Текст книги "Искусство речи"
Автор книги: Вера Урнова
Соавторы: Надежда Вербовая,Вера Урнова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)
При тренировке партнеры должны использовать как можно больше комбинаций звучания и приспособлений, – так, один произносит текст в верхнем регистре, другой отвечает ему в нижнем, первый произносит в нижнем, второй – в среднем, оба в нижнем и т. д.
У п р а ж н е н и е 55.
В упражнении участвуют двое.
Первый: Антропка-а-а! Антропка-а-а! Антропка-а-а! (Звать громко – партнер далеко. Усиливать звук А.)
Второй: Чего-о-о тебе? (Тихо, издалека, растягивая звук О).
Первый: Иди сюда-а-а! (Громко звук А.)
Второй: Заче-е-ем? (Средняя громкость.)
Первый: Тебя тятя вы-ы-сечь хочи-и-ит! (Громко, усиливая звуки Ы и И.)
Второй: Не пойду-у! (Громко звук У.)
Первый: Антропка-а! (Громко.) Антропка-а! (Тише, удаляясь.) Антропка-а! (Тихо, издалека.)
В упражнении следует применять те приемы, которые помогают использовать голос в различных силовых звучаниях. Не надо забывать о резонаторах.
У п р а ж н е н и е 56.
В упражнении участвуют трое. Задача та же, что и в предыдущем упражнении.
Первый: Перево-о-озчик! Перево-о-озчик! (Громко.)
Второй: Эге-ге-е-ей! (Громко.)
Третий: Жди-и-те-е! (Тихо, издалека.)
Первый: Скоре-е-ей! (Громко.)
Третий: Плыву-у-у! (Средняя громкость.)
У п р а ж н е н и е 57.
Для упражнения выбирается такой текст, который по своему содержанию дает возможность использовать различные выразительные средства голоса: высоту, силу, тембральные краски, темповые изменения.
Конечно, выбор тех или иных выразительных средств будет определяться смысловым или художественным анализом текста, а не просто формальным поиском «красок». У каждого тренирующегося, безусловно, будет свое творческое отношение к выбранному материалу, вызванное индивидуальной оценкой, собственными видениями и логикой. Важно при работе уже в комплексе тренировать полученные ранее навыки по владению голосом, дыханием и логическому анализу текста. Это способствует развитию интонационной выразительности речи.
Разберем с этих позиций отрывок из сказки Ершова «Конек-Горбунок»[14]14
Нумерация строчек дана для более удобного деления текста по событиям.
[Закрыть]:
1. Тут дельфины поклонились
2. И ерша искать пустились.
3. Ищут час они в морях,
4. Ищут час они в реках,
5. Все озера исходили,
6. Все проливы переплыли,
7. Не могли ерша сыскать
8. И вернулися назад,
9. Чуть не плача от печали…
10. Вдруг дельфины услыхали
11. Где-то в маленьком пруде
12. Крик неслыханный в воде.
13. В пруд дельфины завернули
14. И на дно его нырнули, —
15. Глядь: в пруде, под камышом,
16. Ерш дерется с карасем.
17. «Смирно! Черти б вас побрали!
18. Вишь, содом какой подняли,
19. Словно важные бойцы!» —
20. Закричали им гонцы.
21. «Ну, а вам какое дело?—
22. Ёрш кричит дельфинам смело.—
23. Я шутить ведь не люблю,
24. Разом всех переколю!»
25. «Ох ты, вечная гуляка,
26. И крикун, и забияка!
27. Все бы, дрянь, тебе гулять,
28. Все бы драться да кричать.
29. Дома – нет, ведь не сидится!..
30. Ну, да что с тобой рядиться,—
31. Вот тебе царев указ,
32. Чтоб ты плыл к нему тотчас».
33. Тут проказника дельфины
34. Подхватили под щетины
35. И отправились назад.
36. Ерш ну рваться и кричать:
37. «Будьте милостивы, братцы!
38. Дайте чуточку подраться.
39. Распроклятый тот карась
40. Поносил меня вчерась
41. При честном при всем собранье
42. Неподобной разной бранью…»
43. Долго ерш еще кричал,
44. Наконец и замолчал;
45. А проказника дельфины
46. Все тащили за щетины,
47. Ничего не говоря,
48. И явились пред царя.
