Текст книги "Карл Линней"
Автор книги: Вера Корсунская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)
Нашел единомышленника
Единственной отрадой в эти мрачные дни была дружба с одним студентом, по имени Петр Артеди, на два года постарше его. Их роднило многое, и прежде всего страстное влечение к науке. Артеди занимался изучением рыб и земноводных. Линнеуса кроме растений интересовали птицы и насекомые.
– Мы поделили с вами области исследований, не так ли? Растения – моя держава, так же, как ваша – рыбы! – пошутил Линнеус.
– Зато минералы и четвероногие у нас общие, – подхватил высокий, серьезный Артеди.
Часы, которые они проводили вместе, доставляли обоим истинное наслаждение. Говорили подолгу, горячо обсуждая прочитанные книги.
Обоих не удовлетворяло положение с классификацией: Артеди – по рыбам, Линнеуса – по растениям.
– О каком растении он пишет? Не понять! – запальчиво говорил Карл Линнеус, показывая другу описание какого-нибудь растения в книге. – Разве нельзя яснее сказать? Сказать так, чтобы можно было по описанию узнать растение в самой природе. – Линнеус говорил громко, быстро, вскакивая с места: – Ну, вот что пишет Иероним Бок. Вы знаете его?
– Да, известный ботаник прошлого века из Вогез, читал кое-что из его работ, – медленно отвечал Артеди.
– Так послушайте. – Линнеус взял со стола книгу. – «Повсюду в нашей стране растут два обыкновенных вьющихся растения с белыми цветами в виде колокольчиков или бубенчиков. Большее из них охотнее живет у заборов, ползет через них, скручивается и вьется. Меньшее сходно с большим цветами и листьями, корнем и круглым стеблем, но в нем все тоньше и меньше. Некоторые цветы на нем совершенно белые, некоторые – телесного цвета с красными полосками. Эти растения встречаются на сухих лугах и в садах. Они вредны тем, что, вползая и обвивая, заглушают другие садовые растения. И их трудно полоть». Видели вы эти растения? Представляете их? Трудно? А между тем Бок велик тем, что хотел внести порядок в классификацию растений. – Линнеус задумался. Друзья помолчали некоторое время.
– Ну да, припоминаю, как же! Он отверг алфавитный порядок, – сказал Артеди.
Линнеус поднял голову.
– Вот именно, некоторым ученым пришла в голову мысль расположить названия растений по алфавиту.
– Словарь растений? – Артеди улыбнулся. – Алфавитная система.
– Бок не признал правильным расположение растений в алфавитном порядке. Отказался от него. И поступил мудро: практически как этим словарем пользоваться? Ботаники бродят по всему миру! Привозят новые и новые растения. Посудите сами, значит, надо все время расширять словарь.
– Он устаревает, не успев появиться в печати. Да, нужно что-то совсем другое…
– Бок не дал коротких ясных названий, а они-то и нужны… Послушайте, Артеди, я постоянно думаю, как лучше распределить растения по группам. Я хочу найти такой порядок, чтобы было удобно пользоваться им. Какой он должен быть? Признаться, у меня есть некоторые мысли на сей счет, но пока еще рано об этом. Дело в том, что надо найти самое главное, чем различаются растения, и самое главное, в чем они схожи. Вот по этим признакам, вероятно, и следует объединить растения в группы и расположить в стройной системе.
Артеди слушал всегда молча, вдумываясь в речи своего порывистого друга.
– Видите ли, Карл, классификация рыб и земноводных страдает теми же недостатками. Каждый ученый называет и описывает по-своему одну и ту же рыбу. Мне думается, и здесь нужны реформы. Надо работать больше. Мы еще так мало знаем!
На этом они оба сходились: работать, работать! Надо чаще делать сборы в природе, изучать коллекции в музеях, читать и читать. К счастью для обоих, в Упсале была хорошая библиотека и при ней небольшой кабинет с интересными коллекциями.
