Текст книги "Повседневная жизнь Французского Иностранного легиона: «Ко мне, Легион!»"
Автор книги: Василий Журавлёв
Жанры:
Культурология
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
Служба в Иностранном легионе оставляет след на всю жизнь. Принцип ГРУ, придуманный Виктором Суворовым, когда «вход рубль, выход – два», можно применить и к легиону, если рубли пересчитать на евро… разница лишь в том, что заставлять тебя остаться никто не станет. Ты пришел сюда добровольно и по истечении срока контракта волен уйти. Или остаться надолго, возможно, и навсегда.
В легион не просто вступить, еще сложнее забыть службу в его рядах. Нынешние французы отличаются друг от друга отношением к своей стране: одни не могут прожить без нее и быстро возвращаются из любой другой, непохожей на их собственную. Другие, наоборот, могут жить где угодно, только не во Франции – там, где все так непохоже на «милую Францию». Первые очень далеки от нас, вторые нам гораздо ближе по духу. А третьи – это легионеры, которые не могут жить нигде, кроме своего легиона.
«Лежьонер ан жур – лежьонер тужур» («Однажды став легионером, остаешься им навсегда»), И это не просто солдатская присказка: уволившись из легиона, ты все равно остаешься членом большой солдатской семьи, этого мужского братства. Если что-то не сложится на «гражданке», то в старости или по болезни ты всегда можешь вернуться в Иностранный легион… Здесь тебя ждут. Случается, что это – единственное место на всей Земле, где тебя ждут.
…Майор Дагийон ведет казенную «реношку» Первого полка как истинный танкист: лихо и уверенно. Девятнадцать лет он отслужил в бронетанковых войсках и счастлив, что перевелся в легион. Когда он говорит о нем, то его темные бретонские глаза начинают сверкать, как у юноши, рассказывающего о своей возлюбленной. Обань остается позади. После гонки по шоссе влетаем в уютную долину среди невысоких гор. И тут майор сбавляет ход и вальяжно откидывается в водительском кресле. С блуждающей улыбкой на губах осматривает окрестности Ориоля и говорит: «Вам тут понравится».
Узкая дорожка петляет среди кипарисов. Еще поворот и за кипарисами проглядывают стены небольших домиков поместья Де-Вед (Le Domaine de Vede)– это и есть Дом легионера. Дом ветеранов. Мы – на месте.
Приют для стариков-легионеров открылся еще в 1933 году. После многотрудной войны в Северной Африке Марсель тогда наводнили «клошары с орденами» – так тогда прозвали в городе легионеров-ветеранов без определенного места жительства. Франции эти солдаты были уже не нужны. Они уцелели во всех битвах и переболели всеми тропическими болезнями, похоронили всех своих товарищей, а теперь у них не было ни денег, ни семьи, ни дома. Только награды да воспоминания, которые они топили в красном вине.
Марсельцы видели, что эти опухшие от пьянства, дурно пахнущие и что-то бессвязно бормочущие старики в лохмотьях формы – старые солдаты. Сочувствовали, но сторонились. Горожане знали, что легионеры подыхают на пристанях Марселя. Все понимали, но ничего не делали: во Франции, также как и в России, обыватель привык, что все социальные проблемы должно решать государство, а их это не касается.
Узнав о бедственном положении своих верных солдат, опустившихся сегодня «бомжей с медалями», командующий легионом генерал Ролле бросился хлопотать о приюте для ветеранов. Для того чтобы понять, чего стоило Ролле добиться обустройства стариков, достаточно хотя бы раз столкнуться с отлаженной и смазанной веками системой французской бюрократии: как только им попадает твое дело, так все винтики, болтики и шестеренки старой машины работают с точностью хронометра. Но вся проблема в одном: как попасть внутрь этой машины. Ролле этого добился, и весь механизм пришел в движение.
В живописной долине в сорока километрах от Марселя правительство купило для легионеров старое поместье и четыре гектара земли, где и построили странноприимный дом. Ветеранов с затянувшимся «кафаром» собрали по всем причалам порта, вытащили из-под мостов и доставили сюда. Они снова были вместе! А что сказать друг другу, они знали, главное – быть услышанными.
Сегодня в этом приюте 70 отдельных комнат. Клуб. Прачечная. Бар. Медпункт. Столовая. Магазинчик.
