Текст книги "Я – меч, я – пламя!"

Автор книги: Василий Кононюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

– Впрочем, может, в хлеву и грязнее, – объективности ради сказала Оля. Ей еще не приходилось работать в хлеву. Но о том, что в цехе радиоламп должна быть чистота, в книжке написано. Рацпредложение приняли, директор отдал приказ, но, поскольку экономический эффект от такого рацпредложения посчитать трудно, Оле выдали только поощрительную премию. Ее давали в любом случае, даже за самые абсурдные предложения, видно, государство платило работникам за сам процесс мышления и изложения своих соображений понятным языком на бумаге.

Второе касалось организации труда. На сборке ламп до вакуума была одна операция, требующая особенно тонких и ловких пальцев. У одних она получалась лучше, у других хуже. Суть предложения состояла в том, чтобы объединить рабочие места трех человек так, чтобы две работницы готовили лампы для самой сложной операции, а третья, у которой эта операция получалась лучше, занималась исключительно ею. За квалификацию платили надбавку, ну и, поскольку суммарная производительность выросла, а число бракованных ламп уменьшилось, каждая из троих в результате стала зарабатывать больше. Предложение внедрили, никаких расходов оно не требовало, результат стал ощутим на следующий же день, обрадованный директор записал Олю в число стахановок и распорядился начислить ей премию.

Оксидный цех, в котором производились лампы с катодом, покрытым окисью бария, давал основную продукцию завода. Технология была довольно сложной и многоступенчатой. Сперва на керн катода наносился карбонат бария в смеси с карбонатами стронция и кальция. Затем собиралась лампа, и на конечной стадии, при откачке, катод разогревался, карбонаты разлагались на окисел и углекислый газ. Газ удалялся. Кроме катода дорогим элементом в устройстве лампы была сетка. Тонкие сетки тянули из вольфрама, попроще – из никеля. Траверсы могли делать из никеля или из меди. У них на заводе золочение сеток не применялось, не доверили ленинградские товарищи такую ответственную технологию, а на «Светлане», по рассказам инженеров, для некоторых ламп вольфрамовые сетки дополнительно золотили.

Когда Оля ознакомилась с этой непростой и очень дорогостоящей технологией, ей показалось, что она знает, как сделать процесс производства проще, а сами лампы поменьше. Но лишь через несколько дней ей в голову пришла простая мысль. Если сделать катод нитевидным, а сетку приблизить, то от сетки останутся только траверсы – штырьки, на которые сетка навивается. Тут до Оли дошло, что лампа может быть на штырьках, причем правильней всего будет сразу делать пентод, эффект от внедрения станет максимальным. И цена, и объем лампы уменьшатся раз в десять.

Осталось правильно рассчитать положения штырьков и подаваемые напряжения. Стрельцова знала, расстояния и потенциалы электродов нужно подобрать так, чтобы образовалась электростатическая линза, фокусирующая электронный поток в точку между стержнями второй сетки. В результате этого ток второй сетки будет мал, а значит, небольшие колебания напряжения на ней приведут к заметным колебаниям тока анода.

Сейчас окончательно стало ясно, что ей необходимы помощник и внешняя ширма, чтоб не очень светиться с тем, чем она занята. У Оли уже был кандидат на эту должность. Еще раньше в журнале по радиотехнике она натолкнулась на статьи Олега Владимировича Лосева и сразу поняла – ей нужно найти этого человека. Звонок в редакцию журнала с просьбой дать рабочий адрес или телефон Лосева мало что принес. Организации, в которой работал Лосев, уже не существовало. Куда устроились бывшие сотрудники, никто не знал. Олю это не остановило. Несколько дней назад, узнав номер телефона редакции «Красная газета. Вечерний выпуск», которую со временем переименуют в «Вечерний Ленинград», Оля позвонила и продиктовала частное объявление, затем переводом отправила деньги. Объявление было простое и понятное:

«Всем, кто знаком с радиофизиком Лосевым Олегом Владимировичем. Пусть позвонит с восьми ноль-ноль до шестнадцати ноль-ноль в Москву, по телефону Г5762, Стрельцовой Ольге. Ему хотят предложить интересную работу по специальности».

