Текст книги "Неман! Неман! Я — Дунай!"

Автор книги: Василий Агафонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

6

В первых числах мая 1943 года армия, получив новые соединения, совершила многокилометровый марш под Ливны, Орловской области. В течение двух месяцев войска строили здесь тыловые оборонительные рубежи, совершенствовали свое боевое мастерство, готовились к предстоящим жестоким сражениям. Боевая подготовка в подразделениях шла успешно, но меня по-прежнему беспокоил некомплект имущества. Недоставало кабеля, телефонных аппаратов, переносных радиостанций. В полку не было ни одного исправного мотоцикла. Во время учебы мы обеспечивали связь, но в боевых условиях управление войсками могло оказаться под угрозой.

Эти мысли ни на минуту не покидали меня. Решил еще раз вызвать своего помощника по снабжению и ремонту инженер-майора Гринченко.

Надо сказать, поначалу, когда Гринченко перевели в наш отдел, я словно бы разочаровался в нем, хотя сам ходатайствовал об этом переводе. Свои прямые обязанности он исполнял будто и добросовестно, но без особой инициативы, без огонька, что ли… К жизни отдела Гринченко тоже вроде бы оставался равнодушен, товарищей сторонился. А в нашем отделе давно существовали совсем иные традиции. Я уже стал подумывать: «Может, не по душе инженеру новая должность?» Но тут я был совершенно неправ. Пока Алексей Алексеевич вникал в работу отдела, пока по-настоящему не освоился с новой должностью (а она была не из легких), пока близко не узнал своих товарищей по работе, он действительно держался как-то в стороне от всех и от всего. Но прошло немного времени, и Гринченко незаметно стал душой коллектива. Веселый, жизнерадостный, изобретательный, он не только прекрасно справлялся со своими обязанностями, но выполнял их, я бы сказал, как-то особенно лихо, с блеском. А своим отношением к трудностям напоминал мне полковника Козачка: трудности не пугали, а, скорее, вдохновляли инженер-майора. Мне порой даже казалось – исчезни разом все трудности, Гринченко сникнет.

И уж совершенно был я неправ, когда посчитал майора Гринченко малоинициативным командиром. Его инициативы хватило бы на троих. Вот и теперь, когда вырисовалось весьма неприглядное положение со средствами связи, я решил еще раз посоветоваться с Гринченко, в надежде, что он сумеет найти какой-нибудь выход.

– Что будем делать, Алексей Алексеевич? Обещают что-нибудь снабженцы?

– Ничего утешительного, товарищ полковник. Если говорить откровенно, то надежды мало. Это точно.

– Надо же что-то делать. Мотоциклов нет. Кабеля нет. Линейные надсмотрщики изолируют сростки кабеля газетами и тряпками! В частях забыли, как выглядит изоляционная лента. С радиостанциями и питанием к ним тоже не лучше…

Алексей Алексеевич рассеянно слушает меня (все, что я говорю, для него не новость), потом начинает смущенно улыбаться:

– Знаете что, товарищ полковник, давайте рискнем?

Ага, думаю, кажется, входит в азарт, это уже хорошо. И я решил подзадорить своего помощника:

– А чем мы, собственно говоря, можем рискнуть?

– Риск, конечно, есть риск… Но что остается еще делать? – тянет Гринченко.

– Готов рискнуть чем угодно! – здесь уже, кажется, я сам начал входить в азарт.

– Пошлите меня в Москву. Ей-богу, кое-что привезу, – выпаливает он.

Скажи это кто-то другой, меня бы наверняка разочаровало такое предложение. Многим казалось, что в Москве только и ждут, чтобы удовлетворить наши заявки, что снабженцы в Москве – добрые дяди, а наши фронтовые – лютые вороги. Нет, я понимал, что трудности снабжения вызваны объективными причинами, а не только нерасторопностью армейских или фронтовых снабженцев. Но в выдающиеся способности майора Гринченко я верил, как фаталист.

– Что ж, Алексей Алексеевич, это, пожалуй, идея! Конечно, на таком деле я могу заработать выговор, а возможно, и больше…

– Возможно, и больше, – утешает Гринченко. – Начальство не очень любит, когда обращаются через его голову.

