Текст книги "Карл Линней"
Автор книги: Вера Корсунская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)
Философия ботаники
В помощь студентам и молодым ученым Линней изложил начала ботаники в специальном учебном руководстве, под названием «Философия ботаники» (1751). По своему содержанию она продолжала и расширяла «Основы ботаники».
Реформа терминов, проводимая Линнеем, освещена здесь очень полно. Термины ботанической науки были в этой книге очищены от их ржавчины, а законы разъяснены с помощью примеров, для чего потребовалась специальная работа, чтобы все это пересмотреть. Он дает в этой книге много новых терминов, которые с тех пор всеми употребляются.
Линней не только гениальный ученый, он и чудесный педагог. Как заботливо он приложил к «Философии ботаники» чисто педагогические рекомендации: что самое главное в ботанике должен знать учащийся, как сделать шкаф для гербария, как засушивать растения и составлять гербарии и многие другие практические советы по экскурсиям и наблюдениям. В качестве учебного руководства эта книга много раз переиздавалась и ею пользовались в других странах.
В России на основе этой книги профессор Смеловский написал учебник.
«Ботаническая философия, служащая основанием всему травоведению, – говорит автор в предисловии, – есть наилучший плод проницательнейшего ума его [Линнея. – В. К.]».
Гете говорил: «После Шекспира и Спинозы самое сильное влияние имел на меня Линней». Его он взял за руководителя по царству растений, когда с 1785 года начинает свои ботанические исследования. Но скоро искусственная система, сначала восхитив Гете своей стройностью, начинает производить на него совсем другое впечатление: «Я чувствовал, что внутри меня происходит раздвоение: то, что он насильственно старается разъединить, по внутреннему, глубокому моему убеждению, должно было стремиться к соединению».
Надежным проводником в лабиринте флоры считал Линнея Жан-Жак Руссо; изящнейший гербарий, собранный им, составлен по системе великого реформатора ботаники. Все, кто занимались ботаникой, должны были понимать Линнея.
В связи с этой книгой Жан-Жак Руссо писал в Швецию: «Вы знаете моего руководителя и учителя великого Линнея. Когда Вы будете писать ему… то передайте ему мой привет, я преклоняюсь перед ним, и скажите, что я не знаю другого более великого человека на земле. В этой книге больше мудрости, чем в самых больших фолиантах…»
К самому Линнею Руссо обратился с такими чудесными словами: «Один с природой и Вами я провожу восхитительные часы в сельских наших прогулках, и я извлекаю больше действительной пользы от Вашей „Философии ботаники“, чем от всех книг по этике». Французский философ, писатель и ботаник хочет сказать: когда душа человека открыта красотам природы, тогда она становится мягче и чище. Человек делается добрее к другим людям и ко всему живому. Природа воздействует на душу человека лучше сочинений о морали. Но любить по-настоящему, читать «книгу природы» и понимать ее голоса может тот, кто постигает науку. За это Руссо и благодарит Линнея.
Судьбу этого учебного руководства, пожалуй, можно сравнить с тем успехом и долголетием, которые имел в свое время учебник Плиния, примиривший когда-то нерадивого гимназиста с латынью.
Плиний написал полный учебник ботаники, в котором усердно собрал и рассказал все, что знали греческие и римские писатели о сельскохозяйственных, лекарственных и декоративных растениях. И этот свод того, что знали древние о растениях, многие-многие века был золотым кладом для ученых. А сам Плиний погиб, желая дать людям первое описание страшного и еще невиданного явления природы – извержения Везувия в 79 году. Первый мученик науки! Он, будучи в это время начальником римской флотилии, специально поспешил к берегам Помпеи, над которой нависла неотвратимая ужасная участь, чтобы рассказать потомству, как это было…
Широта интересов Линнея удивляет каждого, кто знакомится с его жизнью. Ему не чужды были и вопросы космогонии, правда, в рамках представлений того времени, согласно священному писанию. В 1743 году он опубликовал свою речь под названием: «Об увеличении обитаемого пространства суши». Наблюдения в различных областях Швеции привели его к мысли, что заселение суши происходило постепенно, по мере того как воды на Земле становилось меньше.
