Текст книги "Партнер для танго"

Автор книги: Вера Копейко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

8

– Ты разбила его! – Кирилл смотрел на нее узкими глазами. – Ты понимаешь, что ты сделала с моим джипом?

Таких глаз Ирина никогда у него не видела. Она подумать не могла, что можно удержать веки на таком расстоянии друг от друга. А каким холодом веяло оттуда, из темных щелей!

Тяжелый камень с большой скоростью ухнул вниз, в живот. Казалось, падая, он ободрал все внутри.

Это был страх. Но не тот, который заставил ее согнуться пополам над шоссе, когда она вылезла из-за руля. Ее рвало тем страхом, до желчи.

Сейчас не темно в глазах, но внутри – больно. Почти так же, как на дороге, когда страх лез и лез из нее.

– Я чуть не разбилась. – Ирина хотела сказать это громко, четко, ясно, но голос заморозился. Она разозлилась на себя и надсадно закашляла. – Я чуть не разбилась! – закричала она.

Удавшийся крик успокоил. Она увидела, как веки Кирилла раздвинулись.

– Чуть? – Губы Кирилла сложились в усмешку. – Ты чуть не разбилась? Допустим, – хмыкнул он. – Но ты цела. Я это вижу. Выпьешь водки – наступит полный покой. А джип… – Он шумно вздохнул. – У джипа нет бампера, нет правой фары, нет…

Во рту собралась слюна, Ирина отвернулась и со злостью плюнула в канаву. Ей показалось, комок страха укатился в глубокую лужу. Пальцы сами собой сжались, кулаки напряглись. А если они готовы, то не могут просто так висеть вдоль тела, кулаки дернулись, чтобы ударить. По бледным тонким губам, которые уже спрятались между усами и бородой.

Усилием воли Ирина засунула кулаки в карманы кожаной куртки.

– Можно подумать, я летела в темноте для собственного удовольствия! – закричала она. – Твои вечные «надо», «сгоняй», «сделай милость»! Они ввинтились в мозги. Я, что ли, лося выманила на дорогу? Отец говорит, у них сейчас гон, понимаешь? Они непредсказуемы.

Кулаки разжались, она вынула одну руку, убрала волосы с лица. Они совсем мокрые. Подняла голову, словно хотела проверить, нет ли дождя. Но это не дождь, поняла она. Это пот.

Она отдернула руку, снова засунула в карман.

– Что ж, – бросил Кирилл. – Кто разбил машину, тот ее и чинит. Закон моря. За свой счет, разумеется.

– У тебя нет страховки? – спросила она глухо.

– Нет. Я не трачу деньги впустую.

– А если бы ты сам…

– Я не налечу на лося, моя дорогая… девушка, – он фыркнул, – которая стремится соответствовать манерам и облику английской леди, – насмешливо проговорил он. – Но твой базарный крик не приближает тебя к эталону. – Он окинул ее взглядом. – И вообще, где английское спокойствие? Где сдержанность? – Он помолчал, словно прикидывал, стоит ли продолжать. – Мне страховка не нужна. Я не ношусь по шоссе в темноте, как очумелый.

– Чтобы быть леди, – процедила она сквозь зубы, – рядом должен быть джентльмен.

Ирина заметила, как вздернулась темная бородка. Она повернулась и пошла к воротам.

Она шагала по темной улице, не замечая, что фонари не горят. Перед глазами снова потянулось шоссе. Она снова, теперь уже мысленно, ехала по нему с дальним светом фар. Включила радио, играла сладкая музыка, от которой сердце не билось, а взмывало и опускалось, словно вишня, которую за хвостик вынимаешь из сиропа.

Внезапно свет фар уперся в стену. Она приближалась, все быстрее, быстрее. Ирина, не мигая, смотрела на нее, пытаясь понять, откуда стена, почему? Сколько раз ездила по этой дороге на фабрику – и ничего похожего!