Теперь Ольга всегда в первую смену находилась в цеху, приемная могла переправить туда любой звонок, так что она обоснованно надеялась на положительный исход. С директором договорилась еще после внедрения рацпредложения. Пользуясь ситуацией, Стрельцова заявила, что есть прекрасная кандидатура на место начальника лаборатории – Лосев Олег Владимирович, и начала рассказывать, какой он выдающийся ученый. Это в его работах по кристадину Оля нашла основную идею своих будущих исследований. Дальнейший прогресс без него немыслим, а вместе они поставят буржуазную науку на колени.

Директор сразу согласился, заявив, что слышал о Лосеве, но сомневается, что такой ученый согласится приехать к ним на завод. А чем мечтать о победе над буржуазной наукой, лучше еще подумать об улучшении работы оксидного цеха. Все нужно делать постепенно.

Трясясь в автобусе и пересматривая бумаги, на которых были выписаны длинные формулы для потенциала штырьковой лампы, полученные в приближении бесконечно длинных стержней, она тоскливо думала, что без вычислений тут не разберешься. Вместе с тем ее не покидало ощущение, что есть простой способ узнать положение стержней в лампе, дающее оптимальные характеристики. Ее взгляд упал на натянутую юбку между разведенными коленями, на которую она складывала свои листки, постоянно толкая левым коленом молоденького инженера, который испуганно вжался в сиденье и внимательно рассматривал дождливый пейзаж середины осени, плывущий за окном. Видно, боялся, что его начнут о чем-то спрашивать. Глядя на свою юбку, Оля начала смеяться и громко повторять:

– Дура, какая же я дура!

– Сразу видно, что ты в университете учишься, – спокойно заметил слесарь-наладчик дядя Толя, сидящий с противоположной стороны. – Моей бабе уже сорок минуло, а никак не поймет, что она – дура!

Сталин слушал доклад Ежова. С 1933 года по 31 декабря 1934 года при Ягоде проводилась генеральная чистка ВКП(б). В ходе чистки из партии, насчитывавшей почти два миллиона членов, было исключено триста пятьдесят тысяч семьсот девятнадцать человек. По завершении чистки, в мае 1935 года, началась проверка партийных документов, продолжавшаяся и в настоящее время. Ежов планировал закончить чистку в декабре 1935 года. В настоящее время в результате проверки из партии исключили еще около четырнадцати тысяч человек. По словам Ежова, как чистка, так и проверка документов при Ягоде велись формально, учитывалось только происхождение. Фактически все троцкисты, находящиеся в партии и занимающие высокие руководящие посты, остались членами партии, и только сейчас начиналась настоящая работа. Поэтому он предлагал с начала 1936 года провести замену партийных документов и закончить ее к сентябрю 1936 года.

– Ну что ж, в этом есть смысл, товарищ Ежов, так и сделаем. Но в первую очередь, не дожидаясь этого, начните работу у себя в НКВД. Нужно очистить его состав от явных и скрытых троцкистов.

– Будет сделано, товарищ Сталин. Для повышения результативности работы НКВД было бы очень желательно расширить полномочия «троек» НКВД хотя бы до уровня, который имела судебная коллегия ОГПУ.

В этот период в составе НКВД имелся внесудебный орган – Особое совещание при наркоме внутренних дел, имевшее полномочия выносить приговоры о заключении, ссылке или высылке на срок до пяти лет или выдворении из СССР общественно опасных лиц. Особое совещание заменило упраздненную судебную коллегию ОГПУ, при этом его полномочия были существенно сокращены. 27 мая 1935 гда приказом НКВД СССР в республиках, краях и областях организовали «тройки» НКВД, в состав которых входили начальник Управления НКВД, начальник Управления милиции и областной прокурор. Тройки принимали решения о высылке, ссылке или заключении в лагерь сроком до пяти лет.

