Текст книги "Ольга (СИ)"

Автор книги: Василий Кононюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 32 страниц)

   В одну из задних амбразур дота, обращенную в сторону цитадели и нырнул Ширков, а за ним и связисты с катушкой, телефоном и рацией.

   Майор угадал правильно, и то, что танки сконцентрируются слева от Варшавского проезда, двигаясь к южной половине валов, и про будущий обстрел. Но снова недооценил качество управления и скорость выполнения приказов в немецкой армии. После короткой пристрелки, как только танки оказались на дистанции в пятьсот метров, на укрепления кроме шквала мин полетели и снаряды весьма приличного калибра.

   "Шутки закончились... никто тебя, Вася, за дурака больше не держит, а жаль... таким калибром они тут не только транспарант, все разнесут. Успели, сволочи, и недобитков на новые позиции поставить и снаряды подвезти... за пятьдесят минут... охренеть можно..."

   – Швабру давай, – услышал майор. Так в доте называли доску закрепленную поперек длинной ручки, по своей форме напоминающую огромную швабру. Ею отодвигали и сбрасывали в сторону землю, залетающую от взрывов в амбразуру. Амбразуры располагались низко над землей, земли влетало много, зато осколков мало.

   Майор выжидал недолго, как только башни танков пришли в движение, поворачивая пушки в сторону молчащих амбразур, он отдал команду открыть огонь, и тут же заткнув уши ватными затычками, которыми их снабдил расчет пушки.

   "То ли успели получить план укреплений вала, то ли брошенные пушки, стоящие возле второго канала, подсказали направление на амбразуры. Далековато... но молчать дальше уже было бы опасно", – в голове метались мысли, а сам комбат метался между амбразурами, пытаясь ухватить общую картину боя. (Перед Тереспольским валом было два канала, по ближнему к валу проходила граница, а второй, тоже шириной метров двадцать, находился в ста метрах западнее, и был в 1941 г. на немецкой территории).

   Бой складывался двояко. Ближе к центру вала, борьба стали с бетоном, деревом и землей, закончилась победой последних, и пять стальных монстров неподвижно застыли памятниками этой победы. Пехота под огнем нескольких станковых пулеметов уходила влево, в мертвую зону, к южной оконечности валов. А вот на самом южном фланге обстановка была другой...

   Как раз расчистили левую амбразуру, в очередной раз заваленную землей от близкого разрыва крупного калибра. На этот раз возились долго, видно перед амбразурой образовалась немаленькая горка земли, которую пришлось расталкивать. Майору открылась следующая картина:

   Два танка замерли, а два увлеченно палили по валу и, похоже, никто им не отвечал. Самое скверное, что они стояли в мертвой зоне для огня пушек, а приказать перебросить во время артобстрела туда дополнительных стрелков ПТР, из других точек, означало потерять их по дороге.

   "Вот что значит остаться без резервов... ведь ничего не стоило иметь два взвода ПТР под рукой... русский мужик задним умом силен... после артобстрела немцы сразу рванут в атаку, танки будут давить пулеметчиков своим огнем... их нужно уничтожить любой ценой...", – пулеметчик дота пытался снова открыть огонь из "Максима" по подтягивающейся к танкам пехоте, но комбат решил иначе.

   – Пулемет в сторону, быстро! Переставить пушку на левую амбразуру!

   – Сами не справимся, товарищ майор...

   – Так мы вам поможем! Передать ротным, как только прекратится артобстрел, всех стрелков ПТР, а снизу – три отделения автоматчиков отправить на левый фланг! Навались!

   В этом доте на вооружении стояла противотанковая 45-мм пушка, и возле каждой амбразуры были забетонированы в пол необходимые упоры для установки ее на новом месте. Вариант 45-мм пушки для дота, мало чем отличался от полевой. Стояла не на колесах, а на более высоких упорах треугольной формы, щиток имела маленький, но толстый (броня – 12 мм), опора лафета была намного короче и мощнее. Весила пушка 650 килограмм и семь человек находившихся в доте вместе с майором, сняли, и перетащили ее на новое место.

