Текст книги "Первая схватка (Советская авантюрно-фантастическая проза 1920-х гг. Т. XXХI)"

Автор книги: Вениамин Троянов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

XXVIII
ЕЩЕ ЗАМЕНА

На окраине города Тайгинска, рано утром, недалеко от заставы, в пустынном переулке остановился закрытый автомобиль. Очевидно, что-то испортилось в машине. Несколько мальчишек подбежали было поближе, но механик и его помощник, возившиеся у коробки мотора, так шуганули мальков, что они все рассыпались по сторонам и больше не лезли…

Несколько времени спустя из города мимо заставы промчался по шоссе другой открытый военный автомобиль. В нем сидел шофер и один пассажир, видимо, военный.

У застопорившегося автомобиля шоферы, видимо, добились в конце концов толку. Он запыхтел, задрожал. Шоферы быстро вскочили на свои места, автомобиль двинулся с места и, усиливая ход, помчался тоже в сторону от города по шоссе вслед первому.

У верстового столба с цифрой «13» военный автомобиль что-то скиксовал, закапризничал, а потом и совсем остановился…

– Что там еще случилось?

– Не могу знать, ваше высокородие. Сейчас посмотрю – слезу.

Солдат-шофер курбетом выкатился из-за руля и нырнул к мотору.

– Ну что? Надолго застопорились?

– Одним духом, ваше скородие.

– Поскорее, братец! Живо сделаешь – хорошо на чай получишь.

Послышался гудок. Нагоняла сзади какая-то машина.

Офицер встал в автомобиле и поднял обе руки вверх…

Международный автомобильный сигнал:

«Стоп! Дай помощь».

Второй закрытый автомобиль подъехал к военному вплотную рядом.

– Господа, нельзя ли просить вас помочь моему шоферу?

– С удовольствием! Сейчас все оборудуем.

Из закрытого автомобиля сначала вышли два механика. Подошли к солдату-шоферу, затем…

Не успел офицер оглянуться, как был схвачен сзади тремя неизвестными.

– Что вы делаете? Как вы смеете? Да вы знаете, кто я? – заорал он, стараясь вытащить браунинг, но уже было поздно.

– Что делаем? Помогаем! Не смеемся! А кто вы – знаем прекрасно.

Когда шофера военного автомобиля связывали два механика из закрытой машины, он бормотал им:

– Не очень, черти, старайтесь! Ишь, разыгрались!

– Ничего, товарищ, потерпи! Завтра все равно вчистую отделаешься. К себе в Орловскую губернию поедешь. Потерпи, миляга! На папироску – затягивайся.

– Не зубоскальте, черти! Теперь опять развязывайте. Готово с князем-то…

Офицера действительно во время этого разговора уже успели раздеть и втащили его в закрытый автомобиль, напялив на него какую-то хламиду.

Через час после этого происшествия, с аэродрома около станции Ланской в неизвестном направлении вылетел самый лучший аппарат эскадрильи. На нем, кроме пилота-летчика – сзади сидел, очевидно, наблюдатель…

А солдат-шофер Митюха, который привозил офицера, временно оставил машину на дворе отряда и пошел разыскивать своего земляка, друга закадычного Сашку Беспалого, тоже орловца.

– Ну, Саш, прощай! Кому в деревню кланяться?

– Да что ты, паря?

– Сегодня, брат, приеду, сдам машину и айда в Орловскую губернию! Пропадайте вы здесь пропадом! Будя с офицерами валандаться! В Рабоче-Крестьянскую Рассею поеду. Прощай, брат!..

XXIX
«ЕВТИХИЙ БЕНЕВОЛЕНСКИЙ»

Часа в два дня около городской психиатрической больницы остановилась простоя деревенская телега, запряженная парой лошадей.

На телеге сидели человека четыре.

Один из них, старичок, видимо, псаломщик или дьякон, пошел в контору и спросил главного врача.

– Буйного привез. Сынишка сбрендил. На людей бросаться стал. О, Господи! Себя разными званьями называет. А околесицу какую несет, что не приведи Бог! Летать, говорит, по небу хочу! Ну и грехи! Мать убивается дома. Ревьмя ревет. Ведь единственный! Семинарию окончил. Думали, попом будет, а он на вот, аки Навуходоносор, взбесился. Волосы на себе выдирает, так мы его обрили. Связывали да обрили! Начисто и голову и бороду, и усы и брови. Все под окно. Под мышками хотели брить, чтобы не выдирал волосья и себя не терзал, да бросили – возня! Дерется больно!..