В путешествиях по Швеции Линней видел морские отложения поднятыми очень высоко над уровнем моря. Значит, в этих местах когда-то было море, а потом оно отступило. Он пишет о горных поясах растительности, разбирает вопрос о плодовитости растений, позволившей им расселяться, и способах расселения. Но, сын своего времени, Линней не может миновать при этом библейской истории о сотворении мира богом, о рае, пытаясь согласовать библию с живыми фактами из природы.
Изучайте родную страну
Книги Линнея выходили каждый год.
В 1745 году вышла в свет «Шведская флора», которая, по словам автора, «точно учит нас тому, что именно растет в нашей стране и чего мы не знали раньше». Но чтобы показать это, Линней должен был пройти по большинству провинций в королевстве и пробираться через бездорожную Лапландию, и с невероятным трудом карабкаться за растениями, Линней забыл добавить, что, преодолев все эти трудности, он потом еще сидел дома, «как крот», над множеством литературных источников.
В этом произведении приведены сведения, которые требуются и в настоящее время при составлении флоры любой страны: видовое название, ссылки на соответствующие названия у других авторов, местные названия. Дальше даются местообитание и распространение вида, морфологические и биологические особенности вида, хозяйственное или лечебное использование.
В предисловии прилагаются характеристики основных местообитаний: луга, леса, прибрежье, горы, озера, реки, болота, культурные земли.
Были ли ошибки в анализе флоры? Были, но не в них дело, а в том, что Швеция впервые узнала о составе своей флоры, и в том, что по такому плану пишут флоры до сих пор. «Шведская флора» продолжает труд Линнея по изучению родной страны во время лапландского путешествия.
Изучение мировых растительных ресурсов и, в первую очередь, своей страны – важнейшая задача развития человечества по пути прогресса.
Богатства мировой флоры, изученные ботаниками, определяют примерно в 200 тысяч видов, но это только цветковых растений. Конечно, это число не охватывает действительного количества видов на Земле. Сколько еще горных стран в Южной Азии и Центральной Америке остается неизведанными, сколько тайн хранит флора африканских стран!
Изобилие растительных видов на Земле не равномерно: одни территории отличаются исключительным разнообразием, другие – менее интересны в этом отношении. Крошечная республика Коста-Рика в Центральной Америке, с ее едва миллионным населением и площадью несколько более пятидесяти тысяч квадратных километров, по богатству видов растений значительно превосходит таких колоссов по размерам территории и количеству населения, как США с Аляской и Канада, вместе взятых. Считают, что около одной трети видов растений мира произрастает в юго-восточной Азии.
Поразительным разнообразием отличаются флоры Бразилии, Кордильер, Центральной Америки, Южной Африки, в Европе – средиземноморских стран. А северные страны при их обширных территориях сравнительно бедны по видовому составу.
Но как ничтожна доля этих богатств, используемая человеком. В мировом растениеводстве широкое распространение в земледелии получили, говорит известный советский ученый-селекционер, академик Н. В. Цицин, «всего 15–20 основных зерновых и технических растений». Какая-то доля известна как садовые, огородные и декоративные растения. Человек возделывает в настоящее время около 7 % всей суши. Общее число культурных видов, не считая декоративных растений, выдающийся русский ученый академик Н. И. Вавилов определяет в 1500–1600 названий. Легко понять, какие неисчислимые сокровища еще не вошли в культуру даже из числа изученных двухсот тысяч видов.
У нас в Советском Союзе учеными описано 18 тысяч видов, и только около одного процента их используется в народном хозяйстве. На родных просторах еще ждут человека зеленые россыпи дикорастущих растений. Нужны поиски и поиски среди них пригодных к введению в культуру…
…Через год Линней подарил отечеству, может быть, еще более значимый подарок, какого в мире не знали. По крайней мере, он так оценивает вышедшую в 1747 году «Шведскую фауну»: «Это – фауна наиболее значительная из всех, что видел мир раньше. Это результат бесконечного труда и исключительной энергии по сбору множества животных и особенно насекомых».
Действительно, эта сводка известных тогда видов животных поражает своей полнотой. Зоология изобиловала баснями и нелепостями, которым верили люди, занимавшиеся этой наукой. «Гамбургское чудо» не было единственным в своем роде.
Нелепые фантастические представления о природе считались истиной и поддерживались церковью.