Выразительные средства должны раскрывать действенное содержание каждого события. Не желая навязывать краски, предлагаем примерный разбор каждого события, который может подсказать нужные выразительные средства в тренировке всего комплекса профессиональных навыков сценической речи.
В отрывке повествовательный текст перемежается с прямой речью дельфинов и ерша. Следовательно, возникает возможность искать выразительные средства для речевой характеристики всех действующих лиц.
Так, звучание текста рассказчика будет определяться отношением рассказчика к дельфинам и ершу, его видениями и оценкой событий. Поэтому в возможностях рассказчика – использовать весь диапазон своего голоса, разнообразие темпов, силу звучания голоса и тембральных красок.
Речь дельфинов – преданных служак кита – может звучать на более низких нотах, а реплики ерша – задиристого мужичонки, гуляки-забияки – на верхних нотах среднего регистра. Выразительные голосовые средства в характеристике действующих лиц определяются и различными ситуациями отрывка.
Назовем события:
1. Дельфины принимают приказ отыскать ерша (строки 1–2);
2. Упорные, но безрезультатные поиски (строки 3–9);
3. Неожиданное происшествие (строки 10–14);
4. Ерш найден! (15–16);
5. Дельфины включаются в драку и захватывают ерша (17–32);
6. Поединок дельфинов с ершом на пути к царю (33 – до конца).
В первом событии дельфины с большой ответственностью принимают возложенное на них поручение. Они озабочены тем, чтобы не уронить престиж верных служак царя кита. Фантазия подскажет, как они выглядят, как кланяются царю, как отплывают и т. д. Все это определяет характер речи и голоса рассказчика в первом событии.
Второе событие – выполнение приказа – не осуществляется гладко: перед дельфинами возникает ряд препятствий, одно неожиданнее другого; в местах, где по их предположению находится ерш, его не оказывается. Это делает поиски напряженнее и напряженнее, и все же в результате они оказываются тщетными. Дельфины должны возвратиться, не выполнив приказа. Они утомлены, подавлены своей беспомощностью. В этом куске особенно заметна смена темпов (что определяется внутренним ритмом события), более напряженными станут паузы и появится особое тембральное звучание.
Третье событие характерно своей неожиданностью, внезапностью включения в общий ход развития рассказа. В услышанном из пруда шуме-скандале дельфины узнают голос ерша. С какой же поспешностью дельфины бросаются на дно пруда, чтобы убедиться в своем предположении! Снова меняются темп и сила голоса.
Четвертое событие – ерш найден! Активность дельфинов возрастает. Пережитые муки поисков и бесшабашность ерша включают в их действия желание наказать праздного гуляку, отомстить ему, что выражается в их словах уже в пятом событии, где они разнимают дерущихся.
В раскрытии пятого события должна быть донесена атмосфера ажиотажа драки. Фантазия снова подскажет нужные видения и образы: ерш с таким ожесточением дерется, что даже появление дельфинов – посланцев кита – не пугает его, а воспринимается лишь как помеха в возможной победе над карасем. Поэтому в речи ерша звучит прямая угроза дельфинам, а это в свою очередь распаляет дельфинов на немедленную расправу с ершом.
В шестом событии идет поединок между дельфинами и упирающимся, не желающим следовать за ними ершом, который по-прежнему видит перед собой только своего противника-карася. В его речи и угроза карасю, и обида на него, и просьба к дельфинам отпустить его «подраться». Но дельфины преодолевают сопротивление ерша и с упорством верных слуг выполняют приказ.
Разобрав таким образом любой выбранный для тренировки нужно добиваться четкой технической отработки каждого и следить за тем, чтобы голос звучал без напряжения.
II. ТЕКСТЫ ДЛЯ РАБОТЫ НАД ГОЛОСОМ.
Тексты отрывков из былин и эпических произведений Гомера по своему содержанию и стилистическим особенностям служат хорошим материалом для тренировки координации всех элементов речевого голоса.
