Текст книги "Тёмные фантазии (СИ)"
Автор книги: Вера Окишева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)
Он вполне себе взрослый мужчина, и отец неспроста оттаскивает его от меня, посылая выполнять простые поручения, да и просто отсылая в тренировочный зал. Я знала, что он со мной лишь временно, но есть очередное «но»… Это временно растягивалось, каждая новая отсрочка была для меня радостью. И для Эсама тоже. Вот совсем недавно видела, как он в очередной раз вышел на спарринг с отцом и, конечно же, проиграл.
Лучше будет, если он улетит на Манаук. Забудет все, что было на Новомане, вернется на работу в охрану семьи Махтан, и страшно, что Лиза однажды поймет, что так долго продолжаться не может. И однажды это так и будет, она согласигся со мной и Эсам улетит, а я останусь опять одна.
Мой взгляд уткнулся в холст, утопая в самом темном оттенке серого, идеальном отражении моего немого отчаянья.
– Да при чем здесь Эсам? – возмутилась сестра.
Но я успела заметить замешательство в ее глазах. Стыдно ей, что отдала мне своего телохранителя как простую вещь. Стыдно извиниться, гордость на уши давит, но терпит. Вот глупая. Мне было откровенно жаль Лимайна, а ему меня. В этой самой жалости мы нашли друг друга. Мы отлично ладим, мы прекрасные друзья, порой я могу предугадать, когда и что он мне скажет, где стоит, как смотрит на меня. И я жду, что он прикоснется ко мне так, как ему порой хочется: как к женщине, а не к девочке. И отец не зря боится, что наша привязанность выйдет за рамки «телохранитель – объект». Это так смешно, когда все про все знают, но ничего не могут поделать и ждут, когда грянет гром.
– Даша, скажи, ты передумала лететь на Шиянар? – внезапно перешла в контрнаступление сестричка, а я вздохнула.
– Лиза, это некрасиво с твоей стороны. Ты сама это прекрасно знаешь. Я не полечу на Шиянар с Эсамом, его место на Манауке. Он прекрасный телохранитель. Не хочешь забрать к себе, продвинь в охрану отца, но не смей перекладывать ответственность на меня. Это была твоя блажь. Но ты заигралась, Лиза. Пора уже признать свою вину и извиниться перед ним. Он ни в чем не виноват перед тобой. Он всегда ответственно выполнял свою работу, а ты…
– О, да все, не начинай. Так бы и сказала, что передумала.
– Я не передумала! Я просто осознаю, что я сломаю Эсаму жизнь, если он полетит со мной на Шиянар, а он полетит, потому что обязательный, потому что отличный телохранитель, а ты…
– Все, я ушла. Остынешь, позвони.
– Трусиха! – выкрикнула я вслед сестре, ожидая, когда она столкнется с Эсамом в коридоре или на лестнице, но он, видимо, спрятался, освобождая путь для своего бывшего объекта.
Вот как мне теперь быть? Лапушка, конечно, хитрый, но все же мимо теперешнего Эсама ему не пробраться. Значит, нужен другой план.
***
Мою идею устроить выставку прямо на Новомане поддержали практически все. Такого мероприятия еще не было за все годы присоединения планеты к Манаукской Федерации, а все потому, что среди чистокровных манаукцев нет художников, зато есть ценители прекрасного. Я порой поражалась тонкому вкусу соотечественников отца, их чувству стиля. Многих унжирцев за пояс заткнут.
И, конечно же, уважаемый ши Тамино вызвался спонсировать мероприятие, сняв огромный ресторан в самой столице, куда слетелась вся элита Яшана. Я нервничала, оглядывала композицию на невысоком подиуме посреди зала, освещение в этот раз так удачно падало, что у меня у самой дух захватывало при взгляде на центральные четыре полотна, образующие идеальный квадрат.
Стояла, смотрела, думая о своей первой работе в новом стиле, вспоминая слова мастера Леона об ажиотаже, когда желающим ее приобрести пришлось торговаться.
