Текст книги "Люди и взрывы"

Автор книги: Вениамин Цукерман

Соавторы: Зинаида Азарх
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)

Люди и взрывы

Академик В.И.Гольданский
За железным занавесом секретности

Судьба науки драматична. Чаще всего мы это осознаем, размышляя над судьбой какого-то одного ученого или одного изобретения. Однако есть в истории науки страницы особенно драматичные, когда в орбиту осуществления идеи вовлекалось множество людей, когда от потенциала, от уровня многих областей фундаментальной науки, от таланта, подготовленности и самоотверженности исследователей и людей, выполняющих практические задачи, зависела судьба государства, а быть может, и судьба мира. Одна из таких именно страниц развернута перед нами в документальном повествовании Вениамина Ароновича Цукермана и Зинаиды Матвеевны Азарх «Люди и взрывы».

До сих пор нам были известны только основные факты. 6 августа 1945 года, через три месяца после того, как для нашей страны закончилась тягчайшая война с фашистской Германией, американская атомная бомба обрушилась на жителей японского города Хиросима, а 9 августа – на город Нагасаки. Далеко не все люди смогли тогда сразу осознать, что мы оказались в совершенно новой ситуации. Изменилась на Земле расстановка сил, и это могло иметь очень далеко идущие последствия. Атомными взрывами Соединенные Штаты показали всему миру, что они одни обладают сверхмощным оружием и готовы пустить его в ход, если, с их точки зрения, к тому явится необходимость.

Для устранения такой односторонней угрозы, снятия опасности ядерного шантажа у СССР был только один выход – самому создать столь же мощное оружие.

Сегодня все мы с вами знаем: да, всего через четыре года, 29 августа 1949 года, была успешно испытана советская атомная бомба. Более того, еще через четыре года СССР овладел еще более мощным – термоядерным – оружием. Ядерная монополия американцев кончилась. И можно с уверенностью сказать, что на этом этапе истории «ядерное сдерживание» сыграло положительную роль в предотвращении третьей мировой войны.

Это было выдающимся событием в истории науки, в истории общества. Но как оно было осуществлено в обескровленной, разоренной стране и в такие немыслимо сжатые сроки? Вот этого – как осуществилось невозможное – мы с вами до последнего времени не знали. Все сведения были сверхсекретными, а герои анонимными. Вскоре мы узнали имя руководителя советского атомного проекта – академика Игоря Васильевича Курчатова. Много позднее стало известно имя генерального конструктора советского атомного оружия – академика Юлия Борисовича Харитона. Раскрылась огромная роль академиков И. Е. Тамма, А. Д. Сахарова, Я. Б. Зельдовича и других.

И все же, как это происходило в советских разработках ядерного оружия? Чего стоила реализация исходных идей? Документальное повествование участников событий – В. А. Цукермана и его жены и помощника З. М. Азарх – один из первых прорывов за железные ставни секретности.

И в авторском введении и в заключительных строках повествования звучат вопросы, которые больше всего тревожат авторов: «Будут ли интересны эти воспоминания молодым читателям? Будут ли их волновать наши проблемы и тревоги?» Смею ответить – будут! Будут потому, что речь идет о поистине замечательных людях и об их делах подлинно исторического значения, будут и потому, что написана книга не наблюдателями со стороны, а активными творцами, чувства и мысли которых все время ощущает читатель.

Многие из людей, о которых здесь пишется, так же, как и ряд описываемых событий, вызывают во мне и собственные воспоминания. Поэтому я имею возможность сверять возникающие на страницах повествования образы с собственными впечатлениями и убеждаться в их адекватности, так что чтение работы В. А. Цукермана и З. М. Азарх стало для меня вдвойне интересным, приятным и – вместе с тем – ностальгически грустным.

Думаю, что это чувство ностальгии испытает каждый, кто так или иначе принимал участие в работах. Хотя приходится с печалью отметить, что очень многие ушли из жизни, не дождавшись этого открытого признания.

Наиболее ранние события, о которых рассказывают авторы, связаны с военными годами, когда после Сталинградской битвы, победы на Курской дуге, словом, после перелома в ходе войны, в 1943 году, страна, хоть и с великими усилиями, смогла приступить к работам по освоению атомной энергии.