Во-первых, фразы и события текстов помогают воспитывать крупное слово, дают возможность использовать различные высотные, силовые и тембральные звучания, уводят от мелкой, привычной бытовой речи; во-вторых, задача передать содержание и эмоциональную направленность текста, которые выражаются особым построением речевых периодов, часто распространенных на несколько стихотворных строк, требует точной организации голосового хода и дыхания; в-третьих, стихотворная ритмика организует четкость речи, не разрешает пропускать – мять – звуки; в-четвертых, стихотворная ритмика, служит организационным моментом и для дыхания. Она дает возможность сознательно его распределять, не прерывая доборами течение речи внутри строки, и пополнять дыхание только в паузе после строки.
Разбор содержания и действенных задач в текстах былин и Гомера делайте по принципу разбора «Конька-Горбунка». Важно, чтобы индивидуальные решения текстов создавали оправданные возможности для тренировки разнообразного звучания голоса.
Отрывки из былин[15]15
Отрывки даются в сокращении. В текст внесены изменения, приближающие язык былин к современному языку.
[Закрыть].
Не сырой дуб к земле клонится,
Не бумажные листочки расстилаются;
Расстилается сын перед батюшкой;
Он и просит себе благословеньица:
«Ох ты гой еси, родимый, милый батюшка!
Дай ты мне свое благословеньице,
Я поеду в славный, стольный Киев град,
Помолиться чудотворцам киевским,
Заложиться за царя Владимира,
Послужить ему верой-правдою,
Постоять за веру христианскую».
Отвечает старый крестьянин Иван Тимофеевич:
«Я на добрые дела тебе благословенье дам,
А на худые дела благословенья нет.
Поедешь ты путем и дорогою,
Не помысли злом на татарина.
Не убей в чистом поле христианина».
Поклонился Илья Муромец отцу до земли,
Сам он сел на добра коня,
Поехал во чисто поле.
Он и бьет коня по крутым бедрам…
Ретивой его конь осержается,
Прочь от земли отделяется,
Он и скачет выше дерева стоячего,
Чуть пониже облака ходячего.
Первый скок скочил на пятнадцать верст;
В другой скочил, колодезь стал…
В третий скочил – под Чернигов-град.
Под Черниговым стоит сила – сметы нет;
Под Черниговым стоят три царевича,
С каждым силы сорок тысячей…
Тут возговорит Илья Муромец таково слово:
«Не хотелось было батюшку супротивником быть
Еще знать-та его заповедь переступить».
Берет он в руки саблю боевую,
Стал по силушке погуливать:
Где повернется, делал улицы,
Поворотится – часты площади:
Добивается до трех царевичей.
***
Выходили мужички да тут черниговски
Отворяли-то ворота во Чернигов-град,
А и зовут его в Чернигов воеводою.
Говорит-то им Илья да таковы слова: «Ай же мужички да вы черниговски!
Я не йду к вам во Чернигов воеводою.
Укажите мне дорожку прямоезжую,
Прямоезжую да в стольный Киев-град».
Говорили мужички ему черниговски:
«Ты, удаленький дородный добрый молодец…
Прямоезжая дорожка заколодела,
Заколодела дорожка, замуравела.
А й по той ли по дорожке прямоезжею
Да й пехотою никто да не прохаживал,
На добром коне никто да не проезживал.
[Там сидит разбойник] во сыром дубу,
…Соловей-разбойник Одихмантьев сын…
А то свищет Солоной да по-соловьему,
Он кричит злодей-разбойник по-звериному,
От его ли-то от посвисту соловьего,
От его ли-то от покрику звериного,
То все травушки-муравы уплетаются,
Все лазоревы цветочки осыпаются,
Темны лесушки к земле все приклоняются,
А что есть людей, то все мертвы лежат.
Прямоезжею дороженькой пятьсот есть верст,
А окольною дорожкой цела тысяча».
Он пустил добра коня да богатырского,
Он поехал-то дорожкой прямоезжею.
***
А Владимир князь да стольно-киевский…
Наливал он чару зелена вина,
Да не малу он стопу да полтора ведра,
Разводил медами он стоялыми,
Подносил он Соловью-разбойнику.
