Текст книги "Кремлёвские козлы. Исповедь любовницы Сталина"

Автор книги: Вера Давыдова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

ГРИГОРИЙ ЕВСЕЕВИЧ ЗИНОВЬЕВ

Однажды позвонила Зинаида Николаевна Райх:

– Милая Верочка, приходите к нам вечером, после десяти. Не пожалеете. До свидания. Я, как всегда, тороплюсь, полно неотложных дел. Привет от Всеволода Эмильевича.

Вечером хозяйка расцеловала меня и представила гостям:

– Наш соловей, лучшая солистка Большого театра, будущая всемирная известность – Вера Александровна Давыдова.

Усадила меня между Ягодой и Зиновьевым. Чокаясь со мной, Ягода шепнул:

– Не ожидал вас здесь встретить. Спешу доложить: ваш любимец Норцов арестован, начато следствие.

Присутствующие начали обращать внимание на наше шушуканье. Тогда Ягода встал и произнес тост: «Вера Александровна, пью за ваше здоровье!»

Мне стало дурно. Мейерхольд, наблюдавший за нами, спросил:

– Что вам сказал Ягода?

– Мой приятель – солист Большого театра Норцов – арестован!

– Завтра утром позвоню Калинину и потом перезвоню вам. У нас в гостях Рыков, это – очень влиятельный человек. Я с ним постараюсь поговорить.

Ягода повел меня в кабинет Мейерхольда:

– Вера Александровна, давно вас не видел. Хотите поссориться со мной, продолжаете там бывать, ходите в баню, разрешаете красивой девушке делать массаж и целовать вас.

Все это было сказано легко, как бы между прочим. Я была поражена его осведомленностью. Создавалось впечатление, что он не боится, что я перескажу наш разговор Сталину, Маленкову и Ежову. А может быть, он думает, что я испугаюсь и соглашусь на все?

– Я отвезу вас домой, – сказал он нагло.

– Я хочу пройтись.

– В таком случае, пойдемте вместе.

Этот навязчивый начальник ГПУ действовал мне на нервы, но я не знала, как от него избавиться. Ко мне подошел Рыков:

– Вера Александровна, вот наш домашний телефон. Мы с женой будем рады видеть вас у себя. Принимаем каждый четверг.

Я поблагодарила Рыкова, и тут подошел полупьяный Зиновьев:

– Верочка, почему вы такая недотрога? Одним можно с вами общаться, другим – нельзя! Это несправедливо… Каждый должен иметь равные шансы.

Я торопливо отошла, боясь, что он намекнет на мои отношения со Сталиным, но он просто приревновал меня к Ягоде и Рыкову.

К счастью, сотрудник Маленкова, игравший в шахматы с Мейерхольдом, поднялся и, подав мне плащ, сказал:

– Вера Александровна, вы не забыли о приглашении моей сестры сегодня на день рождения? Мы знакомы, я – Игорь Фетисов.

Не давая мне опомниться, он вывел меня из дома и усадил в машину, стоявшую у подъезда.

– До девяти утра не отвечайте на телефонные звонки, – шепнул, – и не открывайте никому дверь. Я сведу вас с людьми, отвечающими за вашу безопасность. На заднем сиденье – чемодан с мужским костюмом и бородой. Немедленно переодевайтесь!

Всезнающий Ягода не разгадал уловки Игоря Фетисова.

Позже я передала свой разговор с Ягодой Маленкову и Ежову.

– Ничего, скоро петля туго затянется на шее этого жалкого фармацевта, – сказал народный комиссар внутренних дел Николай Иванович Ежов. – Вера Александровна, с этого момента записывайте все даты, время, адреса, номера телефонов, имена и фамилии, и каждое слово Ягоды. А кстати, какое впечатление произвела на вас Наташа, кремлевская массажистка?

– Мне кажется, это – очень милая, сердечная девушка.

– Ах так! Так знайте, что Наташа Мокроусова – любовница Ягоды. По мановению его руки она готова совершить любое преступление. Несколько товарищей влюбились в нее и все они были найдены задушенными. Над ней давно висит смертный приговор!