Музыка млела в приемнике, мотор тихо пришептывал что-то. Она давила на тормоз, давила…

Стена сдвинулась влево. Шоссе открылось – слегка. Она резко повернула руль, чтобы проскочить в щель. Но животное, огромное и тяжелое, шло слишком медленно.

Она ударила лося в бок. Звон стекла, металлический стук. Удар в грудь, но легкий – ремень безопасности держал крепко. Не выходя из машины, Ирина уже знала, что левая фара и бампер приказали долго жить.

Музыка стекала сладким медом с серебряной ложки, мерцала синим светом шкала…

Она отстегнула ремень, открыла дверь и вышла.

Лося на дороге не было, он убежал в лес. Но, как говорил ей отец, подбитое животное все равно погибнет.

Значит, она убила лося?

Ирина засунула дрожащие руки в карманы куртки, обошла машину. Все так, как она думала. И фара, и бампер. Голая лампочка слепила глаза, Ирина опустила козырек черной бейсболки еще ниже…

Да, думала она сейчас, шагая в сторону Театральной площади, убила живое существо. Впервые в жизни. Не нарочно, случайно. Оно вышло не туда, куда должно. Или ходило через шоссе туда, куда должно? Куда звала… любовь? Ведь сейчас гон у лосей, значит, любовь? Страсть?

А ее что погнало на шоссе? Тоже любовь?

– Ха-ха-ха! – расхохоталась она. А потом вздрогнула от громкого шороха. Кошка белой стрелой метнулась через дорогу. Не черная, и на том спасибо. Можно подумать, что увидела бы черную, одернула она себя, в такой темноте.

Значит, любовь ее погнала на шоссе, да? Та самая любовь, которая ей выставит счет за ремонт джипа?

Театральная площадь не скупилась на огни. Подсвечен фонтан, над зданием администрации сияла гирлянда, театральная афиша возле парадного подъезда драмтеатра предлагала прочитать себя без дополнительных усилий – лампочки светили во всю мощь.

Ирина подошла к автобусной остановке. Нет, она не пойдет на Московскую, к Кириллу. Без колебаний, быстро, пересекла площадь. Она поедет к отцу, в Коминтерн. Отца нет в городе, и это хорошо.

Автобус катил мягко, кондукторша болтала с водителем. По мосту через Вятку Ирина давно не ездила в этот час, следила за огнями лодок. Рыбаки – свободные духом люди, говорил о них отец, он и сам был таким.

А она? Что делает она со своей жизнью? Зачем-то закончила пединститут, зачем-то учится в аспирантуре.

Зачем-то, усмехнулась она. Все предусмотрено при рождении. Бабушка сумела не только свою дочь держать на коротком поводке, она и на нее сворку накинула. Ирина помнит, как отдала матери диплом и решила, что свободна для жизни.

Но мать сказала:

– Мне жаль, но бабушка видела тебя кандидатом наук.

– Ме-ня! – ахнула Ирина.

– Да, тебя, – подтвердила мать.

– А если нет? – Ирина помнит, как загорелись ее щеки.

– Если нет, то у тебя тогда… – она вздохнула, – многого нет.

– Например? – спросила Ирина, наблюдая за лицом матери. Оно было бесстрастным, как у теледиктора, который читает чужой текст.

– Бабушка оставила тебе деньги на поездку в Англию. Подучить английский перед экзаменом в аспирантуру. Ты ведь всегда хотела в Англию?

– Хотела, – сказала Ирина.

– Ну и еще. – Мать вздохнула. – Снова деньги. Бабушка завещала тебе счет в банке.

– С каких это доходов? – недоверчиво фыркнула Ирина.

– Это не важно. Но, если хочешь знать, скажу.

– Конечно, хочу.

– Ты знаешь, что в бабушкином роду много бездетных. Она сумела объяснить им: ты тот человек, который не пустит по ветру то, что они накопили. В общем, на счету в банке деньги за два дома, неплохих, за две квартиры в Екатеринбурге и за одну в Челябинске.

Ирина хлопала глазами.

– И что же? – наконец спросила она. – Какое отношение все это имеет…

– А такое, что все это ты можешь получить только после защиты диссертации.