Вождь не собирался расширять полномочия НКВД. Он прекрасно знал, что власть всегда держится на равновесии полномочий тех органов и инструментов, которые она создает для выполнения своих функций. Стоит одному из органов получить дополнительный вес, и точка равновесия может выйти за пределы созданной конструкции, опрокинуть ее.

– Каждый руководитель, товарищ Ежов, считает, что результативность его работы зависит от полномочий, которые ему даются. Это грубая ошибка. На самом деле все обстоит с точностью до наоборот. Те полномочия, которые получает руководитель, зависят от результативности его работы. Партия дала НКВД очень большие права и ждет от вас результативной работы. Я думаю, вопрос о дополнительных полномочиях НКВД поднимать перед Политбюро преждевременно. Вы должны сначала своей работой доказать, что достойны занимать тот пост, который доверила вам партия, товарищ Ежов.

– Сделаю все возможное и невозможное, товарищ Сталин.

– Нэвозможного нэ нада. Сделайте все возможное, товарищ Ежов, этого будет достаточно. И еще одно. ИНО сейчас проводит одну очень ответственную операцию под моим личным контролем. Вскоре вы будете посвящены во все ее детали. А пока вам нужно знать следующее. Есть такой известный журналист и троцкист Карл Радек. Не трогайте его. Выезд за рубеж – разрешить. ИНО использует его для дезинформации иностранной разведки. И троцкистов из военных пока не трогайте. По военным вы скоро получите исчерпывающие инструкции.

– Все ясно, товарищ Сталин.

Оля держала в руках первый опытный образец маленькой стержневой лампы, два сантиметра в диаметре, высота около семи сантиметров. Девушка не решалась начинать измерять ее характеристики. Она протянула лампу Лосеву.

– Олег Владимирович, измеряйте без меня, я сейчас от волнения какой-то… ерунды наделаю.

– Не волнуйтесь, Олечка, все будет хорошо, идите прогуляйтесь, вернетесь, уже все станет известно, но я и так уверен, что характеристики будут замечательные.

– Вашими бы устами да мед пить, Олег Владимирович.

– А это уже от вас зависит, Олечка, что мы нашими устами пить будем. Вы – автор, вам и выставляться по поводу открытия.

– Опять вы начинаете. Я уже вам говорила, кто будет фигурировать в официальных бумагах и почему.

– От того, что вы впишите в заявку на открытие меня, главного инженера и директора, чтобы мы охотней участвовали в ваших будущих наполеоновских планах, никак не изменится тот простой факт, что автор изобретения – вы. Вам, товарищ Стрельцова, и надлежит банкет организовывать.

– Так вы же не пьете.

– Почему? Чай пью с удовольствием, а если с медом, то меня как медведя не оттащите, пока весь медок не съем.

На улице стояла ясная сухая погода с легким морозом, характерная для конца октября. Гуляя по старому парку вдоль озера и вспоминая прошедшие две недели, Оля подумала, что сложнее всего было достать большой кусок тонкой резины для имитации потенциала электрического поля. Поскольку вещь нужна была достаточно необычная, Оля сначала попыталась напрячь заводское начальство, но быстро поняла, что ждать придется долго. Больно нетипичной для их Главэкспрома, которому подчинялась «Радиолампа», была заказанная позиция. А нетипичные позиции нужно заказывать в других совнархозах, но для начала необходимо знать, в каком из них можно найти такой кусок резины. Поскольку она сама не знала, где это искать, сильно сомневалась, что аппарат товарища Лютова, начальника Главэкспрома, при всем желании, а вернее, при отсутствии оного, найдет на необъятных просторах нашей родины кусок упругой резины нужного размера.

