Текст книги "Ольга (СИ)"

Автор книги: Василий Кононюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 32 страниц)

   Топливо в баке последнего изделия 112/2 было уже на исходе, поэтому майор Семахин, с легким сердцем скомандовал:

   – Твой выход, Корсунов. Цель – развалины трехэтажного здания в центре порта. Пикируешь под углом тридцать градусов. Выбери достаточно широкий проем в развалинах стен и бей в середину ската кирпичной горки образовавшейся внутри.

   – Цель вижу. Разрешите выполнять?

   – Вперед, Дмитрий.

   В данном случае, риск был минимальным. Морская пехота уже обхватила здание полукольцом и единственные амбразуры, из которых можно было бы легко поразить выпрыгнувшего летчика, должны были смолкнуть после взрыва.

   С точки зрения меткости, Дмитрий изрядно накосячил. Он выбрал пролом шириной всего несколько метров, умудрился в него промазать и самолет врезался в остатки кирпичной стены. Но это не повлияло на результат. Вместе с обломками стены самолет врезался в кирпичную кучу, бомба, легко пройдя обломки и пробив полуметровое бетонное перекрытие, воткнулась в пол. Пройдя еще шесть метров под землей, и углубившись на три метра от поверхности пола, бомба взорвалась и убила всех находившихся в полуподвальном помещении общей площадью пятьсот квадратных метров. При этом перекрытие обрушилось во многих местах. Летчик опустился с парашютом на воду, в ста метрах от берега и в четырехстах метрах от замолкших развалин к которым уже бежала морская пехота.

   Боевые корабли расположились вдоль фарватера, пропуская к глубоководным бонам транспортные суда, морская пехота ворвалась в город, где завязались ожесточенные бои за каждый дом. Комдив требовал в первую очередь разгрузить транспорт с девятью самоходными зенитными установками на базе танка Т-26. Шесть из них имели на вооружении сдвоенные крупнокалиберные пулеметы ДШК, а три остальных – 23-мм автоматические пушки. Самоходные зенитки были приданы в поддержку морской пехоте именно на случай городских боев, где они были намного эффективней танков.

   Суда опасно маневрировали в узком фарватере, пытаясь пропустить вперед нужный транспорт, адмирал громко требовал у капитанов разгружающихся судов освободить один из причалов, те отвечали, что уже отходят, но почему-то оставались на разгрузке. В порту царил "идеальный порядок", столь характерный при проведении масштабных операций. Внезапно эту идиллию, царившую уже более получаса, прервал взрыв 254-мм снаряда метрах в сорока от борта одного из транспортных судов.

   Броненосец "Вяйнамуйнен" еще в пять утра получил приказ, соблюдая маскировку, скрытно выдвигаться в сторону порта Котка. В 6-15 последовал приказ в сопровождении двух канонерских лодок и трех катеров незамеченным пробраться к западному берегу острова Кауниссаари, высадить дальномерщиков и офицера артиллерийской разведки. В 7-05 полученный приказ был выполнен. Расположившись на восточном берегу острова, они прекрасно наблюдали весь фарватер находящийся от них на расстоянии 70-90 кабельтовых и скопившиеся на траверсе порта транспортные суда. И сейчас экипаж броненосца был готов сказать свое веское слово в развернувшемся сражении.

   ***

   Как только броненосец был обнаружен, старший лейтенант Геннадий Смирнов и старший лейтенант Василий Сварженко подняли по тревоге в небо два изделия 112/1 и на максимальной скорости направили свои самолеты к острову Кауниссаари. Две эскадрильи их полка были перебазированы перед операцией на полевой аэродром, находящийся в пятидесяти километрах восточнее Таллина, так что подлетное время к вышеназванному острову составляло не более пятнадцати минут.