– Знаю, и все равно готов понести любое наказание – лишь бы получить мотоциклы, кабель, радиостанции и злополучную изоляционную ленту. Только вы уж давайте начистоту: надеетесь привезти?..

– Надеюсь, товарищ полковник.

– Тогда счастливо!

Через несколько дней Алексей Алексеевич сообщил телеграммой, что достал десять мотоциклов, около трехсот километров телефонного кабеля, свыше ста кругов изоляционной ленты, несколько переносных радиостанций, телефонные аппараты и другое имущество.

Когда утих мой первый восторг, пришло место беспокойству. Гринченко достал имущество – хорошо. Но это еще полдела. Если груз пойдет по железной дороге, когда он попадет к нам? Этот вопрос не показался мне праздным. Но я, видимо, не до конца постиг способности своего подчиненного. Гринченко ухитрился разыскать в Москве автомашины, которые отправлялись в наш армейский автобат, ускорил их отправку и появился через десять дней со своим драгоценным грузом.

Незадолго перед тем вызвал меня генерал-майор Лукьянченко. Встретил на редкость сурово.

– Почему не работает связь? С утра не могу переговорить ни с одной дивизией… В чем дело?

– Товарищ генерал! Как раз перед вашим вызовом все проверил, связь с дивизиями работает нормально.

– Может быть, может быть, – неопределенно произнес начальник штаба. – В таком случае, садитесь и проверяйте при мне.

На коммутаторе дежурила одна из лучших связисток – парфинская телефонистка Полина Сысоева. Вызываю станцию:

– Поля! Давай по очереди всех командиров дивизий.

Не прошло и получаса, как Лукьянченко переговорил со всеми.

– Убедились, что все в порядке, товарищ генерал?

– Это просто случайно, наверное потому, что вы здесь, – улыбаясь, ответил он. – Ну, хорошо. Только имейте в виду, завтра к нам приезжает Мехлис.

^{Г. С. Лукьянченко (фото 1963 г.)}

Для меня все стало ясно: проверка перед появлением начальства. И я вспомнил, что строгость у Лукьянченко была какая-то не настоящая. «Дипломат», – без тени осуждения подумал я, но, говоря откровенно, не на шутку разволновался.

Естественно, что с этого момента я не отлучался с узла связи. На другой день вызвали к командующему. Здесь был и Мехлис, – я узнал его по ранее виденным портретам.

– Как дела со связью и имуществом? – сурово спросил он.

– Связь работает нормально, товарищ генерал. А с имуществом плохо. Мало радиостанций, не хватает кабеля. Нет мотоциклов…

– Что предпринимаете?

– На свой риск, товарищ генерал, послал помощника по снабжению в Москву. Знаю из телеграммы, он кое-что достал.

– Ну что ж, правильно сделали. А как вообще у вас со связью, товарищ Трофименко? – обратился он к командарму.

– Я удовлетворен работой связистов, товарищ Мехлис.

Больше меня не задерживали.

…По обстановке на фронте чувствовалось: наша учеба подходит к концу.

5 июля началось наступление немцев на орловско-курском и белгородско-курском направлениях. 8 июля наша армия начала марш-маневр с задачей выйти в район Тургеневка, Ивань 1-й, Кобзево, Смирное и подготовить удар в направлении Малоархангельска и Понырей.

В ходе марша, ввиду изменившейся обстановки (наступление гитлеровцев удалось сдержать), войска армии были повернуты в юго-западном направлении с новой задачей: выйти на рубеж Макаровка, Бунино и занять оборону фронтом на юг и юго-запад по реке Сейм, в основном на рубеже Курского укрепленного района. В каждое соединение был послан на самолете офицер штаба. Через тридцать минут все соединения изменили направление движения. Армия вошла в подчинение Воронежского фронта.

19 июля соединения достигли конечного района сосредоточения: (исключительно) Мокрушино, Новоясеновский, Зинаидино, Вышние Пены, Студенок, Пены. Сюда армия подтягивала свои тылы, готовилась к предстоящим боевым действиям. После трехмесячного перерыва мы вновь вошли в соприкосновение с противником.

