Текст книги "Китай: страницы прошлого"

Автор книги: Василий Сидихменов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 27 страниц)

Подробности жизни вдовствующей императрицы, почерпнутые из различных источников, не претендуют на полную достоверность. И все же этот материал при всей его разноречивости характеризует деспотизм, вероломство и жестокость повелительницы огромной страны.

Цыси родилась 29 ноября 1835 г. Ее отец, маньчжур, был знатного происхождения. Он имел трех сыновей и двух дочерей, из которых хорошенькая Ниласы (так звали Цыси по-маньчжурски) была старшей. Она оказалась очень способной, опередила своих сверстниц в изучении древних китайских классиков, истории и литературы, писала стихи, любопытные по содержанию и изящные по форме. Скоро маленькая Ниласы стала красивой девушкой, поражавшей всех своим умом и знаниями.

По установившемуся обычаю, самые красивые девушки маньчжурского происхождения направлялись в императорский гарем. Мать Ниласы решила воспользоваться этим обычаем для улучшения своего материального положения. С помощью евнухов при дворе ей удалось направить Ниласы на императорские «смотрины».

После смерти маньчжурского императора Даогуана в 1851 г. его 19-летний старший сын унаследовал престол под девизом Сяньфэн. По истечении траура, во время которого молодой император не имел права жениться, был обнародован указ, повелевавший самым красивым маньчжурским девушкам прибыть во дворец. Наиболее достойные из них должны были быть отобраны для императорского гарема.

14 июня 1852 г. около 60 девушек из аристократических маньчжурских семей предстали перед придирчивым взором вдовы покойного императора Даогуана, которая отобрала 28 наиболее достойных, в том числе и Ниласы, и присвоила им соответствующие ранги. Наложнице Ниласы был присвоен ранг гуйжэнь («благородная персона»). Молодой наследник был лишь свидетелем выбора наложниц, сам он их не выбирал – это делала за него мать.

Наделенная недюжинными природными способностями, поразительной красотой, стройным станом и пленительной свежестью, 16-летняя Ниласы быстро обратила на себя внимание императора Сяньфэна и сделалась его любимой наложницей.

Благодаря своему уму и хитрости она скоро приобрела большое влияние на Сына неба.

Законная жена императора, «императрица Восточного дворца» Цыань, была бездетна; между тем по императорскому закону первая жена должна была родить наследника в течение пяти лет. А наложница Ниласы (Цыси) в 1856 г. подарила своему повелителю сына, названного Цзайчунь.

В 1861 г., когда Сяньфэн умер, малолетний наследник престола Цзайчунь был объявлен императором под девизом Тунчжи (Совместное правление). До совершеннолетия Цзайчуня регентшами при нем стали две вдовствующие императрицы, Цыси и Цыань, которые делили власть между собой.

В 1873 г., достигнув совершеннолетия, Цзайчунь женился и предъявил претензии на самостоятельное управление государством. Цыси, привыкшая считать себя повелительницей Китая, не хотела передавать власть сыну. В 1875 г. перенесший тяжелую болезнь Тунчжи уже совершенно было выздоровел, как вдруг скоропостижно умер. В смерти молодого императора злые языки обвиняли его мать.

Тунчжи оставил беременную жену. Цыси хорошо понимала: если вдова родит сына, он будет провозглашен императором, а мать его станет регентшей до совершеннолетия сына. Это отнюдь не входило в планы Цыси. Беременная вдова умершего императора при таинственных обстоятельствах скончалась. По настоянию Цыси наследником умершего молодого императора стал его малолетний двоюродный брат Цзайтянь (девиз правления Гуансюй). Он был сыном сестры Цыси и доводился, следовательно, последней племянником.

При малолетнем императоре Гуансюе регентшами по-прежнему были две вдовствующие императрицы – Цыань и Цыси. До определенного времени Цыси вынуждена была формально делить власть с Цыань. Однако в 1881 г. Цыань внезапно скончалась (есть версия, что ее отравили). С тех пор Цыси стала полновластной хозяйкой императорского двора.

Племянник вдовствующей императрицы Гуансюй занял «трон дракона» в возрасте 15 лет. По установившемуся правилу император, вступая на престол, должен уже состоять в браке. Свадьба молодого императора была сыграна 28 февраля 1889 г.