   Уже в воздухе они узнали, что их цель броненосец. На подлете их должна встретить эскадрилья Ил-2. Перед ними броненосец атакует тройка штурмовиков. Первые два сбросят на палубу по сотне 2,5 килограммовых осколочно-фугасных бомбочек, а третий – сотню кумулятивных. Цель – максимально обезвредить зенитную артиллерию корабля. Четвертым атакует Сварженко. Его задача поразить корабль в первую половину его длины, не дальше 30-40 метров от носа. Через пятнадцать секунд после него, цель атакует Смирнов. Ему предписывалось поразить корабль за его срединой, не ближе двадцати метров от точки падения самолета Сварженко.

   За те пятнадцать минут пока они летели к цели, броненосец успел серьезно повредить три транспорта, которые сумели выброситься на берег близлежащих островов, остальные бежали в открытое море. Боевые корабли, совместно с самолетами, корректирующими их огонь, пытались накрыть маневрирующий броненосец, но с самолета, без дальномеров, оценивая на глазок расстояние от разрывов до цели, путаясь в многочисленных всплесках от огня различных кораблей, о прицельной стрельбе можно было говорить с большой натяжкой.

   Имеющие боекомплект самолеты отчаянно штурмовали броненосец, не обращая внимания на сопровождавшие его канонерки и катера. Многочисленные, близкие к бортам разрывы фугасных бомб и единичные попадания, хоть и не нанесли кораблю существенных повреждений, тем не менее, ценой трех сбитых самолетов, ополовинили малокалиберную зенитную артиллерию.

   Разогнав транспортные суда стоящие на траверсе, броненосец двигался к острову Виикаринсаари, чтоб оттуда накрыть суда стоящие в порту возле причалов. Первые три штурмовика, на бреющем полете засыпали палубу броненосца небольшими бомбочками, в том числе и кумулятивными, которые, врезаясь в вертикальные бронированные стенки, прожигали их струей пламени. Несмотря на это, выжившие автоматические пушки усердно палили в сторону пикирующего дымящего самолета. Но вошедший в пике самолет подставляет зенитчикам слишком малую площадь. В которую, к тому же, практически невозможно попасть, учитывая скорость, с которой он приближается к цели. Самый опасный момент для пикировщика, это выход из пике, когда он раскрывается над зенитками всей своей плоскостью.

   В данном случае эта опасность отсутствовала, но присутствовала другая – попасть под шальной 20-мм снаряд, впрочем, особого выбора не было. Старший лейтенант Сварженко, зафиксировав рули, выпрыгнул из кабины. Пятьсот литров бензина вспыхнувшие на палубе после удара самолета вызвали обширный пожар. Но это были мелочи по сравнению со случившимся через одну десятую секунды. Бомба, пронзив броненосец насквозь, взорвалась в пяти метрах ниже киля и в тридцати метрах от носа корабля.

   Как известно из школьного курса физики, вода представляет собой несжимающуюся жидкость, что легко может проверить каждый, шарахнув со всей силы палкой по воде. Отразившись, вся энергия взрыва направляется вверх, в единственном направлении в котором вода может двигаться, приобретая при этом колоссальную кинетическую энергию. Встречая на своем пути шпангоуты и обшивку корабля, вода, не замечая, ломает их, жадно врываясь в пустой объем, щедро раздавая накопленную энергию всему, что лежит на ее пути. Проще говоря, сносит все подряд.

   Казалось, что взрыв вздыбил корабль, подняв его вместе с сотнями тонн воды над поверхностью залива и бросил обратно вниз. Вливаясь широким потоком через многометровую пробоину в корпусе, вода сносила перегородки, останавливая броненосец, движущийся со скоростью 12 узлов, словно лошадь на скаку. Попадавшие матросы не успели подняться на ноги, как еще один самолет врезался в палубу ближе к корме.