Дьячковского сына прямо принесли в приемную. Вне очереди. Лопотал он – не приведи Бог, а ругался – ужасти!..

Доктор велел надеть ему смирительную рубашку и привязать к стулу, а затем перевести в отдельную комнату.

Когда больного перенесли туда, главный доктор и все, как есть, ушли. С больным остался молодой врач, ассистент с простецким, скуластым лицом.

– Послушайте, князь, что я вам скажу! Не орите хоть несколько минут.

Больной сразу стих и стал слушать, сделав удивленное, вполне осмысленное лицо.

– Князь, вы в сумасшедшем доме! Вы понимаете это?

– Да, конечно! Я не дурак и ясно вижу, где я!..

– Тогда продолжаю вопросы. Вы когда-нибудь сидели в сумасшедшем доме?

– Никогда! Клянусь вам!..

– Охотно верю, но очень жаль!

– Почему жаль?

– Потому что знали бы здешние порядки.

– Не знаю и знать не хочу!..

– Теперь вам придется узнать. Слушайте. Сообщу вкратце. Во-первых, раз вы душевнобольной, то что бы вы ни говорили, ни писали – все это ваш больной бред. Все это будет вноситься лишь в вашу историю болезни. Во-вторых, все ваши письма, записки, дневники будут передаваться только мне и пришиваться к вашему больничному листу. Поняли?

– Черт знает! Это невероятно!

– Невероятно, а факт. Поняли?..

– Понял…

– Далее условия такие: будете орать, ругаться или драться, переведут в буйное. Будете паинькой – оставлю в тихом. Разницу вы узнаете, пробыв в этом доме час. Далее уже на выбор. Если будете называть себя вполне нормально сыном дьякона, студентом семинарии Евтихием Беневоленским, то можете считаться выздоравливающим, к вам будут допущены ваши родственники, а если будете величать себя князем, графом или императором, то положение ваше в смысле психики будет угрожающим и вас придется долго лечить.

– А если буду считаться выздоравливающим, то сколько времени вы меня продержите?

– Самый разумный вопрос! Вот видите, как я успокаиваю даже самых буйных, между прочим, это моя специальность…

– Хороша специальность!..

– Да. Какая есть!.. Итак, продолжаю. Вас, как выздоравливающего, мы можем отдать отцу на поруки месяцев через шесть, а может, немножко раньше.

– Это же безобразие, издевательство!..

– Не орите, так как буйного мы будем держать гораздо дольше. Ну, до свиданья! Пока я вас отправлю в тихое отделение.

Затем доктор наклонился к больному и очень тихо сказал:

– А что лучше, быть застреленным в упор в затылок и валяться на шоссе или переждать несколько времени в сумасшедшем доме? Ручаюсь вам, что в тот самый день, когда войдут сюда красные, вы будете свободны и я первым буду хлопотать, чтобы считать вас лояльным к Советской власти. Да… забыл! Как ваше имя и фамилия?

– Евтихий Беневоленский… – проскрипел сквозь зубы больной.

– Да нет, не это, а другое, как вы себя в бреду называли. Князь… граф…

– Князь Багратион-Мухранский!..

– Ну вот, видите, какая ерундистика! Я, например, прекрасно знаю, что князь Багратион-Мухранский сегодня в 10 часов по приказанию начальника штаба фронта генерала Попелло-Давыдова, своего дяди, на аэроплане улетел к красным и уже, наверное, там. А вы в бреду уверяете, что вы он. Вы мебель не ломайте!..

XXX
«КНЯЗЬ» И ПОРУЧИК

А я сидел в аэроплане, как к санях, и был спокоен, как в корзинке. И теперь еще вспоминаю… знатно летел. Да что, в самом деле, было волноваться? Для генеральского племянника, да еще князя, дерьмовую машину не дадут, да и пилота-растяпу не посадят!..

Наверняка, самый лучший материал предоставили, и весь маршрут с местом посадки обмозговали – лети да посвистывай!..

