Текст книги "Первая схватка (Советская авантюрно-фантастическая проза 1920-х гг. Т. XXХI)"
Автор книги: Вениамин Троянов
Жанры:
Шпионские детективы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)
XXII
ОПОЗНАН ШПИКОМ
– Виноват, господин, разрешите предложить вам пройтись в контору…
Сказано по-русски.
– Что нужно этому болвану?.. – был французский вопрос.
– Я, именем закона, еще раз прошу вас пройти со мной в контору, в противном случае я вызову стражу. Вас выведут силой.
– Что это, дурак или сумасшедший? Что ему надо? Скажите ему, что я вовсе не желаю с ним разговаривать.
– Послушайте. Вы обращаетесь не по адресу, – обратился мой сосед по столику, француз, к подошедшему ко мне типу. Я сразу, конечно, почувствовал в нем сыщика.
– Что вам нужно? – продолжал говорить француз. – Князь никуда не пойдет и не желает вовсе с вами беседовать! Князь мой гость! Мы приехали сюда завтракать…
– А я все-таки прошу вас, и в последний раз, следовать мной в контору, иначе я арестую вас в зале!
– Меня это страшно бесит! – продолжал я французу.
– Эта каналья мешает нам завтракать и портит мне аппетит. Очевидно, в этой стране такие порядки! Переведите ему, что я отправлюсь с ним, только не в контору, а к начальнику контрразведки, а вы, конечно, не откажете воспользоваться воспользоваться вашей машиной?
– Конечно! Пожалуйста! Я обязательно поеду с вами сам! Князь сейчас же поедет с вами лично к начальнику контрразведки, – упокоил француз агента.
Как только начальник контрразведки увидал меня, приведенного к нему в кабинет, он вскочил, пригласил меня сесть, лично подав стул, и, узнав, в чем дело, начал ругать агента самой отборной руганью.
Бешенству ротмистра не было пределов.
Агент твердо стоял на своем и определенно уверял и клялся всеми святыми, что я сам Лисичкин, что в сходстве не может быть никакого сомнения…
Я молчал и, откинувшись в кресле и сложив руки, смотрел на эту сцену, выражая своим видом крайнее негодование.
Француз, в свою очередь, кричал, что если князя не отпустят с извинением сию же секунду, то он лично поедет по всем иностранным миссиям и потребует моего освобождения.
В результате агент был с позором выгнан вон, а мы уже все втроем поехали продолжать завтрак…
За завтраком я усиленно напирал на свой арест.
– Ваш агент, полковник, уверяет, что я похож на какого-то Лисичкина… Что это – бандит или анархист? Я до сих пор был лучшего мнения о своей физиономии. В Монте-Карло меня все принимали за короля Альфонса и как-то раз портье-швейцар подал мне телеграмму на королевское имя. Когда через несколько дней я был представлен его величеству, то он очень смеялся и, подведя меня к зеркалу, сказал: «Вы подверглись бы большой опасности, если б захотели обыкновенным смертным, как все, путешествовать по Испании. За вами обязательно бы охотились анархисты». Недурное положеньице! А, полковник? В Мадриде за мной охотятся анархисты, как на короля. А в Тайгинске меня арестовывают, как бандита или анархиста! Как вам нравится такая комбинация?..
Ротмистр и француз успокаивали меня, как могли.
– Я решил все-таки, господа, немедленно уехать из России. У вас не очень безопасно. Хорошо, что вы, полковник, знаете меня лично, знаете своих друзей. Всегда, через посредство любой миссии, вы можете установить мою личность, в крайнем случае, по радио запросить Стамбул. Около вас я в безопасности, но в любом другом месте… достаточно будет уверения какого-нибудь другого болвана, что я какой-то Висичкин или Мисичкин и меня – цап! Я решил ехать и потому прошу вас, полковник, хотя бы на эти дни приставить ко мне агента, а то меня будут приводить к вам каждый раз, когда и попадусь на глаза любому из ваших секретных агентов. Ведь им, наверное, розданы карточки разыскиваемого анархиста или бандита!..
Ротмистр и француз очень мило улыбались, когда один переводил другому мою просьбу.
Я всю предыдущую речь говорил, конечно, по-французски.
XXIII
ПЕРЕД ОТЪЕЗДОМ
Заявив о своем быстром отъезде, я делал это не ради красного словца и не ради окончательного запутывания начальника контрразведки.
Я решил ехать обратно к себе еще с момента окончания осмотра комнаты француза.
Почти все данные у меня были уже в руках.
Определить, кто предатель, я уже мог там, у себя на месте. Но мне хотелось еще один-два вечера понаблюдать за французом, чтобы у себя в штабе меньше тратить времени на обследование и отрываться от своей прямой работы.
