Текст книги "Китай: страницы прошлого"

Автор книги: Василий Сидихменов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 27 страниц)

Стихотворения и песни, собранные в «Ши-цзин», делятся на четыре раздела: «Нравы царств» («Гофын»), «Малыеоды» («Сяо-я»), «Великие оды» («Да-я») и «Гимны» («Сун»).

Во многих песнях первого раздела выражаются гневный социальный протест, острая критика общественных отношений, ненависть к жестоким правителям. Некоторые песни второго раздела, созданные придворными стихотворцами, предназначались для разных торжественных церемоний. В других звучат мотивы недовольства политикой правителей и их приближенных. Третий раздел состоит из более крупных по объему поэтических произведений, часто связанных с конкретными историческими событиями. Песни четвертого раздела, исполнявшиеся в храмах, прославляют такие качества правителя, как благочестие, сила, доблесть; в них содержатся пожелания долголетия и здравия правителю.

«Ли-цзи» («Книга ритуала»). В Древнем Китае, как говорилось выше, большое значение придавалось всевозможным церемониям, обрядам, правилам поведения, которые были изложены в этой книге.

«Пятидесятилетний имеет право опираться на посох в своем доме; шестидесятилетний – в пределах своей волости; семидесятилетний с посохом может представляться ко двору».

«Когда хотят строить дворец, то сперва строят храм предков, потом кладовую храма предков, наконец, уже жилые комнаты. Прежде чем строить дом, делают жертвенную утварь. Никто не может продавать жертвенную утварь, хотя бы и находился в бедности; не может надевать жертвенного одеяния, хотя бы и испытывал холод; не может рубить могильные деревья, даже если хочет построить дом и имеет нужду в древесном материале».

Правила, записанные в «Ли-цзи», столетиями внедрялись в сознание китайцев. «И если знание этой книги, – писал немецкий китаевед В. Грубе, – распространено в Китае, быть может, не в такой степени, как знакомство с другими каноническими и классическими книгами, которые всякий образованный человек знает наизусть почти целиком, то она вошла в плоть и кровь китайцев больше, чем все другие».

«Шу-цзин» («Книга истории»). В отличие от «Книги песен» «Книга истории» написана ритмической прозой. В ней излагается история Китая от легендарного правителя Яо до первых правителей эпохи Чжоу. Однако главное место отводится не собственно историческому повествованию, а беседам легендарных правителей Яо, Шуня и Юя и правителей Древнего Китая о сущности государственного управления. Мудрые речи, наставления и предписания вложены в уста монархов и их советников.

«И-цзин» («Книга перемен») относится к самым древним письменным памятникам Китая. Полная туманных и загадочных изречений, «Книга перемен» трудна для понимания; ею обычно пользовались оракулы и прорицатели, когда предсказывали судьбу человека. Язык «Книги перемен» представляет собой специфический язык прорицателей и предсказателей. В основе книги «И-цзин» лежит учение о восьми триграммах (ба-гуа), состоящих из параллельного начертания целых и прерывистых линий. По преданию, легендарный правитель Фу Си однажды увидел, как из реки Хуанхэ вышла на берег чудовищная черепаха, на спине которой были какие-то странные знаки: сплошные (_____) и прерывистые (_____ _____).

Вглядываясь в эти знаки, обдумывая движение небесных светил и законы земли и наблюдая следы птичьих лап, Фу Си составил восемь триграмм, из которых каждая имеет три черты, сплошные и прерывистые. Сплошная черта символизирует силу света (ян), солнце, мужское начало; прерывистая черта – силу тьмы (инь), луну, женское начало. Триграмма цянь (небо) состоит только из сплошных черт, а триграмма кунь (земля) – только из прерывистых. Эти триграммы были символами наиболее явной противоположности – света и тьмы, активного и пассивного, положительного и отрицательного начал. Названные символы связывались с явлениями природы, из которых небо и земля были выделены как первоисточники, при их взаимодействии рождались все вещи и явления мира.