И если к той картине я не испытывала никаких особенных чувств, то сейчас нервно кусала губы. Слишком много секса во всем, что я творю в последнее время. Кажется, мысли только об этом. Я взрослею и все же подсела на творчество Виолы Эйлонской, и оно нашло отклик в моей душе. До сих пор стыдно, что возбудилась, читая ее порочные и даже в каком-то смысле неправильные строки. Нельзя о таком писать, автор же должен учить читателя прекрасному, светлому, а она…
Виола делилась сокровенными темными фантазиями, заражала меня ими, и я все словно на себя примеряла. Я знаю, каково это лежать обездвиженной и беспомощной. Ощущать такое отчаянье, что выть хочется. Бояться, что тебя изнасилуют, причинят боль, растопчут как личность, превращая в порченую вещь. И возвращаясь в те моменты, я чувствую вибрацию своего тела. Дыхание учащается, и хочется кусать губы. А еще низ живота наполняется тяжестью сладкого желания.
Мои новые картины отражения того состояния. В этот раз я рисовала элементами, словно яркий луч вырывал из плена тьмы эпизоды жарких сцен соития двух тел. Крутое женское бедро сильно сжимают мужские пальцы, оставляя синяки на коже, алая лента опоясывает талию в два оборота, натягиваясь, впиваясь в кожу долгим страстным поцелуем. Мужское лицо в профиль склоняется к пояснице. Его не видно полностью, большая часть остается за кругом света, но видно, как микроскопические капельки пота серебрятся на его висках. На другой картине мужская рука обнимает девушку, предплечьем полностью закрывая небольшую высокую обнаженную грудь. Здесь я сделала акцент на царапинах с крупными каплями крови, покрывающих руку мужчины. Да, жертва сопротивлялась, не желая сдаваться без боя, но все же склонила голову, скрывая лицо густыми спутанными темными волосами.
Идея была в использовании черно-белой цветовой гаммы с алым росчерком. Очень сдержанно и чтобы подходило под разные интерьеры покупателей. Я же не знала, что предпочитали тайные знакомые Алиаса Тамино, которых здесь было много, о чем он и рассказал.
– Великолепно, шия Дорош. – Тамино опять неслышно появился за моей спиной, протянул бокал с шампанским. – Просто восхитительно, – кивая головой на центральную композицию, от которой моя мама пришла в дикий ужас и долго пытала меня насчет личной жизни и интимных предпочтений.
Неприятно, что мама внезапно вспомнила о своих обязанностях. Она всегда была погружена в свои проблемы, и я привыкла, что до меня ей нет дела, а тут как очнулась. Еще и отца приплела. Он у нас пусть и занимался сейчас обучением телохранителей, но по основной профессии папа отличный врач и даже психолог. Он– то и поведал маме что-то о детском максимализме, взрослых желаниях девственного тела и прочей чуши, в которую та легко поверила. Я же задумалась, а не мои ли это фантазии и желания, ведь когда взялась за заказ Алиаса Тамино, воспринимала это как творческую работу, требующую некоторого погружения, но работу и только. А вдруг это лишь отговорка?
– Я решил устроить небольшой аукцион, – ворвался в мои размышления сильный голос Алиаса Тамино, возвращая меня к теме разговора. – Сегодня вы станете очень богатой, я вам обещаю.
– Благодарю, ши Тамино. Приятно быть богатой, а стать очень богатой будет намного приятнее, – с улыбкой отозвалась, ощущая неприятный осадок.
Мне кажется, Тамино пытается навязать мне чувство обязанности. Я даже отошла от него на шаг, чтобы не давил на меня своей энергетикой власти.
– Вы очень талантливы, шия Дорош. Новые картины превзошли мои ожидания.
Отпила немного шампанского, погладила пальцем дно фужера, успокаиваясь и решаясь на серьезный разговор.
– Все хотела у вас спросить, зачем вы это сделали?
Внимательно взглянула в глаза альбиноса, тот приподнял брови в притворном изумлении.
– Что конкретно сделал? Устроил аукцион?
Я улыбнулась, покачала головой.
– Нет. Дали украсть меня. Вы с ним в сговоре?
– Шия Дорош, я не понимаю о чем вы.
– Ваша охрана намеренно оставила пост. Нет, вы, наверное, не в сговоре, но преследовали свои цели. Он меня должен был лишь напугать, чтобы я побывала на месте своих героинь, прониклась атмосферой? Я правильно понимаю, что он не должен был покинуть станцию, что что-то пошло не по плану? Не ожидали, что он уйдет через нонарский сектор?