На исходном положении перед началом наступательной операции по уничтожению белгородской группировки противника КП армии был расположен в районе Красной Яруги. С соединениями армии и взаимодействующими с ней 4-м гвардейским и 10-м танковыми корпусами была организована радио – и телеграфно-телефонная связь. Кроме того, с НП командующего также существовала радио – и проводная связь к НП командиров соединений, действовавших на главном направлении.

Чтобы выявить систему обороны противника и улучшить исходные позиции, 4 августа усиленные батальоны четырех стрелковых дивизий первого эшелона провели разведку боем. Для развития успеха командующий дополнительно ввел в бой еще несколько батальонов. Передний край обороны гитлеровцев был взломан во всей полосе армии, и наши части продвинулись на 2–4 километра в глубину.

С утра 5 августа войска повели решительное наступление по всему фронту армии, противник начал отходить, советские танки и пехота ворвались в Грайворон и продолжали развивать наступление в направлении Ахтырки. Здесь-то и сказалось отсутствие достаточного опыта в организации связи в период стремительного наступления.

Я сразу понял, что совершил большой промах, решив поддерживать проводную связь со всеми шестью дивизиями по отдельным направлениям и строить ось связи. В новых условиях опыт Старой Руссы, где продвижение войск ограничивалось несколькими километрами в глубину, оказался непригодным. К тому же армейские части связи не имели опыта прокладки линий вслед за быстро продвигавшимися войсками. И не случайно на первом этапе наступления проводная связь работала со значительными перерывами.

Чтобы выправить положение, стали срочно перестраивать способы организации связи с соединениями. Выслал вперед взвод лейтенанта Тимашева, поставил майора Шаповала руководить доставкой бревен для строительства телефонно-телеграфной линии. Но уже через полчаса Тимашев сообщил, что в направлении Грайворон, Ахтырка имеется постоянная линия, правда сильно разрушенная на отдельных участках. Вызвал командира авиационной эскадрильи связи капитана Александра Яковлевича Джеваго.

– Нужно срочно выяснить, есть ли постоянная линия в направлении Грайворон, Ахтырка и в каком состоянии она находится. В помощь вам выделяю майора Дудыкина, на бреющем полете он сможет все просмотреть, а вы пошлите опытного летчика – лейтенанта Атланова или вашего заместителя старшего лейтенанта Королева…

– Не надо отрывать ваших людей, товарищ полковник. Я поручу это дело Королеву, он справится.

– В таком случае пусть поторопится. Момент подходящий – авиации противника сегодня в воздухе нет.

Через два часа я располагал необходимыми данными, такой способ разведки стал практиковать и в дальнейшем. Теперь проводную связь мы организовывали следующим образом: вслед за продвигающимися частями строились основная и вспомогательная оси связи армии. На концах обеих осей развертывались вспомогательные узлы связи (ВУС), возглавляемые офицерами отдела. От ВУС начальники направлений строили кабельно-шестовые линии к обслуживаемым соединениям. На каждую ось обычно базировались две-три дивизии (дивизии второго эшелона, как правило, базировались на основную ось). При вынужденном переходе армии к обороне связь снова организовывалась по отдельным направлениям.

Особенно большая нагрузка выпала в те дни на долю телеграфно-строительных подразделений. Активизировалась авиация противника, линии то и дело приходилось восстанавливать. А в летные часы фашистские пилоты просто охотились за связистами, работавшими на линиях.

914-ю телеграфно-строительную роту, ту самую, что прошла с нами весь путь от госграницы, возглавил лейтенант Тимашев.

* * *

Сосредоточив танковые дивизии, противник 18 августа нанес контрудар из района Ахтырки в восточном и юго-восточном направлениях. Армия вынуждена была временно отказаться от наступательных действий и вела тяжелые оборонительные бои. Сдержав натиск врага, армия вновь перешла в наступление.

Незадолго до начала контрнаступления немцев я находился в расположении 38-й кабельно-шестовой роты, которой командовал старший лейтенант Евгений Петрович Фомин.