Они были расположены в такой последовательности:

1. Триграмма цянь означает небо; 2) триграмма дуй – водоем; 3) триграмма ли – огонь; 4) триграмма чжэнь – гром; 5) триграмма сюнь – ветер; 6) триграмма кань – вода; 7) триграмма гэнь – гора; 8) триграмма пунь – земля.

Триграммы графически символизируют время года в зависимости от движения солнца и луны. Так, на третий день каждого лунного месяца луна впервые становится видимой, когда она освещается солнцем. Это показано в триграмме : две прерывистые линии сверху символизируют луну (пассивную силу инь) и одна сплошная линия под ними – солнце (активная сила ян). Наступают сумерки на западе.

На восьмой день лунного месяца луна более ярко освещается солнцем, и это изображается так:  – две сплошные линии ян (солнце) освещают лишь одну прерывистую линию инь (луну). Наступают сумерки на юге. На пятнадцатый день лунного месяца луна становится полной, хорошо освещается солнцем, и это символически обозначено так: , т. е. тремя сплошными линиями ян. Наступают сумерки на востоке. На шестнадцатый день лунного месяца луна, слабо освещаемая солнцем, становится тусклой, и это символически показано так: . Она скрывается из виду на юге. На тридцатый день лунного месяца луна становится совершенно темной, и это обозначается триграммой . Луна скрывается на севере. Триграмма  означает «сущность луны»; триграмма  сияние солнца; триграмма  означает наступление темноты.

Восемь триграмм (ба-гуа) широко использовались прорицателями, гадателями и служителями культа, когда к ним обращались верующие.

Если верить старинному китайскому словарю «Шо-вэнь», на основании комбинаций этих черт Фу Си составил первые иероглифы китайской письменности.

Основная идея «Книги перемен» – изменчивость всего существующего – свидетельствует о наличии в ее натурфилософской концепции элементов диалектики. Процесс изменчивости изображен в ней как результат взаимодействия и взаимостолкновения двух космических сил – силы света (ян) и силы тьмы (инь). Эти силы со временем стали важнейшими категориями китайской натурфилософии и вошли как в конфуцианство, так и в даосизм.

«Чунь-цю» («Весна и осень»). Предполагается, что из всех канонов «Пятикнижия» только эта книга написана самим Конфуцием. «Чунь-цю» – летопись событий, происходивших с 722 по 479 г. до н. э. на родине Конфуция, в царстве Лу. Текст книги подразделяется на 64 раздела и состоит из очень коротких сообщений о событиях в царстве Лу и других княжествах Китая. При этом самим способом изложения материала одобряются либо порицаются действия правителей. В лаконичных записях «Чунь-цю» нашли отражение такие события, как войны между княжествами, союзы между ними или их расторжение, убийство одних князей и возвышение других, землетрясения, солнечные затмения, стихийные бедствия и т. п.

Названные книги были основными учебными пособиями в школах феодального Китая, а изучение китайского литературного языка преследовало одну цель – научиться читать каноны. Грамотность отождествлялась со знанием конфуцианских книг, содержащих всю мудрость древних китайцев.

Несмотря на то что эти книги были трудны для усвоения, изложенные в них нормы поведения, принципы этики, морали, нравственности широко распространились в народе. Ведь взгляды конфуцианцев возникли не на голом месте: народные верования, обычаи и традиции существовали задолго до самого Конфуция. Конфуций и его последователи привели в систему и зафиксировали все эти нормы в канонах, сделав их достоянием последующих поколений через литературу, театр, искусство, народные былины.

На огромную роль конфуцианских книг в духовном формировании китайцев в свое время обращали внимание многие китаеведы. Дж. Макгован, например, отмечал: «Китайские классические книги могут быть названы священными книгами Китая. Это не следует понимать в том смысле, что они религиозные. На китайском языке существует множество книг с различным содержанием, но ни одна из них не имеет такого влияния или авторитета, как классические книги. Каждый китаец относится к ним буквально с благоговением: будь то идущий за плугом крестьянин, которому в молодости довелось только мельком взглянуть на них, или кули, во имя сохранения жизни зарабатывающий ежедневно хлеб тяжелым трудом и не умеющий прочитать ни одной строчки; будь то блестящий ученый, достигший возвышения, славы и почета благодаря их изучению».