Возводя на престол Гуансюя, Цыси рассчитывала, что он станет политической марионеткой в ее руках. Когда ему исполнилось 16 лет и он, по китайским представлениям, стал взрослым, Цыси объявила, что с первого месяца следующего года «передает власть императору». Передача власти практически вылилась в политическую опеку: прежде чем представить что-либо на доклад императору, нужно было испросить на это позволения Цыси.

В 1889 г. Гуансюю исполнилось 19 лет. Теперь императрица сочла неудобным продолжать «политическую опеку» и объявила, что «удаляется от дел»: мол, отныне Гуансюй будет править государством самостоятельно. Но это не изменило положения вещей. Различие заключалось лишь в том, что при «политической опеке» доклады вначале представлялись на рассмотрение Цыси, а затем передавались императору, а при «личном правлении» доклады сначала просматривал император, но после этого все равно следовало испрашивать указания Цыси.

Вынужденная формально уступить власть молодому императору, Цыси (в то время ей было 55 лет), еще полная энергии и сил, хотя и устранилась, казалось бы, от государственных дел, но не переставала следить за событиями и деятельностью императора, окруженного преданными ей людьми. Если судить по литературе тех лет, молодой император имел расстроенное здоровье, нерешительный характер и слабую волю, но был довольно образованным человеком. Однако его воспитывали в духе слепого повиновения вдовствующей императрице, и он трепетал перед ней, зная, какая страшная молва ходила вокруг ее прошлого. Такой император был пешкой в руках Цыси, и она хотела, чтобы он всегда оставался таким. Однако ее надежды не вполне оправдались.

С именем императора Гуансюя было связано «движение за реформы», которое возглавил один из замечательных мыслителей и общественных деятелей Китая конца XIX в. – Кан Ювэй. Сущность его политической программы состояла во введении в Китае конституционной монархии и осуществлении умеренных буржуазных реформ.

Находясь под сильным влиянием незаурядной личности Кан Ювэя и его реформаторской деятельности, император Гуансюй пытался ограничить власть назначенных Цыси наместников, губернаторов и начальников столичных и провинциальных учреждений, выдвигая на ответственные должности в центре и на периферии молодых чиновников и ученых – сторонников реформ.

В связи с проведением реформ, одобренных императором, отношения между Гуансюем и Цыси все более обострялись. Дело дошло до того, что Гуансюй решил прибегнуть к военной силе, пытаясь склонить на свою сторону китайского генерала Юань Шикая, командовавшего крупными воинскими соединениями, расположенными в столичной провинции Чжили, недалеко от города Тяньцзиня. Предполагалось арестовать консерваторов и Цыси во время смотра императорских войск в октябре 1898 г. в Тяньцзине. Однако Юань Шикай выдал планы императора и реформаторов ближайшему доверенному вдовствующей императрицы – сановнику Жун Лy. Получив такое сообщение, Цыси 21 сентября 1898 г. с помощью маньчжурской гвардии совершила дворцовый переворот: она арестовала Гуансюя и заточила его во дворец Инь-тай, расположенный на небольшом острове посреди озера Наньхай, внутри Запретного императорского города в Пекине. Здесь он томился до конца своей жизни.

Правда, однажды Гуансюй временно покинул место своего заключения. Это произошло во время штурма Пекина союзными армиями восьми держав в августе 1900 г.

Страшась попасть в руки «иностранных дьяволов», Цыси на рассвете 15 августа 1900 г. спешно готовилась оставить императорский дворец Гугун и бежать в Сиань – главный город провинции Шэньси.

Впервые за свою долгую историю дворец Гугун стал свидетелем столь необычайного события. Вокруг дворца теснилось множество двухколесных повозок, запряженных сильными мулами. Одетые в тряпье погонщики стояли у повозок, готовые по первому зову двинуться в дальний путь. Воздух был наполнен приглушенным шумом, резкими и тревожными криками, жалобным всхлипыванием.

Но вот заскрипели массивные колеса, и длинная вереница повозок с людьми и поклажей покинула императорский дворец. На одной из них, поджав под себя ноги, сидела вдовствующая императрица Цыси, переодетая в крестьянскую одежду: на ней были хлопчатобумажная кофта и синие шаровары, подвернутые выше щиколоток. Ее пышные волосы, плотно стянутые в пучок на затылке, были перевязаны скромной сатиновой лентой. Она остригла длинные, холеные ногти. При виде просто одетой, сидящей на корточках пожилой женщины трудно было поверить, что это грозная правительница Китая.