^{Е. П. Фомин (фото 1945 г.)}

На окраине небольшого совхозного поселка, в тени ветрозащитной полосы, отдыхали от ратных дел солдаты: кто, устроившись поудобнее, писал письма, кто читал газету, кто затеял небольшую постирушку, а кто просто спал, развалившись в траве, или, закрыв глаза, вспоминал далекий дом… Не часто солдату выпадали такие минуты.

Лето было на исходе, но по-прежнему дули горячие ветры, кружили по дорогам сухую пыль, днями знонко палило солнце, а в тени лесопосадок – и не жарко, и ветер потише. И тут мы увидели трех бойцов, которые, пристроившись на небольшом холмике, жарились на солнцепеке.

– Неужели не надоела жара? – спросил я старшего лейтенанта Фомина, показывая на загоравших.

– Многие никак не прогреются после старорусских болот.

И мне невольно вспомнилась Старая Русса, вернее, леса и болота на подступах к ней, вязкая хлябь дорог. Вспомнились долгие знобкие вечера, и нечаянное тепло ночлега, и густые утренние туманы, когда так не хочется покидать жилье…

А здесь прохлада наступает только с вечерними сумерками, и даже в заметно подлинневшие августовские ночи бойцы не жмутся к теплу уцелевших домов, не ищут ночлега под надежной крышей. Первые же лучи мгновенно растапливают осевшую по низинам легкую дымку тумана, быстро прогревают открытые места, над головой уверенно поднимается слепящее солнце.

Украина! Бойцы-украинцы, вступив на родную землю, целовали ее, а майор Шаповал и не пытался скрывать своих слез… Тяжело сейчас Родиону Ильичу. Совсем недавно он узнал о смерти жены. Мы привыкли здесь встречаться со смертью и, хотя болезненно переживали каждую утрату, видели в этом закономерность войны. Но смерть там, в тылу, казалась нелепостью, больше того – несправедливостью.

Что это на меня нашло? Увидел, как отдыхают люди, и размагнитился. Нервы сдают, что ли…

– Ну, товарищ старший лейтенант, пусть люди отдыхают, а я поехал на КП. Вы тоже отдохните, ведь больше одного-двух дней мы не сможем держать вас в резерве.

– Товарищ полковник, подождите еще полчаса. Повар Смеловский таким обедом грозился накормить… Он до войны работал шефом в ресторане «Поплавок» в Куйбышеве. Прямо, говорит, ресторан на Волге качался…

Но я не мог ждать. Поблагодарив Фомина, выехал на командный пункт армии.

Только приехал на КП, вызвали к телефону. Докладывал старший лейтенант Фомин. В Ахтырке разгорелся сильный бой, не прекращается бомбежка. Ближе к Ахтырке оборону заняли курсы младших лейтенантов. В роте совершенно нет противотанковых средств и автоматов.

Генерал Лукьянченко через минуту уже кричал в трубку:

– Фомин! Фомин! Продержитесь до вечера. Только до вечера! К ночи мы вас сменим. Зарывайтесь в землю. Вы меня слышите, Фомин? Сейчас постараюсь помочь противотанковыми гранатами и автоматами. Зарывайтесь в землю! Противник попытается расширить коридор прорыва. Будьте готовы к отражению танковых атак. Не теряйте связь с курсами младших лейтенантов. Боюсь, левее вас есть некоторый разрыв в обороне. Обстановка еще не совсем ясна, но в глубине прорыва немцы уже выдыхаются… Вот тебе и в резерве! – устало сказал мне Лукьянченко. – Товарищ Агафонов, после боя всех отличившихся представить к наградам. А сейчас любой ценой доставить Фомину противотанковые средства.

Я вызвал майора Гринченко. Выслушав приказ начальника штаба, он только чуть шевельнул усами и пулей вылетел с КП.

Через час старший лейтенант Фомин доложил, что в боевые порядки роты прибыли две машины с противотанковыми гранатами, автоматами, патронами.

В 4 часа дня после очередной бомбежки на позиции роты Фомина из зарослей кукурузы выползли пять фашистских танков. За ними бежали автоматчики с засученными рукавами.

