Текст книги "Младший конунг"

Автор книги: Вера Ковальчук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)

– Посмотрю. Правда, толку-то с него – солнца нет.

– У тебя что, не уцелел солнечный камень[30]? – спросил, подходя, Торстейн. – Солнце сегодня может и не показаться.

– У меня и не было. Толку мне с него, если я не умею пользоваться.

– Я умею. И, уверен, Равнемерк тоже умеет.

– Она умеет, но сейчас ничего не сможет сделать, – Хольгер покосился на дочь Гуннара. Все происходящее и голоса доходили до нее с трудом и будто издалека – словно сквозь туман или, пуще того, сквозь стену.

– А ты удивлен? Работала больше суток.

– Если она сейчас заснет, замерзнет насмерть.

– Я ее буду греть, – проворчал Альв и стал стягивать одежду.

– Ну да, ты и сам не прочь вздремнуть.

– Думаю, против тебя она станет возражать, Торстейн.

– А жаль…

– Хватит! – Хольгер все взял в свои руки. – Пива бы ей дать… Жаль, бочонок смыло… Укладывай ее, Альв. Пусть хоть пару часов поспит.

Остального Хильдрид уже не услышала. Она знака за собой эту особенность – напрягаться до предела и за пределами человеческих возможностей, и тянуть жилы, пока не минует острая необходимость, но потом тело и сознание просто отказывают. И она погружается в бездну, где нет ни чувств, ни памяти – ничего нет. И разбудить ее невозможно, пока тело не восполнит хоть как-нибудь потерянные силы.

Она пробудилась через несколько часов – от холода. Рядом с ней, прижавшись, спал Альв, от него пахло морской водой и потом. Они лежали на совершенно мокрой меховой постели, накрыты были другой такой же. Впрочем, на палубе спали многие, и тоже во всем мокром – неприятно, но викингам было не привыкать. Она слегка отодвинулась от Альва, с трудом поднялась на ноги. На корме, на ее месте сидел Хольгер, он клевал носом, потом вскидывался, выправлял ход корабля и снова поникал.

Впрочем, корабль никуда и не шел. Ветра не было, как часто случается после шторма, никто не греб, и драккар едва покачивался на мертвой зыби, сменившей высоченные валы, возносившиеся выше мачты. Натянув слегка подсохшую одежду – под меховой полостью Хильдрид лежала обнаженной, Альв раздел ее и разложил одежду рядом – дочь Гуннара прошла на корму. Увидев ее, Хольгер встрепенулся и обвел рукой горизонт.

– Нигде и ничего, – хрипло сказал он.

– Компас нашли?

– Нашли. Вот, – викинг протянул ей деревянный диск с тридцатью двумя нарезками, из них четыре длинные, и с дыркой в центре, куда вставлялась ось со стрелкой.

– А солнечный камень?

– Он есть у Торстейна.

– Он, похоже, и так не понадобится. Полдень уже пропустили, придется ждать ночи.

– Ночь может оказаться слишком светлой.

– Мне хватит нескольких минут. Если Полярная звезда поднимется хоть ненадолго, я сумею определить, где мы находимся.

– Ты отдохнула?

– Вполне. Иди, поспи.

Драккар почти не пострадал во время шторма, если не считать того, что смыло с него волнами. Но самое главное – весла и парус – сохранилось. Хильдрид подозвала тех викингов, которые еще бодрствовали, и велела им поставить парус. Ветра почти не было, но полотнище надо было просушить.

Воздух медленно пропитывался вечерней прозрачностью и звенел, как клинок о клинок. Начал дуть ветер, и парус высох в мгновение ока. Одежда Гуннарсдоттер просохла еще быстрее, прямо на ней, еще до того, как на драккаре проснулись все викинги. Ветер, как это обычно бывает, быстро разогнал облака. В разрывы серых, как льняная пакля, облаков, показалось белесое небо, обесцвеченное спускающейся ночью. Женщина косилась на край горизонта, озаренный ярче других, и пыталась понять, куда же их занесло.