Я окаменела от этих слов. По телу побежали мурашки, я поняла, что вступила в кровавую игру и должна покорно нести свой крест.

– Вера Александровна, не бойтесь, – сказал Маленков, заметив мое состояние.

– Ягода сказал, что певец Пантелеймон Норцов арестован. Это правда? – спросила я.

– Да нет, его просто задержали на два часа. Натерпелся страху.

От радости я расцеловала Маленкова и Ежова.

Однажды, без предупреждения, ко мне пришел Зиновьев. Принес духи, цветы и вышитую скатерть.

– Верочка, я заказал столик в ресторане.

В этот момент позвонил Маленков:

– Называйте меня Павлом Романовичем… Знаю, что у нас Зиновьев. Я на вас рассчитываю, выясните его отношение к товарищу Сталину.

– Хорошо, Павел Романович, – ответила я, – с удовольствием выступлю перед московскими учеными. Подготовлю программу из русских романсов.

После нескольких рюмок водки Зиновьев был пьян.

– Верочка, вы мне очень нравитесь, пожалейте меня! Я люблю вас и, простите мою откровенность, мечтаю остаться с вами наедине.

– Григорий Евсеевич, вы с ума сошли! Разве я вам дала повод?

– Вера Александровна, позвольте преподнести вам скромный подарок, может быть, это закрепит нашу дружбу, – достал золотое колье, усыпанное бриллиантами. – Оно – ваше!

Я молчала. Он возмутился:

– Что, мало? Любая балерина бросилась бы мне на шею за такой подарок! Но вы, вы все еще разыгрываете невинность!

– Григорий Евсеевич, вы забыли, я – замужем! Вы не должны себя так вести, если не хотите со мной поссориться.

– Простите, Верочка, обещаю в дальнейшем сдерживаться. Возьмите это колье, я дарю его вам от чистого сердца. Вера Александровна, вы – чудо, но зачем Ягода таскается за вами! Остерегайтесь его, он по секрету всем рассказывает о вашей связи со Сталиным… С сотворения мира не было на свете более отвратительного чудовища, чем Иосиф Джугашвили. Все большевики думают, что это он убил Владимира Ильича Ленина. Безусловно, он еще долго будет правителем империи, если никто его не убьет! Но рано или поздно он умрет в муках, и все народы мира проклянут его…

ТУХАЧЕВСКИЙ

На вечере, посвященном Дзержинскому, Ворошилов представил мне Тухачевского.

– Вера Александровна, я давно мечтал познакомиться с вами. На даче я устраиваю литературные вечера. Разрешите пригласить вас и прислать за вами машину. Я счастлив, что вы принимаете мое приглашение и, если позволите, продолжу. Однажды я сказал Буденному: «Семен Михайлович, твоя армия состоит из отбросов общества – мародеров и насильников». Так считал не только я. Мой друг, писатель Бабель, на эту тему написал массу рассказов,

критикуя именно это. Суть его книги «Красная кавалерия» – именно эта тема: состав армии Буденного.

В 1924 году Буденный написал статью в газете «Октябрь», в которой назвал произведение Бабеля «наглой клеветой на красную кавалерию». Стараясь помочь Бабелю, я ездил в Горки и писал в «Правду». Для встречи со Сталиным я подготовил огромное досье, но Иосиф Виссарионович резко оборвал меня: «Товарищ Тухачевский, мы считаем, что существуют гораздо более важные проблемы, чем история с писателем по фамилии Бабель. Но, возможно, вопросы обороны нашей страны вам не столь интересны… Мы посмотрим ваше досье в свободное время».

Я прекрасно знаю, что Сталин злопамятен: он отомстит мне за то, что я не позволил Буденному и Ворошилову растоптать еврейского писателя Исаака Бабеля, моего друга.

На такой откровенный рассказ я не могла ответить иначе:

– Михаил, дорогой, я боюсь за вас. Мы знакомы недавно, но откровенность – за откровенность. Михаил, будьте осторожны: за мной постоянно следят люди Ягоды, Кирова, Зиновьева. А теперь к моим поклонникам (я ничего не сказала о Сталине) добавился Рыков.