Соловей-разбойник Одихмантьев сын
Принял чарочку от князя он одной рукой,
Выпил чарочку ту Соловей одним духом,
Засвистал как Соловей тут по-соловьему,
Закричал разбойник по-звериному,
Маковки на теремах покривились,
А окошленки во теремах рассыпались
От его от посвисту соловьего,
А что есть-то людишек, так все мертвы лежат.
А Владимир князь стольно-киевский
Куньей шубонькой он укрывается.
А тут старый казак Илья Муромец
Он скорешенько садился на добра коня,
А и он вез-то Соловья во чисто поле,
И срубал он ему да буйну голову.
Говорил Илья да таковы слова:
«Тебе полно свистать да по-соловьему,
Тебе полно кричать да по-звериному,
Тебе полно слезить да отцов-матерей,
Тебе полно вдовить да жен молодых
И пущать сиротать малых детушек».
***
Тут Владимир стольно-киевский
Он пошел в палаты белокаменны…
Как во ту гридню во столовую.
В палате все да по-небесному:
На небе солнце и в палате солнце,
На небе месяц и в палате месяц,
На небе звезды и в палате звезды,
Как на небе звездочка покатится,
Тут в палате звезда да рассыпается.
Там стоят столы да продольные,
А проложены скамеечки окольные,
Постланы ковры да персидские…
Тут яствушки были по-разуму.
Гуси-лебеди да зажарены,
Серы утушки да принапарены,
А все вина стоят да заморские;
Наедалися да напивалися…
Тексты гекзаметра.
Но между тем, как они совлекали блестящие брони,
С Полидамасом и Гектором юношей полк приближался,
Множеством, храбростью страшный, и более прочих
пылавший
Стену ахеян пробить и огнем истребить корабли их.
Но, приближаясь ко рву, в нерешимости храбрые стали:
Ров перейти им пылавшим, явилася вещая птица,
Свыше летящий орел, рассекающий воинство слева,
Мчащий в когтях обагренного кровью огромного змея:
Жив еще был он, крутился и брани еще не оставил;
Взвившись назад, своего похитителя около выи
В грудь уязвил; и растерзанный болью, на землю добычу,
Змея, отбросил орел, уронил посреди ополченья;
Сам же, крикнувши звучно, понесся по веянью ветра.
Трои сыны ужаснулись, увидевши пестрого змея,
В прахе меж ними лежащего, грозное знаменье Зевса.
***
Гектор могучей рукой за корму корабля ухватился;
Легкий, прекрасный корабль сей отважного Протезилая
В Трою принес, но в отечество вновь не повез ратоводца:
Окрест сего корабля и ахейцы смесясь и трояне,
В свалке ужасной сражалися врукопашь; боле не ждали
Издали стрел поражающих, или метательных копий:
Друг против друга стоящие, равным горящие духом,
Бились секирами тяжкими, взад и вперед с лезвиями,
Бились мечами и копьями, острыми сверху и снизу.
Множество пышных ножей, с рукоятками черными наземь
Падало окрест, летя то из рук, то с рамен ратоборцев,
Яростно бившихся; черною кровью земля залилася.
Гектор, корабль захватив, пред кормою стоял неотступен;
Хвост кормовой он руками держал и кричал к ополченьям:
«Светочей, светочей дайте! и с криком сомкнувшися гряньте!
День, награждающий все, даровал нам Зевес, присудил нам
Взять корабли, что, под Трою приплыв против воли
бессмертных,
Столько нам бед сотворили по робости старцев советных».
Рек, – и они на данаев ударили с большим свирепством.
***
Гера вошла в почивальню, которую сын ей любезный
Создал Гефест. К вереям примыкались к ней плотные двери
Тайным запором, никем от бессмертных еще не отверстым.
В оную Гера вступив, затворила блестящие створы,
Там амврозической влагой она до малейшего праха
С тела прелестного смыв, умастилася маслом чистейшим,
Сладким, небесным, изящнейшим всех у нее благовоний:
Чуть сотрясали его в медностенном Крониона доме,
Вдруг до земли и до неба божественный дух разливался.
Им умастивши прекрасное тело, власы расчесала,
Хитро сплела и сложила, и волны блистательных кудрей,
Пышных, небеснодушистых, с бессмертной главы ниспустила,
Тою душистой оделася ризой, какую Афина,
Ей соткав, изукрасила множеством дивных узоров;
Ризу златыми застежками выше грудей застегнула.