– А если нет?

– Тогда счет останется в банке. Невостребованным.

– А ты не сможешь им воспользоваться?

– Нет, Ирина. Я сделаю так, как сказала мама.

– Круто, – выдохнула Ирина. – Послушная дочь. До… до потери пульса. – Ирина сначала фыркнула, а потом захохотала. – Ох, наша бабушка! Наш гениальный инженер-конструктор. Скажите, кто-нибудь, что вечных людей нет! Есть, потому что даже с того света они могут руководить нашей жизнью! – Она качала головой.

– Можешь говорить все что угодно, кричать, визжать, кривляться. Но все будет так и только так.

– Ладно, за сколько же я должна стараться? Можно узнать?

– Тайна, – ответила мать. – Она откроется в обмен на диплом кандидата исторических наук.

– Понятно. Но то, что ты перечислила, должно быть, не хило, – сквозь зубы процедила Ирина. – Мне предлагают выучиться в аспирантуре за большие деньги. Причем плачу не я, а мне. Гм-м-м… А вообще-то, какие у меня варианты? – продолжала она. – В школу я не хочу. Бегать по частным урокам – туфли жалко. Идти в музей Царицыно, как ты мне предлагала…

Мать перебила ее:

– Я ей предлагала! Я просила, чтобы тебя туда взяли хоть кем-то! Там перспектива, его восстановят, там нужны люди. Ты понимаешь?

– Понимаю. Это. Но не понимаю, мама, почему я. Ты сама знаешь, я хотела пойти на биофак.

Зоя Павловна махнула рукой:

– Только не говори мне в сто первый раз, что ты хочешь чистить клетки в зоопарке.

Ирина фыркнула, как дикая кошка.

– Чистить клетки? Нет. Они пахнут. А вот кормить зверей, наблюдать за ними… В конце концов, выращивать для них еду, морковку, свеклу… – Ирина улыбалась. Она видела, как мать морщится. Но представляла себе, что это не мать, а бабушка.

– А должность, которую тебе могут дать без специального образования в зоопарке? – Мать, кажется, не могла оставить эту тему. – Ты что, истории будешь учить львов, тигров, кто там еще…

– Тапиры, носороги, верблюды, ежи, лисицы, волки…

– Можешь не перечислять. – Мать снова махнула рукой.

– Мама, но я говорила, чего я хочу…

Мать вздохнула:

– Ну что мы как на сайгонском базаре? Мы живем в тех обстоятельствах, в которых живем. А значит, из них и следует исходить.

Когда мать вспоминала о чем-то вьетнамском, это означало: она сказала все, что могла. Значит, не отступит ни на шаг.

Ирина тоже вздохнула.

– Лады, – бросила она. Мать знала, что это означает. – Покоряюсь, хотя я против.

Зоя Павловна усмехнулась:

– Итак, стороны обменялись речами. Что дальше?

– А дальше, – сказала Ирина, – ты сама знаешь, – в Москве в бесплатную аспирантуру мне не поступить. А если в платную, то жаба давит. Ей-богу.

– Согласна. Варианты?

– Один. Ехать к отцу и учиться в Вятке.

Мать поджала губы. Но это ее первая реакция. Вторая быстро перекрыла первую. Мать сказала:

– Что ж, логично. Жилье есть. Отца дома не бывает. Значит, мы подошли к этапу номер один твоего приближения…

– …к бабушкиной морковке, – засмеялась Ирина.

– Я должна отправить тебя в Англию. – Мать не обратила внимания на выпад дочери. А чтобы подчеркнуть, что сделала это намеренно, добавила: – Я не могу ослушаться маму.

В Вятке все вышло так, как и должно было. Она легко сдала экзамены, написала работу по странной для нее теме: «Особенности преподавания в старших классах социалистического периода истории». Отец Кирилла уже поговорил с кем надо, проблем с защитой не будет.

Но все остальное становилось проблемой, причем более серьезной, чем ей казалось. Она все глубже врастала в дела Вахрушевых, а роль, которую ей отвели, начинала тяготить.