Здесь необходимо сразу сказать о том, что все эти работы возникли отнюдь не на пустом месте, не с нуля. Основу их заложили выдающиеся достижения советской фундаментальной науки в довоенные годы. Именно они обеспечили успех всего дела. Это как раз то, о чем непростительно часто забывает сегодня наш чиновничье-бюрократический аппарат. Больно видеть, как сдает свои позиции в мире наша фундаментальная наука из-за того, что государственный и хозяйственный аппарат не хочет или попросту не в силах понять, что задача большой науки – это познание законов природы и общества, добывание принципиально нового Знания, а не только внедрение конкретных разработок и научных результатов в хозяйственную практику. Это проблема жизненно важная для государства, и я не случайно остановился на ней, вспоминая об истории создания атомной бомбы. Именно фундаментальные работы по теории взрыва и детонации, по разделению изотопов, глубокие, разноаспектные химические исследования позволили в 1943 году развернуть исследования в области атомной физики и энергетики. Без этого фундамента – без основополагающих работ Н. Н. Семенова, И. В. Курчатова, Ю. В. Харитона, Я. Б. Зельдовича, Г. Н. Флерова и К. А. Петржака, В. Г. Хлопина – никакие титанические усилия не привели бы к столь быстрому успеху.

Естественно, что В. А. Цукерман и З. М. Азарх коснулись не всех проблем и рассказали далеко не о всех «подразделениях» армии, штурмовавшей проблему,– за пределами повествования остались решения многих физических, химических, конструкторских задач, связанные с работой ядерных зарядов. Но это было бы просто невозможно при таком характере рассказа, когда авторы делятся тем, что пережили сами. Может быть, наиболее важное и привлекательное как раз и состоит в том, что В. А. Цукерман и З. М. Азарх на примере своего опыта воспроизвели атмосферу, которая была характерна для всех коллективов, участвовавших в решении атомной проблемы. В разоренной стране, где не хватало электроэнергии даже для освещения, где уникальные приборы приходилось «лепить» буквально из ничего, из каких-то подножных средств вроде валяющегося на улице старого трансформатора или выпрошенного в парикмахерской зеркала, люди творили, забывая об усталости. Все были друг другу не просто единомышленниками, но верной и надежной человеческой опорой, невзирая на звания и чины.

Никаких бюрократических рогаток. Каждое изобретение не только не нуждалось в мучительном «пробивании» – оно внедрялось тут же, сразу и вызывало общее ликование. Именно поэтому, рассказывая об экспериментах, связанных со взрывами и детонацией, авторы в равной степени воздают должное и академику, и стеклодуву, и людям, которые обеспечивали нормальный ритм работ, если они сделали что-то действительно замечательное для общего дела.

Такое не забывается. И, оглядываясь на те напряженные месяцы и годы, участники создания атомного оружия невольно вспоминают не только конечную победу, которую на Западе называли не иначе как чудом, не только колпак бериевской системы слежки, который над всеми ними грозно нависал, но и ту ауру добра и взаимопомощи, которая очень способствовала рождению чуда. К сожалению, в сильно обюрократившихся научных подразделениях и системах сегодня она встречается редко, если не иссякла вообще. Не пора ли нам вспомнить, что без этой атмосферы ростки пробудившихся идей, как правило, вызревают чахлыми...

Прошли годы, и наступили дни, когда один из создателей водородной бомбы Андрей Дмитриевич Сахаров, человек, который, по его словам, «не сомневался в жизненной важности создания советского сверхоружия для нашей страны и для равновесия во всем мире», в числе первых выступил за сокращение и постепенное уничтожение ядерного оружия. Что это? Противоречие, измена самому себе, как иногда доводится слышать? Нет, конечно, это – диалектика развития науки, развития цивилизации и способность подлинного Ученого ее понять и признать.

Такова логика истории. В тот момент атомное оружие было попросту жизненно необходимо, и создание его явилось подвигом. Сейчас оно опасно в чьих бы то ни было руках, и потому его необходимо уничтожить. Можно было бы сказать: Sic transit Gloria mundi, но славным это оружие никак не назовешь. Славными можно назвать неподвластные времени страницы истории нашей науки, еще недавно находившейся за семью печатями, и людей, чьи имена навечно запечатлены на этих страницах.

Сейчас во всем мире крепнет движение не только против ядерного оружия, но и вообще против использования энергии атомного ядра. Однако история учит нас в глобальных, критических ситуациях сохранять мудрость и не поддаваться инстинкту толпы.

Конечно, накопленные массы ядерной взрывчатки в условиях взаимного недоверия в мире сами по себе, уже одним фактом своего существования создают угрозу. Однако новое мышление, новые горизонты в развитии взаимоотношений между народами СССР, США, других стран, открывшиеся в последние годы, отход от традиционного «образа врага», всеобщая тяга к взаимопониманию открывают возможности превращения взрывчатки в горючее, перековки мечей на орала.