К счастью, Полярная звезда проглянула сквозь кристальную чистоту летней ночи, пусть ненадолго и едва-едва, но проглянула. Хильдрид тут же поймала ее на зарубку, отмечающую север, и нажала на руль. Помедлив, драккар развернулся носом на север. Теперь следовало определить, далеко ли они отклонились от курса, которым следовали бы в Англию, если б не шторм. Некоторым удобнее было определять положение звезды по себе, лежа или сидя, но Хильдрид так срослась со своим драккаром, что только по нему и умела это делать с уверенностью.

– Сколько прошло с полуночи? – спросила она.

– Час с четвертью, – ответил Хольгер.

Она смотрела на нос корабля. Потом чуть сдвинулась влево. Прикинула высоту Полярной звезды. Покачала головой. Викинги смотрели на нее напряженно.

– Похоже, теперь мы ближе к Дюпплину[31], чем к Йорвику, – сказала она.

– Что, занесло так далеко на запад? – уточнил Торстейн. – В самом деле?

– Вообще-то, это шутка. Но, судя по Полярной звезде, мы должны быть где-то возле Северных островов[32].

– Значит, Йорвик от нас не уйдет.

– Приставать к берегу севернее Денло попросту опасно, – сказал Альв. – Ты же знаешь, наши до сих пор воюют с пиктами.

– Там не пикты, а скотты.

– И те, и другие, если быть точнее, – ответила Хильдрид задумчиво. – Кто-нибудь смотрел, много ли у нас припасов?

– До Йорвика дотянем, – ответил Харальд.

– Ты смотрел?

– Нет. Но разве у нас есть выбор?

Захлопал просохший парус. Ветер снова стих, но викинги, не обменявшись ни словом, тут же расселись по румам. Гуннарсдоттер развернула драккар кормой к Полярной звезде. Парус свернули. Недостаточно отдохнувшие викинги не слишком старались грести, но корабль скользил по умиротворенному океану, как коньки по льду. Усталость никого не донимала, и это было главное. Хотелось есть, но не слишком – тоже хорошо. Пристроившись у борта ближе к корме, Харальд вытащил бережно хранимую плетеную из пеньки лесу с тремя крючками и закинул ее в море. Подмигнул Хильдрид.

– Сейчас вытащим нам рыбки на обед.

Ночь стремительно сменилась утром, а к вечеру наступившего дня все различили впереди землю. И не имело особого значения, что это за земля. Где суша, там пресная вода, которой на корабле не осталось вовсе – та, что была, оказалась испорчена морской солью. Там лес, в котором водится дичь, там люди, у которых можно узнать, что это за земля. Там, в конце концов, сушняк, из которого можно сложить костер и высушить вещи. Перед последним рывком викинги подкрепились рыбинами, которых выловил Харальд – ели сырыми, но еда показалась отменно вкусной.

Эту ночь они провели на земле. Правда, удалиться от берега за дичью дочь Гуннара не разрешила – она не решалась отпускать своих людей, пусть даже по двое или по трое – но у них была рыба.

– Нигде еще не мешала осторожность, Равнемерк, – укоризненно произнес Хольгер. Правда, не при всех. И то спасибо. Она промолчала.

А что тут скажешь? Неправа. Не стоило бросаться в бурю, раз она видела, что та будет сильной, если этого можно было избежать. Что-то случилось с ней самой – этот шаг показался ей совершенно необходимым. Хильдрид уже и не помнила, почему это произошло. Словно наказывая себя за опрометчивость, она отправила почти всех дозорных спать и осталась сидеть у костра. Обычно такого не бывало – кормчему нужна свежая голова и точная рука. Но Гуннарсдоттер решила, что вздремнет потом, пару часиков под утро, пока остальные будут готовить завтрак и приводить в порядок корабль.

Она посидела у огня, подкладывая сушинки – ребята натащили топлива в избытке. Потом встала походить, снова села. Тишина, если не считать прибоя, стояла необычайная. Зелень подступала почти к самому пляжу, за спиной женщины громоздились горы, но совсем иные, что в Нордвегр. Хильдрид вдруг овладела тоска по родному Трандхейму. Сколько она прожила в Хладире после долгой разлуки с этими землями? И снова на меловые острова, в Англию… Дочь Гуннара вздохнула. Встала и решила пройтись к леску.

