Текст книги "Российская разведка XVIII столетия. Тайны галантного века"

Автор книги: Вениамин Гражуль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

АВСТРИЯ НА ОСТРИЕ ЕВРОПЕЙСКОЙ ПОЛИТИКИ

Цель – ослабить Россию. – «В Вене деньги берут все, и берут помногу». – Канцлер Кауниц готов работать на русского царя, но… у посла Голицына нет ни гроша. – Контрразведка сажает А.А. Матвеева «под колпак». – Компрометация: старо как мир. – Веселовский вербует жену обергофканцлера. – Сторонники и противники петровской перестройки. – Как П. Толстой «выкрал» царевича Алексея. – «Обмен дипломатическими ударами»: высылка дипломатов

Священная Римская империя германской нации (Венский двор), объединившая германские княжества и часть нынешней Италии, в начале рассматриваемой эпохи вступила в войну против Франции, которая претендовала на испанское наследство. После смерти бездетного испанского короля Карла II претендентами на престол оказались две его сестры, из них одна являлась супругой Людовика XIV, короля Франции, а вторая женой Леопольда I – цесаря Священной Римской империи. Оба монарха вступились за права своих жен и их потомков, и в результате вспыхнула разорительная война. Людовику XIV удалось посадить на испанский престол своего внука Филиппа Анжуйского (Филипп V). Наследство явно уплывало из рук цесаря, и поэтому все внимание Венского двора было поглощено этим вопросом. Австрия была заинтересована в том, чтобы иметь свободные руки в Турции, и поэтому стремилась затягивать русско-турецкий конфликт. Так Австрия превратилась из союзника России в ее противника. После победы над шведами и овладения Петром Балтийским побережьем казалось, что интересы России и Австрии совпадают, ибо австрийский двор тоже не любил шведского короля, который претендовал на территории Германии, то есть на сферу влияния цесаря. Австрия с удовольствием приняла бы поражение шведа. Однако активность Петра была ей не менее противна, чем завоевания Карла XII. Петровская Россия – это самый мощный славянский центр, оплот православия. Если бы она усилилась, если бы Петр стал ногой в Западной и Центральной Европе, то возникла бы цепь новых проблем, а именно:

Россия стала бы самой сильной сухопутной державой в Европе, и влияние ее на германские государства свело бы на нет роль империи;

славянская Россия стала бы притягательным центром для славянских народов Центральной Европы. А это прямо противоречило германским устремлениям на Восток;

сильная Россия добивалась выхода к Черному и Средиземному морям, где ее интересы сталкивались бы с Австрией. Поэтому Венский двор прилагал все старания, чтобы помешать усилению России. Тактика Австрии менялась соответственно данной исторической эпохе, но в общем она сводилась к следующему:

австрийцы старались ослабить Россию, отрывая от нее союзников (давление на Пруссию, Польшу, Данию, Саксонию). Это была откровенная борьба за влияние;

цесарь пытался сдерживать внутреннее развитие России и поэтому поддерживал и «подпитывал» оппозиционные Петру элементы;

цесарь заигрывал с Петром, стараясь обзавестись родственными связями с русским двором, чтобы влиять на русскую политику.

Таков общий фон тогдашних взаимоотношений между Россией и Австрией. В 1701 году в Вену был командирован дипломат князь Петр Алексеевич Голицын. Весь его опыт закордонной работы состоял в том, что он побывал в Италии, где обучался навигационному делу. Средств у него тоже не было. Трудно было ожидать от него успехов. Уже вскоре после приезда он жалуется, что ничего у него не получается, ибо нет денег. Между тем в Вене деньги брали все, и брали помногу. «Люди здешние вам известные не так мужья, как жены министров безстыдно берут. Все здесь дарят разными вещами, один только я ласковыми словами».