Глядя на реакцию шиянарца, я тихо смеялась в душе. Значит, Эсам прав, это все Тамино. Наверное, заметил слежку Лапушки за мной на выставке и решил подыграть ему, совершенно не предполагая, что полукровка нонарец не такой уж и тюфяк. Обманчивая внешность Лапушки со всеми сыграла злую шутку.
– Дарья… – Альбинос придвинулся ближе, нависая надо мной айсбергом.
– Нет, нет, ши Тамино, – остановила я мужчину, взмахнув рукой и доверительно ему улыбаясь, давя в душе паническое желание сбежать от этого страшного мужчины подальше. – Не переживайте, у меня нет доказательств моих предположений. Ни у кого нет. И я, наверное, даже должна быть вам благодарна, вы сдвинули меня в творчестве. Я сама вижу прогресс, только умоляю больше так не делать. Второй раз я вас не прощу.
Тамино хмыкнул, склонил голову набок, словно рассматривая меня под микроскопом.
– Вы очаровательны, шия Дорош. Не желаете выйти замуж за моего сына?
Генрих! – неожиданно зычно позвал Алиас, и я обернулась.
У Тамино было трое детей, первенцы – восемнадцатилетние близнецы Генрих и Эльза, он их представил мне сегодня в начале открытия выставки. Могла бы и догадаться, зачем он их с собой пригласил. Мы же сверстники, а значит, у нас может быть много общего. А мой меценат делец и все свои действия просчитывал наперед.
И я с некоторым раздражением наблюдала за приближением точной, но молодой копией Алиаса Тамино. Я не любила, когда мне кто-то что-то навязывал. Терпеть этого не могла. Наверное, что-то промелькнуло на моем лице, потому что молодой шиянарец так же, как и я, выглядел хмурым.
– Отец? – обратился он к Алиасу.
Тот представил нас еще раз и сообщил:
– Я предложил шии Дорош выйти за тебя замуж.
Надо было видеть, как на миг дернулось лицо Генриха, превращаясь в злобную маску. И продлилось это всего секунду, а затем он вновь стал благородно холоден, как и подобало наследнику из высшего общества.
Я не сдержала улыбку, протягивая руку для приветствия.
– Рада знать, что не только меня идея вашего отца обескуражила. Надеюсь, вы не обидитесь, если я отклоню ваше предложение руки и сердца.
Генрих не был красавцем с точки зрения тех же унжирцев и землян, как, впрочем, и большинство манаукцев, но я сама дочь манаукца, и меня все же манила их суровая хмурая мужественность, даже в лицах, а про тела я могу рассказать отдельно. Каждый манаукец образчик атлетического многообразия прекрасно сложенного тела, потому что изначально они создавались универсальными солдатами, способными выжить в любых экстремальных ситуациях, особенно в условиях излучения манны, чтобы жить на планетах Шиянар и Манаук.
– Буду искренне рад вашему отказу и приму его с достоинством, шия Дорош. Отец, шутка неудачная. Я не оценил. Простите, шия Дорош, за выходку отца. И хочу выразить вам свое восхищение вашим талантом.
– Кстати, мой сын и приобрел ту вашу картину с плененной красавицей.
Я удивленно приподняла брови и воззрилась на Генриха, который отвел взгляд, прежде чем признать правоту слов отца.
– Да. Не удержался.
– О, – только и вырвалось у меня. Как верна древняя пословица, что яблоко от яблони недалеко падает. Даже вкусы у отца с сыном похожи.
– Вы любимый художник нашей семьи.
А вот и нет. Дочери Алиаса мои картины не пришлись по вкусу. Я слышала, как с самого начала вечера она возмущалась и критиковала мою «мазню», а сейчас и вовсе, кажется, покинула ресторан.
– Мне это льстит, ши Тамино.
– Кстати, я показал ваши работы Виоле Эйлонской, она осталась под впечатлением. Возможно, уговорю ее выкупить одну из них для обложки ее книги.
Многозначительно улыбнувшись, Тамино наконец-то покинул меня в сопровождении своего сына, а я осталась хватать воздух ртом от легкого изумления и, наверное, испуга. Одно дело тайком читать эротические книги, другое стать иллюстратором такого рода чтива. Хвостатые кометы на голову Алиаса Тамино! Любитель потрепать чужим нервы! Он точно сделал это специально в отместку за то, что я догадалась об его участии в похищении! Да чтоб его черная дыра засосала!