Фомин подпустил немцев метров на двести, потом по его команде рота открыла такой огонь, что гитлеровцы, бросив убитых и раненых, помчались обратно в кукурузу. Танки тоже повернули назад, один из них при развороте наскочил на мину и застыл на месте. Однако опасность еще не прошла. Немцы попытались обойти позиции роты, но натолкнулись на отчаянное сопротивление курсантов и к ночи откатились. На этом участке им так и не удалось расширить коридор прорыва.

С наступлением темноты роту сменили подразделения воздушнодесантной дивизии, а через несколько дней положение было полностью восстановлено. Сдержав натиск врага, армия вновь перешла в наступление…

…Сейчас, задним числом, не так уж трудно проанализировать ту или иную операцию Великой Отечественной войны, заметить допущенные ошибки, найти наилучшие варианты действий. Кое-кому может даже показаться, что не так-то уж трудно и руководить армией, достаточно, дескать, быть вдумчивым человеком и грамотным генералом. Глубоко заблуждаются те, кто мыслит подобным образом. Мне самому привелось убедиться на всю жизнь, что полководческий талант – не только выучка, не только знания, но и нечто большее. Вот это «нечто» было присуще генералу Трофименко.

Во время преследования отходящего противника НП командарма находился на опушке леса неподалеку от Грайворона. А на дороге Грайворон – Ахтырка неожиданно была замечена большая колонна войск. В ходе дневного боя обстановка настолько запуталась, что было неясно: немцы это или наши. Начальник разведки стал убеждать генерала Трофименко, что это наши. Командующий артиллерией уверял, что немцы, и просил разрешения открыть огонь. Разгорелся спор – чьи войска?

Момент был ответственный: не ударишь по колонне – противник отойдет без потерь, ударишь… а вдруг это свои. Выслушав доводы начальника разведки и командующего артиллерией, генерал Трофименко несколько минут нервно ходил по НП, потом резко повернулся к командующему артиллерией и твердо сказал одно только слово:

– Огонь!

Колонну накрыли мощные залпы тяжелых орудий. На дороге Грайворон – Ахтырка остались сотни трупов гитлеровских солдат и офицеров, большое количество автомашин, боевой техники.

Был ли здесь риск? Нет. Генерал Трофименко не пошел бы на такой риск. Упустить врага, в конце концов, простительно, а вот накрыть мощными огневыми залпами свои же войска – равносильно тяжкому преступлению. Тут, видимо, дело заключалось в другом. Командарму потребовалось несколько минут какого-то особого напряжения воли, памяти, знаний, интуиции, расчета, чтобы безошибочно определить, чьи войска могут находиться в данном районе. Я уверен, если бы штаб, располагая только теми сведениями, которые мы имели в тот момент, занялся их анализом, то он, безусловно, пришел бы к выводу, что по дороге движется противник. Но этот вывод уже не имел бы практического значения: мы упустили бы время. Вывод же, сделанный командармом, решил все. Не это ли качество – умение правильно произвести анализ не вообще, а в нужную единицу времени – одно из главных достоинств подлинного полководца!

* * *

Враг не только яростно сопротивлялся на земле. Немецкая авиация старалась дезорганизовать работу тылов нашей наступающей армии, разрушить ее коммуникации, вывести из строя линии связи. Не знали отдыха телеграфно-строительные подразделения, занимавшиеся не только постройкой новых линий, но и ремонтом уже существующих. Ранним утром была основательно повреждена в результате бомбежки постоянная линия к 6-й гвардейской армии. Вызываю майора Шаповала.

– Как дела, майор?

– Хорошего мало, товарищ полковник. Видали, как они, гады, лютуют? Вон в Грайвороне забросали гранатами стариков и детей, укрывшихся в подвале церкви… Волосы шевелятся, как вспомню об этом…

Шаповал был взвинчен до предела, и я решил сменить тему. После смерти жены к Родиону Ильичу приехал шестнадцатилетний сын Виталий. Юноша интересовался радиотехникой, мечтал стать, как отец, связистом. Мы определили его в армейские мастерские.

– Ну а как Виталий, привыкает у нас?

– Сынок молодец. И к работе уже привыкает. Нравится, говорит…

– Пусть пока поработает. Направим его со временем на курсы младших лейтенантов. А вам, Родион Ильич, предстоит важное дело: к исходу дня надо восстановить постоянную линию к 6-й гвардейской армии. Возьмите один взвод из роты Тимашева и, как говорят, с богом. Имейте в виду, по этой цепи будут работать и телеграф и телефон.