Так плакался Голицын. А между тем перед ним были поставлены серьезные задачи. Он должен был добиться заключения союза между Россией и Венским двором. Летом 1702 года в Вену к нему на помощь приехал Паткуль. Прибыв туда как частное лицо, он тем не менее быстро вошел в контакт с канцлером Кауницем и смог найти с ним общий язык. Кауниц дал ему принципиальное согласие работать в пользу царя. За это ему было положено жалованье. Конечно, Кауниц не мог за цесаря подписывать союзы. Можно было бы использовать его для более скромных задач. Но вербовка не была завершена главным образом из-за неаккуратности русской казны. Паткуль договорился с Кауницем и уехал. Голицын же остался в Вене, но не давал ему ничего. Кауниц постоянно напоминал о себе и требовал 5000 червонных, обещанных ему и его жене; а у Голицына не было ни гроша. В 1703 году он пишет канцлеру:

«…сотвори надомною божескую милость, высвободи меня от двора царского; ей государь, истинно доношу, весь одолжал и в болезнях моих больше жить не могу, опасаюсь, чтоб напрасно не умереть; нимало мне здешний воздух в здоровье не служит; великое удержание есть в делах монаршеских; посланники шведский и ганноверский своими деньгами 'не только министров, но и попов к себе приласкали» ^{34} .

Он понимал, что баснями соловья не кормят, тем более что Кауниц не стеснялся. И в сентябре того же года Голицын вновь пишет канцлеру:

«Кауниц беспрестанно говорит: когда пришлют деньги? Хотя бы па первый год исполнить обещание и прислать ему деньги! От этого-то дела наши так и коснеют. Сам изволишь рассудить: слишком год посулено, а ничего к нему не прислано: как можно им впредь нам верить?»

Но денег не присылали, ибо считали, что сначала нужно, чтобы Кауниц доказал чем-нибудь свою преданность царскому величеству.

Бесплодные переговоры и интриги со стороны австрийского двора продолжались и дальше, хотя после Полтавской победы русских наступило некоторое прояснение умов у венских дипломатов. Цесарь начал добиваться, чтобы русский царевич Алексей взял себе в жены его (цесаря) дочь (обещали даже сделать его наследником венского престола). Однако общая линия австрийцев оставалась антирусской.

В 1712 году в Вену резидентом (послом) назначается Л.А. Матвеев. Первое, что он доносит по приезде на место, – это сообщение о необычайной коррупции: «Фавориты цесарские заговаривали мне о мехах лисьих и собольих для цесаря, что ему будет приятно, равно как и прочим вельможам. Разсмотря, извольте их удовольствовать и обязать к нашим пользам. Здесь взятся за стыд неоставив, и без того криво глядят». Казалось бы, что обстановка для разведывательной деятельности была неплохая, однако Матвеев не смог воспользоваться ею для больших вербовок.

У него была агентура, он освещал вполне удовлетворительно дипломатический корпус и двор, но эта информация не сопровождалась активными агентурными комбинациями, которые могли бы повлиять на ход дипломатических переговоров.

Для освещения двора Матвеев завербовал фаворита цесаря – графа Столли. Неплохие отношения наладил Матвеев с женой цесаря – принцессой Вольфенбюгельской. Ее нетрудно было склонить к сотрудничеству: она была родной сестрой супруги русского царевича Алексея. Пользуясь этим родством, Матвеев часто оказывал нажим на цесаря, чтобы склонить его к союзу с Россией.

Из крупных связей Матвеева следует указать на ганноверского посланника, который тоже раскрывал перед Матвеевым интриги Венского двора, в частности принца Евгения Савойского.

Этот последний, не будучи австрийцем, тем не менее ревностно служил Священной Римской империи и вошел в историю как дипломат и полководец, разбивший французские армии во время Войны за испанское наследство. Петр Великий обратил свое внимание на него и тоже пытался организовать его вербовку: принцу Евгению была предложена польская корона. По-видимому, взаимоотношения с ним у русских послов были неровными. Матвеев неоднократно писал о том, что Евгений Савойский то принимает сторону шведов, то охладевает к ним. Однако к этим донесениям Матвеева надо относиться с известной осторожностью. Он пробыл в Вене до 1715 года, откуда вернулся в Россию и был назначен сенатором.