Автобус нырнул в полуспящее село, отделявшее город от поселка Коминтерн. Когда-то этот поселок не входил в черту Вятки, но потом росчерком пера его облагодетельствовали. Построили панельные дома, которые своей эфемерностью придавали особенную основательность старым кирпичным. Отец жил в таком, в старой бабушкиной квартире. Она предусмотрительно не продала ее, переехав в Москву к дочери Зое после смерти своего мужа. Она знала, семья всегда сумеет выгодно распорядиться площадью.

Довольно долго здесь жила старшая бабушкина сестра, потом еще кто-то. Отец захотел переселиться сюда по своей воле. Что и сделал.

Ирина прошла от остановки в глубь квартала, к дому. Набрала код «38», который, похоже, в этом городе на каждой двери. В подъезде, как и месяц назад, та же труба с лохматыми слоями разной краски, вынутая из ванной чьей-то квартиры, стоит в углу. Почтовый ящик забит бумагой – рекламщики трудились зря, отец давно в полях. Потом выну, подумала Ирина и пошла вверх. Между вторым и третьим этажами на широком подоконнике сверкали глазами непугливые кошки – серая и белая. Лестница, как всегда, чисто вымытая, и такой же привычный запах вареной картошки.

На четвертом этаже Ирина открыла дверь своим ключом и вошла.

9

В квартире было все привычно – тот же урчащий холодильник в коридоре, тот же коричневый шкаф, в котором, знала она, висят еще бабушкины старинные пальто, плащи, шляпы.

Она сбросила ботинки в прихожей, куртку повесила на стоячую рогатую вешалку – все равно в шкафу нет места.

В желудке заурчало так громко и требовательно, что Ирина не решилась отказать ему. Холодильник включен, значит, там что-то есть.

Конечно, есть. Она увидела литровую банку соленых грибов. Достала, покрутила. Похоже на валуи, значит, соседка угостила отца. Еще там стояла трехлитровая банка соленых узкотелых помидоров. Тоже чей-нибудь дар. В овощном корытце она обнаружила морковь, покрывшуюся белыми тонкими ростками, как шерстью: утомилась ждать внимания.

Ирина поставила чайник на газовую плиту, чтобы запить грибы и помидоры. А в ожидании думала.

Конечно, не просто так она налетела на лося. Ее гнало по шоссе то, что она увидела на фабрике. Ей хотелось поскорее рассказать и в который раз предупредить Кирилла: вот-вот он потеряет фабрику.

В том не ее вина. Хотя Кирилл постоянно внушает ей, что именно она ею занимается. Но фабрика – не ее. И она сама – не Вахрушева. Хотя работает на эту семью с утра до вечера.

Разве она согласилась соединиться с ними навсегда? То есть остаться с Кириллом… навсегда?

Она смотрела на чайник, в блестящем боку видела кривую фигуру со сложенными длиннющими руками. Она покачала головой, и голова, отраженная в шлифованном алюминии, заколебалась.

Ирина усмехнулась. Их связь с Кириллом показалась ей похожей на эту уродливую фигуру. Чем дольше длились их отношения, тем менее ясными они становились. Все чаще она спрашивала себя – зачем ей это? Но в то же время они уже длились так долго, что невозможно было мгновенно взять и прекратить их.

Внезапно Ирина с облегчением подумала – хорошо, что она ему все-таки не жена.

Чайник зашипел, забулькал, она выключила газ. Поискала заварку в шкафу. Вытряхивая остатки прямо в чашку, подумала: конечно, в таком отношении Кирилла к фабрике есть причина – она досталась ему за бесценок. Бывший студент отца, а теперь хозяин района, сам предложил ее Александру Ивановичу Вахрушеву.

Фабрика совсем простенькая. Своего цеха по производству волокна нет. Да и Кирилл – еще тот бизнесмен. Ирина поняла это не сразу, а только когда вникла в то, что происходит на фабрике. Конечно, он читает лекции на коммерческом отделении, ему нужно готовиться. Но ведь можно подумать о том, кого берешь управляющим?