Здесь же находился молодой император-узник Гуансюй. Оставлять его в Пекине было опасно: кто знает, как союзные войска восьми держав обойдутся с ним. Мог быть и такой исход: Гуансюя восстановят на престоле, а Цыси лишат власти и привилегий. Во избежание подобных последствий императора-узника заставили спасаться бегством с вдовствующей императрицей.

Цыси крикнула возчику: «Погоняй! И если иностранные дьяволы остановят тебя, ничего им не отвечай. Я сама скажу им, что мы, бедные беженцы, возвращаемся домой». Тяжелые колеса повозки, подпрыгивая на массивных булыжниках старой дороги, увозили императрицу в глубь страны. Она сидела насупившись, охваченная яростью и злобой.

Прошло два года. Иностранная интервенция 1900–1901 гг. завершилась подписанием 7 сентября 1901 г. «Заключительного протокола» между державами и Китаем. И вот 7 января 1902 г. Цыси вместе с Гуансюем (по-прежнему узником) вернулась из вынужденного изгнания в Пекин.

Тревожные дни остались позади, и вдовствующая императрица вновь окунулась в пышную дворцовую жизнь. Цыси решила наверстать «упущенное».

Еще при жизни Гуансюя – 13 ноября 1903 г. – вдовствующая императрица Цыси объявила о возведении на престол нового императора – двухлетнего младенца Пу И. Его отец, великий князь Чунь, был братом императора-узника Гуансюя. Он сделался регентом малолетнего сына и взял власть в свои руки.

Со слов своих близких Пу И на склоне лет описал церемонию собственного возведения на престол.

«Вначале во дворцовой палате Чжунхэдянь полагалось принять поздравления от офицеров дворцовой охраны, а затем уже в палате Тайхэдянь принимать поздравления от гражданских и военных чиновников и знати. Короче, когда меня принесли в Тайхэдянь и посадили на громадный высокий трон, терпение мое лопнуло. Отец, стоя на одном колене возле трона, держал меня обеими руками, чтобы я не дергался, а я сопротивлялся и кричал сквозь слезы: „Не хочу здесь! Хочу домой!“ От волнения у отца даже пот выступил на лице. Пока чиновники продолжали отбивать земные поклоны, мой плач усиливался. Отец пытался успокоить меня: „Не плачь, не плачь! Скоро все кончится!“»

13 ноября 1908 г. малолетний Пу И был возведен на императорский трон, а 14 ноября не стало императора-узника Гуансюя. Об обстоятельствах его смерти распространялись самые различные слухи. 15 ноября 1908 г. смерть настигла и 73-летнюю Цыси.

Принявший престол в 1908 г. двухлетним ребенком, Пу И стал последним императором маньчжурской династии Цин. Синьхайская революция 1911–1912 гг. покончила с монархическим строем в Китае.

12 февраля 1912 г. малолетний император Пу И отрекся от престола, но до 1924 г. продолжал жить в Пекине, в бывшем императорском дворце, и пользоваться большим почетом. В 1924 г. Пу И и его свита были выдворены из дворца и перебрались на постоянное жительство в Тяньцзинь, на территорию японской концессии, где находились под защитой японских войск и полиции. В 1931 г., когда японская военщина оккупировала Северо-Восток Китая, 26-летний Пу И был переправлен в эту часть страны и объявлен императором марионеточного государства Маньчжоу-го.

В августе 1945 г. Красная Армия, разгромив японскую Квантунскую армию, освободила население Северо-Востока Китая от господства японской военщины. 17 августа 1945 г. Пу И был пленен советскими войсками в городе Шэньяне, откуда он пытался улететь в Японию 31 июля 1950 г. Советское правительство передало Пу И властям Китайской Народной Республики. В октябре 1967 г., как сообщила китайская печать, он умер.

* * *

Традиции культа императора в Китае были крайне устойчивыми на протяжении многих столетий. Китайский социолог Ху Фумин в статье, опубликованной в 1980 г. в шанхайском журнале «Шэхуэй кэсюэ», сказал об этом так: «Крестьянство, мелкие производители из-за своего экономического положения и в силу привычки очень восприимчивы к царистским идеям. Они полагают, что в государстве обязательно должен быть „один император“, подобно тому как „в семье должен быть глава семьи“, что без императора словно теряется опора, нельзя прожить и дня. Отсюда – культ личности и слепое повиновение».