Интересно проследить работу иностранных контрразведок в связи с пребыванием Матвеева в Вене. Из Вены он должен был уехать в Польшу на дипломатическую работу. Вдруг в Коллегию иностранных дел поступила анонимка, адресованная из Вены царю. В ней доносили на Матвеева такие вещи, которые не могли способствовать его дипломатической разведывательной работе. Вот краткое изложение этого документа: Матвеев не умеет работать как дипломат. Он и слишком груб, и самолюбив. Вместо того чтобы расположить к себе иностранных послов, он их оттолкнул от себя. Он поссорился с венецианским послом из-за вопроса о ранге, а между тем этот посол пользуется значительным влиянием при дворе. Он также оскорбил принца Евгения, и последний отказался вести с ним дела. Матвеев не умеет вербовать людей, он не конспиративен. Он разглашает всюду, что вице-канцлер Шенборн находится у него в руках. Если бы это было так, пишут авторы, то было бы хорошо, но пока Матвеев только испортил дело тем, что слишком рано разгласил об этом. Матвеев в личной жизни ведет себя неприлично. У него есть любовница – некая Шперлинг, дочь лакея, шведа, обвиняемого в краже (лакей бежал в Швецию). На любовницу Матвеев тратил по 12 000 гульденов в год и сделал долги. Он вообще неразборчив в своих связях. Самым доверенным лицом его является авантюрист Фронвиль, именующий себя бароном, в самом же деле это парижский жулик, работавший лазутчиком у французов в Польше.

Как реагировал Петр на эту анонимку, нам неизвестно. (Матвеев поехал не в Польшу, а в Москву.)

Для нас здесь интересно другое. Анонимка эта несомненно была написана политическим противником Матвеева, человеком, хорошо разбиравшимся в международных вопросах и хорошо знавшим обстановку при Венском дворе и в дипломатическом корпусе. Таким человеком мог быть только или иностранный дипломат-разведчик, работавший в Вене, или чиновник венского кабинета. В том и другом случае мы являемся свидетелями хорошо поставленной разведывательной разработки дипкорпуса. Анонимные авторы – собственно контрразведчики, заинтересованные в дискредитации Матвеева, – по-видимому, окружили его агентурой (не исключено, что сама Шперлинг его «освещала»); собрав компрометирующий его материал, они в нужный момент пустили его в ход.

Историки занимались вопросом о том, кто же написал эту анонимку. Соловьев приходит к заключению, что это была работа саксонских дипломатов. Узнав, что Матвеева назначают послом в Польшу, что для них было нежелательно, они решили его скомпрометировать. Возможно, что догадка историка верна. Если это так, то саксонцы достигли цели. Но если верно, что Петр по этим причинам не послал Матвеева в Польшу, то, вероятно, многое из того, что сообщалось в анонимке, соответствовало действительности. Тогда становятся понятными отчасти и слабые результаты его работы в Вене. А.А. Матвеев был весьма образованным человеком, знал иностранные языки, писал историю Стрелецкого бунта, но тем не менее на дипломатическом поприще его успехи были невелики, а по дипломатической разведке в Австрии он не сделал чего-либо заслуживающего внимания.

Гораздо способнее оказался преемник Матвеева – Авраам Павлович Веселовский. Прибыв в Вену, он установил, что есть возможность завербовать обер-гофканцлера графа Цицендорфа. Злым роком этого графа была его жена, игравшая в карты и, естественно, проигравшаяся. Веселовский так докладывал об этой вербовке:

«Получив доступ к их дому, я предложил графине, не согласится ли ея муж, за известную пенсию, оказывать добрые услуги царскому величеству. Через три недели графиня объявила мне, что с большим трудом успела уговорить мужа, и свела меня с ним. Мы уговорились, что о наших сношениях, кроме царского величества, не будет знать никто; пенсия будет состоять из 6000 ефимков, за что Цицендорф обязался с полной откровенностью передавать о всех предложениях, которые будут делаться Венскому двору со стороны союзников или короля Шведского, также помогать во всех делах царских».