«Смотрите на мои жалкие останки и старайтесь покаяться в грехах, чтобы и вас не постигла такая же, как меня, печальная участь!» Это изречение, которому в подлиннике придана стихотворная форма, принадлежит известному геологу XVIII века Шейхцеру, описавшему скелет «нераскаявшегося» грешника, свидетеля всемирного потопа. «Бог сохранил в земле, – говорил Шейхцер, – его кости в назидание всем ныне живущим грешникам».
Прошло сто лет, и ученый Кювье определил, что этот скелет принадлежал гигантской саламандре.
В земле иногда находили очень крупные кости. Чьи?
– Святого Христофора, – говорили об одних, – он был огромного роста.
В других случаях находки относили к скелетам библейских великанов, Гога и Магога. В Италии такие кости носили в религиозных процессиях, а в Вене хранили в одном старинном соборе в качестве священной реликвии. Позднее узнали, что эти кости принадлежали когда-то жившим на земле крупным животным.
Находили и более мелкие кости; иногда попадались странные предметы, по форме напоминавшие разных животных; случалось найти в глине или другой породе явственные отпечатки частей растения, животного.
«Что это?» – думали люди. Предлагались различные объяснения. Не черновая ли проба творца? Бог, прежде чем создать все живущее, совершал пробы творений, отобрав потом из них лучшие.
Особенное смущение вызывали морские раковины, находимые на высоких горах. Как они могли попасть из моря на такую высоту? Один ответ: во время всемирного потопа, залившего всю землю.
Находимые остатки часто были сходны с живущими теперь животными. Ученые собирали их и пытались дать ответ на вопрос, что же это такое.
– Может быть, – раздавались голоса, – это окаменевшие остатки вымерших животных?
– Нет, – утверждали другие, – то просто игра природы, самой Земли!
Все эти ошибки происходили вследствие недостаточного знания анатомии животных, человека и живучести библейских легенд о сотворении мира богом.
Подобно тому, что сделал Линней в ботанике, он выполнил и в зоологии. Перестроил классификацию, установил новые роды, отделил виды от разновидностей и дал простые названия видам.
Особенно полной переработке подвергся отдел насекомых; он даже исследовал, на каких растениях они живут. Теперь намного облегчались исследования последующих зоологов. Путь для них был расчищен.
И в зоологии Линней основывался на внешнем виде животных. Анатомия, индивидуальное развитие животного были ему мало и даже совсем незнакомы. Но, во всяком случае, Швеция узнала теперь свой животный мир благодаря Линнею.
В области медицины он оставил заметный след, особенно в фармакологии. Здесь также все было темно, перепутано и содержало немало небылиц о чудодейственных качествах лекарств, приготовляемых из растений. Линней написал учебное руководство, которое стало классическим, как своего рода универсальное пособие по медицине. Из него можно было узнать о лекарственных растениях и медикаментах, получаемых из них; указания, как эти растения выращивать; как действуют лекарства, как их применять, каковы дозы при тех или иных болезнях и, наконец, перечень болезней и чем их лечить. Эта книга – «Вещества медицинские» – очень любопытна тем, что Линней приводит в систему и болезни: «Болезни должны быть узнаваемы по их проявлениям и соответственно расположены в классы, отряды, роды и виды так же, как растения, животные и минералы».
Часы и календарь Флоры
С детства наблюдая за растениями, Линней отметил у них некоторые жизненные явления, которые привлекли его внимание повторяющейся закономерностью.
Вот светлеет небо, ночь убирает свои покровы, и первые лучи сначала робко, потом все смелее, потом мощным потоком льются на пробужденную землю. С лучами солнца у многих растений поднимаются склоненные на ночь цветки. Раскрываются венчики, радуя глаз свежестью лепестков.
– Просыпаются от ночного сна. Как люди, одни встают раньше других. Проснулся голубой цикорий. Он спит до четырех – пяти часов. Одуванчик проснется часом позже, а с ним и белый вьюнок. К семи часам выглянет из обвертки осот.
Многие годы Линней видел, что пробуждение цветка у разных растений происходит приблизительно в одни и те же часы. И это верно. В Германии одно растение, хрустальную травку, немцы прозвали «полуденный цветок». Лентяйка, она раскрывает свои лепестки только к одиннадцати часам, а другой вид этого же растения просыпается еще позднее. Над ним в Германии смеются: «Послеполуденный цветок».