Вот почему жизненно важно для судьбы Земли крепить ниточку доверия, протянувшуюся между народами, через все океаны и материки. Ведь от того, сумеем ли мы все вместе разумно распорядиться потенциалом ядерной энергии, не поставив существование человечества под угрозу ни апокалипсиса ядерной войны, ни мучительной медленной гибели от радиации сотен Чернобылей, зависит будущее нашей цивилизации, зависит ответ на вопрос «быть или не быть» нашей планете, нашему общему дому.

ЛЮДИ И ВЗРЫВЫ

Академик Д. С. Лихачев писал, что слова «подвиг» не существует ни в одном из европейских языков, кроме русского. Общий высокий уровень советской науки в значительной степени определил наши успехи. В довоенные годы в стране велись работы по теории взрыва и детонации, разветвленным химическим реакциям, по разделению изотопов. В Союзе и за рубежом были известны работы Я. Б. Зельдовича, Н. Н. Семенова, Ю. Б. Харитона, И. В. Курчатова. В 1940 году Г. Н. Флеров и К. А. Петржак открыли спонтанное (самопроизвольное) деление урана. Уже в предвоенные годы стало ясно: освоение атомной энергии требует капитальных затрат, строительства новых институтов и заводов. В условиях войны Советский Союз не мог пойти на такие затраты.

После наших побед под Сталинградом и на Курской дуге положение на фронтах Отечественной войны настолько изменилось к лучшему, что мы смогли приступить к развертыванию исследований в области атомной физики и энергетики. Во главе проблемы был поставлен выдающийся экспериментатор и удивительный человек – Игорь Васильевич Курчатов. В 1943 году к работам над ядерным оружием он привлек Юлия Борисовича Харитона. Летом 1946 года вышло Постановление ЦК ВКП(б) и Совета Министров СССР о проектировании и строительстве ряда специализированных институтов. Руководство отдельными проблемами поручалось крупным ученым и организаторам. Напряженная творческая работа большого числа высококвалифицированных ученых, конструкторов, рабочих, их самоотверженный, целенаправленный труд позволили решить проблему ядерного оружия в предельно сжатые сроки. Спустя шесть лет после испытания первой советской атомной бомбы, 22 ноября 1955 года, на нашем полигоне в Семипалатинске была сброшена с самолета советская термоядерная бомба, мощность которой в сто раз превосходила мощность американских бомб, сброшенных на Хиросиму и Нагасаки. Американские ученые убедились, что нам первым удалось создать термоядерное оружие, решив ряд важных принципиальных и технологических проблем. К этому времени американцы провели только экспериментальные наземные взрывы термоядерных устройств.

Работа, которую вы, читатель, держите в руках,– рассказ о том, почему мы были привлечены к работам по созданию советского ядерного оружия, о героических людях, работавших рядом. У работы два автора, хотя повествование, как правило, ведется от первого лица. Такая форма оказалась более удобной для изложения биографических сведений и других материалов, имеющихся в нашем распоряжении.

Наши очерки связаны только с теми опытами и исследованиями, в которых мы принимали непосредственное участие. Многие исследователи и ученые, внесшие значительный вклад в общее дело, либо не попали в книгу, либо отмечены поверхностно. Это относится к лицам, которых авторы знали недостаточно, чтобы иметь право быть их биографами.

Сейчас, когда весь цивилизованный мир говорит о запрещении и ликвидации ядерного оружия, могут показаться неуместными наши усилия, энтузиазм и энергия, вложенные в решение задачи создания советского ядерного оружия. Однако четыре десятилетия тому назад существовала иная ситуация – необходимо было как можно скорее ликвидировать монополию США на новое оружие. Выполнение этого условия обеспечивало мир не только нашей Родине, но и для всей Земли.

Неоценимую помощь в написании книги оказали многие друзья и сотрудники. Авторы считают своим приятным долгом сердечно поблагодарить: Э-Г. В. Александровича, Л. В. Альтшулера, Э. И. Арсеньеву, Е. М. Барскую, С. М. Бахраха, В. Н. Беляева, А. М. Воинова, Г. Б. Воинову, М. Ф. Ковалеву, В. А. Назарова, Р. З. Людаева, И. Ш. Моделя, Н. Г. Павловскую, М. В. Синицина, В. Я. Френкеля, Л. Н. Худякову, Н. Д. Юрьеву.

ВВЕДЕНИЕ

Каждый пишет, что он слышит.

Каждый слышит, как он дышит.

Как он дышит, так и пишет,

Не стараясь угодить.

Так природа захотела.

Почему – не наше дело,

Для чего – не нам судить.