Она уже возвращалась, когда чуткое ухо уловило какой-то шорох. Любой человек, выросший не в пустыне, знающий лес, как свои пять пальцев, способен отличить звук человеческого шага от шума, производимого зверем. Женщина была скорей на «ты» с морем, но и лес тоже знала неплохо. По крайней мере, достаточно, чтоб отличить. По звукам, это был именно человек.

Здесь наука простая – двигаться лишь тогда, когда двигается он, или когда ветерок достаточно громко зашелестит в листве, и преследуемый не сможет угадать, что за ним следят. Берег моря, без ветерка не обойтись. Да и человек не стоял на месте… Какой-то очень уж легкий и подвижный человек. Опытный охотник? Тогда почему он себя выдал? Ребенок? Нет, скорей уж подросток.

Она следовала за чужаком, пока он не остановился у края леса и не затих. Похоже, он наблюдал. Человек был приблизительно ее роста, просто очень щуплый. Пригнувшись, Хильдрид помедлила и бросилась.

Чужак нападения не ожидал. Он охнул, но даже развернуться толком не успел. Женщина повалила его и схватила за руки. Парень оказался сильный, неожиданность не сыграла особой роли, он быстро понял, что произошло, вырвал правое запястье и сложил кулак. Позволять бить себя по лицу Хильдрид не собиралась, она резко нырнула вбок и точно так же оказалась на земле, как и ее противник. Парень гибко поднялся на одно колено и выдернул из-за пояса нож. Все ее оружие осталось у костра. Она чуть пригнулась, ловя взглядом каждое движение противника.

Парень умел действовать ножом, но вряд ли он умел драться. Охотник… Что с него возьмешь? Когда чужак попытался ударить ее ножом в живот, женщина чуть развернулась, схватила его за руку, обезопасив себя таким образом, и свободной рукой ударила его в горло. Слегка, чтоб не убить. Он подавился воздухом, закашлялся и отскочил, сгибаясь. Она шагнула за ним и попыталась выбить нож.

Не получилось. Он снова ударил – Хильдрид пропустила нож под руками, отогнувшись назад, за неимением лучшего ударила его по лицу. Ушибла пальцы о челюсть… Ничего удивительного – у местных черепушки не нежнее, чем у нордвегрцев. Противник лишь всхрапнул.

Нож удалось выбить лишь на третий раз, при этом лезвие, острое, как бритва, слегка царапнуло Хильдрид запястье. Она подставила парню ногу, и они с треском покатились по кустам. От костра уже неслись викинги, но дочь Гуннара хотела справиться сама. В какой-то момент парень схватил ее за рубашку, рванул – и вдруг порвал толстую льняную ткань.

– Тролль горный! – в ярости взвизгнула дочь Гуннара, невольно вспомнив, сколько труда пошло на эту рубашку – спрясть, соткать, сшить, даже притом, что лен за нее растили, вымачивали, трепали и чесали другие. Она оседлала противника, врезала по лицу уже со всей силы.

Но ее в несколько рук принялись стаскивать с парня подбежавшие викинги; кто-то приволок факел, наскоро сделанный из толстой палки, а Альв, как всегда вовремя появившийся рядом, через голову стаскивал рубашку, выпутывая ее из-под ремня. Сунул одежду Хильдрид, руками прикрывающую обнаженную грудь.

– Эге-гей, а это местный, – заявил Харальд, поднося факел к грязному лицу пленника. Парень, извивающийся в руках викингов, оказался весьма молод.

Лет пятнадцать, не больше. Полуобнаженный, потому что намотанный вокруг тела серый в клетку плед размотался.

– Тащите к костру, – велела Гуннарсдоттер, ныряя в рубашку Альва. В одежде здоровенного мужчины она просто утонула. – Так, а мои вещи не смыло?

– Радуйся, нет, – проворчал Альв.

– Тогда тащи мне мою рубашку.

– Сейчас.

– Кто ты такой? – спросила она пленника, когда его подволокли поближе к костру. Тот зло зыркнул на женщину и ничего не ответил. – Не понимаешь или делаешь вид? – Нет ответа. Хильдрид перешла на язык Мерсии, который поневоле выучила, живя при дворе Адальстейна. – Не дури. Уж первый-то вопрос очевиден, ты и так можешь понять, о чем речь.