Несостоявшееся прощание
Письма из дома шли все более и более тревожные: из-за болезни отца средств к существованию семьи совсем не остается. Родные упрекали его в бессердечии и жестокости. Писали, что на родине смеются над этой страстью к науке, считают безрассудным пребывание в Упсале, называют его нищим, глупцом.
Что делать? Линнеус исхудал до неузнаваемости. Стал еще более нервным, раздражительным, временами впадал в апатию, уныние. Да неужели он действительно не любит родных, если их мольбы о помощи не трогают его? Или сердце у него вправду очерствело, высохло… как те растения, что с жадностью скупца он собирает и хранит в гербарии.
Прошли годы в гимназии, в университете, годы тяжелого труда и нужды, а что толку? Сам почти умирает от голода, семья на краю нищеты, беспросветной, как осенняя ночь.
Отец не может больше выполнять обязанностей пастора, кто же спасет родных? Сын – опора, надежда? Он принес в жертву своим несбыточным мечтам молодость, здоровье, а теперь отца. Нет, больше он не будет легкомысленным. Да, да, все эти годы – одно легкомыслие. Он поступал нечестно по отношению к семье – так пишут родные. Все правы: у него нет чести, нет совести, если он может стать равнодушным к судьбе отца, семьи.
Не выпало счастливого жребия – быть ученым! Надо покориться судьбе и выполнить желание отца, выполнить долг перед ним и семьей! С такими мыслями Линнеус бродил между руин университетского сада.
Это было весной 1729 года. Лужайки оделись в праздничную светло-зеленую одежду. Изящные анемоны выглядывали в ней белыми звездочками. Почки на деревьях и кустарниках набухли и готовы были раскрыться. Птичий гомон в ветвях придавал развалинам удивительно уютный вид. На всем трепетал золотой солнечный луч, и все отвечало ему улыбкой и приветом.
Только в сердце молодого человека был холод и мрак. Он пришел сюда еще раз взглянуть на знакомые растения. Пришел в последний раз повидать их, проститься перед тем как покинуть навсегда. Печаль расставания стеснила ему грудь, глаза туманились от слез… Пора уходить. Окинул взглядом куртины и дорожки.
– Что это за растение? Я не знаю его, возьму себе в гербарий на память как последнее «прости» моей возлюбленной ботаники.
– О, пожалуйста, остановитесь! Не надо срывать это растение. Оно очень редкое в наших местах. Да и зачем оно вам понадобилось? – Незнакомый пожилой священник остановил руку Карла, которую тот протянул, чтобы сорвать растение.
– Я люблю растения, ботанику, – скромно ответил он.
– Вы учитесь? Читаете книги? Что же именно?
– Я читал Бока, Турнефора. – Перед тем как расстаться со своей страстью, Карл был счастлив еще раз поговорить о ней, да еще с человеком, который смотрит так благожелательно. Словно теплый свет идет из его глаз, окруженных сетью морщин.
– И вы знакомы практически с ботаникой? Как называется это растение? А это, вот это…
Карл увлекся до того, что забыл о прощании с ботаникой. Гордый своим знанием растений и счастливый возможностью показать его этому доброму, внимательному человеку, Карл переходил с места на место и все называл и называл растения по-латыни. В саду их сохранилось еще до двухсот видов.
Удивленный и чем-то будто обрадованный, священник следовал за ним, сам показывал растения и спрашивал:
– А это, это? Сюда взгляните, это? У меня имеются они в гербарии.
– У меня тоже есть гербарий, – сказал Линнеус. И опять пошли латинские названия, многословные, трудные для запоминания. Но Линнеус их знал.
– Приходите ко мне и принесите ваш гербарий. Мы еще побеседуем, – пригласил его незнакомец.
С горькой улыбкой Линнеус поведал ему свою печальную историю и тихо заключил:
– Как видите, я лишен счастья явиться к вам и воспользоваться вашей поучительной беседой. С ботаникой все покончено.
– Наоборот, я думаю, – заметил тот, – с ней все только начнется теперь, хорошо начнется. – И он назначил день визита.