Как чиновники управляли китайским народом

Основными классами китайского общества во времена династии Цин были крестьяне и помещики-феодалы. Последние владели значительной частью земли, которую сдавали крестьянам на кабальных условиях, присваивая до 70 процентов собранного урожая. Класс феодалов-угнетателей состоял из нескольких социальных групп: маньчжурская и китайская военно-феодальная знать, столичные и провинциальные сановники и чиновники, обычные помещики и, наконец, шэньши – ученое сословие, облеченное правом замещения чиновничьих должностей. Шэньши монополизировали государственный аппарат. Из этой среды, представлявшей собой как бы служилое дворянство, маньчжуры вербовали управителей провинций, городов, уездов.

Европейцы называли китайских чиновников мандаринами. Слово «мандарин» происходит от португальского mandar – «командовать», «управлять». В зависимости от своих должностных обязанностей мандарины могли быть гражданскими и военными. Они не получали должности по наследству, но рекрутировались из представителей состоятельных классов, имевших ученую степень.

При династии Цин вся страна в административном отношении была разделена на 18 провинций (шэн), которые, в свою очередь, делились на области (фу), округа (чжоу) и уезды (сянь). Крупнейшей административной единицей, провинцией, управлял губернатор. Кроме того, существовала еще и должность наместника, которому были подчинены сразу две или три провинции. Наместник наделялся большими полномочиями. Во вверенных ему провинциях он контролировал взимание пошлин, ведал вооруженными силами, сношениями с иностранными государствами и т. д. Наместники и губернаторы назначались императором и считались высшими сановниками в своих местностях, были единственными посредниками между Сыном неба и населением.

Маньчжуры вынуждены были привлекать на службу в центральный и местный административный аппарат китайцев и монголов, но всегда относились к ним с недоверием.

Существовала сложная система вакансий, в соответствии с которой все наиболее ответственные посты в учреждениях закреплялись за маньчжурами. Китайские же чиновники могли претендовать лишь на второстепенные должности, и им строго запрещалось занимать вакансии, предназначенные для маньчжуров. Практиковалась также система отводов: когда китаец-чиновник претендовал на определенный пост, его кандидатуру можно было отвести «по причине родственных связей или по причине происхождения». Запрещалось, например, служить в одном учреждении родственникам-китайцам: дедам и внукам, дядям и племянникам, родным братьям. Чиновникам китайского происхождения не разрешалось пользоваться печатью – важным атрибутом власти маньчжурской бюрократии.

Если высшей территориальной единицей в Срединном государстве считалась провинция, то основной административной ячейкой местного управления, где претворялись в жизнь императорские указы, был уезд. Все распоряжения, исходившие от высших чиновников, проводились в жизнь уездными начальниками, которые были полновластными правителями на местах. Обязанности уездного начальника были многообразны. Он отвечал за сбор налогов, считался непосредственным исполнителем императорских указов, судьей в первой инстанции по гражданским и уголовным делам, начальником тюрьмы и полиции, ведал общественными работами, почтой, просвещением, отправлением государственных религиозных культов и обрядов, занимался организацией системы баоцзя (круговая порука всего населения) и т. д.

Самым низшим из чиновников считался дибао (нечто вроде старого русского околоточного). Уезды и города делились на участки, и во главе каждого из них стоял такой дибао. Обыкновенно эту должность занимали люди без всякого образования. Дибао должен был знать в лицо каждого жителя на своем участке: кто чем занимается, где проводит дни и ночи, какие у кого тайные намерения и каковы источники доходов. Дибао обладал вполне реальной властью на «своей территории». Он мог выселить без суда любого человека, если считал его пребывание на своем участке вредным. Конечно, высылки удавалось избежать в тех случаях, когда бедняга находил деньги, чтобы «отблагодарить» дибао.

Дибао обязан был доносить своему непосредственному начальству обо всем, что происходит на участке. Власти требовали даже, чтобы он знал обо всем заранее. Если на участке произошло какое-либо важное событие, не предвиденное дибао, его привлекали к ответственности.