Смысл, язык и стиль классических книг были чрезвычайно трудны для восприятия даже сравнительно образованных людей, поэтому тексты сопровождались многочисленными комментариями, без которых их вообще невозможно было читать. Комментарии, составленные в разные эпохи, по-разно-му трактовали содержание канонов, но всех комментаторов объединяла защита конфуцианских идей. О своем пути к усвоению конфуцианских доктрин философ XVIII в. Тай Дунюань писал:

«Классические книги содержат истину, которая достигает нашего сознания с помощью языка. Язык состоит из слов. Поэтому учащийся должен изучить слова, чтобы понять язык, и с помощью языка он может понять истину. Когда мне было 17 лет, я решил заняться поиском истины. И я знал, что ее нельзя найти нигде, кроме классических книг и учения Конфуция и Мэн-цзы.

Однако нельзя понять их языка, если мы не изучим прежде всего значение слов. В течение нескольких десятилетий я продолжал изучать слова и с их помощью – язык классических книг. Теперь я уверен, что, изучая таким методом язык, мы сможем познать истину, освещающую восхождение и падение династий, прогресс и регресс общества».

Хотя художественная литература и не входила в программу занятий в старой китайской школе, но многие юноши, научившиеся читать канонические тексты, постепенно знакомились и с любимыми китайским народом произведениями, в первую очередь с популярными романами «Саньгочжи янь и» («Троецарствие»), «Хунлоумын» («Сон в Красном тереме»), «Сиюцзи» («Путешествие на Запад»), «Шуйхучжуань» («Речные заводи»). Такие люди с глубокими знаниями составляли численно небольшую передовую группу средневековой интеллигенции.

Образованные интеллигенты пользовались высоким уважением простого народа, потому что именно они считались истинными носителями конфуцианской морали. Глубокое уважение миллионов людей к знаниям отражено и в китайских пословицах: «Знание – сокровище, которое всегда при владельце»; «Чем растить сына неучем, лучше растить свинью»; «И золото имеет цену, знания же бесценны»; «Большие знания – богатство»; «Пища утоляет голод, знания излечивают от невежества».

По утверждавшейся столетиями традиции каждый образованный человек в Китае воспитывался на конфуцианских канонах, и нельзя было представить себе такой момент, когда изучивший эти книги со вздохом облегчения сказал бы: «Наконец-то я покончил с этим и теперь смогу перейти к изучению другой литературы». Для получения ученой степени необходимо было досконально выучить все те же тексты.

После начального курса обучения юноша мог, если родители имели на это средства, продолжать учебу в уездном и провинциальном училищах, где программа также основывалась на заучивании конфуцианских книг.

Овладение конфуцианской мудростью открывало путь к чиновничьей карьере, а следовательно, и к обогащению. Моральные и материальные стимулы толкали учащегося на преодоление самых невероятных препятствий для того, чтобы стать ученым-чиновником. Понятно, что бедный крестьянин не мог позволить своему сыну долгие годы корпеть над изучением тысяч иероглифов и конфуцианских книг. Это мог сделать только состоятельный человек.

В возрасте 19–20 лет ученик считался подготовленным к государственным экзаменам. По закону к экзаменам допускались представители любых слоев общества, кроме детей цирюльников, актеров, проституток, содержателей публичных домов и слуг. Реальную же возможность предстать перед экзаменаторами имели, как правило, только богатые люди.

Во времена династии Цин существовали три ступени государственных экзаменов на замещение чиновничьих должностей: уездные, провинциальные и столичные.