По лицу парня она видела – он, конечно, понимает, о чем речь, и весьма удивлен тем, что слышит слова саксонского наречия, но все равно молчит. Альв принес Гуннарсдоттер ее сумку – мокрую, как и все остальное. Она не нашла времени просушить ее вместе с содержимым, вынула и привела в порядок только кольчугу и шлем, а об остальном даже не подумала. Викинг, принесший ее вещи, так и остался голым по пояс, подставляя свету возродившегося костра заросшую рыжей шерстью грудь. Он сам вынул из котомки рубашку Хильдрид и развернул мокрую ткань перед огнем.

– Я просушу, – сказал он.

Она тонула в грязной серой рубахе Альва. Рукава пришлось подвернуть, а ворот то и дело кокетливо съезжал с плеча. Рывок пленника погнул фибулу на рубашке женщины, и мужскую рубашку она заколола на себе фибулой от плаща – огромной, больше, чем с пол-ладони.

– Так что, договариваться будем? – спросила она, прилаживая фибулу.

– Я вас ненавижу! Ублюдки, северные отродья, дети ночи… Убийцы! Что вам опять надо на нашей земле?

– Очень приятно познакомиться, – хладнокровно ответила она. – Дальше. Ты пикт? Скотт?

–…Стервятники, слуги Черного бога, бандиты и убийцы… Здесь вам ничего не получить, поняли?! Сдохнете все до единого!

– Мы уже познакомились, юноша. Только что ж ты так сурово о своих родичах? – парень посмотрел на нее оскорблено. – Дальше будем беседовать?

– Я о вас говорил, а не о нас.

– Тогда тебе нужно говорить более четко.

– Я ничего вам не скажу! Поняли?! И учти – за меня отомстят!

– Ты мог бы бояться не так громко? – она поморщилась.

Пленник набычился.

– Я не боюсь.

– Да что ты говоришь… У меня сложилось иное впечатление. Так что – это Скотланд? Или Пиктланд?

– Это север.

– Ясно. В вашем селении можно купить еду? У нас есть серебро.

– Ага, что я, дурак? Таких, как вы, только подпусти! Думаешь узнать, где селение? Не скажу.

– Если б я хотела узнать, где селение, ты бы мне сказал, – холодно ответила Хильдрид. Пленнику явно стало не по себе. – Не далее, как на рассвете. Но мне нужен только торг, ничего более.

– Думаешь, я тебе поверю?

– Тебе придется. Нам нужны припасы, и мы их возьмем. Мы готовы платить, но возьмем и силой. Тебе это надо?

Парень мрачно молчал.

– Мне доказать, что обойдемся без твоей помощи? – лениво произнес Хольгер. На саксонском он говорил медленно, подрыкивая на «р», но понятно. – Я найду твое село за час. По охотничьим засекам, по следам, по вырубке. Что, думаешь, это так трудно?

Пленник взглянул на него с ненавистью.

– Веди, – велела Хильдрид. – Веди по-хорошему. Иначе найдем деревню и заберем все, что есть, – она заметила, что парень колеблется, и кивнула своим. – Надевайте доспехи.

– Нет! – вскрикнул пленник. – Я покажу.

– Показывай.

До деревеньки оказалось далеко – почти полтора часа пути по лесу обычным походным шагом. По виду домишек, прячущихся между тощими яблоньками, нельзя было предположить, что тут есть, чем поживиться, но подобное впечатление, как правило, обманчиво. Домишки… Нет, уж скорей землянки со скошенными двускатными крышами, похожими на широкие и приземистые стожки. Где здесь жилище, где хлев, где рига или амбар – не разберешь. Селение было обнесено оградой, достаточно крепкой, чтоб сдержать стадо коров, решивших разбежаться, но против отряда викингов она вряд ли помогла бы.

Правда, викинги Хильдрид шли с ней только при оружии – без доспехов и шлемов, лишь кое у кого щиты в опущенной руке, и то они старались не выставлять их напоказ. Сама Гуннарсдоттер натянула свою влажную, пахнущую дымком сменную рубашку, она чувствовала себя очень усталой и истрепанной.

Уже рассвело, но в сельце только-только просыпались. Правда, при виде большой группы чужаков среди домов тут же появились мужчины, прихватившие по пути что попало – дроворубные топорики, вилы, косы – но они не успели даже собраться у ворот, когда Хильдрид и ее люди вошли в селение.