Стан опоясала поясом, тьмою бахром окруженным.
В уши прекрасные серьги с тройными подвесями вдела,
Ярко игравшие; прелесть кругом от богини блистала.
Легким покровом главу осенила державная Гера,
Пышным, новым, который, как солнце, сиял белизною.
К светлым ногам привязала красы велелепной плесницы.
Так для очей восхитительным тело украсив убранством,
Вышла из ложницы Гера.
Гомер.
Здравствуй, узорчатый мир, что весенний отпраздновал
праздник.
Здравствуй и ты, человек, дождавшийся милого лета…
Тот, кто в полуденный час насыщается пищей простою,
Тот, кто устав, наконец, засыпает сном молодецким,—
Много достойней людей, что, с утра нарядясь, как на
праздник,
Хворью томимы, кряхтя, с отвращеньем берутся за ложку.
Мы, работящий народ, литовцы, обутые в лапти,
С барами, с ихним житьем, сравняться не можем, конечно,—
Но и от немочей барских зато мы избавлены вовсе.
Сколько теперь в городах и усадьбах проклятий да жалоб,
Мол, нас опять навестить собирается жаркое лето.
Тот, по-дурацки крича, воюет с подагрой своею,
Этот – зовет лекарей, причитая, как старая баба.
Но почему же господ так свирепо терзают болезни,
И почему до поры их жадная смерть подсекает? —
Не потому ль, что они презирают труды и заботы
И, по привычке ленясь, обжираются лишь преисправно;
Мы же, которых в ничто не ставят в усадьбах господских,
Пахтанья жидкого съев с краюхою житного хлеба,
Живо за всяческий труд беремся – и спорится дело.
Если же перепадает кусок соленого сала
Или попробовать нам колбасы доведется литовской,
То еще лучше идет и еще веселее работа…
Без передышки все лето старались в полях и порядком
Пота горячего стерли со лбов воспаленных, покуда
Хлеб наш собрали насущный, свезли его в наши сараи.
Кристионас Донелайтис.
Глава V
ЛОГИКА РЕЧИ.
Всю свою сценическую жизнь актер имеет дело с литературным текстом. В процессе работы, будь то роль в спектакле или художественное чтение прозы или стихов, актер должен претворить письменный текст в звучащую действенную речь, рожденную живой мыслью, которую он извлек из текста автора и сделал как бы своей. Чтобы понять, насколько сложен процесс превращения письменной речи в устную, рассмотрим их различие с точки зрения психологии речи.
Резко разделяя понятие языка и речи, психологи определяют язык как объективную систему условных обозначений, которые сложились в процессе общественного развития независимо от отдельных людей. Речь же, с точки зрения психологии, относится к области психической деятельности человека, она служит средством общения, участвует в мышлении и использует для этих целей не только средства лексики, синтаксиса, грамматики, но и неязыковые средства: жесты, мимику, интонацию и другие.
В любом речевом высказывании, устном или письменном, всегда заложена определенная мысль. В сознании говорящего или пишущего она существует в виде общего замысла, как бы схемы того, о чем человек хочет говорить. Формирование мысли как общей исходной схемы, по утверждению психологов, есть внутренний речевой процесс, в котором определяется главное, что надо раскрыть говорящему или пишущему. Эта внутренняя скрытая речь, на которую опирается замысел говорящего, расшифровывается в развернутой системе языковых средств. Например, я хочу рассказать вам о преимуществах отдыха в Крыму. Это мой замысел; в нем нет еще готовых слов, фраз, подробностей описания природы и т. п., но есть уже точная схема главного, что должно убедить вас ехать в Крым: климат, природа, благоустроенность санатория, интересные морские прогулки, экскурсии. Вся эта наметка есть скрытая внутренняя речь, не облеченная в одежду слов и фраз, но благодаря ей они-то и возникают.
Процесс расшифровки замысла, опирающегося на внутреннюю речь, очень сложный, особенно в художественной литературе. «Мысль и чувство, не превращенные в слово, – говорил А. Н. Толстой, – лишь слепые силы хаоса».