Если француз даст мне еще несколько данных, я, приехав, смогу сказать сразу, кто предатель…
Установив связь командарма или кого другого с голубиной почтой, можно будет даже вызвать по проводу Москву.
К столику подошел товарищ Ефремыч…
– Тысячу извинений – запоздал! Был у себя в новом госпитале. Открывали новый корпус для хирургических больных. На открытии присутствовал его высокопревосходительство лично и высказал мне благодарность…
Француз представил товарища Ефремыча начальнику контрразведки…
– А вот ваш друг князь хочет уезжать и все из-за моих агентов, – сказал товарищу Ефремычу ротмистр. – Уговорите его отменить свое решение. Даю слово, что его больше беспокоить не будут.
– В чем дело? Ничего не понимаю! Разве вы хотите уезжать? Вы пробыли у нас всего лишь две недели.
– Да! Для меня Тайгинск потерял весь свой интерес, а жить на даче долго, конечно, не имеет смысла. Меня уже тянет в Европу.
Француз передал товарищу Ефремычу о моем аресте.
Он от души смеялся, особенно когда ротмистр добавил, что он обязательно прогонит со службы дурака-агента.
– Итак, – обратился я к Ефремычу, – дорогой друг, прошу вас устроить мне купе до Приморска; оттуда я сяду на какой-нибудь иностранный пароход…
– Да это очень трудно сделать! – отвечал он. – Все места в скором поезде расписаны чуть ли не на месяц вперед.
Ротмистр обещал свое содействие устроить мне купе в одном из следующих поездов.
Я, конечно, благодарил его.
…Завтрак кончился. Мы стали прощаться.
Француз и ротмистр поехали к начальнику штаба, а я и товарищ Ефремыч пошли пешком по главной улице…
Товарищ Ефремыч свою машину отпустил домой.
– Вы, значит, едете обратно?
– Все закончено почти. Могу ехать хоть завтра. Напрасно вы отпустили машину, я бы хотел поскорее попасть домой. Не надо оставлять француза в доме одного. Ведь я преднамеренно не запер комнату на ключ. Француз стоял в столовой и должен был видеть это. Хотя он будет знать, что я не считаю нужным запирать комнату, но все-таки… возвратившись, может влезть туда. Нельзя давать ему ни одного шанса – намека на подозрение…
– Будьте спокойны! Когда вас везли в контрразведку, от меня сейчас же пошла машина на дачу отвезти газеты, почту, а кстати и печника, который должен был осмотреть в вашей комнате печи. Машина пришла обратно, а печник исправляет печи… до вашего возвращения. Он парень очень толковый.
– Правильно!
– Как же иначе! Я не ожидал, что с вашим арестом выйдет такой фарс…
А когда я подробно рассказал товарищу Ефремычу сцену в кабинете, он хохотал так, что даже прохожие обратили на нас внимание.
Мы дошли до его дома и прошли в официальную его часть, роскошную гостиную…
– Ротмистр может вам помешать со своей медвежьей услугой – достать купе. Вам придется проехаться до Приморска…
– Ничего подобного! Я потеряю зря только минут пятнадцать. Войду в купе. После второго звонка, когда останусь один, переоденусь носильщиком и после, на тихом ходу, спрыгну на другую сторону от перрона. Хватятся меня не раньше, <чем> через несколько станций, когда обнаружат мой багаж в куне. Отсюда можно дать будет вслед телеграмму, что отстал от поезда…
А через час я уже ехал в загородный дом.
XXIV
НОВЫЕ ДАННЫЕ…
В своей комнате я встретил товарища печника и он, сдав мне всю мою «музыку» в полной сохранности и пожелав мне успеха, распрощался и побрел обратно в город…
Через несколько минут к дому подъехал француз с каким-то военным. Он провел его к себе в комнату.
– На этот раз я к вам по делу. Через час еду с докладом к Верховному. У нас маленькая неприятность. На севере прорыв фронта.
Я узнал по голосу и по наружности самого начальника штаба – генерала, в вагоне которого я был проводником прошлую ночь…
– Надо вам, мсье, сейчас же дать сведения для пересылки туда, нашему агенту, в штабе красных.
– Весь внимание, – сказал француз и запер комнату на ключ.
Я весь был внимание.
– Завтра от нас полетит в тыл красных князь Багратион, офицер. Он повезет туда прокламации, деньги и подробные планы действия. Нам сегодня необходимо только об этом известить кого следует.
– Для этого прикажете воспользоваться голубиной почтой?