Экзамены проходили сначала в уезде под наблюдением местного начальника. Выдержавший экзамен получал звание ученика (туншэн). Звание туншэн еще не считалось ученой степенью, оно лишь давало право сдавать дальнейшие экзамены на ее соискание. Только выдержавший еще одни, особые экзамены получал первую ученую степень – сюцай (официально эта ученая степень называлась шэньюань). Экзамены на степень сюцая проводились раз в три года в столицах провинций в специальных палатах под наблюдением опытных экзаменаторов и обставлялись весьма торжественно.

Чтобы получить ученую степень сюцая, соискатель должен был сочинить стихотворение в шестьдесят слов (с пятисложной или семисложной строкой), написать сочинение о каком-либо древнем событии и трактат на отвлеченную тему с использованием цитат из классических канонов.

Ставшие сюцаями готовились к отборочным испытаниям на получение следующей ученой степени.

Требования к кандидатам на получение второй ученой степени, цзюйжэнь, были еще строже. Так, в 1890 г. экзаменовавшимся была предложена для сочинения тема: «Если ты станешь действовать, следуя примеру других, то будешь делать добрые дела и постоянно находить себе единомышленников. Из этого вытекает главная задача мудрецов – делать добро вместе с другими». Это отвлеченное изречение соискатель должен был пространно прокомментировать.

Обладатель ученого звания цзюйжэнь имел право на следующий год прибыть в столицу для экзаменов на третье, высшее ученое звание – цзиньши. Этот экзамен проходил два раза в шесть лет. Число выдержавших его в целом по стране было небольшим и колебалось от 300 до 350 в год. В 1890 г., например, выдержавших испытание насчитывалось 328 человек.

Дворцовые экзамены проходили под наблюдением самого императора. После них, в соответствии с теми результатами, которых добились экзаменующиеся, присваивались ученые степени. Сочинение, которое писалось во время дворцовых экзаменов, следовало строить по строгому шаблону. В одном из императорских указов конца XIX в. об этом говорилось:

«Сочинение на дворцовых экзаменах должно начинаться предложением: „Я слышал“ или „Я отвечаю“. Вводный параграф должен иметь от четырех до восьми строк из 24 иероглифов каждая. Второй параграф должен начинаться фразой: „Я почтительно понимаю, что Ваше Величество…“ Слова „Я почтительно понимаю“ должны быть помещены ниже четвертой или восьмой строки. Если в вопрос включены подвопросы, на них надлежит отвечать по порядку. Первый ответ должен начинаться фразой: „С исключительным прилежанием изучая императорские указы, слуга Вашего Величества находит, что…“ Затем должна следовать цитата из императорского указа. Все последующие ответы также должны начинаться с цитаты из императорского указа и препровождаться фразой: „Императорский указ также говорит…“ Сочинение необходимо завершить словами: „Будучи неучем, лишенным опыта, слуга Вашего Величества едва ли может избежать высказать то, чего не следует говорить, и, следовательно, необдуманно обидеть Ваше императорское достоинство. Постоянно испытывая волнение, слуга Вашего Величества почтительно отвечает“. Слово „необдуманно“ в заключительном параграфе должно быть внизу строки. Основная часть сочинения должна быть написана в двух параграфах. Слова „император“, „императорский указ“, „императорское достоинство“ должны быть написаны выше обычной строки. Не разрешаются исправления, добавления или пунктуация. Сочинение пишется предложениями, содержащими неизменно четыре и шесть иероглифов. Как минимум, сочинение должно иметь тысячу иероглифов, максимум не ограничен».

Выдержавший экзамен на степень цзиньши мог быть зачислен в Придворную академию (Ханьлинь юань). Звание академика считалось высшим ученым званием в цинском Китае. Академики выдвигались на высшие ступени чиновничьей иерархии, получали ответственные посты и титул «историка императорского двора».

Сдававший экзамен должен был наизусть приводить цитаты из ветхозаветных канонов, ни на шаг не отходя от буквы устава, и комментировать тексты на основании определенных узаконенных источников. Чем больше приводилось точных цитат из классических книг, тем выше оценивалась работа. Излагая какую-нибудь мысль или рассуждение, соискатель обязан был сохранять древнюю фразеологию, избегая современных выражений и слов.