– Спасибо за доверие, Верочка, – ответил Тухачевский.

Позднее Тухачевский проводил меня домой. Едва я открыла дверь, зазвонил телефон.

– Не могу понять, зачем вам нужен Рыков? – спросил Сталин.

Смеясь, я сказала, что не я ему, а он дал мне номер своего телефона и пригласил в гости.

– Можете ехать, он давно импотент и безопасен.

ПЕВИЦА ВАЛЕРИЯ ВЛАДИМИРОВНА БАРСОВА

На большом приеме собрались все члены правительства, писатели, ученые, артисты, композиторы, художники, знатные колхозники, спортсмены, железнодорожники и рабочие.

Когда в зал вошли физиолог Иван Павлов и химик Николай Зелинский, все, аплодируя им, встали… Сталин произнес тост: «За советскую науку». Павлов поклонился и выпил большую рюмку водки. Калинин попросил его сказать пару слов.

– Вчера я отпраздновал свое восьмидесятилетие,—

тихим голосом начал Павлов, но его прервала овация Тост, поднятый за советскую науку, очень необходим. Я сейчас узнал, что здесь присутствует Ягода. Мне бы хотелось посмотреть на это чудовище, которое давит науку нашей страны.

Никто не ожидал от Павлова такой смелости. В зале стало шумно. Сталин подошел к Павлову.

– Продолжайте, пожалуйста, Иван Петрович, мы вас слушаем, – сказал он спокойно.

– Несколько дней назад я работал в лаборатории вместе с американскими коллегами. Вдруг ввалились агенты ГПУ, забрали все бумаги со стола, нескольких моих ассистентов увезли на машинах. Мы старались выяснить, в чем дело, какова причина обыска и ареста, но не получили никакого ответа…

– Иван Петрович, – прервал Павлова Сталин, – даю вам слово, что ваши сотрудники будут освобождены и вернутся в институт. Товарищ Ягода будет наказан. – Потом обратился к Калинину: – Михаил Иванович, вы назначаетесь председателем комиссии по расследованию ареста сотрудников Ивана Петровича Павлова. Прощу вас досконально все изучить и освободить людей.

Лицемерный Калинин кивнул головой.

На этом банкете Сталин высказался публично еще раз:

– Пришло время притормозить органы ГПУ, которые чересчур много на себя взяли. Пора ими заняться. Как вы считаете, товарищи?

После этих слов все, аплодируя, поднялись. Здесь находились и будущие жертвы: Тухачевский, Гамарник, Фельдман, Егоров, Каменев, Ежов, Рыков, Бухарин, Агранов и многие, многие другие…

После банкета Валерия Барсова на своих коротеньких ножках направилась к сцене, петь. Несмотря на свои сорок лет, она прекрасно выглядела. Иосиф Виссарионович не сводил глаз с ее декольте. Мы несколько раз встретились с ним взглядом. Потом конферансье торжественно объявил: «А сейчас выступит наша изумительная Кармен – Вера Давыдова!»

Ворошилов и Тухачевский преподнесли мне цветы. В полночь гости разошлись. И Ворошилов, и Тухачевский предложили мне место в машине. В их спор со смехом вмешался Сталин:

– Что это: два волка спорят из-за добычи? Учтите, на вашей дуэли секундантов не будет!

Впервые Сталину был безразличен мой отъезд. Была уверена, что на ночь он пригласил матрону Барсову или одну молоденькую балерину. Страшилась будущего и одновременно чувствовала себя птицей, выпущенной из клетки.

– Клим, поехали, – зевая, сказала Екатерина Ворошилова.

– Хорошо-хорошо, едем, – ворчливо бросил он.

Таким образом, я оказалась в машине Тухачевского.

Сталин даже не взглянул на меня…

Опустевшими улицами мы неслись через город в лес. Свежий ветер овевал наши лица. Мы были свободны и счастливы, как птицы.