Вербовка была проведена по всем правилам разведывательного искусства: был найден верный вербовочный подход к графу, проведена предварительная обработка вербуемого, и в решающей стадии в дело вступил сам разведчик. С точки зрения техники вербовка безупречная. Однако русская разведка не согласилась на оговоренные условия сотрудничества. Причины? Может быть, сочли, что просят слишком много ефимков? Но Веселовскому еще предстояло выполнить большую разведывательную задачу, притом вместе со знаменитым русским дипломатом и разведчиком П.А. Толстым. Речь идет о бегстве за границу царевича Алексея Петровича.

Невозвращенчество как один из видов политической эмиграции сопровождает всегда социальные изменения, государственные перевороты и революции. Приход к власти Петра I нельзя назвать революцией: это и не было coup d'Etat в современном смысле слова, тем не менее это была по своим последствиям такая ломка твердо установившихся порядков, своеобразная «революция» сверху, что тогдашнее русское общество раскололось на два лагеря – сторонников Петра, его реформ, его активной внешней политики и преобразований, с одной стороны, и ревнителей старины, врагов реформы, противников западной культуры, экономических и политических преобразований – с другой. Это не могло не породить политическую эмиграцию и, конечно, невозвращенцев. Величайшей трагедией Петра как великого патриота и отца было бегство из России его родного сына, его наследника, его надежды.

Как могло случиться, что сын великого преобразователя – царевич бежал из России, от своего отца, от русского трона? На основании доступных нам источников история этой трагедии рисуется так.

Царевич Алексей Петрович родился в 1690 году от первого брака Петра с Лопухиной. В результате неправильного воспитания, дурного влияния попов, окружавших его неграмотных учителей и старых бояр Алексей рос ленивым, вялым мальчиком, склонным к комнатным забавам, а не к кипучей деятельности, как его отец.

Петр был прежде всего патриотом. Для него на первом плане стояли всегда интересы русского государства, а не династические амбиции. Он это выразил в письме к сыну в 1704 году, когда заметил, что сын не склонен следовать по его стопам. Вот что оно гласит:

« Ты должен любить все, что служит к благу и чести отечества, должен любить верных советников и слуг, будут ли они чужие или свои, и не щадить трудов для общего блага. Если советы мои разнесет ветер и ты не захочешь делать того, что я желаю, то я не признаю тебя своим сыном: я буду молиться Богу, чтобы он наказал тебя в этой и будущей жизни».

Петр писал это, когда мальчику было всего 14 лет. Вероятно, тогда уже он видел, что его наследник не пошел в него. Однако такие письма не могли успешно конкурировать с постоянным отрицательным влиянием окружавших царевича сторонников старых порядков, и скоро он становится надеждой оппозиции, знаменем старого, реакционного режима.

Это расхождение сына с отцом понемногу вырастает в ненависть к отцу. У Алексея появляется мысль (внушенная не без усилий окружения) удрать за границу. В 1714 году он собирается удрать во Францию, но неудачно. В 1711 году он женился, а в 1715 году от этого брака родился мальчик – будущий Петр II. Петр I тогда уже ясно видел, что Алексей не собирается быть продолжателем его дела. Он чувствовал, что с его смертью могут погибнуть и все плоды его трудов, его реформы; Россия, только что выведенная на путь прогресса, может быть вновь возвращена в Средневековье. Петр знал, что на него ложится ответственность за будущее России, поэтому обратился к сыну с «Тестаментом» – завещанием.

«Все я с горечью размышлял и, видя, что ничем тебя не могу склонить к добру, за благо изобрел сей последний тестамент тебе написать и еще мало пождать, аще нелицемерно обратишься. Если же ни, то известен будь, что я весьма тебе наследства лишу, яко уд гангренный, и не мни себе, что ты один у меня сын, и что я сие только в устрастку пишу: воистину (Богу извольшу) исполню, ибо за мое отечество и люди живота своего не жалели и не жалеют, то како могу тебя непотребнаго пожалеть? Лучше будь чужой добрый, неже свой непотребный».

«Непотребный» сын не подчинился отцу, а ответил ему, что отказывается от наследства и хочет уехать в деревню. Для Петра это было как удар молнии. Он понял, что сын – враг ему. Отказ от престола при жизни отца – еще не гарантия безопасности для государства. Он знает, что Алексей теперь орудие в руках боярской реакции. Поэтому он так отвечает сыну:

«…паче ненавидишь дел моих, которыя для людей народа своего, не жалея здоровья своего, делаю, и конечно, по мне разорителем оных будешь.