Поэтому Оля решила испробовать на практике метод больших чисел. Отправившись на московскую барахолку, она начала опрашивать людей, где можно достать или купить большой кусок тонкой резины не меньше метра в диаметре, а лучше метра полтора. По прошествии нескольких часов, когда она совершенно охрипла и отупела от многократного повторения одного и того же, мужчинка, в чьем облике чувствовалась жажда, сжигающая его изнутри, обрадовал, сообщив, что может помочь ее беде. И помог. Договорившись с ним о цене, Оля через час стала обладательницей квадратного куска резины со стороной чуть больше метра. Заказав столярам на заводе раму полтора на полтора и подняв ее над землей на метр сорок, она собрала отряд добровольцев, которые натянули резину на раму и закрепили сверху планками. Теперь осталось заказать столярам с десяток черенков от лопат и стойки, на которых их можно было закрепить на требуемой высоте. Тоже задача нетривиальная, но выполнимая множеством способов.

Ольга определилась, что катодный потенциал будет имитировать с помощью штырей, поднимая резину над нулевым уровнем, а анодный с помощью гирек, прогибая резину, и, командуя коллективом лаборанток, начала двигать штыри. Бросая сухой горох, изображающий движение электронов, и увлеченно рассматривая, как тот катится в направлении потенциальной ямы анода, Оля стала решать задачу по будущему расположению штырьков в электронной лампе.

Как раз в это время зазвонил телефон. Секретарша директора сообщила, что соединяет ее с Лосевым. Это в очередной раз подтвердило известную истину: если пришла беда, открывай ворота. Но народ скромно умалчивает: и противоположное имеет место быть. Если пошла светлая полоса, то удача идет за удачей.

Оля откуда-то знала: разговор с ученым нужно начинать с его научных работ, их важности для всего человечества и для нее лично, тогда разговор получится. Так она и сделала.

– Олег Владимирович, сначала я хочу поблагодарить вас за ваши научные труды, которые восхитили меня и стали основой для собственных исследований. Несколько дней назад у меня возникло к вам несколько вопросов, и я обратилась в журнал с просьбой дать ваш рабочий телефон. Когда узнала, что ваша лаборатория расформирована, и рассказала об этом нашему директору, он сразу попросил меня вас разыскать. Вопрос вот в чем – не захотите ли вы занять у нас должность начальника лаборатории? У нас лабораторий фактически четыре – вакуумная, физическая, химическая и метрики, но начальник один. В каждой работает лаборант. Штат получается такой: четыре лаборанта, старший лаборант – это я, и начальник, надеюсь, это будете вы. Оклад – двести пятьдесят рублей, плюс премия, плюс бесплатное жилье. По этому вопросу вам нужно с директором выяснить детали. Занимается лаборатория кроме контроля технологии на производстве также и научной работой. Вот сейчас мы разрабатываем новый тип ламп, а в перспективе у нас изучение кристаллов с целью создания новых диодов и других видов устройств. Соглашайтесь, Олег Владимирович, мы с вами вместе горы свернем и докажем, что советская наука самая передовая.

– А какие кристаллы вы хотите исследовать?

– Это будем решать потом, Олег Владимирович. Вы наш руководитель, вам и решать. Если заинтересовало предложение, я переключу вас на директора, чтоб вы с ним обсудили остальные вопросы.

– Если вам нетрудно, буду признателен.

– Алла Владимировна, если можно, соедините Олега Владимировича с директором.

Лосев появился у них на работе всего пять дней назад, но сразу разрешил все ее мучения с резиновой конструкцией. К его приезду оптимальное местоположение штырьков было определено, но их количество перевалило за десять. Во-первых, ученый предложил заменить стоящие рядом штыри с одинаковым потенциалом на полоски. Во-вторых, высказал совершенно здравую мысль: сколько с резинкой ни играй, лампы не получится. Надо пробовать поработать в металле, тем более что у них все под рукой: производство катодов, штырьков, каких душа пожелает, и стеклодувы есть, любой баллон можно изготовить.