– Ясно, товарищ полковник!

– Желаю успеха, Родион Ильич!

Весь день грохотала далекая артиллерийская канонада, землю сотрясали взрывы авиабомб. И только к вечеру, когда солнце спряталось за щетиной далекого леса, наступили часы долгожданной тишины. Обсыпанный землей, уставший и голодный, приехал из соединений Сергей Петрович Аверьянов.

^{С. П. Аверьянов (фото 1951 г.)}

– Ну и денек, будь он неладен, пойду помоюсь да позавтракаю, хоть дело к ночи.

Чуть поздней вернулась группа связистов. Опустили на землю носилки, скупыми движениями стащили с голов пилотки. Люди не расходятся, ждут, когда к ним подойдут товарищи и также застынут в скорбном оцепенении. Бросаюсь к ним, предчувствуя большую беду, осторожно протискиваюсь туда, куда устремлены все взгляды…

– Родион Ильич!

На носилках из плащ-палатки, вытянувшись во всю их длину, лежит майор Шаповал. Каблуки его запыленных сапог уперлись в землю и ноги чуть напружены, грудь обхватили землисто-пергаментные руки. Лицо уже отчужденное, со строго сомкнутыми синеющими губами, с выпуклыми веками закрытых глаз, с мертвой щетиной впавших щек. Я опускаюсь на землю и долго шепчу:

– Родион Ильич… Родион Ильич…

Слышу детское всхлипывание. Это Виталий. Он стоит, беззащитно прижав руки к груди. В сгустившихся сумерках влажно блестят его глаза. Кто-то гладит юношу по непокрытой голове.

…На другое утро под Воскресеновкой раздался нестройный залп: мы проводили в последний путь своего боевого товарища. Над маленьким могильным холмиком выросла деревянная тумба с красной пятиконечной звездой.

И тогда мне снова вспомнилась Старая Русса – там прошли нелегкие месяцы нашей совместной службы, там подружились мы с Родионом Ильичом. А здесь, на его родной украинской земле, мы навсегда расстались. Последнее свое задание коммунист Шаповал выполнил блестяще. Проводная связь, восстановленная под его руководством, действовала бесперебойно. Пулеметная очередь фашистского самолета сразила Родиона Ильича, когда работа уже была закончена. За мужество и отвагу майор Шаповал был посмертно награжден орденом Красного Знамени.

Стойко перенес гибель отца шестнадцатилетний Виталий. Вскоре мы послали его на курсы младших лейтенантов. Впоследствии Виталий Родионович Шаповал стал хорошим офицером-связистом.

* * *

В разгар боев под Ахтыркой прибыла танковая армия. Нужно было срочно установить по кабельной линии связь с НП ее командующего. Расстояние от проходившей на Ахтырку постоянной линии, в одну из цепей которой предстояло включить кабель, до НП было с полкилометра. Поручаю это несложное задание лейтенанту Демьяненко. Смелый, физически очень сильный человек, лейтенант Демьяненко справлялся с делами и посложнее.

А здесь меня что-то взяло сомнение. За день намотался, лег отдохнуть, а сон не идет. Вдруг, думаю, не дадут к утру связь? Тут же начинаю себя успокаивать: не может быть, чтобы Демьяненко не справился. Опытный офицер, награжден несколькими орденами и медалями… А какая силища у него в руках: легко гнет трехмиллиметровую проволоку. И все же… Я встал, посмотрел на часы: 4.00. Звоню начальнику штаба:

– Товарищ генерал, разрешите выехать на линию?

– Чего вам не спится?.. Что-нибудь случилось, товарищ Агафонов?

– Просто берет сомнение: успеет ли к сроку связь с НП танковой армии.

– Езжайте. Имейте в виду: командарм будет там в 6.00.

Через несколько минут я был уже на линии. У небольшой деревушки увидел связистов, прокладывавших кабельную линию. Остановил машину.

– Чей взвод?