– Здесь у вас все знают сакское наречие? – спросила она пленника.

– Нет, – угрюмо ответил он.

– Тогда скажи им, что нам нужно мясо, сало, крупы, рыба. Мы заплатим, – она вынула из пояса погнутую серебряную фибулу, снятую со своей порванной рубашки. – Вот. Есть еще.

Парень перевел. Зло косясь на непрошеных гостей, селяне понесли из домов припасы. Когда протягивали мясо, сало и мешочки с зерном, вид у них был такой, будто они собирались не торговать, а зубами грызться за свою провизию. Гуннарсдоттер делала вид, что не обращает внимания на эти взгляды. Потом покосилась и на своих людей – они оглядывались весьма настороженно, хотя тоже прятали недоверие за маской равнодушия.

– Давайте, у кого из вас есть при себе серебро. Или золото, – сказала Хильдрид, намекая, разумеется, лишь на те ценности, которых «не так жалко».

Кто-то снял фибулу, кто-то браслет. Вещей набралось даже больше, чем надо. По лицам пиктов (а может, это скотты? Ведь мальчишка так ничего об этом и не сказал) было видно, что хоть вывали норманны тут перед ними сундук золота – их это не смягчит. А значит, переплачивать нет смысла. Ну, а недоплачивать не позволит гордость. Хильдрид прикинула нужную сумму на глаз, остальное вернула своим людям.

Плату она протянула тому из мужчин, который показался ей постарше, посолиднее. Он долго смотрел на драгоценности в ее ладони, прежде чем взял их. Женщина-ярл лишь усмехнулась. И без этой демонстративности она понимала, что здесь норманнов ненавидят до зубной боли, и предпочли бы не иметь с ними никаких дел. Если местные жители согласились торговать, то лишь оттого, что знали – если не продать провизию, норманны разорят селение и отберут все, и саму жизнь. Должно быть, их уже грабили. Оставалось лишь дивиться, что жители деревеньки все-таки продолжали жить в такой непосредственной близости к побережью.

– Не нравится мне, как они смотрят, – проворчал Альв. – Я бы к ним спиной не поворачивался.

– Уходим задом, – рассмеялся Харальд.

– Хватит шутить, – резковато одернула его Хильдрид. – Ты же видишь, на наш смех они смотрят совершенно дико.

– А надо было бы взять это сельцо, – сказал Торстейн, разглядывая одну из крестьянок, жмущуюся к мужу – грязную, одетую в бесформенное тряпье, но должно быть, чем-то необычную, раз она остановила на себе его взгляд. Или, может, две недели без женщины для Торстейна – слишком много?

– Я обещала, что этого не будет, – бесстрастно ответила Хильдрид.

– Да я так…

Глава 9

За время путешествия к Йорвику Хильдрид успела много раз пожалеть, что направила корабль в бурю. Теперь, говорили ей викинги, сами боги велели им все разузнать на месте. Когда драккар оказался в виду побережья Линдесса, близ устья Узы, с Хильдрид силой сорвали браслеты с женскими знаками и натянули на голову пахнущую козой старую шапку. Она стала почти неотличима от остальных мужчин на корабле, если не считать ее роста и слишком усталых для юноши глаз.

– У меня на лице написано, кто я такая, – сердито ворчала она, разглядывая себя в единственной на корабле глиняной миске, наполненной водой. – Похожа на тех безбородых немужчин, которых выводят на Юге. Как их там называют – евнухи…

– Брось. Ты просто бреющийся молодой парень.

– Ага. Щетину ты мне нарисуешь?

– Могу нарисовать, – Харальд выхватил из костра уголек. Вытащил нож с острым кончиком. – Могу так сделать, чтоб навсегда осталось. Приступим?

Женщина отмахнулась от него под общий смех. Причин отказаться от путешествия в Йорвик у нее было много, но ни одна из них не могла поколебать решимости ее людей. И ей осталось лишь согласиться.

– Что ж, значит, на какое-то время ярлом будешь ты, – сказала она Хольгеру. – Вернее, не ярлом, а херсиром.

– Разумно, – согласился он. – Хотя, предвижу, меня будут спрашивать, почему это я посадил к рулевому веслу мальчишку.