Многие растения, словно отдыхая, закрывают в жаркие часы дня венчики и чашечки, и стебельки дремлют, покачивая цветком. И уж, вероятно, все замечали, как желто-золотой ковер цветущего одуванчика и лютика на весенней лужайке блекнет после полудня. Одуванчик утром желтыми лучами язычковых цветков смотрел в небо. Во второй половине дня он припрятал их под обверткой. Лютик сжал лакированный венчик.
Есть растения, которые распускают венчик цветка только вечером, даже ночью.
Кактус – царица ночи – только в сумерки распускает благоухающий цветок, серебристый снаружи и отделанный золотом внутри, и к утру… отцветает.
– Отдыхают, спят цветки. А ведь можно составить часы, цветочные часы! – однажды решил Линней.
«Бдение растений совершается в известные дня часы, когда они цветы свои раскрывают…» – писал Линней.
«Часы флоры во всяком климате соображать должно бдению растений, чтобы всякий ботаник без часов и без солнца по одному взгляду на цветы мог сказать часы дня».
Линней ошибался, думая, что сон цветка нужен ему как отдых; сходство здесь чисто внешнее. Теперь известно, что эти движения связаны с суточным ритмом освещения.
Цветочные часы Линнея, разумеется, не очень точны: то облака закроют небо, то день слишком жаркий или прохладный. Цветки будут обмануты!
Некоторые растения, считал Линней, могут служить своего рода барометром. Например: «Африканский ноготок открывает свои цветочки поутру, в 6–7 часов, и в таком положении находится до четырех пополудни, если погода днем будет сухая; если же в 7 часов утра не вскрывается, то в тот день непременно дождь будет; но дождя, после грома бывающего, предсказать не может».
Те же наблюдения в саду обратили внимание Линнея на повторяемость хода развития растений от весны до весны.
Сменяются времена года, меняются картины жизни природы, но они связаны с климатическими условиями.
«Значит, – размышляет Линней, – если из года в год записывать, когда распускаются почки у дуба, бука, сирени, когда зацветает ольха, черемуха, созревают плоды у бузины, то получится календарь растений».
Это был бы особый, свой календарь, и основой его вычислений станут растения: «По времени облиственения, расцветания, созревания и листопадения можно сочинить календарь Флоры».
Понятно, что год на год не похож во всех деталях: в иной год распускание листьев, цветение сильно запаздывает, но бывает и ранним. Если вести наблюдения ряд лет и сделать средний вывод из данных по отдельным годам, то получится среднее время различных событий в жизни растений. И можно составить календарь растений. Так Линней поставил в науке середины XVIII столетия задачу так называемых фенологических наблюдений. И первый же начал в Швеции правильные систематические наблюдения над развитием растений. Календарь природы помогает в определении лучших сроков работ для сельскохозяйственных растений. С этой целью и были задуманы Линнеем фенологические наблюдения.
Во всех странах теперь организована большая сеть научных учреждений, где проводятся многолетние наблюдения жизни растений и животных. Обработка материалов наблюдений позволяет установить сроки посевов, созревания культур, борьбы с вредителями, выпаса скота, выставки пчел и многое другое. Эти сводки печатаются и используются для международных сравнений.
Наблюдения ведут не только научные учреждения. У нас, например, фенологией занимаются школьники в кружках юных натуралистов, в различных обществах – «Охраны природы», естествоиспытателей и других. Много у нас любителей-одиночек. Свои наблюдения они сообщают ученым, агрономам, внося этим свою долю в изучение природы.
При огромном разнообразии климатических и всех природных условий нашей необъятной Родины такие наблюдения исключительно важны.
«Апостолы»
«Я послал учеников моих во все четыре части Света», – так написал Линней брату и сестрам в Стенброхульт. Да, у Линнея, как ученого, было огромное сокровище: ученики, помощники, продолжающие его дело. Он при жизни узнал великое счастье человека – видеть, что труд его живет в молодом поколении!
«В дружбе он был пламенным и неизменным, особенно по отношению к любимым ученикам своим, причем основанием его привязанности всегда служила любовь к науке. При этом он был настолько счастлив, что ученики платили ему, со своей стороны, горячей преданностью и охотно выступали в его защиту», – вспоминал о Линнее один из его любимых учеников.