   Артобстрел прекратился, как обрезало. Еще секунду назад вокруг все выло, рвалось, и вдруг, тишина... Справа доносились редкие пулеметные очереди, а с лева – тихо, даже танки молчат, экономят боезакладку. Только видно, как офицеры поднимают солдат с земли, и те, с лодками в руках, несутся ко второму каналу.

   – Автоматчиков на вал! Пулеметчиков на левый фланг! Давайте ребятки! Давайте! Не подпалим танки, тяжко придется! – торопил он заражающих и наводчика.

   Танки стояли на месте, безнаказанно расстреливая пулеметчиков, которые после окончания артобстрела пытались помешать продвижению пехоты. До них было метров пятьсот. Наводчик расстрелял их, как щиты на полигоне, два выстрела – два попадания.

   "Не было счастья, так несчастье помогло... не засыпь нам амбразуру землей, с которой мы столько возились, прилетело бы и нашему "максимке", а если бы хорошо попали, то и нам с ним...", – думал полуоглохший от выстрелов пушки Василий Ширков, наблюдая, как переменчива фортуна на поле боя.

   Еще несколько секунд назад казалось, что уже ничего не остановит наступательный порыв немецких пехотинцев. Два танка и пулеметы пехоты полностью подавили сопротивление в траншеях на этом участке вала. Им оставался последний рывок к вершине. Самые быстрые уже успели, с надувными лодками в руках, пробежать больше половины стометрового отрезка суши перед последней преградой. Но массированный огонь из автоматов, бьющих практически в упор (до ближайших противников оставалось не больше семидесяти метров), неожиданно проснувшаяся пушка, лупящая попеременно осколочными и картечью по огневым точкам врага, все усиливающийся огонь ручных пулеметов, буквально за десять секунд опрокинули ситуацию. Понаблюдав за происходящим еще минуту, майор решил вмешаться:

   – Автоматчикам прекратить огонь и занять блиндажи! Пулеметы подавляют огневые точки, стрелки ведут огонь по живой силе! Если начнется повторный артобстрел, – всем в блиндажи! Штабу связаться со штабом полка. Срочно требуется подкрепление. Взвод ПТР и взвод станковых пулеметов. Ротным доложить обстановку на своих участках!

   "Стрелять начнут обязательно... или для того чтоб дать пехоте спокойно отойти, или чтоб снова попытаться атаковать, хотя... вряд ли, пулеметы и взводные минометы мы им хорошо проредили, лодкам тоже хана... значит, этих оттянут и свежих пришлют... "

   Не успел он додумать эту мысль до конца, как снова засвистели мины. Артиллерия молчала.

   "Отступают... скоро будет передышка... надолго ли? Надо будет обратиться к полковнику, чтоб минометчики соседей срочно пристреляли ориентиры перед моим валом, а мои соответственно перед их. Нас тут душат, а помочь некому..." – майор курил папиросу, присев возле стенки дота, а в его голове мелькали мысли, как улучшить оборону своего участка. Пушка молчала, а на свист и разрывы 81-мм мин за стеной он уже не обращал внимания. В сравнении с последним артналетом это звучало, как убаюкивающий шум осеннего дождя после рева тропической бури.

   Внезапно его поразила простая мысль. Все что происходило на его левом фланге, прекрасно наблюдалось с западных валов Ровенского укрепления.

   "Как же так... нас бьют, а они хреном груши околачивают. И никому в голову не придет соседей огоньком поддержать... да за это к стенке ставить надо!"

   – Свяжи меня с майором Коротуном.

   – Товарищ майор, нет связи с коммутатором цитадели, видно провод перебит.

   – Мля, так по рации свяжи, доложи о повреждении, пусть пошлют людей разрыв ликвидировать. После артналета. Делай что-то, а не смотри на меня, мля, как теленок первогодка. Со штабом свяжи.