   После второго взрыва участь корабля была предрешена. Скорее всего, она была предрешена и после первого попадания, но второе не оставило экипажу ни времени, ни надежды сделать хоть что-нибудь. Не прошло и полминуты, как корабль развалился на три части. Сперва оторвало нос по линии первого взрыва, затем сильно потяжелевшая от принятой воды центральная часть начала поднимать корму с винтами, но, разломившись по линии второго взрыва, винты снова нырнули под воду, сильно креня обломавшуюся корму в противоположную сторону. Через минуту на поверхности воды остались редкие головы и немногочисленные обломки, имеющие положительную плавучесть.

   Самолеты и многочисленные торпедные катера, появившиеся сразу же после атаки, накинулись на сопровождение броненосца, отгоняя последнее от места разыгравшейся трагедии. Тихоходные канонерские лодки водоизмещением 400 тонн практически сразу получили по две бомбы в борт от штурмовиков нашедших подходящие цели для первого боевого топ-мачтового бомбометания, столь тщательно отрабатываемого на тренировках. Финские катера, маневрируя вдоль берега острова, поддерживающего их огнем из всех наличных средств, скрылись в западном направлении. Из четырехсот шестидесяти членов экипажа броненосца и канонерских лодок, живыми осталось сорок три человека, которые были подняты из воды матросами торпедных катеров.

   Замотанные в сухие одеяла, старшие лейтенанты Василий Сварженко и Геннадий Смирнов, сидели в тесной каюте торпедного катера рядом с рулевым, хлебали водку из фляги и односложно отвечали на его многочисленные вопросы. Адреналин выгорел в холодной воде Финского залива задолго до того как их подняли на борт, и на обоих накатил отходняк после пережитого, похожий на тяжелое похмелье. Голова пустая, притуплены все чувства, лишь отдельные кадры всплывают перед глазами, как черно-белые фотографии... лишенные красок и эмоционального накала присутствовавшего в той действительности, в той, прошлой жизни, до падения в холодную воду...

   – По тебе три зенитки шмаляли, – с трудом выталкивая слова из глотки, проговорил Геннадий. Говорить не хотелось. Хотелось лечь, смотреть в потолок, молчать и никого не видеть. Именно поэтому он начал говорить. Чтоб выгнать из души наполнившее ее безразличие, снова испытать страх за товарища и свое бессилие ему помочь...

   – Шмаляли, – также выталкивая из себя слова, подтвердил Василий.

   – Думал, все, не выжить тебе... а я лечу тут сзади, как фанфарон, пока ты меня собой прикрываешь...

   – Брось Гена, не говори ерунды... ты выполнял приказ... следующий раз я за тобой полечу, не бери в голову...

   Они снова замолчали и приложились к фляге.

   – Трассера летят... кажется, каждый мне в лицо... я на восьмистах рули зафиксировал, чтоб от страху не дернуться, а потом думаю, – "А какого хрена я здесь сижу?", и как сигану... – теперь уже Василий прервал затянувшуюся паузу.

   – Да ладно... я на шестистах прыгнул и рядом с тобой вынырнул... метров сорок до твоей башки было...

   – Я прыжок затянул... секунды на три после взрыва... боялся, что парашют зенитками посекут... думаю, – "Когда по Генке начнут шмалять, тогда и дерну"... потом гляжу, море больно близко, пора... как на парашюте завис, все думаю, пи...ц. Но зенитки вверх, по тебе бить начали... потом твой рванул, я еще в воздухе качался... метров пятнадцать оставалось...

   – Я как за тобой летел, мне всякая хрень в голову лезть начала... вижу, как будто наяву, – рыба после наших взрывов на воду всплывает и ты вместе с ней. Перепугался, что тебя моим взрывом в воде раздавит... вот я и поднажал, сократил дистанцию до полутора километров... потом думаю, тебе моим взрывом парашют запутает...

   – Теперь я понял чего ты еще в воздухе орал как недорезанный, – "Васька! Ты живой?!"

   – А ты в воде бултыхаешься и кричишь, – "Молчи! Финны услышат!".