Булат Окуджава

«Тук. Тук-тук-тук. Тук-тук». Это дятел. Он сидит на высокой сосне и стучит клювом по стволу. Очень похоже на звуки старого телеграфного аппарата Морзе. Правда, дятел отстукивает только точки и передает свои сигналы медленно, на уровне начинающего радиста. Вот стук прекратился. Птица перелетела на соседнее дерево. Снова стук, но на этот раз намного тише. Так и есть: облюбованная лесным телеграфистом сосна находится на большем расстоянии от окна. Застучала пишущая машинка. Ее звуки перекликаются со стуком дятла. Он замолчал. Быть может, удивился? Но вот его сигналы стали громкими. Лесной радист перебрался под крышу нашего деревянного дома, где мы живем уже более четверти века.

Справа от пишущей машинки стопка белой бумаги. После того, как найдены нужные слова, напечатанные страницы ложатся слева от машинки. Так создается эта книга. В удивительной жизни, которую довелось прошагать мне и моим друзьям, было много такого, о чем давно пора рассказать.

Когда начинаешь новую рукопись, возникают сомнения: будет ли она полезна людям. События и факты, составляющие ее содержание, могут оказаться мало интересными «племени младому, незнакомому». Оно не пережило то, что довелось пережить нам. «Великаны духа» – так можно назвать многих людей, с которыми посчастливилось работать вместе не одно десятилетие.

Давно тянет к машинке. Уже готовы литературные заготовки. В бессонные ночи мучают отдельные фразы и абзацы. Их необходимо поскорее предать бумаге, пока они не растворились в буднях текущих дел.

Эту книгу трудно отнести к какому-либо определенному жанру. В ней будет довольно много сведений о новой науке – дочери и наследнице удивительного века, который, покидая нас, оставит куда больше вопросов, чем ответов.

Дятел перестал стучать. Машинка, наоборот, набирает темп. И вечный вопрос – получится ли? – завис над столом. Хочется верить – должно получиться.

Часть 1. ВИТЕБСК – МОСКВА – КАЗАНЬ – МОСКВА.
МОЙ ВИТЕБСК (1913– 1928 ГОДЫ)

«Неужели вы были в Витебске? Нет, в самом деле вы были в Витебске?»

Ю. Трифонов. «Посещение Марка Шагала»

Если б всемирно известный художник Марк Шагал обратился с подобным вопросом ко мне, я бы ответил однозначно. Да, я родился в этом городе и прожил там первые 15 лет своей жизни. Ходили даже слухи, что Шагал – наш дальний родственник. Но родные, знавшие родословную, либо были уничтожены в войну, либо умерли.

Когда в 1958 году мы побывали на моей родине – потрясли разрушения города. На месте школы, в которой я учился, занимавшей большое трехэтажное здание на берегу Западной Двины, ничего не осталось. Превратилась в бульвар улица Фрунзе, включая дом № 16, где мы жили с 1917 по 1928 год. Неведомая случайность сохранила двухэтажный кирпичный дом, в котором я родился. Этот дом и сейчас стоит на улице Димитрова, напротив входа в сад Тихантовского – так до революции называли парк, в котором находился летний театр. Память сохранила первые детские впечатления: по улице марширует полк солдат, возглавляемый духовым оркестром.

Научился читать в 6 лет. Учился читать по вывескам. Первые книги, которые прочитал самостоятельно от начала до конца, были «Хижина дяди Тома» Г. Бичер-Стоу и «Давид Копперфильд» Ч. Диккенса. Эти две книги на всю жизнь запали в душу как источники добра. Они сделали из меня убежденного интернационалиста, привили понимание важности делать добро людям.

Музыка... В комнате, где печатаются эти строки, стоит старое пианино вишневого цвета. Оно на несколько лет старше меня. На его передней крышке вырезаны вишневые грозди. Вот уже более семи десятилетий пианино следует за мной по различным городам.

Играть по нотам я так и не научился. Помешало рано проснувшееся увлечение техникой и ясное понимание того, что трудно делить небольшой досуг между музыкой и техникой. Научился подбирать мелодии из оперетт, модные вальсы и мазурки. Мама была музыкально одаренным человеком. Она знала множество русских, украинских и белорусских песен. Большинство из них попали в мой «репертуар».