Работы, представленные на государственные экзамены, должны были быть написаны в традиционном стиле ба гу – «восьмичленного» сочинения, – сформировавшемся в XV в. и сохранившемся в Китае вплоть до окончательной отмены государственных экзаменов (1905 г.). Всего в сочинении, строго ограниченном определенным числом иероглифов, было восемь разделов: 1) тема; 2) разъяснение темы; 3) основные положения сочинения; 4) подход к изложению; 5) начало изложения; 6) середина изложения; 7) конец изложения; 8) заключение. Два главных раздела сочинения, содержавшие изложение основной идеи трактуемого канона, должны были состоять из четырех положений. Каждое из них заключало в себе тезис и антитезис, причем требовалось, чтобы фразы, в которых излагались эти противопоставления, точно соответствовали друг другу ритмически и синтаксически.

«Тема» включала две фразы, раскрывающие основное содержание сочинения. «Разъяснение темы» излагалось в трех-четырех фразах, здесь формулировалась цель сочинения. В разделе «Основные положения» предварительно в общих чертах передавалось содержание всей работы. «Подход к изложению» связывал первые разделы с трактовкой самой разбираемой темы. И только четыре последних раздела представляли собой сочинение как таковое.

Древние китайские мыслители выражали свои мысли неясными, отвлеченными рассуждениями и встречными вопросами, прибегали к риторике и сложным аналогиям. Зафиксированные в литературных памятниках, их беседы и суждения часто можно было толковать по-разному. В последующем такая манера выражения мыслей стала стереотипом, считалась признаком учености и мудрости; она преобладала и в «восьмичленных» сочинениях.

Чтобы читатель мог конкретнее представить себе, какие работы писали экзаменующиеся, приведем выдержку из одного сочинения:

«Источником личного существования каждого человека являются его родители; отношения, установленные небом, – самые интимные отношения, и естественное чувство – самое глубокое чувство. Что дано всем людям небом в естественном чувстве, то обнаруживается без различия между благородным и неблагородным – единое чувство пронизывает всех. Мои мысли в настоящее время обращены к тому, кто занимает высокое положение и кто при этом может быть назван истинно хорошим человеком. Истинно хороший человек, занимающий высокое положение, должен быть глашатаем добродетели, а чтобы сделаться таковым, он должен начать с исполнения обязанностей в отношении своих собственных родителей».

В сочинении, написанном в стихотворной форме, экзаменующийся должен был продемонстрировать знание древней китайской истории, деяний правителей и творений поэтов Древнего Китая. Сочинение писалось обязательно в стиле классической китайской поэзии. Для стихотворных сочинений давались, например, такие темы: «Описание дворца первого китайского императора Цинь Шихуана», «Описание башни бронзового павлина, воздвигнутой в период трех династий», «Гранатовое дерево во дворце» и т. д.

Соискатель, претендовавший на ученую степень, должен был прежде всего получить удостоверенное соседями свидетельство о своей правоспособности, где указывалось, что кандидат пользуется безупречной репутацией, не состоял под судом и что его предки в трех поколениях не принадлежали к числу лиц «непристойных профессий».

Экзамены проводились в специальных зданиях со множеством маленьких комнат. Три стены такой комнаты были глухие, а четвертая имела дверь и маленькое окно. Мебель в комнате ограничивалась двумя досками на кирпичных подставках: одна заменяла стул, другая – стол. Эти же доски на ночь превращались в кровати. В конце каждого коридора находилась будка для надзирателя, в обязанности которого входило наблюдение за экзаменующимися.

Рано утром в назначенный день соискатели в сопровождении родственников, друзей и слуг собирались у входа в экзаменационное помещение. Все экзаменующиеся должны были захватить из дома одеяло, продукты, чайные чашки и прочую хозяйственную утварь. Комнаты, где проводились экзамены, находились под строгой охраной, в них никто не имел права входить.