   Обоих летчиков на несколько минут скрутил истерический смех. С трудом успокоившись, вытерши слезы, они выпили еще и поклялись друг другу никому не рассказывать о пережитом. Оба долго держали клятву. Почти до самого вечера.

   ***

   Глава 11

   Последний относительно мирный 1940-й год, Ольга встретила в отдельном полку специальных средств воздушной разведки. Перед самым Новым Годом ее вызвали в Москву и Артузов, в торжественной обстановке, под пластинку исполняющую гимн Советского Союза вручил ей ее третий орден – Трудового Красного Знамени, уже второй такой в ее наградном листе. За заслуги в деле создания новых лекарственных препаратов и становления советской фармакологической индустрии.

   – Служу трудовому народу! – звонко ответила Ольга на поздравительную речь, и гордо выпятила свою грудь навстречу рукам комиссара госбезопасности первого ранга. Но он ограничился тем, что сунул ей коробочку с орденом в руки и целомудренно поцеловал в щеку.

   После того, как они быстро выпили по рюмке коньяка и за высокую награду, и за 60-летие товарища Сталина, за достижения внешней разведки в уходящем году, за еще один орден врученный ее руководителю, Ольга заявила:

   – А у меня для вас тоже есть небольшой подарок. На орден не тянет, но в общую копилку пойдет. Как вы знаете, Гитлер маниакально боится англо-французского удара по Рурскому индустриальному региону, жизненно важному для германской экономики, и расположенному в непосредственной близости от границ с Голландией и Бельгией. Поэтому, сразу же после польского похода и заключения с нами соглашения о новых границах, начал требовать у своих военачальников немедленного превентивного удара по этим странам и северной Франции. Собственно, поэтому я и рекомендовала затягивать переговоры о границах насколько можно. Но в немецком генштабе очень сильна оппозиция планам фюрера, которые откровенно саботируются, а сроки начала кампании постоянно сдвигаются. Так вот, очередной срок назначен на середину января. Но буквально за несколько дней до начала операции, план "Гельб" попадет в руки к бельгийцам, соответственно, и к французам, и к англичанам. Это совершенно темная история, в которой будет участвовать самолет, сбившийся с пути, тупой штабной офицер, не сумевший в течение часа сжечь сверхсекретные документы и много других странностей. По суммарному идиотизму в разряд случайностей не вписывается никак. Нам это выгодно, поскольку в очередной раз отложит операцию, поэтому детали сообщать нашим "союзникам" не стоит, но намекнуть, что британская разведка разрабатывает операцию по похищению плана "Гельб", стоит. Пусть боятся нашей осведомленности. Самая страшная угроза – та, которую ты не понимаешь.

   – Когда ж им намекать, если ты дат не помнишь. Слишком опасно. Раньше скажешь – дров можно наломать, позже – курам на смех.

   – Чего же так сразу – не помнишь. Абидна, панимаешь. То ли девятого января, то ли десятого. Если утром десятого января передать немцам инфу – "Британская разведка сегодня или завтра проведет операцию по похищению плана Гельб", то ничего не изменится, а наша осведомленность не только о плане Гельб, но и о том, когда его украдут, ни у кого не вызовет сомнения.

   – Это уже выглядит, как издевательство. Дураку понятно, что таких совпадений не бывает, и мы нарочно задержали информацию.

   – А на этот случай есть одна идея...

   Выслушав очередную "гениальную" идею своей подопечной, Артузов скептически заметил:

   – Я, конечно, изложу твой план товарищу Сталину, но вряд ли... а информация о срывах сроков поставок заказанного оборудования достоверная, или ты ее придумала?

   – Я, Артур Христианович, все придумываю, но как вы успели в этом убедиться, делаю это весьма достоверно. Поэтому ваш вопрос удивляет и обижает. А ответ на него вам дадут сами немцы. Дайте запрос, а в зависимости от ответа на него можно будет принимать решение, как действовать дальше, промолчать или грубо намекнуть.