– Да! Конечно! Надо установить постоянную связь при помощи нашего агента между нами и штабом Гаца, который в тылу красных организует зеленых. Мы еще регулярно с ним не связаны. Вот вам набросок. Прочтите. Вы разбираете мою руку?
– «В деревне Горки – лесничий Гац. Отправляйтесь к нему, покажите этот документ. Предложите услуги по оборудованию через вас связи. Пароль – Династия», – прочел француз вслух.
– Между прочим, теперь Гац связан с Центральным Комитетом эсеров и Союзом Возрождения. С нашим паролем отправляются к нему только немногие, самые надежные… Да, между прочим, вы сегодня что-то говорили мне насчет какого-то ареста. В чем дело?
Француз подробно рассказал генералу случай со мной, назвав меня сыном султана.
Генерал изволил смеяться.
– Да! Опять этот Лисичкин!.. Представьте, мой адъютант уверяет, что проводник – агент Лисичкина, что проводник хотел нас усыпить, чтобы после пустить Лисичкина в вагон…
– Зачем же Лисичкину ваш вагон? Адъютант этого не объяснял?..
– Объяснял. Говорит – хотел, наверное, достать в связи с прорывом оперативные планы. Уверял, что мы были усыплены. Только его, говорил, приход спас нас от неприятностей. Проводник обязательно бы позднее пустил Лисичкина…
– Какой фантазер!
– Да, он у меня Шерлок Холмс! Все только этим и бредит. Вы не поверите, что он проделал…
– Что, генерал?
– Обе бутылки, и пустую и с остатками вина – возил на исследование к знакомому доктору лично в семь часов утра…
– Ну, и что же?
– Оскандалился вконец! Сам признался, что в вине ничего не нашли. Я ему посоветовал, чтобы он больше службой занимался, а свои фантазии бросил. Все равно из него, как из котлеты пулю, Шерлока Холмса не сделаешь.
– Лисичкин… Лисичкин… Я удивляюсь, почему его там до сих пор не ликвидировали. Помните, когда пришла сводка с его характеристикой, вы тогда же послали распоряжение его убрать? – говорил француз.
При этих словах я вспомнил, что действительно среди документов была характеристика меня, как опытного и крайне необходимого помощника. Характеристика была написана тоже рукой командарма, но я ее не взял, не взял также в комнате француза и оригинала с приказом меня ликвидировать. Я не хотел при будущем разборе дела касаться своей работы и зря напоминать о своей личности…
– А вы, мсье, и в этой почте пошлите второе категорическое приказание ликвидировать Лисичкина в случае его обратного возвращения и припишите так: «Неужели вы не надеетесь на свои данные?»
– Ха-ха-ха! Это подействует! Но прибавьте, чтобы все было выполнено без малейшего риска.
– Я сейчас же напишу текст. Вы разрешите прочесть? Может быть, вы внесете какие-либо изменения: «Во что бы то ни стало ликвидируйте Лисичкина в случае обратного приезда. Себя берегите безусловно. Необходимы и ценны. Неужели не надеетесь на свои данные». Так и отправлю два документа.
– Теперь все, я еду, – сказал генерал, – надо сделать доклад Верховному, а потом всю ночь готовить бумаги князю Багратиону. Вылетает завтра утром. Будет сделано все совершенно секретно. О его отъезде знаете только вы, я и он сам. Только трое. Уже дано распоряжение в эскадрилью, чтобы был готов аппарат. Князь Багратион приедет туда один, на автомобиле с бумагами.
– Князь Багратион? Я его совершенно не знаю.
– Мой племянник. Только вчера он приехал из-за границы. Отчаянная голова! Упросил, чтобы я дал ему самое интересное поручение. Уговорил. Тем более, что здесь его никто совершенно не знает. Сделать все посредством его – полнейшая конспирация. Да и посудите, что у нас, в самом деле, за чертовая контрразведка! Только вы и выручаете. Кругом шпионы, черт их возьми! Любой рабочий, любой солдат, любой проводник – все продадут и выдадут, ни в одном человеке нет уверенности. Я нарочно племянника никуда не выпускаю. А то опять какая-нибудь каналья разнюхает.
– Он поедет завтра в отряд? Там у меня есть приятели-летчики, французы. Я к ним недавно ездил в Киньково…
– Теперь уже отряд перевели. Он находится на станции Ланская, там лучше аэродром, а главное, до самого отряда шоссе. Удобно для автомобилей. Ну, до свиданья! Я еду. До завтра!
Генерал стал искать свои перчатки и фуражку.
XXV
ГЕНЕРАЛА ЗНАКОМЯТ С «ЛИСИЧКИНЫМ»
Пока француз возился с ключом у двери, я уже сидел в дальнем углу столовой и читал газеты.