   – Штаб на связи.

   – Начать эвакуацию раненых в цитадель!

   – Так стреляют еще, товарищ майор...

   – Так, по одной мине пускать, они будут постоянно. Называется – тревожащий огонь. А раненые ждать не могут. Выполняйте приказ. Ротным – всех, кто был на валах отправить отдыхать в казематы, остальных разбить на бригады, лопаты в руки, восстанавливать дзоты и окопы на южной половине валов. Доложить о потерях в личном составе.

   – Товарищ майор, майор Коротун еще утром ранен в ногу, отправлен в цитадель, на связи его заместитель, капитан Рыбак.

   "А сейчас у нас что, уже вечер? 6.32 на часах. Хотя, да... один час войны ... он и за день, и за год, и за всю жизнь длинней стать может ..."

   – Отбой связи. Свяжись с командиром медроты полка.

   – Капитан Ефимович на связи.

   – Здравствуй, майор Ширков. Готовьтесь, моих уже несут к вам. Работы будет много. Личная просьба. Свяжи меня с майором Коротуном. Как он там?

   – Осколок удален, рвется обратно, еле держим.

   – А ты не держи. Без него там мышей не ловят.

   – А что случилось?

   – Извини, времени нет. Вечером спирта нальешь, все расскажу... даже того, чего не было. Где там майор?

   – Как раз к его кровати подходим, уже наушники с рук вырывает...

   – Майор Коротун на связи.

   – Привет Паша, тут такое дело... прижали меня давеча на левом фланге, крепко прижали... аккурат напротив твоих западных валов. И два танка, что мне печень выели, и пехота, все как на ладони... но ни одного выстрела, Паша, с твоих позиций. Не хочу я, твоих командиров перед Батей позорить. Во-первых, точно знаю, виновного он перед строем расстреляет, во-вторых, ладили мы с тобой не плохо, и дальше рядом воевать. Разберись сам. Кто-то из твоих отдал приказ не открывать огонь. Дай ему винтовку в руки, пусть рядовым повоюет.

   – Извини, Василий, если все так было... не могу я его в живых оставить. Сам, суку, расстреляю, другим в назидание. И спасибо тебе...

   – Не руби с плеча, Паша, разберись сперва. И прошу, не стреляй. Без того меня командиры недолюбливают... не надо, Паша, я все знаю, мне пох, что обо мне думают. Но крови не надо. Разжалуй и откомандируй ко мне, если видеть его не хочешь. Договорились? И возвращайся быстрей, без тебя войны не будет.

   – Товарищ майор, вас полковник вызывает.

   – Майор Ширков! Почему не докладываете обстановку?

   – Ротные еще не доложились, товарищ полковник, нет данных о потерях и состоянии укреплений. На глаз, доты не повреждены, большинство дзотов южной половины валов уничтожены, если не все... о траншеях даже не говорю. Мы подбили девять танков, уничтожено до двух рот живой силы противника, а то и больше. Зарослей много на том берегу, трудно оценить. Раненых начали в цитадель эвакуировать. Пока немец молчит, пытаемся восстановить позиции.

   – Молодец, майор! Такое у вас творилось... страшно смотреть было. Сам не верил, что живые на валу останутся... пушки, пулеметы нацелил, штурмовой отряд приготовил обратно укрепления отбивать. Такие дела... взвод ПТР и взвод станкачей к тебе отправили. Что еще?

   – Минометчикам бы пристрелять ориентиры перед валами соседей. Раньше передо мной граница проходила, а теперь можно. А то передо мной пехота накапливается, мои носа высунуть не могут, а как минометы соседей сориентировать никто не знает.

   – Сейчас приказ отдам, пока затишье, пусть ориентиры пристреливают. Молодец майор, еще что придумал?

   – У генерала минометы есть...

   – Так ты огня запроси, майор, и тебе подмогнут, у них с утра все пристреляно! Ты же молчишь, в одиночку войну выиграть хочешь!

