Текст книги "Туманный берег"

Автор книги: Вера Русанова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 21 страниц)

– То есть, Наталью Слюсареву вы тоже знали?

– Познакомилась. Заочно. И, вообще, не нужно меня перебивать!.. Сказала, что подумаю, потом поняла, что это – мой шанс. Нагородила всякой чепухи, что это – подсудное дело, по сути, кража ребенка. Но пообещала, что помогу. Райдер должен был вернуться в Россию через месяц...

... Он должен был вернуться в Россию через месяц, но уже вместе с Олесей. Алла пообещала, что к этому времени непременно найдет ребенка. Что это был за месяц, она предпочитала не вспоминать.

На следующий же день после разговора с Тимом Райдером она пошла в гости к Вадиму и долго смотрела на его очкастую жену, играющую с девочкой. Алла думала о том, как её убьет. Эта хитрая стерва заслуживала большего, чем просто удар топором по голове. Слишком просто, слишком быстро, слишком легко для нее. Пятнадцать лет в колонии строгого режима устраивали Аллу гораздо больше. Вонючие нары, грязные телогрейки, пьяные лесбиянки и растоптанные очки. Почему-то больше всего ей нравилось представлять, как милицейский каблук раздавит в мелкое крошево эти глупые, выпуклые стекла.

Потом был разговор с Одним Человеком. Она называла его просто на "вы", не употребляя ни имени, ни фамилии. У его жены фамилия была. Было имя и была история родов. А так же история болезни двух мальчиков-близняшек, которые по несколько минут каждый пребывали в состоянии клинической смерти. Когда Алла, наконец, поняла, что ребятишки выживут, она упала в обморок от усталости. А Один Человек принес ей охапку из ста роз и сказал:

– Проси, что хочешь. Хочешь квартиру – будет квартира. Хочешь машину будет машина. Если кто тебя обидит – тот не жилец. Я теперь твой должник на всю жизнь.

Обычно она стеснялась напоминать о долгах, но в этот раз напомнила. Пришла и сказала:

– У меня есть враг. Два врага. И они не должны жить, но убить их должен совершенно определенный человек.

Один Человек вообще уже давно сам не убивал никого. Он, помедлив, кивнул и попросил:

– Объясни.

Алла объяснила. Убийца должен быть маленького, женского роста. Он должен надеть мужские ботинки большего размера и оставить несколько следов с широко развернутыми ступнями. С нарочито широко развернутыми! Он должен стараться делать большие шаги. Он должен оставить на теле женщины длинный черный волос – вот этот. (Волос снятый с расчески Лили она принесла в стерильном пластиковом пакете).

Один Человек одобрительно усмехался. Он понимал, зачем эти хитрости: должно создаться впечатление, что женщина старательно инсценирует мужские следы. Но он ещё не знал, что одним из трупов станет англичанин. А когда узнал – потемнел лицом.

– Вы – мой должник, – холодея напомнила она.

Он хрустнул пальцами, закурил и снова кивнул.

Тогда Алла продолжила. Она объяснила, что англичанин должен быть убит вечером, а его жена на следующие сутки (Обязательно!), что её левой (левой!) рукой нужно нарисовать на земле львенка в телевизоре и подписать "ЛЕВ".

– Пусть тот, кто это сделает, возьмет её руку в свою левую. Тогда получатся дрожащие линии – непривычный леворучный почерк – то, что надо. Там эксперты умные, они определят.

Один Человек слушал и смотрел на неё все более странно. А потом спросил:

– Слушай, а чего ты во врачихи пошла?

Алла не ответила. Ей было не до разговоров о морали и нравственности. Ей обещали сделать дело, но место должна была обеспечить она. К счастью, подруга Лили – эта самая Марина, оказалась на редкость болтливой. Уже ко второй встрече Алла знала, что бывшего Лилиного любовника зовут Валерий Киселев, и что Лиля частенько бывала на даче в сорока минутах езды от Москвы.

Второй удачей было то, что Киселев успел жениться. Дальше пошло по накатанной. Разговоры с толстой ревнивой Тамарой: "Не знаю, мне кажется, что твой муж как-то странно себя ведет... Да, я заходила, когда тебя не было, и видела девушку возле вашей двери. Такая черненькая, в очках, невысокого роста"...

А Райдер все не приезжал. Они с Олесей должны были прилететь в конце июня, но телефон молчал. Алла нервничала. В конце концов, позвонила ему на работу и узнала, что визит откладывается.

Он появился на неделю позже. Естественно, позвонил сам и узнал, как дела. Она заверила: "Все просто идеально". Сентиментальный англичанин напомнил:

– Но Олеся ничего не узнает о нашем договоре? Она не должна ничего узнать. Для неё это будет слишком большим унижением.

Алла объяснила:

– Мне и самой невыгодно "раскалываться". Вы ведь заплатите мне, как обещали?.. Тогда приезжайте вечером, все обговорим.