Многие из студентов – и шведов, и иностранцев – становились верными помощниками Линнея. А он, вдохнув в них интерес к исследованиям и жажду путешествий, пускал в ход все свои связи, чтобы обеспечить наиболее талантливым ученикам возможность побывать в далеких странах.
Сегодня он хлопотал, чтобы назначили одного из рекомендуемых им молодых людей преподавателем куда-нибудь в университет в Голландии. Завтра просил места для какого-нибудь ученика в петербургском Ботаническом саду. То ехал добиваться назначения в качестве корабельного врача, священника; это очень хорошие должности: сколько стран и городов посетит корабль! Что ни город, страна, что ни поездка – прибыль в упсальском Ботаническом саду и в гербарии Линнея.
Линней считал себя обиженным, если ученик ничего не присылал из собранных коллекций. В своих автобиографических записях он отмечал, что им получено от «апостолов». И тут же сетует: «Неблагодарный Соландер, напротив, не прислал ни одного растения или насекомого из всего того, что он собрал нового на Австралийских островах». Уж кто-кто, а Соландер должен был это сделать, во-первых, как один из любимых учеников, во-вторых, потому что он совершил трехлетнее путешествие вокруг света, и Линней ожидал от него научной дани. Она потом и последовала, но не могла быть значительной, так как Соландер получил средства на путешествие из Англии и не располагал коллекциями по своему усмотрению.
«Апостолы» отлично поддерживали живые связи с учеными. Один долго работал в Англии и даже принял участие в путешествии Кука, другой путешествовал по России. Учеников Линнея знала Испания и Южная Америка; их видели в Японии и Капской области. Сирия, Палестина, Аравия, Северная Америка, Ост-Индия – всюду побывали они. Ост-индская компания, с которой у Линнея были давние связи и, кроме того, почитавшая графа Тессина, даже приняла решение раз в год давать бесплатный проезд на своих кораблях какому-нибудь натуралисту.
«Выбор молодых людей в качестве натуралистов предоставляется профессору Линнею», – так постановила компания. И Линней сам выбирал одного из своих «апостолов». Горячо радовался урожаям, которые они собирали, и с нетерпением ждал писем и посылок.
К несчастью, не для всех поездки кончались благополучно. Тяготы путешествия, непривычный климат, заразные болезни унесли в преждевременную могилу не одного из талантливых молодых людей, с жаром отдававшихся изучению чужеземной флоры.
На Востоке умер Хассельквист, не успев даже отправить в Швецию собранные им за три года коллекции.
Лёфлинг скончался в Венесуэле… Линней, горько оплакивая смерть учеников, написал проникновенные строчки:
«Какой утомительной и тягостной наукой была бы ботаника, если бы нас не влекло к ней сильное чувство, которое я затрудняюсь определить ближе и которое сильнее чувства самосохранения. Когда думаешь об участи ботаников, то не знаешь, считать ли безумием или разумным делом то беспокойство, которое влечет их к растениям».
Эти замечательные слова о стремлении человека к открытиям, к познанию тайн природы, превышающем естественное чувство самосохранения, звучат с той же силой и теперь, и особенно – в нашей стране.
Нельзя не воздать должной чести князю ботаников, Карлу Линнею, за то, что он с такой любовью и заботой относился к своим обязанностям учителя молодого поколения. Внимательным, опытным взглядом присматривался он к сотням студентов, выискивая среди них тех, кто таил в себе святую искру влечения к науке не ради чинов и карьеры, а во имя самой науки и прогресса. Заботливо и умело, словно бы в саду, выращивал молодых ученых и, как садовник любуется стройными деревцами, радовался их успехам.
Достаточно сказать, что за 33 года в Упсале под руководством Линнея было защищено 89 диссертаций только на ботанические темы. Кроме того, были защиты по минералогии и другим наукам.
Пятеро русских студентов (два москвича и трое петербуржцев) защитили диссертации под руководством Линнея.
Вопросы, которые Линней выбирал для диссертантов, поражают и в наше время широтой охвата. Конечно, следуя направлению в развитии ботаники XVIII века, чаще всего он и его ученики останавливались на темах по систематике растений.