Когда в столовую вошли генерал с французом, я встал и поклонился…
– Вот вам, генерал, и сам Лисичкин.
– Что? Лисичкин?! – опешил генерал.
– Ха-ха-ха! Сам Лисичкин, – засмеялся француз, – или, вернее, его двойник. Это, генерал, тот князь, который сегодня был арестован контрразведкой, как Лисичкин. Позвольте вас представить!
– Ох уже эта контрразведка, – вздохнул генерал. – Вот она у меня где, проклятая, сидит!
Я пробормотал что-то по-турецки.
– Он турок, но говорит и по-французски.
– Ах. Очень приятно! Так вы Лисичкин? Ха-ха-ха! Ну, я спешу! До свиданья!
Мы обменялись рукопожатиями. Француз пошел провожать генерала до автомобиля…
Кто-кто, а уж я завтра полечу к своим. Это наверняка. Надо только сначала предупредить товарища Ефремыча. Придется просить по телефону машину. Я взялся за трубку аппарата, который стоял тут же, в столовой.
– Ну, князь, я очень рад быть вам полезным, – сказал француз, возвращаясь в столовую.
Я держал пока руку на аппарате.
– Чем, мсье?
– Вы сегодня же можете ехать. Один американский лейтенант едет сегодня в Приморск. У него отдельных два купе в международном вагоне. Я уже с ним говорил. У него едет целая компания. И он, конечно, оказался рад еще одному такому очаровательному спутнику…
– Очень вам благодарен!
Я сделал вид, что страшно обрадован.
– Это меня так устраивает!.. Когда отходит поезд?..
– Сегодня в 10 вечера. Ваш спутник-лейтенант приедет ко мне часов в 9. Я должен буду передать ему письма за границу и уже отсюда мы отправимся вместе на вокзал. Меня известит по телефону с вокзала комендант станции о точном времени отхода поезда.
Он подошел к столу, позвонил и велел подавать чай.
Я взялся за трубку и вызвал квартиру товарища Ефремыча.
– Алло! Кто? Да. Вы? Наш общий друг мсье устроил мне место в купе. Я в восторге. Сегодня же еду. Хотел бы заехать к вам проститься и поблагодарить вас за вашу любезность, за гостеприимство. Вы сейчас будете дома? Если можно, пришлите мне ваш авто. Да!.. забыл. Я спешу. Если я поеду к вам, я не успею собрать свой багаж. Пришлите человека. Жду. До свиданья!..
А теперь выпьем за компанию с французом чаю…
Когда я возвратился от товарища Ефремыча, француз с каким-то морским офицером собирались уезжать. Из моей комнаты вышел человек и доложил, что мой багаж весь собран.
Велели выносить вещи. Товарищ Ефремыч обещался быть на вокзале.
XXVI
ПОД ОТКОС!
Поезд тронулся. Мы с американцем стали разбирать свои вещи. Завязался разговор на французском языке.
– Расскажите подробно, князь, что это сегодня с вами произошло? Я слышал об этом в городе, а вот сейчас ротмистр снова подтвердил, что с вами вышел какой-то казус.
Я подробно передал картину ареста. Из-за сходства с каким-то бандитом.
Лейтенант хохотал.
– Вообще я не вижу здесь ничего путного. Каждому здравомыслящему иностранцу ясно, что у них, то есть у наших союзников, ничего хорошего не выйдет. Посудите: ведь они окружены людьми, в которых ни в ком нельзя быть уверенным, главное, в солдатах. Разве это солдаты? Я не говорю уже о рабочих и мужиках. Те только и ждут прихода красных. Я сам американец, но я хорошо говорю и понимаю по-русски. Я слышал часто разговоры среди населения.
– Ну и что же? Я мало знаю, так как по-русски почти ничего не разбираю.
– Все ругают власти и ждут красных. За положение власти я не дам ни одного фартинга. Это лично я. Но есть фантазеры даже из одной со мной нации и одного класса, которые верят в это пропащее дело.
– Я удивляюсь всему тому, что вы говорите. Неужели это так?
– Конечно, так! Положение властей здесь ненадежное и я уверен, что красные знают о здешнем развале. И вот, повторяю, есть фантазеры, которые верят белой армии, белой власти… Я знал многих таких психопатов. Знаю даже, что одна молоденькая американка, дочь миллиардера, мисс Дудль…
Послышался стук в дверь. Ввалились все остальные лейтенанты.
Черт бы их подрал!..
Начался картеж.
Переодеться, чтобы удобнее затем удрать, нельзя было и думать.