– Взвод Демьяненко, товарищ полковник, – отвечает сержант. – Да вон и сам лейтенант бежит.

– Демьяненко! Что вы делаете?

– Прокладываю линию на КП танковой армии.

– Вы в своем уме?! Связь приказано дать на НП.

– Виноват, товарищ полковник. Связисты танковой армии сказали, что их командарм на КП.

– Немедленно снимайте линию и следуйте на наш НП.

Помчался на узел связи танковой армии. Связисты выручили меня – дали две катушки кабеля. Демьяненко размотал 4 километра провода, больше у него ничего не осталось.

– Ну как, залезешь на столб без когтей? – спрашиваю своего шофера, подъехав к постоянной линии.

– Конечно, товарищ полковник.

– Бери два конца кабеля и включай в цепь… Я покажу в какую.

Через пять минут кабель был включен в провода.

– А теперь бери обе катушки и бегом разматывай кабель на НП. Катушки отдашь связистам, скажешь, чтобы немедленно включили линию в коммутатор.

Время приближалось к шести утра. К НП танкистов проехал генерал Трофименко. И опять меня взяло сомнение: «Вдруг неисправен кабель, вдруг не работает связь?» Давало себя знать напряжение последних дней. Бросился к машине. Минут через пятнадцать были на своем НП. Вбежал на узел связи.

– Как дела, Евгений Петрович? – спрашиваю командира 38-й роты капитана Фомина.

– Все в порядке, товарищ полковник. Генерал Трофименко только что говорил по телефону с нашим НП, а потом с начальником штаба.

* * *

Под ударами войск 40-й армии с севера и нашей армии с севера и востока город Ахтырка, несколько раз переходивший из рук в руки, после ожесточенных боев вновь был взят нашими войсками 25 августа. Противник начал отходить на юго-запад.

Связисты кабельно-шестовых подразделений напрягали все силы, чтобы не отстать от своих войск. В ходе преследования гитлеровцев начальники направлений, не ограничиваясь установкой связи до НП командиров дивизий, строили линии вслед за продвигающимися передовыми частями. Расстояние от пунктов управления некоторых дивизий до командного пункта армии достигало порой сорока и более километров, что резко ухудшало слышимость. Из-за недостатка средств пришлось перейти на однопроводные кабельно-шестовые линии. Дежурным телефонистам контрольно-телефонных постов часто приходилось дублировать переговоры, а это очень замедляло управление войсками.

Понимая, что технические возможности связи имеют свой предел, генерал Лукьянченко стал постоянно согласовывать со мной выбор населенного пункта, в котором предполагалось развернуть оперативную группу (мы по-прежнему называли ее ВПУ). А однажды мне даже пришлось изменить место развертывания ВПУ. Намеченный для этой цели поселок был полностью разрушен. Уцелела только школа, но она не подошла нам: вблизи не оказалось постоянных линий. Между тем связисты обнаружили, что в 3–4 километрах расположен населенный пункт Химки, через который в нужном направлении проходит местная постоянная линия в одну цепь. К тому же в Химках сохранились почти все постройки.

Отдав необходимые приказания, я выехал в Химки. К приезду командующего связь была подготовлена. Вечером, закончив дела на узле, вышел на улицу. Иду мимо дома, в котором разместился генерал Трофименко. Слышу его голос: «Агафонов, зайдите!» Тут же вспомнил, что допустил промашку – не выставил «маяк» у школы в поселке, где первоначально думали развернуть ВПУ.

– Молодцы ваши связисты, товарищ Агафонов! – добродушно встретил меня командарм. – Подъезжаем к школе – никого. А у стены классная доска, и на ней крупными буквами написано мелом: «Агафонов – Химки». Повернули сюда. Молодцы, молодцы связисты. И работают хорошо, и смекалку имеют.

– Не пойму я вас, товарищ командующий, то ругаете связистов, то хвалите, – слукавил я.

– Эх, батенька! Ругают не того, кто ничего не делает! Того просто снимают. А связисты работают день и ночь! Разве не вижу?

Командарм пригласил меня к карте. Предстояли новые бои, перед связистами вставали новые задачи, и генерал Трофименко с большими подробностями информировал меня о сложившейся на фронте обстановке.