Чтобы предотвратить злоупотребления на экзаменах, обнародовались специальные правила, которые предписывалось соблюдать соискателям при входе в экзаменационные комнаты. Например, шляпы и халаты не должны иметь подкладки; подошвы туфель должны быть тонкими; разрешалось иметь только одно одеяло; сумка для бумаг не должна быть двойной; тушь должна быть в тонкой тушечнице, бамбуковая кисточка для писания иероглифов – пустой внутри, а вода – в фарфоровой посуде; все съестное – разрезано на куски; все предметы следует держать в корзинах, используемых в экзаменационных помещениях.

Перед тем как разместить по комнатам, будущих ученых тщательно обыскивали – проверяли, нет ли при них карманного издания классических книг. После обыска они являлись к экзаменаторам, и те вручали каждому лист бумаги с обозначением имени экзаменующегося и номера отведенной ему комнаты. Затем раздавали маленькие записочки с написанной красной тушью темой сочинения, чистую бумагу, тушь, тушечницу и кисточку. Соискатель мог по своему усмотрению распоряжаться временем: писать, размышлять, спать, но не имел права покидать отведенную ему комнату.

На третий день соискатель отдавал надзирателю написанное им сочинение, после чего мог покинуть крохотную келью. Отдохнув ночь дома или у знакомых, он возвращался для продолжения экзаменов. При этом вновь проводилась перекличка и предлагалась новая тема для сочинений. Над вторым сочинением экзаменующиеся работали три дня, после чего они опять оставляли «храм науки» на ночь, чтобы вернуться для последнего, третьего испытания. Длительное пребывание в крохотных, душных каморках заметно отражалось на здоровье соискателей. Были случаи, когда самые слабые и истощенные во время экзаменов умирали.

В новелле «Что видел пьяный Ван Цзыань» писатель XVII в. Пу Сунлин выразил психологическое состояние соискателя, пишущего сочинения в маленькой комнате-келье экзаменационного двора:

«Когда он только что туда входит, то напоминает голого нищего, несущего короб. Когда выкликают имена, то чиновник кричит, слушатели бранятся… Студент, словно преступник в тюрьме. Когда он приходит в свою келью, то что ни дыра – то высунута голова, что ни конура – то торчит нога… Студент походит тогда на замерзшую к концу осени пчелу.

Когда он выйдет с экзаменационного двора, настроение темным-темно. Небо и земля кажутся какого-то особого цвета, измененными. Студент похож тогда на большую птицу, выпущенную из клетки.

Но вот он начинает ждать экзаменационного объявления. Его пугают уже и трава, и деревья. Его сон полон причудливых фантазий. Стоит лишь ему представить на минуту, что желаемое достигнуто, как в одно мгновение вырастают перед ним терема, залы, хоромы. Вдруг, наоборот, придет ему в воображение картина потери надежд – и сейчас же тело и кости сгнили. В эти дни, гуляет ли, сидит ли он, ему трудно сохранить спокойствие, и студент напоминает мне обезьяну на привязи.

Вдруг влетает верховой с вестями. А на листе меня-то и нет! И тогда все настроение резко меняется. Весь я как-то деревенею, словно умираю… совсем как муха, нажравшаяся яду: как ни трогай ее – не чувствует».

Маньчжурские власти стремились проводить государственные экзамены с максимальной торжественностью и помпезностью. В сатирическом романе У Цзинцзы «Неофициальная история конфуцианцев» (XVIII в.) эта сторона экзаменов изображается так: «Сначала перед экзаменационным двором выстрелят три раза и откроют ворота на улицу, еще три раза – и распахнутся Драконовы ворота… Всего девять выстрелов… Письмоводитель из административной палаты опустится на колени и будет молить императора Гуаньди, укротителя духов трех миров, сойти в зал для изгнания нечистой силы, а потом попросит телохранителя бога генерала Чжоу Цана следить за порядком на экзаменах. Зонты уберут, и правитель области совершит поклонение, письмоводитель из административной палаты снова опустится на колени и начнет молить бога литературы Венчана и покровителя наук Цзы Туна возглавить экзамены, а духа Куйсина – озарить экзамены своим светом».