– Ты мне льстишь, – устало отозвалась она, проводя ладонью по лицу, уже далеко не такому свежему, как раньше. Хильдрид с трудом могла поверить, что в свои сорок четыре года еще способна сыграть роль молодого викинга, у которого пока не растет борода, однако, как ни странно, на юношу вполне потянула – это признали все ее люди.

Йорвик строили давно, и строили именно викинги. Скудные пашни Нордвегр издавна гнали сыновей небогатых бондов, которым неоткуда еще было взять свою собственную землю, в дальние и не очень дальние края. Ближе всех были Британские острова и Валланд. Но в Валланде, пусть недолго, правил Карл Великий, которого даже викинги называли Магнусом[33] – в знак признания его могущества. При нем еще удавалось грабить селения на побережье, и то не всегда, но селиться – уже нет.

Британские острова заполонили норманны, прибывавшие сюда с семьями и всем хозяйством. Конечно, сперва надо было отнять у местных жителей понравившуюся землю, но для таких отчаянных воинов, какими были северяне, это не составляло труда. И тогда в Англии появилось Денло, а вместе с ней разросся Йорвик. Это был в чем-то торговый город, в чем-то город-крепость. Во времена Рагнара Кожаные Штаны здесь держали оборону его сыновья, отсюда они жалили всю Среднюю Англию, и тогда же Область датского права едва не расползлась на все Британские острова. С ними не без труда, но удалось справиться. Но и теперь, когда «английские норманны» по большей части просто мирно жили, обрабатывали землю и вели торговлю с соседями, рука об руку с местными жителями, а мерсийские короли, называвшие себя «королями всей Британии», многозначительно поглядывали на этого сильного и опасного соседа, Йорк все еще оставался сильнейшим городом севера Англии. У него даже были каменные стены.

В многолюдном городе на высоком берегу реки Узы викинги Хильдрид затерялись совершенно. Выдать их мог разве что драккар, вернее, его вид. Но прежде, чем корабль вошел в устье реки, Гуннарсдоттер приказала снять с форштевня и уложить под палубу носовое украшение. Оскаленная рыбья морда пропала под досками, и корабль стал почти безлик. Конечно, опытный мореход различает корабли по тысячам мелких деталей, но вряд ли кто-то будет особо приглядываться в «Лососю». Хильдрид и ее люди никогда прежде не появлялись близ Йорка, и узнавать их было некому.

На этот раз предлог для появления близ торгового города был веский – докупить все то, что смыло бурей. Хольгер, которому отдали все серебро, имевшееся на корабле (а его было много, поскольку Хакон дал Хильдрид десять марок из собственных средств), обстоятельно приценивался к припасам, пеньковым веревкам, утвари, без которой на корабле трудно, громко спорил, ругался и важно надувал щеки. Хильдрид рядом с ним была попросту незаметна. Она по большей части молчала и слушала, задумчиво поглядывая на купцов.

Конечно, они все знали. И, перебирая на прилавке у одного из них луки и наконечники для стрел, дочь Гуннара узнала, что, оказывается, Эйрик здесь, в Йорвике – «вот там он живет!» – и с ним вся его семья, все его люди.

– А что – хотите его увидеть? Может, и на службу поступить? – спросил торговец.

Хильдрид бдительно взяла свои поступки и слова под контроль сознания и сдержанно развела руками.

– Это как херсир решит… Я слышал, Эйрик отдал брату Нордвегр.

– Ну, так и что? Зато получил Нортимбраланд[34]. Он навел такого страху на Адальстейна, что тот с радостью передал ему весь север Англии.

«Который, к тому же, ему не принадлежит, – подумала Гуннарсдоттер. – Ну-ну… »

– Правда, конечно, Кровавой Секире пришлось креститься, – продолжал торговец, довольный, что слушатель тут, до сих пор не убежал. – Ну, так и что за беда? Здесь, в Йорвике, думаю, немало найдется тех, кто и по пять раз крестился, и ничего.

«Эйрик – христианин, – подумала женщина и чуть не фыркнула. – Хотела бы я увидеть выражение его лица, когда он был вынужден признать себя рабом Божьим…» Но внешне постаралась ничем себя не выдать.