Низшей административной единицей считалась ли – община, объединявшая сто или более дворов. Во главе ли стоял назначенный старшина (личжан). Он отвечал перед вышестоящими властями за уплату налогов всеми членами общины.

Ли делилась на более мелкие объединения – цзя (во главе со старостой – цзячжан), в которые входило по десять дворов. На стене каждого дома вывешивалась табличка, где указывались фамилии всех живущих и род их занятий.

Чтобы легче было держать население в повиновении и знать настроения людей, в феодальном Китае была широко распространена система круговой поруки – баоцзя. В правительственном распоряжении 1708 г. полицейские функции этой системы определялись так: «Каждое домовладение получает табличку, заверенную официальной печатью. На ней написаны номера и количество взрослых мужчин. В случае отъезда кого-либо из них отмечается их место назначения; в случае чьего-либо приезда в домовладение сообщается, откуда он прибыл; запрещается принимать незнакомцев и подозрительных лиц до тех пор, пока не будет произведен их подробный опрос. Каждые десять домовладений имеют старшину (пайфу – „староста таблицы“), каждые десять пай – старосту цзя, а каждые десять цзя – начальника бао… В конце каждого месяца начальник бао представляет письменную гарантию того, что все обстояло благополучно в его округе, и этот документ пересылается соответствующим чиновникам для проверки. Виновные в невыполнении данного порядка наказываются».

Система круговой поруки (баоцзя) позволяла держать население под бдительным полицейским надзором и своевременно пресекать антиправительственные выступления.

В XVII в. маньчжурское правительство опубликовало Закон о системе взаимной ответственности. Суть его состояла в том, что высшие сановники на местах несут личную ответственность за поведение и службу подчиненных им окружных и уездных чиновников. Чиновники центральных государственных учреждений, рекомендовавшие кандидатов на посты наместников и губернаторов, подлежали наказанию наравне со всеми подопечными, если те оказывались не соответствующими должности. Закон о взаимной ответственности распространялся на весь род наказанного за то или иное деяние человека. Казнили не только обвиняемого, но и родителей, братьев, сестер, детей.

Каждый член семьи нес ответственность за всех остальных ее членов. Отец головой отвечал за дурные поступки детей. В свою очередь, если родители совершали какое-нибудь преступление, вина распространялась и на детей. Этот обычай играл огромную роль во все времена китайской истории и нередко приводил к трагедиям. Предположим, глава семьи был уличен в государственной измене. Наказание не ограничивалось тем, что он сам подвергался мучительной казни: за это преступление казнили всех его родственников со стороны отца и со стороны матери. Мужчин, женщин и даже детей убивали без пощады, и казни оканчивались только тогда, когда никого из ближайших родственников покойного не оставалось в живых.

Приведем несколько примеров действия круговой поруки и системы ответственности в период маньчжурской династии.

Под руководством китайского историка Чжуан Тинлуна во времена правления императора Канси (1662–1722) был создан труд «Краткая история династии Мин», в завуалированной форме осуждавший маньчжурских императоров и их китайских прислужников. После появления книги императору был прислан донос, по которому проводилось расследование. К концу следствия Чжуан Тинлун умер, но это не помешало маньчжурскому правительству приговорить китайского историка, его соавторов, членов их семей, издателей, книготорговцев и даже покупателей книги (!) к смертной казни. Тело Чжуан Тинлуна было вырыто из земли и разрублено на куски, а кости сожжены. Его отец умер в тюрьме, а младший брат был казнен. Всего в связи с этим делом было обречено на смерть около семидесяти человек.

При императоре Юнчжэне (1723–1735) были запрещены сочинения историка Люй Люляна, который отказался служить маньчжурам и оплакивал гибель китайской династии Мин. По приказу властей его труп также был вырыт из земли и разрублен на части; ученики Люй Люляна и члены его семьи были казнены.

В 1873 г. некий китаец был уличен в том, что раскопал могилу члена императорской фамилии с целью похищения золотых украшений. За это преступление вся его семья из одиннадцати человек, представлявших четыре поколения, была приговорена к смерти, причем никто из членов семьи даже не знал о преступлении.

Система взаимной ответственности не ограничивалась семьей: она охватывала все общество. Можно с полным правом сказать, что не было ни одного человека в Срединном государстве, который бы так или иначе не нес ответственности за другого.