С этого дня изменилась судьба Линнеуса. Его неожиданный доброжелатель оказался известным профессором богословия, Олафом Цельзием, очень интересовавшимся ботаникой и другими естественными науками. Он изучал растения северной Швеции.
Линнеус привлек его внимание своей преданностью науке и редким знанием ботаники. Когда же он увидел гербарий студента, то окончательно убедился в большом даровании молодого человека. Гербарий действительно оказался замечательным: в нем было свыше шестисот скандинавских растений. Отлично засушенные и умело приклеенные к бумаге, они выглядели совсем как живые. А мужество и терпение, с которыми студент переносил нищету, растрогали богослова до глубины души.
– Дороги жизни устланы повсюду терниями, но кто с верой следует, тот не уязвит ноги! Шипами жизнь испытывает, достойны ли мы предназначенного призвания, – вдохновенно говорил профессор богословия, – и никогда не отказывает в помощи неутомимым и праведным…
Слова Олафа Цельзия зажгли в душе Линнеуса искру надежды… на что, он сам не знал и не угадывал. Но почему-то показалось, не все еще потеряно, что-то произойдет с ним, будет какой-то перелом к лучшему.
Наяву или во сне слышит он Цельзия? О чем тот говорит, возможно ли поверить! Правильно ли он понял профессора? Остаться у него в доме!
– И в нем ты найдешь содержание и честный труд. Это не милостыня и не подачка, ты будешь мне полезен. Я готовлю ученый трактат о растениях, которые упоминаются в священном писании. Ты поможешь собирать сведения о них в литературе.
Сказка или быль, правда или он бредит – думается ошеломленному студенту.
– Я сам напишу твоим родным, чтобы они не мешали тебе следовать по пути, который ты избрал для себя. Итак, согласен?
Согласен ли он? От волнения Линнеус не мог говорить. Горло у него сдавило, и голос пропал. Чуть слышно лепетал он слова благодарности своему спасителю, явившемуся в такой решительный момент.
Прошло немного времени, и дела Линнеуса пошли в гору. Жизнь в доме Цельзия, отдельная комната, хорошее питание быстро восстановили силы молодого человека.
Ему посчастливилось получить частные уроки, и в кармане у него непривычно зазвенели серебряные талеры. Он приоделся, купил себе приличное платье, башмаки и больше не вызывал своим видом сожаление одних людей и насмешки других. Ощущение сытости, тепла, удобной новой одежды было очень радостным. Теперь, никого не стесняясь, он бывал на лекциях, знакомился с учеными. И все это дал Цельзий своим покровительством.
«Карл благодарит судьбу, так милосердно давшую ему другого Стобеуса в Упсале; итак, все мысли Карла и труды посвящены только растениям», – писал он в это время в Лунд старому Стобеусу.
Да, теперь Линнеус полностью отдавался занятиям ботаникой. В окрестностях Упсалы часто видели неутомимых охотников за растениями – Цельзия и Линнеуса. Они вместе обрабатывали свои сборы и составляли гербарий.
Самое главное – тычинки и пестики
По-прежнему Линнеуса больше всего интересовало устройство цветка. Он рассмотрел его у множества растений. С детства наблюдая, как закладываются цветочные почки, как превращаются в бутоны, как они раскрываются, молодой исследователь снова и снова убеждался в первостепенной важности пестика и тычинок в размножении. Они – органы воспроизведения семян, новых поколений, постоянного обновления природы.
Лепестки служат благоуханным покровом, драгоценным пологом для пестика и тычинок.
Цветки имеют пол, как и животные. По органам размножения различают мужские и женские цветки. Есть растения, у которых в одном цветке имеются пестик и тычинки. Такие цветки называют обоеполыми.
Рассуждения о значении цветка в размножении растений Линнеус изложил в виде небольшой статьи, которую подарил Цельзию к Новому году. В Упсальском университете, по давней традиции, студенты поздравляли профессоров стихами.