Посмотрел я на часики, спасибо товарищу Ефремычу, свои на память подарил – браслетку.

Третий час в пути… Наверное, скоро приземляться будем.

Так и вышло…

Летели, летели еще немного и действительно чувствую – спускаемся…

Ура! Теперь, значит, наверняка у своих! На советской рабоче-крестьянской территории!..

И в двух естествах:

Его светлость князь Багратион-Мухранский, он же член Реввоенсовета Красной армии тов. Лисичкин!..

Ну и переплет!..

Спустились благополучно. Только товарищ Лисичкин немножко лоб стукнул, а князь Багратион-Мухранский мурлеткой перекладину изволил задеть…

А теперь за дело: учиним пилоту допрос. Начнем по-благородному.

– Позвольте вас, поручик, от души поблагодарить за благополучную доставку.

– Я только исполнял приказание, князь!

Мы пожали друг другу руки.

Я посмотрел при этом ему прямо в глаза.

Наверное, парень хороший. Главное, деляга. Свою специальность знает. Да-а, дела…

– Я бы хотел вас спросить, поручик… Объясните мне, где мы находимся, где ближайшее селение? Вам это, наверное, известно. Мне передавал дядя, генерал Давыдов, что маршрут будет выработан самим начальником отряда и вами, как лучшим летчиком всего отряда.

– Так точно, князь. Я хорошо знаю эту местность, так как часто делал в тылу у красных глубокие разведки.

– Укажите на плане, приблизительно, место нашего спуска.

– Извольте смотреть. Вот Тайгинск, откуда мы вылетели. Вот Красень, где стоит штаб армии большевиков. Вот Омулево, крайний пункт нашей железнодорожной линии. Эти три точки дают треугольник. По линии Красень-Омулево мы и находимся, конечно, в зоне красных. От Красеня верст двадцать. От ближайшей деревушки верст восемь. Здесь самое глухое место. Я раз даже здесь спланировал. Мотор испортился. Починил мотор, снова поднялся и никто даже и не подозревал.

– Какие были даны инструкции лично вам?

– Доставить вас приблизительно в эту территорию. В случае благополучного спуска вступить в ваше полное распоряжение, аппарат испортить, взорвать. Там под сиденьем есть заряд. Если вы не найдете нужным иметь от меня помощь, то мне приказано постараться перебраться обратно к себе. Явившись в отряд, сделать подробный доклад только начальнику отряда. А остальным объявить, что мы потерпели аварию во время глубокой разведки в тылу красных, что вы, князь, погибли, а я спасся.

– А вам известно, зачем я сюда прибыл?

– Совершенно не известно! Но я, конечно, догадываюсь.

– Ах, да! Какой я предложил вам нелепый вопрос!.. Вы правы. Догадаться очень просто.

– Конечно. Вы прибыли, чтобы переодетым пробраться в красный штаб и получить оперативные планы путем опроса или путем осмотра, так сказать, для разведки.

– Послушайте. Да вы читали мое предписание? – закричал я, сделав удивленное лицо.

– Ничего подобного! Честное слово! Я только логически мыслил.

– Приятно иметь дело с умным человеком!..

Я пожал ему руку с особой подчеркнутостью.

– Вы, поручик, откуда родом?

– Я? Из Иваново-Вознесенска. Из-под Москвы. Посад там такой есть. Фабрики.

– Где получали образование? Я разумею военное…

– Я сын рабочего. Отец родился крестьянином. Когда я кончил уездное училище, уехал учиться в Москву. В Комиссаровское техническое училище. Пошел по технической специальности. Был мобилизован в германскую войну в авиационную роту. Нижним чином. За боевые отличия получил офицерские погоны, Георгия и все ордена до Владимира включительно. Еще на германском фронте сбил 12 самолетов.

– Ваши родители живы?

– Когда уезжал, все живы были. А теперь не знаю. Четыре года не был.

– Когда же вы к ним, то есть к нам, – я улыбнулся, – к белым попали?

– Еще в 17 году в начале уехал в Приморск принимать самолеты из-за границы да так и остался. Потом пробраться в Москву было нельзя.

– А вам бы хотелось обратно к ним?

– То есть куда, к белым?

– Нет. К красным, тьфу, я хотел сказать, к своим родным!..

– Странный вопрос, князь!