Для укрепления своего господства маньчжурские власти кроме системы баоцзя широко использовали традиционные китайские церемонии и правила поведения, которые с годами, можно сказать, вошли в плоть и кровь каждого подданного Срединного государства. В китайских источниках зафиксировано триста видов церемоний и три тысячи правил достойного поведения. Существовало специальное учреждение – Палата церемоний, которая строго следила за выполнением правил, обрядов и процедур, унаследованных от прошлого. Этикет при императорском дворе, деятельность административного и военно-бюрократического аппарата, поведение в семье, на службе, праздники, цвет одежды, способы приветствия и т. п. – словом, вся жизнь человека от рождения и до смерти строго регламентировалась традиционными церемониями.

«Китаец твердо знает, – отмечал один из европейских наблюдателей в начале XX в., – сколько ему надо отдать поклонов, когда преклонить колени, как наклонить голову, как улыбнуться, как изменить голос. Нет ни одного народа на свете, который бы больше китайцев был опутан тысячью самых разнообразных излишних и ненужных церемоний».

Условная вежливость как бы входила в плоть китайца, и все же она нередко оказывалась предметом острых шуток и саркастического осмеяния.

В конце XIX в. в Пекине получил широкую огласку такой забавный случай, связанный с правилами этикета. Некий чиновник в парадном халате посетил своего знакомого и, войдя в приемную, уселся в ожидании хозяина. И тут произошло непредвиденное. Над его головой находилась полка, где стоял горшок с растительным маслом. Притаившаяся здесь крыса потянулась отведать масла, но, испуганная внезапным приходом посетителя, прыгнула и опрокинула горшок, который упал на злополучного гостя. Его дорогой халат сверху донизу был залит маслом. В тот момент, когда пострадавший, побагровев от злости, готов был разразиться грубой бранью, вошел хозяин. Гость, сдерживая гнев, поднялся, отвесил несколько поклонов, а затем с подобострастной улыбкой объяснил свое состояние: «Когда я вошел в ваш почтенный дом и сел на ваше почтенное место, я испугал вашу почтенную крысу, которая опрокинула ваш почтенный горшок с маслом на мой грубый халат. Это и составляет причину моего жалкого вида в вашем присутствии».

Заранее регламентировалось все, начиная с нравственности, образа жизни каждого человека, будь это простой земледелец, знатный сановник или даже правитель государства.

Церемониал и пунктуальное его соблюдение оказывали глубокое влияние на все стороны жизни китайского народа. «Драконовская регламентация, – писал французский наблюдатель Жан Род, – действуя из поколения в поколение в течение целого ряда веков, привела к весьма печальным результатам; ибо если она и воспитала в китайце чувство солидарности и товарищества, то, с другой стороны, она же и обезличила его, уничтожив в нем дух инициативы, энергии и индивидуальности».

Строжайший церемониал прежде всего касался поведения и внешнего облика чиновников. Все они должны были одеваться в соответствии с занимаемой должностью. Государственные служащие облачались в дорогие халаты с длинными рукавами.

Просторный шелковый или сатиновый халат с вышитыми на нем изображениями птиц или животных, высокие атласные ботинки на толстых белых подошвах, конусообразная фетровая шапочка с шариком и павлиньим пером – таков был типичный наряд чиновника, придававший его фигуре осанистость и важность. Расчетливые, медленные движения представителя власти и тщательное соблюдение церемониальных жестов производили внушительное впечатление на простолюдина.

Цвет одежды, ее материал, покрой, количество пуговиц, фасон шляпы, цвет паланкина и число носильщиков, даже цвет зонтиков – все это было расписано по разрядам чиновников.

Каждому разряду полагалась особая официальная одежда, которая различалась по четырехугольным нашивкам на груди и на спине. Гражданские чиновники носили на халатах изображения птиц, а военные – изображения животных.

Халаты гражданских и военных чинов первого (высшего) класса украшали соответственно белый журавль и мифическое животное цилинь (единорог); второго класса – золотой фазан и лев; третьего класса – павлин и пантера; четвертого класса – дикий гусь и тигр; пятого класса – белый фазан и черный медведь; шестого класса – белая цапля и пятнистый медведь; седьмого класса – утка и леопард; восьмого класса – перепел и тюлень; девятого класса – сорока и носорог.