Глава 5
«В детстве я была послушной дочкой, и мне было страшно вызывать гнев родителей на себя, получить наказание. А сейчас я стала взрослой, оставив в прошлом того наивного ребенка. Теперь я сама непокорность, само отчаянье. Я специально нарываюсь на наказания, потому что хочу, что бы он обратил на меня внимание, что бы был моим, со мной. И делаю продуманные глупости, строго взвешиваю риски, не желая причинить настоящий урон, лишь совершить мелкую пакость. Непокорность его раздражает, он сам прекрасно понимает, зачем я это делаю и чего от него жду. И порка это не столько наказание, сколько прелюдия… Прелюдия нашей любви.
Так что и сегодня я сделаю все, чтобы накликать на себя его гнев, чтобы он знал, что нельзя оставлять меня без присмотра, без его надзора. Никто не смеет отнимать у меня моего господина. Я ревнивая эгоистка, дрянная девчонка, и этой ночью мы вновь встретимся, и он будет только моим. Он и его плеть».
Феликс фыркнул, поглядывая на эту самую дрянную девчонку. Она лежала на диване, поглаживая живот, смешно вытягивая губы, училась дышать, как показывали в видеоуроке для будущих мам. Подготовка к родам оказалась делом весьма забавным и веселым. Феликс тайком записывал жену, чтобы потом показать ей, сейчас, увы, опасно. Зато потом, когда родит, это будут милые моменты.
Вдруг восторженные глаза жены обратились прямо на Феликса.
– Ой, опять пинается! Любимый, иди сюда, положи ладонь!
Да, это будут милые моменты, самые драгоценные, как и все, что связано с Виолеттой.
Эсам
Не стоило доводить себя до такого состояния, надо было сразу уйти, но Лимайн упустил шанс. Потеряв волю, он мог лишь стоять, открыв рот от удивления, и тяжело дышать, так тихо, чтобы Дарья его не заметила. Девушка танцевала, легко раскачиваясь из стороны в сторону, виляя игриво бедрами, кружилась, прикрыв глаза, и подпевала унжирскому певцу, ее любимому. Голубой водопад волос укрывал обнаженные плечи, красивым плащом струился, переливаясь всеми оттенками синего цвета. Девушка казалась живым воплощение воды. Дева, вышедшая из пены морской.
Эсам неплохо знал язык вольных мыслителей, песня была о любви. Грустная история расставания влюбленных, которые никогда больше не встретятся, как ни лети навстречу, как ни ускоряй бег времени, шансов нет, потому что смерть не отдает своих любовников никому.
Любимая песня Дарьи. И вино в ее руках тоже любимое: зеленое фруктовое коллекционное унжирское, три ящика которого ей подарили на днях. Тайные поклонники ужасно раздражали Эсама. Настойчивые богатые зазнайки, смеющие грубить ему в лицо, что-то требовать.
Лимайн сглотнул, снова давая себе зарок стучаться, даже если заходит в мастерскую. На Дарье был тонкий, практически прозрачный шелковый сарафан, модный тренд от нонарцев. И сейчас Эсам не мог оторвать взгляд от четко выделяющихся под невесомой тканью сосков Даши. Он никогда раньше не замечал их. Никогда. Странно, ведь у Дарьи красивая высокая грудь, небольшая, но и достаточно объемная, соблазнительная. Округлые холмики с острыми горошинками сосков зачаровали Лимайна, и он смотрел на них, на то, как они то появлялись, то, словно флиртуя, исчезали, чтобы вскоре вновь подразнить собой мужчину.
Эсаму так и хотелось приласкать их языком, сжать между пальцев до хриплого стона девушки.
Прижать Дарью к себе со спины, ладонями измерить объемы полушарий, почувствовать их тяжесть. И дышать ароматом этой невероятной красавицы, настоящей женщины. Запретной, неприкосновенной. Музыка, плавные неспешные движения Даши, фруктовый сладковатый аромат, которым была пропитана мастерская – все так гармонировало друг с другом, что сердце в груди замирало от прекрасного видения.
– Эсам? – заметив Лимайна, чаровница замерла и недоуменно позвала его.