Купец продолжал болтать. За несколько минут он рассказал ей все, что только знал о старшем сыне Харальда, да еще передал гуляющие по Нортимбраланду слухи, а большего Хильдрид было не нужно. Она с трудом смогла отделаться от словоохотливого уроженца Денло, и то лишь тогда, когда ее позвал Хольгер.

– Ну, что-нибудь узнала? – спросил он потихоньку.

– Узнал, – предостерегающе ответила Хильдрид. – Да. На корабле расскажу.

– А я купил отличный котел. С плоским дном.

– Тебе только дай волю. Что мы, до Хельсингьяпорта без котла бы не добрели?

– И что, интересно, юнец себе позволяет? – удивился Хольгер. – Поучает херсира?

Хильдрид примирительно подняла ладонь. Улыбнулась, отворачиваясь.

Вечером в новом котле сделали кашу, сдобренную салом и кусками свежей свинины – заночевать решили на берегу, у корабля. Дочь Гуннара, помешивая в котле ложкой – единственный раз она согласилась готовить, обычно этим занимались Харальд или другой викинг в отряде, Эйнар – пересказала то, что услышала от купца. Речь торговца была сумбурной и долгой, но Хильдрид пересказывала ее очень недолго. По сути, все можно было свести к одной единственной фразе – Эйрик здесь, он теперь правит Нортимбраландом, а еще он принял христианство.

– Вот так так, – воскликнул Торстейн. – Он договорился с Адальстейном? Где это видано, чтоб Кровавая Секира думал?

Альв неодобрительно покосился на него, но промолчал.

– Иногда и ему приходится, – ответила Хильдрид. – Завтра же отправляемся на юг.

– Что нам делать на юге? Давай на север, Хиль, к Хакону. Пусть знает, что угрозы со стороны брата нет.

– Если б Эйрик набирал армию, стоило бы нестись в Нордвегр, предупреждать конунга. Но о чем его предупреждать сейчас? Что он может быть спокоен? Это подождет.

– Хакон хотел исполнить долг в отношении приемного отца, – прогудел Альв. – Сообщить ему, что он благополучен.

– Если Эйрик дал деру с Севера, думаю, подразумевается, что у Хакона все хорошо. Считаешь, конунг Британии умудрился договориться с Кровавой Секирой, не зная, что того турнули из Нордвегр?

– Оставь свое остроумие при себе, Харальд.

– А ты гуди потише, Альв, – вполголоса сказала дочь Гуннара. – Здесь, на берегу, немало людей Эйрика. Ни к чему им слышать имя конунга. Завтра снимаемся и идем на юг.

С ней больше никто не стал спорить. Здесь закон простой: не хочешь подчиняться вождю – уходи из дружины. В опасных ситуациях препирательства смерти подобны, это знал любой викинг.

Но к темноте на берегу Узы стало нервно не только Гуннарсдоттер. Остальные тоже скоро начали оглядываться, кто-то даже предложил сняться, на ночь глядя. Женщина отрицательно покачала головой и кивнула в сторону других кораблей, «ночевавших» на берегу – рядом с каждым горел один-два костра, там сидели воины и ели свой ужин.

– Согласись, если мы снимемся с места сейчас, это будет выглядеть очень странно. Внимания к себе лучше не привлекать.

Они спокойно переночевали под стенами Йорвика и наутро двинулись в путь – никто не попытался их задержать, никто не задавал вопросов. Хильдрид, сидевшая на корме, задумчиво рассматривала берега и селения, прячущиеся в густой зелени садов. Она прожила в южной Англии четыре полных года, видела немало саксонских сел, и могла сравнивать. Северные области казались куда уютнее и, пожалуй, именно потому, что селения в Денло и Нортимбраланде выглядели совсем как в Нордвегр. Здесь Гуннарсдоттер чувствовала себя как дома. Но жизнь вновь смотрела неласково – Нортимбраланд стал для нее так же опасен, как и Нордвегр в годы правления Эйрика.

Что ж… Не север Англии, так Нордвегр. Последнее, пожалуй, даже лучше. Едва шевеля рулевым веслом, женщина мечтательно смотрела в небо. Она думала о том, что теперь закончит порученное ей дело и вернется в Нордвегр вместе с сыном. Теперь, когда на севере правит Хакон, сын может вернуться и поселиться в родовом поместье, доставшемся от отца. А если вспомнить, что ему же будет принадлежать еще и соседнее поместье, Ранке[35], в котором отец Регнвальда, Бедвар, жил до того, как предъявил права на Ферверк, то Орму предстоит быть очень богатым человеком.