   – Не до того мне, товарищ полковник. Пока на меня больше других давят, пусть генерал наблюдателя с рацией пришлет, мы ему место выделим, задачи ставить будем...

   – Записал. Еще?

   – Жара днем будет, трупов много, думаю, немцы захотят убрать. Что мне им отвечать?

   – Думаешь ты много, майор! Когда захотят, мля, тогда и спросишь! Доложишь о потерях, решим вопрос с пополнением. Конец связи.

   Минут через пятнадцать Ширков снова вышел на связь с полковником.

   – Товарищ полковник! Докладываю потери: убитых – семьдесят восемь человек. Подготовлены и запакованы в конверт документы и жетоны семидесяти пяти человек. Отсутствуют документы и тела трех наблюдателей, находившихся в траншеях во время артналета. Двоих, видимо, накрыло близкими разрывами, пока что откопали только одну ногу оторванную. Продолжаем поиски. Третий, лежит убитый перед валами. Предполагаю, в результате контузии, потерял голову и бросился в атаку на противника. Как стемнеет, пошлю ребят за трофеями, и его привезем обратно.

   – А может он, потерял голову, и в плен побежал сдаваться?

   – Никак нет, товарищ полковник! Бросился в атаку на врага с оружием в руках. Погиб смертью храбрых. Я уже документы подписал.

   – С оружием в руках ров переплыл... ну, ну. Смотри, майор, не ошибись. Особисты будут копать. Продолжай.

   – Раненых – сто тридцать два человека. Сто девять – доставлены в цитадель, двадцать три легкораненых – остались.

   – Отправляю к тебе роту, из резерва. Принимай пополнение и вводи в курс дела. Транспарант у тебя сорвало. Мне отсюда все видно. Распорядись.

   – Слушаюсь, товарищ полковник!

   Вскоре высоко над валами вновь подняли транспорант. На белом фоне с красным ободком по краю, кроваво-красными буквами красовалась надпись:

   "Deutscher Soldat! Gehe nicht nach Russland. Dort wohnt dein Tod. Olga"

   А бойцы и командиры батальона вновь начали спорить, кто эта таинственная Ольга, от имени которой генерал адресовал врагам сие послание.

   ***

   Командующий 45-й пехотной дивизией и всей операцией по взятию Бреста, генерал-лейтенант Франц Шлипер, раздраженно выбросил в сторону половинки разломанного в руках карандаша. Его часы показывали лишь 4 часа 35 минут по берлинскому времени, а кругом уже было светло, как днем. Он только что наблюдал, как проходила атака большевистских укреплений. Эту атаку он лично организовал после наглого, вероломного, ничем не спровоцированного артиллерийского обстрела немецких войск, не сделавших ни единого выстрела в сторону советской границы!

   А ведь еще полтора часа назад генерал-лейтенант и штаб были уверены, – ничто не может помешать реализации блестящего плана захвата Брестской крепости, который они с любовью и немецкой педантичностью готовили на протяжении последней недели.

   Общий план овладения Брестским опорным пунктом заключался в следующем: 31-я пехотная дивизия переправлялась севернее Бреста. Два полка, усиленные батареей 150-мм гаубиц и танковым батальоном, двигаются в направлении укреплений села Мотыкалы. После артподготовки, штурмом захватывают данный опорный пункт. Третий полк, усиленный батареей 150-мм гаубиц и танковым батальоном, движется в сторону северного предместья Бреста, по дороге овладевает двумя северными фортами.

   34-я пехотная дивизия переправляется южнее Бреста, и при поддержке танкового полка атакует южное предместье и южный форт.

   45-я дивизия атакует и овладевает Брестской крепостью, а затем продолжает атаку на город со стороны Северного острова (Кобринское укрепление).