Управляющим он назначил человека из бывших сотрудников. Она так и не разобралась, кем он прежде работал. Но увидела одно: этот человек поспособствовал тому, чтобы фабрика потеряла всякую цену и досталась такому хозяину, как Кирилл.

Вникая в перчаточное дело, как она вникала во все, чем занималась, Ирина удивилась – какой это большой и разнообразный рынок. Только сейчас до нее дошел истинный смысл расхожего выражения – «менять, как перчатки».

Оказывается, все дело в английских джентльменах, они меняли перчатки шесть раз в день. Но ведь сегодня полно народу, готового приблизиться к эталону английского джентльмена, а значит, людей нужно увлечь. Но для того чтобы «обуть» всем руки – она усмехнулась словесной находке, – нужно вложить в эту идею привлекательный смысл.

Фабрика должна выпускать шесть вариантов перчаток, решила Ирина. Шесть станет кратным числом всех идей.

Увлекшись, она говорила Кириллу:

– Давай начнем с рабочих перчаток – для садоводов, водителей. Их можно продавать по шесть штук. Они дадут основную прибыль.

– Похоже, ты хочешь соответствовать результатам теста. – Он ухмыльнулся.

– Ты о чем? – попыталась она вспомнить.

– Не делай вид, что забыла. Ты же у нас должна стать миллионершей.

– Брось, – с досадой отмахнулась она. – Если бы такие игры на самом деле вели к успеху…

– Не надейся, что перчаточная фабрика – твой этап к большим деньгам.

Она поморщилась. Ей показалось, что он сделал ударение на слове «твой». Но переспрашивать не стала.

Ирина долго гуляла по Интернету, стараясь оценить спрос на товар. Он есть, поняла она, не только на простые рабочие перчатки, но и на более качественные. Тоже хлопчатобумажные, правда, из первосортной пряжи, в три, четыре, пять ниток. А еще лучше, если они будут длинные, с высоким напульсником. Все узнала она и о размерах – выгоднее всего расширить их диапазон: от восемнадцатого до двадцать второго.

Понравилась ей свежая идея – наносить точечное полимерное покрытие – красного, синего или черного цвета на рабочие перчатки. Такими можно вытеснить долю иностранных перчаток на этом рынке.

Ирина поначалу часто ездила на фабрику. Дорога шла лесом, плотная стена елей и сосен сменялась березником и осинником. Потом открывалось поле, всегда разное. Доехав до него, она всегда опускала стекло в машине – во все времена года поле пахло необыкновенно. Сладко-горько. Как сама жизнь? – смеялась она над своим восторгом. Но потом поняла – это запах донника, который не теряет аромата, даже засохнув.

Ездить в темноте ей нравилось. Странный покой охватывал ее, чувство небывалой защищенности темнотой, а не страх темноты испытывала Ирина. Дорога безлюдная, вся твоя. И свет – тоже только твой. Твоих фар. Кажется, что и весь мир твой, и ты можешь думать, как хочешь, поступать, как хочешь. А не только внушать другому, почему ты этого хочешь.

Она услышала скрежет тормозов под окнами, вздрогнула от неожиданности. Как странно, она почему-то думает о фабрике, а не о Кирилле. Похоже, ее не слишком удивило то, что произошло между ними?

Она взяла свой чай, села возле темного окна, выходившего на лохматую липу, усмехнулась. Ясно, что Кирилл хотел ей показать: отказываешься выйти замуж, значит, кто ты? Наемный работник. А если так, то оплошал, испортил хозяйское имущество – плати.

Она отпила глоток, горло перехватило. Как горячо. Горячо… Да, еще и по другой причине горячо. Как в игре – она близко подошла к разгадке.

Ирина отодвинула чашку и оперлась локтями о стол. Положила голову на сомкнутые руки.