   ***

   Сразу после Нового Года правительство Советского Союза уведомило немецкую сторону, что по имеющимся у него данным выполнение советских заказов идет со значительным отставанием от графика. Если ситуация коренным образом не изменится, это приведет к срыву графика поставок Германией, заказанного советской стороной оборудования. Правительство Советского Союза просит правительство Германии принять незамедлительные меры и уведомить советскую сторону о предпринимаемых шагах направленных на исправление сложившейся ситуации.

   Буквально через несколько дней последовал ответ, что, поскольку, Германия находится в состоянии войны с Францией и Англией, то форс-мажорные обстоятельства не исключены, высший приоритет будут иметь заказы вермахта, а советской стороне в своих планах следует учесть это обстоятельство.

   Утром десятого января, Артузов лично встретился с представителем Абвера, передал ему информацию о готовящемся похищении плана Гельб и попросил передать послу официальное обращение советского правительства. В нем выражалось беспокойство в связи с возможными задержками выполнения советских заказов, и была высказана убедительная просьба к германскому правительству еще раз рассмотреть поднятый вопрос и незамедлительно решить возникшую проблему.

   – Но это же явное нарушение протокола, посол может не взять у меня этот документ...

   – Мы же не формалисты. Уверен, когда он узнает, кто вам вручил это обращение, никаких проблем не будет, а будут... пусть обратится в наркомат иностранных дел, ему все объяснят. Поторопитесь. Полученная нами информация очень срочная. Нам, к сожалению, не удалось узнать точной даты. Возможно, операция начнется уже сегодня, возможно – завтра, а может, уже началась. Не стоит тратить время на пустые формальности. До свидания.

   Гестапо среагировало мгновенно, взяв под контроль всех носителей секретной информации и напечатанные экземпляры плана. Но было уже поздно. Самолет, со штабным офицером и полным комплектом документов плана "Гельб" на борту, к тому времени уже совершил вынужденную посадку на бельгийской территории.

   ***

   Рейхсканцлер Германии, Адольф Гитлер пришел в ярость, когда ему сообщили о пропаже секретных документов касающихся плана «Гельб» и всех обстоятельств произошедшего.

   – Мой фюрер, совершенно очевидно, что русские специально придержали эту информацию до того момента, чтоб мы уже ничего не могли сделать!

   – Причем здесь русские, рейхсфюрер! Для чего мы создавали гестапо? Чтоб получать от русских информацию, которую должно обеспечивать ваше ведомство? Вы можете объяснить, как может быть такое, что о наших секретных планах знают все кому не лень? Нас предупреждают о том, что секретные планы будут украдены, а наше гестапо не только ничего не знает, но и не может вовремя воспользоваться полученной информацией. У вас под носом действуют английские агенты, а вы бездействуете! Даю вам три месяца, чтоб исправить положение! Если подобная ситуация повторится, никакие прежние заслуги не будут приниматься во внимание! Что касается русских. Уведомьте посла, что дополнительное торговое соглашение разрывается нами в одностороннем порядке в связи с невыполнением их стороной взятых на себя обязательств! Вы что-то хотите сказать адмирал?

   – Мой фюрер, прошу вас отложить это решение на неделю. Разрешите мне съездить в Москву, и лично встретиться с господином Артузовым. Я подозреваю, что подтекст его действий выходит далеко за рамки беспокойства советской стороны о сроках выполнения заказов. Насколько я могу судить, он не тот человек, чтоб действовать столь прямолинейно. Но это можно выяснить только в личном разговоре.

   – Какой еще подтекст, адмирал? Вы можете выражаться яснее?

   – Самый очевидный из них, это намек на то, что англичане и без этого имели достаточную информацию о наших планах. Но возможных других подтекстов очень много, мой фюрер. Для прояснения сложившейся ситуации и нужна личная встреча.

   – Хорошо. Отправляйтесь в Москву. А вы, Гиммлер, немедленно займитесь реорганизацией работы гестапо. О результатах докладывайте мне еженедельно.