– Так, значит, очень хочется?

– Да, если бы не служба!..

– Что же вам мешает именно теперь?

– Как что? Я снова должен служить!

– Кому?

– Как кому? Белым!..

– Зачем белым, когда вам хочется в Москву, к родным?

– Не понимаю вас?

– Почему вы не можете поехать в Москву повидать родных, именно теперь?

– Это невозможно!..

– Почему?

– Потому что я белый!

– Осторожнее! Теперь нам белыми себя называть нельзя. Мы красные. Поезжайте-ка лучше в Москву.

– Как в Москву?!

– Очень просто. Вы доставили меня. Вы в моем распоряжении. Я даю вам приказ ехать в Москву. Разрешаю заехать в Иваново-Вознесенск к родным. Сам я останусь здесь выполнять принятую на себя задачу согласно своего долга.

– Я поеду… А как же быть с документами? У меня никаких нет!..

– Я вам дам. У меня есть и для себя, дядя дал на всякий случай и для вас. Ну, согласны? Идет?..

– Один вопрос, князь! Что я должен делать в Москве? Когда я должен возвратиться?

– Я вам дам адрес, по которому вы явитесь в Москву, а затем вы получите там от меня дальнейшие распоряжения.

– Идет, князь!

– Бросьте! Что за «князь»? Теперь и вы и я товарищи! Одним словом «князь» вы можете погубить и себя, и меня, подведете под пулю. Вот вам документы на имя проводника вагона Василия Курносова.

– Я Василий Курносов?

– Да. Пока!.. Вы с этим документом явитесь к красным. Пройдете в штаб армии и спросите члена Ревсовета тов. Лисичкина. Предъявите ему документ и скажете, что вы бежали от белых, что вы проводник вагона. Я буду вертеться около штаба, собирать сведения. Мы еще там с вами увидимся.

Мы вдвоем стали с ним переодеваться и через несколько минут обратились в двух простых красноармейцев.

– Аэроплан мы портить не будем. Взрывать – будоражить население. Еще сюда прибегут. Черт с ним!.. – в виде приказания бросил я.

– Вы правы, князь, то есть товарищ. Зачем добро портить? По правде, мне даже жалко его взрывать. Пусть уж кто другой! Аппарат замечательный! У меня на него рука не поднимется…

Товарищ Василий Курносов попер пешком к красным, ко мне.

XXXI
У ГАЦА

А я, оставшись наедине и сделав маленькое изменение в своей физиономии, покатил на паре в деревню Горки…

Лошадей мне представил комендант этапа в ближайшей деревне.

Когда тов. Курносов ушел, я отправился в ближайшую деревню по направлению, противоположному прямой дороге к Красеню и, узнав, что там, то есть в деревне, стоит этапный комендант, отправился к нему.

Коменданту я сказал, что на поляне видел аэроплан. Он сейчас же послал туда своих ребятишек-красноармейцев для охраны, а мне за это дал лошадей и фамилии не спросил.

– Езжай, товарищ! Куда хошь на рабоче-крестьянских! А за аэроплан тебе благодарность!..

А я ему:

– Не на чем по пустякам-то!..

Пока лошадей запрягали, я пошел в пустую избу и произвел полную ревизию всех переданных мне дядюшкой-генералом посылок. Что нужно, положил обратно – заделал, что требовалось себе – на память взял.

– Вас куда везти, товарищ комиссар?

– Меня-то? Да в Горки! Только я пока, братишка, не комиссар, а красноармеец.

– В Горки, значит, к лесничему насчет леса? Туда много народу за последнее время ездют!

– Заворачивай к лесничему!..

– Угадал, значит?

– Угадал, старик! Вот тебе лошадкам на овес!

– Премного спасибо! Чай, недолго будете? Может, подождать? Я все равно кормить буду.

– Подожди, пожалуй, а там видно будет…

Принял меня лесничий Гац нельзя лучше. Не знал, куда и посадить, чем угостить.

А я говорил с ним, словно блевотину жевал.

Противно было.

Скрипучий такой. Чиновник старый. Гадина, одно слово.

Передал ему документы, и письма, и посылки.

– Вы разрешите, ваше сиятельс…

– Товарищ Гац, еще и еще прошу вас называть меня товарищем, а не сиятельством. Надо привыкать к конспирации!..