Накануне поездки на фабрику они лежали в постели. Но мысленно она уже была там, думала, что сделать…

– Я чувствую, ты хочешь меня о чем-то спросить? – Он наклонился к ней и пощекотал бородой ее щеку.

– Не спросить, а удивить, – сказала она.

– Говори.

– Ты слышал про эротические перчатки? Не слышал? Я сама недавно узнала.

Он положил руку ей на голову и погладил. Она отстранилась – не любила необязательную ласку, мимоходом, когда о чем-то говорила с ним всерьез.

– Но они тоже – рабочие, – ухмыльнулся Кирилл.

Ирина открыла рот, чтобы возразить, а потом рассмеялась:

– В твоих словах что-то есть…

– Разумеется, – снисходительно бросил он. – Хотя миллионером обещано стать тебе, но мне тоже кое-что должно перепасть. Быть руководителем. Наставником миллионера. Не откажусь. Как выглядят эти перчатки? Эротично?

– Они черные, короткие, в сеточку, – объясняла Ирина, приподнимаясь на локте и наблюдая за его лицом. Он никак не может забыть тот дурацкий тест. И чем дальше, тем чаще вспоминает о нем.

– Кому ты станешь их предлагать? – спросил Кирилл. – Отправишь коробейников по ночным клубам? Наладишь связи… гм… нет. Не то, звучит двойственно. Скажу иначе – ты установишь деловые контакты с…

– Да ну тебя. – Она отмахнулась. – Тебе что ни предложи – все смешно и нелепо. Но я точно говорю – сейчас люди готовы купить тьму перчаток! Разных!

– Электротехники, – подхватил он, – боксеры, велосипедисты, вратари, домохозяйки, медики, сноубордисты, горнолыжники, – неспешно перечислил он, – спешат и падают, желая стать нашими клиентами. Ты это хочешь сказать? – Его голос звучал серьезно.

– Ага-а! Значит, ты только делаешь вид, будто фабрика совсем тебе не интересна?

– А ты думала? – Он довольно засмеялся.

– Но ты не знаешь еще про один момент. Мы можем стать первыми, кто вернет в обиход дамские нитяные перчатки. Знаешь, такие тонкие, нежные. – Она даже потерла большой палец об указательный, словно между ними что-то эфемерное. – Такие были в моде в конце девятнадцатого и начале двадцатого века. Похожи на ажурные чулки. Их делали без пальцев, они закрывали руку выше локтя.

– Тебе пошли бы, – заметил Кирилл. Он взял ее руку, поднес к глазам. – У тебя красивая рука. Узкая, пальцы длинные. – Потом положил ее себе на грудь. – Я люблю смотреть, как она скользит по мне… Нежная, сухая… – Он медленно вел ее руку вниз по своей груди, потом по животу.

– Сейчас входят в моду перчатки-митенки, с отрезанными пальцами, – бормотала Ирина, от чувственной ласки по коже пробежали мурашки. Наверное, дело в этом… Конечно в этом… Вот почему она не уходит от него…

– Очень правильно, – пробормотал Кирилл, как будто догадался, о чем она подумала. Он взял ее указательный палец и вставил в ямку пупка. – Посмотри, на что он похож, а?

– О-ох, – простонала она. Заплетающимся языком, чувствуя, как вздрагивают живот и бедра, она все же проговорила: – Ты не хочешь об… обсуждать…

– Не-ет, – прошептал он, – я хочу… обсуждать… У тебя запылала рука, мне приятно. Сейчас ты вся будешь такая… Жаркая. Везде, да? – шептал он, тесно прижимаясь боком к ее боку.

Она замерла, игра распаляла ее, он хорошо знал, что ей нравится. Ее рука сама, без его помощи, скользнула ниже и…

Он схватил Ирину за руку, потянул к себе, она навалилась на него, он быстро заполнил собой ее всю…

Она тихонько захихикала – смешно, на самом деле. Сказать ему, что он натянул ее, как перчатку? Но она не успела решить – то, что происходило сейчас между ними, было самое лучшее в их отношениях…

После того как Кирилл заснул, Ирина снова спросила себя – она любит его? Но ответа не было, как не было его прежде – она много раз спрашивала себя об этом.