Того ради так, остаться, как желаешь быть, ни рыбою, ни мясом – невозможно; но или отмени свой нрав и немедленно удостой себя наследником, или будь монах, ибо без сего дух мой спокоен быть не может…»

И ничтожный сын на драматический призыв благородного патриота-отца отвечает несколькими строчками: он согласен уйти в монастырь.

Это было ужасно для Петра, который не знал еще тогда, что решение сына подсказано врагами, что сын уже изменник, ибо хочет усыпить бдительность отца притворным послушанием. Петр еще борется сам с собой и, будучи за границей, в Копенгагене, в августе 1716 года приглашает сына в последний раз одуматься, послушать его и приехать к нему в Копенгаген для участия в походе против шведов. Алексей хватается за это предложение и, вместо того чтобы поехать к отцу, удирает с любовницей Ефросиньей в Вену к своему шурину, римскому цесарю.

Этот жалкий, трусливый эмигрант не стеснялся возводить на отца самые гнусные обвинения: отец-де хотел его «запоить», заточить в монастырь, лишить его детей наследства и пр. Алексей стал на путь прямого предательства, рассказав подробно австрийцам о русской армии, о министрах, о боярах. Цесарь принял его, спрятал сначала в Вейербурге, а затем в Тироле в Эренберге. Вскоре Петр установил, что сынок его бежал и скрывается в Австрии.

Обнаружил его Веселовский, донесший царю, что царевич под фамилией Коханский живет в Тироле. На представления Веселовского принц Евгений ответил, что цесарь ничего не знает, а на письмо Петра ответил оскорбительным посланием.

Петр тогда отправил в Вену лучшего своего разведчика-дипломата Петра Андреевича Толстого и полковника Румянцева с поручением во что бы то ни стало доставить Алексея в Россию. Инструкция, данная Петром Толстому, является образцом дипломатического искусства. Она детально разъясняет послу, как он должен представить дело цесарю, как заставить его признать неправильность его действий, показать ему, что вмешательство в семейные дела царя России он рассматривает как посягательство на суверенитет Русского государства. И вместе с тем Петр, зная, что прямыми путями трудно будет заставить австрийцев выдать Алексея, вписывает в свое указание такой пункт:

«И ежели иной резолюции от него не получал, то о том доносить нам, не отъезжая; а при том разведать всякими образы сына нашего о пребывании и искать цесаря склонить к выше писанному всякие образы и через министров его, показуя из того злыя следования и прочая».

Что Петр подразумевал под «всякие образы», не нуждалось в расшифровке. Он знал, что Петр Андреевич прекрасно понимает язык петровских директив и не растеряется. Задание действительно было весьма трудным. Однако Толстой с ним справился. 26 июля он появился в Вене, был принят цесарем, который не дал прямого ответа на представления Толстого. Тогда последний начал действовать окольными путями. Герцогиня Вольфенбюгельская, теща цесаря и царевича Алексея, была тогда в Вене. Петр Андреевич явился к ней и припугнул, что Петр I собирается предать сына анафеме. Такое известие было для нее как удар обуха но голове, ибо это должно было отразиться на наследниках Алексея, то есть на ее внуках. Она немедленно призналась и заявила Толстому, что постарается примирить сына с отцом. Это уже был шаг вперед, хотя Толстой и не думал принимать чье-то посредничество в деле царевича. Он даже предупредил Петра, что, по его мнению, щесаря в посредстве такого примирения допущать не безопасно: понеже Бог ведает, какия он кондиции предлагать будет! К тому же между вашим величеством и сыном вашим какому быть посредству? Сие может называться больше насильством, а не посредничеством».