– Хи-хи-хи, товарищ. Ну, знаете, у меня язык не поворачивается князя товарищем назвать.

– А вы поверните!..

– Один вопрос, ваше… товарищ. Вы долго изволите у меня пробыть? Между прочим, забыл вам сказать: ко мне сегодня прибыл самый секретнейший деятель. Ну, да от вас секретов нет. Вы сами изволите быть наисекретнейшим!..

– Кто еще такой секретный? Наверное, обыкновенный доброволец-офицер?

– Офицер-то офицер, но не просто доброволец, а агент по установлению связи нашей с Тайгинском. Он из красного штаба сводки достает и пересылает в Тайгинск.

– Вот как!..

– Верно! Он специально ко мне и прислан.

– Мне пока это совершенно неинтересно. У меня есть другие задачи. Больше у вас ничего не будет такого, где мое присутствие необходимо?

– Послезавтра назначен съезд организаторов и начальников боевых дружин, которые будут действовать в тылу красных.

– Ну, тогда и я приеду…

– Как хотите! Это всецело зависит от вас. Когда же вы изволите уехать?

– Сейчас же уеду. Мне надо еще к вечеру в двух местах побывать.

– Не смею задерживать. Откушать не откажете?

– Нет. Не хочется. Я уже подзаправился в деревне!

– Нет-нет, ваше сиятельство, виноват… товарищ! Без хлеба-соли не отпущу. И компаньона пригласим. Пойду распоряжусь насчет закусончика. А вы пока с другим нашим деятелем познакомьтесь. А вот и сам он, легок на помине.

В дверях кабинета стоял очень молодой, почти мальчик, офицер, конечно, без погон, но во френче и галифе. Волосы гладко расчесаны, на пробор. Гац нас познакомил.

– Поручик Гессе! Князь Багратион-Мухранский!..

Лесничий убежал по хозяйству.

Пауза.

– Вы, поручик, наверное, иностранец?

– Да.

– Я тоже недавно из Парижа. Сегодня, только что.

– Знаю. Я случайно был в той комнате, в соседней, и слышал, князь, весь ваш разговор с нашим дорогим хозяином…

– Скажите, каким образом вы добываете сведения из штаба красных? Это очень любопытно!

– К сожалению, князь, извиняюсь! Часть своей работы я решительно скрываю от всех. Я одиночка… то есть, я хотел сказать, одиночный работник. Откровенно скажу, мне было очень неприятно, когда Гац выдал даже вам мою тайну. Вы сознаете, что для нашей работы тайна необходима?

Я сделал вид, что сконфузился и, протянув руки, крепко пожал его руку. Рука была совсем маленькая, как у женщины.

– Вы, князь, конечно, говорите по-французски?

– Безусловно!..

Он перешел на французский язык и стал расспрашивать меня о жизни в Париже…

XXXII
ОПЯТЬ У СВОИХ

«Открыт я или не открыт?» – думал я всю дорогу…

Подъезжая к штабу, я разгримировался.

Велел вести себя прямо в штаб…

Прошел в кабинет командарма товарища Петрова.

Народу у него было много, очевидно, шло какое-то экстренное заседание.

Я подошел к нему и негромко отрапортовал о прибытии, а затем отправился к себе в кабинет.

Приказал немедленно принести пишущую машинку и никого не впускать, хотя бы даже самого наркомвоена.

Потом взял трубку, вызвал начальника особого отдела армии тов. Васильева и пригласил его к себе.

– Через полчаса буду, – бросил он в трубку.

– А меня тут совсем бумагами завалили! Почему-то и этот пакет ко мне попал в общую кучу. Вот растяпы-то! Читайте, кому он написан-то: «Начальнику Особого отдела в собственные руки»! Нако-сь, читайте, а я своим делом заниматься буду!

Почитал, почитал, пересмотрел все, что я ему заготовил. Так взволновался, что аж вскочил да по комнате забегал.

– Товарищ Лисичкин! Да это нечто феноменальное! Полный отчет о существующем белогвардейском заговоре! Списки, явки, пароли, оперативный план…

– Чай, брехня?

– Какое брехня! Этого всего из головы не выдумаешь: такие подробности. Вы только послушайте…

– А что мне слушать!.. У меня у самого голова от своего вертится. Потом, когда проверите да ликвидируете, тогда и доложите. А кто донесение подписал?