Ирина догадывалась о причине – она не знала точно, что следует вкладывать в слово «любовь». Она разделила само понятие на части. Поэтому могла сказать точно, что любит делать с ним это. Любит, однокоренное слово – любовь.

А на следующий день Ирина поехала на фабрику в неурочный час. Управляющий ожидал ее утром. Она приехала к вечеру…

Ирина снова подвинула к себе чай. Фаянсовые стенки остыли. Она поднесла кружку к губам. И снова прокрутила в мыслях день, который стал для нее потрясением во многом.

Когда она вошла в здание фабрики, то подумала – не перепутала ли день недели. Посмотрела на дисплей мобильника: никакой ошибки – вторник.

Сторож дремал в своем закутке, он не проснулся, когда она прошла мимо него дальше по коридору. Смех – женский, потом тихая песня на два голоса. Она пошла туда, откуда они доносились.

Ирина остановилась перед дверью с надписью: «Красный уголок». Кирилл не сделал даже ремонт, хотя бы самый простой. Она поморщилась, глядя на захватанные руками некогда белые двери.

Она тихо открыла их и увидела за длинным столом женщин. Солнце ударило по глазам, ей показалось, что у них в руках острые огненные лучи заката.

Ирина сощурилась и сделала шаг вперед. Теперь увидела ясно – не лучи, а спицы в руках. Они вязали.

– Здравствуйте, – сказала Ирина.

Женщины не повернули головы, только кивнули. Но больше не пели. Из боковой двери вышел управляющий.

– Ирина Викторовна, какая неожиданность… – проворковал он, сладко улыбаясь. – А у нас тут… гм… у нас происходит – что бы вы думали?

– У вас происходит что? – переспросила она.

Солнце слепило так сильно, что она никак не могла спрятаться от его лучей, похожих по силе на прожектор отцовской метеостанции.

– Пройдемте ко мне… – позвал он. Ирина пошла за ним в его кабинет.

– У нас происходит во-от что-о, – тянул он. – Учеба. Мы ведем поиск новых моделей, про-обуем… Сейчас мода на комплекты. Шапочки, знаете, да? Шарфики, перчатки или варежки к ним. Ну, сколько можно! – В его толстом голосе слышалось возмущение. – Китайцы, всюду китайцы со своей дешевкой. Мы хотим устроить для Кирилла Александровича выставочку. Такую ма-аленькую… Я бы попросил вас не раскрывать ему тайну раньше времени, а? – Управляющий заглянул ей в глаза.

Она много раз говорила Кириллу о своих подозрениях – на его фабрике этот человек делает себе деньги. Он только махал рукой:

– Что-то капает и мне, я ничего не вкладываю. Мне не до того. Ты знаешь, чего я хочу на самом деле.

Ирина вышла из кабинета, проверила мешки с перчатками, готовыми к отправке, пошелестела бумагами и поехала обратно.

Она, казалось ей, не спешила. Темнота быстро обступала ее со всех сторон. Она снова думала о себе, о Кирилле. О том, долго ли все будет так, как сейчас.

Если бы она могла внушить, чем он обладает на самом деле! Что такая фабрика способна принести ему деньги, которые могут позволить сделать то, чего он хочет. Но со временем.

Он хотел быстро. Он хотел власти. Не над фабрикой в деревне. У него такие планы…

– Кирилл, – вспомнила она свой хныкающий от беспомощности голос, – ты пойми, сегодня люди меняют перчатки не от погоды, а от настроения, от костюма. Хочешь, я найду художников, которые сделают такие рисунки, что к тебе будет стоять очередь?

– Готова заниматься фабрикой – давай, – поощрял он ее. – Но ко мне не приставай.

Она спросила его в шутку:

– А если я выйду за тебя замуж, ты мне ее отпишешь?

Кирилл усмехнулся. Долго смотрел на нее. А потом сказал:

– Не ее тебе отпишу. Я тебя себе припишу. Ко всему прочему, что у меня есть.