А она сможет поселиться с сыном. Или у дочери, которая вот-вот выйдет замуж за конунга. Или может ездить то туда, то сюда, пользуясь всеми возможностями комфортной жизни, и притом наслаждаться столь любимыми путешествиями по морю. Долго ли еще она сможет ходить на драккаре? Говорят, что женский век короток. Хильдрид усмехнулась, прикрывая лицо ладонью. А потом окликнула Харальда.

– Эй, весельчак! Может, сподобишься вернуть мне мои браслеты? Устье Узы уже из глаз скрылось.

– Слушай, ну зачем тебе браслеты? У тебя же таких много. А эти старые, потертые, – улыбался Харальд, ногой придвигая к себе сумку. – Оставь мне их на память, а?

– Чтоб тебе было легче рожать? – не принимая игры, хмуро ответила Хильдрид. – Давай возвращай, хитрец.

Викинги расхохотались. Скроив на лице недовольную физиономию, Харальд вернул Гуннарсдоттер ее украшения, и она с облегчением надела их на запястья.

Берег близ Хельсингьяпорта она встретила почти как старого знакомого. Своим домом его считать она не могла, и не собиралась, просто привыкла причаливать к этому берегу, подниматься к этим стенам, ночевать под этой крышей. Когда драккар ткнулся носом в гальку пляжа, и викинги перепрыгнули через планшир, подхватили корабль, она испытала облегчение. «Лосося» перенесли на руках на высокое место, и Хольгер подал Хильдрид руку, помогая спуститься на землю. Женщина с облегчением вздохнула.

На берегу, как всегда, работали люди – они собирали и тащили плавник, разгружали торговый корабль, судя по виду, пришедший откуда-то с юга, и на «Лосося», как всегда, покосились лишь вначале. Викинги были бичом Англии, их полосатые паруса наводили страх на все прибрежные селения. Но странно ожидать от северных воинов, что они на единственном корабле будут высаживаться с недобрыми намерениями близ одного из самых мощных бургов юга Британских островов. Раз высаживаются, значит, так надо.

Хильдрид полезла под палубу драккара и вытащила свои вещи. Порылась в сумке, но ни праздничной рубашки, ни красивого пояса не нашла. Покачала головой – привести себя в порядок перед встречей с конунгом Адальстейном никак не получалось. Женщина застегнула ремешки подкольчужника, натянула кольчугу и протянула руку за шлемом. Шлем, конечно, держал Альв – невыспавшийся и оттого хмурый больше, чем обычно.

Сперва отяжелевший от воды корабль подняли на камни повыше, а потом викинги Хильдрид, предводительствуемые женщиной-ярлом, стали подниматься по крутой тропке, громко именуемой дорогой. Они делали вид, что не обращают внимания на хмурые взгляды местных жителей, мнущихся на галечном пляже. К хмурым взглядам викинги привыкли, и сами не отдавали себе отчет в том, что под гнетом неприязни окружающих прижимались друг к другу плечами.

Хильдрид почувствовала себя свободнее, когда тропинка кончилась, перед глазами вместо камешков и пыльной земли развернулись щедрые луга, а в лицо ударил свежий ласковый ветер. Если бы не Нордвегр, родной Трандхейм и Хладир, в котором она выросла, близ которого училась ходить на кораблях, то, пожалуй, она искренне полюбила бы Хельсингьяпорт и области вокруг него. И сейчас, пожалуй, рада была вернуться туда, где провела несколько лет.

Но когда дочь Гуннара в сопровождении своих людей добралась до цитадели, ее ждала огромная неожиданность. Сперва ее изумили настороженные злые глаза стражников на воротах – воинов, которых она прекрасно знала, и которые должны были помнить ее, и молчание англичан во дворе. Все они стояли и смотрели на своих недавних соратников. В какой-то момент Хильдрид даже захотелось шагнуть назад, а может, даже броситься на берег, к своему кораблю, но на глазах у викингов это было просто невозможно.