Устройство первой опытной стержневой лампы вышло таким.

Нитевидный катод, покрытый оксидным слоем, с двух стоpон от него расположены металлические полоски-пластины первой сетки. Электроны имитируются в промежутки между пластинами первой сетки, формируя два ленточных пучка. Фактически первая сетка служит экраном, переправляющим электроны в пучок. Далее, с обеих стоpон каждого из двух ленточных электронных пучков находятся стержни второй сетки, затем стержни третьей сетки, соединенные с катодом и создающие минимум потенциала для подавления динатронного эффекта. Далее идет полоска анода, на которую попадает электронный пучок. По бокам анодной полоски – стержни экрана, соединенные с катодом и обеспечивающие направление всего электронного пучка на полоску анода. Поскольку расстояния и потенциалы электродов подобраны так, что образуется электростатическая линза, фокусирующая электронный поток в точку между стержнями второй сетки, колебания напряжения на ней существенно влияют на прохождение тока.

Сразу стал понятен недостаток такой конструкции. Токоотбор в направлении анода будет значительно больше, чем в направлении полосок первой сетки, а это приведет к неравномерному износу катода и сократит время его эксплуатации. Несмотря на этот недостаток, размеры, стоимость и экономичность новых ламп были несомненны, и Оля обоснованно надеялась, что новое изделие быстро вытеснит лампы с навитой сеткой в тех приложениях, где их можно будет заменить стержневыми пентодами.

Второй несомненный плюс заключался в том, что практически на том же оборудовании с небольшими изменениями можно было в разы поднять выпуск ламп и уменьшить их себестоимость.

– У вас, Олечка, с первого раза получились характеристики классического пентода. От всей души поздравляю. Честно говоря, сам не верил, что такое возможно. Но я уже придумал, как по-другому расставить стержни. – Лосев начал увлеченно демонстрировать новую схему потенциальных полей.

«Видно, еще вчера палки двигал под мембраной, пока я бегала к стеклодувам, стержни в баллон заваривала и воздух откачивала!» – подумала Оля.

– У нас получились. У нас, Олег Владимирович, без вас я бы образец еще месяц собирала и штырьков бы двадцать всунула с распайкой, которую трудно выполнить. Посмотрели бы все на это и сказали: трудозатраты те же, выпуск ламп не вырастет, не время, товарищ Стрельцова, твоим лампам, будем выпускать те, которые уже освоили. Так что готовьтесь к докладу, я пойду наше начальство проинформирую, думаю, сразу смотреть прибегут.

– И не подумаю. Вы автор – вы и докладывайте.

– Вы начните, все-таки вы начальник, под вашим руководством проходил последний этап, а дальше дадите мне слово. Хорошо? – Не слушая ответа, Оля стремительно убежала в административную часть здания искать директора и главного инженера.

Ее отношения с Лосевым складывались нормально. С первого взгляда она поняла, что Олег Владимирович – это реинкарнация лорда Кавендиша. Даже внешне он был на него похож. Такой же худой, неразговорчивый и углубленный в себя. Единственное отличие заключалось в том, что если лорд Кавендиш не считал даже нужным информировать других о своих открытиях, то Олег Владимирович делал это с удовольствием. Он сразу собрал часть приборов и начал что-то измерять, записывая результаты в большую тетрадь, с которой никогда не расставался.

Только лично познакомившись с ним, Оля поняла, как можно остаться без работы в Ленинграде, имея такие знания и опыт. Она сразу запретила девчонкам-лаборанткам тревожить Олега Владимировича, когда тот работает. Но какая женщина поверит в дружеское расположение другой женщины? Ее добрый совет был воспринят как узурпация отношений с начальством, и с такой несправедливостью тут же начали бороться. Правда, после того, как первая нарушительница спокойствия выбежала от Олега Владимировича в слезах, все стали ходить возле него на цыпочках. То богатство русской речи, с которым познакомилась и остальная часть женского коллектива лабораторий, лучше всего охарактеризовала пострадавшая, после того как выплакалась:

– Лучше бы обматерил, чем такое говорить.