– Верочка, когда ты согласишься стать моей женой? – грустно спросил Михаил Николаевич. Я ответила ему долгим-долгим поцелуем.

– Поедем на несколько дней в Переяславль, – предложил Михаил. – У меня там – друг, половим рыбу…

– А что я скажу в театре?

– Постараюсь устроить бюллетень из военного госпиталя, у меня там друзья…

Барсова сильно изменилась. Стала настоящей мегерой. Ее малейшее желание мгновенно исполнялось. Она получила прекрасную новую квартиру и пригласила меня на новоселье: новая фаворитка хотела унизить брошенную любовницу.

Я специально пришла с Норцовым. Танцевали, пели, было чудесно. Раздался телефонный звонок, звонили из Кремля. Барсова поспешно кинулась к аппарату. Ее попросили передать мне об участии в концерте, который должен был состояться в Кремле! От злости Барсова искусала до крови губы.

– Дорогая, – прошипела она сквозь стиснутые золотые зубы, – я знаю все ваши похождения и не советую прошибать головой стену. Вы проиграли. По секрету, между нами, могу сказать: он на коленях умолял меня стать его женой.

Я больше не могла сдерживаться и расхохоталась. Мой смех был настолько заразителен, что рассмеялись и гости, не зная причины этой веселости и не слыша ни слова из нашей «дружеской» беседы…

Мы прекрасно провели время с Михаилом Тухачевским в Переяславле: ходили по монастырям, ловили рыбу, отдыхали, но, к сожалению, его скоро отозвали на службу.

Вскоре после моего возвращения мне передали конверт с билетом до Сочи и большой суммой денег. Тут же позвонил Поскребышев:

– Передаю трубку товарищу Сталину…

– Товарищ Давыдова, вы совсем перестали бывать у нас. Это плохо – забывать старых друзей!

– Я болела, горло лечила…

– Тогда мы квиты. Я тоже болел. У меня очень болели зубы. Скоро увидимся. До свидания!

СЕРГЕЙ МИРОНОВИЧ КИРОВ

Экономка сочинской дачи Полина Сергеевна встретила меня как родную (позже я убедилась, что она великолепная актриса и прекрасно разбирается в людях): «Моя добрая, дорогая Верочка, я рада видеть вас живой и здоровой!»

Море было спокойно. Я позагорала, потом легла на горячий песок и уснула. Сквозь сон я почувствовала чей-то взгляд, открыла глаза и увидела улыбающегося Кирова, сидящего в плетеном кресле в белоснежном костюме:

– Вы – соня, Вера Александровна!

– Как вы здесь очутились? – спросила я, забыв поздороваться.

– Я приехал ночью, – ответил Киров, – Сталин мне сказал, что завтра будет здесь.

Голод заставил нас поспешить к дому. Полина Сергеевна отругала нас за опоздание.

Через два дня приехал Сталин. Он очень осунулся. За ужином спросил:

– Как отдыхаете, не скучаете?

– Иосиф Виссарионович, вы делаете все для того, чтобы я вас забыла.

Подозрительно посмотрев на меня, ответил:

– Когда любовь настоящая – не забывают.

Ночью влетел ко мне, как метеор. С бешенством,

страстью и ненасытностью набросился на меня…

– Ты всегда будешь моей! – кричал он своим гортанным голосом. – Я тебе уже говорил, ты – самая лучшая женщина, понимаешь меня во всем. Барсова – полная противоположность.

– Слышала, Иосиф Виссарионович, что вы собираетесь жениться на ней?

От неожиданности Сталин задергал усами:

– Зачем задавать дурацкие вопросы? У вас нет других тем для разговора?

Мне было нечего терять, и я решила все ему рассказать:

– Валерия Владимировна Барсова пригласила меня к себе на новоселье и по секрету рассказала, что вы на коленях умоляли ее стать вашей женой.

– Спасибо за информацию! Придется ее проучить за слишком длинный язык.

На следующий день понаехали гости. Однажды я увидела несущуюся к дому Полину Сергеевну: «Верочка! Снова было покушение на товарища Сталина! Взорваны две машины, Маленков ранен в плечо…»

Какое счастье, что меня там не было!