«Я рожден не поэтом, а до некоторой степени ботаником и по этой причине дарю годичный плод небольшого урожая, который ниспослан мне… – говорит он в предисловии к рукописи. – На этих немногих страницах обсуждается великая аналогия, которая должна быть обнаружена между растениями и животными в размножении их семей сходным образом… каковые я и прошу Вас принять благосклонно».
Эта первая научная работа Линнеуса носила характерное название: «Введение к помолвкам растений». В ней он обстоятельно рассматривает историю вопроса, начиная с древности до современных ему авторов.
Еще у древних сложилось представление о том, что у растений надо различать пол. Об этом писал Плиний, с произведениями которого Линнеус познакомился в гимназии.
Вавилоняне практически пользовались такими знаниями. У финиковой пальмы на одних деревьях мужские соцветия, на других – женские; они собирали тычинковые соцветия и подвешивали их к деревьям с плодниковыми цветками, потому что при этом урожай плодов увеличивался.
В XVI веке рядом исследований утверждалось, что растения имеют мужские и женские органы размножения, и описывалось, как происходит опыление цветка. Но все-таки это вызывало сомнения и даже какой-то страх у многих ученых.
– Пол у растений? Как это может быть? Ведь это означало бы, что растения подобны в таком случае животным и человеку! Безбожно! Безнравственно! Человек создан по подобию самого бога, как же уподоблять цветок человеку? – возмущались одни.
– Есть ли еще пол и у низших животных – неизвестно, – рассуждали другие. И приходили к общему мнению: и говорить-то на эту тему грех и неприлично.
А Линнеус все чаще и чаще думал о роли тычинок и пестика в жизни растения. Они казались ему такими важными, что он начинал думать: может быть, именно тычинки и пестики – самое важное в различиях или сходствах между растениями. Может быть, по ним следует классифицировать растения?
Пока же надо больше и больше рассматривать живые цветки и изучать их строение.
Путаницу можно устранить
Цельзий показал рукопись молодого исследователя профессору Рудбеку.
– Познакомьте меня с автором, – сказал Рудбек. – Работа очень интересная.
Примерно в это время Цельзий должен был переехать в Стокгольм, и его беспокоила судьба Линнеуса.
– Я вынужден расстаться с этим столь обещающим студентом. Без меня пусть он продолжает жить в моем доме, но как с ним дальше?
– Что же, – задумался Рудбек, – мне разрешают иметь помощника для лекций. Пусть придет ко мне в Ботанический сад. Я посмотрю, что он знает.
Ну и экзамен же устроил Рудбек своему будущему ассистенту! Оба изрядно утомились: один – спрашивая, другой – отвечая, но оба остались довольны друг другом и экзаменом.
– Не прошло трех лет, как этот студент появился в Упсале. Ему едва стукнуло двадцать два года. Большой риск поручать ему чтение лекций. Ассистент ведет демонстрации и замещает профессора в части курса. Куда это годится, – говорили некоторые ученые. Эти сомнения Рудбек полностью отвел, заверив, что у Линнеуса есть должная подготовка.
Весной 1731 года Линнеус прочитал первую публичную лекцию. Осенью он продолжил чтение курса. Скромно, но с чувством сдержанной радости и гордости писал он в Лунд, что к нему приходят до четырехсот слушателей, в то время как аудитория самого Рудбека редко достигает восьмидесяти человек.
Оказалось, что Линнеус – блестящий лектор и талантливый педагог. Жар, с которым он говорил о растениях, умение дать научные сведения о них на фоне поэтического описания картин природы оставляли неизгладимое впечатление в душе каждого. Слава его быстро росла, она приумножалась и экскурсиями, которые он проводил со студентами.
Увлекающийся до полного самозабвения возможностью говорить о растениях, показывать их, чрезвычайно подвижный, веселый, молодой лектор стал любимцем молодежи. Занятия с учениками отнимали все дни полностью, но зато материальное положение его упрочилось.