Райдер приехал, и она сообщила:

– Ребенка вам для начала просто покажут. Вы должны будете приехать к десяти вечера на одну дачу – она находится рядом с детским домом... Жене заранее ничего не говорите, не нужно... В общем, ребенка покажут. Тогда вы сможете рассказать ей, что я решила подзаработать, нашла вас и призналась, что девочка жива... Понимаете, по документам Олеся от младенца отказалась, она его попросту убила, поэтому все будет несколько сложнее, чем с обычным удочерением.

Тим кивал и улыбался, но по карте автодорог ориентироваться совсем не умел. Пришлось раз десять объяснять ему маршрут...

С Натальей Слюсаревой она разобралась за несколько дней до этого. Сама, без помощников и наемных убийц. Что поделать? Дурацкое английское законодательство, которое пришлось спешно изучить, подразумевало право наследования за первой женой.

Согласно выписываемой картине Лиля Муратова тоже подошла к вопросу получения наследства обстоятельно. Она не могла оставить в живых конкурентку. Однако, самой Алле на официантку из кафе было, честно говоря, наплевать. Убивать её она и не собиралась, просто ударила камнем по голове. Главное, чтобы был налицо факт покушения. Пусть живет толстуха...

В десять утра двенадцатого июля она примерила перед зеркалом черный парик, надела очки, чуть втянула в себя щеки. Отступать было уже поздно. Тим Райдер, наверняка, готовил подарки для девочки и в сотый раз штудировал карту, чтобы не заблудиться ненароком в подмосковных лесах.

Вечером Алла подняла трубку и набрала телефонный номер. Она знала, что Вадима нет дома, дата была выбрана не случайно.

– Алло! – Вякнула в трубку Лиля. И тогда она рассмеялась и сказала ей все, испытав едва ли не большее удовольствие, чем когда представляла её раздавленные очки.

Киллер маленького роста уже зажег свечу в окошке пустой дачи. Тим Райдер вез на смерть свою очаровательную жену, обещая той чудесный сюрприз. А Алла собиралась в кафе и твердо знала, что эта черноволосая крыса тоже приедет. И закажет шампанское, и выйдет позвонить ровно в двенадцать, и просидит за дальним столиком до восьми утра. И, самое главное, никому ничего не скажет, потому что униженно, по-собачьи и пресмыкаясь любит Вадима. Любит совсем не так, как любила всю жизнь она сама...

... – Это все из-за музыкантов, – вяло проговорила Алла, с трудом заставляя себя держать глаза открытыми. – Я сразу поняла, что все пойдет наперекосяк, когда увидела, что музыкантов нет.

– Да, – следователь кивнул. – И ещё из-за львенка... Олеся была левшой, вы этого, наверное, не знали. Левой рукой она владела отлично... Ну что? Проедемте в прокуратуру?

Она искренне удивилась:

– Зачем?

– Напишете чистосердечное признание. Суд это учтет.

– Никаких признаний, – ей сделалось смешно, и губы даже дрогнули в подобии усмешки. – С чего вы взяли, что я собираюсь признаваться? Я похожа на дуру?

– Но вы ведь только что рассказывали мне...

– Не держите меня за дуру, повторяю! Думаете я не знаю, что то, что я вам тут сейчас наговорила не имеет никакой юридической силы? Это – не документ, не заявление, не показания. Это вообще ничто. Пыль!

Он посмотрел себе под ноги. То ли щелкнул языком, то ли присвистнул. Снова поднял голову, глянул исподлобья нехорошо и зло:

– Я вас все равно посажу, Алла Леонидовна. Хоть вы и человек юридически грамотный. И сядете вы очень надолго. Обещаю.

Алла все-таки разрешила себе закрыть глаза. Сразу стало легче.

– Никогда не обещайте того, в чем не уверены. Иначе будете выглядеть треплом, – язык с трудом ворочался во рту. – Вот как сейчас например. Я не сяду по одной простой причине: через пятнадцать минут меня не будет на свете. Через пять минут – агония, и – все. Даже сейчас уже поздно, укол я сделала час назад. Самая быстрая скорая приедет минут через тридцать...

Она слышала, как он вскочил.

– ...И не суетитесь, не надо. Я – врач, и я вам не лгу, как вы уже, наверное, могли понять. Что либо предпринимать и поздно, и бесполезно.

– Какой укол?! – его рука стиснула её запястье. – Что вы себе вкололи?

Алла начала тихо смеяться:

– Какая разница? Главное, вы хорошо провели время, узнали столько нового и интересного.

Он продолжал метаться и орать:

– Вы уже убили двоих. По крайней мере, подпишите показания. Еще одна из-за вас сядет!

Она немыслимым усилием воли распахнула глаза. Следователь нависал над её креслом, лицо его терялось в зеленой дымке.

– Алла! – позвал он. – Алла! Алла!

– Что "Алла"? – она расхохоталась в голос. – Ну, что "Алла"?! Она сядет! Да, да, да, сядет! Сядет ваша Лиля! И вы ничего не сможете сделать, зато я сделала все, что смогла!