Такая инвентаризация флоры любой страны крайне необходима для того, чтобы отчетливо себе представить, какими же растительными ресурсами она располагает. Надо узнать самое себя! Важным представлялось Линнею изучение лекарственных, кормовых, пищевых и других групп растений.
– Необходимо хорошо знать растения, имеющие хозяйственный интерес, – настойчиво рекомендует он одной четверти диссертантов.
– Вопросы биологии растений, их строения? Ну что же – это нужные темы. – Линней очень охотно поддерживал ученика, самостоятельно определившего свой научный интерес, и помогал ему сформулировать тему.
– Изучайте места происхождения и обитания растений. Вот темы по садоводству. Эту отрасль хозяйства необходимо развивать в Швеции, она еще бедна садами.
Каждый находит с помощью профессора тему, над которой он может работать с особенным интересом. Но дело же не только в том, чтобы определить направление научной работы начинающих ученых. Необходимо помочь в составлении плана и программы исследований, в выборе методов исследований. Линней все это делает от всего сердца, с удовольствием, настолько сильна в нем любовь и благожелательность к молодежи, настолько он считает эту обязанность своим святым долгом. Огромная эрудиция и редкое, даже для самых крупных ученых, знание всей научной литературы делают Линнея неповторимым советником для учеников. И с каким уважением он относился к трудам диссертантов.
– Надо собирать диссертации, чтобы они не утерялись со временем и не пропали без пользы. – Линней задумал печатать их специальной серией – «Академические досуги». Она вышла в десяти томах.
Мудрено ли, что «апостолы» платили учителю самой горячей привязанностью и первейшей обязанностью для себя считали послать ему из любого уголка, куда бы ни забросила судьба, сердечный привет в виде растений.
Линней говорил, что такие дары прибавляют ему здоровья и сил.
«Долго болел я зимой 1750/51 года, и вдруг бог дал здоровья, лишь только профессор Кальм, мой бывший студент, привез мне американские растения, – совершенно серьезно утверждал Линней —…я мог насладиться его великолепными и изящными растениями».
Науке нужны люди, не боящиеся черновой работы, кропотливого, упорного труда. Линней много раз выражал эту мысль в своих книгах, лекциях студентам, автобиографических записях и письмах.
Интересно одно его обращение к петербургскому ученому, Герарду Фридриху Миллеру, в письме от 8 марта 1748 года: «Сегодня я получил, славнейший муж, твое письмо, приятнейшее для меня, так как оно написано человеком весьма ученым, известным всему миру и предпринявшим для науки столь грандиозное и трудное путешествие [по Сибири. – В. К]. И если бы я даже не знал тебя по имени, я, конечно, отличил бы тебя от ученого, который в науке пренебрегает черновой работой».
Линней имел право предъявлять к ученому требование не пренебрегать черновой работой, потому что сам ею весьма дорожил. С детства он привык работать в саду. Будучи ученым, во всех затруднительных случаях при распознавании видов он сейчас же принимался выращивать их сам. Он шел в природу, чтобы в полевых условиях наблюдать факты, которые его интересовали. Его сборы растений и животных, особенно насекомых, колоссальны по числу экземпляров. Подсчеты числа тычинок и пестиков охватывали тысячи и тысячи цветков. Да, великий натуралист не брезговал черновой работой!
О чем можно сказать как о недостатке в его методах исследования, – он не пользовался микроскопом, никогда не занимаясь микроскопическими исследованиями. В его время такие работы уже были известны; видимо, он ими сознательно пренебрегал. С головой уйдя в описание формы и внешнего строения растений и животных, Линней, может быть, не оценивал всего великого значения микроскопа.
Держался с «апостолами» Линней очень просто, особенно с теми, кто оправдывал его надежды рвением к науке. Впрочем, иных он и не считал «апостолами». Несколько учеников из числа любимых зимой жили в Упсале очень близко от дома Линнея, и он часто навещал их.
– Я на полчасика! – На Линнее короткий красный халат и зеленая меховая шапка. Как многие шведы, он – любитель покурить, и трубка с ним неразлучна. – На полчасика, побеседовать! – и остается на час – два. Непринужденно, как среди равных себе по положению и возрасту, ученый с мировым именем шутит, рассказывает забавные истории. Веселый анекдот сменяет серьезный разговор о науке, об исследованиях и книгах, обстоятельные ответы на вопросы студентов.