   ***

   Через несколько дней, в одном из московских ресторанов, Артузов встретился с адмиралом Канарисом, по его просьбе. Начальник управления внешней разведки свободно владел немецким, и нужды в переводчике не было.

   – Вы, безусловно, правы, господин адмирал, подозревая скрытый подтекст во всем произошедшем. И он достаточно очевиден. Мы полагали, что исполнители, получившие от нас документы и информацию, доведут свои интерпретации этого подтекста к сведению руководству рейха.

   – Вы правы, господин Артузов, подтекст действительно очевиден, но, к сожалению, некоторые люди, занимающие весьма высокие позиции, не хотят замечать очевидного. Именно поэтому в Москву приехал я, а не господин Мюллер. Я хочу услышать это из ваших уст и докладывать фюреру не как собственные предположения, а как официальный ответ на официальный запрос. Естественно, все это в кавычках, ибо такие термины не уместны в беседе, которую мы ведем.

   – Я вас понял. Безусловно, причиной очевидной задержки переданной нами информации не являются проблемы с выполнением заказов. Это беспокоит наше правительство, но поверьте, в нем работают достаточно разумные люди, чтоб понимать недопустимость столь грубого давления на партнера, с которым ты выстраиваешь долгосрочные отношения. На самом деле это было сделано только потому, что у нас есть точные данные о том, что основные положения плана "Гельб" уже известны британской разведке. Полученные документы лишь дополнят общую картину. С другой стороны, мы сомневались, что Генштаб вермахта серьезно обеспокоится, получив от нас информацию о том, что его планы известны противнику. С нашей точки зрения, ясность в этом вопросе была для Германии более ценной информацией, чем арест агентов нижнего звена и ложная уверенность в секретности разрабатываемых планов.

   – На вашем месте, я бы все-таки попытался убедить партнеров, что их планы стали известны врагу...

   – По вполне очевидным причинам, суть плана "Гельб" нас не интересует, и рисковать своими агентами, добывая не нужную ни нам, ни вам информацию, я никогда бы не стал. Поэтому, никаких доказательств и подробностей того, что известно британцам мы бы сообщить не смогли. Предложенного вами варианта у нас не было. Мы бы никого не смогли убедить, а утверждать что-то голословно – не в моих принципах. Могу вас заверить в одном, господин адмирал. Пока мы союзники, двойной игры с моей стороны не будет. Это все, что я могу вам пообещать. Но хотел бы, чтоб вы донесли до своего руководства простую истину. Информация – вещь очень дорогая. В данном случае, Германия ее получает в качестве бонуса, за исполнение заказов оплаченных отдельно и твердой валютой. С нашей точки зрения, наименьшее, на что мы можем рассчитывать, так это на понимание нашими партнерами этого факта и своевременное выполнение ими наших заказов. Не хочу хвастаться, но наши возможности в Великобритании несравнимы с вашими, адмирал. Те сведения, которые мы можем добыть сегодня, вы сможете получать лет через десять-пятнадцать, если будете упорно работать, и вкладывать деньги в агентурную сеть. Вам решать, продолжать ли наше сотрудничество, но мы хотим иметь четкий ответ и уверенность, что наши партнеры выполнят взятые на себя обязательства, а не будут ссылаться на форс-мажорные обстоятельства.

   – Я передам моему руководству, все, о чем мы говорили, и вы незамедлительно получите ответ. Не знаю, каким он будет, но со своей стороны я сделаю все возможное, чтоб он был положительным. Еще один вопрос. Вы так сказали фразу, – "Пока мы союзники", будто не верите, что это состояние продлится долго. У вас есть для этого какие-то основания?

   – Ничего, кроме умозрительных рассуждений. Предваряя ваш вопрос, вынужден отказать. У нас есть весьма умная поговорка, – "Не буди лихо, пока тихо", поэтому, не буду портить нашу беседу рассуждениями, на которые найдутся сотни аргументов их опровергающих. Я надеюсь, что наше сотрудничество будет долгим и плодотворным.