Рассмотрим особенности этого процесса в устной и письменной речи. В устной речи всегда имеется живой контакт со слушателями, поэтому говорящий при переводе свернутой внутренней речи во внешнюю развернутую максимально использует не только выразительные языковые средства, но и неязыковые: интонации, паузы, жесты, мимику, которые остались неизменными спутниками устной речи еще с того времени, когда слово не играло главной роли в общении.
В письменной же речи неязыковые средства отсутствуют, поэтому она всегда максимально развернута и использует все средства языка. Синтаксическая структура письменной речи гораздо сложнее, чем устной, так как для читающего исключается возможность догадок, к которым в устной речи ведут интонации, жесты, мимика. Выбирая нужные слова, работая над синтаксисом фраз, пишущий стремится привести свою мысль к однозначному и точному пониманию для читающего, поэтому в письменной речи большую роль играет контекст. В максимальном использовании языковых средств и в значении контекста заключается главное отличие письменной речи от устной. Конечно, при чтении текста про себя мы тоже ощущаем скрытую интонацию, особенно в диалогах, но эта «немая» интонация представляет собой лишь некоторое приближение к тому, что может быть выражено в звуках. Об этом хорошо сказано в письме М. Ю. Лермонтова к М. А. Лопухиной, мысль которого сводится к тому, что выразительность, присущая письменной речи лишь потенциально, в устной речи проявляется действенно и активно. «…Право, следовало бы и письмах ставить ноты над словами; ведь теперь читать письмо то же, что глядеть на портрет: ни жизни, ни движения; выражение застывшей мысли, что-то отзывающееся смертью!..»[16]16
М.Ю. Лермонтов. Собрание сочинений в 4-х томах, т. 4, М., Изд-во Академии наук СССР, 1959, стр. 576.
[Закрыть].
Путь к оживлению письменной речи в рассказе актера связан прежде всего с процессом понимания написанного автором. Чтобы разобраться в сложном и длинном речевом потоке, читающий должен не только понимать слова в данном контексте, но и уметь анализировать сложные логико-грамматические фразы, уметь выделить те из них, которые имеют ведущее значение для понимания мысли всего отрывка или произведении, и облегчить те элементы, которые являются второстепенными по отношению к главному смыслу.
Студентам театральных вузов необходимо прививать вкус к логико-аналитической работе над текстом. Это избавит их устную речь от многоударности, заслоняющей значительностью каждого слова смысл фразы и главную мысль целого отрывка; избавит от неверных или резких силовых ударений, искажающих мысль, убережет от пауз, дезорганизующих слушателя в восприятии перспективы мысли во фразе и отрывке.
Роль видений в работе над логикой звучащей речи не менее важна, чем умение разобраться в грамматическом строе отдельных предложений и их смысловой связи друг с другом. Это особенно важно при анализе текстов художественной литературы. Возьмем для примера отрывок из повести Н. В. Гоголя «Коляска»:
Впереди ехала открытая двуместная легонькая колясочка; в ней сидел генерал с толстыми, блестевшими на солнце эполетами и рядом с ним полковник. За ней следовала другая, четвероместная; в ней сидел майор с генеральским адъютантом и еще двумя насупротив сидевшими офицерами; за коляской следовали известные всем полковые дрожки, которыми владел на этот раз тучный майор; за дрожками четвероместный бонвояж, в котором сидели четыре офицера и пятый на руках, за бонвояжем рисовались три офицера на прекрасных гнедых лошадях в темных яблоках.
Сложность этого отрывка заключается в том, что рассказчик должен нарисовать слушателю не только весь кортеж, но и тех, кто сидел в колясочках, на дрожках, в бонвояже, верхом на лошадях. При этом предложения, рисующие седоков, не должны прерывать перспективы видения всего кортежа в целом. Разобравшись в логике сложных периодов, верно определив все придаточные как своего рода вводные предложения, произносящий их тем не менее испытывает ряд трудностей, пока в его представлении четко не возникнут все фигуры седоков с деталями комплекций, поз, костюмов. Так, в первой двуместной колясочке сидел не просто генерал и рядом с ним полковник, а генерал в приличном для его сана обмундировании, в котором особенно выразительны блестевшие на солнце толстые эполеты. Нечеткость видений этой детали обычно приводит к тому, что после слова «генерал» возникает пауза, и тогда появляются как бы три седока: генерал, «эполеты», полковник.