На тенистой площадке перед баром за столиками сидят несколько ветеранов и азартно играют в какую-то настольную игру. Бар насквозь пропитан запахом холодного пепла: такой бывает только в комнате злостного курильщика. За оцинкованной стойкой шестидесятых годов – такую редко теперь увидишь во Франции – возвышается носатый и худой немолодой бармен, напомнивший мне карикатуры на де Голля. На стене над его головой – телевизор, звук включен на полную громкость. Но никто ничего не слышит и никуда не смотрит. Завсегдатаи, ежедневные и единственные посетители этого странного старомодного бара, заняты более важным делом: в клубах сигаретного дыма они о чем-то упорно спорят за бутылкой «легионерского» вина. По отдельным репликам становится ясным, что речь идет вовсе не о футболе. И уж точно не о политике – она не интересовала легионеров никогда, даже на пенсии. Почему? У них есть свои командиры, которые отдают им приказы, а у их командиров – свои начальники, которые и придумывают, куда на этот раз послать легион. Зачем же тратить время на то, что все равно не дано изменить? Когда прикажут, тогда и начнем менять течение чьей-то неугодной Франции политики, на жаре или в холоде. Так о чем они спорят? Кажется, о войне, но отсюда толком не разобрать…
– А что это они в вашем баре курят? – ехидно спрашиваю я бармена. – Теперь во Франции, как в Америке – курить повсюду запрещено…
– Так они же у себя дома! – было мне ответом.
Поселиться в Ориоле может всякий, кто служил в Иностранном легионе. Для этого нужно лишь представить свою служебную характеристику, которую каждый легионер получает перед увольнением. Паспорт. Если у ветерана-иностранца нет вида на жительство во Франции, то без лишних проволочек его сделают тут же, на месте. И еще нужно платить 650 евро в месяц, но жить за эти деньги на всем готовом. Самостоятельно передвигаться. И быть холостяком. Или считать себя таковым и жить одному…
В этом «доме» не работают, а просто доживают в приятной и привычной компании близких по духу людей. Среди тех, кому всегда можно сказать: «А помнишь?»
Не стоит думать, что здесь нашли свое последнее пристанище только те, кому не повезло в «гражданской» жизни: брошенные всеми старики. Сюда уезжают не только вдовцы и одинокие, есть и те, кто предпочитает обществу детей, жен и внуков жизнь среди тех, с кем прошла юность. Живет здесь и некогда модный продюсер. Светское общество Ривьеры, яхту и виллу на Лазурном Берегу он в конечном счете сменил на прокуренный бар Дома легионера.
Умирать старые легионеры тоже предпочитают здесь. Недавно ушел из жизни один старик. У него был рак в последней стадии. Его хотели положить в больницу. Он отказался. Сказал, что хочет умереть среди своих. Начальник приюта, тоже старик – полковник в отставке, держал его руку в своей до последнего вздоха умирающего товарища.
Что же делать старому солдату, который болен, всеми покинут, но у него нет 650 евро в месяц на комфортную старость среди братьев по оружию в Доме легионера? А таких одиноких и полусумасшедших стариков много в сытой и веселой с виду Франции. Они никому не нужны, и если не найдется среди соседей человечных людей, то о его смерти узнают только тогда, когда из-под двери просочится запах разложения.
До разгрома в Индокитае судьба покинувших легион по выслуге лет, по ранению или болезни снова перестала волновать французов. К тому времени уже успешно работал Дом легионера… Но каждая новая война во спасение разваливающейся империи приносила не только длинные списки убитых, но и живых, хотя и израненных свидетелей надвигающегося краха. Примерно с тем же столкнулись американцы во Вьетнаме, когда молодые люди в инвалидных колясках раздражали Белый дом: их увечность и возмущение были не просто укором бессмысленной войне, а платой за глупую веру в миссионерскую роль своей родины. Рядовым легионерам было еще хуже: у них не было ни дома, ни семьи, а их единственной родиной оставался легион. Им больше негде жить так, чтобы не чувствовать себя никому не нужными. Изгоями в стране, за которую они воевали. Вместить их Дом легионера уже не мог, да и не все были способны платить за свое содержание.