Все обязанности начальника выполняла Оля, Олег Владимирович воспринимал это как нечто само собой разумеющееся. Для него было главное, чтобы его не трогали и не отрывали от исследований. Так он понимал свою должность. Но когда его просили помочь, никогда не отказывал, забрасывал свои измерения и уделял работе столько времени, сколько было необходимо для решения проблемы. Появление пробной лампы, выполненной в железе, являлось целиком его заслугой. Когда дело доходило до тонкостей, Оля понимала, что не знает, как быть дальше, каким припоем паять, из какого материала что делать, в какой последовательности выполнять операции: все это дается только многолетним опытом. Но училась быстро, как будто вспоминала что-то знакомое, но основательно забытое.

Директор и главный инженер в работу лаборатории не вмешивались, к характеру Лосева относились с пониманием, видно, тоже ученых видали, недаром столько лет проработали в отделе электронных ламп московского электрозавода. Раз лаборатория оказывает практическую помощь цехам, значит, все в порядке.

Выслушав с улыбкой взаимные обвинения Лосева и Оли в изобретении стержневой лампы, они сами сели за приборы и начали измерять характеристики.

– Наработку на отказ проводили?

– Нет, Павел Митрофанович.

– Ваша задача изготовить пробную партию таких ламп. Хорошо бы, чтобы завтра, в конце дня, лампы уже были готовы. Половину требуется поставить на испытания, половину выдать мне или Виктору Андреевичу. И примите мои поздравления, товарищи. Вы сами не понимаете, какое дело сделали для страны. Твое мнение, Виктор Андреевич?

– Трудно оценивать на глаз, Павел Митрофанович, но, думаю, себестоимость будет меньше раз в пять, лампа очень технологична, намного меньше сборки и пайки. Такой лампы нет ни у кого. Надо срочно пересылать в «Светлану», Сергею Аркадьевичу. Пусть смотрят, проверяют и начинают менять схемы своих приборов, а нам требуется Главэкспром поставить в известность.

– Я разве тебе не говорил? Лютов сам к нам после выходных пожалует с проверкой перед октябрьскими праздниками. Так что будет, чем обрадовать. За работу, товарищи! Виктор Андреевич, помоги продумать, какую оснастку сделать, надо готовиться к опытному производству. Может так статься, что и в план на следующий год нам уже это изделие включат. Если не с начала года, то во втором полугодии наверняка. Фактически это готовый маломощный пентод, можно практически сразу применять в старых схемах, думаю, его характеристики подойдут. Только питание катодное поменять – и готово.

– Схему все равно перерабатывать придется…

– Переработают. Лютов прикажет – переработают. «Светлана» по три новых лампы в год создает, сразу схемы под них меняют и в план включают. Так что с этой тоже подсуетятся. И еще, Виктор Андреевич, прикинь, сколько мы таких ламп сможем выпустить в следующем году, сохранив выпуск остальных на достигнутом уровне.

– Так ты, товарищ директор, задумал весь прирост в следующем году на новое изделие перебросить. Хитер, однако!

– А кто мне две недели назад при ознакомлении с планируемой в следующем году номенклатурой и количеством изделий доказывал, что мы эти планы не выполним?

– Не выполним, я от своих слов не отказываюсь.

– А это выход. Тем более что лампы такой во всем мире нет. Схемы перерабатывать все равно придется. Чем раньше освоят, тем им же легче будет. Через три года такой выпуск радиоэлементов по стране запланирован, что уже ничего не поменяешь. Главное начальство убедить, чтобы нам вместо прироста старой номенклатуры новое изделие в план включили.

– Товарищ директор, а у нас к вам просьба есть, даже две.

– Какие у вас просьбы, товарищ Стрельцова?