Вечером за мной приехали из Наркомата внутренних дел. Два часа я провела в кабинете Вышинского. Он спрашивал у меня, не подозреваю ли я кого-нибудь. Угостил чаем с вареньем и французским ликером.

Когда я выходила, бросил мне вслед: «Как прикажете понимать, Вера Александровна, что все покушения на жизнь товарища Сталина происходят во время вашего совместного отдыха? Странное стечение обстоятельств, не правда ли?»

КОНЦЕРТЫ В ЛЕНИНГРАДЕ

Несмотря на сопротивление Сталина, я подписала контракт на шесть спектаклей в Ленинграде. Киров прислал телеграмму: «С нетерпением ждем ваших выступлений».

В Ленинграде я остановилась в гостинице «Астория». Ко мне зашла голубоглазая девушка: «Вера Александровна, счастлива вас приветствовать! С удовольствием слушала вас в Большом театре. Моя фамилия Лазуркина. Я пришла сказать, что вы приглашены в гости к Сергею Мироновичу Кирову».

Семья Кировых жила в обычной четырехкомнатной квартире. В кабинете Сергея Мироновича за книгами не было видно стен. Киров сказал, что он собирает стихи и приключенческие повести.

Расцеловалась с его женой, которую я знала раньше.

Во время ужина Лазуркина спросила:

– Я слышала, Сергей Миронович, что вы переезжаете в Москву?

– Да, 8 ноября приступаю к новым служебным обязанностям в секретариате Центрального комитета партии, – ответил он с грустной улыбкой.

В связи с отъездом Кирова в Смольном был устроен большой прием. В тот вечер он был очень любезен и, танцуя со мной» весело сказал:

– Вы себе не представляете, Вера Александровна, как и рад переезду в Москву – это даст нам возможность чаще видеться!

– Это – признание?

– Если хотите, да… – и продолжал, все более естественно и свободно: – Не удивляйтесь, Верочка, хочу, чтобы вы знали, что уже давно вы для меня – самый дорогой человек на свете. Я знаю, что Иосиф Виссарионович стоит на моем пути, но я не боюсь его!

– Но, Сергей Миронович, у вас такая симпатичная жена…

– У вас ведь тоже очень симпатичный муж… Кстати, хочу сообщить вам новость: ваш супруг переведен в Большой театр.

Я расстроилась: только этого не хватало. Ко всем моим трудностям добавляется еще и муж…

– Вы завтра свободны, правда? – начал вдруг Киров. – Может быть, съездим куда-нибудь?

Я согласилась. Утром мы отправились в Сестрорецк на Финском заливе. Кирова сопровождала личная охрана. Было очень холодно.

Мы согрелись на даче, где все уже было готово к нашему приему. Охрана нам не мешала. После того как мы перекусили, села посмотреть последние журналы. Киров придвинулся и хотел меня поцеловать:

– Верочка, это сильнее меня, я люблю вас. Мечтаю, чтобы вы родили мне сыновей, согласен и на дочерей!

– Сергей Миронович, прошу вас, перестаньте! Не надо так далеко заходить.

– Ответьте мне, как на духу, вы любите Сталина?

– Это – мое личное дело, и я не буду отвечать.

– Скажите мне, Верочка, если я стану первым секретарем ЦК, вы согласитесь стать моей женой?

Господи, опять одно и то же: Сталин, Ягода, Ворошилов, Зиновьев, Тухачевский, Рыков, а теперь и Киров!

Киров как будто прочел мои мысли:

– Вы очень красивы, поэтому вас все желают, да и знамениты…

Я печально вздохнула:

– Ну что я могу поделать? Это какой-то заколдованный круг! Чем я виновата, что всех вас – несчастных, ревнивых мужчин – тянет ко мне? Разве это моя вина, что вы бесконечно предлагаете мне «руку и сердце», лезете с поцелуями?..

Сергей Миронович обиделся.

Я прилегла отдохнуть, но мысли роились в голове, я не могла успокоиться.