«Ты не бросаешь своих никогда: ни в бою, ни в жизни», – гласит пункт в «Кодексе чести» легионера. К чести командования легиона и Министерства по делам войны, об этом помнили. Своих не бросили в мирной жизни: в пятидесятые годы легион купил землю в живописной долине на фоне гор в Полубье, что в 30 километрах от Обаня. И вот, наконец, в 1953 году у подножия горного хребта Сен-Виктуар в Провансе Министерство по делам войны приобретает участок земли с фермой и передает его в пользование Иностранному легиону.
Но речь не шла только о том, чтобы куда-нибудь определить инвалидов и надолго забыть о них, как это случалось с инвалидами Великой Отечественной, когда их свезли на Валаам, в монастырь, предоставив самим себе и водке. Легионеры строили дом для тех, кто уже никогда не сможет вернуться к себе на родину по политическим причинам: сбежавшие из социалистического лагеря венгры, чехи, поляки и немцы из ГДР вряд ли могли рассчитывать на радушный прием у себя дома. Так же как и бывшие пленные русские и нацисты, служившие в СС.
Полубье – место необычное, еще во времена римского владычества здесь располагалась вилла и велось большое хозяйство. С помощью акведука, остатки которого сохранились до нашего времени, вода для орошения виноградников и полей доставлялась с гор. В Средние века на месте римской виллы стоял большой деревенский дом с обширным хозяйством. В его подвалах хранились бочки с вином – поэтому в конце XIX века именно здесь построили по моде той эпохи трехэтажный дом из песчаника с двумя башенками – «шато» в миниатюре.
Сегодня в нем разместился Музей униформы – филиал Музея истории Иностранного легиона. Здесь на двух первых этажах собраны форма, вооружение и снаряжение легионеров за все годы существования легиона. Удивительно, но экспонаты не извлечены из запасников, в прошлом – это частная коллекция. Один энтузиаст, отнюдь не легионер, начал собирать все, что связано с обмундированием легионеров, еще в 1960-е годы. А затем передал дело всей жизни в дар легиону. И ничего не попросил взамен.
В музее всего один смотритель – тоже легионер-ветеран. Он не станет следить за вами, пока вы будете переходить от одной витрины к другой, рассматривая кепи времен Крымской войны или тропический шлем кампании в Судане. Умиляться искусной гравировке на офицерской фляжке, сделанной в подарок любимому командиру кем-то из солдат по просьбе всей роты. Удивляться грубым окопным поделкам легионеров Великой войны – за такими теперь гоняются коллекционеры и антиквары.
Прогулка по этому музею не только погружение в европейскую историю последних двух столетий, но и путешествие вокруг света: длинный сахарский шарф кочевника шеш соседствует с соломенной шляпой времен мексиканской авантюры, а дополняют картину норвежские снегоступы. Все эти вещи когда-то носили легионеры.
Страсть к коллекционированию, то есть к сохранению бытовых предметов – свидетелей прошлых будней своего народа, – это первый признак культуры нации. В этом смысле англичане впереди планеты всей. Потеряв свою империю, они сохраняют материальные свидетельства ушедших поколений, которые дают импульс новым. Французам в этом смысле повезло меньше – они, также как и мы, однажды совершили революцию и быстро избавились от собственного прошлого, но опомнились гораздо раньше нас. В обстановке знаменитых замков Луары вряд ли вы найдете сегодня хотя бы один предмет, действительно принадлежавший их бывшим хозяевам. Все было растащено или сожжено восставшим народом. Судьба французских «шато» в точности отразилась в разорении русских «дворянских гнезд» спустя сотню лет с небольшим… Увы, чужие революции никого не учат.
А вот современные добровольные эмигранты, которых никак нельзя сравнивать с беженцами из «красной России», такие же, как и русские нувориши: люди, сознательно лишившие себя прошлого. Они не пожелали взять в свою новую квартиру ничего из того, что было сделано поколениями их предков. Оттого и стены – белые. Каждый предмет на ней – состояние. Но все это не имеет к ним никакого отношения. Только к их деньгам…
Сегодняшние русские во Франции вынуждены приспосабливаться к другой стране, которую они теперь считают своей, хотя она таковой никогда для них не станет, как бы они ни старались. «Первая волна» эмиграции вывезла с собой кусочек России во Францию, все последующие оставляли ее за порогом новой Родины.
Легионерам проще. Они не эмигранты, а солдаты. Их родина – легион. А значит, его история – это их личное прошлое. Здесь говорят так; «Ubi Legio, ubi Patria», то есть «где Легион, там и Родина».