Австрийцы в свою очередь принимали меры, желая воспользоваться этим инцидентом, чтобы нажимать на Россию, но одновременно они боялись Петра. Они знали, что это не обычного склада человек, что, если они его выведут из терпения, он может двинуть войска в Богемию, поднять восстание угнетенных славян (чехов) и тогда католическое величество прогадает. Поэтому тайный совет, созванный цесарем в составе трех министров, постановил разрешить Толстому самому поехать в Неаполь для переговоров с невозвращенцем.

24 сентября 1717 года Толстой выехал в Неаполь, а 26 сентября уже встретился с Алексеем и прощупал его настроения. Оказалось, что тот перепуган, ждет и боится наказания и добровольно не вернется. Тогда Толстой пустил в ход агентурные комбинации. Он сумел расположить к себе вице-короля Неаполитанского графа Дауна и убедил его в необходимости и выгодности для него отделаться от такого неприятного гостя, как Алексей.

Затем был завербован секретарь вице-короля, который являлся посредником в сношениях между Алексеем и вице-королем. Обещав ему хорошее вознаграждение, Толстой дал ему задание терроризировать Алексея слухами, что он имеет точные данные о том, что цесарь не будет защищать Алексея, так как международная обстановка не позволяет австрийцам раздражать Петра.

С вице-королем он договорился о том, чтобы тот разлучил царевича с Ефросиньей и так как Алексей без нее жить не мог, то вынужден будет пойти на уступки. Сам же Толстой, увидевшись с Алексеем, заявил ему, что получил сообщения о том, что Петр лично едет к сыну и подготовил войска в Польше для похода на Австрию. Это окончательно сломило Алексея, и он согласился вернуться в Россию, выговорив себе право жениться на Ефросинье и жить с ней в деревне. 14 октября 1717 года Толстой увез его из Неаполя, а 31 января 1718 года его доставили в Москву.

Так бесславно закончился этот инцидент для внешних и внутренних врагов России. Толстой же показал себя во всем своем блеске как искусный дипломат-разведчик. Он не только выполнил поручение Петра, но проделал это без всяких дипломатических и военных осложнений, без скандалов, без больших затрат и поднял авторитет Петра и России на еще большую высоту.

Австрийцы не только ничего не выиграли. Напротив, в результате пострадал их престиж, ибо они перед всем миром показали себя виновными в интригах и вмешательстве в сугубо внутренние, даже семейные, дела царствующего в России дома. Разрешение дела царевича Алексея было значительной дипломатической победой Петра над австрийцами. Единственная потеря, которую понес Петр, – это русский посланник при цесаре А.П. Веселовский. Царевич, доставленный в Москву, был привлечен к следствию, выдал всех своих сообщников и лиц, причастных к его побегу. А.П. Веселовский оказался скомпрометированным и, боясь разделить участь других, предпочел не возвращаться в Россию. Он сам стал невозвращенцем.

Дело царевича имело еще одно последствие: австрийский резидент в России Отто Блеер оказался замешанным в деле; он был связан с оппозиционными элементами в России, «имел весьма непозволенные советы, касающиеся к возмущению».

Петр обратился к цесарю с просьбой отозвать своего резидента. В ответ на это представление австрийцы выслали без предупреждения всех русских консулов и предложили выехать в восьмидневный срок всем русским дипломатам. Петр в свою очередь ударил Австрию по самому чувствительному месту – приказал выслать из России всех миссионеров-иезуитов.

Формально иезуитам въезд в Россию был воспрещен и раньше, ибо Петр знал, что братство Иисуса не религиозная организация, а политическая, и еще в начале своего царствования высказался так:

«Знаю я, что иезуиты большею частью люди ученые, во многих художествах искусные и ко всему способные, но не для меня, ибо я знаю также и то, что сколь они не кажутся набожными, однако ж вера их служит только покровом к обогащению, так как их училища и художества орудием к проискам, к услугам и выгодам папы и к господствованию над государями» ^{35} .

Конфликт Петра с иезуитами нашел потом свой отклик и в других странах. Везде, где могли, они вредили Русскому государству.

* * *

Русская дипломатическая разведка получила широкое развитие в начале XVIII века. Отличительной ее чертой являются широкие масштабы работы. Впервые в истории Русского государства разведка распространяет свое влияние не только на всю Европу, но и на Азию. Отправляя в 1715 году в Персию Волынского, Петр дал ему подробную разведывательную инструкцию по всем вопросам государственного устройства, военного и политического положения страны и для лучшего выполнения заданий усилил личный состав посольства, придав ему в помощь ученых.