   Идея атаки Брестской крепости пренадлежала генерал-лейтенанту Шлиперу, в прошлом артиллеристу, четыре года командовавшему артиллерийским полком. Она заключалась в коротком, но очень интенсивном артналете (три, максимум, пять минут) артиллерией крупного калибра по атакуемым позициям, после чего огонь переносится на полторы-две сотни метров дальше, а в этот момент, обстрелянные позиции моментально атакует пехота, уничтожая оглогшего и не пришедшего в себя врага. Через три минуты ситуация повторяется: перенос огня, мгновенный рывок превосходящих сил, овладение новым рубежом.

   Расчет строился в первую очередь на подавление психики обороняющихся, потерю управления войсками из-за чувства паники, растерянности, частичной глухоты вызванной близкими разрывами снарядов. Именно поэтому, основная огневая нагрузка ложилась на реактивные мины большого калибра. Великолепное фугасное действие этих мин, намного превышающее действие снарядов аналогичного калибра, жуткий вой в полете, это было именно то, что надо.

   Именно поэтому войска были выдвинуты на исходные позиции в двухстах-трехстах мертах от атакуемых укреплений. В лодки, на западном берегу Буга, уже были заблаговременно погружены 37-мм орудия, чтоб не возиться во время артналета. Все было рассчитано по секундам, три-четыре минуты на преодоление водного рубежа, выход на дистанцию 150-200 метров до обстреливаемых позиций, перенос огня и моментальный рывок. В течение минуты позиции должны быть заняты, еще две-три минуты на уничтожение отдельных очагов сопротивления, и следующий рывок на новые рубежи.

   Штаб просчитывал возможные шаги обороняющейся стороны, но любой сценарий при том соотношении сил и средств, которыми располагали защитники (разведка собрала достаточно достоверную информацию о количестве личного состава обороняющего город, и его вооружении) неизменно завершался победой атакующих. Арифметика наука жестокая, если вес твоего залпа в семь раз превышает огневые возможности противника, а соотношения живой силы превышает три к одному, то надеяться ему не на что. Но никому из его офицеров даже в голову не могло прийти, что противник посмеет первым открыть огонь. И что огневая мощь противника будет намного больше разведанных данных. Это было немыслимо.

   "Мы слишком привыкли к легким победам, мы перестали обращать внимание на противника, считая его недостойным нашего внимания. Теперь мы пожинаем плоды своего высокомерия..."

   Нельзя сказать, что генерал не обращал внимания на непонятные факты. Он требовал у разведки выяснить, что везли составы, которые в субботу вечером прибыли в южный пригород Бреста и там выгружались. Но дома и деревья пригорода надежно заслоняли происходящее. Агентурных данных не было уже неделю, после того, как из Бреста и пригородов было выселено все цивильное население. Еще один подозрительный состав очень медленно курсировал в субботу вечером за Северным островом, то, давая задний ход, то, снова двигаясь вперед. Не смогла разведка засечь и наличие в составах, прибывших в последний вечер, значительного количества орудий и боеприпасов. Все это происходило слишком далеко от границы.

   Но самой большой неожиданностью, до сих пор не укладывающейся в сознании генерал-лейтенанта, была ничем не спровоцированная артиллерийская атака русских. Ведь фактически, русский генерал развязал войну! Наплевал на приказ Сталина! Шлипер знал текст этого приказа, накануне ему принесли его из разведчасти, уже переведенным на немецкий язык. В нем было четкое указание, не реагировать на провокации и открывать огонь после пересечения немецкими войсками государственной границы СССР. Следуя букве этого приказа, генерал даже не имел права отвечать на артобстрел с немецкой стороны, не говоря уже о том, чтоб сделать первый выстрел! По всем законам он был военным преступником!

   Еще когда в 2-48, на русском аэродроме, расположенном всего в шести километрах от границы, сразу за северным пригородом Бреста, послышался звук моторов взлетающих машин, недоброе предчувствие поселилось в сердце Франца Шлипера. Взлетающие машины были хорошо видны на фоне посветлевшего неба, но когда наблюдатели доложили, что взлетели всего две эскадрильи, а половина базирующихся на аэродроме машин осталась, тревога немного отступила. Однако оставались вопросы, на которые не было ответов...