Легионерам теперь принадлежат 13 гектаров виноградников, оливковые рощи, поля, засеянные ячменем и пшеницей, плантации чеснока. Вокруг растут вековые дубы и сосны.
Есть и ферма: от прошлых хозяев в распоряжении бывших солдат остаются бараны, свиньи, куры, фазаны. А на своей пасеке – мед. Общая площадь владения – 220 гектаров.
Первым начальником Дома инвалидов стал командир батальона Рош. Свою миссию он выразил словами: «В первую очередь – это бой, потом – работа, а затем – братство и товарищество».
Новоиспеченные «помещики» берутся за дело: немцы сапожничают, русские становятся пастухами. Валлонцы и испанцы – камещиками.
Уже построен современный зал с тренажерами, где инвалиды могли поддерживать себя в хорошей физической форме, и мастерские. Казалось бы, всё есть для начала новой жизни, но еще нет самого главного: дома. Своего дома.
Легионеры берутся за строительство. По мысли архитектора, их новый дом будет выглядеть так: длинное двухэтажное здание в форме полусферы, с классическим портиком в центре.
В работе участвуют все: офицеры и рядовые в свободное время от службы время приезжают в Полубье работать на стройке, бесплатно.
Всё делается искренне, с воодушевлением и энтузиазмом. Даже инвалиды, получившие увечья в Индокитае, стараются быть хотя бы чем-то полезными на стройке. Никто не хочет остаться в стороне: это общее дело, нужное не только себе, но и тем, кто будет после нас.
Вскоре на площадке, откуда видны пологие горы, возникает здание из песчаника, длиной 210 метров, с лоджиями, где 180 инвалидов могут разместиться в комнатах на двоих, взяв с собой все свои привычные вещи, которых у солдат совсем немного… Тогда, в 1955 году, там живет только 120 легионеров самого разного возраста двадцати национальностей. С самыми разными недугами – от ампутаций до лихорадок и малярии. Те, кто нуждается в уходе, получают его со стороны медперсонала.
Дорожку между старой виллой, где расположился Музей истории, и полукруглым корпусом, где живут ветераны, кто-то в шутку назвал «Елисейские Поля» и даже привинтил к старой каменной изгороди табличку… как в Париже. Только ли в шутку? Ведь именно на Елисейских Полях, по верованиям древних римлян, обретают покой души героев.
На дворе – 1955 год. Уже началась следующая война. Теперь снова в Северной Африке. У нее будет много жертв… И первой станет сама Франция. Которая уже больше никогда не будет такой, как она была до схватки в Алжире…
Дом инвалидов находится в подчинении старшего офицера. У него есть заместитель, тоже офицер. Администрация отвечает за прием и размещение ветеранов. Ведет учет инвалидов, в том числе умерших. Поддерживает контакт с семьями, близкими и родными ветеранов, если таковые у них имеются. Если медицинской помощи на месте недостаточно, то больных ветеранов госпитализируют в две «закрепленные» больницы в Марселе и в Тулоне. Для ветеранов всегда найдется место.
Для того чтобы поселиться в этом приюте, денег не нужно: сюда попадают именно те, у кого их совсем нет. Единственно, совсем уж «тяжелых» сюда не берут: нужно хотя бы передвигаться самостоятельно.
Иногда о том, что где-то есть больной и бедный легионер, сообщают социальные работники или просто сердобольные соседи. И тогда стариков забирают легионеры и привозят сюда. Формальности на приеме сведены к минимуму: нужно иметь результаты последнего медицинского освидетельствования, а главное – «сертификат о хорошем поведении» – характеристику, которую каждый легионер получает, покидая его ряды. Это не только билет на «гражданку», но и пропуск обратно в легион. Есть и еще условия: жить холостяком, то есть одному. Участвовать в общественной жизни Дома инвалидов и соблюдать правила внутреннего распорядка.
В распоряжении пенсионеров клуб, в котором настольные игры, зал с креслами и телевизором и библиотека со свежими газетами, журналами и книгами.
Дееспособные ветераны работают в керамической и переплетной мастерских. У переплетной мастерской всегда есть заказы: старинные книги или просто сильно потрепанные пальцами читателей. Заказы из библиотек Марселя и других городов Прованса постоянно приходят в Полубье. Как все хорошие мастера, легионеры-инвалиды работают неспешно, но добротно. Прессы и станки используют еще те, что появились здесь в середине 1950-х: таких теперь не сыскать! Да и библиотекарям так приятно заботиться о скромных заработках старых солдат.
