовестно обкрадывает и обманывает местных жителей, тем самым проявляя свою ненависть к человечеству, но при этом держит слово, данное белому человеку. Если Ботель что-то пообещал, ему можно верить.
– Спасибо за Ваш рассказ о Ботеле, преподобный, и до скорой встречи.
***
– Добрый день.
– Черт побери!
Хайме Ботель пинками расставлял расшатанные стулья в узенькой и низкой комнатушке, которая одновременно служила ему и приемной, и кабинетом. Приход Деметрио застал его врасплох, и он едва успел водрузить на вешалку свое поношенное охотничье сомбреро. Багровую от пьянства, порочную физиономию Ботеля оттеняла двухдневная щетина, хотя перегаром от него, вроде бы, не пахло.
– Мне нужно поговорить с Вами, доктор Ботель. Я – Деметрио де Сан Тельмо. Не знаю, помните ли Вы, но мы разговаривали с Вами три дня назад. Я спрашивал у Вас адрес моего брата.
– Вы рассказали мне, что случилось, я внимательно выслушал Вас, но в Порто Нуэво мы не привыкли заботиться о пришлых чужаках, сующих нос не в свое дело... Мы здесь неотесанные грубияны, и никто из нас не приучен делать добрые дела задарма. Не угодно ли присесть?..
– Пожалуй. Сидя, мы поговорим спокойней. Опять же не знаю, помните ли Вы, но по воле брата мы с Вами компаньоны.
– Да уж, к несчастью... Я – человек прямой, а потому и скажу прямо в лоб: не нравится мне это. Когда этот дуралей Рикардо сказал, что хочет записать свою долю залежи на Ваше имя, мне кровь в голову ударила, однако мы так и сделали. Когда он отдавал мне документы, я дал ему слово оформить все, как он хотел. Полагаю, Вы пришли сказать, что собираетесь продать свою часть банку.
– Ошибаетесь, доктор Ботель.
– Значит, кому-нибудь еще?
– Никому. Мы сами будем разрабатывать жилу.
– Вы и я?..
– Нет, покамест только Вы, поскольку я уезжаю. Я подумал, что Вы можете заняться разработкой, рассчитать издержки помимо той суммы, которую сочтете уместной за свой труд, а затем отдать мне половину прибыли.
– И Вас это устроит?
– Думаю, так будет лучше всего, если Вы дадите слово делать все на совесть. Во всяком случае, на время...