Зеленая дымка все сгущалась, люстра над головой тихонько дребезжала всеми своими хрустальными капельками. А Алла продолжала смеяться. И смеялась до тех пор, пока мощный спазм не выдавил из её немеющего горла жалкое, кровавое бульканье...

.* * *

Пингвина забрали во вторник в семь утра. Его Хозяин приехал без звонка, радостный и пахнущий свежим пивом. Пожал Андрею руку, с чувством поблагодарил и пообещал заходить в гости вместе с питомцем. Подстилку забрал с собой, изумленно заметив:

– О! Какое чудное одеяльце! Я возьму, ага? У тебя же все равно ни кошки, ни собаки нет. Зачем тебе?

Андрей ответил, что, действительно, незачем, потому что, пообщавшись с Эммануилом, он не заведет себе даже майского жука в банке из-под майонеза.

На том и расстались. Правда, Щурок не отказал себе в удовольствии с размаху пнуть на прощание по скользкой жирной гузке пингвина, когда тот, наконец, вывалился из квартиры на лестничную клетку.

Птичку увезли, а вечером пришла Катя. Растерянно огляделась, неловко помялась со своей перловой кашей и кормом для попугайчиков, пробормотала, что ей надо было, конечно, позвонить, и, покраснев, убежала.

Тогда Андрей вдруг понял, что она больше не придет. С отъездом Птички закончилось все. Если бы не пингвин, если бы не было этих разговоров про детсадовские игры и про то, что не нужно выискивать повод...

В общем, все было паршиво. Паршиво до такой степени, что и в страшном сне не приснится. Подозреваемая Лилия Владимировна Муратова сидела в следственном изоляторе, отказываясь видеться с мужем, а располосованное и снова зашитое тело Аллы Денисовой все ещё лежало в морге.

Андрей до сих пор помнил её смех. Страшный смех умирающей женщины и прощальное: "Она сядет! Я сделала все, что могла!"

Красовский долго матерился, когда обо всем узнал. Плевал себе под ноги и приговаривал: "Вот сука! Я же говорил, что бабы – суки, только вот адресом ошибся. Ну, падла, а?!"

Но у них, действительно, ничего не было, кроме никак не зафиксированного признания умирающей. Да и будь оно даже зафиксировано, это не изменило бы ничего. Не документ, не законно, не является доказательством в суде. Пыль! Пыль и хриплый смех в мертвой комнате...

Андрей умылся, уже второй раз за вечер, подошел к телефону, хотел набрать Катин номер, но передумал. При мысли о том, что в холодильнике ещё лежит сваренная ею пингвинячья мойва, делалось совсем тоскливо. Нажал последовательность из трех цифр, отдернул руку. Надавил на рычаг и начал сначала. Снова положил трубку. Сделал пару кругов по комнате.

Подошел к телефону. На этот раз быстро и решительно. Прикусив уголок губы, набрал номер.

– Да! Алло! – сонно отозвался Красовский.

– Привет, – сказал он. – Знаешь, тут меня одна мысль посетила... Как ты думаешь, что будет, если официант вдруг вспомнит, что видел лицо именно лицо Муратовой, без всяких там очков и в два часа ночи, и в три, и в восемь утра? А показания дочки барменши про синие пальцы из дела пропадут? Не такие уж они и важные, правильно?

Красовский скептически прокашлялся:

– Что будет?.. Муратову-то, конечно, отпустят, а вот тебя разжалуют к едрене фене. Если не посадят.

– Да ну уж и посадят! Ну уж и разжалуют! Я просто пытаюсь объективно вести расследование. Ну, что за улики, в самом деле? Какая-то болезнь Рено! Какой-то "Леон"! Телевизионный триллер что ли? Домыслы на пустом месте. Тем более, муж подозреваемой встречался с убитой: нацеплял с жены волос, а потом обнимал Кузнецову...

– Да чего ты мне объясняешь? Все правильно. В конце концов, ты у нас лицо, процессуально самостоятельное, и обязан действовать по закону. А то, правда, какие-то улики несерьезные!

Повисла пауза.

– Ну так, значит, да? – спросил Андрей.

– Ну так, "как решили так и будет"... Чего, кстати, делаешь? Может я пивка возьму да к тебе подъеду?

Щурок помедлил:

– Я тут, знаешь, кино по телевизору смотрел. Не про "Леона", не бойся. Там у одной женщины собачку убили. Так мужик ей, чтоб она не плакала, нового щенка притащил. Вообще-то, это, конечно, была киношная метафора...

– Сама она нового щенка завела, – немедленно возразил Красовский. – И кино это последний раз полгода назад показывали. А если ты в качестве метафоры собираешься завести пингвиненка, то скажу тебе, друг, что крыша твоя, видимо, никогда уже не вернется.

– Бери "Балтику", – Андрей рассмеялся. – У меня в холодильнике мойва есть. А насчет пингвиненка? Я ещё не настолько шизанулся, и Катька, к моему великому счастью, все-таки больше любит обыкновенных полосатых котят.