Представители ученого сословия облачались в халаты малинового цвета, но наиболее распространенным цветом платья был синий. Состоятельные люди носили халаты спокойных оттенков – голубого, серого или коричневого.

Одной из важнейших принадлежностей одежды чиновника считался головной убор. На шапке чиновника первого класса был рубиновый шарик; второго – коралловый; пятого – белый прозрачный шарик; шестого – матовый шарик; седьмого, восьмого и девятого классов – бронзовый шарик.

Ранги чиновников различались и по поясам, инкрустированным различными драгоценными камнями: нефритом, красным кораллом, сапфиром и т. д. Пояс чиновника первого класса имел четыре кусочка агата, инкрустированные рубинами; пояс чиновника второго класса – четыре золотые пластинки, также украшенные рубинами; пояс чиновника третьего класса – четыре золотые пластинки; пояс чиновника четвертого и пятого классов – четыре золотые пластинки, инкрустированные серебром; пояс чиновника шестого класса – четыре пластинки-раковины, украшенные серебром; пояс чиновника седьмого класса – четыре круглые серебряные пластинки; пояс чиновника восьмого класса – четыре пластинки из бараньего рога, украшенные серебром; пояс чиновника девятого класса – четыре пластинки из черного рога, украшенные серебром.

Как уже говорилось, по установившимся традициям в феодальном Китае все документы заверялись не подписью, а печатью. Каждое казенное учреждение имело огромную печать, вручение которой чиновнику при вступлении его в должность считалось важной церемонией. На печатях гравировались иероглифы, обозначавшие фамилию и имя их владельца, а также различные символические пожелания. Печати делались из серебра, камня, дерева, меди или свинца.

Различным рангам чиновников соответствовали различные печати. Печать губернатора провинции имела прямоугольную форму и была сделана из серебра. Печать судьи имела квадратную форму и также была сделана из серебра. Печати низших чинов были деревянные. Потеря печати считалась чрезвычайным происшествием, которое могло повлечь за собой увольнение чиновника с занимаемой должности. Поскольку официальная печать была наделена силой власти, то, по убеждению простолюдинов, она обладала чудодейственной силой, например могла исцелять болезни. Поэтому иногда оттиск с такой печати вырезали из документов и прикладывали к больному месту.

В обиходе чиновника, да и людей других социальных кругов, существенное значение имел веер. Им закрывались от солнечных лучей, отгоняли мух и комаров, создавали прохладу. Знакомые, если почему-либо не хотели здороваться при встрече и беседовать, закрывали лицо веером, делая вид, что не заметили друг друга. Особенно славились веера из сандалового дерева, отличающегося своеобразным ароматом.

Признаком богатства и высокого положения в обществе, кроме всего прочего, считались ухоженные длинные ногти. Знатный человек показывал тем самым, что он благородного происхождения и физическим трудом не занимается. Длинные ногти могли легко сломаться; чтобы избежать этого, на них надевали предохранительные футляры. Понятно, что такую роскошь позволяли себе исключительно представители правящей верхушки.

Существовал закон, по которому мандарин не имел права заниматься государственными делами в той провинции, откуда он родом, – в глазах тех, кем управлял, он должен был быть «посланцем сверху». Он не имел также права жить в семье отца: боялись, что если отец и сын станут обсуждать дела и придут к неодинаковым выводам, то это пагубно отразится на управлении государством. Чиновникам запрещалось посещать театры и показываться среди обыкновенных людей – это подрывало их престиж.

За отличие по службе чиновники обычно награждались Орденом двойного дракона. Самой высокой наградой считалась желтая куртка, отороченная собольим мехом. Сановники жаловались Пурпуровыми поводьями или Желтыми поводьями. Престарелым государственным деятелям разрешался въезд в Запретный город верхом или на паланкине. Они награждались, кроме этого, абрикосового цвета паланкинами.

Чиновники награждались также павлиньими перьями, которые носили на головном уборе (нечто вроде плюмажа). Перья были трех степеней: с одним глазком, с двумя глазками и тремя глазками. Павлиньими перьями с тремя глазками жаловались члены императорской семьи или особо отличившиеся сановники; остальные – павлиньими перьями с одним или двумя глазками. Чиновники ниже шестого класса получали воронье перо.