Вечером, во время чая, я спросила у Кирова:

– Разве в Ленинграде мало интересных женщин?

– В марте мне исполнилось сорок, – ответил Киров, – к несчастью, у моей жены не может быть детей. Когда мы были молоды, мы, безусловно, любили друг друга, но в то время главным была революционная борьба… С тех пор, как впервые увидел вас в ленинградской консерватории на детском концерте, я все время думаю только о вас. Но я опоздал, вас завоевал товарищ Сталин. – Внимательно посмотрев на меня, Киров спросил: – Какие чувства вы к нему испытываете? Это – человек испорченный, грубый, злой, самоуверенный и очень скользкий. Пока мы должны его терпеть, но постепенно, шаг за шагом, освободим его от всех должностей, которые он занял. Будьте осторожны, у этого мерзавца везде уши… Можно я вас поцелую?

С трудом освободилась от его объятий.

– Верочка, я не могу жить без вас…

– Я раз и навсегда сказала, что все это – бесполезно, меня никогда не интересовали ваши чувства.

Возвратились в Ленинград в сумерках.

ЛЕНИНГРАД В ТРАУРЕ

В день репетиции с дирижером и филармоническим оркестром я услышала плач и крики, увидела бегущих людей. Спросила у костюмерши Лизы:

– Что за паника? Что случилось?

– Киров – наш отец и благодетель, наш вождь – Сергей Миронович Киров убит фашистами! Говорят, что его убили немецкие марионетки-троцкисты.

Как узнать правду? Кто подскажет, что делать? Вышла на улицу. Город был в горячке. Все спешили. Транспорт был переполнен. Звонила домой и в секретариат Кирова – безрезультатно: никто не брал трубку. Пробовала дозвониться до его знакомых, друзей – бесполезно.

Создавалось впечатление, что все вымерли. Мне необходимо было хоть с кем-нибудь поговорить, все равно, о чем.

Пошла на Московский вокзал, чтобы не чувствовать себя одинокой. Вокзал был оцеплен, и меня туда не пустили. Пришлось вернуться в гостиницу. В номере меня ожидала записка, в которой просили срочно связаться с Комитетом партии. Однако там тоже не снимали трубку.

2 декабря целый день бродила по совершенно пустому Ленинграду. Вечером вернулась в номер и улеглась в холодную кровать. Часы текли очень медленно.

Утром город был парализован. Кое-как добралась до Смольного, где проходило прощание с Кировым. Вместе с другими привилегированными поднялась на второй этаж, где находился гроб. Киров выглядел как живой. Вокруг – слезы, горы венков, охапки цветов от учреждений, фабрик, заводов, военных, школ, театров, милиции… В глубине зала сидели жена и сестра Кирова с заплаканными, посеревшими лицами.

Оркестр играл «Реквием» Моцарта. Одновременно раздался звон колоколов Софийского собора и собора Святого Николая.

После похорон меня снова арестовали. Я не могла предать Кирова, даже мертвого, и сказала: «Сергей Миронович рассказывал мне о своем детстве, о том, как стал революционером, о ноябрьском пленуме, о будущей работе в Москве. С уважением произносил имена Сталина и членов Политбюро». На допросе присутствовал Сталин. Он молчал, был задумчивым и грустным.

Позже я обратила внимание на одну деталь: Сталин находился в Ленинграде с 1 по 5 декабря и лично руководил следствием; 2 декабря в «Правде» был напечатан некролог, а 3 декабря в 17 часов он проводил пресс-конференцию в Большом театре, где официально сообщил представителям прессы об убийстве Кирова.

Каким образом он одновременно находился в двух местах? Да и во время допроса, когда Сталин задал мне один-.единственный вопрос, у меня создалось впечатление, что это – не Сталин, а кто-то другой, кто талантливо играл его роль.

Ворошилов сказал мне: «Вера Александровна, вам заказан билет в Москву, моя машина доставит вас на вокзал».

В Москву вернулась 6 декабря. Я еще не отошла от пережитого, когда начальник личной охраны Сталина представил мне мою новую охрану – Бугрова и Арсентьева.