– Анонимное. Подписано: «С товарищеским приветом скромный коммунист. Партбилет №».

– Писал, значит, казначей, неизвестно чей. Дура черт, какой скромный! Жалко, я не читал пакетика. Я б за него подписался…

Начальник Особого отдела ушел, от радости даже не попрощался.

Только он из двери, как дежурный с докладом:

– К вам, товарищ, Василий Курносов просится!.. А мне делов и так по горло…

С ним у нас разговор короток был.

– Здравствуйте, товарищ Курносов!

– Здррр… кня-я-язь…

– Что это вы, товарищ, дрожите, как овечий хвост? Ну и летчик! Не похоже, что вы 12 аэропланов сбили!

XXXIII
ПО ГОРЯЧЕМУ СЛЕДУ

На чердаке дома, где жил командарм товарищ Петров, я был в первый раз, и хоть фонарь электрический у меня был первосортный, а другой под левым глазом я все-таки подсадил, не уберегся.

Обследовал весь чердак. Никаких явлений человеческих не обнаружил, только над комнатой товарища Петрова валялись какие-то тряпки. Вроде как бы постель.

Пробрался в сторону над хозяйским потолком.

Осмотрел трубу, борова, ходы. Выбрал, как говорят светские дамы, уютный уголок и залег. Конечно, не спать собрался!..

Было одиннадцать часов вечера…

Главное, чтоб не чихать. Пылища чертовая!..

Ну, Лисичкин, держись!

Открыт или не открыт?..

Вот появилась снизу по лестнице какая-то тень в женских очертаниях. Взошла на чердак. Зашуршала земля в стороне над командармом…

Затем снова стало все тихо. Спать, наверное, легла…

Щелкнула какая-то пружинка.

Затем опять стало все тихо.

Потом опять щелк да щелк, и так раза четыре…

…Мне бы, дураку, раньше, чем в Тайгинск ехать, сразу потолок да чердак обследовать да ночку просидеть!..

Да кто же это знал, та кую махинацию?..

Эх ты, «Пинкертон»! А кто бы тогда начальнику Особого отдела интересный пакетец передал?..

Вот и выходит: ежели прешь – при подробно, до конца. Через три ступеньки не перепрыгивай.

…Известная мне, а другим, не знаю, тень с чердака. По лестнице. Да с опаской. А я… через слуховое окно. Да кубарем. В траву!.

Из-за угла дома смотрю, идет к огороду. Я, крадучись, за ней. На благородной дистанции. А то, пожалуй, за кавалера примет.

Вижу – к бане идет…

Я браунинг ощупал да за ней.

Взошла. Я у двери приостановился. Где-то наверху голубки воркуют.

Я к окну – завешено.

Опять к двери. Ну, была не была. Напором!..

Фонарчиком ее лицо и осветил.

– Здравствуйте, – говорю, – глухонемая красавица!

Да свет-то и потушил.

– О! Вы? Лисичкин?..

Фонарчик щеколдой потушила да бросила.

А я ее за ручки белые – цоп!..

– Не беспокойтесь, поручик Гессе, – говорю по-французски. Это я – князь Багратион-Мухранский, только Лисичкиным загримировался, чтобы посмотреть, как мисс Дудль работает…

Она аж зубками заскрипела… Поднялась у нас возня.

Она револьвер высвободить хочет, а я не даю.

Надоела браунингу такая игра, – он штука серьезная. Возьми да и выпали!

Моя партнерша защищаться перестала. Вытянулась и вздрагивать начала.

Засветил фонарь… Смотрю.

Она левой рукой за грудь держится, а с левой груди кровь фонтаном хлещет…

– Доигралась!..

Хотя такую паскуду и следовало ликвидировать, да очень хотелось ее живьем взять…

Раз пуля под левый сосок попала, где ж тут живой быть?..

С двумя фонарями я живо всю баньку до подробности осмотрел. Все тут, как тут. Вся лаборатория налицо и голубки на крыше воркуют.

Взял я с собой фотографический аппарат, как есть неразряженный, да письмецо ее, видимо, собственноручное, неоконченное. Да и марш домой.

Завтра утром разберемся…