– Вот мы тут с Олегом Владимировичем список материалов набросали для перспективных исследований. И еще новый способ изготовления радиоприборов придумали и хотим его продемонстрировать на конкретном примере. Если нам разрешат, спроектируем с Олегом Владимировичем и изготовим рацию по новой технологии. Это будет лучшая рация в мире. Чтобы буржуазные ученые убедились в превосходстве советской науки.

– Понятно… проектируйте рацию, посмотрим, что у вас получится. Поставьте в известность товарища Бортникова. Он вам расскажет, как работать с такими изделиями. Храниться оно будет у него в сейфе. Для работы станете у него получать и приносить в конце дня обратно… Или вам сейф поставят. А зачем понадобился германий?

– Так я читала в журнале, что опыты проводят с германием, хотят диод на контакте с металлом получить. И мы такие опыты проведем. Олег Владимирович первым в мире радиоприборы на кристаллах получил, нам отставать от буржуазных ученых нельзя.

– Понятно…

После приветствия, усадив Артузова за стол, за которым уже сидел Ежов, Сталин спросил:

– Есть ли у вас новости по нашему делу, товарищ Артузов?

– Нет, товарищ Сталин, последней была шифровка нашего резидента из Стамбула, о которой я вам докладывал.

– Три дня, как Троцкий выехал из Турции, а у нас никаких известий.

– Исполнители получили всеобъемлющие инструкции, нами предусмотрены все вероятные и невероятные события. Товарищ Сталин, операция подготовлена очень солидно, я думаю, в ближайшие дни, а может, и часы мы получим исчерпывающую информацию.

– Что с Тухачевским?

– Визит проходит в рамках утвержденного плана. Товарищ Тухачевский находится под постоянным наблюдением.

– Хорошо, значит, будем ждать. Вы подготовили материалы по делу военных?

– Как вы знаете, товарищ Сталин, мне для работы была выделена группа работников НКВД, которые вели оперативное расследование по этому делу. Как я понимаю, вместе с делом эти работники переходят в непосредственное подчинение товарищу Ежову. Материалы собраны, в настоящий момент это около сорока томов по восьми фигурантам. Люди ждут команды, куда им переезжать вместе с материалами. Грузовые машины я заказал, так что все готово. Я со своей стороны готов доложить, какие результаты нам удалось получить за почти четыре месяца работы.

– Нэ нужно. Я ввел товарища Ежова в курс дела. Скажите свое мнение, товарищ Артузов, какие шаги нужно предпринять дальше?

– Для начала я бы назначил всех восьмерых на новые должности так, чтобы отправить их из Москвы по разным районам СССР. Потом можно приступать к арестам и допросам. Материалов в деле и вещественных доказательств вины достаточно для судебного процесса.

– Кого в первую очередь следует отправить из Москвы, с вашей точки зрения?

– Уборевича и Тухачевского.

– Вы их считаете самыми опасными?

– Да, товарищ Сталин. У них большой авторитет в войсках. И как следует из последних данных оперативного наблюдения, Уборевича и Тухачевского встревожила отставка Ягоды. Теперь уже ясно, Ягода несколько последних лет прикрывал их, те данные по Тухачевскому, которые он получил от меня больше года назад, он ни вам, ни Ворошилову не передал. Поэтому медлить нельзя. Но арестовывать их в Москве я бы не советовал.

– Ну что ж. В этом есть смысл. Товарищ Ежов, определите сотрудников, занятых по этому делу, раз люди ждут. У вас готовы помещения, куда они могут переехать с материалами дела?

– Все готово, товарищ Сталин.

– Тогда распорядитесь, а вы, товарищ Артузов, пока почитайте это письмо, которое получил товарищ Ежов.