Рудбеку и еще раз Рудбеку Линнеус считал себя очень обязанным. В день именин своего профессора Линнеус горячо поблагодарил его торжественной речью:
«…Я, который прежде всего у всех был в презрении по причине крайней бедности моей, теперь, по твоей милости, у всех я в уважении…»
Признательный Линнеус назвал одно травянистое растение, «нежную траву», как он говорит, именем своего покровителя.
«Великий Рудбек! Для увековечения славы имени твоего, я назвал ее Rudbeckia, по власти всем ботанистам, следовательно, и мне предоставленной. Она должна соделать имя твое бессмертным и гласить о нем пред царями и князьями, пред ботанистами и врачами, пред всеми людьми, так что, если мир весь умолкнет, то Рудбековы растения будут гласить о нем, доколе не прейдет природа…»
И в самом деле, многие люди знают рудбекию – «золотой шар», обычное растение садов и палисадников. Оно зовется так в честь Рудбека.
«…Не для того именовал его, чтобы через то более обратить на себя твою благосклонность, но дабы принести тебе хотя малейшую дань высокопочитания за великие благодеяния, мне доселе тобою оказанные…»
Действительно, Рудбек был очень заботлив к Линнеусу и старался улучшить его материальное положение.
– Живите в моем доме, – предложил он ему, – и будьте наставником моих сыновей.
Квартира, полное содержание и еще 90 серебряных талеров в год от Рудбека, да королевская стипендия в 60 талеров. Да еще вознаграждение за частные уроки!
Одни ученики оплачивали его труд деньгами, другие – книгами, от третьих он получал одежду. Все это было совсем не плохо для человека, еще недавно ходившего без подметок.
Работать приходилось очень много, больше, чем когда-либо до сих пор. Только вечером мог он сесть за собственную научную работу. Долгие ночные часы проходили в безмолвии и напряженном раздумывании над системой растений.
Как и в Лунде, он приходил к выводу о необходимости навести порядок в «ботаническом хозяйстве». По сочинениям ботаников Линнеус видел, что безграничная путаница в неуклюжих многословных названиях растений все усиливалась.
Ученые переставали понимать друг друга в этом хаосе фактов. А фактов о жизни и строении растений к тому времени накопилось очень много.
Редкий корабль не привозил в числе своих грузов растений из вновь открытых стран. Один XVI век принес столько нового из растительного мира чужих краев! Картофель, подсолнечник, помидоры, табак и маис, шоколад и кофе быстро прижились в Европе. Китай присылает апельсины. С Цейлона везут камфарный лавр, гвоздичное и коричное дерево; мускатный орех – с Моллукских островов. Америка удивляет ананасами и не меньше того агавами и кактусами. Из Восточной Африки привозят описание баобаба.
Пришельцам из дальних стран создают условия, и они растут под чужим небом в специально организованных ботанических садах.
Сначала это были «аптекарские сады» и «аптекарские огороды» при университетах, постепенно становившиеся научными учреждениями. Первые ботанические сады возникли в Италии – городах Падуе, Пизе и Болонье. Вот они уже в Германии, Голландии, Франции, Швеции, России. Ботанические сады начинают обмен черенками, семенами, гербариями. Число новых открытых растений быстро возрастало, но одно и то же растение открывали по нескольку раз и по-разному называли.
– Хаос в названиях, – снова говорил Линнеус своему другу Артеди.
– Нет порядка в ботаническом хозяйстве. А он нужен, – приходил он с этим же вопросом к Рудбеку. И тот соглашался, что ни одно из предлагавшихся до сих пор делений растений на группы не является удовлетворительным.
– Феофраст еще в древности распределил растения на деревья, кустарники и травы, и такое деление продержалось до XVI века. Но группы эти слишком крупные! – И с этим Рудбек был вполне согласен.
Теперь Линнеус отлично понимал, что у ботаников нет общего языка. Не только одно и то же растение разные авторы называют по-разному, но и одни и те же детали строения растений носят различные названия.