Всякий раз, когда посылали послов, купцов, ученых в Китай, им давали конкретные задания самого разностороннего характера. С такими заданиями, например, был послан в Китай врач Лоренс Ланг. С обширными разведывательными целями в 1692 году в Китай направили посланника Елизара Избранта, пользовавшегося в Китае услугами миссионеров-иезуитов, работавших там.

Впервые при Петре разведывательные партии отправили в Индию, на Каспийское море, Камчатку и Курильские острова.

Наряду с этим второй отличительной чертой разведки при Петре являлась ее активность. Мы уже видели, что Петр никогда не ограничивался только одной информацией. Русские дипломаты-разведчики пользовались очень широко агентурными комбинациями для оказания влияния на политику других государств и принимали агентурные контрмеры (репрессии) всегда, когда этого требовала обстановка.

Такой диапазон работы определял и характер агентуры петровской разведки. Мы видим, что это главным образом крупные политические деятели (министры, дипломаты, духовные лица). Агентурная сеть тогдашней разведки была сетью высокоценных агентов, а не массовой мелкой агентуры.

База вербовки агентуры во всех странах тогда была преимущественно материальная: в век коррупции русская разведка широко и умело пользовалась этим явлением. Но наряду с этим, как видно из многочисленных примеров, русские пользуются и идеологической базой для вербовок, особенно в Турции и Польше.

Надо отметить тот интерес, который проявлял лично Петр к разведке. Он понимал, что хорошо поставленная разведка помогает решать сложнейшие политические проблемы. Вот откуда любовь Петра к разведке. Он лично писал и корректировал разведывательные директивы, а в молодости и сам занимался разведкой, будучи за границей. Петр не упускал ни одного случая, использовал каждую поездку русских людей за границу для ведения разведки. Он не только отменил вредные тогда законы о воспрещении сношения русских с заграницей, но и способствовал развитию широких международных связей, посылал за границу множество людей и всегда требовал от них явного и тайного изучения чужих стран.

Впервые при Петре была поставлена задача борьбы с дезинформацией, клеветой, лжесвидетельством. Петр потребовал от русских контрразведывательных и судебных органов тщательной разработки, проверки и критического подхода ко всякого рода заявлениям (см. его ответ Огильви).

В 1715 году Петр повелел не обращать внимания на анонимные (подметные) письма. Всякое подметное письмо он приказал, не распечатывая, сжигать, «…понеже многим являются подметныя письма, в которых большая часть воровских и раскольнических вымышлений, которыми под видом добродетели яд свой наливают».

Еще в 1701 году Петр издал указ «о казнении смертною казнью ложных свидетелей».

Здесь интересно отметить, что русская контрразведка тогда пользовалась всеми данными науки для агентурно-оперативной разработки. Так, мы находим в переписке Петра Великого с Головкиным за 1706 год сообщение последнего, что так как секретарь фельдмаршала Огильви – некий Прейч заподозрен в написании подметных писем, то в целях разработки Прейча переписка его и подметные письма подвергнуты научной экспертизе.

Экспертиза включала в себя следующие меры: письма были предъявлены трем группам «экспертов»: а) писарям, присланным гетманом Мазепой; б) двум ученым монахам из Киево-Печерского монастыря; в) двум монахам из Братского монастыря. Все группы исследовали письма раздельно и дали отдельные заключения.

Не будем вдаваться здесь в оценку «научности» методов графологического анализа писем и почерков, которые получили на исследование писари и монахи. Важно отметить, что еще в те времена, когда «допрос с пристрастием» на Петровской (подчеркнем: на Петровской! – В. Г.)Руси доживал свой век, соратники его – служивые дипломаты, резиденты, разведчики – уже осознавали необходимость, важность и эффективность применения достижений науки в интересах тайной деятельности – разведки. Тут, как и во многом другом, Петр уловил тенденцию провидчески.