Мужчина улыбнулся ей, когда она приблизилась, взял из ее рук бокал и попробовал вино, от которого не захмелеешь, но зато сполна распробуешь фруктовый вкус. Какой-то экзотический плод, такого мужчина еще не ел, поэтому и не знал названия. Вино было крепкое, судя по тому, как слегка пощипывало язык. Жаль, что нельзя оправдаться парами алкоголя, но Лимайн прекрасно отдавал себе отчет, что от красоты этой девчонки у него кружит голову. Отставив пустой бокал к початой пузатой бутылке, стоящей на журнальном столике, он осторожно поймал переливчатый голубой локон, пропустил между пальцев, затем заправил за ухо Дарьи, ласково напоследок чертя линию подбородка.
– Ты прекрасна, – шепнул он то, что давно хотел сказать ей.
Она грустно улыбнулась, затем в ее глазах появились вздорные искры, поменявшие алую радужку на цвет пламени, оранжевый, но не яркий, а темный. Эсам когда-то видел такого оттенка камень, что искрился на свету. Так и глаза Даши переливались, словно в них заблудились закатные блики солнца.
– Хочешь поцеловать меня? – игриво уточнила девушка.
Эсам, недолго думая, точнее, совершено не думая, притянул юную соблазнительницу к себе за талию и властно впился в розовые губки, дурея от вкуса фруктового вина. Робким Лимайн никогда не был, и первые секунды вел себя как обычно, пока не почувствовал сопротивление. Это был полный провал и крах его карьеры. Мужчина это прекрасно понимал, знал, что камерами напичкан каждый угол этого дома, и наставник никогда не закроет глаза на его оплошность. Но как же сложно оторваться от нежных теплых губ юной художницы, так невольно возбудившей Эсама, что у него стопоры отказали, все и сразу. Острые кулачки уперлись в его грудь, и мужчина отстранился, но так и не выпустил из своих объятий развеселившуюся девушку.
Вот почему она такая? Эсам думал, начнет ругаться и скандалить, а она смеется.
– Эсам, это было не приглашение. Это был всего лишь вопрос.
– Значит, это был всего лишь ответ на твой вопрос, Дарья. Да, я хочу тебя поцеловать. Да и любой захочет, когда ты в этом.
Мужские пальцы поддели тонкие бретельки на худеньких плечах Даши. Чуть приспустив лямки, Лимайн ласково провел по шелковистой коже, ощущая пожар, который разгорался на кончиках пальцев. Блаженство, непонятное и сумасшедшее, испытывал мужчина, глядя в удивительно изменившиеся глаза Дарьи. Вот о чем они говорили с наставником. Унжирская кровь вошла в силу, и Эсам должен был собраться с мыслями, уйти, но не мог.
– Ты невероятно вкусно пахнешь, – вырвалось у мужчины, и он склонился к девушке ближе, едва касаясь губами ее плеча. По рецепторам бил яркий вкусный аромат экзотических фруктов, настолько аппетитный, что Лимайн слюной изошел.
– Пахну? – отстранившись назад, Дарья нахмурила тонкие брови и обиженно воззрилась на Эсама.
Тот кивнул, подался к ней ближе. Вдруг его кто-то легко отдернул от соблазнительной синевласки за шиворот и вытолкнул в коридор, чтобы в следующую секунду впечатать лицом в стену. Но Лимайн в последний миг увернулся, вырвавшись из захвата и вставая в боевую стойку, готовый атаковать… наставника. Сам Жибор Дорош белой смертью возвышался рядом с Эсамом, и его гневный взгляд не предвещал ничего хорошего.
– Папа! – звонко выкрикнула Дарья, повиснув на руке отца, готовой заехать Эсаму в лицо. Лимайн видел свой приговор в злых алых глазах альбиноса и не сопротивлялся даже, потому как стыдно, ведь он не сдержался.
– Папа, он не виноват!
Заступничество Дарьи только усиливало гнев Жибора. Эсам хотел просить ее остановиться, но лишь молча пожирал ее глазами. Его заворожил подол очень эротичного сарафана, который качался, легко касаясь белоснежных стройных ножек.
– Да ты что? Как это не виноват? – рычал Дорош на дочь, но не стряхивал ее с руки, а задвинул себе девушку за спину, продолжая ругаться. – А кто тогда виноват, что он распускает свои руки?