Как разобраться в таком всеобщем смешении фактов? Нельзя, пока не будет установлен общий язык. Тогда станет возможным, читая описание растения, сделанное в общепринятых терминах, понимать, к какому именно растению оно относится…
Дальше необходимо распределить растения по группам так, чтобы любое из них можно было легко и быстро найти в книге, заранее зная, где его искать; чтобы иметь возможность сравнить неизвестный вид с описанием всех сходных видов и сказать, действительно это новый вид или уже известный в науке. Один и тот же вид «открывали» тридцать – сорок ученых, и каждый называл его по-своему; о каком же шла речь, подчас и нельзя было сказать.
Линнеус постоянно теперь думал об этом «беспорядке» в ботаническом хозяйстве и о том, как его устранить.
Снова и снова перечитывает он ночами сочинения ботаников XVI–XVII веков и ищет у них попытки, намеки, хотя бы неясные мысли, в каком направлении надо совершенствовать систему классификации растений.
Самое важное: что положить в основу классификации растений? Что самое главное?
Одни ученые распределяют их по плодам и семенам. Другие говорят, что это неверно, – плоды и семена не являются самым характерным у растений. Куда важнее венчики цветков – по ним и следует классифицировать. А третьи считают, что правильнее будет учитывать и плоды, и семена и цветки.
Что же действительно можно принять за основу классификации? Может быть, тычинки и пестики – ведь они самые главные органы цветка в половом размножении? Линнеус все чаще возвращается к этой мысли, обдумывает ее, взвешивает доводы за и против и опять читает, читает…
В то же время Линнеус понимает, что ему необходимо самому больше и больше узнавать растения в природе, самому накопить бесценное сокровище – знание фактов. Тогда он сумеет отличить в книгах правду от небылиц, соберет эту правду по крупицам, рассеянным в толстых фолиантах. Соберет воедино золотые зерна, отсеяв негодные.
Весь ученый мир увидит его жатву и прославит жнеца, потому что всем необходима правда о растениях, нужен порядок в растительном царстве.
Разве не прав Андрей Цезальпин, итальянский ботаник XVI века, который говорил: «В этом громадном множестве растений недостает того, в чем более всего нуждается всякая другая беспорядочная толпа; если это множество не будет разделено на отряды подобно армии, то все в нем будет в беспорядке и волнении». В который раз твердит эти слова Линнеус своему другу Артеди.
«…Все в нем будет в беспорядке и волнении», – думает Линнеус, оглядывая богатые сборы растений, которые делали его студенты и он сам.
«И это действительно бывает теперь при изучении растений, потому что ум обременяется беспорядочным накоплением предметов, и вследствие этого происходят бесконечные ошибки и ожесточенные споры», – писал Андрей Цезальпин.
– Ум ученого обременен беспорядочной грудой фактов, не правда ли? – обращается Линнеус к Артеди. – Ученого! А что дойдет из такой кучи фактов до простых смертных? Как же им разобраться, если эта путаница в названиях идет от самих специалистов. Послушайте, Артеди, я думаю, что у растений пока названия не установлены, во всяком случае, для всех их. Разве это название: «Роза лесная, обыкновенная, с цветком душистым, розовым»? Ведь это описание растения, а не его имя.
– Верно. И в зоологии такая же история. В название животного включают его описание, да еще сбивчивое и путаное, – согласился Артеди. – Нам надо получше рассмотреть, что имеется по всем этим вопросам в литературе.
Линнеус вдруг громко засмеялся:
– А знаете, есть названия и в десять – двадцать слов! Нет, нужны короткие, ясные имена.
– Да, да. Тогда и будет порядок в фактах.
– Но прежде чем приступить к наведению этого порядка, надо овладеть всем научным наследством, изучить все, что сделано до нас. – Линнеус задумчиво смотрел куда-то вдаль, будто вглядываясь во что-то. – И побольше заниматься наблюдениями в природе.
– Иначе мы будем открывать открытое и тратить драгоценное время, так ведь? – размышлял вслух Артеди. – Жизнь человека коротка, и надо использовать каждый день для науки, – продолжал он, не подозревая, как скоро случай оборвет его жизнь…