Сталин протянул Артузову несколько листов бумаги, отпечатанных на машинке. Просмотрев их, Артузов отметил, что машинка, судя по шрифту, новая. Ни даты, ни подписи нигде не стояло. По смыслу этот документ являлся анонимкой на него самого, причем события и факты были искусно подобраны для того, чтоб подтвердить основную мысль. Ягода – тайный троцкист, Артузов – его пособник, покрывает во внешней разведке двойных агентов и троцкистов. Дальше шел перечень агентов, отмеченных этим несмываемым пятном.

– Что вы можете сказать по поводу изложенных фактов, товарищ Артузов?

– Факты все изложены точно, товарищ Сталин, перечисленные агенты безусловно троцкисты, некоторых из них мы обоснованно подозреваем в двойной игре и соответственно используем. Это особенность внешней разведки, у нас мало рыцарей и достаточно много грязи.

– Мы это все знаем, товарищ Артузов. Что вы скажете по поводу автора этой записки?

– К сожалению, из текста можно сделать единственный вывод – это мой бывший заместитель по ИНО, временно исполняющий обязанности начальника ИНО, товарищ Слуцкий. Никто другой не обладает такой полной информацией.

– А почему к сожалению?

– Неприятно разочаровываться в людях, товарищ Сталин, я уважал товарища Слуцкого, он опытный работник и профессионал.

– В таких случаях говорят – «к счастью», товарищ Артузов. Когда знаешь, кто твой враг, а кто твой друг, – это большое счастье.

Сталин замолчал и стал задумчиво ходить по кабинету, не обращая внимания на Артузова. Затем внезапно остановился и, направив на него трубку, спросил:

– Как вы оцениваете состояние дел в Разведупре РККА?

– Дела наладились. Конспирация, методы работы сотрудников изменились к лучшему. Я доволен проведенной работой, товарищ Сталин.

– Значит, вы можете вернуться на прежнюю должность. Завтра получите приказ. Думаю, для товарища Слуцкого это будет приятной неожиданностью.

– Слушаюсь, товарищ Сталин.

Оля сидела с Толиком в кинотеатре, на последнем ряду. Они смотрели фильм «Чапаев». Толик сегодня сдал на норматив «Ворошиловского стрелка» первой ступени, и Оля в честь этого согласилась на культпоход в кино. Поскольку фильм шел уже второй год подряд, вся страна знала его практически наизусть. Поэтому они мало смотрели на экран, а в основном целовались. Распалившись, Оля пыталась подобраться поплотнее к Толику, но он отбивался, не давал чинить над собой насилия и смущенно шептал:

– Ну что ты делаешь, Оля, люди кругом! – а она упорно лезла к его ремню, пыталась его расстегнуть, приговаривая:

– Перестань, Толик, что ты как маленький, люди кино пришли смотреть.

– Это ты перестань! Что ты лезешь ко мне, как гулящая девка!

Мир поскучнел, в груди что-то тупо заныло. Оля взяла пальто и, выбежав из кинотеатра, заскочила в первый же подъезд. Через пару минут из дверей кинотеатра выбежал одетый в шинель и застегнутый на все пуговицы Толик. Осмотрев пустынную улицу, освещенную редкими фонарями, бросился к ближайшей трамвайной остановке.

Подождав, пока парень скроется за поворотом, Оля вышла из подъезда и пошла в противоположную сторону. Ее губы шептали незнакомую песню со странной мелодией:

 
Вечером в городе
Мираж неоновых огней…
Знаешь, я сильная,
Но одиночество сильней…
Но сильней пустота, губ сухих немота.
Меня ты выслушать сумей…
 
 
Школьница,
Я все-таки в душе – все та же школьница,
От обид все так же под лопаткою болит.
Школьница,
Мне так тебе в любви признаться хочется… [5]5
  И. Николаев. «Школьница».


[Закрыть]
 

– Но, видно, не судьба, – грустно сказала Оля и попыталась разобраться, куда это она забрела. – Если поворачивать все время направо, выйдешь из любого лабиринта. Вот хороший случай проверить математику практикой, – сказала она вслух и повернула в ближайший правый переулок.