– Я, это все я, папа!
Дорош мазнул раздраженным взглядом по дочери и тут же потерял всякий интерес к Эсаму. Развернувшись к нему спиной, он обхватил лицо Даши своими огромными ручищами и навис коршуном. Лимайн, видя напряжение в позе наставника, испугался, что отец расплющит дочери голову.
– Твои глаза, – тихо шепнул Жибор.
Только сейчас Дорош заметил изменения.
– Да, – кивнула ему в ответ дочь.
Эсам тряхнул головой, глухо застонав.
– Аромат никуда не делся, – прошептал он, воззрившись на свои руки, а затем уткнулся в ладони, втягивая запах самой соблазнительной женщины, в блаженстве прикрывая глаза.
Наставник отвлекся от дочери, уже спокойнее поглядывая на своего ученика, который вел себя, прямо сказать, неадекватно.
– Я не слышу никакого аромата, – придирчиво повел носом Жибор и недоверчиво взглянул на Лимайна, который все не мог надышаться следом, что оставила на его ладонях Даша.
– А он слышит, – кивнула на телохранителя головой виновница всего переполоха, задорно улыбаясь. – А на тебя не действует, потому что ты мой отец, или потому что ты шиянарец. O, точно! Мегазвездно! Пойдем делать эксперимент над остальными! Сейчас и узнаем, слышат ли шиянарцы мой аромат или нет.
Девушка сорвалась с места и ринулась вниз по лестнице так быстро, что мужчины не сразу среагировали, а затем, переглянулись, поспешили нагнать юного экспериментатора.
– Вся в деда пошла, – услышал Эсам ворчание, пугаясь за девушку, ищущую себе приключений в виде отряда шиянарцев, и в блаженстве прикрывая глаза, ловя шлейф невероятного аромата сочных экзотических фруктов, пропитанных ярким солнцем. – Эксперименты ей подавай! Сейчас я ей устрою эксперименты, мало не покажется. Запру в комнате до конца ее жизни!
– Это незаконно и непедагогично. К тому же она же не виновата, что такой особенной родилась.
– Заткнись, Эсам. Не нарывайся еще больше. До сих пор хочется придушить тебя за то, что поцеловал ее.
– Я ни о чем не жалею. Душите.
Приподнятое настроение, несвойственное веселье – все это было столь ново для манаукца, что он чуть не пропустил удар наставника.
– Все, молчу-молчу! – заверил Эсам разгневанного отца, который огненной кометой влетел в тренировочный зал, ища свою дочь.
Та, как маленькая лисица, вертелась вокруг белых шиянерцев, ластилась к ним, а они шарахались от нее в сторону, твердо заверяя, что никакого особенного запаха не слышат.
Дарья развернулась лицом к Эсаму и захлопала в ладоши.
– Миленько и забавненько, – решила поделиться своими умозаключениями от проведенной работы Даша, всплеснув руками, указывая на собравшихся в кучку учеников ши Дороша. – Вот и еще одно отличие простых манаукцев от шиянарцев.
Жибор приобнял дочь за плечи и повел ее на улицу.
– Тоже мне открыла Манаук. Всем известно, что шиянарцы лучше простых манаукцев, тут и экспериментов ставить не надо.
– Да, мы лучшие! – крикнули им в спину.
Эсам прижался к стене, пропуская отца и дочь, прикрывая нос ладонью. Вот и объяснение состоянию легкого опьянения Лимайна. Аромат Даши, фруктовый, хмельной, вкусный, как коллекционное вино соблазнительницы. И что теперь делать? Кажется, пришло время покинуть Новоман, отпустить Дашу туда, где ее аромат не создаст проблем – на Шиянар, планету непробиваемых альбиносов.
Дарья
Все сложилось. Я даже удивилась своевременному везению. Моя унжирская половинка взяла верх над наманганской так вовремя. Вот не думала, что мои глаза будут меняться, как у мамы. Это вообще удивительно. Такого не предполагал даже отец, хотя мы и разговаривали на данную тему. Теперь они янтарного цвета, необычайно красиво. Хочу, чтобы они оставались такими навсегда. Темный янтарь, красивый, перетекающий, живой. Теперь я очень похожа на унжирку.