Во второй колясочке, четвероместной, отчетливость видений позволяет определить майора как главную фигуру, с которым ехали еще трое: рядом с ним генеральский адъютант и насупротив еще два офицера. Приблизительность же видений заставляет обычно сделать паузу не после слова «майор», а после сочетаний «майор с генеральским адъютантом», что обрывает перспективу всей этой вводной фразы, и слушатель уже не ждет продолжения, хотя упоминание о четвероместной коляске нацеливает его на определенное восприятие картины.
Четкость видений помогает справиться и с трудной фразой, рисующей четвероместный бонвояж и его пятерых седоков. Деталь «и пятый на руках» заставляет воспринимать картину в целом и произнести без паузы «четыре офицера и пятый на руках». То же и с тремя замыкающими кортеж гарцующими офицерами. Они должны восприниматься как единое целое в их слитности с прекрасными гнедыми лошадями в темных яблоках. Слово «рисовались» подчеркивает эту слитность.
Вдумчивое аналитическое отношение к тексту автора приучает ценить слово, избавляет от таких недостатков речи, как скороговорное «болтание» текста, беглость чтения в ущерб смыслу. В целом ряде случаев студенты не замечают своего бессмысленного чтения, поэтому кроме аналитической работы над письменным текстом очень важно научить их разбираться в законах, организующих донесение смысла звучащей речи.
I. ЛОГИЧЕСКАЯ ПАУЗА
И ЛОГИЧЕСКОЕ УДАРЕНИЕ.
Мастера театра всегда очень заботились не только о дикции, но и о четком донесении смысла фразы и всего текста роли. В.Г. Сахновский, вспоминая занятия К.С. Станиславского со студийцами, писал: «Иногда – и это бывало особенно «опасно» для хода репетиции – Константин Сергеевич наклонялся вперед, прикладывал руку к уху и довольно любезно произносил:
– Как? Не понимаю.
Исполнитель повторял.
– Как? – снова спрашивал Константин Сергеевич. – Ничего не понимаю…
После этого он обычно приступал к скелетированию фразы, добиваясь правильного ударения и донесения мысли, или же начинал работать над дикцией актера»[17]17
Сб. «Станиславский. Писатели, артисты, режиссеры о великом деятеле русского театра», М., «Искусство», 1963, стр. 136.
[Закрыть].
Н.В. Гоголь в письме к М.С. Щепкину, говоря о чтении актерам «Ревизора», заботился прежде всего о том, чтобы они запомнили «смысл всякой фразы, который… вдруг может измениться от одного ударения, перемещенного на другое место или на другое слово… Нужно не представлять, а передавать – передавать прежде мысли… Краски положить не трудно; дать цвет роли можно и потом..»[18]18
Сб. «Михаил Семенович Щепкин», стр. 200, 201.
[Закрыть]
Законы, которые помогают актёру понять мысль автора и верно передать её в звучащей речи, называются законами логики речи. Они основаны на законах грамматики: слова, составляющие предложение, связаны по смыслу друг с другом. Благодаря смысловым связям слова объединяются в группы или словостишия. Разберем предложение: «Скоро луна и звёзды потонут в густом тумане».
Смысловые связи слов этого предложения (фразы) будут следующие:
1. Луна и звезды потонут – это связь двух подлежащих со сказуемым.
Все остальные слова группируются по смыслу вокруг сказуемого «потонут».
2. Скоро потонут.
3. Потонут в тумане.
4. Потонут в густом тумане.
Чтобы верно донести смысл этой фразы, мы не можем объединить стоящие рядом, но не связанные по смыслу слова «скоро» и «луна». «Скоро» связано со словом «потонут», следовательно, чтобы соединить их, мы должны разъединить не связанные по смыслу слова – «скоро» от слова «луна» и «потонут» от слова «звезды». Слова, не связанные по смыслу друг с другом, отделяются паузами, которые называются логическими, так как они способствуют верной передаче мысли фразы. Заключенные между логическими паузами отдельные слова или словосочетания принято называть речевыми тактами. Графически логические паузы условимся обозначать наклонной чертой /.