   – Рад был нашему знакомству, господин Артузов и уверен, что ваши опасения беспочвенны. Хотя, я вас понимаю. Это бич нашей профессии. Разведчик должен подозревать предателя даже в старом и проверенном друге, не говоря уже о новом союзнике.

   – Давайте выпьем, господин адмирал. За то, чтоб факты всегда опровергали такие подозрения...

   Через неделю советский посол в Германии получил официальный ответ, в котором говорилось, что предприятия, выбившиеся из графика и создававшие узкие места в выполнении советских заказов, перешли на трехсменную работу и никаких задержек в сроках выполнения не ожидается.

   ***

   Свежий воздух, утренняя зарядка, регулярное питание и отсутствие задач требующих чрезмерного напряжения ума, быстро вылечили расшатанную нервную систему, и Ольгина деятельная натура, вышедшая из внутреннего наркоза, начала осознавать окружающую действительность. Первое, на что она с удивлением обратила внимание, что вот уже две недели они с Галкой выбегали утром на пробежку, либо в гордом одиночестве, либо в компании с редкими энтузиастами, поднимающими свое тело на подвиг три-четыре раза в неделю. Все остальные военнослужащие и прикомандированные лица, сонными выползали на спортплощадку, десять минут махали руками (в лучшем случае), и, умывшись, с веселой песней отправлялись в столовую.

   Такое состояние дел было для Ольги совершенно неприемлемым. И здесь физическая подготовка бойцов и командиров играла не самую главную роль. Чтоб сдать требуемые нормативы по различным показателям физического состояния своего организма, человек со средними данными, должен был вести здоровый образ жизни, и регулярно, желательно ежедневно, тренировать свое тело. А это в первую очередь вырабатывало характер, тренировало умение совершить волевое усилие, заставить себя делать не то, что хочется, а то, что нужно. Это был своего рода общий тест на профпригодность. Сумеешь заставить себя преодолеть собственную лень и слабости, значит, есть обоснованная надежда, что и других заставишь выполнять отданные тобой приказы.

   Идеальных решений не бывает, Ольга это прекрасно понимала. Но это было правильное решение, пользы от которого было несравнимо больше, чем эфемерных потерь худосочных гениев стратегии и тактики. В народном хозяйстве чувствуется острая нехватка людей с мозгами, и если с армии, вместе с потоком пьяниц, разгильдяев и тунеядцев, вынесет пару тройку слабосильных умников, достойное место в жизни им всегда найдется.

   Принимать очередную зимнюю сдачу нормативов по физподготовке в отдельный полк радиоразведки неожиданно приехала уполномоченная комиссия, и обычная шара не прошла, когда, пользуясь секретностью своей части, командир полка назначал проверяющих из числа командиров, служащих под его руководством.

   Две третьих личного состава, во главе с комполка, не вложились в нормативы. Стараясь не светиться, Ольге все же удалось продавить немедленные оргвыводы. Комполка понизили в должности до комбата, а единственного из комбатов, уложившегося в нормативы, поставили на его место. На общем собрании командного состава, после того как новый комполка выступил с программной речью, несколько слов сказала и Революция Ивановна:

   – Товарищи командиры. Все вы тут люди умные, многих из вас призвали на командирские курсы прямо с институтов и университетов, где вы изучали радиофизику. Я читаю на лицах многих из вас недоумение, раздражение и обиду на тупых солдафонов, требующих от вас сдачи каких-то дурацких нормативов по физподготовке. Солдафонов, не понимающих, что ум, интеллект – вот главная сила в современной войне. Я не буду говорить вам, что бороться с РЛС противник будет, используя все возможности: бомбовыми ударами, засылкой диверсантов, парашютным десантом. И не исключено, что вам, таким умным и знающим радиофизику, придется взять в руки автомат. Придется стрелять, бежать, чтоб защитить свою жизнь, чтоб не попасть в руки к врагу. Считайте, что я вам этого не говорила. Вы умные, все это знаете сами. Чего вы не знаете, и, скорее всего, не догадываетесь, так это того, что живыми попасть в руки врага вы не имеете права. Секретов много знаете. В случае войны, перед отправкой на фронт, вам об этом сообщат, и бумагу вы соответствующую подпишете. А это значит, что если вы не сможете бежать, в силу своего большого ума и слабого здоровья, то вам придется застрелиться. Если вы это сделать не сможете, застрелить вас придется вашим товарищам. Но поверьте, это не самое страшное. Представьте, что вы тащите своего раненого друга. В силу собственного слабосилия вы вынуждены его бросить, чтоб не попасть в плен вдвоем. Но оставить его живого вы не имеете права, а самостоятельно застрелиться, и хоть немного облегчить вашу участь, он не может. Вы умные ребята, надеюсь, вам не составит труда представить себя с пистолетом в руке и раненого друга возле ваших ног. Посмотрите ему в глаза и попробуйте нажать на курок. Наяву это будет намного страшнее и тяжелее. И последняя иллюзия, которую я обязана развеять. Мол, и без армии прекрасно проживу. В силу вышеназванных причин, вылетев из армии, вы окажетесь в спецпоселении где-то за Уралом. Там вы проведете от трех до пяти лет без права переписки, пока ваши знания не устареют и перестанут составлять государственную тайну. Не знаю, чем вы там будете заниматься: лес валить, землю пахать, но физическую форму вам там подтянут. Такая вот ирония судьбы, очень удачно описываемая народной мудростью – "за что боролись, на то и напоролись". Касательно хорошего могу сказать только одно, я, как и товарищ комполка, приложу все силы, использую все полномочия, предоставленные мне партией и правительством, чтоб в течение ближайших месяцев сделать из вас настоящих командиров Красной Армии.

   Действовала Ольга проверенным методом кнута и пряника. Отличившихся награждала. Подходила в столовой, чтоб все видели, и торжественно награждала.

   – Товарищ (лейтенант, ст.лейтенант, капитан, майор), за проявленные успехи в (физической подготовке, стрельбе, профессиональной подготовке), разрешите вручить вам этот подарок. От меня лично.

   Дарила всем отличившимся нож разведчика с именным разрешением. Холодное оружие. Без разрешения иметь не положено. И целовала в щечку. Сачков и разгильдяев отлавливала в укромных местах и била. Без следов, но очень больно и обидно. В качестве бесплатной добавки к дисциплинарным наказаниям, предусмотренным уставом. Эти незамысловатые методы оказались очень действенными. Хотя многие ее втайне ненавидели, но сказать об этом вслух боялись, ибо большая часть командиров была готова ее буквально носить на руках. Особенно, после того, как побывали вместе с ней в госпиталях развернутых вдоль советско-финской границы.

   Ольга просилась на фронт, хоть на недельку, но начальство сказало ясно и определенно: тот, кто дает советы высшему руководству страны и армии, должен понимать и принимать неизбежные последствия, которые привносит этот факт в его работу и личную жизнь. Крыть было нечем, но изредка посещать госпитали и общаться с ранеными, этого ей запретить не мог никто. Начальство кривилось, но разрешило, в составе делегации. Так сказать, будем прятать лист в лесу.

   С делегацией дело долго не стало. Возглавил ее замполит полка (только потому, что об этом просила Галка, уже успевшая положить на него глаз), а кроме Светловой и Колядко в состав вошли еще четыре молодых командира, принимавших участие в самодеятельности и любящих это дело. Один из них, молодой лейтенант, по комсомольской путевке пришедший в армию из института радиофизики, смотрел на Ольгу такими восторженными, детскими, влюбленными глазами, что она просто не могла не обратить на него внимания.