   Согласно объявленной боевой тревоге, советские войска должны были занять боевые позиции, но наблюдатели докладывали, что траншеи на ближайшем валу пусты. Часовые ведут себя спокойно, с обычным русским разгильдяйством, к которому наблюдатели никак не могли привыкнуть. Они постоянно делились увиденными эпизодами из жизни Красной армии с другими офицерами. Но это, вместо того, чтоб успокоить генерал-лейтенанта, тревожило его еще больше. И как оказалось, недаром.

   Русские сумели удивить. Несмотря на все принятые меры, они знали и основные места расположения огневых средств, и время начала артподготовки. Наплевав на все цивилизованные правила ведения войны, по которым, тот, кто объявляет войну, имеет право на первый выстрел, они ударили внезапно, подло и, к сожалению, очень болезненно, сумев скрытно подвести большое количество артиллерии, минометов и реактивных снарядов, о существовании которых, не говоря о ТТХ, ничего известно не было.

   "Наша разведка полностью проиграла... но с каким азиатским коварством они разыгрывали перед нами спектакль... этот их генерал Тодорский, он задумал это давно. Наплевать на приказ самого Сталина и открыть огонь по немецкой территории! Этого даже французы себе не позволяли, хотя имели полное право! Но кому это интересно... Гудариан, когда я ему в 3.05 сообщил, что русские первыми начали войну, обрушив на нас тысячи мин и снарядов, холодно поблагодарил за информацию и потребовал сделать все возможное для скорейшего выхода танков и механизированных частей на шоссе Брест-Кобрин-Минск".

   – Нам жизненно важно овладеть этой транспортной артерией, Фриц. Я надеюсь на вас, – вспомнились ему слова и тон, каким они были произнесены.

   В кратчайшие сроки было восстановлено управление наиболее пострадавшей 45-й дивизией, три батальона которой, были выдвинуты на позиции атаки непосредственно к берегу и понесли ощутимые потери (больше половины личного состава убитыми и ранеными). Собраны уцелевшие орудия и их расчеты, переведены на новое место и организована доставка боеприпасов. В атаке участвовало до двух батальонов личного состава, которых удалось обеспечить плавсредствами, и девять танков, перед которыми была поставлена задача огнем с прямой наводки уничтожать огневые точки русских, пережившие артобстрел.

   Воздушная дуэль над головой, закончившаяся на глазах его изумленных солдат полной победой противника, не прибавила генералу настроения. А вывешенный русскими транспарант, красующийся над валами, не ругался, и не запугивал. Неизвестная Ольга по-доброму предупреждала, как предупреждают детей или внуков, мол, не ходите детки в лес, волк там живет. Съест.

   Не понравилось Фрицу Шлиперу прочитанное. Не понравилось фатальной неизбежностью, можно сказать, обреченностью, которой дышала написанная строка. Женщина, написавшая это послание, не верила, что ее предупреждению внемлют. Ее не радовала чужая смерть, наоборот, она уже сожалела, что так случится... и казалось что солдаты, чьи многочисленные трупы покрывали берега, умерли не от пуль и осколков, а потому, что пересекли невидимую черту, подошли слишком близко к кроваво-красному тексту транспаранта...

   Все это, в очередной раз заставило генерал-лейтенанта задуматься о явной недооценке соперника, еще тщательней готовить предстоящую атаку и обязательно уничтожить транспарант. Нельзя допустить, чтоб солдаты прочитали написанное. В их сердцах, вместо уверенности в победе, вере в фюрера и своих командиров, может поселиться червь сомнения и неуверенности, а это первый шаг к поражению...