Но лишь похожа. Увы, аромат я не могла контролировать. Вообще не ощущала, когда он появлялся. Нужно исследовать этот феномен более плотно, но у меня не было ни времени, ни испытуемого. Эсам улетел на Манаук. Уже три дня меня никто не охранял. Даже скучно стало, поговорить не с кем. Да и как бы я ни пыталась убедить себя, что все хорошо, все сделано правильно, но я привязалась с Эсаму. Мой темный ангел-хранитель, который всегда стоял за моим плечом, мой друг и тот, кто украл мой первый поцелуй. До сих пор стыдно за то, что ляпнула ему тогда, спровоцировала.
Два дня я нахожусь в странном состоянии бурного веселья и адской тоски. Забавно смотреть, как отец отваживает от меня представителей мужского пола.
Готов разорвать в клочья любого с бубенцами между ног. И тут причина была во мне. Меня просто тянуло пообщаться с кем-то, у кого голос такой же низкий, с хрипотцой, как у Эсама. Хоть чуть-чуть заглушить пустоту в душе. Хотелось ощутить не только запах краски, но и терпкий тяжелый аромат мужского тела. Ощутить чужое тепло, словно мое кто-то выкрал и даже записки не оставил.
Но зато теперь я легко замаскируюсь в толпе. Алый цвет глаз визитная карточка манаукцев, а я выглядела иначе, а значит, могу затеряться среди тех же унжирцев. Жаль, что ростом мала, но это можно оправдать блажью родителей.
Чем дольше я смотрела на себя в зеркало, тем больше нравилась. Да, определенно, я сексапильна и коварна. Пришлось выбрать короткое кукольное платьице неоновой расцветки с пышной юбкой из тончайшего нонарского шелка. Ботильоны на танкетке удлиняли мои ноги, а миленькая улыбочка делало лицо наивным и открытым.
Нонарский посол с «Астреи» уже прибыл в резиденцию наместника. Охраны там много. Наша встреча с Лапушкой пройдет у всех на глазах. А еще в кармане юбки спрятаны наручники – подарочек от моего серокожего похитителя. Надо бы вернуть.
Вручать портрет лично в руки мое строгое условие. Прежде я, конечно, отправила снимок послу Оторуну с письменным приглашением, в котором указала, что желаю видеть всю его семью. Намекнула даже кого именно, для чего пришлось пробить информацию через Лизу, объясняя вежливой необходимостью. Но, кажется, она что-то заподозрила. Да и пусть. Чувство опасности придаст пикантности нашему свиданию. Я даже план резиденции изучила и проверила все, когда готовилась к небольшой портретной выставке. Мама пожелала присоединиться и дала парочку своих работ.
Звонок от сестры отвлек меня от предвкушения незабываемого представления этим вечером.
– Да, Лиза.
– Привет, Даша. Слушай, мама отправила свои работы прямо в резиденцию. Может, возьмешь на выставку?
Вот так вот сразу, ни как ты красиво выглядишь, а что у тебя с глазами, ты так мегазвездно изменилась. Нет, зачем. Звонить сестра в последнее время стала только по деловым вопросам, а все почему? А потому что взвалила на себя свои и чужие проблемы и тащит. Еще и тетины интриги поддерживает.
– Нет, – даже не раздумывая ответила, потому что уже имела неприятный разговор с наместником. Кошир Шияна меня любит, но не до такой степени, чтобы прощать любую выходку, как делал это с Машей или той же Лизой. Ей он, кстати, очень многое позволял. Подозрительно и коварненько. От этого его особенного отношения Лиза вечно находилась между двух огней, при этом прекрасно себя чувствовала.
– Да-ша, ну пожалуйста, – простонала сестра. – Ты же знаешь маму. Она же лично прилетит и повесит.
– Вот пусть лично и весит. – А именно так тетя всенепременно и сделает. – Я не собираюсь участвовать в их противостоянии с наместником Шияной и тебе не советую.
Лиза тяжело вздохнула, глядя на кого-то невидимого камере объектива.
– Стемп, что делать? Мама мне плешь проест.
– Привет, Стемп! – крикнула я.
Альбинос, муж Лизы, на секундочку появился на экране, кивнул головой в знак приветствия и скрылся, чтобы тут же появиться вновь.
– Шия Дорош, у вас линзы?
Я улыбнулась наблюдательности мужчины.