Как ни старались власти создать на экзаменах видимость объективности, с ними всегда было связано немало злоупотреблений. Так, за кандидатов из богатых семей сочинения часто писал какой-ни-будь студент вне экзаменационного здания. Для того чтобы передать это сочинение находившемуся «в заточении» абитуриенту, подкупались стражники или надзиратели. Самые состоятельные кандидаты давали взятки даже главному экзаменатору, который, как правило, носил очень высокий сан. Бывали случаи, когда богатый соискатель ученой степени, опасаясь провала, посылал вместо себя на экзамены подставное лицо.

Но даже сдавшим официальный экзамен не так-то просто было получить государственную должность: вакансий было значительно меньше, чем претендентов на них, и это порождало ожесточенную борьбу за «теплое местечко». Взятки, протекции и покупка чиновничьих должностей были обычным явлением. Этому способствовали сами маньчжурские императоры: они без экзаменов давали ученые степени сыновьям и внукам влиятельных сановников и лицам, жертвовавшим крупные суммы на нужды правительства. Так, император Канси издал в 1677 г. указ, разрешавший продажу должностей сроком на три года. При императоре Цяньлуне дважды официально разрешалась продажа должностей.

Не выдержавший экзамена (а такая перспектива ожидала большинство кандидатов из-за чрезвычайно ограниченного числа вакансий) мог через некоторое время экзаменоваться второй, третий раз и т. д. – в том случае, конечно, если он был состоятельным человеком и имел достаточно свободного времени. Поэтому на экзаменах нередко встречались разные поколения одной семьи – дед, сын и внук. За прилежание и настойчивость ученую степень иногда получали дряхлые «студенты» (в возрасте восьмидесяти лет и старше).

Кастовая система конфуцианского образования объективно преследовала цель не допускать простолюдинов в сословие чиновников. При такой системе чиновниками могли (за редким исключением) стать только представители ученого или служилого сословий. Они оберегали интересы феодальной верхушки, не допускали изменения установленных порядков, выступали против всякого прогресса, отвергали любые новшества.

Добившийся ученой степени всем своим поведением и видом стремился показать, что он отличается от простолюдинов. Покрой и цвет одежды, головной убор, обувь и вообще наружность составляли предмет его главной заботы. Его нос обыкновенно украшали большие очки в роговой оправе, которые он часто носил лишь для важности. Ногти были длинные – пусть все видят, что их обладатель не унижается до физического труда. Такой ученый держал в руках веер с написанными на нем классическими изречениями. Нарочитая вежливость и утрированная церемонность были характерными чертами «ученого мужа», отличавшегося претенциозной заносчивостью.

Многие прогрессивные деятели феодального Китая осуждали государственную экзаменационную систему. Так, известный ученый Лун Цижуй (1814–1853) писал: «Соберите людей на рынке и выберите выдающегося из них; найдите человека на улице и дайте ему должность; его преданность и надежность, его способность наблюдать и различать, вероятно, сравнятся со способностями ученого, а может быть, и превзойдут их. Ему не хватает лишь маловажной тренировки в сочинениях, рифмоплетстве и в соблюдении этикета… Но ведь сочинительство, рифмоплетство и соблюдение этикета не помогут в управлении страной, да и сами правители, видимо, не очень в этом сильны. Какая же разница между ними и человеком, случайно встреченным на улице?!»

Прогрессивный ученый, политический деятель и публицист конца XIX-начала XX вв. Лян Цичао так характеризовал экзаменационную систему: «Экзамены и подготовка к ним занимали всеобщее внимание; студентам только нужно было выучить сухой и подражательный язык, чтобы быть готовым к борьбе за должность, богатство и славу. Вся страна занималась этим, и люди один за другим пренебрегали своим образованием и способностью рассуждать».

Народ высмеивал «ученых», неспособных к практической деятельности. Это нашло отражение в китайской литературе, например в рассказе «Два сюцая и сапожник».