В нашем предложении логические паузы распределяются следующим образом:
Скоро / луна и звезды / потонут в густом тумане. 1-й такт 2-й такт 3-й такт
В данном предложении три речевых такта. Как видим, количество слов в каждом такте может быть разным в зависимости от того, как распределяются логические паузы.
Чтобы точнее определить место логических пауз, нужно помнить, что в русском языке слова одного словосочетания в предложении не всегда стоят рядом. Так, в нашем примере словосочетание «скоро потонут» разделено подлежащим «луна и звезды». Смысл предложения становится понятен, когда в нашем сознании ясно определятся как целые словосочетания, так и их части.
Когда актер или чтец недостаточно вдумчиво работают над текстом и разъединяют тесно связанные по смыслу слова или объединяют слова, относящиеся к разным речевым тактам, в речи возникает бессмыслица. Например, подчиняясь ритму стихотворной строки и не вдумываясь в смысл фразы, учащиеся часто допускают такую ошибку во фразе из «Евгения Онегина»:
Как истинный француз, в кармане
Трике привез куплет Татьяне.
Игнорируя паузу, подсказываемую запятой, они объединяют слово «в кармане» со словосочетанием «истинный француз», разрушая тем самым связь слов «привез в кармане»; а не делая паузу после слова «куплет», произносят непонятное «куплеттатьяне». Вся фраза звучит нелепо.
Точное деление на речевые такты, объединяющие одни слова и разъединяющие другие, проясняют точность видения и смысл:
Как истинный француз / в кармане
Трике привез куплет / Татьяне.
Теперь слушателю становится понятен не только именинный сюрприз, но и характер того, кто его дарит.
Еще более серьезной аналитической работы требуют сложные предложения, особенно когда смысловая связь слов разрывается длинным придаточным предложением. Например:
С т о р о ж е в ы е м о г и л ь н ы е к у р г а н ы, которые там и сям высились над горизонтом и безграничной степью, г л я д е л и с у р о в о и м е р т в о.
А. Чехов.
Основной смысл заключен в выделенных частях главного предложения, поэтому очень важно суметь выделить логические отношения между отдельными элементами фразы.
Актер, как и каждый художник, мыслит образами. Поэтому если на экране его внутреннего зрения благодаря аналитико-синтетической работе возникнут прежде всего суровые сторожа-курганы, он не сможет не увидеть их в определенном пространстве – безграничной степи, замкнутой линией горизонта, —именно это рисует придаточное предложение, от которого в процессе анализа он отвлекся, соединяя части главного предложения.
Однако в предложении могут быть слова, которые по смыслу легко соединяются как с одним, так и с другим словосочетанием данного предложения. Тогда одно и то же предложение с одними и теми же словами, но с иначе образованными словосочетаниями и, следовательно, с другими логическими паузами может прозвучать в нескольких смысловых вариантах. Например: «Отец укрыл его плащом своего брата».
В этом предложении местоимение «его» в равной мере может и дополнять сказуемое – укрыл (кого?) его, и быть определением к слову «плащом» – (чьим?) его.
Логические паузы, определяющие смысл этих вариантов, могут располагаться и после слова «его» (1-й вариант) и после слова «плащом» (2-й вариант).
Разные паузы рождают и разные варианты видений. В первом случае плащ, принадлежащий брату, используется отцом для того, чтобы укрыть кого-то. Во втором случае плащом, принадлежащим кому-то, отец укрывает своего брата. Тот или другой выбирается в зависимости от главной мысли отрывка и цели высказывания.
Отец укрыл его /плащом своего брата.
Отец укрыл его плащом /своего брата.
Таким образом, логическая пауза, объединяя слова в речевые такты и отделяя последние друг от друга, организует понимание произносимой мысли. Вот почему К.С. Станиславский писал: «Работу по речи надо начинать всегда с деления на речевые такты или, иначе говоря, с расстановки логических пауз»[19]19
К. С. Станиславский. Собрание сочинений, т. 3, стр. 97.
[Закрыть].