В керамической мастерской делают «легионерские» сувениры, которые охотно покупают туристы и легионеры на пенсии: грубоватые вазочки и тарелки, гипсовые фигурки солдатиков, подсвечники в виде «белого кепи» и пепельницы. Правда, «подсвечник», как значится в прейскуранте, используют тоже как пепельницу: настоящие солдаты не любят пафос и всегда готовы сами над собой смеяться.
Продукция мастерских продается тут же – магазинчик рядом. Помимо керамики, в нем можно купить другие сувениры: майки и брючные ремни с символикой легиона, зажигалки, книжки о легионе, значки полков и вино с местных виноградников. На память покупаю значок в виде «южного креста» зеленого цвета с черной пушечкой на фоне красной «легионерской» гранаты: второй батальон сахарского моторизованного отряда. Старичок-продавец, судя по акценту, немец, с одобрением смотрит на мой выбор и вдруг говорит:
– А знаете, месье, этого подразделения ведь больше нет… и уже давно!
– А почему?
– Идея была в том, что легкие пушки и крупнокалиберные пулеметы устанавливались на машины. Своим огнем из второй линии они должны были поддерживать первую… Не прижилось.
– Что так?
– Мы, легионеры, не привыкли быть во второй линии. Только в первой, месье.
Весь доход от продажи сувениров, изделий керамической мастерской, переплетенных книг и проданного вина идет на содержание ветеранов. И по дороге в кассу приюта за полвека не пропал ни один сантим – это тоже дело чести легиона.
Сегодня легиону принадлежит уже не восемнадцать, а все сорок гектаров виноградников: на них трудятся те, кому здоровье еще позволяет. Легионеры производят красное, белое и розовое вино под контролем знаменитой марки «Cote de Provence», а продает его тоже свой, легионерский «кооператив Полубье».
Говорят, поначалу вино было совсем плохим. Но затем специалисты-виноделы добровольно и бесплатно помогли легионерам вырастить хорошую лозу. Теперь сорт «Esprit du corps» («Дух подразделения») и «Baraka» («Удача» – любимое словечко легионеров) вполне можно пить. Во Франции за те же деньги легко найдется вино и получше, но французы покупают бутылки сухого вина с человеком в белом кепи на этикетке не только из-за вкуса и уважения к легиону, а в помощь старикам.
Для того чтобы понять, что значит это место для легионера на пенсии, стоит вспомнить историю жизни старшего капрала легиона Зигфрида Фрейтага, более известного как майор Люфтваффе, воздушный ас по кличке «мальтийский лев», на счету которого было 102 сбитых самолета.
Зигфрид родился 10 ноября 1919 года в северной части Польши, в Данциге (Гдыня), в семье пивоваров. Отцовский дом стоял возле аэродрома Лангфюр, что и определило судьбу мальчика: его призванием было небо, а не пивные бочки. Приход к власти Адольфа Гитлера и установление в стране национал-социализма дали ему, так же как и тысячам других молодых немцев, осуществить свои самые смелые мечты, а так бы и варил пиво до самой смерти, как его отец. Нацисты умели работать со своей рабочей молодежью. В 1939 году он успешно заканчивает летную школу. Мечта сбылась: он в кабине своего ME-109 – лучшего истребителя в мире, которому нет равных в небе. А далее победы в воздухе, слава и награды на земле. Бои над Ла-Маншем во время «битвы за Англию» в 1940-м, Греция зимой 1941-го, «блицкриг» в России: в августе 12 сбитых русских самолетов, в октябре – 19, в ноябре – 26 сбитых «иванов». Аса перебрасывают на средиземноморский театр боевых действий. Цель – Мальта. Временное затишье в воздухе, когда немецкие эскадрильи отвлеклись на командировку в Россию, заканчивается. По воспоминаниям английских летчиков, воздушные бои над Мальтой по своей жестокости превосходили бои во время «Битвы за Англию». Свой список побед ас доводит до полусотни, а товарищи теперь называют гауптмана не иначе как «мальтийский лев». Война в пустыне, затем награждение в 1943 году «Золотым крестом», а вскоре после этого – разбирательство по приказу Геринга из-за ретирады истребителей перед бомбардировщиками союзников в Италии. Оправдан. Возвращается в строй, но вскоре его сбивают. Летчик цел и снова в воздухе. Теперь его эскадрилья базируется в Экс-ан-Провансе: бои идут уже на севере Италии. В тот день, когда союзники входят в освобожденный Рим, Фрейтаг сбивает свой сотый самолет.