Сплавить их тоже не представлялось возможным…
Шел второй час ночи.
Я стал одеваться. Вынул дорожную кепку и одел пальто. Все необходимое было, конечно, со мной.
– Вы куда, мистер?
Ко мне обратился кто-то из играющих…
– Хочу пройти в конец поезда – вагон-ресторан. Хочу есть. Разбужу буфетчика и прикажу мне приготовить что-нибудь холодное.
– Олл-райт!..
Пусть подождут. С какой-нибудь станции дам телеграмму, что отстал. Попрошу сохранить вещи, догоню, мол, к отходу парохода.
Когда я подходил к концу поезда и вступил на площадку, отделяющую последний вагон, раздался страшный треск…
Площадка вылетела у меня из-под ног и я почувствовал, что теряю сознание!
– Приехали! Слезай!
XXVII
НА ВОЛОСКЕ!
Когда я пришел в себя – я огляделся.
От луны было светло, как днем.
Я лежал в какой-то канаве с водой около высоченной насыпи. Рядом неслись крики и стоны. Слышалась стрельба.
Сразу стало все ясно…
Скорый поезд потерпел основательнейшее крушение.
Только два последних вагона были похожи на что-то.
Одни из них валялся на насыпи боком, другой, перевернутый колесами вверх, распластался под откосом.
Далее – картина полного разрушения. Видны были груды щеп.
Я уцелел только потому, что открытая площадка, очевидно, сыграла роль трамплина.
При первом страшном толчке она подбросила меня, как мяч, и я этим избег того, что меня не сплющило между вагонами…
Я попробовал пошевелиться. Конечности действуют… Ощупался. Нигде крови нет… Попробовал встать; немного кружится голова и трясутся ноги.
– А ну-ка, барин! Выкладывай монету! Може, и пистолет хороший имеешь? Пригодится!..
Свои. Партизаны. Под откос поезд спустили – сообразил я. Новое дело. Как быть?
Открыться им? А вдруг если кто-нибудь из оставшихся в живых рядом со мною пассажиров узнает меня, беседующего с партизанами?’ Опять неудобно. В городе Тайгинске узнают, что я принят был партизанами, как свой. Туда давать нельзя ни малейшего шанса. Пока надо себя не выдавать.
Я бросил партизанам несколько слов по-французски.
Они захохотали.
– Иностранный гость, значит! Ну, нам все единственно. Разоблачайся, милый.
Я пробовал было отговариваться, но меня схватили.
Стали обыскивать.
Нашли пакет с моими документами – мое сокровище. Отобрали.
Находят револьвер.
– Эге, братцы, да это офицер! Вишь – браунинг. Офицер! Ну, тогда шабаш, ваше благородие.
Двое партизан направили на меня винтовки.
– Ну-ка, Митрич, отведем-ка его к сторонке. Там сподручнее. Здесь ему мокро лежать будет. Чай, простудится.
Что делать? Сказать им, открыться – рядом видимо лежат раненые пассажиры.
Решил им повиноваться. Сделал вид, что согласен, идем, мол.
Повели, наставив винтовки в спину.
Отвели шагов на сорок. Остановились.
– Ну, раздевайся, ваше благородие, господин иностранный офицер. Не лазай другой раз белым на подмогу. Не мешайся в чужую кашу.
– Будя, – сказал я. – Брось, братишка! Я свой. Только не орите больно. Я переодетый. Я не белогвардейский иностранец…
Ребята опешили…
– Ишь ты! Сразу по-нашему заговорил! Чего ты мелешь? Не офицер, говоришь? А свой? А по-французски лопочешь? Врешь, брат!
– Да постой, постой, – перебил его второй. – Может быть, взаправду. Чего зря патроны портить? Поведем его к матросу. Тот живо разберет.
Когда мы остались один на один с матросом, оказавшимся предводителем партизан, я ему сказал:
– Даю вам слово революционера, что я здесь по важнейшему революционному делу и что мой маскарад действительно вынужденный.
– Ладно! Попробую вам поверить, что вы переодетый коммунист. Но как вы можете это доказать? Вы в Тайгинске наших никого не знаете?
Я посмотрел на него в упор и отчеканил:
– Кого-нибудь из «пекарей»?
– Есть! Братва! Давай поцелуемся… Эй, товарищи, столковались! Ступайте к поезду да смотрите, чтобы об этом окромя вас да меня никто! Понимаете? Ни одна душа! А тебе, товарищ, чем сейчас помощь требуется?
– Сколько верст до Тайгинска?
– По шоссе напрямую – шестьдесят.
– Лошади у вас верховые есть?
– Для тебя, братва, да не найдется! Свою отдам…