«Однажды два сюцая, Чжан и Ли, возвращались домой после сдачи государственных экзаменов. Шли они долго, так долго, что у обоих во рту пересохло от жажды. Проходя по какой-то деревне, они увидели за бамбуковой изгородью финиковое дерево со спелыми плодами. Сюцай Чжан сказал:

– Прошли мы долгий, извилистый путь. Пыли наглотались предостаточно. У меня голова кружится от жажды, поедим-ка фиников, увлажним рот и губы сладкой влагой.

– Верно, – сказал сюцай Ли, – на нас по три слоя пыли, на ногах по три цзиня грязи, руки онемели, ноги ослабли, и если не подкрепиться сладкими финиками, то мы не сможем сделать ни шагу.

Рассуждая так, они подошли к финиковому дереву.

Здесь, сидя у бамбуковой изгороди за веретеном, пряла нитки пожилая женщина, а рядом с ней, присев на корточки, чинил обувь сапожник.

Сюцай поклонились им, один обратился к женщине:

– Уважаемая пряха, скажите, чьи это финики за бамбуковой изгородью?

Женщина, окинув сюцаев взглядом, сказала:

– Вот уже десять лет, как растет это дерево, в нашей деревне это всем известно. Вы мне не родня, не знакомые, какое вам дело до моих фиников?

Выслушав ее, оба сюцая ответили:

– Не сердитесь, матушка, мы стали сюцаями и возвращаемся после экзаменов. Нам очень хочется пить, и мы хотели попросить фиников, чтобы утолить жажду.

Почтенная женщина спросила:

– Вы разве сюцаи? Тогда я задам вам несколько вопросов. Если вы на них ответите правильно, я угощу вас.

Сюцаи обрадовались и в один голос воскликнули:

– Хорошо, хорошо, матушка, спрашивайте!

Женщина, подумав немного, спросила:

– Что выше неба, ниже земли, кислее всего и слаще меда?

– Я отвечу, я отвечу! – воскликнул сюцай Чжан. – Выше неба – звезды, ниже земли – колодец, кислее всего – зеленый финик, спелый финик – слаще меда.

Женщина, выслушав ответ, поморщилась:

– У вас только финики на уме, а еще сюцай!

Сюцай Чжан с недовольным видом сказал:

– Разве я неправильно ответил?

В разговор вступил сидящий рядом сапожник:

– Вы еще спрашиваете! Вот слушайте, как я отвечу: простой народ – выше неба, большой чиновник – ниже земли, сытому человеку все кисло, голодному – все слаще меда.

Женщина, выслушав ответ сапожника, сказала:

– Правильно. А вы, хотя и сюцай, знаете меньше, чем сапожник. Слушайте, я еще вас спрошу: кто самый бедный и кто самый богатый человек на земле; что белее всего на свете и что чернее всего на свете?

На сей раз поспешил ответить сюцай Ли.

– Самый бедный, – сказал он, – это Янь Хуэй, самый богатый – это император, самое белое – снег, самое черное – тушь.

Женщина, выслушав ответ, покачала головой и сказала:

– Кроме императора и туши ничего вы не знаете. – Она перестала обращать на них внимание и продолжала прясть.

Сюцай Ли, покраснев до ушей, спросил:

– А разве я неправильно ответил?

Сапожник сказал:

– А разве правильно? Ты слушай, что я тебе скажу: самый бедный тот, кто имеет только рот, самый богатый – кто двумя руками умеет делать все, самое белое – крестьянин, который понимает все, самое черное – сердце богача.

Видя, что два сюцая недоуменно уставились в одну точку, он рассердился и сказал:

– Император имеет только рот, который умеет жрать. А какой от него прок? Если бы в Поднебесной все были императоры, то вы, сюцаи, умерли бы от голода и холода.

Сказав это, он наклонился и принялся вколачивать гвозди.

Сюцаи больше не стали просить фиников и, бормоча, удалились».

* * *

Воспитание в старой китайской школе имело ряд особенностей, которые, на наш взгляд, выражаются в следующем.