Была еще одна причина, помешавшая стать музыкантом. У соседского мальчика Марка Фрадкина был абсолютный слух. Жил он с мамой еще более скромно, чем наша семья. Инструмента у них не было, и будущий композитор-песенник нередко забегал к нам поиграть на пианино. Фрадкин ухитрялся, побывав на оперетте, запоминать все партии и воспроизводить их с полным аккомпанементом левой руки. Мой слух допускал лишь исполнение основной мелодии правой руки. Тем не менее вишневое пианино помогало преодолевать трагические ситуации, которых за долгую жизнь было более чем достаточно. И сейчас, когда мне перевалило за семьдесят, этот старый безотказный друг – пианино помогает жить.

Никто не знает, как и почему музыка, даже такая несовершенная, как подобранная по слуху, имеет огромное влияние на человека. Это влияние я обнаружил еще в детские годы. Потом сама по себе возникла идея: «приписывать» друзьям определенные мелодии. Моему другу Леониду было «приписано» его любимое скерцо № 1 си-бемоль минор Шопена. Академик Е. И. Забабахин ассоциировался с «Лунной сонатой» Бетховена и песней военных лет «Эх, дороги...». Когда Евгений Иванович Забабахин бывал у нас, он обычно садился к инструменту и исполнял одно из этих произведений. «Музыка должна высекать огонь из груди человека». Я часто думаю об этих словах Бетховена.

Любовь и интерес к технике появились рано. У моста через речку Витьбу (от которой город получил свое название) стояла небольшая электрическая станция, обслуживающая трамвай и предприятия города. Дорога в школу шла мимо электростанции. Я мог часами стоять у ярко освещенных окон и наблюдать за работой дежурного машиниста. На станции была паровая машина, а постоянство оборотов поддерживалось центробежным регулятором Уатта. Я знал об его устройстве из «Физики» Цингера, которую прочитал с таким же восхищением, как «Хижину дяди Тома» и «Давида Копперфильда». Было великим счастьем, если машинист приглашал мальчишек к себе и разрешал смазывать большой ручной масленкой подшипники машины.

Летом 1922 года, когда мне исполнилось 9 лет, а младшему брату было только четыре года, умер отец, и мать осталась одна с двумя мальчиками. Жили трудно. К этому же времени относится моя первая самостоятельная электротехническая работа. В квартире электричества не было. Почти полгода я копил деньги на приобретение провода, роликов, выключателей и патронов. Как включить выключатель – параллельно или последовательно – первая электротехническая задача, которую предстояло решить. Она возникла сразу, как только я приступил к работе. Думал более суток и наконец понял: выключатель включается последовательно с лампой. Восторгам мамы и брата не было границ, когда в квартире наконец загорелась лампочка.

Придумывать стал рано – около 6—7 лет. Из костяшек домино складывал беседки, строил домики. Ощущение «сделай по-иному, чем другие» возникло и развилось уже в этом возрасте. В год смерти отца мне подарили конструктор. Значение этой игрушки в моей жизни огромно. Со своим конструктором я не расставался лет пять. Строил модели из прилагаемой к нему книжки, потом стал сам придумывать различные механизмы. Это собственное конструкторское творчество едва не стоило глаза младшему брату. С помощью конструктора построил действующую модель центробежной пушки. Ее было очень трудно наводить на цель. Во время «опытной» стрельбы центробежный снаряд попал брату в глаз, и лишь по счастливой случайности он остался зрячим.

Еще одно увлечение детства – авиация. Неподалеку от дома находился овраг, за которым построили небольшой аэродром. Мальчишки со всей улицы сбегались, чтобы посмотреть самолеты. Они тогда представляли собой странные сооружения из фанеры и материи. Как правило, это были бипланы. Летали они медленно и недалеко. Но какая радость охватывала всех, когда после короткого разбега самолет взмывал в воздух. Мальчишки проводили там целые дни с утра до поздней ночи. По поручению учителя физики я сделал доклад в классе о принципах, на которых основан полет аппаратов тяжелее воздуха. Во время рассказа запускал действующую модель. Встретив маму, учитель физики сказал ей: «У вашего мальчика вполне отчетливые способности к точным естественным наукам. Надо развивать его знания физики и математики».

С 1925 года я активно занялся радиотехникой. Свой первый детекторный приемник построил в 1926 году. В том же году стал членом ОДР (общество друзей радио). За долгую жизнь и работу в различных областях физики и техники было много случаев, когда удавалась та или иная задуманная машина, то или иное изобретение. Но когда впервые, касаясь иглой детектора различных точек кристалла, я услыхал заветные слова: «Говорит Москва, вы на волне радиостанции имени Коминтерна»,– это было ни с чем не сравнимое чувство.

«Витебск, я покидаю тебя!» – эти слова я мог бы повторить вслед за М. Шагалом, когда в 1928 году, закончив школу-семилетку, выехал в Москву, чтобы продолжать учебу.