   Атака почти удалась. Ураганный артиллерийский огонь в совокупности с огнем танковых пушек и пулеметов, казалось, уничтожил все живое на южных валах Западного острова (название Тереспольского укрепления в немецкой картографии). Пехота ринулась в атаку, и когда до цели оставалось пробежать метров пятьдесят, преодолеть последний ров и утвердиться на вершине, неожиданно ожившая пушка одного из дотов уничтожила танки, а взвод автоматчиков, вынырнувших, как черт из табакерки, плотным огнем опрокинул атакующих на землю. Пушечный и пулеметный огонь с вершины вала быстро подавили все огневые точки нападавших, пытавшихся принудить автоматчиков к молчанию, и генерал-лейтенанту стала очевидна бессмысленность продолжения атаки. Скрипя зубами, он скомандовал отступление и вызвал повторный минометный обстрел с целью дать пехоте отойти без потерь.

   Но в целом, Шлипер посчитал, что направление и тактика последней атаки были выбраны правильно. 31-я и 34-я дивизии уже навела понтонные мосты, соответственно, севернее и южнее Бреста и войска скоро начнут накапливаться у северного и южного пригородов города. А он будет готовить новую атаку. И когда город зажмут со всех сторон, вот тогда будет еще один штурм, в котором будут учтены все ошибки. А пока нужно организовать подвоз боеприпасов, найти новые плавсредства взамен потерянных и уничтоженных в ходе атаки, решить массу других вопросов предшествующих наступлению.

   И договориться с русскими о захоронении мертвых. Слишком много их лежит перед Западным островом, и возле берегов Буга. Это оказывает деморализующее действие на солдат, и на молодых, и на ветеранов. А танкистам, каково им выезжать на позиции по трупам своих камрадов?

   "За все шесть недель французской кампании дивизия понесла меньшие потери, чем за первые часы этой войны...", – Шлипер думал, о том, что многим, и ему в том числе, начало этой кампании виделось совсем другим.

   Подтверждая его мысли, над головами солдат уже с востока на запад летели десятки бомбардировщиков с красными звездами на крыльях, не обращая внимания на суету, которую вызвало их появление. Значительно выше бомбардировщиков мелькали стремительные силуэты истребителей сопровождения. И нигде не было видно истребителей с крестами на крыльях, которые дали бы им отпор...

   ***

   В двадцати километрах на северо-запад от Бреста, севернее польского села Богукалы, передовые части 17-й и 18-й танковых дивизий 2-й танковой группы войск под командованием генерал-полковника Хайнца Гудериана, после непродолжительного боестолкновения с пограничниками, переправились на восточный берег Буга. Саперы уже закончили монтаж понтонной переправы. Взвод разведки сводного батальона передового охранения, переправившись, уже разослал в различных направлениях разъезды кавалеристов 1-й кавалерийской дивизии и отделения мотоциклистов в сопровождении бронетранспортеров с пехотой. Им была поставлена задача: захватить мост через речку Лесная и найти пути обхода с севера готового к обороне опорного пункта созданного в селе Мотыкалы. С дальнейшим выходом дивизий на шоссе Брест-Мотыкалы-Видомля-Каменец, в последующем, обойдя поселок Видомля с юга, на шоссе Видомля-Пружаны-Слоним. После захвата 31-й дивизией поселка Мотыкалы, часть подразделений 17-й дивизии должны были выйти на шоссе Брест-Кобрин-Минск, обойдя Брест с севера.

   Генерал-полковник не собирался ввязываться в городские бои и штурмовать танками доты и дзоты, выстроенные русскими на окраинах ряда населенных пунктов. Это задача идущих сзади пехотных частей. Он понимал, что обход укрепленного города, в составе подразделений которого присутствуют артиллерийские и танковые части, это задача не простая. Но другого решения не было.

   Ему было понятно, что артиллерия опорных пунктов бьет на дальность до двенадцати километров. Движение по бездорожью, по дуге такого радиуса было совершенно неприемлемым, но генерал-полковник считал, что, имея несравнимо более мощную артиллерию и поддержку авиации, он легко выиграет артиллерийскую дуэль, даже если артиллерия противника будет спрятана в бетонные капониры. Это даст возможность обойти укрепленный пункт на расстоянии трех-четырех километров от русских позиций и продолжать безостановочное движение вглубь территории противника.