Летчиков перебрасывают в Голландию: Зигфрид участвует в операциях под Архаймом, когда союзники решили закончить войну одним ударом – «к Рождеству». Затем – Чехословакия и плен. Ас оказывается в руках американцев в баварском городке Регенсбург. Победители используют его как переводчика, а потом отпускают…
Судьба Фрейтага – это отражение стремительного взлета и быстрого падения «тысячелетнего» Третьего рейха. Она настолько типична для талантливой немецкой молодежи, что он стал прототипом главного героя фильма «Звезда Африки», когда в шестидесятые годы прошлого века в побежденной Германии стали робко, с оглядкой на мнение победителей, пытаться осмыслить случившееся при Гйтлере с нацией и страной. Правда, по воле авторов фильма, герой погибает в Северной Африке.
Но судьба человека не укладывается в хронометраж художественного фильма. Освобождение из плена стало испытанием: он был совершенно один в этом мире. Все близкие Фрейтага погибли под бомбами союзников-освободителей еще во время войны. Все имущество семьи конфисковано новым польским правительством, ведь немцы – значит «фашисты», да и название его родного города теперь непривычно для слуха – Гдыня. Он идет работать на шахту в Германию. Затем устраивается техником в автомастерскую. Потом работает шофером такси. Не трудно себе представить, что испытывает за баранкой такси человек, родившийся с крыльями авиатора.
В 1952 году «сбитый жизнью» летчик вступает рядовым в Пятый пехотный полк Французского Иностранного легиона. После подготовки в Сиди-Бель-Аббесе его, как всех, отправляют на войну в Индокитай. И здесь он уцелел. Не погиб и в песках Алжира. Затем он служит в 13-й полубригаде в Джибути. Пилоту трудно однажды спуститься с небес и почувствовать под ногами ту самую землю, над которой столько раз проносился на своем «мессершмитте»…. Срок дослуживает в административном Первом полку, а в 1971 году старший капрал Фрейтаг в возрасте 52 лет с отличной характеристикой увольняется из легиона. Ему снова некуда идти: для достойной жизни в Германии, где имя его не забыто, нет средств – в походах не нажил. Польша уже совсем другая страна, где ему лучше не появляться: могут и судить за то, что когда-то честно служил своей стране. И он едет в единственное место, где его по-настоящему ждут, – в Полубье. К своим товарищам легионерам из приюта для бедных. Там, где Легион, там и Родина.
Люди, для которых война стала не призванием, как для наемников, а всего лишь профессией, смерть воспринимают иначе. Примерно также, как и врачи. Недалеко от Полубье легион получает участок на местном деревенском кладбище. «Каре» – так в легионе принято называть место последнего упокоения солдат. Там однажды все встречаются вновь.
«Понимаете, лежать на обычном кладбище, это… как же вам объяснить, простите меня, но это… как валяться на помойке… – говорит мне начальник Дома легионеров полковник в отставке, – поэтому даже и после смерти мы должны быть вместе, в одном месте. И нам всегда идут навстречу. Как-то мне пришлось хлопотать об устройстве нашего «каре» в Марселе. Чиновники из мэрии Марселя, прослышав, что легион просит для себя отдельный участок, возмутились: «Мест нет!» Участки расписаны на многие годы вперед! Прорвался к мэру города. Она – коммунистка, а они нас вроде как не особенно-то и жалуют… И тут в трубке слышу ответ: «Я понимаю… Для легиона место всегда найдем!»».
Двадцать пятого сентября 196 2 года на это кладбище был перенесен прах трех легионеров: командующего Ролле, принца Ааге Датского, отдавшего легиону 17 лет жизни, и рядового Хайнца Циммермана – последнего легионера, павшего в алжирской войне.
Русских легионеров эпохи лихолетья в этих домах призрения нет: слишком молоды, да и судьба пока уберегла их от увечий и ранений. Но кто знает, не придется ли им однажды вернуться сюда, в новую семью – в легион? Франция дала им это право.