– Поняла. – Ирина засмеялась, желая скрыть удивление.

Надо остыть к фабрике, сказала она себе, отпивая чай. Только иногда, когда позвонит управляющий, поехать посмотреть, как отгружаются мешки с перчатками.

Она купила бы ее! Внезапная мысль четко оформилась. Она скоро защитится, и тогда у нее будут бабушкины деньги. Может быть… Нет, он не продаст ей. Это точно. Она знает, что он скажет: «Денег не хватит».

Разговоры о деньгах ее утомили. Однажды ей приснилось, что ее оклеили сторублевками и она никак не может их отлепить от себя.

Чай показался невкусным. Ирина отставила его. Снова заглянула в нутро холодильника. Оказалось, она не заметила маленькую банку соленых огурцов. И бутылку водки, настоянной на калине. Вынула то и другое. Налила рюмку и закусила огурцом.

На душе медленно теплело. Захотелось зрелищ, посмеялась она над собой, проходя в комнату. Села на диван и включила телевизор. В нем пели, катались на коньках, рассматривали ящерицу и подводный мир, кусали белыми зубами темный шоколад, который назначили полезным для сердца и ума. А потом, когда на экране стрелки часов сошлись вместе, а часы на стене пробили двенадцать, раздался звонок.

– Ну что, сообразила? – спросил Кирилл. В голосе насмешка.

– Насчет чего? – спросила она. Водка с калиной расслабили. – Что это ты на дорогу выгнал лося? – Она засмеялась. – Чтобы пришпилить меня к ноге денежным долгом?

– Если бы ты была моей женой, Ирина, все было бы по-другому. Сама знаешь. – Голос его звучал глухо. Так бывало, когда он чувствовал вину, но не позволял себе признаться.

– Это как же? – с неподдельным интересом спросила она.

– Чинить машину – не забота жены… – тихо сказал он, – а мужа.

– Ты что – разыграл ту сцену? – спросила она, чувствуя, как обида отступает.

– Так когда мы пойдем и оформим? – спросил он.

– Оформим что? Ремонт джипа? – не сдавалась она.

– Завинтим гайки наших отношений, – сказал он.

– А ремонт джипа – свадебный подарок?

– Ты получишь новый в подарок.

Ирина засмеялась.

– Ты мне нужна, понимаешь? Вся. Целиком. Без остатка… Я сейчас поднимусь.

– А ты где?

– У подъезда. Код 38?

– Как всегда и как везде, – хрипло бросила она.

Она не выключила телевизор, щелкала кнопками пульта. Она сама не знала – рада или нет, что еще не конец. Будет продолжение. Прямо сейчас. Но в самой глубине души никак не могла найти то, что она любит в их любви, кроме того, что произойдет сейчас…

Они лежали в постели, Ирина положила голову ему на плечо.

– Ты решила, что я безжалостный, да? – Кирилл гладил ее по голове. – Я не стал тебя жалеть, потому что когда жалеешь, еще больнее.

– Зато приятней, – перебила она. – Не чувствуешь себя одиноким.

– Но я здесь. А если бы я был твоим настоящим мужем, ты чувствовала бы себя иначе.

– Да что изменится? Мы и так вместе.

– Вместе? Ловлю на слове. Значит, ты согласна переехать со мной в Москву.

– Когда? – удивилась она.

– Поближе к зиме.

Она лежала молча. А почему нет? Почему не поехать?

Она видела квартиру на одиннадцатом этаже, в Марьино. С балкона такой простор для глаз… И метро рядом.

– Ты будешь жить там, со мной… Ты ведь знаешь, один я потеряюсь в Москве, – шептал он ей в ухо.

Ирина отодвинулась. Привстала на локте.

– Обманщик-заманщик. Потеряешься, – фыркала она. – Так я тебе и поверила.

– Но ты же поверила, что я заставлю тебя заплатить за ремонт машины?

– Ну…

Кирилл обнял ее, она мгновенно уснула.