   Гудериан видел задачу танковых дивизий в том, чтоб, осуществив прорыв на стратегическую глубину с нерастраченным запасом боеприпасов, иметь возможность несколько суток подряд, не заботясь о снабжении, вести интенсивные бои с окруженным противником. Для этого его дивизии должны двигаться как вода, просачиваясь в местах минимального сопротивления и оставляя в стороне укрепленные пункты.

   Генерал-полковник был одним из немногих высших офицеров вермахта, который считал, что начатая кампания является ошибкой, поскольку Советский Союз не представлял для Германии никакой угрозы. А уверенность Гитлера и высшего командования в том, что войну с Россией можно закончить за восемь-десять недель, считал чересчур оптимистичными, исходящими из представлений об идеальном течении военной кампании, согласно составленным планам, чего в реальной жизни не бывает.

   В отличие от многих других офицеров он внимательно изучал не только всю доступную информацию о РККА, ее вооружении, организации, тактических и стратегических концепциях, на которых строится ее оборонительная доктрина, но и внимательно перечитал исторические материалы о походах Карла и Наполеона. Все прочитанное не добавило оптимизма генерал-полковнику, но он приложил все силы, чтоб лучшим образом подготовить вверенные ему подразделения к будущим трудностям и неожиданностям. А то, что эти неожиданности будут, в этом генерал-полковник Хайнц Гудериан не сомневался.

   И действительно, в этот роковой день неожиданности начались с самого утра. В 2.30 по берлинскому времени он прибыл в штаб группы, расположившийся недалеко от польского села Богукалы на западном берегу Буга. Дав указания своим офицерам, он только собрался подняться на смотровую вышку, как со стороны Бреста раздалась отчетливо слышная артиллерийская канонада. Часы показывали 3.05, и до обусловленного командованием термина оставалось еще десять минут. Генерал-полковник приказал срочно связаться с генерал-лейтенантом Шлипером, но тот уже сам вышел на связь.

   Хитрость русского генерала, проигнорировавшего приказ самого Сталина, одним неожиданным ходом разрушившего тщательно подготовленный план, завизированный, в том числе, и им самим, неприятно поразила Гудериана. Ведь даже ему, неоднократно плевавшему на дурацкие приказы своего начальства, не пришла в голову мысль, что противник посмеет нарушить приказ своего главнокомандующего. Он, как и все, воспринимал право своих войск на первый выстрел, как некую священную корову, к которой никто не смеет коснуться.

   Естественно, он не стал ждать 3.15-ти, а велел немедленно начать штурм восточного берега, но настроение было испорчено с самого утра. Прошло ровно полчаса после первой неожиданности, как за ней последовала вторая. Все они стали зрителями грандиозного воздушного боя, начавшегося в стороне Бреста и быстро сместившегося на запад мимо их позиций, вследствие разгрома и бегства немецких самолетов.

   Увидев первые самолеты русских, Гудериан сразу же связался с генералом Фибигом, командующим отдельной авиагруппой бомбардировщиков ближнего действия, входящей в состав 2-й танковой группы. По плану, в 3.40, его самолеты должны были оказать поддержку штурмующим крепость и нанести бомбовые удары по целеуказаниям с земли. Естественно, генерал-полковника интересовало присутствие самолетов его группы в разгромленном немецком ордере.

   Он успел вовремя. Его самолеты, четыре тройки "Юнкерсов", без прикрытия истребителей, были еще в тридцати километрах от Бреста и их вовремя развернули обратно. Генералу Фибигу было поручено связаться со штабом 3-й эскадры бомбардировщиков, чьи самолеты второй волной летели наносить удары по русским аэродромам, и доложить обстановку. Лишь после этого Гудериан собирался принимать решение о бомбовых ударах.