«Он часто смеялся, по его веселому открытому лицу было видно, что в душе он расположен к общению с людьми и дружбе». Такие воспоминания сохранили его любимые ученики, а он любил всех, кто любил науку и всецело отдавался ей.
Подчас некоторые «апостолы» нуждались не только в хлебе духовном. Линней слишком хорошо помнил, как сам голодал в студенчестве, чтобы не заметить студента-бедняка. Тогда под разными предлогами он старался задержать его на время обеда и накормить досыта.
Не лицеприятие, не желание угодить кому-то из вышестоящих лиц, не богатство или знатная родня ученика могли обеспечить ему внимание знаменитого ученого, а только старание и талант молодого человека, только желание трудиться во имя науки. К ученикам-иностранцам Линней особенно благоволил, – ведь они прибыли в Упсалу ради него – как же высоко, значит, ценят ботанику и его самого у них на родине!
Студентам разрешалось рассматривать гербарии и коллекции, многочисленные издания трудов Линнея, книги других авторов в его богатейшей библиотеке, даже на рукописи не было запрета. Одно строжайше запрещалось: приносить в дом романы, особенно французские, чтобы, упаси бог, не попали они в руки дочерям Линнея.
Их было у него три, и они росли исключительно под влиянием матери, не считавшей образование необходимым для девушек. Видимо, сам Линней не возражал против той ограниченности и скудости интересов, в сфере которых Сара-Лиза держала дочерей. Это не было чем-то выдающимся в шведской семье того времени: идеал женщины – мать, хозяйка, набожная. Того же мнения придерживались во многих северных странах.
Возможно, если бы Сара-Лиза сама проявила желание к какому-то участию в духовной жизни мужа и приучала бы к этому дочерей, то Линней не стал бы противиться. Но этого не было, и дочери Линнея росли необразованными, неразвитыми, не зная даже школы. Правда, домоводство, как и у матери, было их страстью, что очень нравилось отцу. Трудно предположить, что они понимали величие отца во всей его полноте. Может быть, вместе с матерью, они ценили его как источник довольства и почета, хотя по-своему любили…
Заветной мечтой князя ботаников было видеть среди «апостолов» своего единственного сына. Нежно и заботливо он готовил его к занятиям ботаникой.
Поздним вечером в халате, с небольшой меховой шапочкой на голове – парики давно в моде, но дома без них свободней! – Линней холит по своей комнате, окидывая взглядом портреты виднейших ботаников, развешанные по стенам.
Вот Рудбек-старший, вот сын его, а здесь Олаф Цельзий… На память приходят былые страдания ради флоры. Нет, сыну он обеспечит дорогу. Мальчик даровит – это несомненно, – и никому не удастся помешать развитию его наклонностей. Слишком хорошо помнит старый ученый, сколько он сам перенес за то, что любил растения, милые растения. Он с радостью видит, что они милы и сердцу сына, сам ведет его в сад, показывает, называет растения.
– Только по-латыни, дорогой сын! Наука говорит языком богов. – Линней хочет, чтобы его наследник знал латинский язык, на котором исключительно писались научные произведения, в совершенстве.
– Я приложу все усилия, чтобы он стал ботаником.
Твердо и последовательно он прививал и выращивал у мальчика любовь к ботанической науке.
К сожалению, жена Линнея по каким-то причинам не любила своего первенца. Справедливость требует предположения, что Линней, несмотря на расточаемые им похвалы своей жене, вероятно, замечал ее нерасположение к сыну. Горько сказать, но, судя по достоверным источникам, она старалась восстанавливать отца против него. Правда, это ей решительно не удавалось.
Когда юноше исполнилось восемнадцать лет, отец добился учреждения должности демонстратора в Ботаническом саду и представил сына в качестве кандидата.
– Он будет вести переписку с заграничными учеными под моим руководством, вести занятия со студентами и наблюдать за порядком в музее. Оплата? Когда господин казначей изыщет для этого средства, тогда речь и пойдет о вознаграждении.
Для Линнея-старшего важно было втянуть сына в университет, поставить его перед необходимостью систематически работать в области ботаники. Вот за этим отец следил неусыпно: лучшие учителя, книги, гербарии и, главное, сам Линней-старший обеспечивают образование и воспитание молодого человека.