– Я тоже заметила, что ты, Даша, сменила образ. Зачем?
– А это не линзы, – усмехнулась в ответ.
– А что это? – кажется, не поняла Лиза.
Я улыбнулась еще шире.
– Это государственная тайна.
Лицо Лизы вытянулось, и даже рот приоткрылся.
– Это то, что я думаю?
Я кивнула, хотя, если честно, не до конца была уверена, что поняла, о чем она подумала.
– Твою эскадрилью! – выпалила сестра, а я игриво подмигнула ей. – Так тебя же теперь еще надежнее надо прятать! А ты Эсама отпустила!
– Да, отпустила, и причину тебе озвучила. И еще – он тогда слышал наш с тобой разговор, очень расстроился, а также понял, что ты никогда не переломишь свою гордыню и не извинишься перед ним. Больше не стал ждать. Да и не место ему на Шиянаре, так ведь, Стемп?
– Ему будет сложно с его характером на Шиянаре однозначно, – с особенной интонацией произнес муж сестры, поглядывая на нее так выразительно, что даже я бы постеснялась, но не Лиза, которая лишь фыркнула и обиженно поджала губы.
– Так что он вернулся домой, – подытожила конец этой нерадостной истории.
– Там ему и место, а то только и горазд нравоучения читать.
– Тык нему несправедлива, Лиза. Лично мне он нравится, – возразила в ответ.
– Так и забирала бы себе. Чего отпустила?
Я закатила глаза, разочарованно цокая языком.
– Мы же обсудили, что ему нельзя на Шиянар. Вот и отпустила.
– Не понимаю, я тебя, Дашка. Если понравился мужчина, надо бороться за него, а не отпускать!
Сестра обняла за плечи Стемпа и притянула к себе поближе, затем, улыбаясь, чмокнула его в губы, тот ответил на поцелуй, и я скривилась.
– Фу-у-у…
Выключила комм, передергивая плечами. Читая книги, представляешь поцелуи иначе, не так противно и слюняво. Вот Эсам меня поцеловал иначе, и слюней не было, зато страсти, одержимости, пылкости с избытком.
А вот интересно, у Лапушки язык унжирский или нонарский? И чего я полезла в учебник по анатомии нонарцев? Час до вечеринки я изучала строение их тел. Занимательное чтиво и голограммы очень качественные, можно рассмотреть все детально и вблизи.
Итогом стало мое полное удивление собой. Я что, реально изучаю все это, потому что планирую поцеловать Лапушку? Да ну! Чего это на меня нашло! Я ему хотела только наручники отдать, ну хорошо, лгать себе не буду, возможно, поцелую в щечку, чтобы ему не так обидно было и все. Да, все, так чего это я половую систему сижу рассматриваю, причем у нонарцев все так забавненько устроено и все такое длинненькое, гибкое и тонкое. Не то что у манаукцев.
– Ой, ой, Дашенька, ты еще голых мужиков, как мама, не рисовала. Фу на тебя, – высказалась своему отражению и поспешила закончить макияж.
Как хорошо, что у моего отца есть свой арсенал, а у меня свободный доступ. Пистолет с транквилизатором, летные носилки, глушилки. Ох, чувствую, ждет меня веселенький вечер.
Весь полет до резиденции меня слегка потряхивало от нервов, но стоило открыться люку, а папе подать мне руку, как на меня нахлынуло спокойствие и уверенность, что все у меня получится. И праздничная иллюминация дворца наместника, из-за которой прилегающая взлетная площадка и сад были ярко освещены, словно белый день, мне не помешает.
Только вошла в зал для официальных встреч, как тут же нашла его глазами. Он стоял рядом с братом, возвышаясь за его спиной, внимательно слушал, как посол приветствовал наместника, рассыпаясь в благодарностях. Вот кому любое внимание высшей иерархии благоприятно. Я, можно сказать, оказала услугу Оторуну, сыну Какхана – император-отец, конечно же, об этом узнает и, возможно, похвалит. Посол был первосортным нонарцем, как говорят земляне, он родился с золотой ложкой во рту, сам страшненький до безобразия и противненький, но типажный. Горделиво держал голову, хотя рядом с наместником втягивал ее немного в плечи, если не приглядываться, то и не заметишь, что он даже приседал под тяжестью влияния нашего правителя.
